Текст книги "Argumentum ad hominem (СИ)"

Автор книги: Вероника Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Глава 10. Кое что о Купидонах…

Дарли

Я не ожидала от этого вечера никаких подвохов. И внутренняя, вечно тревожная струна организма, которую обычно именуют чутьем, молчала в тряпочку, и совокупность всех внешних факторов буквально вопила о том, что опасаться нечего.

Во-первых, Марко клятвенно заверял, что именно сегодня и именно сейчас нужно всего лишь заявиться и заявить. В смысле, показать бойца и обозначить свое намерение участвовать в очередном турнире, но документальные дела решаются, как им и полагается, в офисах, а мы, по сути, приперлись в клуб, как материальное обеспечение переговоров, не более.

Во-вторых, местная обстановка располагала исключительно к приятному, хотя и совершенно бездумному времяпровождению, а не к активным действиям какого-либо рода.

В третьих… Нет, их было даже больше трех. Знакомых. Давних и не очень, с которыми мы где-то и когда шли параллельными курсами, но, слава богу, не пересекались, а потому сохранили друг о друге вполне добрые воспоминания и впечатления. Собственно, эти самые знакомые охотно подтвердили, что песни и танцы проходят на другой сцене, а здесь можно расслабиться и отдыхать.

Я так и поступила. Конечно, приглядывала одним глазом за своим белобрысым подопечным, но он так послушно шугался любых контактов, что когда собрался «отлучиться», у меня просто не получилось подумать на сей счет ничего дурного.

А потом эфир вдруг опустел. На очень долгий, почти бесконечный час.

Я успела передумать много всего. От чисто технических неполадок оператора связи до кровавых разборок и стихийных бедствий. Попытки расспросить хостес успехом не увенчались: мне лишь вежливо улыбались, пожимали плечами и уговаривали не волноваться. А я и не волновалась. Если сердце ухнуло вниз, мавры-нервы первыми скорбно выдыхают и разбредаются прочь.

Наверное, будь во мне на тот момент побольше коктейлей, я бы даже приняла происходящее, как любопытный опыт летаргического характера, наваждение, в котором замирает все, кроме собственного сердца и одного-единственного вопроса, методично долбящего висок: «А дальше вообще хоть что-то ещё планируется?»

Поэтому, когда наушник снова начал доносить до меня звучание знакомого пульса, я не сразу поверила в продолжение жизни. И своей, и вообще. Потому что было странно и страшно. Было стыдно вспоминать собственную недавнюю беспомощность. Было больно осознавать, что если кто-то из нас хоть как-то контролирует ситуацию, то это вовсе не я.

И понадобилось несколько мучительных минут, чтобы решиться вновь начать движение и хотя бы спросить:

– Бесценный мой, ты чем там занят?

А потом снова замереть в нехороших предчувствиях, чтобы, спустя паузу, показавшуюся глубокой, как ночное небо, услышать привычно-уточняющее:

– Я не занят.

Ох, ну хоть что-то на этом свете смилостивилось надо мной и постаралось остаться прежним! Как минимум, бесячая манера подавать информацию в стиле «необходимо и достаточно». Остается только догадываться, какие события спрятались в том часе тишины, или пробовать спросить прямо. Главное, на текущий момент все, что было, закончилось. Или хотя бы приостановилось.

– Что ты сейчас делаешь?

– Дышу свежим воздухом.

Обтекаемо донельзя. Ну хоть так. Значит, шляется снаружи.

– Где тебя искать?

– Зачем? Я не потерялся.

– Затем, что я хочу тебя видеть, и как можно скорее!

– Скоро не получится: прямой выезд к реке закрыт, и вам придется объезжать сначала по Хэррис, потом сворачивать на…

– Просто скажи, где ты сейчас стоишь!

– Я не стою. Я иду.

Он надо мной издевается. Совершенно точно. Внешне это, конечно, не определит и самый искусный физиономист, но внутри – вне всякого сомнения. Гадкий белобрысый тролль.

– Куда. Ты. Идешь. Просто. Назови. Ориентиры. На. Местности.

Кажется, в наушнике хмыкнули.

– Мне осталось полмили до моста Эвентри. Плюс-минус. Буду ждать там.

