Текст книги "Косыгин"

Автор книги: Виктор Андриянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

«СПОРЬ СО МНОЙ, ВОЗРАЖАЙ!»

Рабочие рукавицы и национальный доход

Четвертого ноября 1978 года Алексей Николаевич Косыгин выступал с докладом на торжественном заседании, посвященном 61-й годовщине Октябрьской революции. Кремлевский дворец съездов, собравший чуть ли не всю союзную элиту, блистал золотыми звездами и бриллиантами. Престарелые вожди в президиуме героически боролись с дремой. Как было принято, в первых строках Косыгин отвесил ритуальный поклон Леониду Ильичу Брежневу, отметив его «выдающиеся заслуги в творческой разработке и в осуществлении всей нашей внутренней и внешней политики».

Пережидая аплодисменты, посмотрел в зал. Лица с трибуны различались плохо, но ему показалось, что он увидел, как чуть кивнула Люся: «Мы здесь, папа». Пришли Люся и Джерри, Татьяна и Алексей. Для них это не самый интересный вечер, но деда надо уважить.

Председатель Совета Министров СССР говорил о самом главном, что сделано в стране за годы советской власти: созданы высокоразвитый производственный потенциал, современный научно-технический потенциал, подготовлены собственные квалифицированные кадры; коренным образом изменилось положение страны в системе мировых хозяйственных связей; формируется новый, в корне отличный от буржуазного образ жизни.

Часовой доклад – приличная нагрузка и для тех, кто помоложе, а Косыгин приближался к 75. Но он держался молодцом, говорил, полагаясь на память, не часто заглядывая в текст, над которым так хорошо потрудился Игорь Простяков, новый помощник, со своей командой.

– Всей своей деятельностью, всем строем партийной жизни, стилем своей работы партия утверждает все новое и передовое, к чему идет и что воплощает в жизнь советское общество. Идеология партии, идеология рабочего класса стала идеологией всего народа…

Пройдет всего пять лет, и в 1983 году Юрий Владимирович Андропов, сменивший Брежнева, скажет, что мы не знаем общество, в котором живем. Как же так получилось? Почему это общество, вроде бы описанное, просвеченное, изученное со всех сторон, вдруг превратилось в некую терра инкогнита, неизвестную землю? Что такого скрывала в себе система, что было неизвестно даже человеку, который полтора десятка лет возглавлял КГБ и, конечно, знал все о скрытых процессах, которые могли взорвать общество? Ответ, думается, заключен в самих словах Андропова: мы не знаем. Кто эти мы?Полагаю, власть, система управления: политическая, государственная, экономическая. Отсюда политтрескотня, которая прикрывала реальные и все обостряющиеся проблемы.

В закрытой аудитории Косыгин прямо о них говорил.

Вот, к примеру, стенограмма доклада Косыгина на партийном собрании парторганизации Управления делами Совмина СССР 22 марта 1976 года. Доклад хранит в своем домашнем архиве Петр Леонтьевич Куранов. Первую страницу, отдавая мне документ – вот что значит партийная бдительность, – на всякий случай оторвал.

Начиналась десятая пятилетка. Только что XXV съезд КПСС принял «Основные направления развития народного хозяйства СССР на 1976–1980 годы». Косыгин напоминает главную задачу десятой пятилетки: дальнейший подъем материального и культурного уровня жизни советских людей на основе обеспечения всестороннего прогресса экономики, ее комплексного и сбалансированного развития. А дальше – очень подробно о проблемах, которых становится все больше. Об огромных резервах «для увеличения продовольственных ресурсов и роста национального дохода». Косыгин любил в своих выступлениях проводить конкретные примеры: «…Фактически мы ведь только около 60 процентов добываемой рыбы используем на выработку пищевой продукции. Остальная ее часть идет на всевозможные другие цели, в результате чего огромное количество белка, которое имеется в рыбе, на производство пищевой продукции не используется. Одна из причин этого – отставание технической базы по переработке рыбы, которая развивается медленнее, чем добыча рыбы».

