Текст книги "Argumentum ad hominem (СИ)"

Автор книги: Вероника Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Больше всего это походило на то, что клочки нервной системы, отрезанной от мозга, ухватились друг за друга и слепились в его дублера. В новый центр управления. Только не совсем центральный и ничуть не централизованный. Потому что порядок действий оказался задан заранее, и нужно было всего лишь ему следовать.

Каждый солдат, то есть, каждая мышца и связка исполнили свои маневры. Те, которым давным-давно и хорошо обучены. А мозг, зараза, возвращаться не спешил. Выжидал, пока не стало тихо. Правда, его возвращение к исполнению своих обязанностей ситуацию с чувствами и ощущениями существенным образом не поменяло. По крайней мере, в морально-психологическом плане.

За время службы возможность вдоволь насмотреться на трупы выпадает не особенно часто, но если уж везет, то везет по полной. Взять, к примеру, оцепление районов ЧС или транспортных происшествий, когда за одну вахту можно десятками покойников налюбоваться. В любых видах, со всеми возможными травмами и повреждениями. Поэтому я не удивился тому, что три тела на грязном полу не вызвали у меня какого бы то ни было отклика. Заставляло задуматься ощущение полной правильности случившегося. Словно все именно так и должно было быть. Без вариантов.

Причем, если по поводу сонги сознание все-таки выплюнуло что-то вроде «сама виновата», то в отношении её спутников, которых можно и нужно было всего лишь вывести из строя, а не убивать, я получил в качестве объяснения невнятное: «Она же попросила, значит, надо помогать».

На курсах помимо всего прочего нас долбали и всякими психологическими штуками, с упором на то, чтобы мы знали, как звучат первые тревожные звоночки и заблаговременно могли предупредить окружающих о грядущем съезде крыши. Пока ещё сами в состоянии трезво мыслить. Но тут-то уже не звоночек, тут сирена надрывается.

Уродство какое-то. А я – глубоко больной урод, потому что после всего случившегося думаю в лучшем случае о том, что подставил под возможный удар товарищей. Фиг с ней, с Лахудрой, там все просто: девушка не дала, и я взял сам. Все, что хотел, и так, как считал нужным. Вот случайная мысль о том, что тот же Полли из-за меня в опасной ситуации может оказаться без поддержки, да, трогала. Можно сказать, за живое. Насчет же остального…

Сознание разложило девиц, пострадавших по моей воле, на две полочки. Одна – должна была, но не исполнила долг, за что ей порицание и осуждение. Вторая – не должна была вести себя плохо и, собственно, больше не будет. Точка.

Это было очень странное ощущение. Делить всех по принципу: полезен или вреден? Сумасшествие чистой воды. Тем более, что эти критерии прилагались только к сонгам. Остальные люди вообще вдруг оказались выведены из рассмотрения. Словно мой мир, и без того невеликий, совершенно замкнулся на этих бесячих, самоуверенных, безжалостных…

Да, среди них попадаются и мужчины. В голове даже промелькнула шальная мысль, что я могу иметь к ним какое-то отношение. Но отсутствие музыкального слуха и чувства ритма в ответ печально покачали головами. Если у моего уродства и есть причина, то разливали её явно из другой бочки.

На фоне тоскливых размышлений о том, куда стоит податься, чтобы гарантированно не оказаться рядом ни с одной сонгой, неважно, дружелюбной или враждебной, варианты развития других событий как-то подутратили свою актуальность и значимость.

Если недоброжелатели следили за моими похождениями, то вот им прекрасный случай исполнить задуманное: три гражданских трупа. И честно говоря, я предполагал, что разбудят ещё ночью. Само позднее, на рассвете. Но мне удалось даже запить рагу чашкой какао, прежде чем раздался стук в дверь.

Причем, стучали негромко и небрежно, что называется, по-соседски. Именно это и заставило чуть насторожиться, потому что на Террасах подобная вежливость распространения не имеет. У нас либо двери гостеприимно открыты нараспашку, либо те, кто в доме, чем-то настолько заняты, что стучать не имеет смысла вовсе.

