Текст книги "Argumentum ad hominem (СИ)"

Автор книги: Вероника Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Если бы ещё Петер хоть чуточку понимал, что этот его взгляд почти невозможно выдержать, тем более спокойно. Но тут я слегка виновата. Надо было объяснить и предупредить. Рассказать, что его прямота временами просто убийственна. И если гляделки затянутся ещё хотя бы на четверть минуты…

Он сообразил сам. Вряд ли именно то, о чем думала я, но сделал все, что мог: оторвал кусок липкой ленты и сам заклеил себе рот. Потом вернулся к стойке, к её недоделанной части, сел на пол, просунул руки в переплетение арматуры и скрестил их над одним из железных ребер.

И все равно, понадобилась почти целая минута, чтобы Лео принял это то ли приглашение, то ли вызов. Тщательно обмотал подставленные запястья скотчем, а потом вытянул из брюк ремень и затянул поверх серебра ещё несколько кожаных петель.

Петер подвигал руками, словно подтверждая, что не сможет освободиться, и посмотрел на меня. Без каких-либо чувств, как обычно, только выглядело все это непривычно жутковато. Но раз уж начали, останавливаться не будем. Да и поздно. Потому что прежними мы после сегодняшнего уже вряд ли сможем стать. Даже рыцарь, перед которым мне нереально стыдно. И реально – тоже.

– Начнем?

Лео сглотнул. Белобрысый просто прикрыл глаза. А я…

Запела.

Сканирование пространства не требует особых навыков. Даже наоборот, это почти первое и самое простое, что учатся делать песенницы. Потому что именно этим ощущением тебя накрывает сразу же, как только дар достигает нужной спелости. Кажется, что кокон тела трескается, и то, что в нем томилось, сквозь тысячи, а может, и миллионы крохотных отверстий начинает познавать мир.

Поначалу это очень страшно, вот так отпускать свою суть, потому что думаешь: не вернется домой. Уйдет в безграничье и безвременье навсегда, а ты останешься, куцая, обгрызенная, недоделанная.

Причем, страшно не только в первый раз, но и во второй тоже. А в третий так вообще ужас ужасный настает. И если рядом не окажется умелых наставников, можно уехать крышей, только не наружу, а внутрь.

В какой-то момент, конечно, привыкаешь. Сперва к тому, что это твой личный прибой, в котором ты – море. Потом к ощущениям, которые призрачными водорослями, рыбками и обломками кораблей приносит к тебе твоя же песня. Это больше зрения и круче любой виртуальной реальности. Ещё одно измерение мира. В котором, правда, из одушевленных отражаются только те объекты, которые на это согласны.

Вот и сейчас, залив комнату песней, я поначалу не услышала эхо рыцаря. Но если для меня это уже было вполне обыденным нюансом, то Лео, вступивший следом за мной, заметно напрягся. Пришлось даже тронуть его за плечо, успокаивая: мол, не волнуйся, все будет пучком.

Хотя, когда в дотошно ощупанной среде субмариной всплывает новый объект, это все-таки дергает не по-детски. И я непременно сделаю белобрысому внушение на сей счет. Потому что нехорошо пугать старых больных людей такими хищными обводами и вообще. Но было красиво, да. Минуту, может, две. А потом случилось то, что заставило бы меня ожесточенно тереть глаза, если бы я видела это именно глазами.

Полностью проявившись в песенном поле, Петер позволил волнам несколько раз отразиться, причем, каждый раз – с новой силой, будто раскачивал качели. Чтобы, когда они наберут определенную скорость, вдруг из неприступной глыбы превратиться во взвесь песка и пропустить песню насквозь.

Но даже не это было самым удивительным, хотя и явно прибавило седых волос не мне одной. На обратном ходе волна, вернувшаяся домой, принесла с собой его тень. Тень рыцаря. Со всеми ощущениями, которые испытывало его тело. И на мгновение мы стали единым целым. То есть, стала я, почти утонув в этом потоке.

