Текст книги "Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения"

Автор книги: Виктор Боков

* * *

 
Голос твой слышу, утренний, свежий,
Ровно в девять, как было обещано,
А за окошком дремлющий, снежный
Лес, и на узенькой тропочке женщина.
 

 
Это не ты! И меня не волнуют
Эти сапожки, пальто из ратина,
Кто-то, наверно, и эту целует.
Пусть! Для меня только ты, Алевтина!
 

 
Тонко колеблется в трубке мембрана.
Техника речь твою бережно пестует.
Так еще все неосознанно – рано.
Все еще спит, а любовь уже действует.
 

 
Сходятся двое на поединок,
Не для убийства, а для возрожденья,
Так у нас все добровольно едино,
Так мне приятны твои возраженья.
 

 
Да, не поеду. Да, буду дома.
Буду работать, вести свои борозды.
Елки от крепкого зимнего рома
Клонят к земле свои белые бороды.
 

 
Солнышко в соснах вспорхнуло жар-птицею,
Встало, пошло над землей, над Памирами.
Милая! Ты мне мой суд и юстиция.
Можешь казнить, но и можешь помиловать!
 

1965

* * *

 
Просыпаюсь – дом мой пуст,
Как пустой карман шинели,
Как большой весенний куст
Отцветающей сирени.
 

 
И постель моя грустна,
И грустны мои морщины,
И грустны мои уста
Одинокостью мужчины.
 

 
Ночью кашель бил и тряс,
Чуть кололо мне под боком,
И позванивал матрац
Колокольчиком далеким.
 

 
Твой платок меня спасал,
Часть тебя, твоей одежды,
Как маяк, он мне бросал
И тепло и свет надежды.
 

 
Ах, скорее бы опять,
Руки в руки, губы в губы,
И прижаться, и молчать,
И тогда не надо шубы!
 

1965

* * *

 
Ты – мой берег, мой крутой,
Мой отлогий, мой ольховый,
Мой малинно-родниковый,
Хмелем весь перевитой.
 

 
Ты – мой лес, где я дышу,
Отдыхаю ежедневно,
Где свои стихи пишу
О тебе, моя царевна!
 

 
Ты мне – поймы и луга
И цветущая гвоздика,
Ты мне – радуга-дуга
И моей души владыка.
 

 
Царствуй! Трон и твой и мой,
Этот сад и эти груши,
Острова, моря и суши,
Все дарю тебе одной!
 

1965

* * *

 
Мы с тобой два белых горностая,
Мех у нас один, в одну красу.
И квартира наша городская
Не в Москве – в большой глухом лесу.
 

 
Нас не узнают, когда в порыве
Говорят с восторгом: – Снежный ком! —
Как не ошибиться – мы впервые
Стали жить в обличии таком.
 

 
Мы не пассажиры, не на полке
Нас уносят вдаль не поезда,
Мы на высоченной старой елке,
А она не едет никуда!
 

 
Наша спальня – дремлющая хвоя,
Наш концерт – березовая тишь.
А в концертном зале только двое:
Слева я, а справа ты сидишь.
 

 
Нам с тобой, родная, так удобно,
Сосны и березы так прямы!
И над нами вьется так свободно
Голубая музыка зимы!
 

1965

* * *

 
Хочу весны, хочу раздолья,
Хочу лугов, хочу травы.
Хочу влетать, как ветер Дона,
В ладони милые твои.
 

 
Хочу далекого заплыва
С тобой, у твоего плеча.
Хочу, чтоб в зеркало залива
Смотрелись мы, как два луча.
 

 
Хочу дороги через поде
В тот тихий лес, где любят нас,
Где белый гриб, под елкой стоя,
Расхвастался: – Я родом князь!
 

 
Хочу твоей большой, спокойной,
Текущей медленно в крови,
Единственно тебя достойной
Неиссякаемой любви!
 

1965

* * *

 
Любовь не покупается,
Она дается богом.
Как странница, скитается
Она по всем дорогам!
 

 
Стучится в окна палочкой:
– Водички мне глоточек!
И где-нибудь на лавочке
Вздремнуть, поспать чуточек!
 