Это не могла быть полиция. И не была: на крыльце стоял мужик, скроенный по формуле «сам себя шире», в сочетании с нормальным, в общем-то, ростом, поэтому общее впечатление складывалось соответствующее. Пожалуй, при взгляде на нежданного визитера возникал только один вопрос: зачем шкаф попытались запихнуть в классический брючный костюм. Ему же больно. Костюму.

Мужик ответил взаимностью, осмотрев меня с головы до ног, и, судя по выражению глаз, тоже задался некоторыми вопросами, только уже насчет моего гардероба. Хотя, с другой стороны, кому какое дело, в чем я хожу дома? Ну, треники со следами добровольно-принудительных малярных работ. В прошлом месяце Консуэла припахала помочь сестрам по разуму. Новый пункт отъема, то есть, приема пожертвований красили. Оттуда же и худи с рекламным призывом спасения то ли детей, то ли зверей, то ли лесов Амазонии. А может, всех и сразу, три по цене двух.

Закончив осмотр, мужик чуть отступил в сторону, словно освобождая обзор кому-то, прячущемуся в одной из больших черных машин. Подождал отмашки в наушнике, коротко кивнул и снова повернулся ко мне.

– Есть разговор. Прокатимся?

Я немного подумал и уточнил:

– А если не?

Реально оказывать сопротивление даже не думал: по итогам минувшего дня и сам был похож на пододеяльник после отжима. Внутри уж точно. А добраться до зеркала, чтобы хотя бы побриться, как-то не сподобился.

Мужчина ещё раз меня осмотрел, на этот раз покороче, вздохнул и уже приготовился начать явно отрепетированную речь, но я махнул рукой:

– Не трудитесь. Сейчас вы мне расскажете, чем рискуют соседи и другие жители этого района в случае моей несговорчивости, я растрогаюсь или испугаюсь, и мы придем к взаимному соглашению безо всяких гарантий. И будем думать, каждый со своей стороны, как бы похитрее его нарушить. Угадал?

– Почти точно, – кивнул мужик.

– Кино смотрю, когда время свободное бывает. А вы как? Тоже смотрите или сами идеи генерите?

Он мог обидеться, оскорбиться, да мало ли что ещё сделать, но неожиданно и легко согласился:

– Посматриваем. Так поедешь или как?

Если честно, поехал бы в любом случае. Хотя бы для того, чтобы послушать потом очередной подкаст братьев Нуньес о неожиданных витках моей интимной карьеры.

– Всю жизнь мечтал прокатиться на «майбахе».

Мужик больше ничего говорить и спрашивать не стал: просто спустился к тротуару и приглашающе открыл заднюю дверь той машины, что стояла первой. Вторая тем временем развернулась и шустро скрылась из вида. А занавески на окнах соседних домов любопытно вздрогнули.

Я думал, что шучу насчет мечты, но когда упал на кожаное сиденье, понял: меня, в самом деле, сюда тянуло. Обрывками воспоминаний.

Когда-то давным-давно…

Всяко больше пятнадцати лет назад, по крайней мере, меня катали в таких машинах. Или похожих. Это случалось не чаще раза в месяц, иногда периоды ожидания затягивались, но рано или поздно за мной приезжали. И точно так же, одного на заднем сиденье долго и плавно куда-то везли. Тонированные стекла не позволяли разглядеть дорогу, да я и не пытался. Потому что мог думать только о том, что вот-вот снова окажусь в большом странном доме, где много всяких интересных вещей. Трогать их мне, конечно, не позволялось, зато смотреть можно было, сколько захочу. Вернее, пока мама не закончит свои разговоры с тамошними хозяевами. Обычно она уходила куда-то наверх по широкой лестнице, оставляя меня наедине с рыцарями и драконами.

Они были повсюду: в резьбе перил и стенных панелей, в росписях потолка, в нитях пыльных гобеленов. На пожелтевших от времени гравюрных оттисках, спрятанных под стекло. Зато уж тут-то можно было не бояться что-нибудь испортить, и я чуть ли не прижимался лбом к витринам, разглядывая строгие линии, сливающиеся в суровые, но прекрасные образы.

