Текст книги "Череп императора"

Автор книги: Виктор Банев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

– О кельтах, – сказала Дебби. – Марти сел на своего любимого конька.

– При чем здесь «конек»? – пожал плечами Мартин. – Просто все, что перечислил Илья, входит в стандартный набор штампов. Люди говорят: «Ирландия? Как же, как же! Ю-Ту, „Гиннесс“ и Микки Рурк. Слышали-слышали!» А ведь на самом деле Ирландия – это совсем не то, что о ней думают. Ирландия – это особенная страна. Мистическая. Загадочная.

– Ага, – хмыкнул Брайан. – Когда я выпиваю больше шести «Гиннессов» за вечер, я чувствую себя настоящим мистиком.

– Вот ты, Илья, – не обратил на него внимания Мартин, – слышал когда-нибудь о Стоунхедже?

– Что-то такое слышал… Это какие-то древние развалины где-то в Англии, да? Про них еще писали, что это аэродром инопланетян…

– Стоунхедж – это древнее кельтское святилище. Много тысячелетий назад кельты, самый первый цивилизованный народ Европы, жили от Урала до Испании. И повсюду они строили свои храмы и проводили кровавые игры. Сегодняшнее шоу по сравнению с кельтскими турнирами – просто детская забава. На кельтских боевых турнирах обнаженные женщины сражались с двухметровыми боевыми псами, а когда на бой друг с другом выходили мужчины, то после схватки проигравшему отрубали руку, и победитель мог носить ее на поясе. Привязанную за указательный палец. Мужчины носили свои трофеи до тех пор, пока рука полностью не разлагалась… У знаменитых бойцов на поясе висели целые юбочки из таких отрубленных конечностей.

Дебби подавилась своим пивом, закашлялась и укоризненно взглянула на Мартина:

– Марти! Имей совесть!

– А что такого? Это, между прочим, история твоего народа. Ты ее стыдишься? Я еще и про «тяжелую голову» сейчас расскажу.

– Тьфу! – поморщилась Дебби. – Какая гадость!

– Ты знаешь, что такое «тяжелая голова»? – спросил меня Мартин. – «Тяжелая голова» – это очень интересный кельтский обычай. Когда во время боя какой-нибудь древний ирландец убивал врага, он мечом разбивал ему череп и аккуратно выливал мозг в особую чашу. Потом добавлял туда цемента и тщательно все это перемешивал. Получалось, что цемент был замешен на теплом мозге, и когда раствор застывал, то становился крепче камня. Воины обтесывали его в виде боевых метательных шаров и во время поединков бросали во врага. Если этот шар попадал в лоб неприятелю, то смерть была практически неизбежна. Представляешь – зацементированным мозгом одного врага вышибить мозги другому?

Мартин заливисто расхохотался. Все эти физиологические подробности ему явно нравились. Щеки у него горели, он поминутно прикладывался к кружке и торопливо курил.

– Древние кельты были одним из самых жестоких народов мира. Индейцы снимали с врагов скальпы. Японские самураи поедали печень только что убитого врага. Скандинавы одним ударом разрубали ребра лежащего противника, отчего легкие вылетали наружу – они называли это «запустить кровавого орла». Но таких кровавых шоу, как в Ирландии, не было ни у кого в мире… В Дублинской Национальной библиотеке я как-то листал древний манускрипт, посвященный тому, как именно следует разрубать череп врага, чтобы сделать «тяжелую голову». Представляете?! Текст на триста страниц, целиком посвященный тому, как нужно вскрывать череп! Fuck! Предки знали, как обходиться с врагами! Здесь сзади на черепе – справа и чуть повыше шеи – есть такое место… Если рубануть по нему боевым мечом, то череп откроется, как консервная банка…

Мартин прервался на полуслове и резко замолчал. Я смотрел на него и отказывался верить тому, что он только что произнес. Неужели вот так, по-детски, он взял и проговорился?.. Если рубануть справа чуть повыше шеи? Туда, куда вонзили топор бедолаге Шону?

Слушавшие его историю с брезгливым выражением лиц Брайан и Дебби, похоже, ничего не заметили.