 
Хозяин глянет хмуро,
Чужой красой не бредя:
– Зайди, приляг на шкуру
Убитого медведя!
 

 
И на медвежьей полости,
Раскинув руки сонно,
Уснет Любовь, и в голосе
Прорвутся нотки стона.
 

 
Охотник, житель бора,
Пустил, а сам не знает,
Что рана в сердце скоро
Появится сквозная.
 

 
Он так ее полюбит,
Что про ружье забудет,
И, как за соболями,
Пойдет он за бровями!
 

1965

* * *

 
Я обладаю женщиной. Одной,
Единственной, неповторимой.
Она мне сделалась родной,
Как дым из труб, необходимой!
 

 
О, как я к ней опаздывал, спешил,
Чтобы скорей от горя распрямиться.
Мне говорят, что много я грешил.
Я говорю: не шел на компромиссы!
 

 
Рубил сплеча, когда к моей любви
Корысть примазывалась в жены.
Я не сдавался, черт возьми,
Я вырывался из опасной зоны.
 

 
К свободе шел и пел, как дикий лось,
Что одолел прыжком засаду ловчую.
И надо мною солнце поднялось,
Свою любовь увидел я воочью!
 

1966

* * *

 
Любовь во мне жива. Я счастлив встречами,
Как солнечным хождением по кругу.
О, если бы мы были обеспечены
Пожизненным стремлением друг к другу!
 

 
Высокое я вижу назначение
Моей любви к тебе. Твоя взаимность
Дает мне счастье, и ограничение,
И цельность чувств, и зрелую наивность.
 

 
Любимая! Как надо нам хранить
Тропиночку, что стелется нам под ноги.
И можно ли хоть каплю уронить
Из чаши, что с тобой мы вместе подняли?!
 

 
Ты для меня – единственное солнце
И рядом и на дальной отдаленности.
От пустоты случайных связей сохнут,
А я цвету, я цвет одной влюбленности.
 

 
А я своей густой зеленой кроной,
Которая в озерах отражается,
Единственно к тебе одной притронусь,
И все поет, и все преображается!
 

1966

* * *

 
Гори, разгорайся,
Грозою грози мне, любовь!
Напитки и пытки,
Любовное зелье готовь!
 

 
Я выпью!
Мне мил твой
Спасительный, сладостный яд.
Пожары, пожары кругом…
Это дни нашей жизни горят.
 

 
Пылают озера.
Вода ключевая кипит.
Весь в саже,
Амур, как пожарник,
Не спит.
 

 
– Тушите! – кричит он.
Бьют струи
По крыльям огня.
И странное дело,
Они попадают в меня.
 

1966

* * *

 
Губы от моря твои солоны,
Плечи налиты спокойною силой.
Черные волосы, как соловьи,
Вьют свою песню и музыку милую!
 

 
С кем еще можно тебя мне сравнить?
Строчкой какой осторожно дотронуться?
Главное то, что ты можешь хранить
Женскую скромность, а это достоинство.
 

 
Главное то, что в тебе доброта
Так постоянна, как солнышко на небе,
Не на замках она, не заперта,
Вот она, вся тут, и просится на люди!
 

 
Главное, ты и мила и умна,
Глупости бабьей в тебя не насовано.
Вся ты осмыслена, озарена,
Все в тебе диво и все согласовано!
 

1966

* * *

 
Прекрасный подмосковный мудрый лес!
Лицо лесной реки в зеленой раме.
Там было много сказок и чудес.
Мы их с тобой придумывали сами.
 

 
– Загадывай желания свои,—
К тебе я обратился, – я волшебник! —
И замолчали в чащах соловьи,
И присмирел над Клязьмою ольшаник.
 

 
– Стань лесом для меня! —
И лес растет.
И я не я, а дерево прямое.
– Стань для меня ручьем! —
И он течет
И родниковой влагой корни моет.
 

 
– Стань иволгой!—
И ты в певучий плен
Сдаешься мне в урочище еловом.
– Стань соловьем! —
И серебро колен
Рассыпано по зарослям ольховым.
 

