Текст книги "Про Life (СИ)"
Автор книги: Vicious Delicious
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
Наконец, в отверстие со всхлипом встал имплант, и татуировщик заткнул его смоченной в хлоргексидине ватой.
– Сейчас анестезия отойдёт, и можно потихоньку вставать.
Город захлёбывался серым киселём сумерек. Лимузин припал пылью, уже небелоснежный.
На перегородке между пассажирами и водителем развернулась интерактивная карта, и Лера начертала на ней маршрут. Со стороны могло показаться, будто девушка рисует пальцем на запотевшем стекле.
– Ну что, погнали в актовый зал? – поинтересовалась она.
– А что это такое? – спросил Герман.
Лера окатила его оценивающим взглядом.
– Да ты совсем нулячий, я смотрю.
– Я ведь так тебе сразу и сказал.
– Мало ли, что ты там сказал. Я думала, ты прикидываешься. Разведёшь меня сейчас на подробности, а у самого диктофон в кармане окажется.
– Нет у меня диктофона, – растерялся Герман. – Проверь, если хочешь.
Лера выдержала паузу и ответила:
– Знаю я, что нету. Просто на будущее тебе – нечего задавать такие вопросы. Неправильно поймут.
Она отвернулась, подставив лицо и шею белым фонарным отсветам, и снизошла до объяснений:
– Мы едем к точке доступа. Только пользуется ей не один человек и не несколько, а все хором, поэтому так называют – актовый зал. Понятно?
Герман вспомнил, что рассказывал ЛжеИван о выкупленном вскладчину эйфоне, и сформулировал:
– Понятно. Это такая точка доступа, которую сдают внаём. И что, окупается?
– Ещё бы! – фыркнула девушка. – Она бы окупилась на одной только порнухе.
– Да кому это нужно, – заговорил Сергей. В его голосе звучало пренебрежение. – Это ведь даже не стриптиз. Не по-настоящему.
– По-настоящему, как ты выразился, цивила за пятьсот юаней только с одной тёлкой побудет. И то его в душе продержат сорок минут. А так, считай, за те же деньги всё включено. Час длится как два или три, в зависимости от ресурса. Ни триппером никто не заразит, ни клофелином не опоит, чтобы ограбить. За это многие готовы платить.
– Такие и за онанизм заплатят, если грамотно предъявить. Вот что значит эффективный маркетинг.
– Они как бы фантазируют, я правильно понимаю? – быстро спросил Герман.
Не то чтобы ему было интересно, просто хотелось, чтобы брат замолчал. Герману было стыдно за него.
– Кто? Цивилы? Нет, они довольствуются готовыми фантазиями. Просто галочки расставляют перед началом сеанса. Ну там, категория, размер груди, цвет волос, всё такое. На основе этого для них компилируется интересное впечатление. А чтобы фантазировать, специальных людей приглашают вообще-то.
– Короче, одни дрочеры дрочат на влажные фантазии других дрочеров, – скороговоркой выдал Серёжа. – А разговоров-то…
– За деньги? – перебил его Герман.
Лера тряхнула головой. В пучок волос у неё на макушке запускала щупальца заколка в виде спрута.
– А? Я не поняла.
– За деньги приглашают, спрашиваю?
– Ну не за идею же. Хотя до запуска Эйфориума набрали несколько сотен добровольных доноров. И они, короче, неделю галлюцинировали онлайн, чтобы наполнить его эйфами. По документам это провели как финальный прогон перед выходом на рынок.
– Это в Китае было?
– На Сахалине, но в китайских лабораториях. А технология вообще японская. Это я про сами эйфоны говорю, про железо. Ходят слухи, что себестоимость там копеечная, а цены ломят, чтобы не взломали и не наделали дешёвых аналогов. Я вот читала…
Заметно оживившаяся Лера закурила и продолжила:
– Читала, что один мужик купил точку доступа и полностью разобрал. Деньги же некуда девать! – с осуждением сказала она. – Ну вот, а там внутри – фотоплёнки не фотоплёнки, типа засвеченные, непонятно что. Самоуничтожается при попытке взлома, понял, да?
Она выставила руку с сигаретой за окно. Надломился и рассыпался столбик пепла.