– Вообще-то, – сказал, помолчав Брайан, – я не разделяю восторгов Мартина по поводу всего этого доисторического дерьма, но моя страна мне нравится. Быть ирландцем – это круто!.. Знаете что, давайте выпьем. У меня есть отличный ирландский тост. Вы знаете хоть один ирландский тост?

– Смерть английским оккупантам? – предположила Дебби.

– Я знаю английский тост, – сказал я. – Он звучит так: «Уыпьем уодки!»

– Нет, – замотал головой Брайан. – Это все не то. Я скажу вам настоящий ирландский тост. Илья, запоминай: «Агус баан ан Эйрин!» Я не знаю, как это переводится с гэльского ^[14], но по смыслу значит что-то вроде: «Давайте выпьем за то, чтобы всем нам посчастливилось умереть на зеленом острове Ирландия!»

– Да-да. Давайте все умрем в Ирландии, – скривила губы Дебби. – Отличное место для того, чтобы сдохнуть. Больше, правда, эта страна ни на что не годится.

– Ты не любишь Ирландию? – удивился Брайан.

– Терпеть не могу. И вы с Мартином уже достали своим патриотизмом. Один с утра до вечера бубнит о славном кельтском прошлом, второй – о борьбе свободолюбивого Ольстера. Могу я хоть в России отдохнуть от этого дерьма?

Брайан опустил на стол поднятую было, чтобы чокнуться, кружку и стал медленно багроветь. Явно назревала ссора.

– Ребята, – сказал я, выждав наконец случай встрять в беседу. – Давайте только не будем ссориться, ладно? Мы хотели выпить? Давайте выпьем! Как ты там, Брайан, говорил – Агус… багус… как там дальше? Вот и хорошо!.. Я смотрю, сегодня здесь уже ничего интересного не будет. Предлагаю отправиться куда-нибудь в другое место.

– А куда? – спросила Дебби. – Было бы что-нибудь веселенькое, я бы действительно пошла. Здесь уже становится скучно.

– У меня есть приятель по прозвищу Минус, он художник, – сказал я. – У него своя галерея – может, пойдем к нему? По вторникам Минус устраивает у себя в галерее сеансы гадания на Таро. Это такие оккультные карты. Мартин – ты же хотел познакомиться с петербургскими оккультистами, а?

– Я – за! – сказала Дебби. Поигрывая желваками и стараясь на нее не смотреть, Брайан тоже сказал, что не против. Мы вылезли из-за столика и отправились одеваться.

Внизу, возле гардероба, пока Дебби и Брайан натягивали куртки, Мартин посмотрел мне прямо в глаза и спросил:

– Ты думаешь, это я убил Шона?

Я пожал плечами и сказал, что вообще-то не мое это дело. Но в глубине души я был уверен – если убийца Мартин, то разгадка всей этой истории будет найдена именно сегодня вечером.

7

В каждом, наверное, мегаполисе планеты есть район – «черная дыра», живущий по совершенно иным законам, нежели остальной город. Что-то среднее между сточной канавой, сумасшедшим домом и артистическим салоном. Сентрал-парк в Нью-Йорке, Кройцберг в Берлине или Риппербан в Гамбурге. Думаю, что вы понимаете, что я имею в виду. Есть такое место и в Петербурге, и называется оно – Пушкинская улица.

Если бы Александр Сергеевич узнал, во что превратилось место, названное его бессмертным именем, то, сдается мне, предпочел бы, наверное, прямо в детстве выпасть из заботливых рук Арины Родионовны, стукнуться головой об пол и оказаться навсегда неспособным к складыванию из букв слов, а из слов – предложений.

Лет десять тому назад, еще при советской власти, несколько домов на этой улице было решено расселить и капитально отреставрировать. Расселить-то дома успели, а вот начать ремонт – руки не дошли. И в скором времени оказалось, что большинство из пустующих квартир занято художниками, скульпторами, торговцами наркотиками, авангардными фотографами и прочими личностями, странными и бородатыми. Художники бумагой заклеили рамы без стекол, подвели к доставшимся хоромам свет и начали обживаться.

Что тут началось! Помню, когда я попал на Пушкинскую впервые, то долго не мог сообразить: а где кинокамеры? Впечатление того, что какой-то напрочь свихнувшийся режиссер выбил из не менее сумасшедших спонсоров бюджет под фильм о конце света и что я сдуру влетел прямиком на съемочную площадку, было полным. До последнего сантиметра расписанные пульверизаторами стены, из окон ревет шизофреническая музыка, посреди двора проповедник в малиновом берете и семейных трусах вербует народ в секту Виртуальных Онанистов.