 
– Стань ландышем! – Пожалуйста! – И я,
Простившись и с тобой и со стихами,
Меняю сразу форму бытия
И для тебя в траве благоухаю!
 

 
И тихо говорю тебе: – Нагнись! —
Гляжу в глаза, в которых нет испуга.
Молю кого-то высшего: – Продлись,
Свидание цветка с дыханьем друга!
 

 
Я – лес, я – ландыш, я – ручей, я – клен,
Я – иволга, я – ты в каком-то роде!
Когда по-настоящему влюблен,
Тебе доступно все в родной природе!
 

1966

* * *

 
Почему поет родник,
Ни на миг не умолкая?
Потому что он возник
Для тебя, моя родная.
 

 
Лучше всякого ковша
Две твоих ладони, Лада.
Холодна и хороша
Родниковая прохлада.
 

 
Пей! Живительный глоток
На какое-то мгновенье
Даст тебе телесный ток,
Силу, бодрость, вдохновенье.
 

 
Вот сама ты попила
И меня поугощала
И по полю поплыла
Величаво, величаво.
 

 
Майский полдень поднял ввысь
Жаворонка над простором.
Милая, остановись,
Слушай, как он там раскован.
 

 
Замерли и ты и я —
Нас искусство полонило.
От такого забытья
Ты косынку уронила!
 

1966

* * *

 
Опять продолжаются наши прогулки,
Под нами не снег, а трава и земля,
И мы не в Москве, не в глухом переулке,
У Сетуни, там, где гнездо соловья.
 

 
Где облако белым, седеющим чубом
Чуть солнце прикрыло и бросило тень,
Где ветви листвой прикасаются к чуду
Чуть смуглых твоих оголенных локтей.
 

 
Опять продолжаются наши влюбленья
У тына, где тихо белеют сады,
У речки, которая вдруг замедленья
Меняет на бег белогривой воды.
 

 
Опять я гляжу на тебя и любуюсь
В поющем, щебечущем майском лесу,
И если ты скажешь мне: – Милый, разуюсь!
– Прекрасно! А туфельки я понесу!
 

1966

* * *

 
Скажи мне словечко, обрадуй немного,
Согрей мою душу, покамест жива,
Что б я из молчальника глухонемого
Вдруг стал богатырски богат на слова.
 

 
Чтоб все родники мои дружно забили,
Чтоб все мои радуги встали в полях,
Чтоб все соловьи меня так полюбили,
Чтоб эта любовь засветилась в словах.
 

 
Скажи только слово, какое ты знаешь,
Оно, как в темнице, томится давно.
Пускай, как прекрасная музыка с клавиш,
В порыве сближенья сорвется оно.
 

 
Я любящим сердцем то слово поймаю
И в самом заветном гнезде поселю.
Я цену ему, как и ты, понимаю
И суть его только с тобой разделю!
 

1966

* * *

 
У тебя на губах горчинка.
– Что с тобой?
– У меня морщинка! —
Не расстраивайся, мой друг,
Не такой это тяжкий недуг!
 

 
– Где она?
– Видишь, вот она, слева.
И когда она, подлая, села?
Как же это я недосмотрела,
Неужели когда я спала,
Она молодость отобрала?
 

 
– Успокойся, моя родная,
Я слова молодильные знаю,
Я одно лишь словечко скажу
И лицо твое омоложу.
 

 
Мы морщинку твою поборем
Темным лесом, и Черным морем,
И всесильной волшебной водой,
Будешь ты молодой-молодой!
 

1966

* * *

 
Ты сегодня такая усталая.
Грустный взгляд и померк и поник.
Не решаются даже уста мои
Прикоснуться к тебе хоть на миг.
 

 
Помолчим. Окна очень морозные,
Не надуло бы в спину, смотри.
Третий день холода невозможные,
Даже спрятались снегиря.
 

 
Чем морозу мы не потрафили,
Что разгневало старика?
Как люблю я твою фотографию
С белым кружевом воротника.
 

 
Ты на ней так нежна и доверчива,
Так хрустально чиста и хрупка.
А в глазах твоих – символы вечные:
Море, лебеди и облака!
 