И он, действительно, ждал. Задумчиво подставляя лицо ветру с реки. А в целом выглядел настолько расслабленно и рассеянно, что в забеге моих версий первой к финишу пришла самая банальная. Что он кого-то таки потискал в укромном уголке.

– Сколько их было?

Ответил не сразу, потому что, едва коснулся сиденья, растекся совсем, но только не от физической усталости. Больше всего это походило на полную и безоговорочную удовлетворенность проделанной работой.

– Один.

То есть, мужчина? Уже интересно. Нет, не в том смысле. Значит, причина отлучки была, скажем так, уважительная.

– Ну, хоть без женщин обошлись, и то хорошо.

Качнул головой, непонимающе сдвигая брови:

– Как можно обойтись без женщин?

Однако, рано я успокоилась…

– Ах, все-таки была ещё и женщина?

– Да.

– Но ты только что сказал…

Уточнил, тоном, не допускающим у собеседника сомнений:

– Она пела.

Можно подумать, пение упрощает ситуацию! Да ровно наоборот. Тем более, что…

Я же первым делом проверила именно это. Наличие. Хоть какие-то обрывки. Но все было чисто. Нет, даже не так: словно тщательно выметено. Можно даже сказать, вылизано, что совершенно и абсолютно невозможно.

Всегда остаются отпечатки. Да, со временем они естественным образом рассасываются, подтверждено опытами. Но чтобы настолько быстро? Или это свежий воздух помог?

– Пела для тебя?

– Вообще. Просто пела.

Стало ещё непонятнее.

Бывает локальное, точечное воздействие, в пределах одного организма. Бывает условно-общее, когда нужно оперировать несколькими объектами, чаще всего, со схожими характеристиками. Можно, конечно, и просто залить песней пространство, но тогда она работает в фоновом режиме, всего лишь оповещая песенницу о том, что происходит вокруг. То есть, личной нужды ради.

И какой смысл для других в такой песне? Она ведь просто проходит мимо.

– Хорошо, женщина пела. А мужчина? Чем вы с ним занимались?

Вот тут он совершенно явно запнулся. И посмотрел на меня чуть ли не с просьбой перефразировать вопрос. А когда я осталась непреклонной, покорно выдохнул:

– Делили песню.

Час от часу не легче. Что значит: делили? Пополам? По куплетам? По нотам? А главное, зачем?

Но спрашивать прямо, похоже, не стоит. Придется идти огородами.

– И как? Получилось?

Подумал и кивнул утвердительно.

– А точнее? Помнишь? Предприятие. Моё. Я должна знать.

Помолчал, изучая носки собственных ботинок.

– Я старался.

Да уж конечно. В этом нисколечко не сомневаюсь. Но что вы там вообще делали? Физически? Неизвестно с кем. Неизвестно где. Без малейших следов преступления.

Продолжить допрашивать? Может, и стоило бы, пока ещё не зевает. Но, учитывая его вредную привычку подбирать слова, что я получу в ответ? Очередное откровение, которое непонятно, куда и как приспосабливать?

Нет. Торить путь по бездорожью у меня сегодня точно не хватит сил. Значит, потратимся только на самое важное: вернем парня на место нынешней прописки. Оттуда он ни посреди ночи, ни вообще без разрешения не свинтит: проверено. А утром… Утром поглядим, что к чему. Авось, умные мысли появятся. Потому что рассчитывать на то, что он сам захочет поделиться впечатлениями… Ха. Три раза. Скорее нырнет ещё глубже, чем уже.

Когда машина остановилась, я даже подумала, что придется толкать Петера в бок, чтобы вернуть к реальности, но он очнулся сам, огляделся по сторонам, кивнул собственным мыслям и открыл дверь, собираясь выходить. Правда, где-то посередине всего этого единого движения вдруг замедлился почти до полной остановки и сообщил в окружающее пространство:

– Она назвала меня «мейстер». Что это означает?

А потом посмотрел на меня. В поисках ответа. И я наверное, чуть ли не впервые в жизни отвела взгляд, делая вид, будто ничего не расслышала или не поняла. Потому что сердце ухнуло снова, на посещенное мной сегодня холодное и темное дно.

