Текст книги "Косыгин"

Автор книги: Виктор Андриянов

Посвящается 100-летию со дня рождения Алексея Николаевича Косыгина

Книга издана по инициативе президента Российского союза товаропроизводителей, депутата Государственной Думы, Председателя Совета Министров СССР (1985–1990) Н. И. Рыжкова

ПРЕДИСЛОВИЕ

16 марта 1943 года господин Николс, редактор «Биографической энциклопедии мира», город Нью-Йорк, США, отправил письмо в Москву Алексею Николаевичу Косыгину.

«Его Превосходительству А. Н. Косыгину.

Наркомат текстильной промышленности

Союза Советских Социалистических Республик.

Ваше Превосходительство,

Имею честь информировать Вас о том, что Ваше имя предложено включить в 3-е издание энциклопедического словаря мира, посвященного лицам каждой страны, чьи достижения в соответствующей отрасли заслуживают признания.

Пожалуйста, заполните и возвратите приложенную карточку-анкету.

Если позволит время, я буду рад послать Вам корректуру Вашей отредактированной биографии перед публикацией.

Это Вас ни в коей степени не обязывает.

Уважающий Вас

Николс, редактор.

P.S. Вы можете послать также одну из Ваших фотографий».

К письму прилагалась анкета с дюжиной вопросов:

«Имя (полностью) ____________________________________

Звание (или профессия) _______________________________

Адрес (служебный) ___________________________________

Место жительства  _________________________________

Год рождения _______________________________________

Родители – отец _______________________мать (девичья

фамилия) ________________________

Происхождение (пожалуйста, упомяните заслуживающие внимания факты о Ваших предках)

Образование ________________________________________

Семейное положение ___________________девичья фамилия

жены  _________________дата женитьбы ________________

Дети ________________________________________________

Начало профессиональной деятельности (карьера; перечислить все занимаемые должности с указанием дат).

Судя по тому, что английский оригинал анкеты и русский перевод так и остались в делах секретариата Косыгина, ответа г-н Николс не дождался. Можно лишь представить, как улыбнулся Алексей Николаевич, когда в двенадцатом часу ночи зав. секретариатом докладывал ему, заместителю Председателя Совнаркома, почту. Улыбнулся и опять – к текущим делам: отчеты, телеграммы уполномоченных СНК о ходе отгрузки дров для Москвы; Тамбовский обком партии просит для детдомов 1300 пар кожаных ботинок, 1000 пар валенок, материала для простыней 3600 метров; остановился Барнаульский меланжевый комбинат – нет электроэнергии – «Выполнение планов спецзаказа под угрозой полного срыва»…

Впрочем, десяток-другой минут для того, чтобы заполнить анкету, он мог бы и найти. Но адресована она, во-первых, была наркому, а он уже три года как не нарком. Во-вторых, Алексей Николаевич за эти же три кремлевских года немножко присмотрелся к нравам здешних обитателей. И в-третьих, он не торопился на страницы «Биографической энциклопедии мира», в компанию «выдающихся мужчин и женщин каждой страны», потому что был скромным человеком не для виду, а по своей натуре. «Гроша не стоит, а глядит рублем», – говаривал отец о спесивых.

«Фотограф печатает снимки» – так называется одно из стихотворений почти забытого сейчас советского поэта Владимира Луговского, автора знаменитой «Курсантской венгерки», «Синей весны», «Костров» и многих-многих других славных стихов. Они, уверен, еще вернутся к нам, как и эти бесхитростные строки о фотографе, который в ночной редакции печатает снимки.

Владельцам цифровых камер этот увлекательный процесс совершенно незнаком. А я до сих пор помню, как, получив в подарок свой первый фотоаппарат, популярный в то время «ФЭД» (их выпускал завод имени Феликса Эдмундовича Дзержинского), обзавелся бачком для проявления пленок, реактивами, фотоувеличителем и устроился в крохотной ванной печатать снимки. Перекладываешь в ванночку с проявителем листок белой бумаги, на котором поначалу ничего не видно, и вдруг, как бы ниоткуда, в багровом свете начинают проступать лица людей.

