Текст книги "Про Life (СИ)"
Автор книги: Vicious Delicious
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Взгляд бородатого человека блуждал от окна к окну, пока не остановился на комнате с мягкими стенами. Казалось, что от него стёкла стали грязными. «Он знает, где мы спим», – подумал Серёжа и невольно содрогнулся.
– Пусть тогда Маринка выходит! Познакомлю её с кем-нибудь из моих милых мальчиков.
С этими словами бородач с размаху опустил руку на спину худого. Тот вымученно расправил плечи и встал прямо. Что ответила Марина, Сергей не расслышал, зато бородатый с каким-то радостным ожесточением воскликнул в ответ:
– А-а, брезгуешь? – Он повернулся к спальне. – Вами она брезгует ничуть не меньше! А как вы думали, детки? Может, тут и едят с вами за одним столом – хотя я больше чем уверен, что посуду после вас кипятят… Но истинное отношение…
– Бред какой-то, – пробормотал брат и вышел из спальни.
Остальные ребята толпились в коридоре. От Сергея не укрылось, что они напуганы. Особенно Казик, который ссутулился так, что его горб казался ещё больше.
– Что там за клоун горло дерёт? – спросил Герман.
Карл смерил его скептическим взглядом.
– Ну ты даёшь. Это ж Кукольник!
– Кто?
– Кукольник. Он же Гастролёр, Карабас и Синяя Борода, – перечислил Карл. – Директор странствующего шоу аномалий человеческого тела. Или, как он сам себя называет – хозяин этого шоу.
Карл уже говорил в таком тоне раньше – о Глебе. О Глебе, который ушёл из дома, называл этот дом бомжатником, спал на кровати близнецов и написал под этой кроватью: «Я не умру никогда»…
Серёжа с радостью выслушал бы точку зрения Глеба, но точку зрения Кукольника слышать не хотел.
Не дождавшись капитуляции дома Грёз, Кукольник подался в бар. Там он сделал заказ для себя и своей куклы («Палочник! – вставил Казик, и его щёки вспыхнули. – Это Палочник с ним!»), а платить отказался до тех пор, пока к нему лично не выйдет Андрей и не задаст радушный приём. В отъезд Грёза толстяк не верил.
Обо всём этом рассказала Альбина, дозвонившись близнецам на мобильник, потому что номер Елены Георгиевны оказался занят – та звонила в полицию, как и обещала.
Голос Альбины дрожал, на заднем плане раздавались барственные покрикивания. Подслушивающий под дверью гостиной Карл сообщал, что полиция противится тому, чтобы выезжать.
– Но ведь Андрея правда нет. Что же теперь, нам просто сидеть и ждать, пока этот Кукольник уберётся? – удивился Герман.
– Именно так мы и собираемся поступить, – сварливо отозвался Карл. – А ты что предлагаешь?
– Задать ему радушный приём, конечно, раз он так настаивает! Нас вон сколько, а он один.
– Палочник… – робко начал Казик.
Герман с пренебрежением его оборвал:
– Твоего Палочника соплёй перешибить можно.
– А я согласен с Карлом, – сказал Серёжа, но его никто уже не слушал.
Все будто только того и ждали, чтобы кто-то их подтолкнул. Они переглядывались, и в глазах загоралась решимость. Сергею ничего не оставалось, как позволить Герману последовать за ними.
Парни до того расхрабрились, что обогнали близнецов на лестнице и наперегонки выскочили на улицу. Герман задержался, чтобы завязать шнурки. Остро не хватало Гены. Если бы Гена был здесь, то все бы послушали его, а не Германа. Кто бы мог подумать, что до этого дойдёт.
На улице стояла звенящая, неправдоподобная тишина. Куда-то подевались неусыпные бабушки-соседки, и даже чаек не было слышно. Поравнявшись с фурой, Герман замедлил шаг и обернулся.
Брезентовый занавес слабо колыхался, приглашая заглянуть в кузов.
Брат поколебался и, прежде чем Сергей успел его остановить, отодвинул занавес.
На близнецов уставилось множество глаз. Сергей не знал, что напугало его сильнее – что они светились в темноте или что их обладатели, судя по всему, свисали вниз головой с потолка кузова.
Возле выхода лежал некто, подобный Палочнику. Из вены у него торчала игла, рядом стояла капельница.
