Текст книги "Про Life (СИ)"
Автор книги: Vicious Delicious
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Под ногами был лёд, а над головой – багровеющий кровоподтёк неба. В нём кружились эйфы и налипали на невидимую спираль. Вспомнилось разверстое небо, грохочущий смех – всё, всё вспомнилось.
– Мы на стыке между двумя публичными эйфортами и одним частным, – сказал Грёз – Здесь ткань реальности истончается, и торчат ниточки, из которых она сплетена. Эти ниточки – память, сила и время. Кстати, который час?
Герман опустил глаза вниз и вправо.
– Половина двенадцатого. – Помолчав, он добавил в замешательстве: – И время не меняется. Оно что, остановилось?
– В каком-то смысле. Если мы сейчас вернёмся в Оазис, то ты заметишь, что не прошло ни секунды.
– Но как это возможно?
– Это же всё существует только в твоём воображении, забыл? – мягко напомнил Андрей. – Фактически, этот разговор прокрутится у тебя в голове за какую-то незначительную долю секунды, а потом твой мозг впадёт в ступор на… Подскажи, сколько времени теперь?
– Двадцать три тридцать восемь… Я не понимаю, оно прыгнуло вперёд…
– Впадёт в ступор на восемь минут, – закончил Грёз. – Поэтому здесь нет серых зон. Каждые восемь минут они бы разрушались. Ну, я за топливом! Готовьтесь, ребята. Серёга, а ты постарайся не лезть под руку, хорошо?
Он посмотрел на ладони и исчез. Герман и девочка разошлись в стороны, бросая в небо оценивающие взгляды, и прикидывали, откуда открывается лучший обзор на кривое солнце, которое разрасталось на глазах. Сергей, наоборот, старался не присматриваться. Веяло околосмертными переживаниями и лицами, болью за грудиной; зрение удлинялось.
– Вы же не дадите ему туда подняться, правда? – спросил он.
– Вообще-то, как раз наоборот, – ответила девочка.
Герман не ответил вовсе. Он был занят тем, что смотрел одним глазом на солнце, а другим на лёд, измеряя расстояние или вроде того. Серёжа налетел на брата и толкнул его в грудь.
– Здесь можно по-настоящему умереть! Взгляни на эти кресты – это следы тех, кто погиб. Вот куда пропадают выворотни!
– Угомонись. Ты несёшь бред, – поморщился Герман и восстановил зрительный контакт со льдом и солнцем.
– Вспомни, как Андрей рассказывал тебе о том, как тестировщики получили настоящие синяки! – закричал Сергей. – К чему он тебе это рассказывал, а?! Там заключена могущественная сила! Она убьёт его! И ты позволишь этому случиться?
Герман взглянул на него, и Сергей понял, что тот поверил. Это было как удар изнутри. Сильнее, чем обычная связь близнецов.
– Он всё равно сделает это, – сказал брат в своё оправдание. – Но без моей помощи у него куда меньше шансов на успех, ты это понимаешь?
Над землёй возник залитый солнцем дверной проём. Из него выпала канистра и, переворачиваясь в воздухе, полетела вниз, за ней ещё одна – и так до тех пор, пока из них на льду не выросла целая гора.
Последним из проёма выпрыгнул Грёз. Приземлившись на лёд, он скривился от боли падения с такой высоты. Это ещё раз убедило Сергея в том, что он прав.
– Вы все ненормальные. Это самоубийство, – безнадёжно сказал он.
Но никто его не услышал.
Грёз простёр надо льдом ладонь, и под ней вырос ослепительный скутер, весь из зеркал и солнечного света.
– Делаем всё так, как репетировали. Зачерпываете из канистры и внушаете мне, чтобы я не упал. И постарайтесь не расплескать. Всё, что мы здесь потратим – сгорит.
Тем временем, проём, который затянулся, но не исчез совсем, напоминая о себе тонкой полосой света, будто бы пробивающегося из-под двери, вдруг покрылся трещинами и разлетелся на осколки. Эти осколки собрались воедино, образовав силуэт – фарфорово-белый и фарфорово-хрупкий, с глазами, как газовое пламя.
– Ну да, это я, – скромно признался Глеб. – Только не надо делать вид, что не ожидал, Андрей. Да-да, он тебя обманул, Герман… Это, конечно, действительно не так работает. Но не настолько, чтобы не выяснить, что вы затеяли.
