Текст книги "Про Life (СИ)"
Автор книги: Vicious Delicious
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Дальше Серёжа пытался накормить ребёнка и не преуспел. Бутылка не подходила увечному ротику, как штекер – к неправильному разъёму. Смесь скапливалась в соске и брызгала на лицо Волчонку, а тот от голода приходил во всё большее беспокойство. Сергей чувствовал себя извергом.
Оля взяла всё в свои руки. Вооружившись большим шприцом, она одним отточенным движением впрыснула питание в рот Волчонку, отчего он осоловел и вырубился. Ненадолго – ведь, как выяснилось, кормиться ему требовалось каждые несколько часов, и его, разумеется, не волновало ни когда, в таком случае, спать Серёже, ни что тот его спас и заслуживал снисхождения.
Таким образом, к тому моменту, как близнецы добрались до кровати, в голове у Сергея были помехи и белый шум. Серёжа провалился в глубокий, как обморок, сон, который перешёл в явь с быстротой и непринуждённостью монтажной склейки.
Когда Сергей проснулся, за окнами перебирал дождь. Герман лежал, положив руку под голову.
– Наконец-то, – сказал он и обстоятельно потянулся. – Сколько можно ждать. Ты дрыхнешь, а мне обоссаться, что ли?
Брат коротко наведался в ванную и, не оставив Серёже шанса умыться и почистить зубы, пошёл в кухню, с ногами залез на табуретку и обхватил руками голые колени.
На кухне солнечным лучом скользила Ольга. Она жарила яйца.
– Герман, ты бы хоть штаны надел, – упрекнула она.
– Высказывай претензии своему приятелю, – хмуро ответил ей Герман.
– Зачем обманываешь? Я сразу поняла, что это ты. У Серёжи совсем другая походка.
– Надо же, какая проницательность. Тогда не смею вам с Серёжей мешать. Просто не обращайте на меня внимания.
Герман сбросил контроль над телом, как тяжёлый груз, и близнецы чуть не упали. Табуретка качнулась и с грохотом встала обратно на ножки. Сергей вцепился в неё обеими руками, и сердце ухнуло в пустоту. Он перевёл дыхание и опустил ноги на пол.
Оля обернулась на стук. Сергею стало перед ней неловко за свой вид, за брата, за то, что не развлёк её, а обременил.
Поставив перед близнецами тарелку с яичницей, Оля с сомнением протянула:
– Или вам надо было отдельно положить?
– Ни в коем случае. По крайней мере, так он не плюнет мне в тарелку, – ответил Сергей.
– Малыша я покормила, он спит. Ну, я побежала!
– Уже уходишь?
Оля обернулась в дверях, на ходу натягивая свитерок.
– Мне надо на работу, ты не забыл? Сегодня прогон. Там и встретимся. Надеюсь, ты сможешь прийти, учитывая… обстоятельства.
Он не был в этом уверен. Он вообще теперь ни в чём не был уверен, а в первую очередь в том, не выставит ли их Елисеев.
Странно: Сергей убедил не отдавать Волчонка из страха, что в системе о нём плохо позаботятся, а сам справлялся с этим ещё хуже. Не говоря уже о том, что необходимые операции это не приблизило.
Оказывается, спасти – это ещё не всё.
– Дружище! Веришь, нет, я надеялся, что однажды ты кого-то приведёшь… но всегда думал, что это будет хорошенькая девушка!
– Кто-нибудь объяснит, что происходит? Что это за ребёнок? Откуда он взялся?
– Я его похитил.
– Да ладно?! Правда? Ты ещё и ребёнка похитил? Слушай, как ты всё успеваешь?
– Сергей, прекрати сейчас же. Это не смешно!
– А кто смеётся? Кто смеётся?! Я похитил его из ужасного места, где его не ждало ничего хорошего, потому что не смог пройти мимо. Это действительно так.
– Знаешь, Сергей, мне кажется, что тесное общение с Шурой плохо на тебя влияет. Вас надо держать друг от друга подальше!
– Ой, он такой прикольный, я не могу! Мы ведь его оставим, правда, Серёг? Даша, что ты на это скажешь?
– Что значит «оставим», это ведь не котёнок, – разгневалась Даша. – Замолчите все немедленно! Дайте мне всё как следует обдумать.
Волчонок глазел в потолок бессмысленным голубым взглядом. Елисеев сиял так, словно у него на глазах разворачивалось нечто захватывающее.