– Смотрите, кто пришёл, – тускло произнёс этот человек. – За вами-то мы и приехали. Запрыгивайте.
Он приглашающим жестом похлопал рядом с собой и, ударив руку, загримасничал от боли. Герман отпустил край брезента.
– Они ведь не могут нас забрать, правда? – упавшим голосом спросил брат, и Сергей поспешил его в этом заверить.
Когда близнецы вошли в бар, в зале не оказалось ни ребят, ни Кукольника с его куклой, ни персонала, который куда-то попрятался. Один Казик смущённо притаился в темноте. Проектор показывал таблицу настройки. Под барной стойкой валялась раздавленная колба. Её разлитое содержимое выглядело неоновым, будто на него направили ультрафиолетовую лампу.
– Где все? – спросил Герман у Казика.
Тот молча кивнул на дверь, за которой близнецы раньше не бывали. Она вела в соседний зал. Герман переступил порог, и Сергею бросились в глаза заспиртованные уродцы. На каждом столике стоял увечный зародыш, закатанный в банку, будто чудовищный овощ.
Палочник сидел на цепи, обмотанной вокруг ножки стола и запертой на замок. Чтобы освободиться, нужно было всего-навсего приподнять стол, да и Палочник меньше всего напоминал того, кто способен на побег. Наверное, склонный ко всему театральному, Кукольник запер его напоказ, чтобы произвести впечатление.
Если так, то Альбина была под впечатлением.
Смена подходила к концу, и девушка уже переоделась и распустила волосы. Глядя на неё сейчас, было несложно представить Альбину в образе северной феи. Если все твои клиенты, фея, были такими, неудивительно, что ты предпочла сбросить крылья и вернуться домой.
Парни находились здесь, но было больше похоже на то, что они прятались за Альбиной, а не заступались за неё. Их пыл иссяк, уступив место прежнему страху.
– Это ты их позвала, что ли? – спросил Кукольник у Альбины. – Ну и дура. Уродливые дети способны напугать разве что семью офисного работника, по ошибке принявшую эту рыгаловку за кафе-мороженое. Как в фильме… Палочник, напомни, какие про это есть фильмы.
– «У холмов есть глаза», – прошелестел Палочник.
– Точно! На, заслужил.
Кукольник с грохотом подвинул к нему тарелку с недоеденным омаром в сахаре. Палочник взял нож и вилку, отчего пристёгнутая к браслету на его запястье цепь натянулась, вырезал из омара какую-то внутренность и прожевал, мучительно меняясь в лице.
– Так я и знал, – констатировал Кукольник, наблюдая за реакцией. – Ваше хрючево только свиньям на корм годится. Хотите знать, за что я готов платить?
Он достал из-под полы кожаного жилета жабу в вакуумной упаковке и бросил на стол. За жабой последовала ощетинившаяся иглами рыба. Каждую иглу венчал силиконовый шарик – для сохранности упаковки. Последним стал выточенный из кости сувенир, размером с сустав большого пальца.
Выложив его на стол, Кукольник перехватил затравленный взгляд Альбины и ухмыльнулся. Ни один из этих предметов ни о чём Сергею не говорил. Он чувствовал себя так, словно включил фильм ужасов на середине.
– Если у вас претензии к обслуживанию – обращайтесь в Потребнадзор, – отчётливо произнёс Герман.
Все сразу посмотрели на него. Кукольник вытер лоснящиеся руки об Палочника и поманил близнецов пальцем.
– Кто там у нас такой умненький? Иди-ка сюда. – Герман не сдвинулся с места, и Кукольник раздражённо добавил: – Я к тебе обращаюсь, двухголовый!
Голос брата взлетел от возмущения:
– Не ко мне, а к нам! Нас двое, если вы не заметили. И лично мне тоже не тыкайте.
– Надо же, какое выдающееся чувство собственного достоинства! Ничего, у тебя это быстро пройдёт. Что, не веришь? А ты посмотри хотя бы на этих…
Кукольник кивнул на подсобку, за приоткрытой дверью которой виднелась тень, напоминающая краба.
– Ишь, попрятались, как тараканы в щель! Недоноски, сопли, бумажки туалетные! – прогремел Кукольник.