– Что ты несёшь, придурочный, – удивился брат.
Не утруждая себя вниманием к такой малой величине, как Герман, Глеб продолжил:
– В одном ты был прав, Андрей. Любовь плохой помощник. Ты же в глубине души надеялся, что я расчувствуюсь и явлюсь тебе помогать, правда? А я явился, чтобы всё у тебя отобрать…
– Один против троих? – дружелюбно осведомился Грёз. – Пупок не развяжется?
Глеб отбрасывал длинную тень до самого горизонта. Прошёлся, но тень оставалась неподвижна, и запахло горелым.
– Вас-то трое. А у меня гомункул, который способен так всё тут изуродовать, что проход схлопнется. Ты не станешь рисковать, и сам отдашь мне надежду и веру… Видишь, как я хорошо тебя знаю.
– Надежда и вера без толку, если никто не станет тебе их внушать, когда ты полетишь.
– Ну почему никто? Я вас заставлю внушать… Я мог бы сразу украсть у тебя топливо, но не стал этого делать. Смекнул, что вы ещё сгодитесь. А так и заманивать вас не пришлось, сами пришли.
– Мы ведь можем тебя и уронить, когда ты полетишь. Закрыть вопрос кардинально, так сказать, – ответил на это Грёз.
Глеб усмехнулся, и прозвучал тусклый звон – такой, словно кто-то постучал по стеклу вместо хрусталя.
– Никогда ты меня не уронишь, сентиментальный старый дурак! И мелкая этого не сделает – боится, что после такого её больше не выпустят погулять. Ну а чтобы вы были посговорчивее…
Глеб поманил Сергея пальцем. Того опрокинуло и протащило по обледенелой земле, будто Глеб тянул его к себе на верёвке… а потом накрыло такой болью, какой он в жизни не испытывал.
Это было как одновременный перелом всех костей, как растекающийся по венам медленный яд, как агония – как всё это разом и по отдельности.
Сергей отчаянно закричал. Через пелену боли до него дошло, что ничего не поможет, если только Глеб не отпустит его сам. А Глеб не торопился. Хотя все всё поняли ещё в первую секунду, он наслаждался своей властью – и не спешил прекращать её демонстрировать.
Перед глазами опустился багровый занавес. Сергей понял, что сейчас умрёт или сойдёт с ума… и всё оборвалось. Он пришёл в себя. Рядом упал Глеб
– Где я? – в страхе спросил он. – Кто вы все такие?
Его взгляд ошарашенно метался. Великолепный облик слетел, и вместе с его лучистыми ошмётками на лёд шлёпнулась фигурка-оригами. Она начала сама собой раскладываться, отбрасывая множащиеся серые тени. Пространство огласилось оглушительным воем. Андрей подбежал к фигурке и затоптал её.
– Сервисная сигналка, – с досадой сказал он. – Сейчас сюда примчатся серые.
– Что, прямо сейчас? – спросил Герман.
– Ну как сейчас… Через восемь минут.
Бросив Глебу: «Спи», от чего тот послушно закрыл глаза, Грёз помог Сергею встать и поинтересовался:
– Верунь, и надолго он таким останется?
Все посмотрели на девочку. Она выглядела не менее напуганной, чем до этого Глеб, но храбрилась.
– Понятия не имею. Это место… усиливает.
– Как у тебя вообще вышло, если не секрет? Это ведь амнезия, правда?
– Как-то я оставила жучок в нашем «кармане». Хотела узнать, чем занимается Лера. Но это не сработало. Вернее, вместо информации на меня обрушилась полная, – Вера развела руками, – полная потеря памяти!
– Закономерно, – задумчиво сказал Андрей. – Ведь именно провалы в памяти ты переживаешь в те моменты, когда Лера перекидывается обратно.
Девочка вызывающе подняла подбородок, обвела всех взглядом и заговорила таким тоном, словно пыталась убедить саму себя, а не остальных:
– Теперь вы понимаете, что я особенная? Никто не может получить эйформулу амнезии. Никто, кроме меня! Я во всём лучше Леры, и я гораздо больше заслуживаю того, чтобы жить. И я буду! Мне надоело, что меня подсовывают вместо себя в минуты опасности! А вы… а вы как хотите!