– Вы тут поиграйте, а мы пока обсудим кое-что, – бросил он Даше и увлёк близнецов за дверь.
Вслед им гневно донеслось:
– Шура! Если ты думаешь, что я буду ещё и сидеть с ребёнком, то ты ошибаешься! Я не собираюсь этого делать! Это будет всё, Шура! Я уволюсь, так и знай!
Елисеев увёл их на кухню. Там он отвлёкся на пакет с покупками, с огромным интересом его распотрошил, раздобыл оливки, вскрыл их, зашипел, оцарапавшись об зазубренный край, и, наконец, сообщил:
– Это ещё не точно, так что ты особо не раскатывай губу, но… в общем, намечается неслабая такая вероятность, что получится устроить тебе стажировку в Америке, в «Кельвин Кляйн». Как ты на это смотришь?
Стажировка в известном Доме моды? Для Серёжи, детдомовского мальчика, диковинного уродца? У него земля ушла из-под ног.
– Но как же, Шура… У меня ведь нет никакого образования…
Елисеев взмахнул рукой, отметая возражения.
– Да купим мы тебе что-нибудь! Или для тебя принципиально важно отсидеть три года на собственной жопе в швейном ПТУ, скажи?
В кухню заглянула Даша с планшетом в руках:
– Что касается питания, – деловым тоном сказала она. – Я изучила вопрос и выяснила, что это соска не годится. Необходима разновидность для детей с выявленными трудностями кормления. И насколько я понимаю, в нашем случае нанять няню через агентство не выйдет. Так что я подобрала несколько других вариантов. Предлагаю взглянуть и обсудить.
Сергей ощутил огромную признательность к Даше… и, чего уж там, стыд. Шура ударился в обсуждение нянь и сосок, словно это было увлекательнейшее занятие, которое только можно представить.
А Серёжа подождал, пока на него перестанут обращать внимание, и на цыпочках вышел в прихожую. Там, в кармане куртки дожидались своего момента ампулы с наркотиком-головоломкой. Он был необходим, как воздух.
Потому что с тех пор, как близнецы приняли его в прошлый раз, Сергей больше ничего не нарисовал и не сшил.
Герман подождал, пока он вытащит ампулы и пересчитает их взглядом, а затем, убедившись, что Сергей достал их все, так сильно сжал ладонь в кулак, что ещё немного – и они бы лопнули.
Сергей застыл, боясь пошевелиться.
– Не надо! – взмолился он помертвевшими губами.
– А что надо? Смотреть, как ты продолжаешь уродовать нашу психику и физиологию? Можешь называть меня преступником, ладно, это действительно так. Ну а ты наркоман.
– Неправда!
– Нет, правда. Ты его принимал. Это всегда был ты. И собираешься сделать это снова.
– Мы вместе его принимали.
– Сделай одолжение, прекрати употреблять слово «вместе» по отношению к нам. Я никогда не хотел пробовать эту дрянь. Просто привык считать, что ты знаешь лучше. А ты всегда этим пользовался. Делал то, что тебе нужно, прикрываясь общим благом. Но сейчас ни о каком общем благе речи не идёт, не так ли?
Голос брата резал, как… как стеклянные осколки; нет, не надо так думать, и этого не произойдёт.
– Как ты не понимаешь! Это же не просто так!
– Понимаю, братик, всё я понимаю. От тебя просто не будет толку там, на этой стажировке. Ты больше ни на что не способен.
Герман помолчал, наслаждаясь эффектом, который произвели его слова, и продолжил:
– На твоё счастье, я теперь кое на что способен вместо тебя. Ты будешь мне говорить, что делать. А я буду рисовать и шить. Ты же всегда мечтал, чтобы я делал, как ты мне говоришь. Видишь, всё сложилось, как ты хотел.
Серёжа слишком нервничал, чтобы воспринять такую запутанную речь. Понадобилось время, чтобы её переварить.
– Нет, нет, это не сработает! – затряс головой он. – Навыков недостаточно. Нужно особое видение. Талант, в конце концов!
– А, ну да. Как я мог забыть. Ты ведь у нас талантливый парень. Считаешь, твой талант стоит того, чтобы снова рискнуть?
– Конечно! Это же…
– Всё, что у тебя есть? И я не имею право тебя этого лишать? – со злым восторгом подхватил Герман. – До чего знакомые мысли!
