Текст книги "Косыгин"

Автор книги: Виктор Андриянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

ПО КАРТЕ КОМАНДИРОВОК

Если провести по карте Советского Союза (никогда не скажу, не напишу: бывшего, потому что государства бывшими не бывают, они уходят в историю со своим временем; ведь не говорят же: бывшая Австро-Венгрия, бывшая Чехословакия), так вот, если провести по карте Союза ССР все маршруты Косыгина-премьера… она скроется за густой сетью стрелок, пересекающих страну во всех направлениях. Стрелки пройдут от Москвы к столичным городам и вахтовым поселкам, крупным индустриальным центрам и селам…

Проведем стрелки от Москвы к Ленинграду (много раз). На Сахалин и Магадан, в Западную Сибирь, где, кроме Тюмени и Томска, пометим всю нефтяную и газовую провинцию – Сургут, Нижневартовск, Надым, Уренгой, Ямбург, Пангоды, о которых многие столичные жители, привычно пользуясь северным газом, даже не слышали; а затем продолжим – Иваново, Липецк и Душанбе, ныне столица суверенного Таджикистана, Кострома, Курск, Вологда, Фрунзе – нынешний Бишкек, Киргизия, Кишинев, Минск, Рига, Ташкент, Якутск. Красноярск, а отсюда – в молодые города и поселки Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса: Бородино, Дубинино, Шарыпово; и дальше на Север, в Норильск; не забудем про Воркуту и Сыктывкар, Оренбург и Уфу, Иркутск, Братск, Караганду, Донбасс, Кузбасс…

Разумеется, излишне говорить, что каждый раз маршрут тщательно выбирался, премьер старался побывать там, где его взгляд особенно нужен. Наконец, многие республики, края, области просто хотели заполучить к себе на день-другой влиятельного человека, рассчитывая, что на месте удастся «решить вопрос», пробить финансирование какого-нибудь проекта. Со многими гостями из Москвы этот номер проходил – только не с Косыгиным.

Золото

У него была трогательная тяга к местам, где проходила юность. Приехав в Новосибирск, Алексей Николаевич, выбрав свободную минуту, зашел в давно знакомое здание. Вместо таблички «Сибкрайсоюз» у входа значилось: «Новосибирский облпотребсоюз», а все остальное было таким же. Широкая щербатая лестница, комната, где у окна посадили молодого техника-кооператора из Ленинграда… Косыгин постоял у окна, вместе со спутниками прошел между многоэтажек к рубленому дому, где когда-то жил. Его поймет каждый, кто возвращался через годы в места своей юности, узнавал и не узнавал за новостройками свою школу, улицу, по которой гонял с друзьями мяч… На этих тропках размягчается душа… Вот в таком настроении был в Новосибирске и Алексей Николаевич Косыгин. После ряда встреч – беседа в обкоме партии.

Участник этой встречи М. Алферов выразительно описал, как Косыгину один за другим были предложены четыре проекта: строительства второго моста через Обь, перевода пригородных колхозов в совхозы, перебазирования военных складов… Все вроде по делу, все нужно, но ни один проект новосибирцы не подкрепили расчетами.

«Вопрос не проработан, – заключил Косыгин дискуссию о строительстве моста. – Прежде дайте обоснование, расчеты его стоимости, а потом уже ставьте вопрос о строительстве».

Такими же были выводы премьера еще по двум ходатайствам. Четвертый пункт – строительство комбината безалкогольных напитков, очень нужного городу. Обком просит четыре миллиона рублей.

«Сколько вы будете строить такой завод?» – обратился премьер к начальнику «Главновосибирскстроя» П. Масленникову.

Посмотрев на первого секретаря, Масленников замялся.

«Вы смотрите на меня, я вас спрашиваю, а не секретаря. Сколько же вы будете строить комбинат?» – повторил вопрос Косыгин.

«Четыре года», – последовал ответ.

«Нет, так не пойдет. Если сможете построить за два года, ваш вопрос рассмотрим в Совмине». – Алексей Николаевич взял записку обкома партии и написал в уголке: «Рассмотреть на заседании Совмина СССР». Совет Министров эту просьбу поддержал.