1966

* * *

 
Я ранил тебя, моя белая лебедь,
Печальны, заплаканны очи твои.
Что я виноват – я не прячу, я плачу.
Как сокол подстреленный, сердце в крови.
 

 
Я ранил тебя и себя обоюдно.
Я ранил тебя и себя глубоко.
Поверь, дорогая, мне горько и трудно
И горе мое, как твое, велико.
 

 
Тяжелые, черные думы роятся.
Пока ты в обиде, мне их не избыть.
Чем дружба нежней, тем ее вероятней,
Как тонкую, хрупкую вазу, разбить.
 

 
Я знаю, что дружбы твоей я достоин,
Ты только мне горечь обиды прости,
Иначе и незачем мне по просторам
Стихи и любовь к Алевтине нести!
 

1966

* * *

 
Ревность однажды меня одолела,
Как я себя в этот день ненавидел!
Как мое сердце весь вечер болело
Из-за того, что тебя я обидел!
 

 
Мне показалось, ты с кем-то встречалась,
Губы смеялись устало-помято.
Кто-то украл твою свежесть и алость.
Ты была так предо мной виновата!
 

 
Я тебе высказал предположенье,
Взгляд опуская печально-унылый.
И моментально понес пораженье:
– Нет оснований для ревности, милый!
 

 
Ты не ошибся – весь день я встречалась
С мылом, бельем и корытом стиральным.
Билась одна и одна управлялась
С бытом – несвергнутым бабьим тираном!
 

 
Ревность в себе задушил я слепую,
Сердце во мне просветленно запело.
Ты извини меня, больше не буду,
Я тебе верю, и к черту Отелло!
 

1966

* * *

 
Губы пахнут почкой тополиной —
Так они подснежны и лесны!
Повторимый и неповторимый
Поцелуй мне твой как весть весны.
 

 
Мы стоим под тонкими ветвями,
Как два стройных тополя, прямы.
Нет! У нас с тобою не отняли
Наших чувств глухие дни зимы.
 

 
У причала рыхлый лед синеет,
Мягкой дымкой даль заволокло.
Ты мне говоришь: – Хочу сирени! —
До нее теперь недалеко.
 

 
Под ногами легкое шуршанье,
А над нами гнезда и галдеж.
Я люблю твое непослушанье,
Твой каприз: – Иди! – А ты нейдешь.
 

 
Губы, как ребенок, надуваешь,
Сводишь две упряминки бровей.
Как ты хороша тогда бываешь,
Как прекрасна детскостью своей!
 

1966

* * *

 
На ветвях сирени клювики.
Нам она кричит вдогон:
– Люди! Вы ведь очень любите
Мой сиреневый огонь.
 

 
Зацвету невестой скоро я,
Буду чудо хороша.
Жизнь людей и вся история
На моих глазах прошла.
 

 
Многие меня ломали,
Восклицая: – Ах, сирень! —
Потому что понимали —
Порох есть, но я сильней!
 

 
Постоим, мой друг, чуточек,
Где когтистый этот куст,
Над священной тайной почек,
Над весною наших чувств!
 

1966

* * *

 
– Не надо, не спеши на мне жениться! —
Ты мне сказала, умница моя. —
Ведь это счастье может и разбиться
О грубые уступы бытия.
 

 
Ну, женимся, потянем честно лямку,
Убьем любви высокое чело
И заключим себя в такую рамку,
В которой даже предкам тяжело.
 

 
Давай мы будем два отдельных луга,
Два родника двух солнечных долин.
Пусть лучше нам недостает друг друга,
Чем мы друг другу вдруг надоедим.
 

 
Давай мы будем два сосновых бора,
Стоящих в стороне от всех сует.
Чтоб два больших, серьезных разговора
Сливались в наш один большой дуэт.
 

 
– Давай мы будем! —
Ты сидишь, сияешь,
Как купола старинные в Кремле,
И тихо землянику собираешь
На золотой захвоенной земле.
 