Сергей вдруг понял, что слишком устал для того, чтобы спорить. А может, его дар убеждения отошёл брату вместе с другими навыками. Нечестно, несправедливо.
– Скажи, чего ты хочешь, – упавшим голосом попросил Серёжа.
– Ты знаешь, чего я хочу. Участвовать в том, что задумал Грёз. Это для меня тоже не просто так, знаешь ли.
– Герман, пожалуйста, не делай этого. Не надо меня заставлять.
– В эфире платиновый хит «Меня заставили»! Почему всякий раз, когда от тебя требуется всего лишь сделать над собой усилие, ты падаешь лапками кверху и делаешь вид, что тебя заставили? Нет, братик, такой номер больше не пройдёт. Ты прекрасно можешь, как выразился Елисеев, три года отсидеть на своей жопе в ПТУ и научиться шить. Можешь снова научиться рисовать. А можешь пойти простым путём… но для этого тебе придётся оставить меня в покое. Вот и выбирай. И учти – ещё раз запоёшь про то, что тебя заставили, и я тебе шею сверну. Я могу, если ты ещё не понял.
Герман разжал кулак, и тиски вокруг сердца тоже разжались. Ампулы лежали на ладони, такие соблазнительные, обвязанные разноцветными нитками.
– Я согласен, – прошептал Серёжа.
Только сейчас он понял, что плачет.
– Хороший мальчик, – издевательски одобрил Герман. – Тебе какую, с красной ниточкой или с жёлтой?
***
Следующие дни были одними из лучших в жизни Сергея, не считая разве что начала лета, проведённого в доме Грёз, когда ещё не произошло наводнение, сознание не горело в психоделическом аду наркотика-головоломки, а близнецы не знали, что за таких, как они, ведётся конкурентная борьба, и могли просто жарить мидий на морском берегу.
Волчонку нашли нянь, способных держать язык за зубами, малыш начал фокусировать взгляд на окружающих, выделяя из всех Серёжу, и пытался улыбаться ему.
Оля приходила в гости, взлетали к потолку их лёгкие пустые разговоры, в которые она из вежливости вовлекала Германа. А чем Герман занимается? Осваивает программу выпускного класса, чтобы сдать экзамены экстерном и получить аттестат (враньё). А как он относится к тому, чем занимается брат? Это скучно, но он терпит (истинно так, в этом близнецы всегда были взаимны). Герман вёл себя ровно и заливался неестественным смехом, как заводная игрушка.
Росло число публикаций по хэштегу #siammetry; получилось без подсказок собрать второй слой кубика Рубика; Сергей учил английский, который до побега из дома Грёз давался ему легко; а главное, снова рисовал, шил, и в сравнении с этим всё было неважно, даже унизительная сделка с Германом.
Возмездие за последнюю дозу никак себя не проявляло, и безмятежность омрачали лишь мысли о том, как придётся расплачиваться на этот раз. Если Сергей задумывался об этом, то плохо спал, словно в те времена, когда наутро требовалась татуировка, чтобы вспомнить, где и кто он.
Весной вернулся Грёз.
***
Даже не так. Грёз вернулся, и весна по-настоящему наступила.
Она вошла в город, и у погоды начался насморк. Всё текло и хлюпало. Снегоуборочные машины захлёбывались мокротой. Подсвеченный вечерними огнями залив выглядел как виски со льдом.
– Статью я распечатал на память. Можете перечитать, если возникнет такое желание, – сказал Андрей.
Серёжа зашуршал страницами.
– Я – контрольная особь. – Он издал нервный смешок и отшвырнул их. – Обалдеть можно!
– Главное, что если серые когда-то о вас и узнают, то не из этой статьи. Это их задержит.
– Надолго?
– На какое-то время.
Они наслаждались закатом на берегу залива. В машине играла ретро-радиостанция. В открытые окна вливался весенний воздух. Молчание Германа звучало красноречивей слов, но Сергей всё никак не решался начать разговор.
– Да вы не волнуйтесь, – подбодрил Грёз, по-своему расценив их немногословие. – Я здесь закончу, и мы сможем уехать до тех пор, пока всё не забудется. И потом, я ведь обрету огромные возможности. Возможно, даже абсолютную власть над Эйфориумом, как у самого его создателя, Константина Филлиди. Тогда я обязательно замету следы за Германом.