Наступившая за этим тишина была оглушительна. Никто не вышел из подсобки и не велел Кукольнику заткнуться. Он назидательно поднял палец.
– Вот! Понял? И кто их такими воспитал? Мы оба знаем ответ.
Это была провокация, и, к Серёжиному разочароваию, брат на неё клюнул.
– Можно подумать, ты лучше! – выпалил он.
Кукольник только того и ждал. Он подался вперёд, положив локти на стол, и быстро-быстро заговорил:
– Я хотя бы не прикидываюсь. Никаких игр в семью. Исключительно деловые отношения. Только представь, умница, каких высот ты достигнешь с моей помощью! Сколько денег заработаешь!
Парни вышли из ступора. Они обступили близнецов, оттеснив их от столика, и загалдели все сразу:
– Герман, не ведись!
– Нашёл, кого слушать!
– Заработаешь, – больше всех старался Казик, робко просочившийся в зал сразу за близнецами, – геморрой на всю задницу! Да если бы Андрей не спас меня от него, то я даже не знаю, что бы со мной сталось.
– Да кто тебя спасал! Я сам от тебя отказался, лживое отродье! – взревел Кукольник и грохнул кулаком по столу.
Костяной сувенир подпрыгнул, и Альбина побледнела. У девушки эта вещица, чем бы она ни была, вызывала неприкрытый ужас.
– Он заставлял меня не только выступать, но ещё и просить милостыню и убирать за всеми, – бубнил Казик. – А потом обвинил в краже. И сказал, что не отпустит, пока я всё не отработаю.
Герман растроганно похлопал его по плечу.
– Я и не собирался его слушать. Да кто он вообще такой! – И брат добавил, обращаясь ко всем: – Пора его отсюда выставить.
– Интересно, как ты собираешься это сделать. Полезешь драться? Учти, что на мою защиту встанет верный Палочник, а у него хрупкие кости. И я сделаю всё, – завёлся Кукольник, – чтобы вы, дегенераты, ответили за причинённый его здоровью ущерб! Я вас уничтожу! В тюрьме сгною!
– Не торопи события, – раздался знакомый весёлый голос, и в зал вошёл Андрей Грёз.
Теперь это точно был он. С его появлением стало светлее, как будто он озарял собой любое помещение, в которое входил. Серёжина душа любовалась Грёзом в этот момент. Её переполняли восторг и облегчение.
«Пусть он меня даже продаст, – думал Сергей, – пусть я навсегда его возненавижу, но я буду помнить эту минуту и радоваться, что это было».
Грёз подошёл к столику, выдвинул стул и сел на него задом наперёд, лицом к спинке. Взгляды скрестились, в воздухе запахло электричеством, и Кукольник первым бросился в атаку:
– Ходят слухи, что ты взял кредит под залог всего, что имеешь. Дела идут так плохо?
– Рад, что ты такого мнения о моих делах, – невозмутимо ответил Грёз. – Пусть лучше ты будешь злорадствовать, чем завидовать.
– На твоём месте я был бы повежливее с человеком, который готов поправить твоё бедственное положение.
– Как только встречу такого человека, то непременно воспользуюсь твоим советом.
Несмотря на работающий кондиционер, Кукольник густо потел в своих кожаных одеждах. Лицо у него покраснело и обмякло, а лысина напоминала мокнущий мозоль.
– Этот человек перед тобой, если ты ещё не понял. Я дам тебе три миллиона, если уступишь мне близнецов. И можешь забирать половину моей труппы впридачу. С ними ты быстро отобьёшь понесённые убытки.
– Но я не несу никаких убытков, потому что ни на ком не зарабатываю…
Кукольник опасно сузил глаза.
– Называй это как хочешь, но ты понял, о чём я!
– А твои парни не заинтересовали бы меня даже если бы я решил расширять штат. Все они тебе задолжали. А я не горю желанием платить чужие долги, – закончил Грёз.
– А как же сострадание? – нашёлся Кукольник. – Пожертвовать двоими, чтобы спасти нескольких – это же в твоём стиле. Ты же у нас милосердный! Самый милосердный засранец в этом бизнесе.
