Текст книги "Про Life (СИ)"
Автор книги: Vicious Delicious
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Он много разговаривал с ними, но как-то странно. Например, спрашивал, видят ли они сны и умеют ли ими управлять. Или вдруг озадачивал:
«Представьте, что вы находитесь в центре лабиринта. Пока вы приближаетесь к выходу, лабиринт остаётся неизменным, но стоит сделать хоть один неверный шаг – и лабиринт случайным образом перестроится. Как найти самый короткий путь наружу?».
«Есть два искусственных интеллекта, Ти и Эф. Они знают ответ на любой вопрос. Ответом служит ноль либо единица. Но вы не знаете, что из этого значит «да», а что «нет». Не знаете даже, справедливы ли для нолей и единиц Ти те же значения, что и для нолей и единиц Эф. Определите, кто из искусственных интеллектов всегда говорит правду, а кто – всегда лжёт».
«Представьте себе комнату из зеркал, одна из стен которой представляет собой одностороннее зеркальное стекло прозрачной стороной наружу. Что вы увидите, заглянув в комнату через это стекло?».
– Пустой зеркальный коридор, – предположил Герман, – да? Какой правильный ответ?
– Любой ответ правильный, не в этом дело.
Грёз совсем не пытался расположить их к себе. За это Сергей успел проникнуться к нему чем-то вроде уважения, когда они прибыли, наконец, в раскалённый приморский город.
Если разобраться, это была такая же дыра, как уральский промышленный городок, где родились близнецы. Некогда популярное курортное урочище пребывало в запустении. Сорок минут на маршрутке до цивилизации, и одичавший пляж, и подступающий лес, и серо-голубой вид из окна – горы, море и асфальт, и камни на берегу, подогретые так, что ходить босиком горячо.
Всё это Серёжа увидел и осмыслил уже потом.
Взволнованный, он выбрался в южную ночь, тягучую, как сгущённое молоко. Вот дом, крайний на короткой улице из четырёх хрущёвок. Вот полуподвальные окна бара, из которых вырывается свет. Вот истекает неоном обращающаяся вокруг себя вывеска на гравитационной подложке. Сергей прочёл слово за словом:
Бар…
КУНСТКАМЕРА…
Грёз…
Близнецы отражались в окнах напротив. Сергей видел, как взгляд Германа с каждым оборотом вывески спотыкается об это – кунсткамера, КУНСТКАМЕРА. А ведь брат и не задумывался, что они могут кому-то сгодиться разве что как ярмарочные уродцы. Он был раздавлен.
Виновник всего, их новый попечитель, хлопнул близнецов по плечу, как ни в чём не бывало, и сказал:
– Ну, чего встали? Особое приглашение надо? Пойдём!
Герман не сдвинулся с места. Тогда Сергей расправил плечи – фантомные ощущения пронзили его до кончиков пальцев и померкли, – и последовал за Косоглазым.
В квартиру прямо с улицы вёл отдельный вход. Серенький свет обрызгал зарешёченный гардероб и ступеньки. На стене висела картина, изображающая место, подобного которому Серёжа никогда не видел. Оно в равной степени походило на какое-то сюрреалистическое пространство и на пейзаж далёкой планеты. Скорее всего, такого места вообще не существовало в реальности.
Сергей сделал вид, что очень заинтересовался картиной, а сам встал позади Косоглазого и. когда тот разулся и присел, чтобы убрать мокасины в обувницу, изо всех сил его толкнул.
Мужчина налетел на решётку и в изумлении обернулся. У него кровоточила губа.
Это придало Сергею храбрости, и он схватил первое, что подвернулось под руку – металлическую обувную ложку. Она была увесистая и удобно легла в ладонь
– Куда ты нас притащил?! Что ещё за «Кунсткамера»?
Мужчина неравнодушно взглянул на обувную ложку – и вставать не стал, только опустился на одно колено, чтобы не затекли ноги.
– Серёга…
– Отвечай, не то я тебе зубы повыбиваю!
– Это бар, – невозмутимо произнёс Косоглазый.
– Без тебя видел! Скажи лучше, почему он так называется. И откуда на вывеске твоё имя.
В плохом освещении кровь на губах Косоглазого выглядела почти чёрной. Она больше не будоражила Сергея. На какое-то мгновение ему показалось, будто это он стоит на коленях перед Косоглазым, а не наоборот.