Прошло несколько лет. В Москву с творческим отчетом собрался Новосибирский театр оперы и балета. Секретарь обкома М. Алферов позвонил в приемную: можно ли встретиться с Косыгиным на пять минут, передать приглашение? Помощник тут же перезвонил, назначил время.

«Я сказал несколько слов о театре. Передал приглашение и собрался уйти, но Алексей Николаевич стал расспрашивать, как живут новосибирцы, как идет строительство комбината безалкогольных напитков. Такого вопроса я не ожидал, ведь после встречи в обкоме прошло несколько лет. О том, что у Косыгина редкостная память, я слышал и раньше, но сейчас понял, что дело не столько в памяти, сколько в характерном для этого человека чувстве высочайшей ответственности.

– Оборудование получено, но корпуса еще не готовы, – ответил я.

– Когда же будут готовы?

К сожалению, я не мог его порадовать. Стройка затягивалась», – завершает свой рассказ М. Алферов.

На карте косыгинских командировок выделяется Западная Сибирь. Председатель Совмина лично занимался этим регионом, его топливно-энергетическим комплексом, который держал на плаву всю экономику. Кстати, Брежнев, можно сказать, здесь не бывал. Только однажды по пути на Дальний Восток стареющий генсек сделал остановку в Тюмени. Поезд постоял минут тридцать. На перрон пригласили местных начальников. Леонид Ильич вышел из вагона. Несколько общих слов и «вагончик» тронулся дальше.

Сталин в последние годы ездил только на Юг. Хрущев облетел весь мир. Но Брежнев-то ездил много, но вот в этот регион ни разу не собрался! По мнению Юрия Петровича Баталина, это очень красноречивый факт.

– Значение региона ясно? Ясно! Почему же не был? Ревность к Косыгину. Косыгин едва ли не каждый год здесь бывал. И встречали его невероятно тепло.

Прилетая в республику, край или область, Алексей Николаевич не засиживался в апартаментах. Помните, как в Донбассе Ляшко вытаскивал на шахту и завод Подгорного, в то время первого секретаря ЦК Компартии Украины, будущего Председателя Президиума Верховного Совета СССР, который не мог оторваться от бильярдного стола. Косыгин, рассказывают, тоже любил погонять шары – на даче, в воскресенье. В командировках же работал чуть ли не круглые сутки, на месте принимал решения.

Можно хронологически выстроить все поездки А. Н. Косыгина по Советскому Союзу (зарубежные – отдельная тема). Но лучше попробуем собрать самое памятное из них.

Это поможет полнее представить его отношение к делу; мы увидим и то, что запомнилось спутникам премьера, людям, с которыми он встречался в этих командировках длиной в шестнадцать лет. А вернее – в сорок, если брать все его годы в правительстве, ведь он часто выезжал на места и как зампред Совнаркома, а затем Совмина, вспомним хотя бы его послевоенные хлопковые маршруты.

В командировку Алексей Николаевич, как правило, брал новую записную книжку, кстати, весьма удобную. На этих блокнотах в мягком, кожаном переплете не указаны ни цена, ни фабрика-изготовитель. Видно, их делали на каком-то кремлевском производстве или по спецзаказу. Хороша бумага!

Откроем записную книжку, на первой странице которой 10 марта 1974 года. Алексей Николаевич сделал пометку:

«Поездка в Якутск, Магадан.

«1. Совещание в Карамкене с геологической экспедицией.

2.  Нужны заводы для оснащения экспедиций в Магадан. Есть раб(очая) сила.

3.  Чтобы поднять разведку, которая отстает, нужно оснащение, т. е. поднять производительность труда.

Совещание 12.III —1974.

г. Магадан.

Россыпи. По рассказам геологов, есть 1200 тонн. Эти россыпи сложные.

17 экспедиций. 4,5 т геологов.

Компрессоры, электростанции. Тракторы, машины большой проходимости. Ударно-канатные станки. 1–2 трактора – 21 партия на россыпном золоте.

* * *

Россыпи. План прироста.

Нужно сделать расчеты, где грань содержания золота для возможной добычи золота.

* * *

Коренные месторождения.

