Текст книги "Череп императора"

Автор книги: Виктор Банев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

11

Все вставало на свои места. Мне словно дали в руки ключ, и этот ключ с первого раза подошел к замку. Брайан левша. Левша, мать его! Нет, что ни говори, а Осокин молодец. Хоть и болеет всякими неприличными болезнями, но башка у парня работает что надо.

Дебби с ногами забралась на диван и пила третий кофейник кофе подряд, а я курил и лихорадочно соображал. За какой конец этой истории я ни брался, он тут же оказывался не отдельным фрагментом, а частью стройной картины и получал свое, строго логичное объяснение.

Я вспомнил, как в пикете милиции на «Сенной» Брайан говорил капитану, что, когда погас свет, я, как ему показалось, вдруг неожиданно начал перемещаться. Тогда, помнится, я решил, что ничего страшного – парень просто ошибся. Зато побуждения были у него – самые лучшие и честные. Теперь этот эпизод приобретал совершенно иной смысл.

Похоже, что уже тогда, всего через час после убийства, он стремился бросить подозрение на как можно большее количество окружающих. На Дебби оно вряд ли упало бы, Мартин со своими окровавленными джинсами и сам подставился – хуже некуда. Так что Брайан не придумал ничего лучше, чем предложить капитану в качестве жертвы меня. Мерзавец расчетливый…

Да, с Мартином, кстати, получилось как-то неловко. Я ведь в принципе и подозревал-то его только потому, что в ту минуту, когда зажегся свет, первое, что увидел, были его окровавленные джинсы. Ну и, конечно, человек он – мягко говоря, странноватый. Манера одеваться во все черное, тяжелый подбородок, увлечения эти оккультные. А вот Брайан…

Я вытащил из пачки новую сигарету, прикурил и задумался. Тогда, в понедельник, в туннеле Брайан стоял прямо рядом со мной. Шон с капитаном справа, Мартин слева, а мы втроем – я, Дебби, Брайан – стояли, помнится, в центре. И именно Брайан находился ближе всех к щитку, на котором висел топор. Мартин – как я не подумал об этом сразу? – должен был в абсолютной тьме обойти всех нас, причем так обойти, чтобы никого не задеть, и лишь после этого он мог взяться за топор. Брайану же нужно было всего-навсего сделать шаг и протянуть руку. А затем развернуться и по самую рукоятку всадить лезвие в череп Шона.

Я покосился на Дебби. Она молча прихлебывала кофе из чашечки и смотрела за окно, где великий город, северная столица и северная же Венеция, медленно, но верно тонул в потоках низвергавшегося с небес дождя. Надо же, всего один маленький фактик – и вся эта история оказалась простой, как задачка для младших классов.

– Ты вообще ничего не помнишь из вчерашнего? – спросила она, не отрывая глаз от окна.

– Ну как… Кое-что помню. Как мы с тобой наперегонки пили, помню прекрасно.

– Ты, кстати, проиграл… Но я не к тому. Ты помнишь, что в час дня у нас встреча с парнями? С Брайаном и Мартином?

– Как это я проиграл? Как это? Я как раз выиграл! Только я как джентльмен не хочу тебе об этом напоминать. А где у нас встреча?

– Э-эх! И после этого у тебя хватает совести заикаться насчет выигрыша? Стогов, Стогов!.. Ты же сам вчера договаривался встретиться с ними в каком-то кафе на Литейном.

На Литейном? Я попытался вспомнить, какого черта мне понадобилось встречаться с ирландцами именно на Литейном, но, как ни прикидывал, никаких соображений так и не появилось. Спросить об этом у Дебби я не рискнул и лишь молча пошел одеваться.

Кафе «На Литейном» было дешевой забегаловкой, и то, что ирландцы сумели его самостоятельно отыскать, меня, не скрою, порядком удивило. Когда мы вошли, они уже сидели за столиком. Выглядели парни хотя и вряд ли хуже, чем я, но тоже неважно. Я заказал сто граммов «Хванчкары» для Дебби и кружку пива для себя.

– Как по-русски будет hangover? ^[20]– глядя на меня печальными глазами, спросил Мартин.

– Бодун, – сказал я, отхлебнув из кружки.

– Очень легко запомнить, – сказал Брайан. – Слышишь, у тебя в голове что-то стучит – «бо-дун-н», «бо-дун-н»? Вот это и есть hangover по-русски.