Первый раз они просто повергли меня в шок, потому что дома любые рисунки словно находились под запретом: даже посуда, которой сервировали приемы пищи, была просто белой, без клейма производителя на задней стороне. Только чистые цвета и пустые поверхности. А там… Да, там глаза натурально разбегались.

Я смотрел, стараясь запомнить каждую мельчайшую черточку. Не знаю, для чего. Наверное, чтобы по вечерам, лежа в кровати, рисовать в воображении что-то похожее. И может быть, иногда, совсем чуточку представлять себя одним из тех рыцарей, закованных в причудливые доспехи и неизменно попирающих драконов всех видов и мастей. Хотя, зачем они это делают, тогда оставалось для меня загадкой. Но поскольку сами драконы на этих гравюрах при этом довольно щурились, ни пугаться, ни переживать за какую-то из нарисованных фигур не получалось. Скорее, хотелось принять участие в этой непонятной, но явно интересной игре.

А потом случилось то, что случилось, и странный дом сам собой погрузился куда-то в глубины памяти. Чтобы зачем-то совершенно некстати всплыть именно сейчас.

Мне ведь разумнее думать о другом. Например, о конечной точке маршрута. Или о том, что в машине нет никого, кроме меня и широкого мужика за рулем. И при определенном стечении обстоятельств я вполне мог бы…

Нет.

Не могу.

Не смогу.

Возникшее ощущение оказалось настолько новым и неизведанным, что потребовало вдумчивого изучения, по итогам которого я понял, что мой путь в бездну безумия ещё далеко не окончен.

Причем, в общую картину шофер с его беззаботным поведением вписывался идеально. Сидит себе и в ус не дует насчет пассажира сзади. Словно откуда-то знает, что я не нападу. А я не нападу, потому что… Не чувствую угрозы.

Даже логика, которая вроде бы должна была вовсю вопить: займись делом, идиот, ну хотя бы осмотрись и прикинь, как будешь действовать в случае чего… Даже она молчала в тряпочку. Или вовсе дрыхла, сладко посапывая и оставляя меня наедине с табуном разрозненных впечатлений.

При этом мне не было все равно. Интерес к развитию событий присутствовал, однозначно. Такой, чисто исследовательский, со взглядом стороннего наблюдателя. Но в план действий все это не желало складываться, ни под каким соусом.

Поэтому, когда машина остановилась, и мне снова открыли дверь, приглашая на выход, я, ступив на пол ангара, первым делом начал размышлять, какого размера самолеты здесь могли бы запарковаться. А вместо мрачного вида парней, расставленных по периметру, меня гораздо больше заинтересовал состав абсорбента, которым было присыпано масляное пятно неподалеку от меня. И только после того, как я, присев на корточки и потрогав светлые хлопья, убедился, что это обычные опилки, сознание, вежливо кашлянув, шепнуло: хватит валять дурака, тебя ж люди ждут.

А они реально ждали. Грузный дяденька, растекшийся по большому креслу, причем отнюдь не офисному, а скорее, музейному. И тетенька, стоящая за его спиной. Сухощавая, в возрасте, какая-то тусклая, словно все на свете ей уже сто раз надоело. Одеты оба были темно, но хорошо и дорого. Даже не представляю, сколько денег может получать за свою работу портной, который ухитрился посадить рукава этого пиджака без единой морщинки, при том, что внутри явно не тренированные мышцы, а что-то желейное. Хотя этот пудинг, безусловно, здесь главный. Только ничуть не угрожающий.

Вот ведь, попал. Бред бредовый. Но уму-то должно быть ясно, что ничего хорошего меня впереди не ждет?

Ну… Э… Как бы… Если чисто теоретически…

Нет, это ещё хуже, чем сумасшествие. Это кристально чистая профнепригодность.

