Текст книги "Череп императора"

Автор книги: Виктор Банев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

5

Старожилы рассказывают, что есть в моем городе маленькая улочка, название которой никто уже и не помнит, хотя называется она просто – Шепетовская. Редки пешеходы на этой улице, особенно в поздний час, ничто не влечет сюда прохожих. Однако если уж свернет на эту коварно тихую и неприметную улочку молодой и симпатичный мужчина, то – как говорят старожилы – происходит с таким мужчиной каждый раз одно и то же.

Сам не заметив как, знакомится мужчина с редкой красоты женщиной, которая мало того что с радостью принимает его ухаживания, так еще и тут же приглашает к себе, объяснив, что, мол, они с подружками тут, неподалеку, в общежитии. Вот только забираться в общежитие нужно через окно, а то очень уж строгая у них администрация.

Наивный, обуреваемый инстинктами мужчина, рискуя жизнью, лезет по отвесной стене к вожделенному окну и действительно попадает в общество множества женщин всех возрастов, комплекций и темпераментов. Ночь напролет он предается чувственным утехам, пьет, так сказать, нектар со множества цветков, а под утро, тайком, бывает выведен через парадный выход… И вот тут – только тут! – на дверях «общежития» видит он вывеску «Кожно-венерологическая больница для женщин № 17». И демонический смех прелестниц заглушается воплем отчаяния незадачливого ловеласа, чувствующего, как неотвратимо проникает во все поры его еще недавно такого здорового организма множество заразных и почти наверняка неизлечимых хворей…

К чему я обо всем этом? А к тому, что, кроме всего прочего, в планах на сегодня у меня значилось навестить друга Лешу Осокина, безвременно приземлившегося на больничной койке другой легендарной больницы. Тоже венерологической, но только мужской.

Таксист, подвозивший меня от «Флибустьера» до улицы Восстания, пытался завязать светскую беседу и несколько раз задумчиво изрекал что-то насчет того, что дождь льет в этом году здорово… Давно, мол, так не лил… да и лить вряд ли когда-нибудь еще будет… Настроения болтать не было. Я молча расплатился и вылез перед воротами красного ажурного особнячка.

Еще с тех времен, когда распространение вензаболеваний стало рассматриваться как уголовно наказуемое деяние, на окнах особнячка сохранились решетки, а бабушка вахтерша, встреченная мною в дверях больницы, подозрительно осмотрела меня и буркнула, что вход в больницу слева, через металлические ворота, да только не «пустють туда, можно даже и не суваться».

Первые пять минут я деликатно стучался в металлические ворота, потом начал барабанить двумя руками. Выплывший наконец из глубин внутренних помещений милиционер в мокрой плащ-палатке выглядел немного печальным – словно знал, что вот сейчас рубанет нежданному визитеру дубинкой промеж рогов, и это его заранее расстраивало.

– Я хотел бы увидеть Алексея Осокина. Он поступил вчера на третье отделение.

Милиционер осмотрел меня с головы до пят и промолчал. Дождь нудно барабанил по его плащ-палатке.

– Алексей Осокин, – повторил я. – Третье отделение.

– Ты что, тупой? – не разжимая зубов, процедил он.

Наверное, я должен был оскорбиться и уйти. Однако я заплатил за такси, и до десяти, когда у меня было назначено свидание с ирландцами, оставалась куча времени. Так что оскорбляться я не стал.

– Я не тупой, – сказал я, – я мокрый и усталый. Может, поострим внутри, а?

– Читать умеешь? – уставившись мне куда-то в подбородок, поинтересовался милиционер.

– Когда-то меня учили этому в школе. Вам хочется послушать перед сном пару сказочек?

– Ну так читай, если умеешь.

Милиционер с лязгом захлопнул дверь и, удаляясь, забухал сапогами.

Я поискал глазами, что бы такое мне почитать. Слева от двери было приклеено расплывшееся под дождем объявление насчет обмена жилплощади. Ни единый телефон на нем оборван не был. Справа, метрах в трех, я обнаружил стенд, сообщавший, что больница № 6 является режимным лечебным заведением и любое общение с пациентами строжайшим образом запрещено. Основание – приказ министра здравоохранения от 16 января 1964 года.