– Давно сидите?

– Минут десять.

– Ты, говорят, вчера упал? В лужу…

– Я?! Злобные инсинуации! Я был тверд на ногах, как скала!

– Черт бы вас всех побрал, – сказал Мартин, – со всеми вашими вчерашними конкурсами. Придумали тоже – пить наперегонки! Теперь вот мучаемся все вчетвером. Если я помру в этом сыром городе, что скажет мой редактор?

– Лично я чувствую себя абсолютно нормально, – пожала плечами Дебби.

Парни с завистью на нее посмотрели и опять склонились над кружками.

– Может, выпьем граммов по пятьдесят водки? – предложил я. – Сразу полегчает.

– А что – тоже мысль! – оживился Брайан.

Я непроизвольно отметил про себя, что кружку он действительно держит левой рукой. После того как он занял место основного подозреваемого, мне отчего-то было неприятно с ним разговаривать. Зато похмельный, опухший Мартин, наоборот, вызывал живое сочувствие.

– Ну так что? – спросил я. – Заказывать?

– Хватит вам пить, ковбои, – сказала Дебби, допивая «Хванчкару». – Все равно не умеете. Выпили вчера по грамму, и все утро стонете, как умирающие. Вы бы, guys, видели Стогова сегодня с утра.

– Я что – плохо выглядел? – спросил я.

– Ты никак не выглядел… Такое впечатление, будто тебя вообще в тот момент не было в комнате.

– Вы хоть переспали? – безразличным голосом поинтересовался Брайан.

– Ага! Как же! Дождешься от этого алкоголика!

– А я люблю делать секс с утра, – сказал Мартин. – Очень помогает от похмелья.

– Научи этому Стогова, – хмыкнула Дебби, – а то он умрет от алкогольного отравления, так и не изведав этого удовольствия.

– Какие планы на сегодня? – сказал я, чтобы сменить тему.

– Ты что, забыл? Мы же вчера договаривались! – удивился Брайан.

– О чем?

– Как о чем?! Как о чем?! Ты же сам сказал, что где-то здесь, на Литейном, есть тату-салон, где собираются петербургские радикалы.

– Ах, об этом!..

Я сделал вид, что о тату-салоне, разумеется, помнил, но уж никак не мог подумать, что им, ирландцам, это будет настолько интересно. Салон татуировок неподалеку от Литейного действительно имелся, но сказать, что там собираются петербургские радикалы?.. Напился я вчера, похоже, действительно здорово.

– Это далеко отсюда? Такси ловить будем? – спросил, допивая пиво, Брайан.

– Да нет, это рядом. Дойдем пешком.

Я тоже допил пиво и отметил, что голова стала болеть значительно меньше. Зря все-таки они отказались от водки. Сняло бы как рукой.

– Там хорошие мастера-татуировщики? – спросил Брайан, когда мы вышли на улицу и закурили.

– Не знаю. Никогда не видел их за работой. А что?

– Да вот думаю татуировочку себе сделать, – улыбнулся он. – Маленькую. Где-нибудь на спине, чтобы не бросалась в глаза. А то через два дня уезжаем – пусть хоть какая-то память останется.

«Ничего, – хмыкнул я про себя. – Если мои подозрения подтвердятся, я позабочусь, чтобы никуда дальше Колпинской зоны ты, братец мой, не уехал».

Тату-салон, который, как неожиданно выяснилось, я обещал показать ирландцам, назывался «Тарантул». Вообще-то официально заведение именовалось «Салон красоты „Nola“», а «Тарантулу» в этом салоне принадлежала небольшая каморка в дальнем от входа конце зала. Насколько я знал, хозяева «Nola» хотели создать своему заведению репутацию действительно универсального центра красоты. Здесь заплетали тугие африканские косички, делали точечный массаж, омолаживали кожу лица и могли – буде на то желание – даже вживить вам в ногти настоящий жемчуг. Никак не обойтись тут было и без мастеров-татуировщиков, однако они совершенно вразрез с общей политикой салона очень скоро превратили свой «Тарантул» в место встречи различных сомнительной платежеспособности типов, вечно пахнущих пивом и обильно увешанных сережками.