На какой-то безумный миг Сергею показалось, что Грёз сейчас перевернёт на Кукольника стол. Но Андрей, помедлив, просто поднялся и начал раздавать указания: проветрить зал, повесить на дверь бара табличку «Санитарный перерыв», убрать недоеденного омара…
Альбина с заметным облегчением удалилась, унося тарелку. С тихим шумом заработала вытяжка. Грёз вёл себя так, будто Кукольника тут не было, и Сергей тоже почти забыл о его присутствии.
Когда всё было улажено, Грёз жестом показал воспитанникам следовать за ним, а на пороге задержался и сказал Кукольнику, тщательно выговаривая каждое слово:
– Тебя кто-то ввёл в заблуждение, рассказав, какой я неравнодушный. Это не так. Мне плевать на тебя и на твоё предложение. И на твоих парней, как ты уже догадался, мне тоже плевать. Кстати, тебе пора. Уже вечер. Скоро все начнут возвращаться из города с работы, а твоя колымага переходила въезд. Думаю, её просто подожгут.
– Вот оно, хвалёное человеколюбие дома Грёз! – завопил Кукольник в спину Андрею. – Картина маслом! Что и требовалось доказать!
Это были вопли проигравшего.
7.
Небо было, как тетрадь первоклассника – белое, расчерченное дождём в косую линию.
– Видели бы вы, сколько из меня выкачали жидкости – вам бы этот ливень грибным дождичком показался, – сказал Гена.
Прежний он нравился Сергею больше. С жидкостью из Гены как будто выкачали что-то важное. Может, питавший его яд.
После возвращения Гена всё время лежал, уронив в подушки голову почти нормального размера. По ночам просыпался, крича от фантомной боли во фрезевом отверстии. И шутил он черным черно, вот как сейчас.
А дождь всё шёл и шёл. Погода принимала серьёзный оборот. Когда стало очевидно, что дождь доберётся до бара, Грёз погрузил в машину банки с уродцами и вывез их в город вместе с Альбиной и барменом.
Сергей пытался шить, но искусственное освещение лгало. Тогда он отложил иглу, забрался на подоконник, спугнув спрятавшегося за занавеской Карла, обнял колени руками и начал ждать, когда на горизонте появится знакомая машина.
Машина не появилась. Вместо этого раздался звонок, и Андрей успел сказать близнецам, что не может дозвониться до жены, прежде чем в его речь вмешались помехи:
– …может прерваться, так что… внимательно! Скажешь… Уходите к соседям. В бухте видели смерч. Ты понял? Ты меня слы…
Телефон разразился быстрыми гудками и затих. Вдогонку пришло запоздалое сообщение от МЧС: «Ожидаются подъёмы уровня воды с достижением неблагоприятных отметок».
Сергей показал его Елене Георгиевне и рассказал о звонке. Это прозвучало так же сбивчиво, как прерываемый помехами монолог Грёза.
Было решено обратиться к порядочной пожилой соседке с третьего этажа. Она брезговала домом Грёз, но Андрей выхлопотал ей какие-то льготы благодаря своим связям в соцзащите, так что Елена Георгиевна рассчитывала на ответную помощь.
Вышли на улицу. Елена Георгиевна и Ян медленно вели Гену под руки – он был ещё очень слаб, а Марина подхватила под мышки Карла. Тот кричал, что ему щекотно, фыркал близнец-паразит Яна, Казик услужливо скакал с зонтиком, пытаясь прикрыть то одних, то других, пока ветер не вывернул спицы и не вырвал зонт из рук. А потом они завернули за угол дома, и их голоса отрезало.
Сергей медлил.
– Нас что, затопит?
– Да нет, наверное, – недоверчиво отозвался Герман. – Так ведь не может быть?
– Я мигом, – пообещал Сергей брату.
Его подгонял лязг входной двери, которая осталась незапертой и обрушивалась на косяк, стоило напору ветра ослабнуть. Почти бегом Серёжа вернулся в спальню за швейной машинкой.
– Только не говори, что собираешься взять её с собой! – ужаснулся Герман .
– Не говори глупостей! Лучше помоги.
Они вытащили швейную машину в коридор. Сергей сгрёб в сторону ролики на полке в гардеробной, а более выносливый Герман водрузил туда машинку.
Тут у близнецов зазвонил телефон. На экране высветилось имя Елены Георгиевны. Сергей ответил на звонок, но из динамика донеслась могильная тишина. Только сейчас Серёжа с нарастающим звоном в ушах осознал, что не слышит ударов, с которыми захлопывалась дверь, а в раздевалке стоит вода.