Глотнула.

Захлебнулась.

Откашлялась.

И все вернулось на свои места, оставив о себе очень странную память и ещё более странный опыт. Слишком большой, чтобы можно было его осмыслить, понять и принять. По крайней мере, в сжатые сроки. Но там, где я всего лишь задумалась, Лео…

Не знаю, что именно испытал он, столкнувшись с фантомом. Наверное, то же, что и я. Только это вызвало к жизни не размышления, а действия.

Я почувствовала это сразу же, когда его песня, уже не рассеянная, а сосредоточенная для удара, прорезала моё поле. И ринулась следом, даже не вспоминая предупреждений о том, что два резонанса сразу человеческий организм просто не…

Внутри все было по-прежнему. И пропасть, дно которой терялось в клочьях тумана. И бескрайнее небо, такое же светлое, как взгляд рыцаря. Рыцаря, который сидел на краю своего утеса и спокойно ждал, что случится дальше.

Я-то знала. Для себя. Я уже парила однажды в этом небе, потому крылья распахнулись сами собой, счастливо и просторно. Но не Лео.

Наверное, он никогда ещё не бывал так свободен, тем более, оперируя песней с человеком. Потому что в обычных случаях это больше похоже на осторожное карабканье по извилистому лабиринту, ощетинившемуся шипами. Только со временем и помощью ряда лекарственных средств можно добиться хоть сколько-нибудь прохожей тропы для себя. Но вот так, пробить стену и оказаться в абсолютно безбрежном мире…

Хотя, он ведь ничего не пробивал. Его пустили, как и меня. Даже не пригласили войти, а распахнули дверь настежь. Перед самым носом. Наверное, именно это и подвело: небольшая задержка могла бы дать время, помочь подготовиться, что ли. Да просто слегка притормозила бы, позволяя осмотреться, прежде чем.

У него не было ни секунды. И крылья не успели раскрыться. А я, с высоты своего полета, могла лишь видеть, как он падает. Прямо в клубящийся туман. Все ниже и ниже. Все быстрее и быстрее.

Я вряд ли смогла бы его догнать. А догнав, понятия не имела бы, что мне делать. Но все равно сложила крылья и упала следом. Успев пролететь не больше половины пути, потому что меня схватили за шкирку, как котенка, и вернули с небес на землю. На другую сторону пропасти, откуда едва можно было различить, как рыцарь дернул плечами и соскользнул вниз.

Это были самые долгие секунды ожидания в моей жизни. Закончившиеся просто и безыскусно: сначала из тумана к моим ногам вышвырнуло Лео, а потом вон выставили нас обоих. Со всеми нашими песнями, ожиданиями и обещаниями.

Но все равно, даже несмотря на осечку, он должен был понять, что это слишком хорошо, чтобы…

Я повернулась, чтобы посмотреть на Лео, и раньше всего остального увидела пистолет. Большой, железный и такой же лишенный чувств, как взгляд мистера Портера.

– Так не должно быть.

Он ещё и сам с собой разговаривать начал? Дело совсем плохо. Конечно, не особенно приятно получать щелчок по носу, но сразу хвататься за оружие?

– Это слишком опасно.

Да, он испугался. Я тоже чуть было не струсила. Только повод ли это для…

– Просто чудовищно.

Нет. Ну нет же. Опять завел любимую шарманку. И зачем, спрашивается, я столько времени перед ним распиналась? Зачем уговаривала? Зачем чувствовала себя дурой, а теперь ещё и предательницей?

– Это нельзя изучить и понять. Только пресечь.

Он ведь с самого начала был на это настроен. Нацелен. Задержался в машине, именно чтобы взять эту гадость.

Он мне не поверил. Ни до конца, ни даже чуть-чуть. Так почему я все ещё верю в него?

– Лео.