– Об этом я и хотел поговорить, – набравшись решимости, заявил Серёжа. – Я передумал. Думаю, будет правильно, если Герман тебе поможет.
– С чего бы это вдруг?
– Разве не очевидно? Ты снова нам помог, и после этого я тоже не могу отказать тебе в помощи.
– Да, но если я её приму, то ты никогда не сможешь быть уверен, что я помог вам ради вас самих, а не для того, чтобы ты позволил Герману участвовать. Это жертва с твоей стороны, и то, как ты будешь мучиться сомнениями, её обесценит. Я не хочу этой жертвы. Мой ответ – нет, – отрезал Грёз.
Герман внутренне подобрался.
– Но послушай…
– Нет, это ты послушай. Помнишь, ты спрашивал, стану ли я говорить, что привезти вас к себе домой было ошибкой? Я ошибался много раз, но именно это ошибкой не было. И я не хочу это испортить. Хотя бы это.
Сергей посмотрел в зеркала. Отражения дрожали и расплывались. Беспомощно посмотрел на зыбкий исчезающий лёд.
Если бы можно было поставить всё на паузу. Смотреть, как покачивается игрушечная сова над приборной панелью. Слышать звуки ретро, доносящиеся из динамиков. Вдыхать запах разогретой на солнце пыли. Остаться так навсегда.
Но Герман ждал. Брат, который ненавидел Сергея. Тот, кто теперь был сильнее и мог разрушить всё, что ему дорого. И Серёжа соврал, не сказав ни слова неправды:
– Он ведь не остановится. Он всё равно будет этим заниматься, пока не попадётся. Ты единственный, кого он послушает. Скажи, если ты возьмёшь его в команду – ты ведь сможешь убедить его, чтобы после этого он завязал?
Грёз курил. Сплющившие сигарету пальцы были желты от никотина, кожа на костяшках – как наждачная бумага.
– Ладно, – наконец, ответил он. – Завтра начинаем тренировки.
29.
Грёз включил в прихожей свет, и в глаза бросились стоптанные грязно-розовые кроссовки. Что-то защекотало близнецов изнутри, будто пузырьки от шампанского. Это ощущение исходило от Германа. После всего, что произошло между ним и Лерой, он всё ещё волновался перед встречей с ней.
В коридоре стоял такой плотный сигаретный дым, что Андрей брезгливо удивился:
– Ну и накурила же ты, мать!
– Тебе-то что? Я не у тебя дома! – донеслось в ответ.
Это прозвучало как аккорд, взятый на разлаженном фортепиано.
– Да, но до тех пор, пока я плачу за квартиру, все, кто здесь находится, будут соблюдать правила общежития, нравится тебе это или нет.
– Что? Что? – Лерин голос поднялся на пару октав. – Ты говорил, я смогу делать, что захочу!
Андрей разулся, прошёл по грязному полу, чертыхаясь, и заглянул в комнату.
– Я недооценивал твою тягу к вредительству. Впервые вижу, чтобы кто-то гадил там, где живёт. Лучше ответь, проходимка, ты почему сбагрила Волчонка близнецам? Я же тебе сказал, к кому обратиться!
– Мало ли, что ты сказал! Дозвониться не вышло.
– Что, ни на один из номеров?
– Да, ни на один.
– Допустим. А что с деньгами, которые я оставлял на Волчонка?
Из комнаты выскочила Лера. Она была босиком, и ступни прилипали к полу.
– Верну я твои грёбаные деньги! Чтоб ты подавился! Да если бы я знала, что ты такое дерьмо, чмо такое…
Увидев близнецов, Лера замолчала так резко, словно её ударили, а затем протиснулась мимо – в тесном коридоре их объяло запахом её разгорячённой кожи, и внутренние пузырьки взмыли к поверхности – ушла на кухню и хлопнула дверью.
– Пойдём, – махнул рукой Андрей. – Пусть она перебесится.
Они зашли в комнату. Чтобы сесть, близнецам пришлось сдвинуть на край дивана беспорядочно сваленную Лерину одежду, которая напоминала кучу опавших листьев. На кресле эйфона висела джинсовая рубашка.
Грёз сыпанул на ладонь каких-то таблеток и проглотил без воды.
– Дурь, – пояснил он, не глядя на близнецов. – Чтобы вызвать порок идентификатора.
– А это не опасно? Что, если они вдруг перестанут действовать? – поинтересовался Герман.