После вчерашнего «режима уничтожения» можно и нужно было ожидать, что крыша уедет ещё дальше. Но пофигистический пацифизм? Как-то уж слишком. Без причины, без повода. Добро бы чувствовал, что внутри что-то перегорело или разорвалось, так нет же, вполне себе норма. Любопытство уж точно в наличии. Только направлено оно на все подряд, а не туда, куда нужно. Ладно, скажем иначе: не туда, куда его было бы разумно направить, учитывая сложившиеся обстоятельства.

Ну вот, серьезно: меня сюда на пикник привезли? Ни в коем разе. И вряд ли позволят уйти по собственной воле. Но поскольку прямо сейчас ни от одного человека в этом ангаре в мою сторону не исходит на малейшего намека на угрозу, я…

Не могу ударить. Не могу напасть. Хотя между мной и увальнем в кресле расстояния всего ничего, оставшихся сил на бросок хватило бы. Но мне почти физически больно даже задумываться о том, чтобы причинить этому человеку вред. Если кто-то, конечно, не нападет первым.

Даже тетка эта, слегка мутная. Чудится в ней что-то то ли знакомое, то ли понятное, особенно в том, как перебирает пальцами по плечу своего спутника. Пальцами, от каждого движения которых окружающее пространство вздрагивает, словно принимая и гася какие-то непонятные имп…

Сознание равнодушно отметило: сонга. И тут же размашисто поставило рядом визу: угрозы не представляет. Опять же, потому, что не нападает. Тот факт, что когда подобное нападение случится, думать будет уже поздно, вообще остался без рассмотрения. Потому что память услужливо подсказала: в крайнем случае, ты всегда сможешь съехать с катушек. Но сейчас же все спокойно? Спокойно. Вот и ладушки.

– Вы догадываетесь, почему вас сюда привезли?

Голос у дяденьки оказался тоже какой-то рыхлый и хриплый. Возможно, больной. А если человек болеет, не надо его лишний раз утомлять, верно?

– Будет лучше, если скажете прямо.

Он оценил моё предложение и перешел к своему:

– Вы нанесли некоторый ущерб предприятию, молодой человек. Не скажу, что непоправимый, но внеплановая замена кадров всегда влечет за собой определенные расходы. Которые мне хотелось бы возместить.

За мой счет, конечно же. Интересно, пары каких-нибудь не особо важных органов хватит на покрытие ущерба? Хотя, в таком случае никаких разговоров не состоялось бы. Значит, бизнес-схема, в которую меня собираются вписать, ожидается несколько более заковыристой.

– Чем я могу… э… помочь вашей беде?

– Зависит от ваших умений.

Так банально, что даже скучно. Хотя… Не с учетом вновь открывшихся обстоятельств. Но вот так прямо и сразу заявить дяденьке, что применять силу категорически не расположен, наверное, будет глупо. Во-первых, не поверит. Во-вторых, проблемы индейцев шерифа никогда не волновали и взволновать не смогут.

– Но любой товар нуждается в предварительной оценке. Вы же не будете против небольшой… демонстрации?

Буду, не буду… Не знаю. Мне фиолетово. Хотя прекрасно понимаю, что ничего не получится, если не возникнет угроза. Настоящая. А пока все проходит самым неподходящим для начала активных действий образом, на уровне совершенно будничного кастинга. Может, попробовать чуть усугубить ситуацию?

– Видите ли, мистер… Есть проблема.

– Какая?

– Я немного… не в форме.

– Это заметно.

Ну конечно, не сострить было невозможно.

– Я не набиваю себе цену. Просто хочу сказать, что по ряду причин моё физическое состояние сейчас далеко от оптимального. И вы попросту не увидите то, что на что… То, что могло бы вас заинтересовать.

Он словно ожидал таких или похожих слов, потому что довольно осклабился:

– Ну конечно же, я принял это во внимание. И принял меры. Ждать, пока вы восстановитесь, мне не с руки, но ведь есть и другие способы, более быстрые. Как насчет небольшого допинга?

Я машинально задумался, какой коктейль медикаментов мог бы хоть немного разгладить мятые мышцы, а дяденька тем временем сделал кому-то знак рукой. За полуоткрытой дверью ангара началось какое-то шевеление, потом послышалось что-то вроде: «Проходите сюда, пожалуйста», и все, что мне осталось это стоять и смотреть, как на меня надвигается худший кошмар из всех возможных. Да и просто – кошмар.