 
Они выплывают нежданно,
Как луны из пустоты…
Как будто со дна океана,
Средь них появляешься ты.
 
 
Из ванночки, мокрой и черной,
Глядит молодое лицо.
 
 
Порывистый ветер нагорный
Листвой засыпает крыльцо…
 
 
И люди, еще невидимки,
Торопят – фотограф, спеши!
Фотограф печатает снимки,
В редакции нет ни души.
 

Сейчас я сам себе напоминаю того фотографа. Только вместо фотопленок на моем рабочем столе блокноты Косыгина, письма, тома мемуаров, старые газеты и журналы, кассеты, на которых записаны десятки встреч с людьми, теми, кто знал Алексея Николаевича, работал вместе с ним. И мне предстоит теперь «проявить» все это, выбрать главное, чтобы рассказать о человеке, действительно достойном «Биографической энциклопедии мира». Один из моих собеседников, в прошлом министр черной металлургии Советского Союза Иван Павлович Казанец, как-то обронил: «Я знал двух Косыгиных. Один – внешне всегда суровый, даже угрюмый государственный деятель. И второй – очень мягкий, казалось, ничем не защищенный человек – муж, отец, дед».

Это не тот случай, когда одно лицо, словно маска, прикрывает другое. Косыгин был естественен всегда. Но одни его знали только как мастера, директора, наркома или министра, зампреда Совнаркома, Председателя Совета Министров СССР, а для других, очень немногих, он был просто Лешей, как называла его жена, как подписывал он письма отцу, брату, сестре…

«За много лет ни я, ни другие его заместители, которые жили в одном доме по Воробьевскому шоссе (ныне улица Косыгина. – В. А.),ни разу не бывали в его квартире, – признался Николай Константинович Байбаков, председатель Госплана СССР. – И только дважды, в его два последних юбилея, я побывал у него на даче. За праздничным столом, после одной-двух рюмочек коньяка он несколько «раскрывался». От внешней суровости не оставалось и следа, он искренне улыбался, лицо светлело от душевной теплоты, и он становился в чем-то похожим на человека, пришедшего с приятного свидания».

Может показаться, что дом Косыгиных был закрыт для всех. Но это совсем не так. Просто Алексей Николаевич почти никогда не приглашал к себе людей, с которыми работал. «Он, видимо, считал, что эта близость домами будет связывать его в работе, – замечала его дочь Людмила Алексеевна Гвишиани-Косыгина, – а этого он никак не мог себе позволить». Дом Косыгиных был открыт для друзей – сибирских, питерских, московских… Алексей Николаевич и Клавдия Андреевна любили принимать гостей и принимали их по-русски хлебосольно. А когда гости расходились-разъезжались, он еще на час-другой садился за бумаги.

Всю жизнь для Косыгина главным было Дело: кооперация, текстильная и другие отрасли, которые непонятно почему обозвали легкой промышленностью, наконец, все народное хозяйство страны, в котором он по праву был главным инженером. Даже в свои последние дни он говорил с родными и редкими гостями о новой пятилетке: какой она будет?

Свой первый жизненный выбор Алексей Косыгин сделал в пятнадцать лет: как и его одногодок Аркадий Гайдар, как тысячи и тысячи безвестных ребят из рабочих семей, записался в Красную Армию, защищал Петроград, Октябрьскую революцию. А когда догорела Гражданская война, снова пришло время выбирать. Надо учиться, но чему? Военному делу? Но армия с ним рассталась. «В 1921 году был демобилизован из 61 военно-полевого строительства из г. Мурманска, как не достигший призывного возраста», – писал Алексей Косыгин в автобиографии в пору своей недолгой партийной работы в 1938 году. Учиться рабочей профессии? Или кооперации? Это, говорит Владимир Ильич Ленин, путь к социализму. В двадцать первом Косыгин поступил в кооперативный техникум. А до этого, вспоминал Председатель Совета Министров СССР, «торговля, потребительская кооперация были мне совершенно чужды». С дипломом техникума Косыгин уезжает в Сибирь: Новосибирск, Киренск – старинный русский город на реке Лене, – снова Новосибирск. В Сибири он встречает свою судьбу – Клавочку, Клавдию Андреевну. 4 ноября 1928 года у них родилась дочь Людмила. В тридцатом Косыгину пришлось, как он сам однажды заметил, «покинуть ряды кооператоров», и втроем они вернулись в Ленинград. «Советской стране нужны свои инженеры», – писали тогда газеты. Алексей поступает в Ленинградский текстильный институт. Никакая цыганка не смогла бы ему нагадать то, что случилось к концу этого десятилетия…