– Но я не очень верю в эту историю. Ладно эйфон разобрать, но фи-блоки? Они же сплошные, без стыков. Что я хотела сказать, – вспомнила Лера, – про деньги, да? Всё за деньги, а как же.
– А что служба безопасности? Неужели не интересуется такими актовыми залами?
– А что – служба безопасности? – переспросила Лера. – Держат точку на контроле, конечно. Но там же видят – люди идут в бордель к Балаклавицу или в Дом Солнца там. Братья Резахановы и Балаклавиц – премиум-партнёры Эйфориума. Не будут же им трафик перебивать.
С каждым словом она приходила во всё большее возбуждение. Со стороны это выглядело так, будто девушка испытывает зуд по всему телу и с трудом это терпит. Это напомнило Герману о том, что близнецы и сами не до конца чисты перед законом, что деньги, которые они собираются вывести – получены обманом.
– Кстати, не вздумайте ничего такого ляпнуть, когда будем на месте. Не хватало ещё, чтобы нас выгнали.
С этими словами Лера так посмотрела Герману повыше левого плеча, что захотелось вытереться. На щёку что-то капнуло. Девушка вышвырнула окурок и подняла стекло.
– И капюшон не забудьте надеть. Тьфу ты, дождь, гадость какая!
Актовый зал располагался в квартире обыкновенного многоэтажного дома в спальном районе.
Навстречу никто не вышел, но Лера всё-таки велела близнецам спрятать лица, чтобы не попасть в прицел соседского дверного глазка. Она вела себя по-хозяйски – проверила почтовый ящик и открыла дверь своим ключом.
Герман переступил порог, и близнецов со всех сторон окружила темнота, непроницаемая, как бронированное стекло.
– Ничего не вижу, – пожаловался Герман.
– Так включи свет, – раздался Лерин голос где-то поблизости. Судя по звукам, она разулась и прошла в комнату, даже с закрытыми глазами прекрасно ориентируясь в квартире. – Или раздвинь занавески, уже можно.
Герман нащупал выключатель. Один за другим зажглись споты, образующие полукруг в углу потолка. Под ними находилось укутанное блестящей тканью нечто, очертания которого напоминали стоматологическую установку. На окне висела штора затемнения, тяжёлая, как театральный занавес. Отодвинув её, Герман обнаружил, что оконное стекло обклеено солнцезащитной плёнкой.
– Я тут подумала, – сказала Лера спокойно, но это было обманчивое спокойствие, – что, если выводить деньги частями? Пусть бы отлежались себе тихонечко…
– Нет. Деньги должны поступить одним переводом, как анонимное пожертвование на счёт, который я тебе дал, – ответил Герман, не задумываясь.
Брат добавил:
– Хочешь нам мозги засрать, а сама сбежать с денежками? Не выйдет.
Лера замахала руками:
– Ладно, ладно! Моё дело предложить. А так я уже и покупателя нашла… Только заплатите сначала.
Герман отдал ей свёрнутые рулончиком юани, и Лера, мгновенно потеряв к близнецам интерес, с головой ушла в переписку.
Герман стянул серебристое покрывало. Ему не терпелось увидеть эйфон, и тот предстал восхищённому взгляду.
Кресло-шезлонг: кожаное сидение и металлический каркас, по правой стороне которого вьётся увенчанный штекером провод. Приставной стол-тумба с двумя прозрачными отделениями: сверху – пустующая док-станция на два съёмных блока, снизу – контейнер для переноски блоков. В контейнере лежали повязки для глаз из чёрного бархата с вышитым слоганом «…of sound mind and memory».
– А где фи-блоки? – спросил Герман, зачарованно водя пальцем по изящной φ, выгравированной на спинке кресла.
– У владельца, я полагаю, – ответила Лера, не отрываясь от телефона. – Чтоб никто не спёр. Держи-ка.
Близнецам пришло сообщение в WhatsApp. Открыв его, они увидели чек, подтверждающий перевод двух миллионов на счёт для пожертвований дому Грёз. Герман попытался себе представить, какое у Андрея будет лицо, когда он увидит сумму – и не смог.