Еще примеры: очень плохо мы используем также обезжиренное молоко (обрат); сахар – первые 2–3 месяца сахарная промышленность получает из свеклы 12–13 процентов сахара, а начиная с января – 10,8 и даже 6 процентов. «Потери происходят в связи с теми диспропорциями, которые существуют между объемами производства свеклы и мощностями сахарных заводов».

Разные отрасли, а проблемы одинаковые. Косыгин призывает работников правительственного аппарата последовательно устранять ведомственный подход.

«Я бы сказал, что это относится не только к рядовым работникам аппарата Совета Министров, но и к ряду очень ответственных товарищей. Аппарат Совета Министров – это, так сказать, сводный отдел во всем народном хозяйстве, который все должен делать, исходя из общегосударственных, а не ведомственных задач, и вступать, когда это необходимо, в конфликт с теми, кто пытается протащить в каких бы то ни было документах ведомственные интересы во вред интересам общегосударственным».

Все правильно – от борьбы с потерями до новых задач в планировании, сочетании отраслевого и территориального планирования и управления. Но листаешь другие выступления, речи, доклады премьера, его заместителей, секретарей ЦК и встречаешь похожие примеры. В сельском хозяйстве нет сбалансированности между поголовьем скота и кормовыми ресурсами, в строительстве – разрыв между капитальными вложениями и мощностями строительных организаций.

Из записных книжек Косыгина

Вопросы плана на 1976—80 гг.

Необходимо изыскать возможности роста национального дохода…

За счет структуры капиталовложений по отраслям.

2) Недостаточное совершенствование отраслевой структуры производства, неполной мобилизации имеющихся материальных и трудовых ресурсов.

3) Производительность общественного труда. (Национальный доход в расчете на одного занятого в сфере материального производства.)

Фондоотдача.

Материалоемкость продукции.

Записная книжка, 1976 год

Пленум25/Х—76 г.

Косыгин записывает предложения из выступлений первых секретарей ЦК компартий республик – Щербицкий (Украина), Кунаев (Казахстан), Киселев (Белоруссия), Алиев (Азербайджан) и других.

«Полтавская область.

Не хватает тракторов типа «Беларусь».

Нужен ввод 200 т. га орошаемых земель.

3)  Развить орошение в Черноземье – орошение самое дешевое. Нужно развивать малое орошение. 250 млн. руб. нужно для орошения».

И дальше Алексей Николаевич помечает для себя: «Подготовить решение о малой мелиорации. Дополнительно оросить 2–3 млн. га».

* * *

Принять руководство Сибирского отделения А(кадемии) Наук.

Сварка взрывом.

Вопросы комплексной программы.

Записная книжка, 1977 год

Мясо. Аргентина. С поставкой в течение 1977 г. 50.000 тонн по цене 960 руб.

Блочное без костей

Австралия. Баранина. Цена не менее 611 руб. тонна.

В Европе мяса нет.

Уругвай. 10–15 т.т. Говядина. Цена 680–690 руб.

Н. Зеландия. 30 т.т. Цена баранины – 650 руб.; говядины – 690 руб.

* * *

ВОПРОСЫ МПС

1)  Героическая борьба работников жел(езно)дор(ожного) транспорта. ЦК и правительство высоко это ценят.

2)  За последние 10–15 лет проделана большая работа. Электрификация, перевод на дизельную тягу. Автоматизация управления в широком смысле.

3)  Изменились условия труда. Паровоз ушел в прошлое.

Тяжелые рельсы – термически обработаны.

Тяжеловесные поезда.

Ввод новых вокзалов.

4)  Мы все знаем и высоко ценим эту огромную работу, проделанную работниками жел(езно)дор(ожного) транспорта.

5)  Изменения в транспорте. План перевозок и народное х(озяйст)во, его потребности не полностью увязаны. Нет комплексного районного планирования, а, как известно, транспорт – это основа производства. Его нельзя рассматривать изолированно.