Прикинув и так и этак, я решил, что скорее всего милиционер имел в виду приказ министра. Я перечитал его еще раз. Вообще говоря, приказ – штука серьезная, повода для размышлений не оставляющая. Но уезжать, так и не повидав Осокина, все равно не хотелось.

Я вернулся к центральному входу, показал старушке свое редакционное удостоверение и сказал, что хочу поговорить с главврачом. Главврач оказался маленьким человеком с красными от недосыпания глазами.

– Слушаю вас, – настороженно сказал он. Было видно, что при его профессии ничего хорошего от визита представителей масс-медиа он не ждет.

– Право слово, неудобно вас беспокоить, – сказал я.

– Что вы, что вы…

– Хотел рассказать вам небольшую историю.

– Я весь внимание.

– Она напрямую касается работы вверенной вам больницы.

– Очень, просто оч-чень интересно.

– Дело в том, что два месяца назад должность руководителя ГУВД оказалась вакантна. Наверное, вы слышали об этом. Нет? Странно – это такое громкое событие. Не важно, почему так случилось, важно, что сейчас на этот пост претендуют два человека – Сверчков и Палицын. Вопрос решается в Москве, и пока оба претендента в неведении относительно своих шансов. Ведут, так сказать, собственную предвыборную борьбу. Тот, который Палицын, до сих пор занимается делами постовых и охранных структур. Сейчас он особенно упирает на то, что он – человек новой формации, и уверяет общественность, что при нем недостатки старой системы навсегда отойдут, так сказать, в прошлое… Как вы думаете – увеличатся ли его шансы на вожделенное кресло, если выяснится вдруг, что подчиненные ему части милиции, несущие пост на объектах муниципального подчинения, руководствуются в своей работе приказами тридцатилетней давности?

Врач задумался и от усердия даже пожевал губами.

– Думаю, что нет, не увеличатся. Но какое все это имеет ко мне отношение?

– Вы не понимаете?

– Нет.

– Видите ли, в чем дело. Тут у вас на входе стоит постовой. Очень вежливый мужчина. Пять минут назад он отказался меня пропустить внутрь больницы на основании того, что в 64-м году министру здравоохранения ни с того ни с сего пришло в голову подобные визиты запретить.

– Ага, – сообразил доктор. – И вы собираетесь об этом написать в своей газете?

– Собираюсь, – скромно признался я. – А когда люди Палицына будут спрашивать меня, зачем я так подставил их шефа, я объясню, что вы не смогли справиться с подчиненными вам милиционерами. Уверяю вас – Палицын вам этого не забудет. – Наклонившись к собеседнику, я добавил: – Между нами говоря, он удивительно мерзкий и злопамятный человек.

– Погодите, погодите, – заволновался доктор. – Зачем же так драматизировать ситуацию?

Приблизительно три минуты он рассказывал мне о том, как он любит газеты вообще и мою в частности. Потом спросил, не хочу ли я, чтобы постовой извинился? «Не хочу», – сказал я. Через пять минут дородный медбрат в белом халате уже провожал меня на вожделенное третье отделение.

Честно сказать, во всей рассказанной мною истории не было ни единого слова правды. Фамилии Сверчков и Палицын я придумал лишь за секунду до того, как принялся излагать врачу всю эту бредятину. Глупо, конечно, – но ведь помогло.

На стене кабинета, в котором меня попросили подождать, висел здоровенный рукописный плакат «Когда идешь к урологу-врачу, попридержи в канале всю мочу!». Я уселся в потертое кожаное кресло и от нечего делать полистал лежавшие на столе брошюры. Одна из них – «Памятка школьникам старших классов» – описывала, как именно следует заниматься гомосексуализмом, чтобы не подцепить что-нибудь уж совсем неожиданное. Иллюстрации к этой брошюре выглядели куда круче любого «Пентхауса».

– Сигареты принес? – вместо «привет» сказал Осокин, входя наконец в кабинет. Выглядел он неважно – небритый, осунувшийся, в дурацких пижамных штанах на два размера больше, чем нужно.

– Хреново выглядишь, – сказал я, протягивая ему пачку «Лаки Страйк».

– На себя посмотри.

Он сорвал с пачки целлофановую обертку, сунул в зубы сигарету и глубоко затянулся.

– Класс!