Нужно переходить к ним.

Серебро. Дукат – 20.000 тонн.

Золото – 30 тонн. Можно брать 1.500 тонн серебра.

Олово

200.000 тонн на балансе. 78.000 т утверждено. К концу 1975 г. будем иметь 300.000 т олова».

И дальше такие же подробные расчеты по вольфраму, ртути, снова об олове – «в морских песках на глубинах до 20 м».

По ходу совещания Косыгин делает пометки, которые выльются затем в точные пункты решений. «Строительство жилья в поселках геологоразведчиков». «Карамкен + Дукат. Увеличить вложения. Дать транспорт и оборудование. Предприятия не достроены. Разведка отстает от добычи. Разработать тип предприятия для мелких месторождений. Нет запчастей к тракторам-бульдозерам Челябинского завода».

И здесь же, между строками о бульдозерах, запчастях, лимитах, Косыгин записывает то, что его волнует больше всего, над чем думает неотступно:

«Вопросы энергетики главные для X пятилетки. Энергетика развития на 1980—90 гг. не проработана».

Затем на совещании выступают иркутские геологи. Косыгин делает пометки о запасах золота в Бодайбо, об открытых там месторождениях апатита, железной руды и тут же строки о быте: «Дать автобусы 30 шт. в Бодайбо. Овощи, яйцо, молоко свое. Школа плохая».

«Сухой Лог (100 км от Бодайбо). Запасы 390 (т.) не утверждены. Считают, что всего может быть до 1000 тонн».

Это месторождение, как и многие другие, в наше время привлекло к себе внимание «деловых» людей.

И снова Косыгин возвращается к энергетике.

«Самое важное.

Энергетика. В целом очень напряжена. Рост в год 10 млн. кВт/часов. Необходимы Богучаны + новую станцию + Назаровская станция. Дефицит в Сибири закроется только в 1982 году.

Линия передач от Усть-Илима до Иркутска».

Так и чередуются на всех 15 страницах этой записной книжки, заполненных аккуратным почерком Косыгина (выделяются размашистая Л и П с черточкой наверху, как у Сталина), суждения глобального характера и заботы геологов.

«Золото.

Т. Десяткин.(Эту фамилию в рабочем дневнике Косыгина я встречу еще раз – 16 февраля 1979 г. премьер принял генерального директора объединения «Якутзолото» Т. Г. Десяткина.)

1 «катерпиллер» заменяет 6 наших Т-100.

100 тракторов высвободят 2500 человек.

Запасы уменьшаются, добыча обгоняет запасы.

100 катерпиллеров дадут в 2,5 м(есяца) 4 тонны золота. Жилье. Электроэнергия на Севере. Нужно дать 2 плавучих станции по 25 т. м».

А после этого в третий раз за два дня Алексей Николаевич крупно пишет: «Энергетика».

Затем еще одна запись, которая не может не обратить на себя внимание:

«1. Необходимо подготовить решение о покупке хлеба в период складывающейся наиболее выгодной конъюнктуры.

2. Использовать остатки средств для этой цели».

Хлеб

Как рассказывал мне помощник Косыгина Игорь Игнатьевич Простяков, ныне первый заместитель полпреда Президента РФ в Сибирском федеральном округе, хлеб и валюту Алексей Николаевич всегда держал под личным контролем.

Это видно и по другим записным книжкам. Вот одна из них, к сожалению, без даты.

«Хлеб (дать ответ по хлебу ГДР и Чех(ословакии)».

Через страницу: «Дать цифру хлеба ГДР и ЧССР. СЭВ. Хлеб. (Подчеркнуто Косыгиным.  – В. А.)

Еще через страницу: «ХЛЕБ. Проверить баланс и какие возможности…»

…В феврале 1947 года Сталин собрал пленум ЦК ВКП(б). После страшной засухи 1946 года надо было решать, как спасти страну от голода. На улицах тогда развешивали бодрые плакаты – великий вождь вдохновенно глядит на зеленеющие посадки: «И засуху победим!» Победили, мол, немца, справимся и с засухой.