Она оттолкнулась от земли и взмыла в небо, перебирая ногами, словно всплывала к поверхности и к свету. То и другое представлял собой рабочий экран на приставном столе-тумбе в комнате, где осталось Лерино тело – и сейчас сознание девочки стремилось с ним воссоединиться.
Грёз подпрыгнул, пытаясь поймать её, как ускользающий воздушный шарик, но было уже поздно – Вера отключилась.
И тут выхлопная труба скутера дала залп. Вырвавшиеся из неё эйфы ударили Серёже в лицо. Он закашлялся, поднял глаза и помертвел от ужаса.
Герман верхом на скутере приближался к серпантину.
Они с Грёзом бросились следом, крича и размахивая руками, но Герман даже не обернулся. От исходившего с небес экзистенционального ужаса у Сергея подкосились колени. Он рухнул на лёд.
– Бесполезно, – отрезал Грез. Лицо его посуровело. – Остаётся только поддержать его с земли. Ты будешь помогать. Больше некому.
– Но я никогда этого не делал. Я не справлюсь, – растерялся Сергей.
На плечо ему легла ладонь, наполняя фальшивой решимостью.
– У тебя нет выбора, так что придётся справиться. Послушай, это проще, чем ты думаешь. Достаточно просто захотеть, чтобы Герман почувствовал всё то же, что и ты. Но хотеть нужно очень-очень сильно, понял?
Он понял. Это он умел. Всю жизнь только этим и занимался.
Если бы он мог, он бы дотянулся до Германа и накрыл его сердце ладонями, чтобы ничто ему не навредило. Потому что чувства иссякали. Оставалась пара канистр, а Герман не преодолел серпантин даже до середины, и на ледяной равнине с беззвучными вспышками стали появляться сервисные служащие.
Прибыли они, судя по ярким пятнами, затесавшимся в серые ряды, с подмогой, но приближаться не торопились. Сергей издалека чувствовал, что серые угнетены увиденным.
– Не долетит, – высказал общее мнение надменный, будто высеченный из глыбы льда, принц.
Он сплюнул – в полёте плевок обледенел и тихонько звякнул, упав под ноги – и добавил уже громче:
– Я не понимаю, а чего все встали? Он слишком высоко, так что если грохнется – накроет всех. У нас на сервере свыше пятисот богатеньких задниц. Вы хотите, чтобы все они очнулись с ПТСР или чем похуже? Угадайте с одного раза, кого сделают крайними. Так что давайте изо всех сил пожелаем парню долететь. И поактивнее, ребята.
С его кожи и одежды стал испаряться лёд и струйкой утекать ввысь. К этому тонкому потоку присоединились другие, питая его и направляя на Германа, и тот набрал высоту и стремительно влетел в самую сердцевину разбитого солнца. И исчез.
Кровавый свет померк, словно кто-то прикрутил яркость. По толпе пронёсся вдох облегчения. О происходящем напоминали лишь инверсионные следы в небе.
От толпы отделился некто, представляющий собой как бы усовершенствованную версию сервисного служащего. Его лицо напоминало не противогаз, а промышленный респиратор с двумя фильтрами. Кроме того, этот сверхсерый был оснащён мутными металлическими рожками, между которыми бегал ток.
Сервисный служащий пнул канистру и принюхался, после чего сказал:
– Я-то думаю, чего контент-мейкеры вечно жалуются, что стало слишком сложно синтезировать религиозный экстаз. А это какой-то козёл высосал почти всю доступную веру!
– Я не понял, – выкрикнули в толпе, – а где же наш человек? Кто подал сигнал?
Сверхсерый подошёл к прикорнувшему на льду Глебу и пнул его, как до этого канистру. Тот очнулся с жалобным криком.
– Кто-кто. Глебка, больше известный всем нам под кличкой «Мрачный». Вор, мошенник и просто опасная тварь, а ныне – наймит широко известного в узких кругах сутенёра. Он выслал Глебку заграницу, пока его не успели закрыть, и даже добился для него прав администратора. Вот откуда у него сервисная сигналка.
Сервисный служащий ухмыльнулся мужчинам в чёрном, с замотанными шарфами лицами:
– Я ничего не упустил?
– Нам откуда знать, – неестественно, как робот, проскрежетал один из них. – Ты думаешь, перед нами отчитываются?