Как обычно нагнетают обстановку в медицинских сериалах? Ну да, криками типа: «Мы его теряем!» Так вот, мне впору уже даже не вопить, а выть сиреной. И вовсе не той, что из мифов, а пожарной. Но любой крик сделает только хуже.

Надо найти другой выход.

Надо хотя бы пойти.

Навстречу.

– Ты не будешь этого делать.

Пока я нахожусь на линии огня, уж точно нет. Главное, не останавливаться и не сворачивать. До самого конца. До прикосновения к руке, подрагивающей от тяжести то ли оружия, то ли решения.

– Дарли, пожалуйста, не…

– Именно, что не. Не сейчас. Не сегодня. Вообще никогда.

Это так по-мужски, разрушать. Странно сознавать, что мужчины вообще умеют делать что-то помимо руин и обломков. Например, жениться и растить детей.

– Только не проси…

– Даже не собиралась. Либо ты сам поймешь, насколько глупо выглядишь, либо нет.

Он вздрогнул. Его взгляд.

– Я устала от дурости и дураков. Устала сама быть дурой. Столько лет… Да почти вся наша жизнь состоит из лжи, с самого рождения. Начиная от детей, которых находят в капусте или вырывают из лап каких-то там жутковатых птиц. Мы лжем себе и другим. А самое страшное, что мы ещё и послушно верим в эту же самую ложь.

Кажется, сталь под моей рукой нагревалась быстрее, чем его пальцы, но и они постепенно теплели.

– Я устала, слышишь? Надоело тратить время на бестелесные выдумки, когда рядом есть то, что можно пощупать.

Его щека тоже чуть подрагивала, но это я поняла, только проведя по ней ладонью.

– Сначала мне показалось: слишком поздно. Слишком многое упущено, утрачено, растоптано в пыль. И лучшие чувства давно выгорели дотла. Но угли-то остались. И их вполне ещё можно разжечь. Всего и надо, что дышать. В такт.

Он перевел взгляд на меня, только когда не осталось выбора. Когда я запустила пальцы в его волосы и заставила наклониться.

– Давай условимся так. Если ты хотя бы наполовину чувствуешь то же, что и я, нам есть, о чем проговорить весь остаток нашей жизни. Или промолчать. Рука об руку. И мне это представляется очень даже неплохим вариантом. Но если ты по-прежнему считаешь самым важным не то, что рядом, а…

Я не успела закончить фразу: помешали его губы. Пока ещё не слишком смелые, но уже вполне уверенные в том, что хотят сделать. И это оказалось лучше всяких песен. А ещё чуточку походило на те ощущения, которые принесла с собой тень рыцаря, растворившись во мне. Но об этом я бы молчала в любом случае. Тем более, что… Черт меня и всех нас задери.

Кажется, мы вспомнили о причине всего происходящего одновременно. Повернулись уж точно синхронно, все ещё не отпуская другу друга.

Конечно, физически он никуда не мог деться. Телом, то есть. А вот духом – вполне. И безвольно повисшая голова доказывала это самым прямым образом. Мне сразу вспомнилась куча страшных историй, которыми нас пугали во время обучения и которые, как это ни печально, имели в своей основе настоящие случаи, что называется «из жизни». Наверное, из-за этого вцепилась в Лео ещё сильнее. И он вынужден был попросить:

– Отпусти. Пожалуйста. Так я не смогу его осмотреть.

Да. Конечно. Наверное.

– В машине есть аптечка. Я только сбегаю за ней и вернусь.

В машине. В той самой, откуда взялась эта мерзкая, железная…

– Отдай бяку!

– Хорошо, хорошо! Только будь осторожна, ладно?

Ну ещё бы. И даже положу её подальше. От греха и от всего остального. Да хоть туда, в шкаф, за бутылки с водой.

Лео вряд ли практиковал в повседневной жизни забеги на скорость, но вернулся очень таки быстро. С целой сумкой. А я почему-то всегда думала, что аптечки – это такие маленькие аккуратные коробочки. И никаких приборов в них вроде бы не прописано.