Два вопроса: текущие и перспективные.

а) Текущие вопросы:

Поднять погрузку. Сейчас, в эту зиму, необходимо поднять четкость работы жел. – дор. транспорта: погрузку, разгрузку, равномерность работы в течение всех дней недели и четкость работы в течение суток.

Это, конечно, вопрос не только жел(езных) дор(ог), но и всего народного х(озяйст)ва.

Это первое, что нужно сделать, иначе зима будет трудной. Топливо на пределе. Лес не везут. Свекла, картофель, зерно.

Отдельно: рассмотреть порядок выделения фондов??

б) Вопрос перспективы

Взять на период 5, а может быть отдельные вопросы на 10 лет (БАМ).

Где будут проходить новые магистрали? Увязать с грузопот(оками) и развитием экономики отдельных районов.

11/1-1977 г.

Экономическая реформа.

Атомная энергетика.

Уполномочен. по Олимпийским играм.

* * *

Т. Бондаренко(первый секретарь Ростовского обкома партии. – В. А.).

Дать проект решения по 1 очереди Атоммаша. Поручено т. Новикову В. Н.

Это – будни премьера. Человека, который досконально знал не только всю экономику страны, отрасли, но и регионы, едва ли не все предприятия. В воспоминаниях людей, встречавшихся с Косыгиным, много таких примеров. Анатолий Иванович Лукьянов рассказывал мне, как ему довелось беседовать с премьером о проблемах Тырныаузского вольфрамо-молибденового комбината.

В Верховный Совет поступило письмо с просьбой передать его лично Косыгину. Алексей Николаевич, читая письмо, обратил внимание на приведенные в нем цифры.

– И тут же, – рассказывает Лукьянов, – по памяти, не заглядывая ни в какие бумаги, не обращаясь к помощникам, назвал другие цифры, более полные. Я видел, что он представляет себе этот комбинат, знает о нем все. Косыгин дал поручение заняться вопросами, поставленными в письме, своему заместителю Владимиру Николаевичу Новикову и министру цветной металлургии Ломако.

В разговоре Лукьянов заметил, что он знает те места – и Тырныауз, и Баксан – бывал там в альпинистских походах.

Косыгин живо отозвался.

– Значит, вы альпинист? А мы там ходили с Кекконеном. Шли через Клухорский перевал. – Алексей Николаевич любил встречать не кабинетных людей, тех, кто знал разные края и места, повидал их собственными глазами. Лукьянов оказался из этой близкой ему породы, они вспомнили и кавказские перевалы, и казахстанские – там незадолго до одного из маршрутов Косыгина и Кекконена сель выдавил горное озеро. Словом, вывод у них был общим: надо знать свою страну. Лукьянову запомнилось, как Косыгин сослался на любимое выражение Ворошилова: «Ходить – это жить». Маршал до глубокой старости, говорят, в день проходил не меньше десяти километров.

Арбатские высотки-книжки знакомы всей стране. А знаете, что вначале здесь собирались построить жилые корпуса? Конечно, для жилья район не самый удобный – шумная магистраль, днем и ночью выхлопы… Между тем министерства были разбросаны по всей Москве. Министру угольной промышленности отвели кабинет в одной из контор, где еще недавно принимали клиентов следователи МВД. На что Борис Федорович Братченко бит жизнью, но и он поеживался, когда за тонкой перегородкой грохотал лифт. Кого, думалось, он уносил некогда в подвалы Лубянки?

Косыгин предложил часть «книжек» на проспекте Калинина (ныне Новый Арбат) отдать министерствам. Самыми первыми свою высотку получили шахтеры.

– Ну, как устроились «на-гора»? – спросил Алексей Николаевич министра.

– Отсюда, Алексей Николаевич, с тринадцатого этажа все шахты видны, – в тон Косыгину ответил Братченко.

Они были знакомы со времени работы Косыгина в Госплане. Братченко возглавлял там отдел угольной промышленности. Их первую встречу он помнит и сегодня в свои 90 лет.