Так и распрощались: он не дождался ответа, я не нашла в себе смелости. Да и просто, не нашла себя.

И даже писк прилетевшего сообщения, от которого Марко ушел сначала в прострацию, а потом воодушевленно и восторженно залопотал с кем-то на родном языке, не стал маяком, способным вернуть домой то, что составляло мою суть. Только позже, после нескольких часов бессонно распахнутых глаз и бессмысленных переползаний из одного угла кровати в другой, после тягучей ночи, в которой голова становилась все тупее и тупее, пока не налилась тяжестью так, что от неё же и раскололась, после…

Когда на небо начал забираться рассвет, мне тоже стало чуточку светлее. Настолько, чтобы сесть на постели, нашарить комм и набрать номер, который, на удивление, запомнился сразу, безо всякого заучивания. Наверное, потому что был таким же уютным, как и его владелец.

Правда, прежде чем отправлять вызов, пришлось просипеться, прокашляться и пропеться, чтобы не пугать абонента раньше времени, а вполне невинно спросить:

– В вашем придворном заведении подают завтраки?

* * *

Наверное, это был не лучший выбор в моей жизни, но иного под рукой не оказалось, к тому же…

После слов Петера мне вдруг тоже отчаянно захотелось разделить с кем-то. Пусть даже и только песню. Хотя я пока не могла понять, как это вообще возможно, но если рыцарь сказал, значит, так бывает. Так делается. И не на небесах, не за тридевять земель, а почти что рядом, может, даже в соседнем дворе. Нужно только зайти за угол, скользнуть по узенькому переулку мимо сплетничающих кумушек и играющих детей, отодвинуть рукой сохнущую простыню и… Просто оказаться там, где должна быть. И больше никуда не уходить.

Оглядываясь назад, я теперь не могу понять, как жила до встречи с белобрысым чудом. Не то, чтобы пытаюсь выставлять оценки вроде «плохо» или «хорошо», а надеюсь хоть немного приблизиться к осознанию, почему все предыдущие годы тратила на увертки, уловки, виляния, иногда даже хвостом, вместо того, чтобы просто однажды взять и начать называть вещи своими именами. Может быть, потому что не знала этих имен? Или благополучно забыла.

Да, забыла смыслы, изначальные и истинные. Ведь когда-то, на заре человечества, слова возникали, чтобы соединять. И что в итоге? Спустя тысячелетия мы боимся обратиться друг к другу прямо и открыто, используем десятки синонимов и иносказаний там, где можно обойтись… Нет, не малой кровью. Вообще без крови.

Наверное, нужна смелость, и очень большая. Может быть, даже безграничная. Но это мне, если бы я взялась. А что движет им? Если верить словам Лео, все время наблюдения парень ничем не выделялся на общем фоне. То есть, так же, как и все остальные, жонглировал словами, возможно, даже врал и обманывал. Хотя… Нет, это уже перебор. У врунов обычно много прихвостней и друзяшек, а тут полнейший вакуум. Значит, не от мира сего рыцарь был с самого начала, ещё до своего клятого восхождения, а сейчас все, что называется, заложенное природой, эволюционировало. До полного безобразия. В том смысле, что подходящих образов для сравнения не подобрать.

И, что самое пугающее, почему-то на краю сознания мельтешит нечто, ещё не достойное называться мыслью, но уже достаточно назойливое, чтобы обращать на себя внимание.

Наверное, рыцарей в мире гораздо меньше, чем песенниц. В конце концов, они долгое время жили сражениями, а это не располагало к степенной старости в окружении сонма внуков. Даже сейчас, скорее всего, они больше заняты чем-то, требующим силового воздействия, а не, скажем, самозабвенно играют в шахматы или на бирже. Значит, время от времени гибнут.

Да, их явно должно быть меньше. Ещё и восхождение это. Почему-то кажется, далеко не каждому оно по плечу. Но если даже реальное соотношение не выше, чем один к ста, все равно возникает вопрос.

Да где же они все, черт их подери? Ну невозможно так искусно прятаться, если…

Если да.

А если нет?