– Ну, рассказывай. Как же это тебя сюда занесло, жиголо? Забыл о технике безопасности?

– Как-как… Занесло и занесло. Пьян я был, не помню ни хрена.

– Вообще ни хрена?

– Нет, ну, что-то помню. Помню, блондинка была – это точно. Длинноногая… А кто такая, откуда взялась, куда делась – хоть убей… Тебе, Стогов, не понять.

– Да уж куда мне. Выпьешь?

– А что у тебя?

– Коньяк.

– Хороший?

– Наверное… Дорогой… В Гостином дворе купил, на втором этаже. Знаешь, там рядом с «LittlewoodsʼoM» есть такой славный отдельчик?

– Знаю. Выпей, если хочешь. Мне нельзя. Меня сегодня с трех часов дня колоть стали. Черт знает что за гадость колют – на задницу не сесть. Сказали, выпью хоть грамм – помру к едрене фене.

– Долго колоть-то будут?

– Послезавтра последний день. Слушай, как ты умудрился сюда пролезть? Тут же режим – чуть ли не тюремный. Что ты им там внизу наплел?

– Да так. Провел политинформацию.

– Ни хрена себе – политинформация! Меня санитар сюда по имени-отчеству позвал.

Я рассказал, как именно мне удалось проникнуть внутрь.

– Вот, блин, – расстроился Осокин. – Никогда не умел с этими придурками разговаривать.

– Зато с девушками у тебя задушевные разговоры получались. Раньше.

– Давай-давай, смейся над несчастьем товарища. Чего нового на работе?

– Лучше не спрашивай…

– Что так?

Я вытащил из внутреннего кармана плаща бутылку коньяка, отвернул пробку, сказал: «Выздоравливай!» – и сделал большой глоток. Коньяк оказался действительно классным, и я отхлебнул еще раз. Затем завернул пробку и убрал бутылку обратно в плащ. На то, чтобы рассказать Леше обо всем случившемся со вчерашнего вечера, у меня ушло, наверное, двадцать минут.

– Дела-а! – протянул Осокин, когда я закончил. – Вот это ты, парень, вляпался! Стоило на недельку загреметь в больницу…

– Если бы ты не загремел сюда, то вляпался бы сам. Степашин собирался отдать всю группу варягов под твое руководство.

– Хрен там я бы вляпался! Уж я-то этих чудиков по подземке таскать бы не стал. Парней – в клуб, девицу – в койку. Разговор короткий.

Цинизм Осокина иногда резал мне ухо. Я вытащил коньяк и приложился к бутылке еще разок.

– Точно не хочешь? – спросил я Осокина.

– Говорю же – нельзя. Что ты собираешься со всем этим дерьмом делать?

– А что с ним можно делать? С нами был капитан, пусть он и ищет убийцу. Я здесь ни при чем.

– А сам-то что думаешь? Кто завалил парня?

– Трудно сказать. Я ж не знаю их никого.

– Что – вообще никаких соображений?

– Нет, соображения, конечно, есть. Если ты спросишь мое мнение, то я бы сказал, что убийца – Мартин.

– Что так?

– Да как тебе сказать… Понимаешь, подойти в темноте к щиту, снять топор и влепить Шону по черепу мог в принципе любой. Нас там было шестеро – один убит, значит, подозреваемых остается пять. Ну я, допустим, не в счет, это понятно. Капитан тоже. Остаются трое. Девушку эту, Дебби, в расчет не берем. То есть теоретически она, конечно, могла треснуть его топором, но ты бы видел, как всажено лезвие – по самое древко… Сила удара должна быть, как у профессионального лесоруба. Честно скажу – вряд ли Дебби можно назвать профессиональным лесорубом…

– А что – очень хороша? – задумчиво почесывая подбородок, поинтересовался Осокин.

– Не то слово! Охренеть можно, какая девушка. Так что остаются двое – Брайан или Мартин. Шансы в принципе равные. Но Брайан – как бы тебе сказать? Он веселый парень. Смеется все время, пиво всем проставляет, Дебби за задницу щиплет. А этот Мартин… Во-первых, он почему-то оказался весь заляпан кровью – с ног до головы. Хотя стоял от Шона дальше всех. Во-вторых, он вчера зачем-то обманул капитана – сказал, что не перемещался, после того как в туннеле погас свет. Зачем невиновному человеку врать? А в-третьих, он… Как бы это сказать? Странный какой-то. Как робот. В бильярд играет, как машина, ни одной ошибки. Я, когда смотрел, как он шары кладет, очень, знаешь ли, живо представил, как именно он этому Шону топор в череп всадил.