– В таком случае, чтоб духу вашего рядом с ним не было! Увижу, что пытаетесь его увести – напишу жалобу в Управление К. А хозяину так и передайте, что его зверюшка потеряла последние берега. Этот номер так просто не пройдёт!
– А что он какой-то пришибленный? – спросил кто-то, покосившись на Глеба.
– У него и спроси. Облучился, видать.
– Да объясните же кто-нибудь, где теперь мой брат?! – спросил Серёжа срывающимся на крик голосом. – Что с ним стало?
Но тут толпа расступилась, и из неё вышел Герман. Он по инерции сделал несколько шагов, а затем сел и обхватил колени руками. На губах играла слабая улыбка. Грёз подбежал к нему первым.
– Я оставил реплику там, внутри, – доверительно сообщил ему Герман. – Там стабильно.
– Ты как вообще? – спросил подоспевший Серёжа.
Расширив глаза, Герман глубоко внутри себя переживал откровение.
– Отлично. Знал бы ты, что я видел… – Он очнулся. В глазах забрезжило узнавание. – Я видел тебя, как вижу сейчас. Это было прекрасно.
– Раз уж все в сборе, – перебил их сверхсерый, и бегающее между его рожками электричество опасно покраснело, – то давайте без фокусов, ребятки. Опасно здесь фокусничать, ага?
Герман увидел у него за спиной одетых в чёрное, с замотанными лицами, и во взгляде сверкнула сталь. Поднявшись на ноги, брат быстрым шагом направился к ним – и они, один за другим, начали падать, держась за горло и извиваясь.
Все занервничали, и все начали кричать:
– Парень, да ты что?!
– Спокойно, спокойно!..
– Отошли все от него! – заорал Грёз и ударил молнией в серого, который подкрадывался к Герману со спины, что-то озабоченно бормоча.
Глеб, которого уводили под руки двое сервисных служащих, с плаксивым криком вырвался. Неподвижная тень отделилась от земли и встала на свои ноги. Сергей узнал тварь с пламенными глазницами. И остальные, похоже, тоже её узнали, потому что кинулись врассыпную, а тварь с сатанинским скрежетом бросилась в погоню, на ходу обгладывая пространство.
В дырах, подобных тем, что Серёжа видел в «кармане» у Грёза, сгинули несколько серых целиком и ещё несколько… частями. Одного беднягу перерубило по грудь. Он, конечно, не умер, поскольку всё происходило не по-настоящему, и пытался ползти на руках, с выражением крайнего удивления заливая лёд кровью.
Пользуясь моментом, Герман нырнул в небо, и вскоре подключение прервалось.
31.
Сергей не сразу вспомнил, где находится, и что за темнота вокруг. Во рту стоял привкус крови, в ушах грохотали раскаты смеха, перед глазами растекались красные кляксы.
Потом до сознания достучался ночник. В его слабом свете эйфон выглядел скелетированным большим животным, на останках которого проросли грибы-гнилушки.
– Помогите освободиться, – раздался голос Грёза.
Близнецы в две руки развязали тугие ленты, удерживающие его на месте.
Сергей отстранённо вспомнил, как сам поначалу протестовал против них. «Что, если у нас отсохнут руки?», – сомневался он, а Лера возражала: «За ночь же не отсыхают, когда ты их во сне отлежишь. Но если ты хочешь расцарапать себе морду – смело нарушай технику безопасности, мне-то что!»…
Кстати, где Лера?
В комнате её не было. Сердце пропустило первый удар. И судя по тому, что приставной стол зиял пустым слотом из-под фи-блока – знакомое зрелище! – Леры вообще не было в квартире.
Даже при свете ночника, который, скорее, подчёркивал, чем разгонял сгустившийся за шторами затемнения мрак, Серёжа разглядел, как побледнел Андрей.
В Эйфориуме ещё разворачивалась игрушечная баталия. Грёз смахнул её с экрана и вызвал командную строку.
– Она отключилась в шестнадцать минут первого. А фи-блок отсоединила только через сорок минут. То есть, на нём вся информация о последнем подключении. В том числе, доступ к твоей реплике, Герман. В которую при определённой сноровке может втиснуться любой выворотень.
Грёз поднял на близнецов взгляд, холодный, как далёкие звёзды, какого Сергей давно не видел.