– Потому что этот бар принадлежит мне, – ровным голосом произнёс тот, – а работают там мои бывшие воспитанники. Что ты на меня так смотришь? Не все хотят до конца жизни мести улицы или собирать фонарики, как другие инвалиды. А теперь давайте немного успокоимся, пока мы никого не разбудили.
Раздался щелчок выключателя. На пол упал прямоугольник электрического света. Сонно зашаркали подошвы.
– Пап? Это ты?
В коридор девушка лет восемнадцати, в длинной растянутой майке без рукавов, с зачёсанными набок чернильно-чёрными волосами и стёкшими на щёки «смоки айз».
– Зачем так шуметь? Я уже думала, к нам лезут грабители.
– Да что у нас брать, Мариш, – с преувеличенной бодростью отозвался Косоглазый и отвернулся, чтобы девушка не видела кровь.
Она не увидела. Зато заметила обувную ложку у Сергея в руках и удивилась:
– Куда-то собираетесь? Но вы же только приехали.
– Э-э, нет. Просто хотел разуться, – неудачно соврал Серёжа.
– Ну так разувайся и проходи.
– Хорошо…
– Вот и хорошо, – заключила девушка и ушла, строго взглянув на близнецов напоследок.
Косоглазый явно предупреждал, кого привезёт, да и наверняка его дочь повидала тут и не такое. Сергей не нуждался ни в чьём принятии. Но в этом нуждался Герман. Так что Сергей был благодарен Марине за то, что она не испугалась близнецов, и часть благодарности, сам того не желая, перенёс на её отца.
– Мне очень жаль, – сказал Серёжа вместо извинений. – То есть… я был прав, ясно? Но мне всё равно жаль, что так вышло.
Косоглазый стёр кровь с лица, которое не выражало ни злости, ни гнева. Одну усталость.
– По крайней мере, ты перешёл со мной на «ты». Это ещё не дружба, конечно, но хоть какое-то развитие отношений. А теперь, если не возражаете, я покажу вам комнату. Спать хочется зверски.
Он проводил их в спальню, и Сергей, не раздеваясь, лёг поверх покрывала. Сначала он думал о том, что надо дождаться, пока Косоглазый уснёт, и бежать отсюда, а потом уже ни о чём не думал.
Спустя какое-то время, когда он был уверен, что брат заснул, и сам уже начал дремать, раздался сдавленный всхлип. Сергей с трудом разжал пальцы правой руки, которыми Герман вцепился в край покрывала, и погладил брата по голове – безотчётным, инстинктивным движением.
– Ты был прав! – выдохнул Герман и задрожал всем телом, больше не сдерживаясь.
– Ну не плачь. Не плачь. Не плачь, – шептал Серёжа. – Где ты, там и я, помнишь? Я с тобой. Я всегда буду с тобой.
Пальцы перебирали волосы брата. В этот момент Сергей чувствовал себя с ним одним целым, которым они, наверное, были в момент рождения, и страдание Германа сливалось с его страданием.
2.
Сергею снились звуки ссоры. Откуда-то он знал, что ссорятся насчёт них с братом, и хотел сбежать, и сбежал – ещё глубже в забытье, туда, где уже нет снов, только тающая на коже темнота южной ночи.
Он проснулся оттого, что солнце разожгло пожар на внутренней стороне век, и заморгал сухими ресницами.
Перед глазами вставали стены, обитые мягким материалом, как в палате психбольницы. К стенам были пришиты тканевые постеры: Пирамидоголовый из Silent Hill и изображённый в японском стиле Чебурашка.
На подоконнике, читая книгу, сидел парень, ровесник близнецов. Между его худыми плечами горной грядой возвышался горб. В первый раз Серёжа увидел уродство со стороны и с щемящим чувством отметил его патологическую притягательность.
«Вот, значит, каково это», – думал он и пялился. Почувствовав взгляд, горбун оторвался от чтения.
– О, ты уже проснулся! Доброе утро, – воскликнул он, проворно слезая с подоконника, и протянул Сергею ладонь.
Книгу горбун сунул под мышку. «Фантастические твари и где они обитают», – называлась она.
Не отрывая локоть от постели, чтобы не разбудить Германа, Сергей пожал горбуну руку и представился.