Но на сталинских пленумах, как правило, занимались делом. Кубань в 1946-м собрала 65 миллионов пудов хлеба (миллион тонн с довеском), могла бы собрать и больше, но – «край почти не получил тракторов и сельскохозяйственных машин, не получает и сейчас».

Выступал секретарь Курского обкома партии Доронин. Говорит о засухе, которая все выжгла, и что раньше люди бы по миру пошли. А вот сейчас…

«Достаточно было после решения усилить напряжение, поднять ответственность партийных организаций за дела в борьбе с засухой, как это сразу сказалось на результатах нашей работы…»

«А как с засыпкой семян?» —перебивает бодрячка Сталин.

«Доронин. С засыпкой семян дела обстоят следующим образом. Мы на момент отчета имели 224 тысячи центнеров, за это время мы засыпали еще 20 тысяч центнеров.

Голоса. А процентов?

Доронин. Двадцать семь…»И после коротенькой паузы сказал, как доставались те выжженные колоски: «Все яровые культуры мы даже не могли косить, мы их вытеребли руками» (РГАНИ, Ф.2. Оп.1. Д. 2. Л. 8–9).

Накануне этого пленума Алексей Николаевич Косыгин, оставаясь заместителем Председателя Совета Министров СССР (Сталина), был утвержден председателем Бюро по торговле и легкой промышленности при Совете Министров. Те первые два послевоенных года были, пожалуй, такими же трудными, как и военные. Правда, не приходили больше «похоронки» с войны. Но снова, как в двадцать первом, как в тридцать третьем, убивал голод. Человек, у которого украли карточки на хлеб, отняли только что полученный паек, был обречен. В сорок седьмом засуха, сухмень вновь охватила Поволжье, Украину, центральные области России, Восточную Европу…

Сталин распорядился помочь странам народной демократии. В Чехословакии в сорок седьмом году каждая вторая буханка хлеба выпекалась из советского зерна.

(Не забудем, правда, и о другом. В 1922 году, когда от голода вымирали Поволжье и Украина, Чехословакия приняла на себя «прокормление» 25 деревень – 15 тысяч населения в Самарской губернии и 25 тысяч на Украине. Два эшелона с продовольствием, одеждой и семенным материалом были отправлены исключительно на средства чехословацких легионеров. В Чехословакию из голодающих губерний России перевезли 600 детей. В Государственном центральном архиве Чешской Республики я листал списки с именами этих ребятишек – через несколько лет их, спасенных от голода, окрепших, отправляли домой.)

Того зерна, что «вытеребли руками», у нас не хватало даже на скудные карточки. Из областей, республик одна за другой шли шифровки о наступающем голоде. Не знаю, вспоминал ли Косыгин, читая эти документы, о спасенном им в блокаду ленинградском мальчике, но то, что он заново переживал ленинградскую трагедию, бесспорно. Нет, нельзя, чтоб это повторилось.

«Алексей Николаевич пригласил стенографистку, – вспоминает А. Болдырев, – продиктовал короткую записку Сталину, подписал ее и, договорившись о приеме, отправился к нему, захватив телеграммы.

Воспользовавшись его отсутствием, я вошел в кабинет и стал раскладывать на столе материалы для предстоящего заседания. Неожиданно быстро возвратился Косыгин. Лицо его было покрыто красными пятнами, руки дрожали. Бросив на стол свою записку и пачку телеграмм, Алексей Николаевич резко, с неожиданной откровенностью произнес:

– Он отказал. Сказал, что не верит паникерам и не намерен разбазаривать резервы».

Это одно из немногих свидетельств, которое выразительно представляет и хозяина самого главного кремлевского кабинета, и его посетителя. Конечно, Алексей Николаевич рассчитывал на поддержку Сталина, наверное, даже был уверен, что Иосиф Виссарионович поможет. Не помог…

Через год ситуация повторилась. За первые две недели февраля 1948 года Совет Министров СССР получил 73 обращения из республик, краев, областей с просьбами срочно выделить муку. Что делает Косыгин с этими телеграммами и письмами? Откладывает, наученный горьким опытом? Мол, не в моих силах… Нет! Направляет докладную записку Молотову.