– Косыгин расспрашивал меня, где я работал, почему в сорок третьем не остался в аппарате Совнаркома, а вернулся на Дон. А я отвечал, что в сорок втором сам взрывал свою шахту имени «Комсомольской правды» и сам хотел ее восстановить после освобождения. Алексей Николаевич очень внимательно слушал и произвел на меня хорошее впечатление, – говорит Борис Федорович, словно вглядываясь в прошлое. – И знаете, что мне больше всего понравилось? Его спокойствие! До этого все начальники, с которыми я работал, были шумливыми, нервными, крикливыми. А тут человек говорит обычным голосом, но так, что невольно к нему прислушиваешься.

Для Бориса Федоровича эта деталь особенно важна, так как сам он не терпел ни крика, ни ненормативной лексики. Когда управляющий трестом «Ростовуголь» однажды выдал ему по принятой на рудниках формуле, начальник шахты Братченко спокойно – наверно, только внешне – сказал: «Прошу со мной так не разговаривать». Подействовало. Через пару лет Бориса Федоровича провожали в Караганду, следом летела негласная рекомендация: «Учтите, он никогда не ругается матом. И при нем не ругаются».

Братченко бывал с премьером в Донбассе, Караганде, Воркуте. Вместе с Косыгиным они спускались в шахту, забирались в лаву. Затем, как положено, горняцкая банька, мочалка, чтоб смыть угольную пыль, обед – причем в общей, рабочей столовой.

– В Донецке, – рассказывает Борис Федорович, – накрыли большой стол для гостей. В сторонке закусывала братва.

– А это кто там? – спросил Косыгин. Ему объяснили: шахтеры после смены, ребята из общежития.

– Приглашайте их сюда! – распорядился премьер. И посадил парней рядом с собой. Расспрашивал, как живется, работается… Это был не показной интерес, но естественный жест, Косыгин никогда не играл на публику, ему не надо было возвращаться в народ – он всегда оставался с ним.

У Теодора Ойзермана при первой встрече с Косыгиным непроизвольно вырвалось:

– Вы совсем не похожи на свои портреты! Я понимаю серьезность, даже суровость выражения лица, присущую нашим государственным деятелям. Но народ хочет видеть и их добрые улыбки.

Косыгин засмеялся, а затем просто сказал:

– Я никогда не задумывался над тем, как выгляжу со стороны, но об этом, пожалуй, стоит подумать. Мне вовсе не хотелось бы выглядеть человеком, лишенным естественных человеческих качеств.

…В Норильске Алексей Николаевич поднялся к монтажникам. Парень перепоясан монтажным поясом, настоящий богатырь, открытое русское лицо.

– Ну как живешь?

– Нормально.

– Я у вас в магазинах посмотрел – двадцать названий рыбы. Это же фосфор, – продолжил Косыгин. Монтажник слушал-слушал и вдруг говорит:

– Алексей Николаевич, на хрена мне фосфор? Я что, светиться сюда приехал? – И достал из-за пояса свои рукавицы. Грубый брезент. Одинаковые, что у монтажника, что у шахтера. Косыгин задержал на них взгляд, но тогда больше ничего не сказал. Только в самолете, как рассказывает свидетель этого разговора Евгений Александрович Козловский, все смеялся: «Ну и молодец, врезал мне с этим фосфором».

Нашла свое продолжение и тема рабочих рукавиц. После одного из заседаний Президиума Совмина Косыгин попросил остаться министра легкой промышленности СССР Н. Тарасова и его коллег из других министерств. Помощник Алексея Николаевича положил перед ним перчатки – темного цвета с матерчатым верхом и немного больше обычных. Один из очевидцев этой сценки записал слова Косыгина:

«Посмотрите внимательно. Эти перчатки выпускают за рубежом специально для строителей-монтажников. Они очень удобны для работы – эластичны, мягки и прочны. По данным строительных фирм, использование таких перчаток со всеми пальцами позволяет существенно сократить травматизм и намного повысить производительность труда рабочих».