Вообще, смотреть, как кто-то работает, всегда интересно. Особенно если человек знает, что делает. Хотя, поучаствовать тоже чуток пришлось: подержать белобрысого, пока Лео доблестно сражается со скотчем. А потом помочь положить на пол. Наверное, можно было дотащить и до диванчиков, но тот из нас, кто больше подходил на роль врача, категорически остановился на достигнутом. И после священнодействия с проводами, датчиками и чем-то, отдаленно напоминающим обычный планшет, сообщил:

– Ритмы рабочие. Частично соответствуют медленному сну на третьей или четвертой стадии. Частично – потере сознания на фоне физического и нервного истощения.

Тоже мне, открытие. Как этот рыцарь норовит завалиться спать, я наблюдала уже неоднократно. Вот и сейчас…

Он снова это сделал. Цинично и безжалостно потоптался по всем моим добрым чувствам.

Я же не возражала. Наоборот, готова была поделиться всем, что есть. Открылась на полную. И зачем, спрашивается? Он не взял ни крупицы. Ни капельки. Словно побрезговал.

Вот же, сучонок…

Ждать, пока он очнется, у меня не было ни сил, ни терпения, и я залепила пощечину бессознательному телу. Потом ещё. И ещё.

– Ненавижу!

– Дарли…

– Ненавижу!

– Это не поможет ему очнуться.

– Ненавижу!

Он поймал мою руку. Так осторожно, словно та была бабочкой.

– Все хорошо.

– Тебе хорошо. Мне хорошо. А этот…

– Пока нет причин даже вызывать скорую. Нужен только покой. И на всякий случай введу ему простенький коктейль. Чтобы сон был здоровее.

Смотреть на шприцы и иглы я никогда не любила, но тут просто не могла оторвать взгляд. Правда, не от самого инструмента, а от рук. Таких обнадеживающе уверенных.

А когда Лео закончил медицинские процедуры, не удержалась от банального:

– Кстати о коктейлях.

Он улыбнулся:

– Я знаю ещё одно, совершенно чудесное место. Тебе оно наверняка понравится. И тамошние коктейли тоже.

Мне-то для полного счастья хватило бы сейчас и чего-то сугубо баночного, из соседнего маркета. Тем более, что…

– А как же наш пациент?

– С ним все будет в порядке, насколько могу судить по… нашим наблюдениям.

И на этот раз Лео под словом «наши» имел в виду совсем не своих коллег по работе, что нежно грело душу. Но совесть окончательно сдалась только после обещания:

– Попрошу племянника тут присмотреть. Ему это будет в радость.

Глава 11. Не время для…

Петер

– А… А… Чхи!

Интересно, о чем я думал, укладываясь спать головой на что-то колюче-шерстяное, норовящее залезть своим ворсом всюду, куда хватит его длины? Странно, что во рту всего лишь сухо и… Горько-цветочно. Словно накануне я зачем-то пробовал на вкус клумбу. Или просто упал в неё лицом?

Нет, вряд ли. И первое, и второе свидетельствовало бы о проблемах со здоровьем, а я вроде чувствую себя вполне приемлемо. Даже относительно бодро. Физически. Вот с головой не все гладко. То есть, именно что гладко, как на дорожке в кегельбане: мыслям не за что зацепиться. Хотя, где-то там вдалеке что-то маячит. Может быть, даже кегли-воспоминания. И если шар до них докатится…

Клумбы точно были. В палисадниках у набережной. Только это вчера, вечером. А с утра я ещё не выходил на улицу. Наоборот, приходили ко мне. Сонга и… Все, вспомнил.

Ну, теперь хотя бы понятно, откуда этот мерзкий вкус и аромат: оттирали следы скотча каким-то косметическим дерьмом. С другой стороны, хорошо, что воспользовались не скипидаром. Правда, у него запах как раз натуральный, а не похожий на попытку эскимоса изобразить тропический ад. То есть, сад.