Когда мы открыли дверь «Тарантула», то первое, что я увидел, – это угол, сплошь заставленный пивными бутылками. Мы огляделись… Раковина, кушетка, много зеркал. На стенах – плакаты с пугающими узорами, которые, только попросите, – тут же будут перенесены на ваше тело. Стоявший на столике магнитофон оглашал окрестности чем-то рычащим и агрессивным. Впрочем, несмотря на явную радикальность заведения, в «Тарантуле» было довольно чисто.

– Слушаю, – неласково сказал один из двух сидевших здесь же мастеров, обводя нас мутными, похмельными глазами. Он, очевидно, давно работал на выбранном поприще: его руки, чуть прикрытые рукавами футболки, были растатуированы до самых ногтей. О мелочах вроде пары-тройки сережек, вдетых в брови и ноздри, можно было даже не упоминать.

– Мой приятель хотел бы сделать себе татуировку, – сказал я. – Маленькую. На память.

– Который приятель? – все так же хмуро поинтересовался он. Судя по запаху, его вчерашнее времяпрепровождение если и отличалось от моего, то не сильно.

– Я, – шагнул вперед Брайан. Мартин и Дебби, выворачивая шеи, принялись разглядывать висящие на стенах плакаты.

– На память так на память, – кивнул мастер. – Садись, выберем тебе узор. Пожелания имеются?

Брайан с мастером зарылись в ворохе каталогов. Брайан пытался на пальцах объяснить, что именно он хотел бы увидеть на своей коже. Мастер сыпал названиями модных тату-стилей.

– Я тебе говорю, – горячился он. – Выбери «трайбл». Самый клевый стиль сезона. Что я тебе – врать, что ли, буду?

– Ладно, – сдался наконец Брайан, – «трайбл» так «трайбл». Что хоть это такое?

– Русские народные сказки читал? Помнишь, как там украшены заглавные буквы? Всякие там лилии, летящие птицы, львы в пол-оборота… И все плавно друг в друга перетекает.

– А-а! – сообразил Брайан. – Знаю, знаю! У нас в Ирландии такие узоры называются «кельт».

– Ты из Ирландии? – поднял брови мастер. – То-то я смотрю, акцент у тебя! Что ж сразу-то не сказал, что из Ирландии? Ирландцев я люблю. Никогда, правда, не видел живых, но люблю. Тебя как зовут? А меня Володя. Я тебе, Брайан, скидку дам. Дискаунт. Обычно за тату площадью с сигаретную пачку я беру сто пятьдесят баксов. С тебя возьму сто двадцать. Идет?

– Идет, – сказал Брайан, расстегивая рубашку.

Грудь у него оказалась неожиданно волосатой, и Дебби даже склонила голову набок, залюбовавшись. Брайан лег животом на кушетку и обреченно вздохнул.

– Сюда колем? – уточнил татуировщик Володя, тыкая пальцем чуть пониже лопатки.

– Сюда, – кивнул Брайан.

Минут десять Володя ручкой выводил узоры прямо на коже, а мы все затаив дыхание наблюдали за ним. Потом наблюдать надоело. Мартин сел в кресло и принялся листать глянцевый журнальчик. Мы с Дебби углубились в изучение приклеенных скотчем к стене объявлений. Напарник Володи, сидевший в углу, по-прежнему молчал.

Закончив свои живописные экзерсисы, Володя достал из шкафчика несколько тюбиков краски, натянул резиновые перчатки и включил татуировальный агрегат, который неприятно напоминал бормашину и так же мерзко жужжал. «Не больно?» – иногда интересовался Володя. «Все оʼкей», – хмыкал Брайан.

Объявления, развешенные по стенам, сообщали в основном о концертах в дешевых клубах и акциях андеграундных художников. Некоторые показались мне весьма любопытными. В клубе «Werwolf» вчера, оказывается, проходило байкерское шоу. В клубе «Рейхстаг» – концерт экстремальной музыки «Черная месса». А в заведении «Рыло на боку» (надо же – есть, оказывается, в городе и такое) – акция под интригующим названием «Глухонемые за легализацию марихуаны» с участием настоящего театра глухонемых.

Дебби, изучавшая флаеры рядом со мной, оторвалась от чтения и спросила:

– Володя, извините, а вы коммунист?

– Я? – удивился он. – Нет. С чего ты взяла?