– Всё? Убедились, что я не сбегу? – поинтересовалась Лера. – Теперь тащите задницу в кресло.
Она привязала их запястья крепёжными лентами к подлокотникам. Герман ощутил в истекающей антисептиком пустоте сквозняк, а потом – приятную наполненность. Прежде чем на веки легла бархатная повязка, Герман успел увидеть расходящиеся облака на сенсорной поверхности приставного стола.
В следующий момент всё обрело поразительную ясность, как будто кто-то протёр мутное стекло, через которое Герман смотрел всю жизнь, и он понял, что падает.
Это было чувство настоящего падения с огромной высоты, очищенное от страха и переживаний. Приближаясь к земле, Герман непроизвольно сбросил скорость и спланировал вниз легко, как пёрышко.
Перед глазами предстал подёрнутый дымкой пляж и смутно синее море. Навстречу Герману вдоль береговой линии, по щиколотку в воде шёл светловолосый парень.
В его походке было что-то знакомое, но в спину ему било солнце, и Герман не мог разглядеть лица парня.
Безотчётным движением Герман прикоснулся к шее слева и повёл ладонь вниз. Она накрыла плечо, не встретив препятствий. Тень сошла с лица того, кто уже махал Герману рукой.
Это был Сергей.
***
Если бы Герману сказали, что в реальности его ждёт Кукольник с избавлением от кошмаров, или Грёз, ради которого всё этого затевалось, или даже родная мать – он бы не придал этому значения. Герман впервые был по-настоящему счастлив. И остался бы так навсегда, будь это в его власти.
Но он не обладал такой властью, и пространство между протянутыми друг другу руками близнецов покрылось рябью цифровых помех. Сознание снова отодвинулось за мутное стекло. Над близнецами склонилась Лера с маленьким фонариком.
– Это бесчеловечно, – выдохнул Герман.
– А разве тебе кто-то обещал аттракцион безудержного гуманизма?
Лера по очереди посветила им в глаза и развязала узел на запястье. Рука тут же метнулась влево и зачесала у Серёжи в затылке.
– Всё уже? – с нетерпением спросил брат.
– Что? Нет. Это демо-режим, «лягушатник». Просто для проверки.
И они перетекли по проводам в простиравшуюся, насколько хватало взгляда, пустыню.
Разум, который её создавал, вдохновлялся кокаином и рахат-лукумом. Пустыня источала негу и сладость: песок как сахарная пудра мельчайшего помола, тонкие профили пальм на фоне неба цвета чайной заварки. На границе слышимости играла чарующая мелодия, но стоило Герману прислушаться, как всё замолкало. Только песок перешёптывался с ветром.
Герман как следует себя ощупал и рассмеялся от облегчения. Оно быстро сменилось чувством, что за Германом следят. Он обернулся, уверенный, что за ним наблюдает Лера. Но перед ним была истекающая туманом дверь.
Наблюдатель скрывался за ней. Это было непостижимо, потому что дверь никуда не вела. Герман обошёл вокруг неё, чтобы в этом убедиться. Просто дверной проём, в котором вился туман, образуя многомерную фигуру наподобие цветка, каждый из лепестков которого представлял собой ленту Мёбиуса.
Едва Герман успел уложить это в голове, как туман разорвался, брызнув светом и приоткрыв какое-то иное пространство. Сначала из него появилась рука с кричаще-красным маникюром, а потом под край разрыва поднырнула Лерина голова.
Высунувшись из тумана по пояс, Лера спросила:
– Ты который из братьев?
– Я Герман. А где Серёжа?
– Ничего с твоим Серёжей не случится, – строго ответила девушка, крепко взяла его за руку повыше локтя и потянула на себя.
Они вывалились в светлое просторное помещение с таким высоким потолком, что Герман не мог его разглядеть, как ни задирал голову. Белые колонны ввинчивались в клубящийся в вышине туман, и туман же стелился над мостовой.
– Где мы? – спросил Герман.
Поднявшись на ноги, он отряхнулся. С него облетел тонкий дым, похожий на сигаретный.
– Это Оазис. Центральный русскоязычный сервер. Или, как их ещё называют – эйфорт, – объяснила Лера и направилась в центр зала.