Почему я решила, что все рыцари обязательно должны быть похожи на Петера? Опять же, эти сказки о подчинении и прочем. Ведь и так может быть, что многие из них не меняют своих привычек и пристрастий, оставаясь прежними. Оставаясь людьми, со всеми их свойствами, прекрасными и дурными, но получая в свое распоряжение некую волшебную силу, способную…

В горле почему-то вдруг стало сухо и колко. Даже вода, заботливо предложенная Эбби, не особо помогла. Только милосердно смочила острые грани, чтобы хватило голоса ответить на приветствие мистера Портера.

– Признаюсь, не ожидал встречи в столь ранний час. Но… рад. Очень рад.

Да и я бы тоже порадовалась. В других обстоятельствах. А сейчас получается думать только о том, что…

Он ведь именно это имел в виду. Лео. Когда говорил о чудовищах и опасностях. Могущество в руках недостойного – страшный сон борца за добро и справедливость. Но дано ли нам право судить, кто достоин, кто нет? Что, если сам процесс восхождения и подразумевает: совладаешь – забирай. По праву сильного. Потому что можешь. Правда, маячит где-то там вроде и такая мелочь, как собственное хотение. А с другой стороны, как вообще можно не хотеть стать повелителем чудес?

– И выглядите вы совершенно…

Никак я не выгляжу. Плескалась в ледяной воде, пока руки и лицо не начали неметь, отсюда и румянец чахоточный. А если продолжит политесы в том же духе, начну багроветь.

– Но видимо, недостаточно хорошо, чтобы подвигнуть вас на покупку букета?

Он так и замер на несколько секунд, с полуоткрытым ртом, судорожно соображая, когда и где ошибся.

– Простите, я почему-то решил, что общепринятые знаки внимания вас не…

Теперь уже точно не. Когда выяснилось, что в жизни помимо всякой мишуры есть действительно важные вещи, которые ни в коем случаем нельзя упускать из вида. И гораздо нужнее всяких цветов, чтобы просто кто-то обнял и прижал к себе. Правда, о таком не говорят, а берут и делают. Если уверены. Но поскольку и я тут не гожусь в образцы для подражания…

– Подарите в следующий раз. Между прочим, я люблю лилии.

Интересно, всем в зале было слышно, как скрипит грифель в его голове, записывая мои слова?

– И на этом хватит поклонов и реверансов. Я бы не… не обратилась к вам с утра пораньше, если бы это не было важно. Для меня.

Последнее можно было и не подчеркивать: внимал каждому слову одинаково тщательно. Как будто мой голос… Да ну, ерунда какая.

– Тот клуб, в котором вчера была назначена встреча. Что о нем вообще известно?

Лео перебрал что-то в своей памяти и осторожно сказал:

– Ничего, вызывающего подозрения. Типичное заведение для званых приемов. Все лицензии получены законно, продлеваются аккуратно. Сообщений о беспорядках или чем-то подобном в полицию не поступало. Поэтому у меня и не было оснований… возражать.

А ведь хотел произнести другое слово. Интересно, какое именно.

Касательно же остальной информации…

– Этот клуб может быть каким-то образом связан с рыцарями?

Ой. Надо будет держать себя в узде, иначе мистер Портер словит нервный тик или что похуже.

– С чего… Почему вы это спрашиваете?

– Потому что у меня основания есть.

Он напряженно двинул скулами:

– Что-то произошло?

– Я так думаю.

– То есть, вы не…

Вот и пойми, чего в нем сейчас больше, исследователя, требующего поверять ощущения практическим опытом, или человека, который беспокоится… Ну да. О другом человеке.

– Я не присутствовала, если можно так сказать. Но что-то определенно происходило.

– Почему же вы… Были какие-то признаки?

– Понятия не имею.

– Но…

– Потому что вы мне о них ничего не рассказывали. О признаках.

Лео так удрученно, почти виновато сжал губы, что захотелось его пожалеть. И подкинуть хотя бы одно полешко в костер интереса.

– Было кое-что. Слово. И я его назову, если пообещаете впредь быть откровенным, а не беречь меня от каждой ужасной правды.

– Я… – Наверное, хотел оправдаться или возразить, но передумал и сказал, со всей возможной серьезностью: – Обещаю.