– Слушай, а куда его рубанули? В какое место?

Я показал – справа на шее, почти в самое основание черепа.

Мы помолчали, и я еще разок приложился к коньяку. Вроде и разговариваем-то всего ничего, а коньяка осталось уже меньше половины.

– Да-а, в историю ты, Стогов, влип, – сказал Леша. – Капитану собираешься о своих подозрениях рассказывать?

– Не знаю… Пока, наверное, нет. Проверить бы как-нибудь эти подозрения.

– Как ты их проверишь? Спровоцируешь Мартина, чтобы он и тебя тоже рубанул топором, а потом схватишь за руку?

– Ну, не знаю. Собираюсь сегодня вечером отвести их всех троих в «Хеопс». Выпьем, поболтаем – может, что-нибудь и выплывет.

– Ну-ну, – покачал головой Осокин. – Давай, поиграй в частного детектива Филиппа Марлоу. Распутаешь дело – тебя Степашин, редактором отдела журналистских расследований сделает. С прибавкой к жалованию.

– Ты, прежде чем острить, от гонореи вылечись, – сказал я. – А-то выпить по-человечески не можешь, а туда же – острить…

… Когда спустя полчаса я уходил из больницы, главврач лично вышел проводить меня до дверей.

– Заходите еще, – сказал он, фальшиво улыбаясь и мечтая о том, чтобы никогда в жизни больше меня не видеть.

– Буду жив – зайду, – сказал я, стараясь на него не дышать.

– Что вы имеете в виду? – удивился он.

– Опасная у меня, знаете ли, работа, – отвечал я, выходя под дождь.

6

Первое, что я услышал, когда мы ввалились в «Хеопс», – охранник жаловался типу в дорогом галстуке и пиджаке с эмблемой клуба на нагрудном карманчике:

– Слушай, Леша, эти громилы тренировались и, это… Короче, зеркало в раздевалке у девушек раскололи. Вдребезги… Плюс два стакана грохнули об пол. И вообще – они же пьяные в сосиску! Как они выступать будут?!

– Эти выступят, – успокаивал его тип в галстуке. – Они же профессионалы, им за это деньги платят. А зеркало у меня еще одно есть. Новое повесим.

Мы разделись, и гардеробщик выдал каждому по номерку в виде египетской пирамиды.

– Что у вас сегодня за программа? – спросил я охранника.

– Кетч, – думая о своем, сказал он. – Борьба без правил. Четыре поединка по двадцать минут каждый.

Мы заплатили за вход, поднялись на второй этаж и сели за свободный столик у самой сцены.

– Мне срочно нужно выпить, – заявил Брайан, едва мы уселись. По всему было видно – время, пока я ездил к хворому другу, не было потрачено им впустую. Все трое довольно ощутимо покачивались при ходьбе и заплетались языками при попытках совладать с правилами русской грамматики.

– Да, неплохо бы, – согласился я и отправился к стойке.

– Какие у вас сегодня коктейли? – довольно вежливо спросил я бармена.

– Фирменные. Как обычно.

– Что-нибудь посоветуете?

– Возьмите «Мумию».

– А что это?

– Виски пополам с черным пивом и лимонным соком. Четыре доллара порция, – хмуро пробубнил он.

Хм, подумал я. Пожалуй, после подобного напитка посетители «Хеопса» действительно начинали сильно напоминать мумий.

– Не надо коктейлей. Дайте мартини. Бутылку.

– Бутылки продают в магазине, – окончательно обиделся бармен. – У нас напитки подают в стаканах.

– Тогда дайте в стаканах. Четыре по двести. Сухого, если можно.

– Совсем сухого? Ножи и вилки подавать?

– Не стоит, мы погрызем.

– Отдыхайте, – зло процедил бармен, выставляя на стойку стаканы. В отсутствие основной массы клиентов ему было явно скучно.

– …Ни хрена это не стильно. Это пошло и буржуазно, – говорил Брайан, печально водя глазами по расписанному потолку, когда я вернулся за столик. – Правда, Илья?