– Этого-то мне и надо. Их действие закончится очень быстро. Я использую подложный айди только для входа. А в Эйфориуме орудую уже под своим – когда перекинусь, так это называют.
– Это ведь очень рискованно. Стоит хотя раз подключиться трезвым…
– Совершенно верно. Многие погорели на том, что осмелились подключиться всего на пару минут, с точки доступа, которая зарегистрирована на подставных лиц… Привяжете меня?
Герман подошёл к эйфону и привязал к подлокотнику левую руку Грёза.
– А саморазвязывающийся узел ты разве не умеешь? – спросил тот. – Это есть в инструкции.
– Лера всегда завязывала так, – пожал плечами брат.
– М-да, понятно. Нет-нет, вторую руку не трогай – мне ещё штекер вставлять. Скоро дурь начнёт действовать. Это не самое приятное зрелище, так что вам лучше пока выйти. Присоединяйтесь где-то через полчаса. Раньше без толку.
Герман вышел, с минуту постоял перед закрытой дверью, прислушиваясь – и быстрым шагом направился в кухню. Серёжа даже испугаться не успел.
Лера сидела на табуретке, широко расставив ноги и положив локти на колени, и чистила киви кухонным ножом. Мусорное ведро было набито одноразовыми тарелками и пластиковыми вилками. «Вот почему в раковине нет грязной посуды», – тупо подумал Сергей.
– Привет, – сказал Герман.
– Чего надо? – вызывающе спросила Лера.
Сергей почувствовал смятение, тоску, обиду. Потому что это почувствовал брат, хоть и не подал вида.
– Хотел поговорить.
– Так говори и иди. А то меня тошнит.
Пропустив мимо ушей оскорбительную двусмысленность её ответа, Герман продолжил:
– Просто я думал, тебе тоже кажется, будто нам есть, что обсудить. И решил начать разговор первым.
Голос Леры взлетел и распался на отдельные резкие ноты, которые запрыгали по кухне, впиваясь в Германа:
– Если ты о том, как мы бухие трахнулись, то мне совершенно не хочется это обсуждать. Жаль, что ты не додумался сделать вид, будто ничего не было.
Он не выдержал:
– Вот так значит, да? Я-то думал, мы друзья, но оказывается, не заслуживаю даже пары слов. Всё, что ты можешь мне сказать – это… Лер, ну ты чего, а?
Лера подняла злое несчастное лицо со следами плохо вытертой косметики. Рука с ножом безвольно опала. По щекам катились слёзы, крупные и прозрачные, как роса на пыльной траве. Герман шагнул к девушке.
– Не трогай меня! – выкрикнула она с угрозой, переходящей в истерику.
– Да что с тобой?!
– Не тронь, я сказала!
Герман попытался обнять Леру за плечи, и она оттолкнула его. Что-то полоснуло близнецов по предплечью. Спустя миг Сергей ощутил боль и зажал ладонью порез, который быстро наполнялся кровью.
Обстановка напоминала дешёвый выставочный образец, скопированный из мебельного каталога и втиснутый в эти стены, и на всём, что происходило, тоже лежал оттенок чего-то невзаправдашнего. Сергей не мог отделаться от мысли, что его изощрённо разыгрывают.
Лера уставилась на то, как кровь просачивается у близнецов сквозь пальцы. Это отрезвило девушку. Опомнившись, она бросила нож в раковину и сказала Герману:
– Дай посмотрю рану.
– И что ты сделаешь? – ответил он. – Подуешь на неё?
– Это ещё ничего, – произнесла Лера, отвернувшись. – А вот я… я теперь беременная из-за тебя, Герман, блин! И я не представляю, как с этим быть!
Первым, кого Сергей встретил после подключения, был Грёз. Маленькие песчаные вихри вырывались у него из-под подошв, и вообще, выглядел он эффектно, будто бронзовый идол, который отличался от настоящего Андрея так же сильно, как Глеб от своей ангелоподобной версии. Только вот, в отличие от Глеба, Грёзу шёл его облагороженный облик.
Андрею понадобилось отлучиться в карманное измерение, и Серёжа напросился с ним. «Карман» Грёза представлял собой печальное зрелище… Зелёные территории были изъедены чёрными пятнами. Это была даже не пустота, а полное отсутствие чего бы то ни было, абсолютный ноль. Сама атмосфера этого места прохудилась. Восприятие Сергея то и дело спотыкалось и падало в какую-то холодную яму.