Здесь можно было встретить аргентинских панков и настоящих шаманов из Тувы, продавцов марихуаны и девушек, которые уверяли, что скоро родят ребенка от призрака Александра Блока. А вывески на дверях квартир? «Редакция журнала „Галлюциногенный гриб“». «Портной-авангардист – недорого и модно». «Йога-клуб». «Курсы зороастрийской астрологии». «Трест Дирижабльстрой». Плюс иногда аборигены устраивали себе развлечение – «тарзанку» и сбрасывали с верхнего этажа по пояс голых девушек, за ногу привязанных к резиночке. Абсолютно незабываемая атмосфера.

Выйдя из «Хеопса», мы купили еще бутылку сухого вина (я предлагал пиво, но большинством голосов было решено остановиться именно на вине) и на Пушкинскую приехали, уже окончательно развеселившись. Мартин приставал к таксисту с тем, чтобы тот подхватывал его заунывную ирландскую песню. Брайан орал «Fuck off все ирландские песни!» и требовал, чтобы таксист спел «Из-за острова на стрежень». Дебби выспрашивала, как называются улицы, по которым мы едем, и пыталась в темноте погладить меня по коленке. Я молчал, отодвигался все дальше в угол и пил из горлышка дешевое сухое вино.

Когда мы вылезли из машины, таксист так стремительно порулил прочь, что забрызгал нас с ног до головы. Первое, что я увидел, оглядевшись, – на рекламном плакате с улыбающейся девушкой и надписью «Сумки из Германии» кто-то из аборигенов старательна закрасил букву «м» в слове «сумки». От этого улыбающаяся девушка приобрела совершенно непередаваемое выражение лица.

– Это что – здесь? – скептически поинтересовался Брайан.

– Здесь, – кивнул я.

– Ты же обещал, что мы идем в какую-то галерею.

– Мы и идем-в галерею. Очень, кстати, модную.

– По-моему, единственное, для чего годится эта улица, – грабить случайно оказавшихся здесь ирландцев.

– И насиловать ирландок! – добавила Дебби.

Мы прошли во двор. У входа в парадную спал совершенно пьяный милиционер в шинели.

– Не обращайте внимания, – сказал я, – Посмотрите лучше налево – это клуб «Meat-Factory». Справа – памятник Пабло Пикассо, построенный на деньги аборигенов.

Мы поднялись на третий этаж. Рядом с дверью галереи какой-то остряк нарисовал повешенного Санта-Клауса и написал «Dead Moroz» ^[15]. Стучать пришлось долго – звонок, как и следовало ожидать, не работал.

Когда дверь наконец открылась, грохочущая внутри музыка обрушилась нам на головы, как прошлогодние зимние сапоги, впихнутые на антресоль.

– Привет, – буркнул Саша Минус, необычно трезвый для этого времени суток. – Проходите.

Мы прошли.

– Wow! – выдохнула Дебби. – Это же настоящий squat!

То, что ничего важного мы не пропустили, я определил сразу – публика была относительно трезвая, и никто не танцевал голым на столах. Народ тянул пиво, любовался на ржавые карбюраторы, расставленные по углам в качестве экспонатов, и местами целовался с симпатичными девушками. Саша молча протянул мне початую бутылку «Балтики».

– Чего это ты? – спросил он. – Решил погадать на Таро?

– Да нет. Ты же знаешь, как я отношусь к твоим потусторонним развлечениям. Привез вот к тебе своих коллег. Знакомься.

Саша пожал ирландцам руки и протянул им по бутылке пива.

– Вы в Петербурге по делу или как?

Ирландцы сказали, что «или как», и Саша посоветовал им сходить на конкурс профессионального мастерства гробовщиков, который послезавтра будет проходить двумя парадными дальше. «Будет очень интересно, – сказал он. – Один умелец из Пензы обещал привезти коллекцию гробов, разработанных специально для инвалидов – горбатых, карликов и сиамских близнецов». Ирландцы немного обалдели от подобных художественных изысков, и, чтобы сменить тему, я сказал, что Мартин интересовался, нет ли здесь знатоков оккультизма. Саша Минус сказал, что подобного добра у него в галерее навалом, и они все вместе переместились в зал для гадания на Таро.