– Мейстер. Я могу предположить, что оно означает в общепринятом смысле, но…

– Как оно прозвучало? В каком контексте?

О, снова на свет божий полез ученый. Впрочем, это сейчас к лучшему.

– Если я все правильно запомнила… Так назвала Петера песенница, которая пела песню для него и другого мужчины. С которым они делили эту самую песню.

– Невозможно…

Лео произнес это одними губами, то ли потрясенно, то ли отрешенно уставившись в вазочку с букетиком ромашек. Наверное, решил погадать, на всякий случай.

Я тоже пересчитала лепестки приглянувшегося мне цветка, ожидая, пока собеседник соизволит вернуться к реальности. Трижды.

– Итак?

– Простите?

– Вы ещё помните про обещание?

– Что… А. Конечно. Ваши слова… Они не укладываются.

– Ну, что есть, то есть. Других не будет. Объяснитесь или продолжите гипнотизировать эти несчастные цветы? Между прочим, я бываю ревнивой.

Он растерянно хлопнул ресницами, переводя взгляд с вазочки на меня и обратно, но, слава богу, сделал хороший выбор. Тот, на который рассчитывала я.

– Мейстер – обращение. К рыцарю. От тех, кто стоит ниже по статусу.

Что-то подобное я и предполагала. Все мы как-то обозначаем ранги друг друга, когда, говоря официальным языком, коммуницируем. В конце концов, это может быть просто фигурой речи, данью вежливости и прочими этикеточными выкрутасами.

– Насчет «делить» достоверных свидетельств нет. Но аналитики сходятся во мнении, что это связано с поединками. Проще говоря, если один рыцарь предлагает другому «разделить песню», это, скорее всего, означает…

– Вызов на бой?

– Пожалуй, да.

Что же получается? Вчера вечером кто-то предложил белобрысому подраться, и тот… Ну да, он же сказал, что старался. Только чем все в итоге закончилось? Понятно, что не кровопролитием. Собственно говоря, по Петеру вообще нельзя было предположить ничего сверхактивного. Не помят, не потрепан. Наоборот, почти умиротворен.

И да, он же обещал никого не трогать. А какой поединок может проходить без… Не понимаю. Не могу. Умом ещё не доросла.

– В любом случае, ситуация осложнилась, – мрачно резюмировал Лео собственные размышления.

– Вот так вдруг? Почему?

Мистер Портер сцепил пальцы в замок. Наверное, чтобы не было заметно, как они подрагивают.

– И мейстер, и поединок… Все это может означать лишь одно. Восхождение закончилось.

Значит, парню больше не нужно будет мучиться? Так это же хорошо. Или нет? Надо уточнить:

– Теперь у нас есть законченный рыцарь?

– У нас? – Он невесело усмехнулся.

– Ну да. Вы за ним наблюдаете. Я… в каком-то смысле тоже. Только с другой стороны. И если продолжить…

– Никаких если. Игры пора прекращать. Пока ещё это вообще можно сделать.

Не нужно было сильно напрягать собственный мозг, чтобы догадаться о ходе мыслей Лео. Но самым нелепым оказалось то, что я… Разделила его опасения.

На очень короткое время, буквально на секунды, но тоже ощутила какой-то почти животный, не связанный ни с сознанием, ни с прочими разумными поводами страх. И каждая клеточка моего тела кричала, словно от боли, которой не было, но которая обязательно должна была вот-вот ворваться в меня.

А посмотрев в глаза Лео, я с ужасом поняла, что эти мгновения прошли для нас синхронно и одинаково. До малейшего оттенка.

– Вы тоже их видите. Риски и все остальное.

Нет, не вижу. Всего лишь чувствую, а чувства… Из них не всегда выходят хорошие советчики. К тому же, наваждение, болезненно нахлынув, тут же откатилось куда-то назад, оставив после себя только немного горечи на языке. А хина всегда бодрит, хочешь ты того или нет.

– Что вы собираетесь делать?

– То, что требовалось с самого начала.

– Пресловутая иммобилизация и прочие процедуры?

– Именно.