1966

* * *

 
Завидую зиме, ее характеру,
Ее уменью лечь, спокойно спать.
И пусть ее когтями зверь царапает,
Медведь дерет – зиме не привыкать!
 

 
Сон у нее глубок, она не нервная,
Ей не нужны ни мединал, ни бром,
Она себе в своих привычках верная,
Ее подымет только майский гром.
 

 
Но до него, до грома, как до млечности,
Снега лежат, как скатерти, белы,
И нам с тобой они до бесконечности
Московским зимним вечером милы.
 

 
Нагнись и набери снежку в ладони,
Я выбегу вперед, не оглянусь,
И счастлив буду от такой погони,
Ну, попадай в меня, я не боюсь!
 

1966

* * *

 
Иволга моя зеленоверхая,
Жаворонок звонкий, полевой,
Как ты неожиданно приехала,
Властно засияла надо мной!
 

 
– Здравствуй! —
Губы в губы, руки на плечи,
И молчим, и нам не надо слов.
А глаза как две большие каплищи,
Как два дыма двух степных костров.
 

 
Как теперь мне любится и верится,
Пальцы не ласкают – счастье ткут.
Ты со мной – и вся планета вертится,
Звезды в мироздании текут.
 

1966

* * *

 
И я когда-то рухну, как и все,
И опущу хладеющую руку,
И побегут машины вдоль шоссе
Не для меня – для сына и для внука.
 

 
Мой цвет любимый, нежный иван-чай,
Раскрыв свои соцветья в знойный полдень,
Когда его затронут невзначай,
Мои стихи о нем тотчас же вспомнит.
 

 
А ты, моя любовь? Зачем пытать
Таким вопросом любящего друга?!
Ты томик мой возьмешь, начнешь читать
И полю ржи, и всем ромашкам луга.
 

 
А если вдруг слеза скользнет в траву,
Своим огнем земной покров волнуя,
Я не стерплю, я встану, оживу,
И мы опять сольемся в поцелуе!
 

1966

* * *

 
Зима еще в силе
Морозы в запасе.
Поэты о ней
Говорят на Парнасе.
 

 
Рифмуют:
      морозы,
      прогнозы,
      колхозы,
И рифмы, как сестры
Родные, похожи!
 

 
Не весь еще снег
Облака нам раздали.
Снега в феврале
Будут в полном разгаре.
 

 
Сугробами
Наша земля забрюхатит,
Мороз даже в марте
Как надо прихватит.
 

 
Зима еще в силе,
Любовь наша в силе.
Мы именно этого
И просили.
 

 
Не просто:
     сошлись-разошлись —
     и бесследно,
А так, чтобы сердце
Летело победно.
Чтоб нам с тобой
В этом полете открылась
Двусильность,
Двузоркость,
Двунежность,
Двукрылость!
 

1966

* * *

 
Вот и дожили до четверга
Ты и я, как и все горожане.
А за эту неделю снега
Стали глубже и урожайней.
 

 
От больших снегопадов своих
Небо очень и очень устало.
Серый тон во все поры проник,
Небо бледное-бледное стало.
 

 
Невысок у него потолок,
И в оконной моей амбразуре,
Дорогая, который денек
Не хватает лучей и лазури.
 

 
Приезжай! И обитель моя
И засветится, и озарится,
И разбудит, взбодрит соловья
Вдохновляющая жар-птица.
 

1966

* * *

 
Рано утрой тебе позвоню,
В Подмосковье тебя позову.
Выйдем в лес под еловый навес,
В царство снега и птичьих чудес.
 

 
Дятел дерево звонко долбит,
Заяц прыгает в блиндаже.
– Ты, косой, – говорю, – не убит?
– Я-то нет, а братишка – уже!
 

 
И пошел, припустил во весь мах,
Ни лисе, никому не схватить.
Хорошо ему в зимних домах —
Ни за свет, ни за газ не платить!
 

 
Арки снежные над головой
Перекинуты там и тут.
На прогалине снеговой
Снегири красногрудо цветут.
 

1966

* * *

 
Что привезти тебе из Тюмени?!
Что подарить тебе, милая скромница?!
Самую сильную рыбу тайменя?
Или потешную белку-кедровницу?
 