– Вы о чем? – сказал я, пытаясь опустить бокалы на стол так, чтобы не пролить больше половины их содержимого зараз.

– Мы обсуждаем местный дизайн, – сказала Дебби. – Я считаю, что здесь роскошный и очень стильный интерьер, а Брайан спорит. Этот клуб считается дорогим?

– В общем, да. Не дешевым.

– Девушки в стрип-шоу здесь красивые, – сказал Мартин, кивая на сцену. Там в отсутствие публики пара крашеных блондинок вполсилы демонстрировала публике ягодицы.

– Коротконогие и плоскогрудые жабы, – процедила Дебби.

Все разом уставились на ее бюст. Бюст у Дебби в той части, в которой его удавалось рассмотреть, был маняще-округлым, загорелым и, в общем, удивительно аппетитным.

– Охранник внизу говорит, что сегодня здесь будет совершенно особое шоу – борьба без правил, – сказал я, вдоволь налюбовавшись.

– Надеюсь, это будет не борьба публики с этим охранником, – хмыкнул Мартин, хлебнув из стакана.

– Четыре поединка по двадцать минут каждый, – добавил я.

– Настоящий бой? Прямо на сцене?

– Наверное, – пожал плечами я.

– Часто у вас тут проходят такие шоу? – поинтересовалась Дебби.

Часто ли? Я задумался. Как-то, с полгода назад, возвращаясь к себе в Купчино против обыкновения на метро, я наблюдал любопытную картину. Обычно вокруг родной станции метро не горит ни единый фонарь, и припозднившиеся путники рискуют свернуть себе шею или как минимум по самую шею извозиться в грязи. Поэтому, выйдя из подземного перехода и увидев вдалеке пятно света, я, как мотылек на свечу, устремился к нему. Благополучно миновав все ухабы и кучи строительного мусора, я вышел к свету, и… челюсть моя от удивления упала ниже груди.

На площадке возле кирпичной стены недостроенного сарая полукругом стояли машины – дорогие, иностранные. Зажженными фарами они освещали этот самый сарай, рядом прогуливались буржуазного вида мужчины с радиотелефонами и в модных пиджаках. А в самом кругу двое накачанных парней что есть силы лупили друг друга ногами в армейских ботинках. Парни были по пояс голыми, с в кровь разбитыми физиономиями, время от времени один из них, поскальзываясь, валился в грязь. И все это – на глазах хоть и редких, но наличествующих прохожих. Абсолютно не таясь. Ничего особенного не происходит. Просто скучающие богатые мужчины решили немного себя развлечь.

Ничего сколь-нибудь вразумительного об этой схватке узнать мне тогда не удалось, а потому писать о ней я не стал. Хотя знакомые очень советовали и даже предлагали познакомить с какими-то полумифическими устроителями тотализаторов. Разумеется, подпольных. Посмотреть, как подобный аттракцион может выглядеть на сцене дорогого и респектабельного клуба, в любом случае было интересно.

– Не часто, – ответил я Дебби. – Хотя иногда такие шоу устраиваются.

– Терпеть не могу, когда люди соглашаются бить друг друга за деньги, – фыркнула она.

– Это же не всерьез, – сказал Брайан. – Так, аттракцион. Просто чтобы публике было весело. Элемент вечеринки.

– Один раз в Лондоне, – сказал Мартин, разглядывая свой уже почти пустой стакан, – я был в клубе, где под потолком была натянута сетка, а на ней здоровенные негритосы трахали девчонок. Внизу посетители сидят, разговаривают, едят дорогую пищу, а они прямо над их головами делают любовь. И все слюни, сперма, пот – все это капает прямо посетителям в тарелки… Смотрится очень стильно.

– Где это? – заинтересовался Брайан. – Мне казалось, я неплохо знаю Лондон.

– Это закрытый клуб. Пускают туда не всех.

– Жалко, я бы сходил. – хмыкнул Брайан. – Лондон это вообще веселый город. Ты знаешь клуб «Silence World»? Это на Westinford Road. Нет? А ты, Дебби? Что вы, ребята! Классный клуб, обязательно зайдите. При входе там выдают наушники, и каждый посетитель слушает свою собственную музыку. Представляете? В зале стоит абсолютная тишина, а народ танцует изо всех сил. Причем каждый свое – кто-то быстро, кто-то медленно. Очень весело. У вас в городе есть что-нибудь подобное?