Отправившись было за ними, в дальнем зале галереи я нос к носу столкнулся с Толиком Кутузовым, владельцем «Розовой Галереи», квартировавшей в этом же здании, но чуть ниже.

– О! Стогов! – обрадовался он. – Сто лет тебя не видел!

Толик не был заурядным человеком ни с какой точки зрения. Впервые я увидел его лет пять назад на выставке, которая незамысловато называлась Penis-Art. Толик стоял абсолютно голым посреди зала и привязанной к члену кисточкой рисовал на холсте то, что сам называл – «Женщина в сером». После того как акция была закончена, он отвязал кисточку, скептически глянул на получившиеся каракули и сказал: «Да-а… Не вышла картина… Что-то у меня сегодня эрекция пошаливает».

«Розовая Галерея», оборудованная Толиком, являла собой квартиру, старательно стилизованную под – как бы это поделикатнее? – в общем, под вульву с изнаночной стороны. Вход в нее представлял собой дверь, к боковым косякам которой были прибиты розовые матрацы, так что протискивались в галерею посетители с трудом. Каждому протиснувшемуся присваивалось звание «член галереи», и он тут же получал вручную расписанный Толиком презерватив.

Прихлебывая пиво, мы поболтали об общих знакомых, и Толик предложил угостить меня чем-нибудь получше, чем отечественное пиво.

– Я сегодня богатый! – интимно наклонившись ко мне, пробасил он.

– Неужели такое бывает? Может, отдашь долг? – поинтересовался я. В те времена, когда я видел его последний раз, он, насколько я помню, занял у меня денег и, между прочим, до сих пор не отдал.

– Мне заплатил один охрененно богатый фонд, – проигнорировал Толик мои слова.

– Подлечил эрекцию и нарисовал картину, которую можно продать?

– Зря смеешься. Я получил грант – продал этому фонду идею.

– Ну-ка, ну-ка… Интересно было бы узнать, за какие идеи нынче платят богатые фонды.

– Идея называется «Любовь длиннее жизни». Суть в том, что фонд находит двух добровольцев – мужчину и женщину, – которые завещают моей галерее свои тела. После того как они умирают, я разрисовываю их тела, придаю им такой вид, как будто мужик эту мертвую тетку трахает, и все это вместе заливаю стеклом. Чтобы не разлагались. Все – шедевр тысячелетия готов.

«Ни хрена себе идейка!» – подумал я и повнимательнее посмотрел на Толика. Выглядел он, конечно, поддатым, но отнюдь не сумасшедшим.

– Ты думаешь, это реально?

– А что такого? Отрезал же какой-то чудик себе член на прошлогоднем биеннале в Москве. Прямо перед камерой отрезал и москвичам из галереи «Squat-2000» подарил. Тут главное, чтобы эти добровольцы померли молодыми. Старые покойники плохо смотрятся.

– Сколько тебе дали за эту твою идею?

– Почти две тысячи долларов.

«Во живут люди! – поразился я. – Пишешь-пишешь, как проклятый, мозоль на среднем пальце руки от авторучки зарабатываешь, зрение, опять-таки, за компьютером портишь. Со мной три глянцевых журнала уже какой месяц расплатиться не могут – денег, говорят, нет. А тут…»

Я привстал на цыпочки и попытался разглядеть в толпе своих ирландцев.

– Потерял кого? – спросил гордый собою Толик.

– Не видел девушку, с которой я пришел? Ирландку. Высокую, грудастую шатенку.

– Не видел, – тут же заинтересовался он, – но, судя по описанию, очень хотел бы увидеть.

Я залпом допил пиво и подумал, что если бы удалось пристроить Мартина на сеанс гадания, Дебби – на обмен идеями к этому ценителю прекрасного, то мне осталось бы сбыть с рук одного только Брайана. А уж если бы и для него сыскалась компания (с кем он там мечтал познакомиться? с троцкистами, с левыми радикалами?), то тогда я со спокойной совестью мог бы допивать свое пиво и ехать домой отсыпаться.

– Пошли поищем, – кивнул я Толику и, плечом раздвигая толпу, отправился искать Дебби.