– Я смотрю, у вас на стене висит большой плакат с серпом и молотом.

– Ах этот. – Володя, не оборачиваясь, махнул рукой. – Не обращай внимания. Это студенческая эмблема.

– В каком смысле студенческая?

– Нас в этом салоне трое работают: я, Стас (жест в сторону неразговорчивого напарника) и еще один парень. Он студент. А серп и молот означают «Коси и забивай». В смысле «коси» лекции и «забивай» на учебу.

Судя по всему, Дебби ни слова не поняла из этого объяснения, однако решила не переспрашивать.

– Ты, кстати, не желаешь тоже наколочку сделать? – улыбнулся ей Володя, обнажив отсутствие переднего зуба. – Тебе, подруга, вообще за полцены сделаю.

– Я? – удивилась Дебби. – Нет уж. Спасибо.

– А что – это модно. И мужикам нравится.

– В России мужчинам очень трудно понравиться, – сказала Дебби, метнув взгляд в мою сторону. Я не обращал внимания и продолжал читать объявления.

– А пирсинг? – не отставал парень. – В смысле – вставить сережку в пупок или в сосок?

– Вы знаете, мне мое тело нравится и таким, какое есть.

– Да-а, хорошее тело… – задумчиво протянул Володя. Помолчав всего минуту, он решил зайти с другого конца. – Знаешь, подруга, я придумал – давай сделаем тебе «скарп». Уж от этого-то ты не откажешься.

– Господи! – вздохнула Дебби. – Это-то что такое?

– Ты не знаешь, что такое «скарп»? Это нанесение искусственных шрамов. Как будто тебя пытались зарезать. Представляешь, как это заводит в постели?

– А силиконовый имплантант в пенис у вас тут не ставят? – поинтересовалась Дебби. Она, когда хотела, умела выглядеть настоящей стервой. Взглянув на нее, Володя увял.

Минут двадцать пожужжав машинкой, он выключил ее, снял перчатки и закурил.

– Стасик, – позвал он так ни слова еще и не сказавшего напарника, – контур я набил, а заштриховывать тебе. Я не успеваю. Мне сегодня еще дело важное нужно сделать.

Лежавший на кушетке Брайан с сомнением посмотрел на серое лицо Стаса, его дрожащие руки и похмельные глаза и явно заволновался.

– Не бойся, – перехватил его взгляд Володя. – Стас – мастер что надо. Выпил вчера немного, но это для работы не важно. И к тому же тебе ведь только заштриховать осталось. Здесь большого мастерства не требуется.

– Может, сделаешь сам? – наконец подал голос Стас.

– Не могу, – отрезал он. – Бежать нужно. За мной мужик приехать обещал. На белом «БМВ-Зет», представляешь?

– Ладно врать-то, – продолжал хныкать Стас. – Нужен ты мужику с белым «БМВ», как же! Такие мужики наколки себе не делают.

– Говорю же, приедет мужик! Сам увидишь. А наколку нужно не ему делать, а его собаке.

– Собаке? Что ты мелешь?

– Ну да, собаке. Этот мужик купил себе какую-то охрененно дорогую собаку. Породу не знаю, но дорогую. Пока собака была маленькая – она вся была черная. А как подросла, у нее вокруг глаза шерсть побелела. Вроде как пятно появилось. А с пятнами на выставки не берут – врубаешься? Такая собака стоит несколько тысяч баксов, так что мужику проще заплатить мне триста, чтобы я закрасил собаке это пятно, чем завести новую.

Дебби с Мартином переглянулись. Европейцев такие трюки, наверное, должны были шокировать.

– Вы действительно будете татуировать собаку? – подал голос Брайан.

– А что такого-то? Мне бы платили – я бы и носорога наколол.

– Теми же иголками, что и людей?

– Нет-нет, – успокоил его татуировщик. – За это ты не переживай. Со стерильностью у нас все строго. – Видишь – я даже в одноразовых перчатках работаю.

Володя попрощался и ушел. Стас занял его место, и через полчаса татуировка была готова. Брайан поднялся с кушетки и бросился к зеркалу. На его спине, под лопаткой, сплетаясь телами, расположились лев, хвост которого плавно перетекал в букет цветов, и птица Гамаюн.

– Shit! – вполголоса ругался он. – Ничего не видно. Дебби, посмотри хоть ты – как там? Заштриховано ровно?