Все-таки пришлось сделать ещё глоток. Чтобы скрыть горечь, перебравшуюся в улыбку.

– Полагаете, что сможете с ним справиться?

– Есть много способов. Разной степени травматичности. Он все ещё человек, так что…

Вот оно. Главное. То, о чем Лео может говорить, но категорически не хочет осознать.

– Да. Он не чудовище. Он – человек. Наверное, с некоторыми особыми возможностями. И все-таки, прежде всего, человек.

– Вы не понимаете…

– О, считайте, как вам удобнее. Только послушайте, пожалуйста. Совсем чуть-чуть.

Он согласился. Нехотя, поджав губу, но кивнул.

– Я почти ничего не знаю о том, как он жил. Только с ваших слов. Но даже их вполне достаточно, чтобы делать выводы. Мальчик по имени Петер просто обязан был вырасти тем, о чем вы так любите говорить. Чудовищем. У него были для этого все возможности. Странное детство взаперти. Приют. Опекун, который вряд ли проявлял хоть какое-то участие… Да-да, я этого не утверждаю, но парень не знает самых простых вещей, того, что существует в любой семье просто так, а не потому, что должно быть. Не знает, для чего вообще нужна эта самая семья. Не умеет принимать помощь, тем более, не понимает, что иногда о ней можно и нужно просить. И ничего не ждет.

Я говорила, а в голове параллельно возникали разные странные картинки, в которых далеко не всегда мелькала белобрысая голова.

– Он должен был, как минимум, обозлиться. А когда вашими же усилиями узнал, как можно давать отпор… Вот вы о чем думали, запихивая его в эту, как её… На выходе обязательно должно было получиться нечто, жаждущее мести всему миру сразу и способное её сотворить. А по факту? Сами же говорили, никаких проступков. И могу поклясться, ни одного случая агрессии. Ведь так?

Лео позорно промолчал.

– Он ничего не требует, ничего не пытается взять, тем более, силой. Хотя наверняка не раз видел, как это делают другие. Из него словно вытравлены все эти гнусные страсти и хотелки, которыми страдаем мы. Как так получилось? Даже представить себе не могу. Не хочется думать, что с ним это делали нарочно, но…

Это была совершенно сумасшедшая мысль. За гранью граней безумия.

– Возможно, на той стороне нашлись исследователи вроде вас. И они вдруг задались целью создать идеального рыцаря. Такого, канонически-книжного, который без страха и упрека. Потому что их тоже что-то не устраивало в естественном порядке вещей. Потому что когда могущество получает человек с гнильцой, это, видимо, опасно не только для нас, но и для них тоже. Кем бы они ни были. Вопрос только в том, удался эксперимент или нет.

– Без страха и упрека… – пробормотал Лео, потирая пальцем подбородок. – Звучит нелепо, но… В ваших словах есть смысл.

Да неужели? Я, вообще-то, целую теорию развила, и как мне кажется, почти гениальную.

– Он реально ничего не боится. Самосохранение. Оно отсутствует. Полностью. То есть, делать откровенные глупости он не станет, но когда действует, в том числе, по приказу, совершенно не думает о том, что с ним будет потом. После. Словно механически сравнивает варианты и выбирает оптимальный. Да, если по итогу требуется оставаться на ногах и в приемлемой форме, все к тому и придет. Но если именно таких вводных нет…

– Умрет, не задумываясь?

– Очень возможно.

Если получил приказ, исполнит. Любой ценой. Потому что себя не оценивает вообще никак.

Если… Приказ, да.

– Он когда-нибудь отказывался что-то выполнять?

– Не припомню.

– И он все ещё на службе. По крайней мере, сам уж точно так полагает.

– К чему вы клоните?

– К тому, что вы на волосок от того, чтобы профукать самый лучший шанс в своей жизни!

Лео растерянно моргнул:

– О чем вы?

– Да все о том же. О рыцаре, который в силу своей нереальной долбанутости считает, что должен выполнять приказы.

– Я не… Серьезно, считает?

Уф-ф-ф. Ну да, мистер Портер хоть и наблюдает, возможно, даже пристально, но все равно делает это как бы со стороны, когда надо уже открыть дверь и войти. И просто не замечает очевидного.