 
Что присмотреть и какую обновку?
Не был пока я в Тюмени, а думаю.
Или достать мне лисицу-огневку,
Или тебе по душе черно-бурая?
 

 
Может, в Тюмени зайти в пимокатную,
Валеночки заказать, как положено?
Чтобы ты, радость моя незакатная,
Белые ноженьки не заморозила!
 

 
Иль привезти тебе хлебца тюменского,
Белого-белого, мягкого-мягкого.
Самого что ни на есть деревенского,
Свежего, дышащего, немятого!
 

 
Все привезу! Когда любишь, то жалуешь
Хлебом и рыбой, стихами, мехами,
Золотом, всеми дарами державными,
Всеми жар-птицами, всем полыханьем!
 

1966

* * *

 
Мои стихи, как белые снега,
Закрыли стол и вдаль распространились.
А я хочу, чтобы они всегда
В твоей душе, любимая, хранились.
 

 
А кто мои стихи? Да это я!
Твой добрый друг, твой соловей певучий,
Твой обнаженный пламень бытия,
Твой Святогор, твой Муромец могучий.
 

 
Закину сошку за ракитов куст,
Уйду к тебе, и в поле будет пусто.
И выпью из твоих целебных уст
Целительной росы большого чувства.
 

 
Любимая! Какой простор в груди!
Ты мне дала его – спасибо, Лада!
Любовью, лаской вдаль меня веди,
Ты у меня одна, а больше мне не надо!
 

1966

* * *

 
Я тебя не хочу обижать,
Луч мой, ласка моя и ручей мой.
Легче смерть мне свою увидать,
Чем однажды твое огорченье.
 

 
Ты сказала, что я укорил.
Боже мой! Я неправильно понят.
Я тебе все свое подарил.
Все во мне от влюбленности стонет.
 

 
Ну, а сердце – ты знаешь сама,
Колотушкой частит деревянной!..
Помоги, помоги мне, зима,
Чуть остыть для любви постоянной!
 

1966

* * *

 
Дорогая, попроси меня,
Чтобы я безотлагательно
Свез тебя в леса лосиные!
– Дорогой мой, обязательно!
 

 
А в глазах живет печалинка,
Очи тихой грустью ранены.
– Мы который раз встречаемся?
– Знают это звезды на небе!
 

 
Знают рощи подмосковные,
Знают Химки и Коломенское,
Знают близкие знакомые
И дома, где мы хоронимся.
 

 
Милая! Я верен клятвенно
Твоему ручью стозвонному,
Так подымем нашу братину
Зелена вина любовного!
 

1966

* * *

 
Многошумно, многолиственно,
Многорадостно в лесу.
Я влюбленно и воинственно
На руках тебя несу!
 

 
Многозвучно, многолучно,
Многощебетно вокруг,
Я тебя, мой луч, мой лучший,
Нет! Не выпущу из рук!
 

1966

* * *

 
Снег на снег, дождь на дождь —
               все повторно,
Все на свете не ново для нас.
В мякоть добрую падают верна,
Это тоже случалось не раз.
 

 
Сколько раз на земле повторялись
Поцелуи, улыбки, цветы…
Как я счастлив, что не потерялась
В человечестве именно ты!
 

1966

Старые бани

 
Старые бани по-черному топятся
В старой деревне, в березовом шуме,
Так вот и ждешь, что пройдет протопопица,
Скажет: – Подай мне воды, Аввакуме!
 

 
Скажет: – Крапивки бы, что ли, пожаловал,
Тело пожечь, постонать телесами…—
Выйдет из бани, большая, державная,
Бедра – жаровней, спина – полосами.
 

 
– Эй, Авакумушка, дай-ка холодненькой,
Пар одолел, мне бы охолонуться,
Да не гляди, не пугай меня, родненький,
Совесть берет, даже страх оглянуться!
 

 
А протопоп – ох, хитрюга и бестия!
В щелку заглянет очами сверкучими.
– Матушка! Полно стыдиться-то, вместе мы,
Мы для себя, как два солнца за тучами.
 