1931-й Косыгин встречает студентом, правда, за его спиной – в отличие от многих сокурсников – армия, техникум и шесть лет самостоятельной работы; в 1939-м он уже нарком Союза.

Косыгину, наверное, повезло в 30-е годы и после Великой Отечественной войны, когда его миновало страшное «Ленинградское дело». Алексей Николаевич был готов ко всему, и могло случиться так, что он разделил бы судьбу Кузнецова, Вознесенского и других близких товарищей, казненных по этому неправому делу. К счастью, судьба отвела черную метку.

Переберите, сколько известных вам очень больших начальников работали со Сталиным, Хрущевым, Брежневым. О многих ли сохранилась в народе добрая память? О Косыгине, Завенягине, Засядько, Малышеве, Рыжкове, да и многих, многих других сохранилась. Не соглашусь с Серго Берией, который в мемуарах о своем отце написал так: «…находясь в числе руководителей СССР, невозможно было не испачкать себе рук».

На долю Косыгина выпали, как сказали бы раньше, три царствования: Сталин – Хрущев – Брежнев.

Сталин мог не знать о назначении нового заведующего промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома ВКП(б) – не его уровень, да и в те годы, 37—38-й, пачками менялись не только завы, но и секретари, наркомы, вчерашние герои в одночасье становились «врагами народа». Однако о кандидатуре председателя Ленинградского горисполкома, второго города страны, конечно, знал – со слов Микояна. Как и обо всех последующих перемещениях Косыгина. Точнее, не просто знал, теперь он вел его: нарком текстильной промышленности, член ЦК партии (избран на XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г.), заместитель председателя Совнаркома СССР (И. В. Сталина), председатель Совета по товарам широкого потребления при СНК СССР (апрель 1940 г.)… После Великой Отечественной войны кандидат в члены Политбюро (март 1946 г.), заместитель Председателя Совета Министров СССР (председатель по-прежнему Сталин), член Политбюро (февраль 1948 г.)… На последнем при жизни Сталина пленуме ЦК КПСС избран кандидатом в члены Президиума ЦК.

В марте 1953-го, после смерти Сталина, Косыгин «всего лишь» – министр легкой и пищевой промышленности СССР. «А я-то помню, как Сталин говорил о вас: вот наш будущий премьер», – бросил ему однажды с неприкрытой ехидцей Хрущев. Но и он вскоре оценил опыт и знания Алексея Николаевича. К концу того же года – вновь заместитель Председателя Совета Министров СССР (Н. С. Хрущева), с мая 1960-го – первый зам. председателя Совмина, член Президиума ЦК. Он «никогда ни к кому не приспосабливался, – замечал Джермен Гвишиани, человек, который знал Косыгина три десятка лет. – Он оставался прежде всего честным и добросовестным специалистом, ответственным за порученное дело».

Очень точно это слово – честность – в характеристике Косыгина. Она не декларировалась, не выставлялась напоказ, а была сутью этого человека во все годы его жизни. Вслед за Тургеневым (из переписки с Герценом) он мог бы повторить: «…без честности нельзя, как без хлеба». Бесспорно, Алексей Николаевич разделял такое отношение к жизни.