Герман последовал за ней, жалуясь на ходу:
– У меня всё время такое чувство, будто за мной следят. Сразу со всех сторон.
– Так проявляют себя объекты, с которыми можно взаимодействовать. Например, червоточины.
Лера, не оборачиваясь, плавно взмахнула рукой. Герман проследил за её движением и увидел несколько дверных проёмов, таких же, как тот, через который они попали сюда.
– Это чтобы ты обратил на них внимание. А ты не обращай.
Туман медленно отползал по мере того, как они продвигались по этому месту, подобному залу ожидания. Впереди встало что-то вроде крепостной стены, за которой угадывались изящные, стрельчатые очертания, будто нарисованные невидимыми чернилами.
Немногочисленные встречные напоминали кинозвёзд, так их облагородило воображение. Но были и другие – одетые в серые балахоны, с лицами, скрытыми в тени низко надвинутых капюшонов, вышитых по краю вязью из повторяющихся φ. Из-под капюшонов тянуло холодом, как из оконных щелей, в которых свистит сквозняк. Это отбивало желание всматриваться.
– Сервисные служащие, – пояснила Лера.
– А что они делают?
– Например, ты не можешь просто взять и показать жопу у всех на виду. Они вежливо, но твёрдо препроводят тебя в специально отведённое для этого место.
Из тумана выступила величественная стела, облицованная отполированными до влажного блеска металлическими пластинами. Каждая из пластин являлась объектом, с которым можно взаимодействовать. На Германа как будто вдруг уставилась тысяча жадных глаз. Он не нашёл в себе сил сопротивляться.
Он увидел в отражениях Леру, но не ту Леру, что шла рядом в превосходной степени своей красоты. В пластинах отражался поблекший в памяти актовый зал – и девушка, которая лежит на полу в позе эмбриона: колени подтянуты к груди, от затылка к эйфону тянется провод, а глаза ничего не выражают.
Герману захотелось посмотреть на себя. Он подошёл ближе, ещё ближе. Его настигло отражение тумана, колонн, серых фигур вдалеке. Сам Герман в пластинах не отражался.
– Стоп! – зашипела Лера, хватая его за руку. – А ну-ка пошли отсюда!
Её прикосновение било током, словно она как следует потёрла между ладонями шерстяную ткань. Ничего не объясняя, Лера затолкала Германа в ближайшую червоточину. Они перенеслись за пределы эйфорта и спугнули призрачного верблюда, который мирно пощипывал белёсую растительность, обвитую вокруг дверного косяка. Верблюд рассыпался в прах и смешался с песками.
– Это и есть такое место, где можно голую жопу показывать? – спросил Герман.
– Вроде того.
– Ну и какой смысл, всё равно никто не увидит. Здесь же никого нет.
– Не говори глупостей. Здесь полно народу. Просто мы друг друга не видим, потому что это не публичная локация, в отличие от Оазиса.
Лера достала из кармана кольцо с крупным кристаллом и надела на палец. Он пропустила через кристалл солнечный луч и прищурилась, словно примерялась к чему-то.
– Подойди-ка, – велела девушка.
Они оба наклонились над кристаллом. Во многих его гранях на секунду промелькнула Лера, лежащая на полу актового зала. Больше Герман, как ни всматривался, не видел ничего, кроме песков.
– Вот дела, – задумчиво сказала Лера.
Она сняла и спрятала кольцо и побрела куда-то по склону бархана. Герман бросился её догонять. Почему-то расстояние между ними не уменьшалось, как он ни прибавлял шаг, хотя Лера шла медленно, проваливаясь в песок по щиколотки. Тогда Герман прокричал вслед:
– Почему я не отражаюсь в зеркальных поверхностях?
– Понятия не имею.
– Тогда чего ты испугалась? Только не говори, что это не так! Я видел!
– Послушай. – Лера остановилась и встала на носки. Вид у неё был сосредоточенный. – Всё, что я знаю – тебя за это могут заблокировать. Так что надо поскорее отыскать этого твоего брата. Мы слишком близко от сервисной зоны. Тебе оно на…
Не договорив, Лера выпрямилась и резко опустила голову на грудь, будто повесила себя на невидимый крюк. Взгляд её потух, слова оборвались.