– Это они сделали? – спросил Серёжа, намекая на Леру и Германа, конечно.
– Что? Нет. Это тварь, – сказал Андрей так, будто это всё объясняло. – Тварь тут всё разнесла. Она до сих пор где-то здесь.
– Получается, здесь не самое подходящее место для разговора? Нас ведь подслушивают, если я правильно понимаю.
– Да нет, это не так работает. Не беспокойся. А о чём ты хотел поговорить?
И Сергей рассказал ему о своём столкновении с Глебом, особенно упирая на то, что он намерен раскрыть и присвоить замысел Грёза и ни за чем ради этого не постоит.
– Что ж, даже если и так, то ничего у него не выйдет. У него нет того, что нужно. И никогда не было, как ни прискорбно.
С этими словами Грёз достал из ниоткуда, будто бы из невидимого шкафа, канистру с газом тёплого светлого оттенка.
Газ просочился из-под крышки. Вдохнув его, Сергей вспомнил руку, которая спасла его из воды, и услышал, как зазвонили вдалеке колокола, и испытал ещё сотню радостных, робких, несокрушимых, наивных, фанатичных, искренних, отчаянных, пламенных переживаний.
– Что это? – взбудораженно спросил Сергей.
– Вера. И надежда.
– А любовь?
– А любовь, Серёга, плохой помощник, – ответил Грёз и закрутил канистру поплотнее. – Я много лет занимался тем, что разыскивал по всему Эйфориуму крупицы необходимых мне чувств. Собирал их и очищал от примесей.
Помолчав, он неожиданно признался:
– Иногда я думаю, что это из-за меня Эйфориум стал таким… неблагопристойным. Я ведь похитил из него почти всю веру и надежду.
– Ты тут не при чём. Просто премиум-пользователи – испорченные люди. Вседозволенность развратила их, – сказал Серёжа.
Он на самом деле так думал.
– Стоит ли тогда высвобождать такую могущественную силу, как я собираюсь сделать? Кто знает, как вседозволенность изменит меня? – задался вопросом Грёз.
– Это уже от тебя зависит, наверное. Ты ведь не хочешь ничего плохого?
– В том-то всё и дело, что я никогда не задумывался над тем, чего я собираюсь добиться. Всегда находилось более насущные поводы для раздумий. Между мной и моей целью стояли какие-то люди, дела, хлопоты… А что теперь? Жена от меня ушла. Парень, к которому я относился, как к сыну, меня предал. Препятствий нет. И оказывается, что всё, чего я хочу – это вернуть всё как было. Это не плохо, да. Но это и не хорошо.
Когда они перенеслись назад, то Леры нигде не было. Вместо неё из пустыни пришла девочка-подросток с косичками и заявила, обращаясь к Герману:
– А ты говорил – последнее дело. Куда вы без меня денетесь! – Она огляделась. – О, и дядя Грёз здесь! Ну что, приступим?
***
– А где малыш? – полюбопытствовала Ольга.
Она пришла, как приходит весна, вдыхая в душу тепло и обновление. Пахла своей пьяной вишней. Чёрные волосы расплескались по плечам.
– На улице с няней.
– Так мы сегодня одни, – просияла Оля. – И как ты будешь меня развлекать?
Вместо ответа Сергей положил перед ней бархатный футляр. Оставалось только надеяться, что ей понравится то, что внутри. Серёжа не нашёл в себе сил, чтобы выбрать, и положился на отзывы. Он знал только, что это – нечто дорогостоящее, бриллиантовое и носится на шее.
– Это мне? Ой, а что это?
Ольга распахнула футляр, и её лицо озарилось искренним восторгом. Сергей бы многое отдал, чтобы увидеть его раньше. Но сейчас это вызвало только спазм в груди.
Оля надела украшение и встала перед зеркалом в модельную позу, одной рукой подняв волосы, а другую – положив на талию.
– Нельзя такую красоту никому не показывать. Надо нам с тобой куда-нибудь сходить, раз такое дело. Как ты на это смотришь?
Сергей покачал головой.
– Мы никуда не пойдём.
– Но я хочу тебя пригласить. Ты ведь мне не откажешь? Да и потом… Нельзя же просидеть всю жизнь, закрывшись дома. Хотя бы попробуй! Ты всегда можешь уйти, если тебе что-то не понравится.