Октябрь 1964-го… Косыгин – Председатель Совета Министров, член Политбюро… В эти годы всходили и закатывались звезды Козлова (кто помнит сегодня некогда всесильного Фрола Романовича?), Семичастного и Шелепина (комсомольские лидеры, потом шефы КГБ)… Ушел на пенсию Микоян, ушли Подгорного, Председателя Президиума Верховного Совета Союза… Все так же шаркал от Александровского сада до Старой площади в своем длинном пальто серый кардинал Суслов…

А Косыгину предстояло вести экономику, защищая хозяйство страны от дилетантов. И делал он это мудро и мужественно, не теряя достоинства. Конечно, эпоха оставила на его характере свой след. «Алексей Николаевич был невероятно осторожен, никогда не допускал каких-то двусмысленных выражений, говорил сугубо о деле. Эта осторожность, как мы считали, дала ему возможность сохранить равновесие в разные эпохи», – так считает Юрий Петрович Баталин, в косыгинское время первый заместитель министра строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности Союза, затем – председатель Госстроя, зам. председателя Совмина СССР.

Так думают и многие другие мои собеседники, те, кто знал Косыгина в основном по службе. Он и в домашнем кругу никогда не перебирал косточки «олимпийцам» – и не потому, что боялся, знал о «прослушках», нет. Это было чуждо его натуре.

Председателю правительства по должности положено быть дипломатом. Но много ли мы видели в нашей давней и недавней истории лиц, которым по плечу оказалась эта ноша – представлять Россию?! По пальцам одной руки пересчитаешь. Косыгин-дипломат среди них. И об этом тоже надо рассказать, и о том, как партвожди мешали ему, а в конце концов – всей стране.

Алеша Косыгин родился 21 февраля тысяча девятьсот четвертого года. Был третьим ребенком в рабочей семье Николая Косыгина, выходца из крестьян Московской губернии. О своих предках господину Николсу он мог бы рассказать немного: пахали чужую землю, работали на чужих заводах.

Сколько было, интересно, у него ровесников? Поискал ответ в справочниках: оказалось два миллиона. Среди них, например, Татьяна Пельтцер, знаменитая актриса, Николай Островский и Аркадий Гайдар, поэты Микола Бажан и Александр Жаров, нобелевский лауреат, физик Павел Черенков, наркомы и министры Союза Петр Ломако, Ефим Смирнов, Михаил Первухин, маршал Пересыпкин, математик Людмила Келдыш… Конечно же, это далеко не полная выборка, лишь часть имен, которая бросилась в глаза, когда листал энциклопедии.

Ровесники нового века, такого непохожего, как писал Александр Блок, на лицо предыдущего века, девятнадцатого. Что ждало детей переломного времени? Их отцы уходили на Японскую и на Первую мировую войну. Подростками эти ребята встретили Февральскую и Октябрьскую революции, успели повоевать в Гражданскую, во весь рост встретили Великую Отечественную. Через их жизнь прошли пятилетки и чистки, их выбивал большой террор и вдохновляла большая работа. Нет, не только работа. Работа и любовь, как писал Ярослав Смеляков.

Не знаю, читал ли Алексей своей Клавочке Смелякова или Пушкина, Блока или Тютчева, выдумывать не буду. Но то, что через всю свою жизнь они пронесли настоящую любовь, – это правда. Каждый день, точнее, каждый вечер, когда Алексей Николаевич возвращался с работы, она принаряжалась, чтобы встретить его, и внучке своей, Танечке, наказывала: «Выйдешь замуж, вот так мужа встречай». Этот был тот, увы, нечастый случай, когда две половинки счастливо нашли друг друга.

Алеша очень рано потерял маму. Отец, Николай Ильич, всего себя посвятил детям, но даже большое отцовское сердце не заменит материнское. Мне кажется, Клавдия Андреевна и ее мама Евдокия Прохоровна сумели вернуть Алеше, Алексею Николаевичу утраченное материнское тепло. Простые сережки Алешиной мамы долго хранились в их семье, теперь они – в доме внучки Косыгина, Татьяны Джерменовны.