«По сообщению многих секретарей обкомов и крайкомов ВКП(б) и председателей обл(край)исполкомов, во многих городах и рабочих поселках из-за недостаточных рыночных фондов на хлеб торговля хлебом производится в течение 3–4 часов в день.

В связи с тем, что фонды муки, выделенные на февраль 1948 г., полностью реализованы и за 15 дней февраля против установленного лимита перерасходовано 22,7 тыс. тонн муки (продано 482,7 тыс. тонн вместо 460 тыс. тонн по плану), удовлетворить ходатайства областей, краев и республик не представляется возможным.

Ходатайство Министерства торговли СССР о выделении дополнительных фондов хлеба было отклонено.

Прошу Вас обсудить на Бюро Совета Министров СССР предлагаемый проект постановления о восстановлении с марта 1948 г. рыночных фондов хлеба в размере 1 600 тысяч тонн (в зерновом исчислении), т. е. выделить дополнительно в марте 1948 г. 100 тысяч тонн хлеба.

А. Косыгин».

(ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 59. Д. 43. Л. 113)

На письме пометка: послано 19.11.48. Молотов проект постановления поддержал. Сталин – тоже. В магазины незамедлительно повезли муку…

Прошло шестнадцать лет, и Косыгин перебрался в сталинский кабинет. Разные решения приходилось ему здесь принимать. Популярные и не очень. Приходилось отправлять в отставку тех, кто путал свой карман с государственным, кому большая ноша оказалась не по силам. На одном из заседаний Президиума Совета Министров Косыгин услышал такое заявление:

– Алексей Николаевич, если не будет угля, я остановлю завод.

Председатель Совмина отозвался мгновенно:

– Остановить завод вы можете, но пускать его будет другой министр.

О такой тишине, которая установилась тогда в зале, говорят: слышно, как муха пролетела.

Еще один эпизод из этой серии. На совещании в Томске, в котором участвует Косыгин, выступает известный ученый. Переходит от карты к карте, от одной схемы к другой: «Вот у нас фонтан здесь, здесь…» Алексей Николаевич спрашивает, что думает о предложениях томичей министр геологии Козловский.

– А что я могу думать, если он показывает на фонтаны в Новосибирской области. При чем здесь Томская?

Больше этот человек при Косыгине фонтаны не пускал. Да, премьер мог быть жестким, но ни одно его решение не было жестоким, как то, сталинское, о хлебе сорок седьмого года.

Сделать города удобными для человека

Не окажись в ту минуту в косыгинском кабинете Болдырев, мы не узнали бы об этом эпизоде, примечательном и для Сталина, и для Косыгина, их отношения к людям. Одному все они казались винтиками, другой воспринимал их как своих близких и родных – соседей с Петроградской стороны, сокурсников, товарищей с фабрики. В стране знали эту сторону косыгинского характера.

В конце 40-х – начале 50-х годов на имя Косыгина каждый месяц приходило по две-три тысячи писем. Ни одно не оставалось без ответа – такой порядок был принят во всех ведомствах. Но из секретариата Косыгина многие письма уходили с его личными пометками и поручениями: разобраться, обязательно помочь, доложить…

Усть-Ижорской средней школе, в Ленинградской области, вернули пришкольный участок, на котором некий деляга уже начал планировать свою усадьбу… Отправила дочурку в пионерлагерь санитарка Садовникова, потерявшая в войну мужа и сына… Получила надомную работу Нина Ильинична Белокриницкая и, сообщая Косыгину о том, что теперь сумеет «содержать своих трех сыновей», подписалась на листочке, вырванном из тетради: «Ваша доброжелательница».

Эти житейские истории хранят архивы. А сколько похожих сюжетов знают только участники событий! Разговорились как-то со старым знакомым, инженером-испытателем космических аппаратов Юрием Зарецким. Узнав о том, что я пишу о Косыгине, он попросил обязательно упомянуть, как Алексей Николаевич поддержал конструкторов.