– Да если бы я с тобой куда-то пошёл, то все бы смотрели только на тебя, – искренне ответил Сергей. – Меня бы там никто и не заметил.
– Тем более!
– Ты не поняла, Оля. Будет лучше, если мы перестанем видеться.
Ольга резко повернулась к нему. Её глаза горели ярче, чем бриллианты.
– Что, прости?
– Ты меня услышала. Пожалуйста, не… – Серёжа едва не сказал «не заставляй меня», но в последний момент остановился и перевёл дыхание. – Не надо всё усложнять. Не надо ни о чём спрашивать. И жалеть меня тоже не надо. Я благодарен тебе за помощь и общение. Всё было очень мило, и ты сама милая, но… Хватит уже.
Она накрыла украшение ладонью.
– Это я забираю.
– Конечно, – быстро согласился он. – Оно твоё.
Ольга вышла в коридор, Сергей – за ней. Не глядя на него, она застёгивала молнию на сапожках. Это простое действие всегда сводило его с ума.
– Не провожай, – холодно сказала девушка.
– Дай хоть скажу водителю, чтобы отвёз тебя, Оля! – в отчаянии сказал Сергей.
– Не стоит. И… всего доброго тебе.
Ольга захлопнула за собой дверь. Прижавшись к ней спиной, Сергей сполз на корточки и сидел так до тех пор, пока у него не затекли ноги.
– Послушай, – сказал Герман, – если это одна из твоих выходок, то на этот раз тебе это так просто с рук не сойдёт. Она правда больше не вернётся.
– Без тебя знаю, – ответил Сергей сквозь зубы.
– Ну и нахрена тогда?!
– Потому что когда всё закончится, нам придётся уехать. Если Шурино предложение всё ещё будет в силе, мы отправимся в Америку. Лера поедет с нами. Я займусь своей стажировкой, а вы… Надеюсь, у вас всё выйдет, и вы сможете глючить, сколько влезет, проживая одну за другой свои придуманные жизни. Ты же потерпишь меня в промежутках между ними? Можешь в эти моменты представлять себе, будто умер и попал в ад. Классно я всё придумал, правда? Проблема лишь в одном. Я ни за что не смог бы объяснить это Ольге.
– И ты решил от неё отказаться, – закончил Герман. – Что же, это благородно. Я… я прощаю тебя.
– Ну а я тебя не прощаю, – с удовольствием произнёс Серёжа. – Я унижался перед тобой из-за ничтожной девки. Ты меня шантажировал. Ты всегда мечтал от меня избавиться и больше мне не нужен. Когда Лера родит моего ребёнка…
– Это и мой ребёнок тоже, – вставил брат, ошарашенный его напором.
– Я тебя умоляю, Герман! Тебе плевать. Может, ты что-то предложил Лере? Напомнить, что ты сказал? «А ты точно уверена?», – передразнил Сергей, кривляясь. – Ты меня не проведёшь, я-то помню, как у тебя ладошки вспотели!
– Но она ведь не хочет…
– Я полагаю, наша мать нас тоже не особо хотела. Тут уж ничего не поделать. Зато у меня появится тот, кто действительно заслуживает моей любви. А ты придумаешь себе нового брата, если пожелаешь.
Шёл утренний прогон. Отныне это была единственная возможность, не вызывая пересудов, посмотреть на Олю сквозь зеленоватую призму новой коллекции. Как раньше, когда их разделяли фотохромные окна отъезжающего авто.
Так и не решившись поднять взгляд, Сергей ушёл в кабинет Елисеева и с размаху уселся на стол, накрытый, будто скатертью, рулоном изрисованного ватмана. Из лежащих россыпью карандашей Серёжа выбрал мягкий зелёный и набросал широкую полосу, постепенно увеличивая нажим. Перпендикулярно перекрыл её бирюзовым. Ниже – мятным, ещё ниже – хвойным. И свинцово-серым. И цветом морской волны.
– Так что, ты говоришь, – небрежно спросил Шура, – от вашего родственника жена ушла?
Сергей рассеянно кивнул, пропустив мимо ушей «родственника» и провёл пальцем по полосе, растушёвывая.
– Как же так вышло?
– Ну, она ему во всём помогала, я бы даже сказал – потакала. Мне кажется, он так к этому привык, что стал считать, будто это что-то само собой разумеющееся. И когда она решила, что с неё хватит, он просто этого не заметил. Но для него это был удар, конечно.