Косыгин много раз, выполняя поручения Сталина, Государственного Комитета Обороны (ГКО), летал в блокадный Ленинград. Позже я расскажу об этом подробнее, а сейчас только одна деталь из январских дней 1942 года, подмеченная спутником Косыгина – Анатолием Сергеевичем Болдыревым. По стылой улице двое парнишек тянули санки, на которых лежал их братишка или сосед. Типичная для тех дней картина. Так свозили покойников по всему городу. Что-то заставило Косыгина остановиться у этой горестной процессии и спросить, кого везут хоронить. Ребята еще не успели ответить, как Алексей Николаевич заметил, что у мальчика, лежащего на санках, дрогнуло веко. Может быть, в эти последние мгновения уходящей из него жизни, сквозь забытье, он услышал голос, похожий на отцовский? Алексей Николаевич взял ребенка на руки, тот стал приходить в себя. Косыгин распорядился, чтобы мальчика отогрели, покормили, а затем эвакуировали из Ленинграда.

Есть такое классическое выражение: мертвые открывают глаза живым. Да, эта истина не раз находила свое подтверждение, но, право, дороже, когда живые открывают глаза мертвым, возвращая их к жизни, как это произошло на скованной морозом улице блокадного Ленинграда. И в других обстоятельствах, пусть не столь трагичных, Косыгин всегда приходил на помощь людям, трудовым коллективам, отраслям. Образно говоря, он старался открыть глаза и советской экономике, и делал для этого все, что мог.

…Первая книга о Косыгине, небольшой сборник воспоминаний, вышла только в 1997 году, через семнадцать лет после его смерти, когда уже не было страны, ради которой он жил. Очень добрая, цельная, емкая книга, ее задумал и составил Тимофей Иванович Фетисов, но выхода из печати не дождался… Не допишут уже свои воспоминания Людмила Алексеевна Косыгина и Джермен Михайлович Гвишиани, но спасибо им огромное и за то, что они успели написать и рассказать.

«Сухие биографические данные, которые бесспорно нужны, чтобы составить изначальное представление о человеке, все-таки не дают многого для понимания личности, – замечала Людмила Алексеевна. – Важно представить особенности того времени, в которое пришлось ему работать, воссоздать весь его облик, который складывается из многих черт – и манеры поведения, и конкретных поступков, как в период успеха, так и в экстремальных ситуациях. И приоритетов личных ценностей и целей жизни».

«Фотограф печатает снимки…». Вглядимся в лица, вернувшиеся к нам из небытия, из ушедшего навсегда времени. В этих ребятишек с Петроградской стороны, в красноармейцев и кооператоров, в студентов и инженеров… Сфокусируем объектив на одном из них – Алеше, Алексее Николаевиче Косыгине…

РОДОСЛОВНАЯ

Тихий переулок в самом центре Москвы, за старыми корпусами Московского университета. Из конца в конец, от Воздвиженки до Большой Никитской, по Романову пройдешь за пять-шесть минут. Но здесь лучше не спешить…

Вот ротонда наугольного дома, характерного для восемнадцатого века. Отсюда могли любоваться Кремлем, московскими далями граф Шереметев и его венчанная супруга, вчера еще крепостная актриса Жемчугова (Ковалева). О них напоминает мемориальная табличка. Другая, чисто служебная, извещает, что здесь располагается Департамент инвестиционных программ строительства города Москвы. Московские строители по старым чертежам любовно восстановили архитектурный шедевр, разваленный временем, коммуналками, беспамятными конторами.

А дальше, к Большой Никитской, – череда мемориальных досок. Дом увешан ими, как боевой маршал орденами. «Здесь жил маршал Советского Союза Тимошенко». Маршал Буденный. Маршал Ворошилов. Председатель Совета Министров СССР Косыгин. Заместитель Председателя Совета Министров СССР Малышев. Секретарь ЦК ВКП(б) Кузнецов. Председатель Госплана Вознесенский…

Да, они жили здесь, но вовсе не в Романовом переулке, а на улице Грановского. И соединяла она не Воздвиженку с Большой Никитской, а улицу Калинина и улицу Герцена.

На новой карте Москвы этих названий нет. В 1920 году Моссовет переименовал Большую Никитскую, разделявшую корпуса Московского университета, в улицу Герцена, а соседний Романов переулок – в улицу Грановского; в 1994-м московская мэрия вернула им старые названия. Тогда же улица Калинина снова стала Воздвиженкой.