…24 декабря 1970 года «Луна-16» доставила на Землю образцы лунного грунта. Выдающееся достижение! Посыпались награды, премии, а обещанные десять квартир в Моссовете «зажали». «Вот если бы вы земными делами занимались», – сказали там генеральному конструктору КБ им. Лавочкина Георгию Николаевичу Бабакину. Бабакин попросил Косыгина принять его. Рассказал о планах КБ и, конечно, о квартирах, о том, что талантливые инженеры, великолепные конструкторы маются в диких условиях: кто с семьей снимает угол, кто живет в коммуналке или общежитии…

– Вскоре мы получили десять квартир, – говорит Юра Зарецкий и перечисляет всех новоселов тех лет: Александр Николаевич Дятлов, специалист по радиосистеме лунных аппаратов, Виктор Николаевич Сморкачев, руководитель полета, Валерий Гаврилович Сумцов, специалист по системе управления…

Косыгин понимал заботы отдельного человека и видел проблемы, волнующие всех. Деятельно ими занимался. А это и характеризует государственного деятеля, который, в отличие от политика, думает не о следующих выборах, а о следующем поколении.

Из записной книжки Косыгина (без даты).

«а) Районы БАМ должны сохранять и облагораживать окружающую среду.

б) Сохранить чистую воду, которой много в этих районах.

в) Строить культурно и красиво. Поселки и города сделать удобными для человека.

г) Решать комплексно жилищное строительство без бараков и времянок.

д) Рассмотреть быстрое строительство в монолите, т. к. высокая сейсмика.

е) Рассмотреть всю магистраль и будущее как одно целое. Для этого одновременно со строительством БАМа должно быть положено начало составления комплексного проекта этого района (не ведомственного, а государственного), а затем дать ведомствам».

Зимой 1976 года Косыгин полетел в большую поездку: Оренбург – Тюмень – Красноярск – Норильск. После совещания в обкоме партии хозяева повезли столичных гостей ужинать, а министра геологии СССР Козловского забыли в гостинице. При нем был чемоданчик со стратегическими данными, который он не мог нигде оставлять – только сдавать сотрудникам КГБ под расписку. Через некоторое время вбегает запыхавшийся секретарь Оренбургского обкома:

– Алексей Николаевич ждет вас.

– Надо было раньше чекиста прислать, чтобы принять чемоданчик, я не могу его оставить в гостинице. Извините, не могу поехать. Так и скажите Косыгину.

Перелетели в Тюмень. Здесь несколько человек выступили неудачно. Вечером, за ужином премьер спрашивает (я смягчаю вопрос, замечает Козловский):

– Ну что, всех своих чудаков показали?

Я отвечаю:

– Не всех, еще министры остались.

– Что ж, завтра начнем с министров.

…В Красноярском крае Косыгин не успевал обстоятельно, так, как он сам хотел, осмотреть Ачинский глиноземный завод. Задание Козловскому:

– Полетишь на Ачинский завод.

– Это же не мой завод, Ломако обидится.

– Ничего, лети, завтра утром мне расскажешь. А я поеду на разрезы.

На угольные разрезы премьер полетел вместе с председателем Госплана Байбаковым и заместителем министра угольной промышленности Щадовым, одним из самых крупных в стране специалистов по открытым горным работам. На базе богатейших – в сотни метров – угольных пластов здесь собирались построить мощные электростанции, «выжимать» из угля, как в Южной Африке, жидкое топливо, передавать энергию в европейскую часть страны. В общем, это было начало Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса, сегодня распроданного и погубленного.

Вертолет премьера приземлился недалеко от Назаровского разреза. Под ногами – огромная чаша, окаймленная отвалами. Щадов показал на новый экскаватор: «Хорошая машина, сто на сто». – «Что это означает?» – «Ковш сто кубов, стрела сто метров».

Косыгин присмотрелся: экскаватор высыпает породу на промежуточную площадку, оттуда пять машин поменьше перекидывают ее наверх. «Почему такая нерациональная технология?» Щадов объяснил, что даже у этой мощной техники не хватает параметров, чтобы сразу формировать отвал. «А в Америке?» – «Там делают экскаватор под конкретные условия, а у нас сначала собирают машину, а потом думают, где ее использовать. Здесь хорошо работал бы экскаватор с ковшом на 80 кубов и стрелой на 120 метров». – «Машину можем посмотреть?»