Наверное, Андрей боялся, что могущественная сила, такая желанная им, теперь утечёт сквозь пальцы. Или компромата – что, конечно, было благороднее: боялся не только за себя, но и за близнецов.
Сергей думал только о том, как Лера представляла идеальное самоубийство. И ещё – что она беременна.
– Так что ты сидишь? Найди её, – произнёс он каким-то чужим голосом.
– А что я, по-твоему, собираюсь делать?! Лучше скажите, куда она могла пойти!
– Такого раньше не случалось. Перед отключением Лера всегда перекидывалась, ну, обратно. Один раз только… но там долго рассказывать. В общем, уйти она не успела, вырубилась от снотворного. А когда проснулась, стала как обычно, – сказал Герман и добавил с надеждой: – Может, и сейчас так выйдет? Вере же придётся поспать рано или поздно.
– Да, только вот она успеет сто раз потерять фи-блок. Или подключиться – а Вера не горит желанием снова стать Лерой, забыл?
Серёжины подозрения о том, что Лера решится на самоубийство, переросли в уверенность. От страха у него скрутило живот.
– Времени немного прошло. Она не могла уйти далеко. Общественный транспорт не ходит, – рассуждал Андрей, на ходу натягивая куртку и одновременно набирая Лерин номер. Телефон, конечно, был отключён. – Такси… будем надеяться, что не успела вызвать. И главное – город-то ей незнаком, получается. Я буду ходить и показывать её фотографию, спрашивать. Её точно кто-то видел. Я её найду.
Он ушёл, а они заметались из кухни, где Герман курил одну сигарету за другой, пока не кончилась пачка, в комнату, чтобы посмотреть из окна, не въехала ли во двор знакомая машина.
Лишь под утро близнецы забылись тревожным сном. Даже в нём Сергей видел всё то же самое: ночь. Переполненную пепельницу. Леру, к которой тянул руки – и не дотягивался. Так что когда сон треснул и раскололся от высокого пронзительного звука, Сергей испытал что-то похожее на благодарность.
Звонили в дверь. От мысли о том, что это может быть Лера, остатки сна как рукой сняло.
Это была не Лера, а какие-то мужики, шёпотом объяснил Герман, выглянув в глазок, и замер. Раздался ещё один, обстоятельный звонок, а потом в дверь заколотили так, что близнецы отшатнулись.
– Кто там? – спросил Герман, не до конца справившись с волнением.
– Сервисная служба Эйфориума. Откройте, пожалуйста.
– Мы никого не вызывали.
– Сегодня ночью был зафиксирован всплеск запрещённой активности, которая исходила из точки доступа, зарегистрированной по этому адресу…
– Я не понимаю, о чём вы говорите. – Голос брата задрожал. – Послушайте, я сирота и инвалид. Моего опекуна нет дома. Приходите в другой раз.
– Мы придём, – как-то нехорошо пообещали из-за двери. – Только на следующий раз с полицией. Ты подумай, парень: надо оно тебе?
– Подождите, – отозвался Герман. – Сейчас я оденусь…
Он поспешил в комнату и первое, что сделал – скомкал листы статьи о близнецах, распечатанной на память, набил ими «морилку» и нажал все кнопки сразу. Постоял возле окна, преодолевая щемящее чувство – и решительно рванул шторы в разные стороны. Сергей едва успел зажмуриться, прежде чем на него обрушился холодный рассвет северного города.
Близнецы обернулись.
От точки доступа исходил дымок, подобный тому, что пронизывал Оазис, и быстро развеивался. Хромированные детали и серебристые спирали, которые обвивали провода, теряли блеск и темнели. Стоял едва ощутимый запах пайки. Эйфон перегорал, и хотя он не принёс ничего, кроме проблем, Серёжа испытал такое потрясение, будто у него на глазах уничтожали произведение искусства.
– Ничего не поделаешь, – буркнул брат.
Он, конечно, чувствовал то же самое.
Сервисных служащих оказалось двое. Чернявый парень, одетый по-офисному, но в трогательных белых кроссовках, таких же, как у близнецов, только поддельных. И мужчина, во взгляде и интонациях которого Сергею чудилось что-то от рогатого сверхсерого. Оправившись от шока, они представились монтажником Женей и Максимом Олеговичем, клиентским менеджером.