На смотрины наркомовского жилья Косыгиных привел то ли комендант, то ли домоуправ, одетый по служивой моде в «сталинку», чиновный мундир эпохи. Держался он подобострастно, но и с некоторым – странным в этом сочетании – чувством превосходства.

– Что это он ломается? – спросил Косыгин Клаву, когда сопровождающий, показав их пятикомнатную роскошь, растворился. Прощаясь, комендант таинственно прошептал, что в этом доме, раньше он назывался доходным, есть квартиры по десять – и даже пятнадцать комнат! Клавдия Андреевна хорошо понимала людей. Наверное, товарищ многих приводил в этом дом, сказала она, но кое-кому и помогал уходить. И показала на дверь, которая вела из кухни на черную лестницу. Ее было велено ни в коем случае не забивать. Потом говорили, что по таким лестницам уводили председателя Госплана Вознесенского, секретаря ЦК ВКП(б) Кузнецова… Увели. Поставили где-то к стенке. А потом – спасибо! – приставили к стене… Черный ход в своей квартире Косыгин забил лишь после марта пятьдесят третьего года. Сам взялся за молоток.

Спустя несколько месяцев в доме на Грановского стали выковыривать «прослушки». Сначала из квартир маршалов Буденного, Жукова и Тимошенко.

«Совершенно секретно экз. № 2

Товарищу МАЛЕНКОВУ Г. М.

По вопросу об установлении аппаратуры подслушивания в доме № 3 по улице Грановского докладываем.

В архивных материалах 2 Спецотдела МВД СССР обнаружены документы, утвержденные Кобуловым и Абакумовым по установке оперативной техники (подслушивания) на квартирах тт. Буденного, Жукова и Тимошенко, проживающих в этом доме.

28 сентября и 2 октября 1942 года Кобуловым утвержден план организации установки аппаратуры подслушивания на квартире т. Буденного. Этим планом было предусмотрено устройство техники подслушивания в квартире т. Буденного через квартиру № 93. Причем работы по установке аппаратуры подслушивания проводились под видом ремонта отопительной системы.

5 июня 1943 года Абакумовым утвержден план дополнительных мероприятий по установке техники подслушивания в квартире т. Буденного с использованием квартиры № 89.

Для организации подслушивания в доме № 3 по улице Грановского была занята отдельная комната, в которой было смонтировано оборудование специальной техники.

Во 2 Спецотделе МВД СССР обнаружены также документы об установке аппаратуры подслушивания на квартирах у т.т. Жукова и Тимошенко.

После ареста Берия, как только нам стало известно о наличии аппаратуры подслушивания у т.т. Буденного, Жукова и Тимошенко, сразу же были приняты следующие меры: обрублены провода, ведущие к аппаратуре, специальное оборудование в отдельной комнате демонтировано и вывезено, а комната сдана коменданту дома.

Прилагаем: дело № К-960 об установке аппаратуры подслушивания на квартире т. Буденного в двух томах – на 13 листах и на 11 листах, дело Гордец № 584 (кв) об установке аппаратуры подслушивания на квартире т. Жукова на 14 листах и рапорта начальника 9 Управления МВД СССР т. ЛУНЕВА и начальника 2 Спецотдела МВД СССР т. ЗАБОЛОТНОГО об обнаружении и снятии техники подслушивания в доме № 3 по улице Грановского.

С. КРУГЛОВ

Н. СЕРОВ

23 июля 1953 года

№ 283/к»

(РГАНИ. Ф. 89. Оп. 18. Д. 27.Л. 1–2).

Конечно, в «отдельной комнате», где слухачи днем и ночью несли свою службу, прослушивали не трех маршалов, не три квартиры, а весь огромный дом. Секретом это могло быть только для очень наивных. Но такие здесь не селились.

И все же Клавдии Андреевне полюбился этот уголок в двух шагах от Кремля, Манежной площади, консерватории, понравилась квартира с окнами во двор, больше похожий на уютный сквер. С годами на Малой Бронной, Алексея Толстого и других заповедных улочках стали прорастать, выделяясь, как красавицы среди дурнушек, элитные высотки. Соседи чередой начали перебираться туда, где жить было престижней. Клавдия Андреевна не поддалась общему настроению. Тем более – Алексей Николаевич. В домашних делах он полагался на жену: «Как Клавочка скажет, так и будет».