– Очень приятно, – ответил тот. – А я Казик. Это полностью значит Казимир. Как доехали? Ты вообще откуда? И почему ты шепчешь?
– Брат спит.
Тут в комнату ворвался пацан лет семи, а за ним – двое парней постарше. Хохоча, они пинали друг другу полосатый мяч. Он треснулся об кровать близнецов и лопнул. Густо запахло арбузом.
Герман проснулся и рывком сел. Пользуясь открывшимся обзором, Серёжа как следует рассмотрел новых соседей.
У одного из них была неестественно большая голова, подобная шляпке чудовищного гриба. Во втором, добродушном детине, Сергей не заметил ничего особенного, но когда парень повернулся спиной, оказалось, что сзади у него злое личико, похожее на него, как отражение в кривом зеркале. Ну а третий оказался не ребёнком, а карликом.
– Это Карл, – представил его Казик. – Вот Ян Лерман, мы зовём его Ленорман. И Гена Водянников. Его мы зовём…
– Я сам решу, как новенькому меня называть, – дребезжащим голосом перебил гидроцефал.
– Знакомьтесь, ребята, это Сергей. И его брат…
Казик замешкался и посмотрел на близнецов.
– Герман, – сказал Герман, и в его голосе прозвучало превосходство. – Так меня назвала мать.
Стало так тихо, что слышно было, как кричат чайки. Детина с двумя лицами беззлобно скалился.
– Пойдём отсюда, парни, – ответил Гена. – Мы новенькому не чета. У него вон мать есть.
Они забрали арбуз и ушли. Казик последовал за ними. На пороге он обернулся и пожал плечами, подбросив горб выше головы.
Близнецы остались одни, и Сергей в сердцах заявил:
– Познакомились, называется! Я всё понимаю, но эти парни не при чём. Что они о нас подумают?
Говоря это, он нашарил на полу рюкзак и достал оттуда зеркальце, но посмотреть в него не успел. Сергея передёрнуло, и он уронил зеркало.
– Что ты делаешь?! Оно же могло разбиться!
Герман обнял колени руками.
– Мне наплевать, слышишь? Наплевать, что обо мне подумают! Мне здесь не нравится!
– Герман, – растерялся Серёжа, – но ты сам этого хотел…
Так было нечестно. Брат хотел совсем не этого.
От ссоры их спасло лишь то, что в спальню заглянула женщина со светлыми волосами и позвала близнецов завтракать. Если она и заметила, что они друг на друга сердятся, то не подала вида. Сергей начал догадываться, что тут так принято.
– Чем заправить салат – сметаной или маслом? – спросила женщина, усадив близнецов за стол на светлой просторной кухне.
– Сметаной, – ответил Герман.
– Маслом, – ответил Сергей одновременно с ним.
Она нарезала овощи в разные тарелки, в одну добавила сметану, в другую – масло, и перед каждым из близнецов поставила именно то, чего он просил: запомнила. Наверное, эта женщина была здешним психологом.
– Нет, я логопед, – улыбнулась она. – Меня зовут Елена Георгиевна.
– Когда я был маленький, то «ре» не выговаривал. Сейчас уже нормально, – сказал Герман и продемонстрировал: – Елена Геор-р-ргиевна.
Она похвалила его прекрасный «р» и, бросив взгляд на мигнувший экран мобильника, вышла.
Герман сразу перестал жевать и уставился на улицу. Его понурое отражение в окне напоминало вопросительный знак. Волны облизывали берег, невнятно бормоча, а редкие пятна полотенец делали его похожим на латаное одеяло.
– «Эр», – сказал Сергей.
– Что? – рассеянно спросил брат.
– Буква, которую ты не выговаривал, называется «эр». А «ре», да будет тебе известно – это такая нота.
– Ясно… Слушай, эта Елена Георгиевна мне кого-то напоминает.
– Ну хватит уже! Без обид, но твои фантазии о матери нам и так сегодня дорого стоили.
Герман вызывающе расправил плечи.
– Не вижу смысла называть матерью женщину, которая от нас отказалась…
– Сразу бы так!
– …и я сейчас не о ней. А о девушке, которую мы видели ночью, Марине. Это ведь дочь Косоглазого?
