Текст книги "Гранд-отель"

Автор книги: Вики Баум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Странные вещи творятся с людьми в Гранд-отеле. Никто не выходит через вращающуюся дверь таким же, каким впервые через нее вошел. Солидный коммерсант, образцовый супруг Прайсинг уходит в сопровождении двух полицейских, он арестант, сломленный человек. Гайгерна тихо уносят тайком с черного хода, уносят этого сияющего парня, при чьем появлении все в холле невольно улыбались, глядя, как он весело идет в своем синем плаще, замшевых перчатках, в облаке лаванды и ароматных английских сигарет. А вот Крингеляйн, после того как его и Флеммхен допросили и дали им разрешение на выезд, – Крингеляйн покидает Гранд-отель эдаким баловнем судьбы, отвечая на поклоны, раздавая чаевые. Блистать великолепием ему, по-видимому, осталось не дольше недели – до следующего приступа раздирающей боли.

Но не так уж невероятно, да, не исключено на сто процентов, что наш отважный морибундус вдруг обретет новые силы и выживет вопреки всем диагнозам. Во всяком случае, Флеммхен в это верит. И Крингеляйну, окрыленному, восторженному, тоже хочется в это верить. В конце концов, не так уж важно, долго ли осталось жить Крингеляйну. Потому что – надолго или нет, – но жизнь делает жизнью лишь ее содержание, и два насыщенных дня могут значить больше, чем сорок лет пустого существования. Эту мудрость Крингеляйн выносит из Гранд-отеля, выходя вместе с Флеммхен на улицу и садясь в автомобиль, который повезет их на вокзал.

Все это происходит в 10 часов утра. У отеля обычная физиономия. Уборщица, к молчаливому неудовольствию администратора Роны, чистит ковер в холле мокрыми опилками. Плещет фонтан, в ресторане сидят люди с портфелями, курят черные сигары, толкуют о делах. В коридорах перешептывается прислуга, но постояльцы еще ничего не знают об убийстве. 71-й номер опечатан полицией, оба окна в нем стоят открытыми настежь в течение всего долгого холодного мартовского дня. Рядом, в 72-м номере, застилают постели свежим бельем, пол возле шкафа вымыт. В 8 часов утра портье Зенф вышел на работу. Лицо у него опухшее, потому что всю ночь он просидел в холодном больничном коридоре, тревожась и не зная, доживет ли его жена до утра. Зенф едва слушает, о чем рассказывает ему маленький Георги, он почти валится с ног от усталости, когда рассовывает утреннюю почту по ячейкам.

– Меня буквально шатает, – виновато говорит Зенф. – Подумать только, как не хватает какого-то часа сна! А Пильцхайм установил личность шофера? Я всегда говорил, что Пильцхайм – светлая голова. Его бы сразу пустить по следу этого барона, тогда у нас в отеле не стряслась бы такая жуткая история. Она же репутацию нашу погубит… Завтрак в двадцать второй номер! – кричит он, обернувшись к дежурному официанту, и продолжает разбирать почту. – Да вот и письмо барону! Куда его девать? Следователю? Хорошо… Доброе утро, господин доктор, доброе утро, – говорит Зенф Оттерншлагу. Тот, желтый, худой, со стеклянным глазом, шествует по кругу вдоль стен и подходит к стойке портье.

– Есть почта на мое имя? – спрашивает Оттерншлаг.

Портье заглядывает в ячейку – отчасти из вежливости, отчасти и по той причине, что в последние дни там появлялись записки от Крингеляйна.

– К сожалению, нет. Сегодня ничего нет, господин доктор.

– Телеграммы?

– Нет, господин доктор.

– Кто-нибудь меня спрашивал?

– Нет. Пока нет…..

Оттерншлаг обошел весь холл и уселся на своем обычном месте. К нему подбежал курьер, официант принес чашку кофе. Оттерншлаг смотрел стеклянным глазом на девушку, расставлявшую цветы в вазах на своем прилавке, но не видел ее.

– Доброе утро, – поздоровался портье с супружеской четой, видимо, провинциалов, которая остановилась возле стойки. – Комнаты? Пожалуйста, семидесятый номер освободился. Очень хороший номер, с ванной. И семьдесят второй, двухкомнатный, но, к сожалению, без ванной. Наверное, сегодня или завтра освободится еще соседний, семьдесят первый номер, с ванной, прекрасные апартаменты. Попрошу вас обратиться теперь в соседнее окошко… Что? Алло, я не расслышал! – вдруг закричал Зенф в телефонную трубку. – Что? Да, сейчас иду. Меня вызывают к городскому телефону. По личному делу. Из больницы, – сказал он маленькому Георги и бросился прямиком через холл, через коридор к телефонной кабине номер четыре, куда махал рукой телефонист.

Доктор Оттерншлаг встал и деревянным шагом подошел, как обычно, к стойке портье.

– Господин Крингеляйн у себя? – спросил он.

– Нет. Господин Крингеляйн уехал, – ответил Георги.

– Уехал. Так. Ничего для меня не оставил? – спросил Оттерншлаг, помолчав.

– Нет. Сожалею, ничего, – ответил Георги с вежливостью, которой научился у Зенфа. Оттерншлаг снова пошел на свое обычное место, но на сей раз не окольным путем, а по резкой диагонали через весь холл. Это было странно. Мимо пробежал портье Зенф, его ясное благонадежное фельдфебельское лицо блестит от испарины после чудовищного волнения. Он бросился к своей стойке, словно в спасительную гавань.

– Девочка! Искусственные роды. Девочка, вес пять фунтов. И теперь уже никакой опасности. Никакой опасности! Обе живы-живехоньки, – выпалил Зенф и сорвал с головы фуражку Его лицо – вдруг ставшее штатским – сияло, глаза были мокрыми. Увидев, что Рона выглядывает поверх стеклянной перегородки, Зенф поспешил надеть фуражку. Провинциальная чета погрузилась в лифт. Их поселили в 72-м номере, двухместном, без ванной. Здесь еще слабо пахло фиалками – пудрой Флеммхен.

– Открой окно, – сказала жена.

– Хорошо. Все равно тут сквозит, – ответил муж.

В холле сидит доктор Оттерншлаг, ведет разговоры сам с собой:

– Это ужасно. Все время одно и то же. Ничего не происходит. Ужасное одиночество. Мир – опустевшая звезда, которая не дает тепла. В Руж-Круа остались двадцать девять засыпанных землей солдат. Наверное, я – один из них, лежу там со всеми остальными с конца войны, я умер, но не знаю, что умер. Если бы в этой большой дыре произошло что-то стоящее… Так нет же. Ничего не происходит. Уехал. Адье, господин Крингеляйн. А я дал бы вам на дорогу рецепт обезболивающего. Но нет – уехал и даже не попрощался. Тьфу!.. Приехал – уехал… туда – сюда, туда – сюда…

Ученик портье Георги задумался за своей стойкой: простые и глубоко банальные мысли. «Великолепно идут дела в таком вот большом отеле. Колоссально. Все время что-то случается. Одного арестовали, другой убит, тот уезжает, а этот приезжает. Одного уносят на носилках с черного хода, и тут же у другого рождается ребенок. Страшно интересно, в самом деле! Да, такова жизнь».

Доктор Оттерншлаг сидит в холле – каменное изваяние одиночества и безжизненности. У него здесь постоянное место, здесь он и останется. Желтые, тяжелые, как свинец, пальцы лежат на коленях, стеклянный глаз смотрит на улицу, где все залито солнцем, которого Оттерншлаг не видит.

Входная дверь вращается – поворот, поворот, еще поворот…