– Парень, – протянул клиентский менеджер, – мы только осмотрим устройство и пойдём, да? Хорошо?
Герман прошёл мимо него, как-то презрительно махнув рукой. Сервисным служащим осталось только следовать за ним.
Увидев точку доступа, они остолбенели не меньше, чем при виде близнецов. Эйфон ещё сильнее, чем ночью, напоминал груду костей. Ленты и те истлели. От статьи в «морилке» осталась лишь сероватая кучка, похожая на птичий помёт, но туда никто и не глянул.
– А может всё-таки… – робко начал Женя.
– Не может, – обрубил Максим Олегович. – Этот хлам теперь только на свалку. Что скажешь, парень? Дорогая ведь игрушка. Как будешь расплачиваться?
Сергей не сразу понял, что клиентский менеджер спрашивает близнецов. А когда понял, разозлился.
– Вообще-то, нас двое. Вы к кому конкретно обращаетесь? – задал он свой фирменный вопрос.
И достиг цели: сервисные служащие смутились.
– К тому, кто знает, что здесь произошло, – нашёлся Максим Олегович.
– Мы сюда вообще не заходим.
– Как я уже говорил, ночью была зафиксирована запрещённая активность. Идентификатор одного из нарушителей позволяет судить, что подключение производилось именно с этой… м-да… точки доступа.
– Всё это нам ни о чём не говорит, – стоял на своём Герман. – А ночью мы спали.
Сервисные служащие переглянулись: поверили?
И тут проснулся и заплакал Волчонок. Брови Максима Олеговича поползли вверх. Отодвинув близнецов в сторону, он быстрым шагом прошёл в соседнюю комнату. Оттуда донёсся возглас:
– Это ещё что такое?
«Похищенный ребёнок», – подумал Сергей, догоняя клиентского менеджера. Женя плёлся следом и кидал на близнецов взгляды, полные раскаяния. Это внушало надежду на то, что всё обойдётся.
– Вам повылазило? – спросил Серёжа у Максима Олеговича и взял Волчонка на руки. – Это ребёнок.
– Откуда он?!
– Оттуда же, откуда и все дети, я полагаю.
Перехватив взгляд мужчины, опасно наливающийся кровью, Сергей добавил:
– Я же объясняю. Мы сироты. Инвалиды. Приехали в больницу на обследование, и снимаем тут комнату. Ребёнку требуются операции, вы видите?
– А кто живёт по соседству?
– Понятия не имею. Мы стараемся не выходить. Неужели, глядя на нас, это сложно понять?
– Вы говорили, ваш опекун… В каких он отношениях он с… – Максим Олегович бросил взгляд на экран смартфона, на котором разворачивалось какое-то приложение в серых тонах. – С Леонидом Захаровым.
– С каким ещё Леонидом Захаровым? – безэмоционально спросил Серёжа. – Я не знаю, кто это такой.
– Владелец точки доступа. И, насколько я понимаю, этой квартиры тоже.
Вмешался Герман:
– А знаете, как-то всё это смахивает на допрос. Мы ведь имеем право ничего вам не говорить. Да и вы не полицейские. Если вы и дальше собираетесь давить на нас, то я звоню в соцслужбы!
Женя с упрёком посмотрел на Максима Олеговича. Тот вскинул руки в примирительном жесте.
– Ну что ты в самом деле? Какой такой допрос? Мы просто поболтали. Я же говорил – мы только осмотрим устройство, и всё. А поскольку осматривать, гм… нечего, то мы уходим. Уже ушли, видишь? – уговаривал он, пятясь в коридор.
Как только за сервисными служащими закрылась дверь, Серёжей овладело такое облегчение, как в детстве, когда он, долго проплакав в темноте после отбоя, затихал, вздрагивающий в отголосках рыданий.
Близнецы положили Волчонка в переноску, посмотрели в окно на то, как сервисные служащие усаживаются в машину – серую, со знаками принадлежности Эйфориуму, и убираются вон. А потом Герман, истерически захохотав, сполз на пол.
– Ну ты чего? Всё закончилось, – успокоил Серёжа. – Ты же уничтожил улики.
– Разве ты не понял, что они сказали? Они просканировали нас там, на стыке, и один из идентификаторов совпал с входящим отсюда.