Демонстрация монтажных перчаток закончилась деловым поручением: наладить их производство у нас, если потребуется помощь, доложить лично ему, Косыгину.

Чем болела экономика

…Когда Косыгин позвонил министру угольной промышленности СССР, Борис Федорович Братченко вел коллегию. Разумеется, его тут же позвали из зала коллегии. Он поднялся в свой кабинет, взял трубку первой «вертушки». Алексей Николаевич сказал, что вместе с замами обсуждает перспективы угольной промышленности и хотел бы послушать мнение министра и ряда руководителей, приглашенных с мест: «А потом продолжите коллегию».

Братченко пригласил с собой первого заместителя Графова, министра угольной промышленности Украины Худосовцева, руководителей крупнейших комбинатов – Романова (Кузбасс), Тарадайко (Донбасс), Щадова (Восточная Сибирь), еще нескольких товарищей.

В кабинете Косыгина были его замы – Дымшиц, Лесечко, Мартынов… Косыгин попросил Братченко рассказать о положении в отрасли. Потом задавал вопросы его спутникам.

– Алексей Николаевич всех очень внимательно слушал, – вспоминает Михаил Иванович Щадов, – никого не перебивал. Вопросы и он, и его заместители задавали по существу дела, интересовались проблемами: и нынешними, и перспективными. До этого Щадов видел премьера в Иркутске. Там все судачили, как обкомовские начальники, приехав поутру в гостиницу, не застали Председателя Совета Министров. А он, ускользнув даже от охраны, походил по набережной Ангары. «Наш мужик», – подумал тогда Щадов.

Дошла очередь до угольной промышленности Восточной Сибири. Косыгин задал несколько вопросов о добыче, послушал ответы Щадова и вдруг потребовал объяснить, почему он дает «такой плохой уголь».

– Я был в Братске, видел, какой дым валит из труб электростанции.

Щадов не растерялся:

– Энергетики не научились сжигать черемховский уголь. У нас его японцы покупают и говорят, что жечь такой уголь все равно, что червонцы сжигать.

Все рассмеялись.

– Вы в Сибири всю жизнь живете? – поинтересовался премьер.

– Он у нас коренной сибиряк, – поспешил представить начальника комбината Братченко. – Добывал слюду, теперь – уголь. Всю Восточную Сибирь прошел.

Настроение Косыгина заметно переменилось. Редко оказывался в этом кабинете человек, который мог бы напомнить ему о местах, по которым бродила его юность. Он спрашивал о Киренске, Бодайбо – сильно ли они изменились? Кого из давних знакомых Косыгина знает Щадов? Видно, этот диалог растрогал Алексея Николаевича и он сам спросил, не надо ли помочь комбинату. Щадов тут же перечислил: нужны бульдозеры, тяжелые самосвалы…

– А еще что? – спрашивал премьер.

После короткой паузы, продолжавшейся, кажется, вечность, Щадов вспомнил: 400 квартир стоят без сантехники, а очередь на жилье огромная. Косыгин что-то пометил в блокноте. На следующий день Михаил Иванович собрался улетать в Иркутск. И вдруг – звонок из приемной Косыгина:

– Алексей Николаевич приглашает вас к себе.

Щадов в мельчайших подробностях помнит ту встречу. Косыгин усадил его, предложил чаю и сказал:

– Даю все, о чем говорили вчера. А к вам вот какой вопрос. Сможет увеличить «Востсибуголь» добычу? Прибавит за два года два миллиона тонн?

– По миллиону тонн в год прибавлю, можете не сомневаться.

– Когда добавите миллион, доложите. А теперь идите к Дымшицу, он вас ждет…

По нарядам с красной полосой техника шла вне очереди. Никогда в жизни Щадов не чувствовал себя таким счастливым и богатым. Запасные бульдозеры поставил на специально подготовленную площадку, обнес забором – ключ с собой носил.