Раз так, то Елена Георгиевна приходилась Косоглазому женой. Тут было над чем задуматься. Она была хороша собой. Он был страшный и занимался бизнесом, который Сергей полагал аморальным. Брать уродов к себе в дом! Демонстрировать их за деньги!
Вернувшись, Елена Георгиевна принесла какие-то анкеты и простые карандаши, заточенные так остро, что близнецы могли заколоть ими друг друга. Серёжа быстро заполнил свою и от скуки разрисовал обратную сторону анкеты карикатурами на новых соседей.
Он как раз прикидывал, не изобразить ли рядом себя и брата, как в кухню вошёл Косоглазый и широко улыбнулся. Солнце отразилось от его зубов и брызнуло в разные стороны, разбиваясь об салатницы и об имитированную хрустальную люстру, которая обильно свисала с потолка.
Блики ослепили Сергея. На минуту он забыл, что видел вчера. Но только на минуту.
– Вы теперь всегда будете садиться сзади? Оттуда же ничего не видно.
– По-моему, тут не на что смотреть, – сказал Серёжа.
– Зря ты так. Всё-таки, почти курортный город…
– Хорошо. Давай остановимся и сходим куда-нибудь. – Он посмотрел в зеркало заднего вида, но взгляд Косоглазого поймать не смог. – Мы никогда не были в кино.
– Я знаю хороший автокинотеатр. Заедем на обратном пути?
– Я передумал. Хочу в кафе. В летнее кафе возле моря, – поспешил добавить Сергей, пока Косоглазый не предложил им купить фастфуд на вынос.
– Закажи доставку. Я всё оплачу.
– Тогда просто погуляем. Хотя дай подумать… так тоже нельзя? Тебе ведь прохожие за просмотр ничего не заплатят!
По спине вдруг пополз холодок. Сергей понял, что несмотря на кажущееся безразличие, Герман прислушивается к разговору, и сбавил обороты.
– Просто не надо прикидываться добреньким, – подытожил он.
– Вам действительно лучше пока не появляться на людях, – примирительно сказал Косоглазый. – Но не из-за того, о чём ты думаешь.
Машина подъехала к частной клинике, филиалу медицинской сети, информацию о которой близнецам часто подсовывал в Интернете алгоритм выдачи контекстной рекламы. Сергея удивляли и расстраивали эти инсинуации со стороны Google Ads, а география отмеченных красными точками клиник напоминала ему забрызганную кровью карту страны.
На входе висело объявление: «Санитарный день». Припарковавшись во дворе, Грёз постучал в заднюю дверь. Ему открыл человек в белом халате и отступил назад, пропуская их внутрь.
Он выглядел куда лучше Косоглазого и, по идее, должен был внушать доверие своей профессией, но впредь Серёжа не встречал менее располагающего человека, чем этот доктор, хотя жизнь сталкивала близнецов с поистине выдающимися образцами людской подлости и безумия.
– Мой хороший друг, – отрекомендовал его Косоглазый.
Доктор протянул близнецам руку и представился. Его рукопожатие оказалось безжизненным, а малозначительное имя моментально растворилось в памяти. На бейдже значилось: «Свечин В. А., невролог».
Кабинет, куда провёл близнецов доктор, напоминал декорации к боди-хоррору – мертвенно-белый и ощетинившийся иглами. На холодильнике для медикаментов стоял стеклянный ящик. Серёжа принял его за аквариум, но, подойдя ближе, увидел внутри змею и отшатнулся – от неожиданности, не от страха.
– Моё хобби, – отрывисто пояснил доктор.
Это прозвучало, как хрустнувшая под ногами ветка.
– А разве так можно? Я имею в виду, держать змею в процедурной – это ведь, ну… негигиенично?
Свечин ничего не ответил, только посмотрел пристально. Его взгляд был как прожектор, выхватывающий уродство близнецов из сумерек мира.
– Приступим, – сказал доктор.
Он брал у них кровь и делал склизкое УЗИ. Взлетали и обрушивались пики кардиограммы. По команде доктора близнецы по очереди дотрагивались до носа с закрытыми глазами, приседали и прыгали на одной ноге.
Наконец, когда Сергей, потный и задыхающийся, уже не отвечал на вопросы, а огрызался в ответ, Свечин вручил близнецам пластиковую банку и лично проводил куда положено – видимо, чтобы они не сбежали из-под его изнурительной опеки.