– И чей это был идентификатор? Андрея… или Леры?
– Леры там не было, когда пришли серые. И это не Андрей. Это мы. Ты или я, уже неважно. Вот что сделал с нами наркотик-головоломка, понимаешь? Лишил нас идентификационного химеризма.
– Ты не можешь знать точно, – с упавшим сердцем сказал Сергей.
– Но я знаю! – горячо возразил Герман. – Есть ещё кое-что. Когда Андрей просматривал командную строку, я успел заметить, что было четыре подключения. Понимаешь? Четыре, и время начала двух из них совпадало с точностью до секунды. Просто в суматохе мы не придали этому значения.
У него зазвонил телефон, избавляя Сергея от необходимости отвечать. Звонил не Андрей и не Лера, но Серёжа узнал номер – по последним цифрам, 1104: они совпадали с датой рождения близнецов.
Бумажку с этим номером Герману когда-то дал Глеб.
Сергей в последний раз покормил и переодел Волчонка и вспомнил, что так и не дал ему имени. Наверное, это было к лучшему – не так тяжело будет расставаться. А расставаться придётся. Близнецы не могли взять его с собой туда, куда собирались. И оставить тоже не могли, потому что не знали, когда вернутся, и что ждёт впереди.
И всё равно, думать о том, что кто-то другой будет называть Волчонка по имени, которого Сергей даже не узнает, было очень грустно.
Через полчаса они были уже в парке, где когда-то встречались с Лерой. Высовывались из земли стволы деревьев, мокрые и потемневшие. Пустовал гранитный парапет фонтана, некогда засиженный чёрной, как вороньё, компанией. Стоял будний день, и редкие прохожие сторонились друг друга и одинокой фигуры в неестественно раздавшемся в стороны капюшоне – все, кроме женщины неопределённо-молодого возраста. Она направлялась прямо к близнецам.
Марго (а это была она) объявила, не сводя с них неподвижного взгляда:
– Понятия не имею, зачем я пришла. Предупреждаю сразу, если вы хотели напроситься обратно в «Сон Ктулху», то это исключено. И учтите, я спешу.
– Не беспокойся, нас ждёт такси. Разговор будет недолгим.
– Это не может не радовать. Выкладывайте, что у вас, и я пошла.
С момента их последней встречи Марго сильно похудела. Она напоминала бесплотный силуэт со стен Кукольного театра. На ней была куртка, сшитая из разных половин, что настроило Серёжу на добрый лад.
– Скажи, ты правда жалеешь… сама знаешь, о чём?
– Я не зверь, – сдержанно ответила Марго. – Но я уже всё вам сказала. Добавить мне нечего.
– Да, я помню. Я вот что хотел сказать… Мы довольно долго прожили в «Сне Ктулху», и я кое-что заметил. Там постоянная текучка. Люди не выдерживают, бегут с этой работы. Никому не нравится иметь дело с паталогиями. А ты всё ещё там. Знаешь, что я думаю? Ты испытываешь сострадание к таким, как мы. Пытаешься сделать мир чуточку лучше. Хоть порой и противоестественными способами.
Марго водила взглядом по верхушкам деревьев, изо всех сил сохраняя невозмутимый вид.
– Если кто-то и может помочь, то это ты, – заключил Серёжа и поставил на лавку переноску со спящим Волчонком.
Марго не поменялась в лице. Хотя в этом не было ничего удивительного, с её-то работой. Глаз замыливается.
– И что надо сделать? – нехотя отозвалась женщина.
– Подкинь его в бэби-бокс.
– Что, сами не можете?
– Я читал, что там везде камеры. А у нас, как ты однажды сказала, внешность больно уж примечательная. Нельзя, чтобы кто-то понял, откуда взялся этот ребёнок. Иначе его вернут обратно, а там… не самое подходящее для него место. Ты можешь надеть чёрные очки, косынку, и никто тебя не узнает.
Жестом остановив возражения, Сергей достал деньги – те самые, которые когда-то заплатил Балаклавиц. Как ни противно было к ним притрагиваться, но времени на то, чтобы снимать с карточки, у близнецов не оставалось, да и светиться им следовало поменьше.
– И вот ещё что. Проследи, чтобы эти деньги пошли ему на лечение и реабилитацию.
– Как я, по-твоему, это сделаю?!