Герман бросился к ней со всех ног. Он обошёл вокруг, рассмотрев девушку со всех сторон, как до этого рассматривал дверной проём. Лера висела невысоко над землёй и совсем не шевелилась.
Герман зачем-то залез к девушке в карман, плотно прилегающий к телу, достал и надел кольцо и с третьей попытки поймал солнечный луч. Зрачки Леры не реагировали на свет, пропущенный через кристалл, но выбившаяся из причёски прядь взлетала и падала на лицо в такт дыханию.
Герман заправил выбившиеся Лерины волосы ей за ухо. Он не удержался и потрогал её губы, лаково-красные, будто вишня, и с удивлением отметил, что они совсем не липкие.
Лера отчётливо моргнула.
– Герман, ты что, дурак?
По её лицу прошла рябь и перекинулась на плечи. Лера повела ими, и рядом проявился, складываясь из фрагментов, как на стереокартинке, Серёжа, которого девушка держала за шиворот.
Лера с видимым удовольствием швырнула парня на землю и приземлилась сама, эффектно взметнув песок из-под подошв.
– Ужасное место! – закричал Сергей.
Он принялся ожесточённо тереть глаза, как будто в них попал песок. Набивал себе цену, конечно – Герман достаточно освоился в Эйфориуме, чтобы разобраться: здесь всё запрограммировано так, чтобы не причинять дискомфорта.
– Я думал, что застрял в этой поганой пустыне навсегда! А ты…
– А я сбежала с денежками, – скучающе перебила Лера. – Можешь не продолжать.
– Я даже не знаю, есть ли отсюда выход, и где он находится! А если тебя удар хватит – ну, по-настоящему?! Ты об этом подумала?
– Только не плачь. Я установила таймер на два часа. Если к этому времени сеанс не закончится, то подключение прервётся, и ты придёшь в чувство.
– Откуда мне было знать?!
– А о том, что в соответствии с заводскими настройками безопасности, подключение и так автоматически прерывается каждые двенадцать часов, как и в случае панической атаки, ты тоже не знал? Ну и кто тебе доктор!
Теряя терпение, Лера повернулась к Герману. Её глаза метали молнии. Герман не сомневался, что если он до неё дотронется, то снова ощутит слабый электрический разряд, от которого встают дыбом волоски на руках.
– А ты что встал? Долго мне ещё с вами возиться? Распаковывай эйфы!
Он растерянно захлопал глазами. Тогда Лера раздражённо отобрала своё кольцо и, поймав свет, направила на Германа. Пропущенный через кристалл, луч просвечивал его, как рентген.
– Всё самой надо делать, – пробормотала Лера и, высветив у Германа уплотнение в груди, добавила: – Во внутреннем кармане. Доставай.
Герман расстегнул куртку, но достать ничего не успел. Из кармана выплыл шар, похожий на одну из Серёжиных пуговиц, только во много раз больше. Герман поймал его и поднёс к лицу, пытаясь встретиться взглядом с лоснящейся серо-голубой радужкой – шар был из тех объектов, с которыми можно взаимодействовать.
– Не своди глаза к переносице, – посоветовала Лера. – Смотри как бы сквозь него. Как будто выглядываешь в окно, а за спиной у тебя источник света, который отражается в стекле, и ты это отражение рассматриваешь.
Это сработало. Шар треснул. Лера забрала его и разбила, как яйцо. На песок выплеснулась дымка, густая и нежная, с редкими электрическими прожилками. Она заволокла всё до самого горизонта, а потом стала уходить в червоточину, как вода уходит в слив, до тех пор, пока пустыня не обмелела.
Когда Герман пришёл в себя, Лера громко спорила по телефону с маникюрщицей. Сначала они не могли договориться о цене, потом – о времени, но ни одна, ни другая не собирались сдаваться. В пепельнице лежало уже три окурка с фильтрами кислотных расцветок и сигарета, нервно сломанная пополам.
Одна рука у близнецов так и осталась развязанной. Герман справился со второй лентой сам. На цыпочках вышел из комнаты и обулся. Оглянулся.