– Послушайте… – начал Серёжа.
Доктор перебил его:
– Ты снова щуришься. Плохо видишь? Почему не носишь очки?
– Вы уверены, что всё это необходимо? – продолжил Сергей, стараясь говорить решительно и твёрдо. – Нас никогда так тщательно не обследовали. Я думал, вы проверите нас на глисты там, и всё. Просто чтобы убедиться, что мы не заразные.
– Хорошо что невоспитанность – это не заразно, – ответил доктор, – иначе пришлось бы вас изолировать. Давно мне никто не указывал, как мне делать мою работу.
– Мы только весной проходили медосмотр. Всё должно быть в карточке.
– Ты когда-нибудь видел, на какие ухищрения идут детдома, чтобы скрыть от потенциальных усыновителей проблемы со здоровьем у подопечных? А я видел.
Сергей не сдавался:
– Но вы смотрели карточку?
– Послушай, – сказал Свечин, теряя терпение, – раз тебе что-то не нравится, есть и другой путь. Положить вас в краевую больницу на обследование. Недели на две. А лучше на месяц. Хочешь в больницу?
– Нет, – ответил Серёжа сквозь зубы.
– Вот и славно. Туалет прямо перед тобой.
– Надеюсь, вы хоть туда с нами не пойдёте?
Свечин посмотрел на него поверх очков, и Серёжа понял, кого доктор ему напоминает. Змею.
– Это для теста на наркотики. Стандартная процедура, – пояснил доктор после того, как близнецы пописали в баночку. Его лицо омрачилось, как будто он вспомнил о чём-то плохом. – Кстати, на будущее. Ваше сердце и внутренние органы – всё выдерживает двойную нагрузку. Вам нельзя даже пробовать наркотики, они вас сразу убьют.
– А вы попробуйте, запретите нам, – вызывающе сказал Герман, который всё это время молчал.
– Не собираюсь я ничего запрещать, – ответил Свечин, не пытаясь скрыть раздражение. – Если я что-то узнаю, то просто скажу Андрею, и он вас вышвырнет. У него с этим строго. Не говорите потом, что я не предупреждал.
На обратном пути Сергей чувствовал огромное облегчение. Он даже сел поближе к окну и какое-то время разглядывал город. Отовсюду выпрыгивали написанные от руки вывески, похожие на плохой перевод с китайского: «ПИЦЦА РАКИ КУКУРУЗА ПИВО СУШИ» или «СДАМ КОМНАТУ НЕДОРОГО ХОЗЯЙКА».
Погода была прекрасная, хоть близнецам и нельзя было выйти погулять. По сравнению с холоднокровным доктором Грёз казался милым человеком. Сергей начинал к нему привыкать.
***
В квартире-студии было двое: Андрей Грёз и его приятель, детский невролог. Андрей не доверял ему, но посвящал во все свои дела. Так сложилось.
– Герман лучше владеет телом – например, у него получается отжаться от пола. Я связываю это с тем, что он проявлял больше активности, когда они были детьми. Он познавал мир через движение. Сергею досталось наблюдать. Кстати, он одинаково хорошо пользуется обеими руками, а Герман – правша.
– Разве они не контролируют каждый свою половину тела, – спросил Андрей, – как те женщины из Миннесоты?
– Это и есть самое интересное – они оба распоряжаются телом, и оба всё чувствуют. Вернее, Герман чувствует всё то же, что и брат. А Сергей так глубоко уходит в себя, что испытывает только что-то вроде покалывания в онемевшей конечности.
Думаю, ему просто пришлось приспособиться. Если бы один из близнецов не уступил другому ведущую роль, то они не смогли бы полноценно развиваться. Они бы даже не дожили до таких лет. Ты видел когда-нибудь двухголовую змею?
– Чего я только не видел, – сказал Андрей и рассмеялся.
Это был невесёлый смех и быстро потух, будто свеча, задутая гуляющим по скудно обставленной квартире сквозняком.
– Я серьёзно. Например, ужи часто появляются на свет с двумя головами. Правда, редко выживают. Но описаны случаи наблюдения жизнеспособных змей. Поначалу головы конкурируют между собой за добычу. Это приводит к тому, что одна из голов занимает доминирующую роль Хотя контроль за телом могут брать обе.