Дебби успокоила его – узор получился классный, ровно заштрихованный и очень яркий. Мне он тоже понравился. Брайан заплатил положенные сто двадцать долларов, и Стас предупредил его, что первую неделю тату нельзя тереть мочалкой и лучше почаще смазывать кремом.

– Ребята в Корке подохнут от зависти, – бубнил Брайан, натягивая рубашку. – Теперь я настоящий «новый левый». В России побывал, татуировкой обзавелся…

– Что такое «новый левый»? – спросил я.

– Не знаю, как это будет по-русски, – задумался Брайан. – «Новые левые» – это политическое течение. Что-то вроде ваших анархистов двадцатых годов.

Я непроизвольно усмехнулся.

– Чего ты смеешься?

– Не обращай внимания. Просто обычно в наших фильмах анархистов изображают в виде пьяных матросов в бескозырках набекрень, которые насвистывают «Цыпленок жареный…»

– В вашей стране настоящую революцию предали, – ни с того ни с сего обиделся Брайан. – Ваша партийная бюрократия не знает, что такое настоящий Маркс и настоящий Ленин. Но эта философия жива. В Европе действуют сотни леворадикальных организаций, бойцы до сих пор сражаются за их идеи. Ты что-нибудь слышал о немецкой «Ячейке Красной Армии»? А о французских «Львах Мао»? То-то и оно! В 68-м году в Париже «Львы» вывели на улицы сотни тысяч студентов, готовых умереть за свою революцию!

– Знаешь что, «новый левый», – сказала, не давая ему окончательно разойтись, Дебби, – я тут почитала флаеры и вычитала, что сегодня в каком-то дискассинг-клабе «Dark Side» будет акция, которая называется «Анархо-елка». Может, тебе будет интересно?

– Что такое «анархо-елка»? – спросил у меня Брайан.

– Понятия не имею. «Елками» называются новогодние представления для детей. Об «анархо-елках» слышу впервые. Наверное, это что-нибудь вроде новогоднего праздника для анархистов. Хотя какой сейчас Новый год?

– А во сколько там начало?

– Здесь написано – в пять, – сказала Дебби.

– Хм, – задумался Брайан. – В принципе, это может быть действительно интересно. Мартин, ты не занят сегодня вечером? А ты, Илья?

– Мне все равно. В любом случае вас придется куда-нибудь вести – почему бы не на елку? Только давайте уже пойдем отсюда и выпьем еще по паре пива. Башка трещит.

– Значит, договорились… – обрадовался Брайан. – Давно мечтал посмотреть на русских радикалов. Понимаешь ли, Илья, я левша и люблю все левацкое, все левое. Особенно ультралевое. Наверное, я ультралевша. Правда, смешно?

Смешно? При упоминании о левшах перед глазами у меня почти непроизвольно всплыл окровавленный затылок Шона с торчащим из него топором. С торчащим с ПРАВОЙ стороны топором.

– А ты действительно левша? – сказал я, глядя Брайану прямо в лицо.

– Действительно, – сказал он.

– Как интересно… Ты ведь единственный левша во всей нашей компании, да?

– Вообще-то да, – сказал Брайан. – А что?

Мы смотрели друг на друга и молчали. Улыбка медленно сползала с его лица.

– А почему ты об этом спрашиваешь?

– Да так…

Брайан смотрел мне в глаза. Я смотрел на него. «Интересно, – подумал я, – он догадывается, что я заметил, с какой именно стороны топор был всажен в череп Шона?»

Некоторое время мы молчали, а затем Брайан бросил на пол докуренную сигарету, медленно раздавил ее каблуком и сказал:

– Знаешь что, Илья. Не здесь же нам обо всем этом говорить, правда? Пойдем в этот fucking клуб «Dark Side», там и поболтаем.

Он выждал мгновение и добавил с многозначительной усмешкой:

– Поподробнее…

12

Сначала мы выпили бутылку грузинского вина. Ирландцам понравилось. «Хорошее вино, – сказали они. – У нас в стране такого нет». Потом было пиво – то ли по две, то ли по три кружки на человека. Под конец, так и не уговорив их поддержать начинание, я все-таки выпил сто граммов водки в маленькой разливочной неподалеку от Русского музея. В общем, когда в полпятого мы подъехали к клубу «Dark Side», голова уже не болела, а настроение заметно улучшилось.