Лера разговаривала, отвернувшись к окну. На ней была майка на тонких красных бретельках, из-под которых виднелись широкие лямки бюстгальтера, на шее под волосами – полустёртая переводная картинка. Джинсовая рубашка висела на спинке эйфона.
Герман вышел, осторожно захлопнув за собой дверь. У него было такое чувство, будто в его жизни всё уже произошло, и больше ничего интересного не будет.
Ночной воздух охладил разгорячённое лицо. Герман поправил капюшон и закурил.
– Я не имею ни малейшего представления, где мы находимся, а ты?
– Геолокацию не пробовал включать? – ворчливо отозвался брат.
Сумерки натянуто зазвенели. Сергей посмотрел по сторонам и добавил изменившимся голосом:
– Кто-то идёт.
На близнецов выпрыгнула Лера, запыхавшаяся и сердитая, и толкнула их в грудь. Волосы девушки растрепались, джинсовая рубашка висела на одном плече.
– Герман, я тебе ору от самого подъезда, ты глухой?!
– Что случилось?
– Я за такси заплатила из своего кармана. Мы так не договаривались!
Он достал из кармана несколько купюр и не глядя протянул ей. Пока девушка пересчитывала деньги, Герман направился к подмигивающему витринами круглосуточному магазину, чтобы вызвать к нему такси.
– Да стой ты, психический!
Лера схватила его за руку и пошла рядом, подстраиваясь под его походку. Герман почувствовал, как запястье каменеет, как будто брат еле сдерживается, чтобы не сбросить ладонь девушки.
– Ты чего, Лера?
Она улыбнулась. На щеках выступили ямочки, которые придавали девушке совсем юный вид, будто она была не старше близнецов.
– Слушай… А давай ещё как-нибудь увидимся, сходим куда-нибудь?
Герман встал, как вкопанный. Некстати вспомнилось, как хвастаются в гримёрке «Сна Ктулху» старшие коллеги – мол, для некоторых тёлок трахнуться с уродом всё равно, что с негром: экзотика.
– Ты меня клеишь, что ли? – простодушно спросил он.
Лера выпустила его руку так резко, будто обожглась.
– Тьфу на тебя, Герман! Просто актовые залы гораздо охотнее сдают парочкам. Чтобы соседи думали, что это почасовая аренда для разврата, и не стуканули, куда надо, понятно? А у меня как раз нет компаньона. Вот я и подумала… Ты как, не против повторить?
10.
Так у Германа появилась приятельница, с которой его не связал суровой нитью сиротский приют, а значит – настоящая.
Они созванивались раз или два в неделю. Близнецы приезжали в парк. Герман издалека отыскивал Леру взглядом в чёрной и крикливой, как стая галок, толпе, засидевшей парапет фонтана, и отступал под укрытие деревьев. Смеркалось, и ветки опускались почти до земли. Лера всегда подходила сама.
И не имело значения, что она спрыгивала с чьих-то колен, отряхивалась от чьих-то рук. Сергей с ухмылкой в голосе повторял, что ему с ней «всё понятно». А что понятно-то? Они всегда уезжали вместе по одному из адресов, где бил волшебный источник. И то, как солнце гасло у Леры в волосах, когда она шла навстречу Герману, было очень красиво.
Их встречи как-то быстро стали регулярными. Без них Герман навряд ли снёс бы всё, что на него свалилось – пытку пробуждением, унизительное служение в клубе и дядю Толю.
Дядей Толей звали портного, владеющего крошечной мастерской в цокольном этаже здания напротив «Сна Ктулху». Мастерская работала круглосуточно. Она была ориентирована на клубную молодёжь: пришить отлетевшую пуговицу, пристрочить оторванный в толчее дискотеки подол. Как говорил Серёжа, понятие fast fashion здесь раскрывалось с неожиданной стороны.
Дядя Толя правил маленьким бизнесом уверенной рукой. В своё время его не удалось вышибить с лакомого места возле набережной ни городским службам, ни чёрным риэлторам. Столкновение с последними стоило дяде Толе глаза, но портной и это обратил в свою пользу, вооружившись протезом со встроенным оптическим микроскопом. А железный зуб, чтобы перекусывать нити любой толщины, у дяди Толи имелся и до этого.