Между мужчинами стояла бутылка дорогого алкоголя с утопленным в ней насекомым. Они оба потянулись к ней, но доктор оказался первым.
– Люди не змеи, – резко сказал Андрей. – Отдай бутылку. Ты нужен мне здравом уме.
– И в доброй памяти, – добавил доктор. – Но разве это не должно относиться к тебе? Тогда бы и моё присутствие не понадобилось.
Какое-то время они пристально смотрели друг на друга. Их лица окаменели. Доктор очнулся от оцепенения первым, растерянно заморгал и отвёл взгляд.
Грёз вылил бутылку в раковину, а насекомое подцепил и рассмотрел с брезгливым интересом. Это оказался крупный рыжеватый муравей. Задержав дыхание, мужчина положил муравья в рот и прожевал, а потом долго полоскал рот, чтобы избавиться от кислого привкуса.
– Их топят живыми, – безэмоционально заметил доктор. – Гормоны стресса, выбрасываемые в организм перед смертью, многократно увеличивают концентрацию галлюциногенов. Их действие сильное и наступает быстро. То что нужно.
Андрей не сразу понял, что речь о муравьях. Он хотел усмехнуться, но вместо этого из горла вырвался хрип.
– Ну и гадость! Что это такое?
– Генномодифицированный североамериканский муравей-жнец.
Студию перегораживало массивное оборудование, накрытое невесомым светонепроницаемым чехлом. Грёз сел рядом на корточки, провёл ладонью по чехлу, напоминающему разлитую ртуть. Заметались лихорадочные блики, белые и горячие.
Кредит за это оборудование предстояло выплачивать ещё пятнадцать лет. Из-за него студия была оборудована шторами затемнения, как в кабинете физики. Из-за него Андрей жрал разную гадость. Сегодня вот муравья.
– Гена называет их «Правый» и «Левый». По-моему, это очень показательно. Ты же знаешь Гену.
– Не обязательно слушать Гену, чтобы понять, какие они разные.
– Они не просто разные, как я и ты, например. Они – как… Подожди-ка…
Андрей достал из кармана монету и щелчком пальцев подбросил её в воздух. Она приземлилась на ладонь гербом вверх.
– Орёл.
Подбросил ещё раз.
– А вот… Гм, снова орёл.
– Я понял твою мысль, – остановил Свечин. – Разные, как стороны одной и той же монеты. У них вообще много… одного и того же. Общий позвоночник ниже шейного отдела, и внутренние органы не дублированы. А главное – их нервные системы большей частью перекрещиваются. Это значит, что близнецы, с высокой вероятностью, эйфосовместимы.
Монета утонула у Грёза в ладони.
– Мне повезло, – сказал он.
Эта мысль переплыла котлован сознания, над которым стоял зеленоватый туман. Не случалось ещё так, чтобы Грёзу везло, и он не верил тем, кто говорил: так легли карты или встали звёзды… И все рояли в кустах он прятал сам.
– Повезло, – согласился доктор. И добавил в сторону, так, чтобы не быть услышанным: – В отличие от них.
3.
Вот что написали близнецы в анкетах:
Назови своё первое воспоминание
Герман: мать.
Сергей: радиоуправляемый луноход, с которым никому не разрешали играть. Потому что если бы его кто-нибудь сломал, то нечего было бы демонстрировать областной комиссии в доказательство того, что детский дом процветает.
Когда ты осознал, что вы с братом не такие, как другие дети?
Г.: когда узнал, что мать отказалась от меня.
С.: когда другие дети начали нас дразнить.
Назови положительные стороны того, что у тебя есть соединённый с тобой брат-близнец
Г.: всегда есть, с кем поговорить.
С.: таковых не замечено (зачёркнуто). Как бы там ни было, это единственный родной и близкий человек, который у меня есть.
…и отрицательные стороны
Г.: отсутствие личного пространства. Каждый из нас невольно в курсе того, что говорит и делает другой, и это невыносимо.
С.: невозможно спать на боку.
Что бы ты сделал, если бы вам с братом предложили операцию по разделению?
Г.: согласился бы.
С.: очень гуманный вопрос. Единственное, что можно предпринять для нашего разделения – это отрезать одному из нас голову. Я бы отказался.
…а после того, как такая операция была успешно проведена?