Таксист искал указанный в афише клуба адрес так долго, что у меня уже начали появляться сомнения: а хватит ли денег с ним расплатиться? Дискуссионный клуб «Dark Side» оказался обычным подвалом с обитыми жестью дверями, расположенным в обычной купчинской девятиэтажке. На дверях клуба висел плакат с улыбчивым карапузом и надписью «Может быть, завтра он тебя убьет!».

Перед входом стояли несколько длинноволосых типов в кожаных куртках.

– Не в курсе, где здесь «анархо-елка»? – спросил я у них, когда мы выбрались из машины.

– В курсе, – процедил один. Высокий, с сальными черными волосами и давно не брившийся.

– И где же?

– А вот прямо здесь, – кивнул он на двери клуба.

– Можно пройти?

– Вы по приглашению или как?

– Или как, – сказал я.

– На заседания Дискуссионного клуба вход только по приглашениям, – отрезал тип и явно потерял к нам всякий интерес. Сам он стоял под козырьком, а мы мокли под дождем. «Удивительно радушный прием», – подумал я.

– Прессе тоже необходимы приглашения? – попробовал я зайти с другого конца. – Или вы все-таки не хотите, чтобы завтра всю вашу тусовку прикрыли как общественно опасное заведение?

– Это ты, что ли, пресса?

– Просто чудесная проницательность!

Тип оценивающе посмотрел на нас. На опухшие лица парней. На мой заляпанный грязью плащ. Задержался взглядом на задорно торчащем бюсте Дебби.

– Пресса, говоришь? – хмыкнул он. В его голосе явно слышалась издевка. – Чем докажешь?

Упражняться в остроумии, стоя под проливным дождем, не хотелось, и я просто протянул ему свое удостоверение. Парень повертел его в руках и снова посмотрел на меня. Очевидно, такая концентрация круглых печатей на квадратный сантиметр площади все-таки произвела на него впечатление.

– Собираетесь писать о нашем заседании?

– А можно, прежде чем ответить, я все-таки войду внутрь и посмотрю, о чем вообще здесь можно написать?

– Можно, конечно… Это с вами? – кивнул он на ирландцев. То, что он перешел на «вы», радовало.

– Это мои коллеги из Ирландии. Очень, знаете ли, интересуются петербургскими радикальными организациями.

– Из Ирландии? Это хорошо, – заулыбался парень. – Из Ирландии – это здорово. Будете о нас писать?

– Возможно, – пожал плечами Брайан.

– Зарубежные публикации – это отлично. Это то, что нам нужно! Проходите, пожалуйста. Я провожу.

Парень гостеприимно распахнул двери, и мы наконец прошли внутрь.

– Здесь у нас Доска почета, – объяснял он, театрально взмахивая рукой. – Мемориал, так сказать, бойцов революции всех времен. Здесь – чилл-аут. Очень, кстати, красиво расписанный, я потом покажу. Там дальше по коридору туалеты и небольшой магазинчик. Торгуем книжками, кассетами, есть очень интересные. Антисемитские работы Карла Маркса, «Тактика партизанской борьбы в северных широтах». Не интересуетесь? Много книг об испанской революции…

Клуб «Dark Side» при ближайшем рассмотрении оказался совсем крошечным и удивительно чумазым. Низкие потолки, стены из рыжего кирпича, в дальнем от входа углу зала – небольшая сцена с парой динамиков. Графити на стенах были довольно остроумны: «Жизнь – это болезнь, передаваемая половым путем», «Посетите СССР, пока СССР не посетил вас!» – и даже такая: «Благодарим Бога за окончательное доказательство несуществования Жана-Поля Сартра». Надо же, какие образованные, оказывается, в моем городе радикалы. Над сценой был натянут плакат «Хорошо смеется тот, кто стреляет первым!».

– Гардероба у нас нет, так что раздеться не предлагаю. Проходите вот сюда. Садитесь. Пива хотите? Леха! Принеси четыре пива, – крикнул он кому-то в глубине зала.

Столы в зале были липкие и ободранные. За некоторыми сидели небритые типы в кожаных кепках и девицы с фиолетовыми волосами, но большинство столиков было не занято. В воздухе ощутимо витал сладковатый запах анаши. Красные транспаранты, стены красного кирпича, краснорожие завсегдатаи. Все это вместе смотрелось очень художественно, почти как в кино. Наверное, в таком месте следовало пить не пиво, а терпкое красное вино.