Дебби, а заодно и оба ирландца обнаружились в зале для гадания. Парни тянули «Балтику», а вокруг Дебби выстроилась целая очередь желающих объяснить ей, в чем именно состоит суть Таро – оккультной забавы для интеллектуалов и модников.

– Вообще-то Таро придумали древнеегипетские жрецы, а в Европу эти карты попали от раввинов-каббалистов, – вещал один, как раз в тот момент, когда мы подошли поближе. – Кроме четырех мастей в колоде Таро есть двадцать две аллегорические фигуры: Маг, Император, Разрушенная Башня, Любовники, Повешенный, Страшный Суд, Звезда, ну и так далее… С помощью Таро можно не только гадать, но и активно влиять на судьбу. У этих карт есть своя душа…

– Не совсем верно, – тут же пододвинулся поближе к Дебби следующий знаток. (Интересно, почему все эти оккультисты выглядят так, словно их показывают по черно-белому телевизору?) – Собственной души у Таро нет. Но они способны забирать частички душ у тех, кто с ними соприкасается. Карл XII в свое время…

– Извините, что прерываю, – наконец не выдержал я. – Дебби, позволь представить тебе большого знатока отечественной эротики… э-э…

– Анатолий, – кивнул знаток. – Очень приятно.

– Деирдре ОʼРейли, – процедила она, с одного взгляда оценив и его спортивную фигуру, и туповатые небесно-голубые глаза.

– Оч-чень, оч-чень приятно, – заулыбался Толик и с грацией медведя гризли наклонился поцеловать Дебби ручку.

Вот и славненько, решил я. Одну с рук сбыли. Теперь можно и выпить пива. Я отправился в бар и попросил барменшу, жену Саши Минуса, открыть мне еще одну «Балтику».

Народ постепенно переместился из залов галереи в комнату для гадания, и скоро в баре я остался один. Я вытряс из пачки последнюю сигарету и с удовольствием затянулся.

Мерзавец он все-таки, этот мой уважаемый редактор. Взял и сбил мне всю работу на целую неделю. Не думал, что способен вот так вот вляпаться в дурацкую, если разобраться, историю. Что сегодня у нас – вторник? Правильно – понедельник был вчера. Вчера мы в это самое время только-только собирались спуститься в туннель метро. Правда, тогда нас было пятеро… «Да будет земля тебе пухом, Шон», – сказал я вполголоса и отхлебнул из бутылки.

Глупо все-таки устроен этот мир. Парня убили, а мы… Выпили, блин, на Пушкинскую вот приехали. Хотя, с другой стороны… Я вот здесь сижу, пью свое пиво, но случись что не с Шоном, а со мной, и никто ведь даже и не заметит. Я огляделся по сторонам. Пустой зал, ржавые конструкции вдоль стен, за стойкой, подперев щеку, сидит барменша. Никто на меня не смотрит, никому не интересно, здесь ли я, отправился куда-нибудь на хрен, в Шушенское или вообще умер. Глупый мир… Глупая жизнь… И за окнами по-прежнему барабанит бесконечный нудный дождь.

Я еще раз отхлебнул из бутылки и услышал, как из комнаты, битком набитой желающими пообщаться с астральным миром, кто-то вышел.

– Илья, кого ты мне подсунул?

Я медленно обернулся. У стойки стояла Дебби. На скулах у нее горели красные пятна, выпила она за сегодня, наверное, даже больше моего.

– А что такое?

– Он же извращенец! Он такое мне предлагал!

– Неужели тебя это смутило?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что последние сутки, все то время, пока я тебя знаю, ты просто мечтала познакомиться со знатоками эротики по-русски. Дабы чему-нибудь этакому у них научиться.

– Стогов, – сказала она укоризненно. – Ты полный кретин. Сколько здесь стоит пиво?

– Для гостей алкоголь бесплатно.

Дебби повертела головой, ища, куда бы усесться, и в конце концов плюхнулась на конструкцию из нескольких сваренных между собою алюминиевых труб. У меня было сильное подозрение, что эта конструкция находилась в зале в качестве экспоната, но я решил промолчать.

– Ты полный кретин, – повторила она.

– Я плачу от обиды.

– Но ты самый очаровательный кретин из всех, кого я знаю.