Был он, в сущности, неплохой мужик, но очень уж любил ввернуть сакраментальное «Одна голова хорошо, а две лучше», за что Герман его невзлюбил.
В пику брату Сергей водил с дядей Толей демонстративное знакомство. Мозолил глаза до тех пор, пока портной не отвёл его в подсобку и не поручил какую-то мелкую работу.
– Да он просто убрал тебя из зала, чтобы ты не распугивал ему посетителей, – сказал на это Герман.
Сергею было по барабану. Не говоря уже о том, что среднестатистический дядин Толин посетитель и сам был способен кого угодно распугать, а увидев близнецов – решил бы, что у него в глазах двоится ввиду количеств алкоголя, принятого внутрь.
В подсобке царили насаженные на арматуру нитяные катушки и лекала из прозрачного пластика, которые складывались в подобие анатомического атласа. Надо всем возвышалась швейная машина с ножным приводом. В обрезках ткани, шуршащих под ногами, как палая листва, водились отродья от связи биологии с робототехникой – пауки-плетельщики с тонкими иглами лап. Герман боялся их и ненавидел.
Как-то раз дяди Толиным заботам вверили дырявую ажурную перчатку ручной вязки. Портной хотел отказаться – для работы пришлось бы скачивать специальную программу, восстанавливать схему плетения, программировать пауков, которые знали и выполняли только самые простые команды: «вперёд иголку» да «назад иголку». Но клиентка выглядела такой соблазнительно платёжеспособной…
– Не справишься – уволю, – сказал Серёже дядя Толя, отдал перчатку и, посмеиваясь, удалился.
Брат справился при помощи крючка для вязания и силиконового пистолета, заправленного жидким хлопком.
Дядя Толя долго смотрел на Серёжу через стёкла круглых, как у кота Базилио, очков. Более того, владелица перчатки тоже захотела на него взглянуть. Близнецов призвали из подсобки.
Клиентке было под тридцать. Фигура оплывшая, как свеча. Деревенского разлива лицо. Полные руки, которые в таких перчатках наверняка выглядели, как колбасы в обвязке. Даже Герман почувствовал разочарование, а каково тогда было Серёже? Столько корпеть ради ничем не примечательной тётеньки…
– Я хотела оставить чаевые за прекрасную работу, – сказала ничем не примечательная тётенька так, что в мастерской потеплело, а Герману стало совестно за свои мысли. – Меня зовут Даша. Могу я узнать имена тех, кто спас дорогую моему сердцу вещь?
– Это я, – очнулся брат. – Я это сделал. А Герман, это мой брат, даже нитку в иголку продеть не сумел бы.
Даша посмотрела на Сергея с глубокой заинтересованностью. С ажурного, в пару перчаткам, зонтика на пол мастерской капала вода.
– Серёжка это, из страшильни на углу, – снисходительно пояснил дядя Толя. – Всё в помощники мне набивался. Я и решил – пусть будет. А что, жрать не просит…
– Вот как? Ты умеешь шить, Сергей? Учился где-нибудь?
– Я ходил на швейный кружок в детском доме. Потом, уже в другом, шил ребятам одежду, но… по нестандартным лекалам. Я сшил это, – брат стиснул воротник, ставший вдруг тесным, – и ещё толстовку с капюшоном-«коброй», чтобы мы могли гулять, не привлекая много внимания.
– У тебя есть какие-нибудь эскизы? Они у тебя с собой? – ласково расспрашивала Даша. – Нет? Не страшно. Знаешь что – пришли эскизы на электронную почту. И приложи какое-нибудь резюме. Напиши, что ты умеешь и чем занимался здесь, всё-все напиши, ладно?
Она положила на прилавок визитную карточку. На карточке значилось: «ИП Елисеев». А следующая строчка без предупреждения ударила Германа под дых.
Там было напечатано: «Развивающийся Дом моды ищет художника-модельера».
– И что? Отправил он эти свои эскизы? – спросила Лера.
– Ещё бы. Целый день выбирал и фотографировал.
Герман не сказал, но близнецы из-за этого даже опоздали на смену. Припёрлась Марго, их менеджер и давай орать. «Неблагодарные! Себе в убыток вас держу! Столько времени прошло, а ремесло так и не освоили, необучаемые!».