– Вообще-то начало у нас в пять, так что большинство участников сегодняшней дискуссии еще на подходе, – тараторил парень. – Пока мы не начали, я могу вам рассказать, что у нас сегодня будет происходить. Хотите?

– Хотим, – кивнул Брайан.

– «Dark Side» – это Дискуссионный клуб петербургских молодежных организаций. В основном левацкой направленности. Здесь у нас проводятся «круглые столы», посвященные насущным проблемам сегодняшней политической жизни. Обсуждаем ситуацию, изучаем труды классиков, делимся идеями, приглашаем интересных людей…

– А танцы у вас тут бывают? – спросила Дебби.

– Бывают, – поморщился парень, – но не каждый вечер. И только после заседаний. Вообще-то у нас не коммерческий клуб, так что и музыка играет тоже не коммерческая. Если кто и выступает, то разные экстремальные группы. На прошлой неделе у нас играли парни из группы «Шесть Мертвых Енотов», слышали, наверное?

– Нет, – пожала плечами Дебби. – Не слышали.

– Ну, не важно. Иногда вместо танцев у нас проводятся чтения революционной поэзии или выставки радикальных художников.

– А много вообще в Петербурге ультралевых партий? – наконец встрял в разговор Брайан.

– Много, – убежденно кивнул головой тип, – около десяти. Есть анархисты, троцкисты, национал-большевики, просто большевики, неомарксисты, маоисты, скинхеды…

– Скинхеды – это ультраправые, – удивился Брайан.

– Это в Ирландии они, может быть, ультраправые, а у нас – ультралевые.

– Но это же профашистская организация! Антиреволюционная, антигомосексуальная и антисемитская!

– Ничего подобного. У нас в клубе скинхеды выступали с изложением своей программы сразу после парней из радикальной иудейской организации «Кох». И ничего – не подрались.

– «Кох» – это тоже ультраправая организация, – не сдавался Брайан, – сионистская и нетерпимая к оппонентам. Они, насколько я знаю, выступают за теократию и все в таком роде.

– Я не знаю, что такое эта твоя «теократия», но в петербургском отделении «Коха» состоят нормальные леваки. По-моему, для них главное не иудаизм, а навешать кому-нибудь по ушам и поколотить витрины. Остальное не важно.

– Настолько не важно, что они готовы состоять в одном клубе с фашистами-скинхедами?

– Ага. И со скинхедами, и с бойцами из «Фронта Сексуального Освобождения Человечества». С кем угодно. Мы здесь все заняты одним и тем же делом – боремся с Системой…

– Извините, а что будет происходить в вашем клубе сегодня? – спросил я. Погрязнуть в выяснении нюансов шизофренической жизни петербургских радикалов мне не хотелось.

– Сегодня у нас «анархо-елка». Наши активисты устраивают новогодний праздник.

– До Нового года еще три месяца.

– Это не важно. Настоящие революционеры никогда не обращают внимания на такие условности. Что такое время? Это то, что мы о нем думаем. Если мы решим отмечать Новый год осенью – кто может нам помешать?

– Действительно, – согласился я, – почему бы не отметить Новый год осенью? И какова же программа?

– Сегодня будут три доклада: «Региональный сепаратизм как веление времени», «Голливудский кинематограф как средство воспитания бойца революции» и отчетный доклад петербургского отделения ЕБЛО.

– Петербургского отделения чего? – не понял я.

– ЕБЛО, – улыбнулся парень.

– Используете непечатную лексику как средство эпатажа масс?

– Нет. «ЕБЛО» значит «Единый Блок Левой Оппозиции», – объяснил парень. – Это объединение, состоящее из нескольких небольших радикальных партий.

– Что это слово означает по-русски? – спросил Брайан, с открытым ртом ловивший каждое слово патлатого экскурсовода.

– Это ругательство. Непереводимая игра слов.

– Да-да, – закивал парень. – Непереводимая игра… Хотя есть и переводимые. Неделю назад у нас выступали девушки из ассоциации ФАК.

– Феминистки? – буркнула Дебби.

– Воинствующие нимфоманки? – заинтересовался Мартин.