– Из твоих уст это особенно радостно слышать. Ты, кажется, хотела пива?

– Я хотела понять, что, черт тебя возьми, ты обо мне думаешь?

– Я думаю, что ты родом из Ирландии, по профессии – социолог и что через неделю… нет, через шесть дней… ты уедешь домой и больше я тебя никогда не увижу.

– Это все?

– Нет.

– А что еще ты думаешь обо мне? – Дебби взяла открытую бутылку и, далеко высунув розовый язычок, тщательно обследовала им горлышко бутылки, а затем, нежно обхватив горлышко губами, запрокинула бутылку и влила в себя сразу почти половину.

– Тебе бы в цирке работать, – сказал я.

– Это твой ответ?

– Послушай, Дебби, – сказал я. – Давай договоримся сразу. Если не сейчас – то когда? Ты пьяна, я тоже, почему бы нам не договориться, а?

– Многообещающее начало, милый.

– Давай договоримся: я никогда – ни-ко-гда! – не попаду в твою коллекцию, ладно? Ты девушка эффектная… Оʼкей – не просто эффектная. Ты самая эффектная рыжая девушка из всех, кого я до сих пор встречал. Но я никогда не позволю себе купиться на эти твои трюки.

– Почему?

– Потому что вчера в туннеле ты долго и с подробностями рассказывала мне о том, что секс для тебя – э-э… социологический феномен. Мне это не нравится. Я не хочу быть махаоном на булавке в коллекции бабочек. Для меня секс – это…

– Это?..

– Ну, не знаю. Я не знаю, как это объяснить. В любом случае секс для меня – это не социологический феномен. Меня не радует возможность переспать с девушкой, если я заранее знаю, что для нее это работа. Что потом ты будешь сидеть за письменным столом и подробно анализировать, как именно я вел себя в постели.

Я посмотрел на нее поверх своего плеча. Дебби устало улыбалась и нехотя прихлебывала пиво. Просто прихлебывала – безо всяких особых трюков.

– Дай сигарету, – сказал я. – У меня кончились.

Она протянула мне пачку «Лаки Страйк» и сама прикурила от моей зажигалки.

– Хорошая музыка здесь играет, – сказала она скучным голосом.

– Да, неплохая.

– Ты знаешь эту группу?

– Нет. Кто это?

– «Cranberries». Они тоже ирландцы. Правда, не из Корка, а из Дублина. Но все равно приятно их здесь услышать.

Мы помолчали.

– Слушай, Стогов, – снова начала она, глядя на меня своими очень зелеными глазами. – Ты же совсем меня не знаешь.

– Да, – сказал я, – не знаю.

– Я не такая, как ты думаешь…

– Разумеется. На самом деле ты – коротконогая брюнетка, родом из Саудовской Аравии.

– Я не об этом…

– А я об этом. Слушай, мы же договорились – ведь правда? Я обещал редактору, что покажу вам мой город. Я и показываю. Чего не хватает?

– Я хочу, чтобы ты не относился ко мне вот так…

Разговор становился утомительным. Я допил свое пиво, поставил пустую бутылку на стойку и улыбнулся барменше одной из своих самых ослепительных улыбок:

– Спасибо.

– Не за что, Илья. Приходи еще.

– Ты куда? – спросила Дебби. Судя по ее лицу, она жаждала продолжить выяснение отношений. Господи, избавь меня от пьяных женщин отныне и вовеки. Пожалуйста.

– Н-ну, как тебе сказать… Мы ведь все-таки пиво пили. Догадываешься?

– Но ты вернешься сюда?

– Очень надеюсь, что мне повезет не остаться там, куда я иду, насовсем.

Я подарил Дебби все, что осталось от моих ослепительных улыбок, и пошагал в сторону уборной.

Проходя мимо комнаты для гадания, я заглянул вовнутрь. Игроки увлеченно раскладывали Младший Аркан. Я поискал глазами ирландцев. Брайан о чем-то шептался с парнем в кожаной куртке и с бородой а-ля Че Гевара, а вот Мартин… Мартина в комнате не было. «Интересно, – улыбнулся я про себя. – Куда девался мой основной подозреваемый?»

Уборные в нежилых квартирах на Пушкинской особым комфортом не отличались. Обвалившаяся кафельная плитка на стенах, с потолков свисают здоровенные куски штукатурки, унитаз и ванна поставлены друг к дружке впритык.