Нет, она не выглядела уродливой или страшной. А вот странной – да. Даже очень.

Можно было быть уверенным в её не особо большом росте, но остальные параметры плясали из стороны в сторону, потому что и она сама… Пританцовывала. Не на каждом шаге, и не в каком-то заданном ритме: просто шла, время от времени словно задумываясь о чем-то и начиная выделывать обрывистые па, а потом резко возвращаясь к унылой реальности.

То, во что эта женщина была одета, в основном жило своей жизнью, а если и пыталось повторять движения за своей хозяйкой, безнадежно опаздывало. Благо, что покрой шмоток был просторным, и участники всей этой компании друг другу не мешали. Общую вихлявость чуть сглаживала, в основном, за счет поглощения, необъятных размеров кофта. Правда, от разноцветных кусочков, из которых она была составлена, здорово рябило в глазах.

Но если тетенька за креслом свои импульсы роняла во внешнюю среду размеренно и еле заметно, то эта фонила просто ужасающе. Наверное, потому что не считала нужным скрывать свою принадлежность к профессии. Или вообще – что-то скрывать.

В голову постучался запоздалый вопрос, с каких это пор я научился вот так запросто узнавать сонгу с одного взгляда. Но сознание от таких сложных вещей тут же отмахнулось.

Тем временем вихлявый кошмар дотанцевал до кресла, остановился перед и сообщил:

– Я вся – внимание.

Дяденька повел подбородком примерно в ту сторону, где я старался собрать в кучку хотя бы часть мыслей:

– Удержите его перед моими парнями, поговорим о контракте.

Сонга даже не обернулась, разве что чуть покосилась по направлению ко мне. Потом что-то сквозняком прошло под кожей на моей спине. Коротко и почти неуловимо.

– Шутка юмора такая? Сударь, даже принимая во вниманием ваши личные габариты… Слишком толсто.

– Сударыня?

– Из какой центрифуги вы его вытащили?

Как бы то ни было, моё состояние она угадала совершенно точно. Или определила за пару секунд. В любом случае, свое дело эта женщина знала, о чем дополнительно сообщали и слегка недовольные нотки в голосе. Мол, я к вам со всей душой, а вы какую-то дрянь подсовываете.

Дяденька развел руками:

– Что есть, то есть, другого не будет. Но для вас, с вашим опытом…

Сонга снисходительно наклонила голову, словно приглашая продолжать в том же духе.

– К тому же, песик натасканный. К песням приучен.

Она подумала, ещё пару раз прошлась своим сквозняком по моей спине, потом резко повернулась и в одно движение оказалась прямо передо мной.

– Песик, значит…

Вблизи и без вихляний стало возможным хоть немного рассмотреть её лицо, частично скрытое прядями растрепавшихся волос. Темных, с редкими нитями седины.

Взрослая, да. Но язык бы не повернулся сказать, что старая. Вот та, что за креслом, по виду почти старуха. Эта… Просто сама по себе, какая есть. Без эпитетов и определений. Правда, я недолго радовался безмятежному покою её черт: выдержав паузу, все снова пустилось в пляс, пусть теперь уже только на лице. Брови, глаза, уголки губ, даже кончик носа вразнобой исполнили сложный танец и зафиксировались только на время, необходимое для того, чтобы задать вопрос:

– Дашь за лапку подержаться?

Угрозы все ещё не было. Ниоткуда. Самое главное, что её ничуть не ощущалось с этой, очень странной и как раз потенциально опасной стороны. Даже песенки-сквозняки не заставили меня хоть сколько-нибудь напрячься. Но почему, вот в чем вопрос.

Либо все до сих пор проделанное действительно не несло в себе рисков ни на йоту, либо… Моё второе сознание, распределенное по всему телу, считало возможным с этой опасностью легко и просто справиться. При необходимости.