Когда Герман спустился по ступеням, вода дошла близнецам до груди.
Дверь была – нараспашку. Серёжа увидел погнутые дверные петли. Его глаза расширились от изумления, которое быстро, со скоростью прибывающей воды, сменилось паникой. Но было уже поздно – брат переступил порог.
Поток сбил близнецов с ног и потащил за собой.
Сергей выбросил из воды руку и беспорядочно размахивал из стороны в сторону, пока не вцепился в решётку, облицовывающую бар. Близнецов рвануло, едва не вывернув плечо из сустава – и швырнуло на решётку волной. Сергей ударился.
Он болтался на правом боку, не доставая ногами до асфальта. Уши закладывало.
– Герман! – закричал Сергей, чувствуя себя одиноким, как никогда. – Герман!
Лицо брата показалось над водой. Он попытался что-то сказать, и изо рта вылилось немного воды.
Небо покрылось трещинами и загрохотало. Снова поднялась волна и опрокинула близнецов на спину. Солнце тускло просвечивало через облака, будто обложенное отсыревшей ватой. На мгновение его заслонил тёмный диск неопознанного светила. «Затмение», – подумал Сергей. Но это оказался канализационный люк, вырванный давлением воды.
Если бы близнецы не упали, кому-то из них размозжило бы этим люком голову.
Сергей всплыл. Вода лизала шею и забиралась в правое ухо. Тело билось, как брошенный в лужу оголённый провод. С трудом восстановив контроль над собой, Сергей почувствовал, как что-то придавило правую ладонь. Он вертел и дёргал рукой, но вытащить не мог.
В глазах потемнело, и Серёжа старательно задышал чаще, восполняя недостаток кислорода. Интересно, Герман понимает, что не надо пытаться сделать вдох? Что Сергей дышит за них обоих? Потому что если не понимает, то времени остаётся не так много. Его уже не осталось.
С беспощадной ясностью Сергей осознал, что помочь себе свободной рукой он тоже не может. Потому что для этого придётся отпустить решётку, и тогда, стоит близнецам освободиться – их унесёт в море. А если ничего не делать, они просто утонут.
– Се…га!
Уже не чувствуя, как подошвы задевают асфальт и соскальзывают, Сергей снова и снова звал брата по имени. Фиолетовая опухоль неба безмолвствовала. Только стучал торжественно дождь, будто заколачивал над близнецами крышку гроба.
К бару течением прибило Грёза. Сначала Серёжа принял его за эскапистскую галлюцинацию. Капающая с мужчины вода была тёплой, как кровь.
– Серёга! – крикнул он и протянул руку. – Хватайся!
– Не могу…
– Что? Не слышу!
Сергей сморгнул навернувшуюся на глаза муть.
– Не могу! – прокричал он. – Не так! Нас придавило, держи за шиворот!
Воротник врезался в горло, и перед глазами завертелись чёрные круги. Сергей никак не мог заставить себя выпустить решётку. Пришлось укусить себя за ладонь. Он заорал от боли, но пальцы разжались. Только когда вместо крика изо рта стали вырываться пузыри, Серёжа понял, что ушёл под воду.
Близнецов придавило люком. Сергей приподнял его свободной рукой – уверенность в том, что ничего не выйдет, была непоколебима, и сердце превратилось в острый осколок в груди, – и, собравшись с силами, отбросил его в сторону. А в следующую секунду Грёз рывком вытащил близнецов из воды.
Надрывно закашлялся Герман. Сергей схватил ртом воздух и, не удержавшись, бросил взгляд на бухту.
– Не смотри, – запоздало предостерёг Грёз.
Но Серёжа уже успел увидеть, как раскручивается над бухтой смертоносное лассо смерча.
Улучив момент, когда ветер перестанет на них набрасываться, они забрались на навес. Грёз сорвал с себя рубашку – пуговицы посыпались вниз, и их унесло потоком, – обмотал кулак и разбил окно над баром. Вытаскивать осколки из рамы не было времени. Залезая в окно, Сергей порезался и вскрикнул. С подоконника посыпались цветные горшки, и близнецы вывалились в подъезд вслед за ними.