Г.: заводил бы новые знакомства, общался с людьми, путешествовал, занимался спортом. Попробовал бы алкоголь и лёгкие наркотики.
С.: спал бы на боку.
Кто, по твоему мнению, оказал наибольшее влияние на формирование твоей личности?
Г.: главный герой киноэпопеи «Звёздные войны».
С.: мой брат.
***
Новые соседи уходили, когда близнецы ещё спали, а возвращались, когда близнецы уже спали. Везде были их вещи, будто красные флажки, за которые не стоило заходить, но их самих не было. Иногда Сергей слышал их в соседней комнате, но не успевал настигнуть. А ему этого очень хотелось. Хотя бы для того, чтобы убедиться – он не выдумал их от одиночества и тревоги.
Итак, Сергея с братом вырвали из привычной среды обитания, как какой-нибудь припятский овощ, и привезли к таким же уродам предположительно затем, чтобы ввергнуть в сомнительный бар. При этом с близнецами обращались хорошо, кормили вкусно, купили им фирменные джинсы, и Сергей не понимал, как себя вести.
Надо было договориться об этом с Германом. Но брат ушёл в себя, бросил Серёжу. Когда он пытался понять, что сейчас чувствует Герман, перед глазами отчего-то вставал сюрреалистический космос с картины в прихожей.
Через неделю, устав от неопределённости, Сергей разобрал вещи и повесил в шкаф десяток самодельных футболок с двумя горловинами, положил на полку карты и зеркало – их с братом немногие личные вещи. Их сразу захотелось оттуда убрать. Почти пустая полка представляла собой жалкое зрелище. И тут Серёжа вспомнил, что у него есть кое-что ещё.
Он нетерпеливо вернулся к рюкзаку и достал пластиковую шкатулку со швейными принадлежностями. Из неё на Сергея уставились крупные круглые пуговицы в форме глазных яблок, насаженные на шпажки для канапе вперемешку с простроченными джинсовыми кусками.
У всех над кроватями было что-то вышито, спорото и залатано крест-накрест, а у Гены – нарисована маркером конструкция из бутылок, предназначенная, насколько Серёжа знал, для курения марихуаны через воду. Это странным образом противоречило тому, что говорил Свечин, и подчёркивало особое положение Гены в доме Грёз.
Сергей тоже решил пришить пуговицы прямо к стене.
Результат превзошёл ожидания. Стена будто бы покрылась паразитической формой жизни, внимательно взиравшей на мягкую спальню.
Серёжа израсходовал почти все пуговицы, как одна вдруг выскочила из рук. Он наклонился за ней, и в глазах потемнело. Близнецам всегда было тяжело наклоняться, но они не придавали этому значения, пока Свечин не рассказал про двойную нагрузку на их органы. Теперь настроение испортилось.
– Привет. Не помешаю? – услышал Сергей и выпрямился так резко, что на миг темнота в глазах опасно сгустилась.
В спальню прошёл Косоглазый и опустился на кровать, из-под которой подмигивала утраченная пуговица. Ползать у него под ногами совсем не хотелось, поэтому Серёжа сел на пол, оборонительно скрестив руки на коленях, и спросил:
– Что сказал доктор?
– Жить будете, сказал.
– Что, и всё?
– Для начала и это неплохо, мне кажется. Вы совсем не загорели, парни. Выглядите… нездоровыми. Что не так?
– Плохо спим. Кошмары, знаешь ли.
– Да? А такое пугалище смастерил, будто ты бесстрашный. – Косоглазый кивнул на изголовье кровати. – Если не присматриваться, то похоже на множество маленьких отверстий.
– Страшно?
– Неприятно, я бы сказал.
– Я нашёл в Интернете книги автора, о котором ты говорил, – заявил Сергей. – Не писал он ни про какую сову. Он про орла писал.
– Ну значит, я ошибся.
– Как у тебя всё просто! Интересно, про нас с такой же лёгкостью будешь говорить? Что было ошибкой привезти нас сюда.
Косоглазый поднял брови.
– А это было ошибкой?
Сергей ничего не ответил. Его вдруг накрыл страх того, что попечитель объявит: «Ну раз так, то собирайтесь, повезу вас назад» и вернёт их в детский дом, где близнецов уж точно ничего интересного не ждёт.