 
Ты уж дозволь мне холстину-простину
Тихо надеть на покатое плечико.
– Ладно уж, ладно, не видишь – я стыну,
Побереги-ка для ночи словечико!
 

 
Звезды в соломенной крыше как голуби,
Только что нет воркования нежного.
Жжет Аввакум свое сердце глаголами,
Веру отстаивает пуще прежнего.
 

 
– Матушка, где мы?
           – В дороге, болезный мой,
В ссылке, в опале проклятого Никона.
– Тяжко мне!
– Милый, идем-то по лезвию,
Веру несем неподкупно великую!
 

1966

* * *

 
Упаду в траву – глаза под небо!
Руки – в золотые клевера.
Это быль, скажи мне, или небыль,
Что меня ты в поле привела?!
 

 
Солнышко веселое смеется,
Прячется за облако: – Найди! —
Рядом что-то затаенно бьется —
Это сердце у тебя в груди!
 

 
Ровное глубокое дыханье,
Ровный пульс, уверенность в крови.
Жаворонок нам с тобой стихами
Громко объясняется в любви.
 

 
Ты жуешь зеленую травинку,
Нежно-нежно за руку берешь.
– Милый, перейдем на ту равнинку,
Слева там ромашки, справа рожь!
 

1966

* * *

 
На каждую встречу
Иду как на первую,
Пою про нее
Свою песню напевную.
 

 
А сердце мое
На качелях качается,
Когда с высотою
Твоею встречается.
 

 
Мы нашу любовь
Начинали не розами,—
Костром в перелеске,
Прогулкой у озими,
У нашей старинной
Кормилицы-матушки…
Природа сегодня
Смеется по-мартовски.
 

 
Лед падает с крыш,
Как хрусталь,
Разбивается.
Что стало законом природы —
Сбывается.
 

 
Грачи-горлодеры
Орут, как блаженные,
Садятся на гнезда,
Идут на сближение!
 

 
Спешу я к тебе
И, как юноша, радуюсь.
И вижу, что в мире
Все делится надвое
И этим делением
Объединяется.
А лед все летит,
Все сильней разбивается,
А в рощах березовых
Соки весенние
Уж празднуют день
Своего вознесения.
 

1966

* * *

 
Ночевало колечко
На мизинце на левом.
Так я сам захотел,
Ты мне так повелела!
 

 
Золотое колечко
Светилось, сияло.
Чье оно – понимало!
Потому и сияло.
 

 
До утра на руке моей
Нежилось, грелось.
И от этого мне
Удивительно пелось!
 

1966

* * *

 
Долина Балатона вся в тумане,
Земля спокойно спать легла.
Таинственными, влажными губами
Касается лица ночная мгла.
 

 
Не ты ли это? Мне воображенье
Тебя рисует, твой знакомый взгляд.
А в воздухе весеннее броженье,
И ветви виноградные не спят.
 

 
Земля зовет: – Копни меня лопатой
И взбудоражь мою земную грудь,
Приди ко мне, мой друг, эксплуататор,
Вино, зерно и золото добудь!
 

 
В уютной чарде скрипки и цимбалы,
Живой огонь свечей, лихой чардаш.
Оставила Москву, пришла бы
И села к нам за стол веселый наш.
 

 
Ты не придешь. Печально плачет скрипка,
И мне смертельно хочется домой.
А сердце так тоскует неусыпно
И встречи ждет единственно с тобой.
 

1966

* * *

 
Празднество моим очам —
Личико твое овальное.
Нежно льну к твоим плечам:
Сядем, что ль, за пированне?
 

 
Стол накрыт для двух персон,
Наливай вина немедленно!
Неужели это сон,
Что любовь не поколеблена?!
 

 
Неужели это явь —
Рядом ты, моя прославленная?
Я к тебе согласен вплавь
Через олово расплавленное!
 

 
Через снежные хребты,
Через все пустыни знойные!
Для меня лишь только ты
Зона нежная, озоновая.
 

 
Заповедный мой Ильмень,
С птицей вольною, неловленой,
Заповедный мой олень,
Только солнышком целованный.
 

1966