Посмотрели. «Сколько весит?» – «Одиннадцать тысяч тонн». – «А в Америке?» – «Там легче, там сталь другая, качественная. У них ковши легче, двадцать кубов на этом выигрывают. Легче канаты».

Вместе с Косыгиным и Щадовым на железную махину взбирался Байбаков. «Николай, как же так? Неужели мы не можем дать для горного машиностроения качественный металл?»

Косыгин продолжал пытать Щадова: «На каком уровне находятся наши экскаваторы в мире?» – «Конструктивно самые лучшие, если бы дали нормальную сталь, наши машины покупали бы во всем мире».

…Дошла очередь до Ачинска, где министр Козловский всю ночь вникал в алюминиевые дела. Косыгин шел за Козловским и директором по технологической цепочке. Когда обход завершился, улыбнулся Евгению Александровичу: «Ну что, всю ночь прошлялся? Вот и хорошо». И начался серьезный разговор о проблемах комбината.

…Как положено, по итогам поездки – большое совещание в крайкоме партии. Местные начальники говорят о дерзновенных планах. Косыгин задает вопрос:

– Где возьмете кадры?

– В деревне.

– В ваших деревнях я не увидел ни одного нового дома, ни одной новой крыши, значит, деревни умирают. А вы еще рассчитываете на них.

…В Норильске после напряженного дня вся московская команда собралась на ужин. Премьер поднял рюмку:

– Хочу выпить за Козловского и в его лице за геологов.

Евгений Александрович встал, хотел было подойти к Косыгину.

– Сиди, сиди, – остановил его Косыгин. – У меня зять – грузин. По ритуалу я должен к тебе подойти.

Выпили за здоровье геологов, поговорили – опять же о делах.

– Я что-то устал, – сказал Алексей Николаевич, – пойду отдохну, а вы еще посидите, у министров нелегкая работа, не мне вам об этом говорить.

– Ты же знаешь, Алексей Николаевич, – отозвался Ломако, – я свою бочку давно выпил.

– Непорожний поможет.

Но министр энергетики сослался на язву. Тогда Косыгин перевел стрелку на самого молодого, Козловского.

– А я один не привык.

– Я тебе начальника охраны оставлю, он покажет, как это делать.

Посмеялись и разошлись.

Утром. – возвращение в Москву. Помощники Алексея Николаевича готовят протоколы, шлифуют документы.

Косыгин и в полете, как правило, смотрел бумаги.

– Алексей Николаевич, у вас время есть? – спросил Козловский.

– А что?

– Хочу рассказать о делах в геологии. О добром мы уже рассказали, а обстановка тяжелая. С жильем трудно. Есть вариант, как это поправить. Западная Сибирь не осваивает средства. Деньги пропадут. А они по капитальным вложениям обеспечены материалами. Разрешите мне снять миллиард и направить на улучшение жилищных условий геологов.

– Давай поговорим о другом, – отвечает Косыгин. – Расскажи, что делается с добычей золота в ЮАР.

Козловский подробно рассказал.

А теперь о нефти в США.

Снова последовал детальный ответ.

Очередной вопрос по медным месторождениям Канады. Министр открывает чемоданчик, достает карту, начинает рассказывать.

– Вот сейчас я твой чемоданчик понял, – заметил, дослушав, Косыгин. И после небольшой паузы: – Теперь давай твои вопросы обсудим.

Козловский обосновал свои предложения.

– Молодец, что ты поднял эту тему, – отозвался Косыгин. – Я скажу Байбакову…

Через два дня звонок Козловскому от председателя Госплана Союза: «Подъезжай, будем решать».

– Мы очень резко поправили в отрасли дела с жильем, – подводит итог той сибирской командировки Евгений Александрович Козловский.

Как «отдыхал» премьер

Такими были служебные поездки Алексея Николаевича Косыгина. А неслужебные, личные, когда, получив отпуск, он отправлялся на юг, на Валдай, или в «Волжский утес» – санаторий неподалеку от Тольятти? Премьер и в отпуске оставался премьером.

В Харькове поезд Москва – Кисловодск останавливается на 15 минут. У вагона, в котором ехал Косыгин, высокого гостя встретил начальник Южной железной дороги Николай Семенович Конарев.