– У нас в городе есть клуб «Going Down», – сказал я, – и в этом клубе для богатых посетителей есть крейзи-меню.

– Crazy-menu? А что это?

– Это чисто русское развлечение, – улыбнулся я. – Тоже очень веселое. Когда кто-нибудь из посетителей заказывает крейзи-меню, смотреть сбегается весь клуб.

– Ну а что это такое-то? В чем суть?

– Суть в том, что за свои деньги вы можете устроить заранее оплаченный скандал. Например, за 500 баксов вы можете уволить официанта. Причем уволить по-настоящему – лично вписать в трудовую книжку «Уволен», поставить печать и дать пинка под зад. Все – завтра ему придется искать другую работу. За 700 вам дадут специальный дубовый стул, которым вы имеете право расколоть любую витрину в клубе или расколошматить бар. Можете, если хотите, вмазать директору клуба тортом в физиономию. Директор надевает свой лучший пиджак, вам выносят торт со взбитыми сливками и – вперед! Стоит это недорого – долларов двести.

– Класс! – восхищенно выдохнула Дебби. – Давайте пойдем в этот клуб.

– Может быть, – сказал я. – Не сегодня.

Я допил свой мартини, сходил к стойке и купил еще один. Брайан затянул длинную и ужасно нудную историю о какой-то вечеринке, на которой он был года три назад. Был он здорово пьян, постоянно сбивался на английский язык и в конце концов окончательно забыл, к чему, собственно, начал все это рассказывать.

Мы болтали обо всякой ерунде, но, если честно, весело мне не было. Я смотрел в окно и потягивал мартини. Без единой мысли, просто сидел и смотрел.

За окном было темно, а в стекло бились капли дождя, и от этого Казанский собор на другой стороне канала Грибоедова был не виден, и только временами мелькали в темноте красные стоп-сигналы проезжающих машин. Капли барабанили по подоконнику, и я слышал этот звук даже сквозь грохот рейва в стоящих на сцене динамиках.

Грустный, мокрый город, грустная, мокрая ночь. Зачем я здесь? Кто я, откуда? Я буду сидеть здесь и напиваться, и напьюсь в результате – это уж точно, сомневаться не приходится. А завтра снова, и послезавтра – и так всегда, без конца. Всю жизнь. Всю мою нелепую, насквозь пропитанную дождем жизнь…

– Что с тобой, Илья? – потрепал меня за локоть Брайан. – Не грусти.

– Да я, собственно, не грущу. Так… Плохой у них здесь мартини. Может, выпьем пива?

Все согласились, что пиво было бы сейчас как нельзя кстати, и Брайан принес четыре кружки светлого «Коффа».

– Хочешь, расскажу тебе анекдот? – спросил он, вернувшись.

– Я действительно не грущу. С чего ты взял?

– Ну я же вижу. Слушай лучше анекдот. Мне рассказал его один американец. Очень смешной.

– Давай, – сказал я, хлебнув «Коффа». Пиво было холодное и гораздо лучшего качества, чем местный мартини.

– Значит, так. Это очень короткий анекдот. Слушай: тысяча адвокатов на дне моря!

В восторге от собственного анекдота Брайан хохотал так, что чуть не свалился со стула. Дебби и Мартин тоже довольно весело засмеялись.

Наверное, у меня здорово вытянулось лицо, потому что, все еще всхлипывая и утирая слезы, Брайан поинтересовался:

– В чем дело? Тебе что – не смешно?

– Погоди, Брайан, наверное, я чего-то не расслышал. Повтори, пожалуйста, – как там было дело?

– Тысяча… ха-ха-ха!.. Тысяча адвокатов на дне… ха-ха-ха! На дне моря! (Взрыв хохота.) Слушай, Илья, неужели тебе не смешно?

Я по-честному попытался понять, что в этих пяти словах может так насмешить. Тысяча адвокатов на дне моря? Нет, совершенно не смешно.

– Извини, Брайан, а что именно здесь должно быть смешным?