– У него пунктик насчет правил. Обычно это меня дико бесит, но в данном случае может оказаться на руку нам всем.

– Правила? Какие?

– Любые. Допускаю, что легко поведется даже на самую лютую пургу. Главное, говорить убедительно. То есть, убедить его, что это нужно и важно. Для того, кто просит.

– Вам не кажется, что все это звучит…

– По-дурацки? Скорее всего. Но оно работает. Работало. Ещё вчера уж точно.

Лео совсем растерялся. Настолько, что подарил ромашкам ещё одну долгую минуту своего внимания. А я занесла в список неотложных дел скорую и крайне жестокую расправу с этим букетиком.

– Вы полагаете…

– Он согласится. Помогать. Сотрудничать. Обязательно. Если вы его об этом попросите.

Мистер Портер как-то неожиданно замялся. Совсем не по возрасту и опыту.

– Боюсь, характер наших взаимоотношений не предполагает просьб. А относительно приказов…

Вот почему, как только миру требуется сильный и решительный поступок, мужчины норовят прикинуться раками?

Ладно. Стесняется или что-то ещё его смущает, неважно. Возьму огонь на себя, как говорится. Делов-то, право слово!

– Значит, попрошу я.

* * *

– Ну что, готовы попробовать? – спросила я, когда Лео припарковал машину.

Конечно, ожидать боевого настроя не приходилось, но хотя бы нервное постукивание пальцев по рулю прекратилось.

– Мне нужно… ещё немного времени. Совсем чуть-чуть.

– Смотрите, только не заблудитесь на этой стройплощадке. Лично искать не стану, натравлю, сами знаете, кого.

Кажется, его чуть перекосило. Но сдержался. И даже улыбнулся через силу:

– Я вас догоню.

Да я и не убегаю. Спокойнее было бы идти вместе, но раз уж так, пусть его. Наверное, проведет минутку аутотренинга, чтобы казаться уверенным и непокобе… Непоколебимым. А мне настраиваться не надо: всегда готова к безумствам.

Вообще, вслепую искать Петера по недоделанному торговому центру можно было бы почти вечно, но современные средства связи в сочетании с умело раскиданной песней творят чудеса. По крайней мере, указывают путь.

Что, опять эти руины неслучившегося бара? Странный выбор. Хотя…

Ну да, если ещё учесть, что нацепил на себя ту, подаренную девушкой одеждой, получается классический возврат на место преступления. С целью пережить прежние ощущения? Да вроде не похоже: стоит, склонившись над огрызком стойки, и что-то чиркает на оберточной бумаге.

– Чем страдаешь сегодня?

Я заглянула в его каракули. Чтобы ни хрена не понять. Какие-то линии разной степени кривизны, кружочки, точечки, стрелочки, вопросительные знаки. С другой стороны, занятие тихое, мирное, так что пусть рисует. Может, потом ещё раскрашивать начнет. А что, говорят, занятие модное и даже полезное.

– Страдаю?

– В переносном смысле.

– А.

С ним легко: если дать понять, что просто треплешься, перестает пристально размышлять над словами. Но слушает все равно. И запоминает.

– Как себя чувствуешь после вчерашнего?

Послушно задумался. Чтобы сказать:

– Нормально.

Ну да. Наверное, потому что бороться с остатками песен не нужно было. Только не похож он на отдохнувшего.

– Ночью спал.

– Немного.

Прямо как я. Только у меня причины были, мягко говоря, не самые приятные. А он-то чего? Ах да. Перевозбудился-таки. Первый поединок, считай, посвящение, все дела. Чисто и точно по-человечески.

– Добрый день.

О, а вот и Лео нас настиг. И вроде бы даже, действительно, успокоившийся.

Я ожидала, что снова состоится дуэль взглядов или что-то похожее, но Петер, как ни в чем не бывало, оторвался от своих рисунков, цапнул со стойки планшет и направился к мистеру Портеру.

– Я отметил в базе тех, кто присутствовал на приеме. И составил несколько описаний особенно приметных участников.

А ещё потратил на это минимум полночи. Идиот. Зато полностью укладывающийся в мою теорию.