Собираясь с работы, Косыгин всегда звонил домой: «Я выезжаю, Клавочка» и она выходила во двор, если в эти дни они были в городской квартире, или к воротам дачи, если жили в Архангельском. И сейчас, после звонка Клавдия Андреевна, накинув платок, вышла во двор, присела на лавочку. Няни уводили заигравшихся детей. Пожелтевший кленовый лист неслышно покружился и упал у ее ног.

Алексей Николаевич обычно выходил из машины, не заезжая во двор. Хлопнула дверца и снова за каким-то окном заголосила радиола: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?» Клавдия Андреевна шагнула навстречу другой улыбке – не придуманной, не сочиненной для модной песенки, а такой искренней и открытой, какой в мире больше нет ни у кого. Алексей Николаевич успел оценить ее новую прическу (спасибо, отозвалась в душе Клава).

– Ты у меня все молодеешь! – похвалил жену Алексей Николаевич, и она зарделась от нежности, так что даже мочки ушей, никогда не знавшие сережек, покраснели.

Пока они шли к подъезду в глубине двора, Клавдия успела пересказать семейные новости: была у Люси и Джерри, повидала Танечку и Алешку – парня в школе хвалят, а Таня все допытывается, когда опять пойдет с дедой «лыбку ловить».

В кухне уже пыхтел самовар – это расстаралась Евдокия Прохоровна, такая же любительница почаевничать, как и зять. Самовар у Косыгиных был медный пузатик, не электрическая подделка, а настоящий самограй, с трубой и жаровней, их первая семейная покупка. Сработанный где-то «во глубине сибирских руд» самоварец согревал молодую семью в Киренске, потом в Ленинграде и вот теперь в Москве. Самоварничала баба Дуся, дю-баба, так ее звали внуки. Разливала кипяток, предлагала заварку, сахар… Алексей Николаевич попросил еще стакан. Кто не знал его секрета, удивлялся, как он пьет такой обжигающий чай. Но всем ведь объяснять не станешь: еще в юности цинга, свирепствовавшая в Петрограде, забрала чуть ли не все зубы.

– Спасибо, – сказал Алексей Николаевич. – Я пойду еще позанимаюсь…

Евдокия Прохоровна сложила посуду в раковину. Помолчав, поделилась с дочерью своей тревогой.

– Я не стала говорить при Алеше (так она называла зятя только за глаза, а к нему с первых дней знакомства обращалась только по имени-отчеству) – сон мне сегодня приснился нехороший, будто Николая Ильича постригли наголо…

Она еще вспоминала какие-то подробности своего сновидения, когда прерывистым, как автоматная очередь, звонком взорвался телефон:

– Москва? Вас вызывает Ленинград…

Косыгин взял трубку.

– Алеша? Это я, Маруся. Папа умер!

Николай Ильич давно болел, но, несмотря на хвори, наотрез отказывался переезжать в Москву. Старик был упрям и горд: не хочу никому быть обузой.

Дом на Малой Вульфовой

– В Питере родился, в Питере меня и похороните.

Для Николая Ильича это был его город привычных лиц (выражение Генриха Бёлля). Только почти все они остались в прошлом. В довоенных годах. Вернувшись в сорок пятом из эвакуации (старик с больной дочерью был в Новосибирске, у Евдокии Прохоровны), он почти не нашел старых приятелей. Одни не пережили блокаду, другие погибли на фронтах или в эвакуации…