– Ну как… Ну неужели ты не понимаешь? Ну адвокаты – это же такие люди, они не могут быть на дне моря! Тем более тысяча. Теперь понял?

– Нет.

– У тебя есть свой адвокат?

– Нет.

– Хм, – задумался Брайан, – тогда, пожалуй, да… Тогда действительно…

– Брайан, ты не понимаешь, – сказала Дебби, – они другой народ. Ты думаешь, что выучил пятнадцать тысяч русских слов и все о них понял? Ни хрена! У них в этой стране другая психология. Ее надо изучать. Изучать долго и терпеливо, понял?

Судя по выражению лица Брайана, он явно собирался сострить на счет того, что уж кому, как не Дебби, вооруженной всеми методиками современной сексуальной социологии, знать и понимать загадочную русскую душу. Однако сдержался и вместо этого спросил:

– Слушай, Илья, а над чем же тогда смеются русские? Расскажи какой-нибудь свой анекдот.

Я попытался вспомнить хоть один. Вообще-то у меня неплохая память. После интервью я никогда не прослушиваю то, что там записалось на диктофоне, – и так все помню. Но вот запомнить анекдоты я почему-то никогда не мог.

– Ну хорошо, – наконец решился я, – только он старый, ничего? Если вы его знаете, скажите – я не буду рассказывать. В общем, так. Приходит один мужчина в публичный дом. Уводит девушку в номер. Через пять минут девушка выбегает оттуда и кричит: «Ужас! Ужас! Ужас!» Вторая тоже. И третья. И все кричат: «Ужас! Ужас! Ужас!» Народ в недоумении – что же там творится? Тогда в комнату идет сама хозяйка заведения. Все с нетерпением ждут. Когда хозяйка выходит, то говорит: «Ужас, конечно. Но уж не ужас! Ужас! Ужас!»

Я, конечно, не рассчитывал, что ирландцы попадают под стол от хохота, но в принципе ожидал, что они хотя бы улыбнутся. Они не улыбнулись. Брайан с Мартином переглянулись, а Дебби спросила:

– В России действительно есть публичные дома?

– Вообще-то нет, – сказал я.

– А как же тогда…

– Погоди, Дебби, – перебил ее Брайан, – я что-то ничего не понял в этом анекдоте. Что там было – в этой комнате? Почему девушки кричали «Ужас»?

Вот, блин, подумал я. Рассказал, называется, смешной анекдот. Где их чертов британский юмор?

– Понимаешь, Брайан, – принялся объяснять я. – Как бы это тебе объяснить? Для сути анекдота вовсе не важно, что там происходило в комнате. Это как в математике. Знак «икс», на место которого можно подставить что угодно. Неизвестная величина.

– Ах вот оно что! – неожиданно заржали на весь клуб ирландцы. Да так, что люди за соседними столиками вздрогнули и обернулись на нас. – Теперь дошло! ВЕЛИЧИНА! Ха-ха-ха! Какой смешной анекдот! Неизвестная ВЕЛИЧИНА!

Сообразил я, наверное, только через минуту.

– Тьфу ты! Да погодите вы, пошляки! Да не в этом же смысле! Это не то, что вы думаете!..

Договорить я не успел.

– Дорогие друзья и гости клуба! – громыхнул голос в динамиках. – Клуб «Хеопс» и Ассоциация кетча Санкт-Петербурга приветствуют вас!

Все обернулись к сцене. Крашеные блондинки исчезли, и теперь там стоял крепкий мужчина, форма носа которого моментально выдавала способ, которым он зарабатывал себе на жизнь. Мужчина представился как руководитель ассоциации и сообщил публике, что привез в «Хеопс» своих питомцев. «Мы покажем вам все, что умеем, – сказал он. – Это будет четыре раунда настоящего кетча по двадцать минут каждый. Надеемся, вам понравится».

Ирландцы нетерпеливо заерзали на стульях. Брайан залпом допил свое пиво, а Дебби торопливо вытащила из моей пачки «Лаки Страйк» сигарету и прикурила. Я про себя усмехнулся. Это надо же, что делает с людьми запах чужой крови.

Первым номером шоу был бой с палицами. Невысокий и явно поддатый на вид парень пошатывающейся походкой вышел на центр танцзала. Зал замер.