Самым жутким было понимать: это сейчас, в состоянии нелепой нирваны, я могу о чем-то мыслить и что-то решать. Но как только меня накроет туманом, как только место головного мозга займет конструкция, избавленная от способности чувствовать и сопереживать, все перестанет иметь значение. Какой успеет оказаться последняя мысль, то и случится.

Впору задуматься о том, чтобы начать практиковать дзен. Чтобы точно быть уверенным, что мой внутренний покой…

– Лапу сюда давай!

Я вздрогнул, больше от повышенного тона, чем от, собственно, приказа, и протянул руку.

Сонга ухватилась за мою ладонь своими, стиснула, словно прислушиваясь к пульсу, и пробормотала что-то вроде:

– Эк тебя перекрутило…

А потом начала поглаживать, ощупывать, ковырять ноготками. Фаланги, суставы, запястье. Забралась даже под манжету рукава, чуть ли не до самого локтя. И каждое её прикосновение словно развязывало узлы по всему остальному телу.

Раньше так никто для меня не делал. Не уделял столько внимания за раз только мне одному. И чем дольше я смотрел на темноволосую макушку, тем больше осознавал, что конкретно этой женщине не хочу делать больно. Пока контролирую себя – совершенно точно. Но даже если вдруг, волей случая, необходимостью или чем-то другим мне придется уйти в туман, в эту сторону я постараюсь не думать плохо. Очень сильно постараюсь.

А в целом, мы вдвоем явно выглядим, как пара клоунов, сбежавших из бродячего цирка. Только никто почему-то не смеет нам об этом сказать.

– Теперь порядок?

– М?

– Эй! – перед моим лицом звонко щелкнули пальцами. – Проснись уже!

Жаль, что отпустила руку. Без её прикосновения снова стало пусто и одиноко. Как обычно.

– Теперь справишься?

Я взглянул на троицу, занимающую позиции по центру ангара. Тело, конечно, чувствует себя почти хорошо, но против бойцов в «хантерах», пусть и в модификации «сити»…

Сонга словно прочитала мои сомнения и беспечно предложила:

– Я могу продолжить.

И накачать песней? Нет уж. Не надо. Лучше пусть меня положат, если инстинкт самосохранения так и не проснется. Так для всех будет здоровее.

– Я ведь могу продолжить?

Стоп, а это она уже не мне. Это она дяденьке. Который, конечно, благосклонно кивнул, заодно проясняя свои планы в моем отношении.

Тайной за семью печатями подпольные бои никогда не были. На мелочевые, условно общедоступные мероприятия время от времени устраивали облавы, закрывая участников и зрителей в лучшем случае на несколько суток. За чисто административные нарушения и тотализаторы. На более высоких уровнях игроки и ставки были крупнее, только кто их видел, эти уровни? К тому же поговаривали, что бойцы там сражаются исключительно под песнями, показывая как собственную подготовку, так и мастерство своей поддержки. И совсем уж тихие слухи утверждали, что именно на таких боях происходит передел сфер влияния, причем как преступного, так и вполне цивилизованного мира. Вплоть до министерств и ведомств, партий и…

– Сейчас узнаем, почем тут торгуют рыбкой. Давай, работай!

Она ткнула меня в спину, подталкивая к «хантерам». Сама осталась у кресла и сложила руки на груди. Вызывающе подпирая эту самую грудь. Правда, это оказалось последнее относительно мирное зрелище в моем репертуаре на ближайшее время: одновременно с накачкой пошли и атаки.

В позавчерашней жизни я полагал, что драться – это нормально. Ну, то есть, не то, чтобы одобряемо, но вполне естественно. Простой жизненный процесс. Да, иногда бестолковый и бессмысленный, особенно по своим итогам. Неотъемлемая часть, только и всего. А раз все вокруг дерутся, значит, и я вроде как могу. Или даже должен. Оказалось, нифига.

Ладно, в плане долгов согласен. Но просто ответить на удар, тут-то в чем преступление? Почему меня вдруг начало отчаянно стопорить?