Три года девятой пятилетки выдались засушливыми – 1972, 1974, 1975. Обострилось положение в легкой и пищевой промышленности, горели планы розничного товарооборота, но колоссальные средства по-прежнему вкладывались в вооружения, чтобы добиться ядерного паритета с США. В Госплане страны ситуацию определили так: «Страна стала жить не по средствам».

«Сдвиги в ассортименте все чаще стали проявляться на тех предприятиях легкой и пищевой промышленности, которым дали право самостоятельно планировать свою работу и вести хозрасчет, – вспоминает Н. К. Байбаков. – Часть прибыли увеличивалась не за счет роста эффективности производства и ресурсосбережения, а, как выяснилось, путем скрытого повышения цен на выпускаемые товары. Этот так называемый «ассортиментный хор» не учитывался в индексах ЦСУ СССР и осуществлялся ведомственным путем в обход Госплана.

Доложил мне об этом явлении начальник сводного отдела В. П. Воробьев. По его поручению этой проблемой занималась Галушкина Нина Андреевна. Когда-то она работала на производстве, затем в министерстве, была знакома с крупнейшими учеными в области пищевой индустрии. Нина Андреевна поехала на места, побывала в различных научно-исследовательских институтах, на заводах и фабриках и на основе собранного уникального материала сделала подробнейший анализ. Ее расчеты показывали, что примерно половина средств от товарооборота достигалась за счет ухудшения качества и скрытого повышения цен.

Долго и подробно мы обсуждали с Воробьевым этот вопрос, пока не пришли к заключению, что руководство страны должно знать о сложившемся положении.

– Подготовьте обстоятельный доклад! – попросил я Воробьева.

Пока готовился доклад, я ушел в отпуск. Отдыхал в доме отдыха «Сосны» под Москвой. Руководить Госпланом остался мой первый заместитель Виктор Дмитриевич Лебедев, высокообразованный инженер-экономист. Накануне ухода в отпуск я обсудил с ближайшими сотрудниками результаты анализа ситуации и дал указание В. Д. Лебедеву представить в правительство подготовленные Госпланом предложения по развитию экономики.

На закрытое заседание Президиума Совета Министров, кроме Лебедева, вызвали начальника сводного отдела Воробьева. Позвонили в «Сосны» и сказали, чтобы я тоже прибыл.

Когда Лебедев вышел на трибуну и начал зачитывать свой доклад, в котором давалась нелицеприятная оценка характера развития народного хозяйства в девятой пятилетке, Косыгин стал нервничать.

– Почему мы должны слушать Лебедева? – Недовольно хмурясь, непривычно резким тоном спросил он. – Ведь Байбаков не видел этот документ.

Я возразил, что видел этот документ и много раз, к тому же обсуждал его.

– Но ты же не подписал его? – Все еще не желая верить тяжелому смыслу доклада, как бы с надеждой обратился Косыгин ко мне.

– Я в отпуске, но с содержанием доклада согласен…

Впервые я видел, как Косыгин пытается увернуться от неприятной правды, которую невесть как и почему родило само время.

Косыгин тщательно просматривал экземпляр доклада. По всему было видно: неприятно ему читать информацию о негативных процессах в легкой и пищевой промышленности.

Нелегко было докладывать обо всем этом Лебедеву, хотя он был тверд в доказательствах и читал доклад ровным голосом. Косыгин, вздохнув, отодвинул от себя печатный экземпляр и резким тоном запретил Лебедеву продолжать доклад.

Интересна и показательна судьба этого документа. Доклад был размножен и роздан всем заместителям Косыгина, а затем, буквально на следующий день, экземпляры были у них изъяты и уничтожены. Никаких решений по докладу не принималось».

Таким запомнился эпизод Николаю Константиновичу Байбакову.