– Ни то ни другое. ФАК означает «Федерация Анархисток Купчина». Это девушки леворадикальных взглядов, ведущие классовую борьбу в южных районах Петербурга. Есть еще художественное объединение «За Анонимное И Бесплатное Искусство». Сокращайте сами.

– Да-а, – вздохнул я. – Ну и названьица у ваших организаций.

– Почему только у наших? Вы знаете, что в Москве официально действует общественное объединение под названием «Факел и Щит»? Это какие-то ветераны то ли МВД, то ли ГРУ.

– Fucked and Shit? – переспросил Брайан. – Классное название. Нужно записать. А что это значит по-русски?

Они с патлатым типом пустились в обсуждение каких-то только им понятных деталей программ местных радикальных группировок, а я откинулся на спинку стула, закурил и огляделся. Зал постепенно заполнялся. Публика была сплошь в кожаных куртках, разношенных армейских ботинках и черных нашейных платках. Встречая знакомых, завсегдатаи шумно целовались. Некоторые были довольно здорово пьяны. Наша компания на общем фоне смотрелась странновато.

От нечего делать я взял лежащий на столе потрепанный журнальчик и перелистнул пару страниц. Прямо на первой полосе была помещена картинка, изображающая повещенную на крюке от люстры грудастую блондинку в камуфляжной куртке и с «Калашниковым» через плечо. Картинка иллюстрировала стихотворение «Смерть партизанки»:

…Я вчера потеряла значок с изображением Председателя Мао.

Смогу ли дожить до утра – или должна умереть за оплошность?

Нет мне прощения, товарищ не даст мне пощады!..

– Извините, – прервал я устроителя акции, что-то объяснявшего Брайану насчет Че Гевары и предательства революции. – Вы говорили, у вас здесь можно купить пива?

Он, не оборачиваясь, гаркнул: «Леха! Твою мать! Сколько можно ждать пиво?!» – и опять забубнил о своем. Через пару минут появился Леха с подносом, уставленным бутылками. У немолодого уже Лехи была седоватая бородка а-ля Троцкий, дырявая в нескольких местах тельняшка и здоровенный значок с крупной надписью «Хочешь ох…еть? Спроси меня как!».

Пиво у анархистов было теплое и довольно мерзкое. Пить его пришлось прямо из горлышка – стаканы в «Dark Side», очевидно, не признавались в принципе. Мартин с Дебби морщились после каждого глотка. Невооруженным глазом было видно, что они жалеют о том, что поперлись на «анархо-елку». Зато Брайан был сам не свой от счастья.

– Сел на своего конька, – кивнула в его сторону Дебби. – Ирландская Республиканская Армия, теория и практика революционной борьбы, «Yankee go home»… Теперь его отсюда за уши не вытащишь.

– Зря мы сюда поехали… – поддержал ее Мартин. – Могли бы сходить еще раз в ту галерею, где гадают на Таро. В прошлый раз я познакомился там с одним молодым человеком, который обещал рассказать мне о кружке настоящих сатанистов. У них есть даже собственный адрес в Интернете…

– Оба вы надоели, – тяжко вздохнула Дебби. – И ты, и Брайан. Один со своими анархистами, другой – с сатанистами… Что у вас за интересы?

– Ага, – кивнул Мартин. – Это, значит, у нас с Брайаном ненормальные интересы. А у тебя нормальные? Что-то я подзабыл – как называется твоя диссертация?

– Fuck you, Марти, – беззлобно сказала Дебби. – Имей в виду – ты своих оккультистов сумасшедших уже отыскал. Брайан тоже нашел то, что хотел. А я еще и близко не подходила к тому, ради чего приехала в Россию. Хотя сегодня уже четверг. Через два дня нам уезжать.

– В чем же дело? Ты же была у Стогова дома – могла бы поставить на нем пару опытов.

– Стогов не такой, – совершенно серьезно сказала Дебби, не глядя на меня. – На Стогове невозможно ставить опыты…

Мартин хотел еще что-то сказать, но тут над сценой зажегся свет, и все еще сидевший за нашим столом длинноволосый тип зашипел: «Тс-с-с! Начинается!» Все вяло поаплодировали, и на сцену поднялся наголо обритый юноша с опухшими от анаши веками и, по местной моде, в кожаной куртке с множеством молний.