И противники, сволочи, не помогают. Нет, чтобы хоть как-то извернуться и проявить фантазию: штампуют упражнения из учебки. Я и тогда их не особо уважал, эти постановочные танцы, а теперь и вовсе хотелось взвыть, потому что…

Все это заучено наизусть давным-давно. Так же, как соответствующие уклонения и уходы. Понятно, что парням лишний раз не хочется напрягаться, но и у меня свободы маневра нет: уровень угрозы, и так висевший на нуле, медленно, но уверенно пополз в отрицательную часть шкалы. Так что, эта музыка обещает быть вечной. Разве только дождаться, когда они устанут и остановятся. Или когда сонге надоест петь.

Хотя на последнее надежды было меньше всего. Но не потому, что пела, похоже, вполсилы. Она… Наблюдала. И весьма пристально, по ходу корректируя свои… Назовем это нотами. Пробовала то так, то эдак. Причем наверняка недовольно хмурилась: оглядываться мне было особо некогда, но мог побиться об заклад на каждую её гримасу. Потому что они самым прямым образом отражались внутри меня.

Обычная сонга… Ну, допустим, из того набора, который дежурил на вахтах, просто плюнула бы и свернула лавочку, предоставив мне право самостоятельно разгребать свои проблемы. И я бы понял. Принял бы, за милую душу, ещё и поблагодарил. Но на мою долю воля случая подогнала что-то абсолютно неадекватное.

Вместо того, чтобы отойти в сторону, странная женщина поступила наоборот. Судя по всему, решила: плохо стараемся, причем, оба, и усилила напор.

Сначала это проходило почти безобидно. Как кошка тычется лбом в поисках твоей ладони, прося погладиться. Туда. Сюда. Под колено. В плечо. Даже по щеке ухитрилась скользнуть своим предложением-просьбой. Мол, давай уже, хватит придуриваться. Силенок не хватает? Тогда она здесь на что?

А мне… Хватало. Вполне. На мои скромные потребности. Конечно, необходимость одновременно уходить и от ударов, и от кошачьего натиска осложнила положение. Но все ещё оставалось терпимым. До тех пор, пока…

Я как-то упустил из вида тот факт, что кошки не принимают отказа. И после очередного уклонения она взяла и влепила мне пощечину. Песенную, конечно, зато по ощущениям совершенно натуральную: даже голова дернулась.

Я попробовал поймать взгляд сонги, уж не знаю, зачем. Может быть, попытаться показать, что дело не в ней. Что мне так не нужно. И помогать – тоже. Но она смотрела куда угодно, только не на меня.

Обиделась, судя по всему. Правда, предлагать помощь не перестала. Только пушистые мордочки начали показывать клыки, и когда не успевал отмахнуться, кусались. Больно.

Закономерным итогом я начал пропускать атаки и огребать уже с двух сторон. Нет, голову берег, конечно, всеми силами: тут любое касание могло стать фатальным для окружающего мира. Хотя давление и снаружи, и изнутри конкретно напрягало.

Наверное, я мог бы терпеть ещё долго, до победного, каким бы он ни стал. Если бы в уже ставшую привычной песню вдруг не вклинились новые ноты. Удивительно знакомые. И даже не пришлось напрягать память, чтобы…

Это было на день святого Патрика. Полли ещё разрисовал свой обвес зелеными каракулями. Утверждал, что именно так выглядит клевер. И пробовал бить чечетку. Да, именно под такую мелодию. А после вахты мы шли вместе до ближайшего монорельса, пили ирландский эль и… Было хорошо. Вот реально хорошо. И все-таки что-то глубоко внутри не давало получить от происходящего удовольствие. Дергало, тянуло, скребло.

Тогда я не мог понять, в чем дело. Зато теперь понял.

Все, что мне всегда доставалось, было лишь крохами реальности. Объедками с господского стола, приправленными горьким: бери, что дают, и радуйся хотя бы этому. Я старался. Как мог. Правда, радоваться получалось плоховато, пожалуй, но на какое-то время этот голод удавалось утолить. Или загнать куда-нибудь подальше.