Размышляя о причинах такой реакции премьера, он пишет о том, что для Косыгина и его заместителей правда оказалась неожиданной и неприемлемой, так как противоречила всем их представлениям о социалистической экономике, которая не может «болеть» и не соответствовать привычным представлениям. Думаю, это поверхностный вывод. О болезнях социалистической экономики Косыгин знал не меньше Байбакова и, как видно из воспоминаний многих хозяйственников, ученых, политиков (В. Новиков, Л. Штроугал, Д. Гвишиани и других), откровенно обсуждал их. Причина его тревоги, по-моему, в другом. Девятую пятилетку вслед за восьмой Брежнев объявил самой лучшей. Партийный аппарат прибирал к рукам всю власть, в том числе и в экономике. (Когда-то Хрущев хотел, чтобы ЦК занимался только политикой. В 1954 году руководители Узбекистана направили в ЦК КПСС и Совет Министров СССР записку с предложениями о развитии сельского хозяйства республики. Затем Н. Мухитдинов позвонил в ЦК и спросил, получили ли предложения. В ответ услышал: «Получили. Ими будет заниматься Совет Министров, поскольку ЦК теперь хозяйственными вопросами не занимается». Увы, очень скоро ЦК снова замкнул на себя все. Структура Центрального Комитета все больше напоминала Всесоюзный хозяйственный штаб, а не орган политической партии. Обычными для обсуждений в ЦК становились чисто производственные вопросы.)

Косыгина редко видели вспылившим. Джермену Михайловичу Гвишиани запомнилось два-три таких случая. Один из них был связан с отказом Политбюро обсуждать проблемы развития страны и связанные с этим принципиальные трудности формирования очередного пятилетнего плана. Может быть, со своим докладом Байбаков ломился в стену, которую – Косыгин уже знал – не пробить?

«На кого я повышаю голос?!»

Алексей Николаевич, по многим наблюдениям, медленно сходился с новыми людьми, привыкал – до сердечной привязанности – к тем, с кем работал годами, успев оценить их деловые и человеческие качества. И они, его немногочисленные помощники, отвечали тем же.

Четырнадцать лет – сначала помощником, а потом руководителем секретариата – с ним работал Борис Терентьевич Бацанов.

– Осенью 1974 года, – вспоминает он, – Алексей Николаевич предложил мне, младшему по стажу и по возрасту стать начальником его секретариата. С одной стороны, это было повышением по должности, с другой – означало, что я попадаю в каждодневный бумажный и телефонный круговорот с минимумом творческой работы. Рассуждать было некогда, я попросил тайм-аут до утра.

На следующее утро Бацанов сообщил Косыгину о своем согласии и попросил сохранить за ним обязанности помощника по внешнеполитическим вопросам.

– Его ответной реакцией я был просто ошарашен, – продолжает Борис Терентьевич. – Он подошел ко мне, обнял и поцеловал. Такого не было ни до, ни после того, ни в моменты радости, ни печали. И сегодня, вспоминая прошлое, уже с почтительного расстояния, я могу сказать, что этот спонтанный жест стал для меня самой большой наградой.

20 января 1978 года у Косыгина появился новый помощник, Игорь Простяков. До этого он работал в Госплане – руководил подотделом балансов народного хозяйства. Поработал на производстве, в научно-исследовательском институте. Однажды, по срочной просьбе из аппарата премьера, подготовил свой вариант выступления Косыгина. Текст понравился. Алексей Николаевич даже поручил немедленно выдать автору путевку в совминовский санаторий «Сосны».

Новый помощник был ровно в два раза моложе премьера. Но и к нему, как и ко всем другим, Алексей Николаевич обращался только на «вы». И лишь спустя полгода, присмотревшись, оценив, допустил в свой ближайший круг и перешел на товарищеское «ты».

– Что выделяет Косыгина среди других крупных руководителей? – размышляет Игорь Простяков. – Многие из больших начальников, и прежних, и нынешних, любят, чтобы им заглядывали в рот, ловили каждое слово. – Косыгин же был совсем другим. Вот пример, который врезался в память. Алексей Николаевич вызвал меня и поручил посмотреть план на следующий год, который поступил от Байбакова из Госплана: «Через три дня встретимся и обсудим вместе».