Я зашел в узкую комнатушку, зажег свет, накинул на дверь крючок, повернулся, и…

Сперва я решил, что от яркого света после полумрака галереи у меня перед глазами плывут пятна. Однако, присмотревшись, убедился – то, что я увидел, действительно существует. И тогда мне захотелось закричать. По-волчьи завыть от отчаяния.

Старая и грязная ванная галереи Саши Минуса была вся, до краев, налита кровью. Самой настоящей – еще не свернувшейся, черной и густой кровью. А посреди ванной… Посреди ванной торчало нечто жуткое. То ли колено, то ли чья-то спина.

Я прислонился к стене и закрыл глаза. Опять? Второй раз за два дня? Кто теперь? Я прекрасно понимал, что нужно подойти и рассмотреть, кто именно лежит, зарезанный и, может быть, обезглавленный, в этой ванне, но вместо этого, не открывая глаз, нащупал рукой крючок и на ватных ногах вышел в коридор.

Судя по выражению лица Дебби, выглядел я не блестяще.

– Эй, Стогов, тебе что – плохо?

– Когда ты последний раз видела Мартина? – чувствуя, как внезапно сел у меня голос, спросил я вместо ответа.

– Н-ну не знаю… Когда все входили в комнату.

– А потом?

– А потом этот твой извращенец полез ко мне со своими предложениями, и я ушла.

– Я не об этом. Куда потом делся Мартин?

– Я не знаю. Не видела. Да что случилось-то?

Времени объяснять у меня не было. Я судорожно пытался вспомнить телефон капитана. Служебный это был телефон или домашний? И если служебный – то окажется ли он на месте?

– Лена, – позвал я барменшу. – У вас в галерее есть телефон?

– Откуда? – лениво улыбнулась еще ни о чем не подозревавшая Лена. – Ты же знаешь – в расселенных домах всю связь вырубают.

– А где здесь поблизости автомат?

– На углу с Невским. Что-то случилось? – начала понемногу догадываться она.

– Да, случилось. Скажи Саше, пусть закроет дверь и никого не выпускает из галереи.

– Погоди, Илья, ты что – серьезно? Объясни, что произошло.

– Нет времени объяснять. Там в ванне… – Я сглотнул и на мгновение почувствовал, что просто физически не могу произнести ЭТО. – Там в ванне лежит чей-то труп.

Лена и Деирдре, слушавшая наш разговор, одинаковым, чисто женским жестом прижали ладони к губам.

– У нас? В нашей ванной?

– Да.

– Не может быть.

– Сходи и убедись. Но сначала предупреди Сашу. Я пошел звонить в милицию.

Не обращая внимания на мои слова, Лена рванулась в сторону туалета.

В принципе я ожидал услышать ее реакцию. Не увидеть – дверь в санузел находилась за причудливым изгибом коридора, – а именно услышать. Крик ужаса, звуки рыданий, стук от падения, если она вдруг потеряет сознание… Я и услышал – но совсем не то, что ожидал.

Держась за живот и корчась от хохота, Лена показалась из-за поворота. Смеялась она так долго, что я успел испугаться – а уж не сошла ли она внезапно с ума? Говорят, такое бывает.

– Стогов, – наконец смогла произнести она, – ты совсем до ручки допился или тебя просто на шутки ближе к утру потянуло?

Я ошарашенно молчал.

– Какая кровь? Какие трупы? Иди проспись, алкоголик!

Я смотрел на нее и не мог ничего понять.

– У нас послезавтра вернисаж, – отхохотав, наконец сказала она. – Я покрывало с дивана из бара замочила.

– Ты – что?

– Покрывало замочила. К нам в галерею немцы приедут, хотят купить несколько Сашиных работ. Чтобы их встретить по-человечески, я решила постирать покрывало. А оно бордовое, залиняло и всю воду окрасило… Нет, Стогов, тебе пить совсем нельзя. Труп, видите ли, он в ванне обнаружил!

Дебби и Лена покатывались от хохота и чуть не падали с ног. Смеялись они так громко, что из гадального салона начали выглядывать гости.

«М-да, – подумал я. – Давненько я не оказывался в настолько дурацкой ситуации».