– Эм… Будем смотреть, – выдавил из себя Лео, принимая работу.

И никакого тебе «спасибо». Правда, белобрысый и не ждал ничего подобного: безразлично кивнул и вернулся на свое место. Опять же, в полном соответствии с выкладками, которыми я долбила Лео. Так даже нарочно не подыграешь.

– Зайчик, мне очень не хочется отрывать тебя от новой игрушки, но… Надо поговорить.

Что-то чиркнул ещё пару раз и отложил карандаш.

– Хорошо.

Ну вот и момент истины настает. Или пан, или пропан.

– Расскажешь о том, что было вчера в клубе? Про песню и остальное?

Петер посмотрел на меня совершенно прозрачным взглядом и ответил, ни секунды не задумываясь:

– Нет.

– Почему?

Наверное, я прочувствовала торжествующее осуждение со стороны Лео всей спиной. И уже готова была признать свое бесславное поражение, но рыцарь вновь оказался рыцарем и спас даму. Хотя вряд ли сделал это осознанно.

– Не поймете. Вы… возможно. Он – точно не поймет.

Стоило бы обернуться и взглянуть на лицо мистера Портера в этот момент: наверняка зрелище было занимательное. Но тогда я бы пропустила ещё более редкое явление природы. Мимолетную улыбку на губах, которым привычнее держать прямую линию.

– Но я могу показать.

Вот! Что и требовалось!

Я победоносно посмотрела на Лео. Через плечо.

– Убедились?

Вообще-то, его было даже жаль. Но лишь чуточку. Потому что сам виноват. Нужно было просто поверить. Или довериться? А, неважно. Капля веры способна творить чудеса, и это главное.

– И что нам требуется?

Петер пожал плечами:

– Просто петь. Так, как вы обычно это делаете. Только не прицельно, а рассеянно.

Ага, нужно просто посканировать пространство. Никаких проблем. Хотя…

Есть такая офигенно бесполезная штука, которая называется мужская гордость. Она ничего не имеет общего с гордостью общечеловеческой, зато начинает кипеть и бурлить в любом мужчине всякий раз, когда требуется поступить именно по-мужски. Например, признать свою ошибку. Или несостоятельность. Или страх. Но это же совершенно невозможно, правда? Отсюда обычно и проистекают те самые дурацкие поступки, неизменно приводящие к катастрофам. Да, иногда, конечно, случаются и подвиги. Но сломанных костей и жизней на второй чаше весов гораздо больше.

– Мистер Портер, вы готовы попробовать?

Уверена, по его спине в эту самую минуту набирала ход струйка холодного пота. Но в целом, сдержался. Даже не дрогнул голосом, излагая:

– Да. С соблюдением… некоторых условий.

О которых, конечно, сообщать во всеуслышание придется мне. Что ж, раз впряглась, вытяну эту телегу на дорогу. Но кое-кто будет мне должен. Всю свою оставшуюся жизнь.

– Зайчик, тут такое дело…

Чувствовать себя дурой приятно только в очень отдельных случаях. И уж точно, не в этом.

– Для мистера Портера все это, как бы, впервые. А чисто теоретически… Есть вероятность неблагоприятных последствий. Поэтому для него важно принять определенные меры. В отношении тебя. Перед тем, как.

Петер слушал, и по глазам было ясно: ни черта не понимает. Но это пока. А когда дойдет до главного… Надеюсь, мы все уцелеем в этом бреду. Так или иначе.

– Если вкратце, то нужно сделать, чтобы ты не мог говорить. И двигаться.

Хлопнул ресницами:

– Это важно?

– Для мистера Портера – очень.

Задумался, то ли вспоминая, то ли что-то прикидывая. Потом зашел за стойку, порылся в каких-то коробках и вернулся с мотком скотча. Только не прозрачного, а серебристого. И протянул его Лео.

Ох, зайчик, ну что ж ты делаешь… Ну нельзя же вот так, прямо. Это ж похуже пощечины будет. Хотя с другой, белобрысой стороны, все ведь совершенно нормально. Даже не жест доброй воли, а согласие. Полное и безоговорочное. Но чтобы его принять, нужно и самому… Вот так, полностью. Быть готовым.