– Гм… – На лице Елисеева отразилась напряжённая работа мысли. – Действительно… Слушай, помнишь, я говорил насчёт стажировки? Они готовы тебя принять. Поедешь?
Сергей прищурился от солнца.
– Не знаю, Шура. Правда, не знаю. Я хочу этого больше всего на свете. Но сначала мне придётся кое-что закончить. Всё решится в ближайшее время. И если что-то пойдёт не так… В общем, я хочу, чтобы ты знал – я был рад нашему знакомству и сотрудничеству.
– А ещё нам нужно от тебя съехать, – добавил Герман. – Так будет лучше для всех.
– Это как-то связано с шумихой, которая творится в Эйфориуме в последнее время? – проницательно спросил Шура.
Сергей уставился на него, и тот, вздохнув, продолжил:
– Недавно домработница принесла мне фи-блок. Она нашла его под диваном, когда делала уборку. Не беспокойтесь, я сказал, чтобы она положила его на место и не трогала. – Он взлохматил волосы нервным движением. – Одного не пойму. Как ты, такой талантливый, мог вляпаться…
Елисеев перевёл взгляд на Германа и осёкся.
– Ах, вот оно что. Ну конечно… Я мог бы догадаться раньше.
– Я ничего не расскажу тебе, Шура, – улыбнулся Сергей. – Раз ты ничего не знаешь – значит, ты нас не прикрывал, и ни в чём не виноват.
Вечером того же дня близнецы рассчитали обеих нянь, собрали нехитрые пожитки и погрузили их и переноску с Волчонком в знакомую «Приору». До намеченного старта оставалось два дня.
30.
Всего несколько звёзд пронзали небо. Чтобы их пересчитать, хватило бы пальцев одной руки. Герман курил, а Сергей наслаждался ночной прохладой, проистекающей из окна. От неё по затылку пробегала приятная дрожь, и волоски на затылке вставали дыбом.
Лера подняла голову. Экран подсвечивал её лицо снизу, придавая ему больной вид. Весь вечер её тошнило.
– Ты там скоро? Косоглазый перекинулся. Можно подключаться.
– Сейчас, только окно занавешу, – отозвался Герман.
Квартира отвечала требованиям точки доступа – шторы затемнения, климат-контроль, ионизатор, три вытяжки. На потолке шевелил лопастями большой вентилятор, прибивая к полу крошки табака и серебристо-розовые частицы мерцающей Лериной пудры.
Лера провела дрожащими пальцами по лицу.
– Когда я уже сдохну…
– Не начинай, – с отвращением сказал Сергей. – Сколько можно.
На душе было муторно. Отчего-то вспомнилось мрачное утро, когда Грёз увёз Гену, вытеснившее синие и солнечные краски, и настроение падало, хотя казалось, что дальше уже некуда. Просто обрушивалось в какую-то пропасть.
– Немножко осталось потерпеть, Лера, – виновато произнёс Герман.
– Знаю, знаю, – оборвала она. – Мы это сделаем, и наступит сказка. Не надо всякий раз мне об этом напоминать.
Она легла в позу эмбриона, зажав руки между коленями. Герман отвёл в сторону волосы, влажные и горячие, и аккуратно ввёл Лере штекер, а потом сел рядом и, сильно наклонившись назад, подключился сам, после чего упал на спину и придавил сцепленные сзади руки затылком к полу. Но этого близнецы уже не почувствовали.
Перед опущенными веками замелькали радужные линии и сложились в таблицу настройки, а когда Сергей открыл глаза, вокруг развернулась пустыня. Спокойствие наступило, как барбитуратная кома. Оно никогда не нравилось Серёже. Он не понимал тех, кто искал в Эйфориуме покоя и находил его.
Выбравшись из бархана, словно из груды истлевших костей, Сергей заторможенно побрёл на поиски остальных. Грёз велел ему держаться к ним поближе, чтобы Глеб не смог причинить ему вреда.
Герман демонстрировал Грёзу личину защитного цвета. Последней к ним присоединилась перекинувшаяся девочкой Лера. Все они взялись за руки, и песчаные вихри, которые вырывались из-под подошвы Грёза, закружили их, запорошили глаза, а проморгавшись, Сергей вопреки навязанному спокойствию встревожился.