Они действительно не обладали никакими специальными навыками, так что энтузиазм, который охватил Марго, когда она узнала, что близнецы явились прямиком из жерла Кукольного театра, быстро иссяк. Их приставили к самой незамысловатой работе – слоняться по залу, впечатляя своим видом, и разводить гостей заведения на выпивку.
Вспомнив это, Герман мрачно добавил:
– Только вот я думаю, что ничего у него не выйдет. Там серьёзный бизнес. А он кто? Подумаешь, сшил пару футболок. Это ничего не стоит.
Они брели по пустыне, запутывая следы. На этом настаивала Лера.
– Ихняя учётная система тебя не берёт, – объясняла она. – Не может понять, откуда ты подключился.
– Разве так бывает?
– Бывает, как видишь. У всяких обдолбанных и у шизиков в период обострений. Идентификационный химеризм, так это называется.
– Зачем же прятаться? Надо, наверное, позвонить в техподдержку, объяснить, как есть…
– Только попробуй!
– Но почему, Лера? Я ведь не наркоман и не больной, какой от меня вред?
– А что мы за лицензионный доступ не платили – это ты забыл, да? Тебя заблокируют, и меня заодно – за пособничество. Оштрафуют хозяина точки, и он мне голову свернёт.
Блокировки Герман боялся больше смерти, поэтому готов был блуждать по пустыне хоть целую вечность.
Здесь у него стали выходить первые иллюзии. Созданные из песка кривобокие человечки танцевали и ходили колесом. Примитив, но Лера осталась довольна.
– А ты не бесполезный, – сказала она.
Может, и так, но для проникновения за стену этого было недостаточно. Требовалось внушение посерьёзнее, чтобы не выдать себя.
Он быстро забыл, что был счастлив одной только возможностью побыть отдельно от брата. Переплетения крыш и мостиков Оазиса очаровали Германа, и ему хотелось видеть их не издалека, а так, словно он тоже имеет на это право.
Лера взялась помогать. А так как движущей силой Эйфориума было воображение, то помощь заключалась в том, что девушка представляла, будто у Германа ничего не выйдет, в то время как Герман изо всех сил пытался представить, что отражается в зеркалах.
– Это немыслимо, – жаловался он. – Как у меня получится что-то тебе показать, если ты не хочешь этого видеть?
– Как тогда ты собираешься обойти сервисную службу? Стелу на проходной питает воля администраторов Оазиса – матёрых тварей, которые не верят ни в бога, ни в чёрта, и уж конечно не верят собственным глазам. Они сами тебе что угодно внушат.
А пока Герман не может отвести глаза одной-единственной девчонке, об Оазисе пусть и не мечтает, так Лера ему и сказала. И посоветовала посмотреть какие-нибудь фотографии для вдохновения.
К удивлению Германа, таких нашлось немало, особенно по тегам #сонразума и #глазасмотрящего. Правда большинство из фотографий были явно постановочными: наигранные позы, неестественный блеск в глазах и почему-то – вывернутая наизнанку одежда.
Так не бывает. Со стороны подключение смотрится неприглядно. Как припадок.
С Лерой Герман своими соображениями не поделился. Сказал только, что совету последовал и фотографии посмотрел.
– Что же, – сказала она, сплюнув под ноги, – давай посмотрим, что из этого выйдет.
Плевок, зашипев, раскалился добела и загустел. Лера преобразовала его в зеркало и заставила взлететь. Оно повисло в воздухе, удерживаемое её волей и волей Германа.
Он посмотрел в зеркало и без особой надежды на успех вспомнил своё отражение. Забрезжили какие-то разрозненные образы, пыль на полу актового зала…
– Эй! – позвала Лера.
Герман взглянул на неё вопросительно. Лера подмигнула ему и, не прикасаясь, одним взглядом толкнула его в грудь.
Герман потерял равновесие и упал. Зеркало рухнуло рядом, взметнув песок. Раздался торжествующий Лерин смех.
– Так нечестно! – воскликнул Герман.
– Так запрети мне.
– Запрещаю, – проворчал он, отряхиваясь.