Через три дня вызывает. Мы в кабинете вдвоем. Он в торце большого стола, я справа от него, и так мы увлеклись, что постепенно перешли на повышенные тона, доказывая каждый свою правоту.

В это мгновение в сознании Простякова сработал какой– то импульс: «На кого я повышаю голос?!» Он осекся и даже отпрянул. Косыгин тонко уловил, что произошло в душе молодого собеседника, и моментально отозвался:

– Только не это! Ты мой помощник. Спорь со мной, возражай, доказывай, если считаешь по-другому, а поддакивать мне не надо. Я не обязательно со всеми твоими доводами соглашусь, но на тебе я проверяю свои выводы.

И еще один эпизод запомнился Простякову. Рабочий день давно закончился, но премьер не уезжал. Сидели по своим кабинетам и помощники. В девять вечера Простякова пригласили к Косыгину.

– Ты почему сидишь?

– Алексей Николаевич, вы же еще на работе.

– На то, что я задержался, не обращай внимания. Ты задал себе урок на сегодня, и, если его выполнил, можешь быть свободным. А если я задержался, это не значит, что и ты должен сидеть здесь.

Однажды Простяков доложил премьеру, что у него сейчас будет «эфиопский посол», а сам уехал в Подмосковье, куда собирался и Косыгин. Через пару часов подъехал Алексей Николаевич. После рабочей программы, когда настало время обеда, Косыгин пригласил помощника к своему столу и сказал, что хотел бы поднять тост за него.

«Он мне сказал, что будет посол Эфиопии, а я смотрю: входит белый человек».

Простяков растроганно вспоминает ту сценку.

– Понимаете, не отчитал, не упрекнул, а пошутил, да еще поднял тост. Алексей Николаевич не часто улыбался, это правда. Но у него, мне кажется, светилась душа.

Еще одно интересное наблюдение Простякова – оно совпадает с оценками Рыжкова, Лукьянова, Братченко и других. Косыгин просчитывал и прорабатывал многие варианты решений. Принимая, скажем, постановление по черной металлургии, он знал, как оно скажется на легкой промышленности и других отраслях.

…На одном из заседаний Совмина обсуждалась программа развития атомной энергетики. Почему, спросил Косыгин, предлагается именно такая схема размещения блоков? Почему здесь планируется «восьмисотка», а там «тысячник»? Задал и другие вопросы и предложил вернуться к обсуждению через две недели. Через две недели разработчики представили новую схему, которая без потерь в мощностях подешевела на 2,3 миллиарда рублей.

…Когда верстался бюджет на 1979 год, финансисты предложили поднять цены на бензин. Возразил Косыгин:

«Нельзя этого делать. Мы и так берем с потребителя высокую цену за машину. Что же, будем с этих людей еще брать и за бензин?!»

Пролетели-прошумели годы. Молодой помощник прошел многие ступеньки деловой карьеры, общался с разными премьерами, министрами, может теперь сравнивать:

– Я не встречал человека более крупного, чем Косыгин, по своим знаниям, опыту, государственному таланту, – говорит Простяков. – И, помолчав, добавляет: – Не встречал и такого душевного.

…Прилетели во Внуково. Все спешат к своим лимузинам. Простякова ждет «Волга».

«Садись ко мне в машину», – предлагает Косыгин.

…С пачкой срочных документов Простяков приезжает на дачу. Косыгин читает бумаги, подписывает. Появляется Татьяна. Бумаги отложены. Алексей Николаевич улыбается.

«Давай я тебя познакомлю с внучкой», – говорит Простякову так, словно бы делится с ним своей радостью.

– Дед был великолепный! – заключает Игорь Игнатьевич нашу беседу. – Ему говорили: вы потихонечку входите в работу, а он в первый же день после инфаркта часов до восьми сидел. В больнице на Мичуринском врач советовал: идите по маленькому кругу. Нет, возражал, пойду по большому. Быстрее окрепну. Он не щадил себя в работе. Выражение «берегите себя!» не для него. Не для Косыгина.