Конечно, он возвращался, и все повторялось сначала. Немного помогало отдаление. Дистанция, держать которую было почти настолько же больно, но такая боль была хотя бы монотонной, без всплесков и скачков. А теперь…

Нет, назвать это объедками язык не повернется, угощение очень даже щедрое. И сонга старается. Но делает все так, как видит и думает сама. Со своей стороны.

А мне нужно другое.

Мне нужно…

Все и сразу.

Клянусь, я не возьму лишнего. Зачем? Что мне потом с этим делать? Но я хочу получить в распоряжение весь арсенал, чтобы выбрать оружие по руке.

Все или ничего.

И когда обиженные кошки снова нацелились на меня клыками, я не стал уворачиваться. Только отпрыгнул назад, из рабочего периметра, чтобы сосредоточиться не на окружающем мире, а…

Хотя, теперь именно песня и была миром. Пространством и временем, которые вонзились в меня и расплескались по моему телу.

Она могла дать задний ход. Сонга. В любой момент. И я не посмел бы её упрекнуть. Но мы наконец-то встретились взглядами, чтобы осознать: ни один из нас не сбежит с поля этого боя. А значит, можно двигаться только вперед. Только навстречу друг другу.

Не знаю, сделали мы этот шаг одновременно, или один оказался нетерпеливее другого. Потому что все вокруг уже начало подергиваться знакомым туманом, оставалось лишь отключить мозг. Но прежде…

Я же обещал, что не буду думать плохо. А думать хорошо у меня тоже не особо как получается. Что же остается? Хотя бы попробовать сделать даме приятно. Чтобы она была довольна. Что бы это ни значило.

Не знаю, зачем я провел ладонью по лбу. Но именно это движение стало щелчком того самого выключателя. Дальше пошла простая и скучная техника.

Назначение любого обвеса в том, чтобы улучшать природные ТТХ его носителя. Как чисто аппаратно, всякими приспособами, так и более тонкими методами вроде симуляции экзоскелета. Да, делают моды и с реальными ребрами жесткости, вроде того же «лайта», не говоря уже о «хеви», но это удовольствие для профессионала, к тому же требует привычки. Плавающие зоны поддержки в этом смысле гораздо приятнее: концентрируют свои усилия там, куда ты прилагаешь себя. Вот только в любой бочке меда…

Они слегка опешили, когда я после всех предыдущих танцев вдруг пошел в контакт. Потому что с точки зрения нормального человека это было самоубийственно. Да, в обычной ситуации мне в голову бы не пришло так поступить. Но поскольку голова благополучно отдыхала, прежние правила действовать перестали.

Когда каждая клеточка тела принимает решение самостоятельно, лишь уведомляя своих соседок, а не навязывая им способ действий, любая точка пространства становится надежной опорой. От которой, к примеру, можно оттолкнуться. Или прислониться. А можно опереться и скользнуть, вытягивая выпад противника чуть дальше, чем он бы сам собирался это сделать. Совсем чуть-чуть. И ещё. И снова.

Простая физика силы натяжения. К тому же, совсем не обязательно доводить дело до греха, то есть, разрыва: достаточно в нужный момент просто отступить в сторону и позволить бедолаге вкусить прелести компресса на обратном каскаде.

Кстати, в инструктаж все нужные предупреждения входят в обязательном порядке. Даже соответствующие зачеты сдаются и принимаются. Вот только азарт не тот в учебке, потому и…

К чести противников, последний, то ли самостоятельно смекнув, что именно свалило его напарников, то ли узнав это от них самих, попробовал навязать мне смену тактики. Неудачно. За что получил бесхитростный крюк в челюсть и отправился лежать к остальным.

Что ж, больше желающих нет, значит, наш ансамбль песни и пляски тоже может передохнуть. Если не должен это сделать вообще в обязательном порядке.

Достаточно, мэм.

Благодарю вас.

Как назло, одной вежливой просьбы уйти оказалось недостаточно: пришлось силой выпихивать кошку за дверь, стараясь не прищемить ни лапы, ни хвост. Чтобы потом прочувствовать с ног до головы самый отчаянно-обиженный рев, на который только способны эти маленькие пушистые тигры.