Происходившее следующие десять минут лично мне больше всего напоминало процесс запуска боевого вертолета. Трое, очевидно, злодеев в черных кимоно наскакивали на него одновременно с трех разных сторон, однако подойти к парню на расстояние удара было задачей практически нереальной: скорость, с которой он вращал своими полутораметровыми палицами, явно приближалась к космической. Публика начала потихоньку и как бы невзначай перемещаться в глубь зала. После того как выступающий сменил палицы на огромную, явно вытесанную из целого дубового ствола дубину, исход принял просто массовый характер. «Понравилось? – поинтересовался в микрофон старший из гладиаторов. – Через десять минут мы покажем вам парные поединки». Подумал и добавил: «Максимально приближенные к боевым».

К моменту следующего появления бойцов набитый до отказа зал «Хеопса» просто клокотал от возбуждения. Мужчины жадно опрокидывали кружку за кружкой, девушки кидали на бойцов томные взгляды. «Давай! Давай! – кричали некоторые, когда бойцы вышли из раздевалки. – Врежь ему! И чтобы крови было побольше!» Бритоголовые юноши в шелковых галстуках, сидевшие за соседним столиком, с этаким нехорошим профессиональным интересом следили за тем, как бойцы принимают стойки. Звякнул гонг, в динамиках заиграло что-то совсем уж заводное, и – шоу началось.

Как и было обещано, условия схватки оказались максимально приближенными к боевым. Глухие звуки ударов заглушали барабанную дробь. Трещали, разлетаясь по сторонам, стулья. Визжали от восторга раскрасневшиеся девушки. Уже на третьей минуте один из бойцов схватил второго за пояс и что есть силы швырнул на ближайший столик. Жалобно звякнув, разбились стоящие на столе бокалы, отшатнувшиеся зрители чуть не попадали на пол. В ответ на это вскочивший соперник с разворота закатал противнику локтем в лицо и, когда тот упал, изящно добавил ногой уже лежащему. Каким образом после всего проделанного на площадке бойцы умудрились самостоятельно подняться и доковылять до раздевалки, лично для меня так и осталось загадкой.

Последние два раунда выдались под стать первым – бои с ножами, бои «двое на одного», бои с применением подручных средств… Я бы не взялся утверждать, от чего зрители пьянели больше – от рекой льющегося пива или от атмосферы боя – настоящего, опасного, с выбитыми зубами и сломанными носами, – витавшей в воздухе «Хеопса». За соседним столиком парень, перекрикивая музыку, орал своей подружке: «Нет, ты видела, как он ему дал, видела? Чистый адреналин! Никогда в жизни не видел ничего подобного! А как он ему зуб выбил, а?! Передний! Начисто!..»

– М-мда, – сказал я, обведя взглядом ирландцев. – Ну как вам?

Ирландцы молчали. Судя по всему, шоу произвело на них сильное впечатление. Даже Дебби, от которой я ожидал, что она примется ерничать по поводу мускулистых мужских торсов, молчала и лишь восхищенно качала головой. «Пойду куплю еще пива, – сказал Брайан, – вам взять?» «Возьми», – кивнул я.

– Не знаю, как вам, а лично мне шоу понравилось, – наконец сказал Мартин. – Чисто кельтское развлечение.

– Почему «кельтское»? – не понял я.

Мартин посмотрел на меня, не торопясь достал сигареты, прикурил и сказал:

– Люди, живущие в Ирландии, Шотландии, Уэльсе и французской Бретани, называются кельты.

– Я в курсе, – кивнул я. – Эти люди регулярно собираются в барах и выбивают друг дружке зубы?

Мартин усмехнулся каким-то своим мыслям и поинтересовался:

– Что вообще, Илья, ты знаешь об Ирландии?

– Не так и мало. Я знаю несколько ирландских групп. Я пробовал несколько сортов ирландского пива и ликер «Бейлиз». Я читал об ирландских террористах…

– Это все?

– Н-ну нет. Еще я слышал, что у вас премьер-министр – женщина. И что у всех ирландцев фамилии начинаются на «Мак».

– На «Мак» фамилии начинаются у шотландцев. В Ирландии фамилии начинаются на «О». Как у Деирдре – ОʼРейли.

Вернувшийся Брайан поставил на стол четыре кружки пива.

– О чем это вы? – спросил он.