«Глава правительства предложил начальнику дороги пройтись по перрону, – писал в «Правде» журналист Анатолий Сафонов. – Косыгин просто засыпал его вопросами. Как дела в городе и как живет народ? Какое настроение у людей? Сколько стоит на рынке килограмм вишни? Какой ожидается урожай зерновых и свеклы? Сколько дорога оставила в резерв вагонов для перевозки зерна нового урожая? Сколько заготовили хлебных щитов для крытых вагонов? Какие объекты в городе, области, на дороге будут введены в эксплуатацию в этом году? Какое финансовое положение на дороге? Как идет перевод тяги поездов с паровозной на тепловозную и электровозную?

Такой плотной, такой конкретной, такой деловой беседы Конарев еще ни с кем из руководителей подобного ранга не имел, хотя по долгу службы и своей высокой должности встречался со многими руководителями».

Напомню: Косыгин ехал в отпуск. Впрочем, для него отпуск был такой же работой, разве что без заседаний в Совмине или ЦК.

В другой раз, снова почему-то в Харькове, Косыгина «подстерег» бригадир строителей из Мурманска Сериков. Рассказал о бригадном подряде, которому не дают хода чинуши. С той памятной встречи отношение к бригадному подряду изменилось. Сериков построил множество домов, в своей школе передового опыта воспитал тысячи бригадиров.

В поездах, командировках Косыгин открывал для себя людей, которых потом вел по жизни. В каждой отрасли, в каждой области или республике у него были такие крестники.

«А что думает по этому поводу Наймушин?» – с этим неожиданным вопросом обратился Косыгин к коллегам на заседании Президиума Совета Министров, который рассматривал перспективы развития Братского лесопромышленного комплекса. В ходе обсуждения высказывалось много спорных, подчас абсолютно противоположных предложений. Общий подход так и не находился. Вот тогда Алексей Николаевич и вспомнил о Наймушине, руководителе «Братскгэсстроя», одном из самых известных в те годы строителей. Ответа на свой вопрос премьер не дождался и, как вспоминает Владимир Иванович Залужный, предложил «рассмотрение вопроса по Братскому комплексу прекратить и продолжить в другой раз с участием товарища Наймушина».

Это было точное решение. Опыт Наймушина помог детально отработать генеральный план строительства лесопромышленного комплекса, развития Братска.

Конечно, это не единственный пример такого рода. Многие другие остались только в протоколах или забылись, потому что никто в свое время их не записал, не рассказал. Но некоторые аналогичные истории достоверно известны и заслуживают того, чтобы вспомнить о них.

В июле-августе 1979 года (с десятого по десятое) Алексей Николаевич «отдыхал» в Пицунде. Без кавычек о таком отдыхе в самом деле не скажешь. На второй же день премьера повезли на Гагринский рыбозавод; потом на строительство Ингурской ГЭС, в чайный совхоз; колхозы Абашского района, колхозы и совхозы Гудаутского района; в Чиатуру, «город грузинского марганца». В Чиатуре Косыгин осмотрел марганцевый рудник, потолковал с горняками, провел совещание со специалистами. Председателя Совета Министров страны, как положено, сопровождал первый секретарь ЦК компартии республики Шеварднадзе, организатор «отдыха»; были местные начальники, партийные и хозяйственные, в том числе министр строительства Грузинской ССР Нодари Медзмариашвили. Он-то и рассказал нашему общему другу Николаю Гончарову, писателю и журналисту, любопытную историю, которой Николай Ефремович охотно поделился со мной.

Из Чиатуры Косыгин поехал в одной машине с Шеварднадзе и Медзмариашвили. Министра посадили впереди, рядом с водителем, так что Нодари пришлось всю дорогу вертеть головой, отвечая на вопросы Косыгина. За разговором он и не заметил, как машину внезапно окутал густой мрак, который с трудом пробивали фары. Косыгин обеспокоенно спросил, что случилось. Шеварднадзе объяснил: здесь, у Зестафонского завода ферросплавов, всегда так. От ядовитых выбросов страдают и рабочие, и горожане, и жители соседних районов, куда ветер доносит смог.