– Что вы делали на улице, засранцы? Почему не пошли с остальными? Вы хоть понимаете, что чуть себя не угробили, а заодно и меня? До сих пор не пойму, как нам удалось спастись!
Грёз мерил лестничную площадку размашистыми шагами. С него во все стороны летели брызги. Уже не тёплые, нет. Сергей вздрагивал, когда они долетали до близнецов и противно высыхали на коже.
– А сам ты что здесь делаешь? Ты ведь уехал.
– Вода стала подниматься и заблокировала выезд. Альбина и Ракин забрались на крышу машины. А я решил вернуться. Дальше всё происходило быстро…
– Вот и с нами всё как-то быстро происходило.
Близнецы сидели на ступеньках в подъезде. Герман прижимал к груди отдавленную люком руку, а другой рукой, на тыльной стороне которой пламенел след укуса, дёргал застрявший в футболке осколок. На животе кровоточила царапина.
– Что насчёт документов о передаче попечительства? – спросил Сергей. – Я всё подпишу.
Андрей остановился так резко, будто с размаху налетел на стену.
– Парень, ну ты чего? – поинтересовался он, сбавив тон. – Ещё в себя не пришёл?
– Может, я наоборот только сейчас и пришёл в себя. Так что там с документами?
– А я не знаю, что с документами, Серёга, – развёл руками Грёз. – Ты же видишь, что творится. Может быть, нас затопило. Кто знает, в каком тогда они состоянии и целы ли вообще.
– Я всё равно хочу подписать.
– Что, прямо сейчас?
– Хватит уже относиться ко мне, как к ребёнку! Я не ребёнок! То, что я знать не знал ни про какие цирки уродов, не делает меня ребёнком! – закричал Серёжа.
– Заведения тератоиндустрии, – машинально поправил Грёз. – Так они называются.
– Да насрать, как они называются! Я тебя об этом не спрашивал! Вы свалились на меня – сначала ты, потом этот Кукольник, и никто ничего не объяснил. Так какое вы имеете право считать меня дураком?!
– Я не считаю тебя дураком, Серёга. Совсем наоборот…
– Тогда расскажи, откуда узнал о нас! Ну, что замолчал?!
Мужчина встретил Серёжин взгляд и не стушевался. Впрочем, это был не показатель. Со своим косоглазием Грёз мог смотреть мимо близнецов, а они бы и не поняли.
– Директор детдома нашёл меня через общих знакомых и попросил вас забрать, – мягко сказал он.
Сергей сжал руку в кулак, и её полоснуло болью. Вскрикнул Герман. Под ноги близнецам упал окровавленный осколок.
– Сколько же он за нас попросил?!
Грёз не остался в долгу:
– У тебя нездоровая фиксация на торговле людьми, парень!
Зазвенело, разбрызгалось бьющееся стекло. Это вода выдавила изнутри окна в комнату с мягкими стенами. Они оба, мужчина и мальчик, не сговариваясь, выглянули наружу.
Грёз шагнул к близнецам и крепко стиснул их плечи. Сергей подумал, что останутся синяки, но руки сбрасывать не стал.
– Если что, я на твоей стороне, Андрей, – сказал Герман. У него заложило нос, так что это прозвучало не то чтобы убедительно. – Ты спас нам жизнь. Ты мой самый лучший друг.
Мужчина улыбнулся, и между тучами, плотно обложившими неба, протиснулся луч сильно разбавленного солнечного света.
По побережью разносилась поставленная на автоповтор запись: «Уважаемые жители и гости города, приглашаем вас на увлекательную морскую прогулку». Смерч заставил её замолчать только через десять минут, добравшись до катерной остановки.
***
Ливневое наводнение уничтожило часть урочища, лежавшую в низине вдоль береговой линии часть. Смыло срубы без фундаментов, смыло палаточный городок туристов, отдыхавших дикарями. Основательно попортило депутатские дачи с «умными» стенами.
Из-за этих стен в дачном секторе ключом бил ток, будто затопленную улицу захватили злоумышленные скаты. Кто-то снял это на телефон и слил в Интернет, как антирекламу производителя, но, как позже выяснилось, стены просто были из палёной китайской партии. А вот рекламный щит Эйфориума испытание водой выдержал.