– Очень постараешься.
Серёжа с подозрением взглянул на Марго. Она что-то быстро набирала на смартфоне.
– Что ты делаешь?
– Ищу, где в этом городе находятся бэби-боксы, – с раздражением отозвалась она, не открывая взгляда от экрана. – Что ж ещё?
Уже после того, как они скомканно распрощались, и Сергей пошёл к ожидавшей близнецов машине, его сердце пронзила тоска. Он совершил ошибку. Это плохо, неправильно. Волчонок проснётся, а Серёжи нет.
Сергей остановился и завертел головой по сторонам, высматривая женщину с ребёнком, но их уже нигде не было видно.
32.
Глеб обитал на окраине, в одной из панельных высоток, где раздают квартиры льготным категориям граждан, что становилось понятно издалека: из распахнутых окон первого этажа громко играла музыка, и что-то билось, лилось и пьяно орало.
Навстречу попался кто-то из этой развесёлой компании. Он поднял на близнецов подобные иллюминаторам глаза, круглые и остекленевшие – и поздоровался. Брат обрадованно поприветствовал его в ответ.
– Я тебя умоляю, Герман, – поморщился Сергей. – Что ты так воспрянул? Это же потомственный алконавт, пьяное зачатие. Мы прекрасно вписываемся в его картину мира. Ему и не такое мерещилось в горячечном бреду, наверное.
– Между прочим, даже Иисус не пренебрегал пьяницами. Он и ел с ними, и беседовал…
– Слава богу, я не религиозен, – ответил Серёжа.
– И в нашей ситуации это очень самонадеянно, – пробормотал брат.
Пока близнецы поднимались на шестнадцатый этаж, Сергей от нечего делать разглядывал надписи в лифте: «#сонразума», «@north_228» и нанесённый на стену при помощи трафарета QR-код, который вёл неведомо куда.
Дверь оказалась открыта. Бездумно гоняя по экрану смартфона какие-то шарики, Глеб ждал в прихожей. Сергей вдруг понял, что ненавидит его за то, что земля не горит у него под ногами.
– Не хочу говорить «я же предупреждал», но… я и правда предупреждал, – с фальшивой улыбкой сказал Глеб, проводив близнецов на кухню. – Вы допрыгались. Эйфориум шумит. Все обсуждают, что случилось на стыке сегодня ночью. И кое-где уже звучит твоё имя, Герман.
– Надо же, какая осведомлённость. Что насчёт твоего имени? Оно нигде не звучит, а? Или все уже забыли, как ты держал Оазис в страхе?
Герман попал в точку. Глаза Глеба сузились.
– Какая трогательная забота!
– Как и твоя. Но мы не друзья, чтобы трепаться ни о чём. Говори, зачем звал.
– Ты мог бы быть и посообразительнее…
Они оба закурили. Герман курил сигареты из узкой, как корпус мобильного телефона, пачки с серебряной полосой. Глеб курил что-то дешёвое, провонявшее кухню. Чего ему лучше было бы не делать вообще, учитывая его нездоровый вид.
– Я хочу, чтобы ты уступил мне доступ к твоей последней реплике. Взамен я возьму всё на себя.
– И как ты собираешься это сделать? Мы же там присутствовали.
– Скажу, что взял в плен ваши души, – издевательски ответил Глеб. – Ну а если серьёзно… Ты, к счастью, заблуждаешься. Никто не забыл, как я держал в страхе Оазис. И убедить серых, что происшествие на стыке – моих рук дело, будет несложно. А детали тебя не касаются. Да и смысл? Всё равно после случившегося тебе в Эйфориум вход заказан. Но ничего, есть множество других интересных и полезных работ. Составлять тележки в супермаркете, например, или коробочки клеить.
Сергей чувствовал, что Герман напряжённо обдумывает предложение Глеба. Это был выход. Но путь к этому выходу лежал по верёвке, натянутой над пропастью.
– Есть одна проблема, – медленно заговорил брат. – Реплика может быть уже занята.
– И кем же это?
– Лерой. Я хочу быть уверен, что она… не успеет себе навредить.
– Солнышко, тут тебе не страховое агентство. Я не предоставляю гарантий. Но в чём ты точно можешь быть уверен, так это в том, что я не потерплю никаких помех или конкурентов.