Пауза затягивалась, и Серёжа панически прикидывал, как перевести тему, но тут, к его огромному облегчению, Грёз обратил внимание, что они наконец-то разобрали вещи. Он подошёл к полке, взял в руки колоду карт.
– Я посмотрю?
– Пожалуйста, – быстро ответил Сергей. – Надеюсь, это не запрещено? В детдоме не разрешали играть в азартные игры.
Мужчина шикарным жестом пустил колоду карт из ладони в ладонь. Серёжа невольно залюбовался.
– Но вы же играли, когда мы впервые встретились.
– Мы бы не играли друг с другом вообще, если бы могли договориться по-другому.
– Интересно, – протянул Грёз, положил карты и взял в руки зеркало. – А это…
– …чтобы друг друга видеть, – закончил Серёжа.
Грёз повернул зеркало так, чтобы видеть близнецов. Герман отразился в нём безучастный, будто покрытое инеем стекло, с пустым перегоревшим взглядом, и Сергей почему-то вспомнил загадку о зеркальной комнате.
– Вы бы не играли друг с другом вообще, – повторил мужчина и задумался. – Как же вы поступаете, когда один из вас хочет побыть один?
Сергей почувствовал себя так, будто ему влепили пощёчину.
– Как, по-вашему, мы можем поступить? – резко ответил он.
– Должен быть какой-то способ.
– Может быть, но я этого не представляю.
– А я представляю, – сказал Косоглазый.
Он снял пожелтевшие от времени и никотина наушники и бросил их на кровать. Наушники свернулись на покрывале, как змея. Змея с двумя головами.
– Вы не можете взглянуть друг на друга без зеркала. Что, если один из вас не только не увидит другого, но и не услышит?
– Что это изменит? – вдруг произнёс Герман. Сергей рад был слышать брата. Но то, что он сказал, Серёже не понравилось. – Он ведь никуда не денется. Он всё равно будет чувствовать всё то же, что и я, знать обо всём, что я делаю. Я не смогу побыть один. Никогда.
– Но вы столько всего придумали, чтобы друг друга видеть и, что важно – слышать. Неужели не придумаете, как сделать наоборот? И вы можете пользоваться руками независимо друг от друга, заниматься каждый своим делом.
Герман намотал провод наушника на палец.
– Ну разве что я смогу поговорить с кем-то по телефону. – Голос брата смягчился. – Вообще поговорить с кем-то… другим, если Сергей будет в это время слушать музыку.
– О чём я и говорю, – поддакнул Косоглазый.
Он пересёк комнату и задержался у двери, задумчиво глядя перед собой, будто заинтересовался анатомическими перипетиями кыштымского Алёшеньки на плакате. Лопатки ассиметрично выделялись у мужчины под футболкой.
– Да, и что касается кошмаров. Это же всё не по-настоящему. Надо просто осознать, что спишь, и всё закончится.
– Просто? – воскликнул Серёжа. – Ничего себе просто! Во сне кажется, будто всё ещё как по-настоящему. Как я пойму, что сон – это сон?
– А ты смотри на руки, – посоветовал Косоглазый и вышел.
Сергей подобрал пуговицу, положил её на кровать и увидел, что наушники остались. Шить расхотелось. Слова Грёза не шли из головы. Поколебавшись, Серёжа поднёс ладони к лицу – и всматривался в них, пока не заслезились глаза.
Ничего не произошло. Пребывание близнецов в доме Грёз не было сном.
– Покажи левой рукой рожки, а правой снизу – ножки. Теперь поменяй руки. А теперь одновременно покрути пальцем левой руки у виска, а правой погладь живот…
Елена Георгиевна пристально взглянула на близнецов.
– Вы оба это делаете! – догадалась она. – Серёжа, ты – левой рукой, а ты, Герман – правой.
– А что, так нельзя было?
– Нет конечно! Давайте ещё раз, но по очереди.
– А как вы узнаете, что мы не жульничаем? – полюбопытствовал Сергей.
– Буду рассчитывать на вашу совесть. Начинай, Серёжа.
Но у него не вышло. Руки, которые обычно подчинялись ему одинаково хорошо, отказывались совершать разобщённые действия. А вот Герман справился. Зато когда перешли к рисованию двумя руками, Сергей лихо закрутил фрактальные узоры, похожие как зеркальные отражения друг друга, чем окончательно сбил Елену Георгиевну с толку.