Стоял ужасный запах – морга и обнесённого с деревьев цвета. Этим запахом, возведённым августовской жарой в превосходную степень, пропиталось всё вокруг. Много месяцев спустя, уже в другом городе, в окружении неправдоподобно красивых девушек, Сергей вдруг уловил, что шея и запястья одной из них носят следы аромата Coco Mademoiselle, и его чуть не вырвало.
Наводнение нанесло дому Грёз сокрушительный урон. И если одежду ещё как-то можно было просушить, и она грелась на солнышке, растянутая на турниках во дворе и распахнутых дверцах машины, то техника была безнадёжно испорчена. За исключением швейной машины, которая дождалась Серёжу на верхней полке в гардеробной.
О случившемся не говорили, но Серёжа себя считал виноватым. Это он никого не послушал, не закрыл дверь и позволил воде проникнуть в дом и уничтожить его.
«Кунсткамера Грёз» пострадала ещё больше.
Не доведя ремонт до конца, Грёз пригласил на гастроли танцевальную группу мальчиков с ДЦП. Загримированные под зомби, они здорово выступили в атмосфере разрухи, постигшей бар. А по выходным из города приезжал играть гитарист с полидактилией.
Но, хотя артисты отказывались от части гонорара в пользу пострадавшего от стихии нанимателя, этих денег не хватало. Всё чаще приходили какие-то официальные письма, раздавались звонки. А однажды нагрянул серый выводок социальных тётушек во главе с участковым, которые осмотрели дом.
Море давно вернулось в берега, и даже запах сырости почти выветрился отовсюду.
Дом Грёз продолжал идти ко дну.
КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР: АКТ 1
Уходя из дома Грёз, Герман оглянулся и увидел, как их с братом следы заносит снегом. В груди заныло.
Близнецов ждало такси. Отсветы фар лежали в снегу. Над капотом клубился пар.
Герман сел в машину и настороженно взглянул на видеорегистратор. Закон хранил близнецов от того, чтобы кто-нибудь растиражировал их несчастье по Интернету, потому что они были несовершеннолетние. Но сбежав из-под опеки, они поставили себя вне закона.
В салоне пахло мандаринами. По радио передавали «One Way Ticket». Смерив близнецов ошалелым взглядом, водитель стянул бороду под подбородок, закинул её за плечо и потребовал расплатиться сразу.
Это стоило близнецам значительной части сбережений. Праздники, пригород – всё подразумевало двойной тариф. Оставалось надеяться, что водитель не выставит близнецов на первом же перекрёстке, получив деньги вперёд.
– Куда едем? – преувеличенно бодрым голосом спросил таксист.
Герман перехватил его взгляд в зеркале заднего вида и сказал:
– Смотри на дорогу, а не то мы так поедем до первого столба. У тебя в машине курят?
– Ну кури…
Герман закурил и, откинувшись на сидение, понаблюдал за отражением в окне – губы втягивают дым, кончик сигареты оранжево дышит и отмирает, становясь пеплом. Над обтекаемым срезом тонированного стекла дремала ночная бухта.
– А второму чего сигарету не дал? – не унимался таксист.
– Он не курит.
Им было назначено в дешёвой гостинице с медленным wi-fi и мокрым местом под сплит-системой. Девочка на ресепшене не отреагировала на близнецов. Герман заподозрил, что она что-то скрывает за стёклами очков-«полароидов».
В гостиничном ресторане чадила дым-машина. Танцовщицы гоу-гоу бились у пилонов, как наколотые бабочки. Левитировали стробоскопы. В них прятались тепловизоры, изображение с которых выводилось на мониторы охраны – достаточно деликатно, чтобы не нарушать личное пространство гостей, достаточно информативно, чтобы распознать драку. Самое подходящее место для тех, кому есть что скрывать – для прелюбодеев, дилеров… и для Германа с братом.
Кукольник сидел нога на ногу, выставив вперёд тусклую шпору, и курил кальян. На плечи накинута дублёнка в пол, на пальцы нанизаны дутые увесистые кольца самоварного цвета, кончик бороды заткнут под широкий кожаный ремень.
– Не сомневался, что вы головастые пацаны, – грянул Кукольник вместо приветствия.
Сидящие по обе стороны Палочники раболепно заулыбались. Герман сел напротив и сказал:
– Хотелось бы сразу по деньгам договориться.