Чьи лица виделись Николаю Ильичу, когда, просыпаясь до рассвета, он слушал, как оживает трамвайное депо? Оно тянулось вдоль Малой Вульфовой, которая начиналась их домом, похожим на утюжок. (Сюда, на Петроградскую сторону, Косыгины перебрались в 1910 году.) Выезжает, бывало, на линию 6-й маршрут, вожатый мигнет дворнику синим огоньком: доброе утро, мы с вами раньше всех заступаем. Выглянет в окошко хозяйка оранжево-белых огней, это 21-й маршрут: «Что пишет Алеша, Николай Ильич?» – «Собирается скоро приехать!» В том круге привычных лиц был и весельчак-сапожник, над будкой которого в одно прекрасное утро появилась самодельная вывеска: «Сапожная мастерская имени Освобожденного Труда», и банщик с Большой Пушкарской – он гордился тем, что поддавал парку самому Шаляпину, были друзья-рыбаки, вместе с которыми промышляли корюшку…

В прежние годы Николай Ильич отправлялся со своей Вульфовой за Большую Невку, на завод «Новый Лесснер». После Гражданской войны, когда заводы стояли, он, квалифицированный токарь, не постеснялся взять метлу. Хоть и холодно, говорил, да не голодно.

Из Центрального государственного архива Санкт-Петербурга мне прислали такую справку:

«В документах архивного фонда Ленинградского губернского финансового отдела, в списках совершеннолетних жильцов дома 1/20 ул. Малая Вульфова на 1 октября 1923, 1924, 1926 и 1928 гг. значатся: Косыгин Николай Ильич, 1869 г. рождения, дворник дома 1/20 по ул. М. Вульфова, № квартиры (помещения) 93; Косыгина Мария Николаевна, 1902 г. рождения, инвалид, находится на иждивении отца; Косыгин Павел Николаевич, 1898 г. рождения, в 1923 г. слушатель Петроградского сельскохозяйственного техникума, в 1924/25 г. слушатель электротехнических курсов, в 1926/27 г. монтер завода «Русский дизель», № квартиры (помещения) 93, с 1924/25 г. исправлено на № 78. В списках на 1 октября 1926 и 1928 г. значится Косыгина Антонина Васильевна, 1904 г. рождения (жена брата. – В. А.),находится на иждивении мужа».

Всех Косыгиных перечислила архивная справка, кроме одного – Алексея. Ему кооперативный техникум дал общежитие. А потом младший сын Николая Ильича получил направление в Сибкрайсоюз и уехал в Новосибирск. Оттуда уполномоченный Обьсоюза Алеша Косыгин писал на Малую Вульфову отцу, сестре, семье брата. В этот дом он вернулся из Сибири. Сюда заезжал проведать родных директор фабрики, председатель Ленинградского горисполкома Алексей Николаевич Косыгин. По этому адресу он писал, став наркомом, заместителем председателя Совнаркома, Совета Министров СССР. Отсюда провожал в последний путь отца.

Улицу Котовского – так теперь называется прежняя Малая Вульфова, – и сейчас открывает тот самый дом-утюжок. С другой стороны улицы вековой кирпич огородил трамвайное депо. Продолжают свою гонку трамы – № 2, № 17, № 30… Типичная петербургская картинка: разбитые мостовые, нараспашку дверь в подъезд, раскуроченные почтовые ящики… Признаюсь, расхотелось заходить в этот дом, кого– то расспрашивать. Может быть, после центра, отмытого к 300-летнему юбилею, доберутся и до этих мест. И на доме, с которого начинается улица Котовского, появится табличка, напоминающая о том, что здесь жила семья Николая Ильича Косыгина, что в этих стенах провел детские и юношеские годы Алексей Николаевич Косыгин.

…С мужем на похороны полетела Клавдия Андреевна.

Свежий холмик в дальнем уголке Смоленского православного кладбища закрыли венки. С увеличенного портрета в простенькой рамке строго смотрел много поживший человек.

КОСЫГИН

НИКОЛАЙ ИЛЬИЧ

9 МАРТА 1869 – 18 СЕНТЯБРЯ 1956

Это место рядом со своей Матроной он выбрал еще полвека назад. В девятьсот десятом похоронил здесь отца, Илью Терентьевича. И когда со Смоленского в тридцатые-сороковые годы ретивые власти «переселяли» покойников, когда хотели на могилах строить цехи, попросил сына – единственный раз – вмешаться. Смоленское сохранилось.