– Во-во, и я о том же подумал. Вы такую цену заломили! Жопа не слипнется?
– Грёзу вы предлагали за нас три миллиона.
– То Грёз. Грёзу это не надо было, а вам надо, – проницательно ответил Кукольник. – Я для чего, по-твоему, ехал через полстраны в этот тараканий угол? Чтобы соглашаться работать себе в убыток?
Герман рассмеялся ему в лицо:
– Не прибедняйтесь! Я знаю, сколько стоит билет на шоу. А собираете вы стадионы.
– Вы сами согласились на наши условия. А теперь отказываетесь. И как вам доверять? Не с того мы начинаем наше сотрудничество, – добавил Сергей.
Он эти реплики и придумывал. Близнецы уходили к морю, чтобы никто не слышал, и репетировали. Когда огни в бухте приобрели холодный оттенок, и начал срываться снег, Герман решил, что они готовы…
Заговорил Палочник – тот, которого они в первый раз видели в кузове, а не в баре:
– Вы малолетки. По закону вас нельзя заставить отрабатывать договорённости. Эксплуатация детского труда, типа. Думаешь, хозяин не врубается, что вы свалите с денежками, а договором подотрётесь? Слушай, а может, ты на это и рассчитываешь?
Этот второй Палочник смотрел ровно между близнецами, как будто кто-то стоял у них за спиной. Германа подмывало обернуться.
– Даже в голову не приходило. Но за идею спасибо, – ответил Герман подготовленной фразой.
Нет, не зря они тренировались. Голос звучал не фальшиво или заискивающе, а нормально.
Кукольник захохотал, всколыхнувшись всем телом.
– В голову не приходило, говорит! В голову… ой, не могу! В которую из двух? – Резко перестав смеяться, он добавил: – Миллион. Это моё последнее слово.
Герман молчал. Отвернувшись, он рассматривал танцовщиц, их завязанные глаза, расписанные пятнами Роршаха тела, нарочные причёски будто током ударило. Играл немецкий индастриал. В такт ему пульсировало освещение.
Представился спящий дом Грёз и записка, лежащая на заправленной кровати близнецов. Они не стали никого посвящать в суть плана. Грёз не принял бы такой жертвы. А вот если притвориться, что они ушли по собственной воле…
Когда Герман писал эту записку, то чувствовал себя взрослым и уверенным в своих силах. Не то что сейчас.
– Миллион каждому, – наконец, произнёс он и протянул ладонь через стол.
Кукольник стиснул её в своей и добавил, не отпуская:
– Миллион каждому, и ты дашь мне расписку.
С трудом вырвав у него руку, Герман выпалил быстрее, чем следовало бы:
– Какую ещё расписку?
– Долговую. Ты напишешь, что взял у меня в долг некую сумму… Когда срок нашего сотрудничества подойдёт к концу, я порву её у тебя на глазах и сожгу.
– Мы же малолетки, – напомнил Герман. – Трудовой договор с нами не имеет силы, а такая расписка будет иметь? Что-то вы темните.
Губы Кукольника разъехались в улыбке.
– А ты возьмёшь у меня в долг не сейчас, а якобы через несколько лет, когда тебе уже исполнится восемнадцать. Датируешь расписку будущим числом. Так я защищу себя на случай, если вы решите смазать лыжи.
Два миллиона, напомнил себе Герман. И Андрей ещё сможет вылезти из долгов. А иначе не будет ничего. У него просто отберут всех воспитанников и распихают по детским домам, откуда дорога одна. И если Герман забыл, куда она ведёт – ему стоит только поднять глаза на того, кто сидит напротив.
Он встал и направился к выходу.
– Куда это ты собрался?!
– Мы договорились с одним человеком, – не оборачиваясь, ответил Герман. – Он поможет нам перевести деньги. Это мы тоже обсуждали, и вы согласились на всё. Так вы идёте или нет?
Им открыли, насколько позволяла цепочка, которыми были оборудованы двери гостиничных номеров. В щели между дверью и косяком показалось лицо: застоявшийся в глазах живой ум, занавешенный дредами высокий лоб, гастарбайтерский разлёт скул. Хватало одного взгляда на эти скулы, чтобы понять – имя, которым парень представился в переписке (Иван), было взято наобум.