А так можно сказать, позаботились: даже подушку соорудили. Из кофты дяди Портера. Сам пожертвовал? Не верю. Скорее, кто-то его заставил, в приказном порядке. Вот плед притащили уже мой, из комнаты, где я спал последние ночи. Что ж, и на том спасибо. Можно было ожидать худшего. Или вообще не ожидать ничего. Потому что моё ощущение правильности пошло вразрез с чужими.

Но мне ведь только и хотелось, что разделить… Вернее, поделиться. Просто взять и показать, какие классные штуки есть на свете, а я, как выясняется, умею их делать.

Думал, что порадуются вместе со мной. Ну или хотя бы возьмут на заметку. Может быть, даже заинтересуются. А они взяли и испугались. Даже Дарли, которая обычно ничего и никого не боится. Даже она не выдержала, когда…

Я ведь вроде сделал все, что просят. И делал бы ещё больше и дальше, только бы… Только бы это было кому-нибудь нужно. Кому-нибудь, кроме меня.

Зря старался. Все достижения, как и прежде, как и всегда, оказались не к месту. Консуэла тоже обычно лишь делала вид, что слушает, когда пробовал рассказать ей о школьных успехах. А чаще просто отмахивалась, ссылаясь на занятость или усталость. Так что я однажды подумал и бросил эти нелепые попытки что-то показывать и доказывать. Казалось, навсегда. Но вчерашние странности настолько вышли из ряда вон, настолько ощущались невероятными и одновременно правильными, что перекрыли воспоминания о прежнем горьком опыте. И сначала я забыл, а потом ещё и забылся. Чтобы совершить непоправимую глупость.

Нельзя было его впускать. Всего-то и требовалось, что закрыться, а я легко успевал это сделать. Так почему же не стал?

Потому что любое обращение извне словно подтверждало, что я существую. Даже самое нелепое. Даже смертоносное. Ведь для того, чтобы умереть, прежде надо почувствовать себя живым, иначе никак. И что случится дальше, уже не особо важно.

А ещё, наверное, я промедлил, потому что отчетливо понимал: в любой момент смогу его вышвырнуть, если понадобится. И для этого мне вовсе не нужен голос. Вообще ничего не нужно, кроме… Как это называется? Да, веление души. Звучит глупо и напыщенно, но что ещё может находиться совсем не в голове, тем не менее, успешно управляя всем телом?

И он тоже это понял, почему и струсил в самый последний момент. Попытался остановиться там, где нужно было продолжать двигаться, несмотря ни на что. Пролетел бы насквозь, и ладно. Так нет же, запнулся, завяз и начал захлебываться. С таким остервенением, что мне пришлось буквально выдирать его из себя.

Наверняка вышло грубо и бесцеремонно. Но я ведь тоже… Можно считать, что испугался. Хотя по сути это были досада и разочарование. В себе самом.

Я все испортил. Ну, почти все.

Да, они оба уцелели. И вроде бы, даже остались при своем уме. По крайней мере, о чем-то говорили друг с другом, уже после того, как… Оказались совсем рядом. Так близко, что смотрелись единым целым. Законченным. Завершенным. Не допускающим в свое пространство больше никого и ничего.

И это тоже ощущалось совершенно правильным. Но одновременно почему-то слишком больно било в грудь. Наверное, потому что неумолимо отодвигало меня прочь. Выталкивало из уже знакомого, привычного, почти обжитого мира обратно. Туда, где нужно было заново искать точки опоры. И просто – заново. Всё. С самого начала. А начала этого нигде не просматривалось, ни поблизости, ни до самого горизонта. Вот тогда моё сознание и ушло в пике, сжигая очередной предохранитель.

Постыдная слабость. Бегство с поля боя. Но это была лишь отсрочка. А что мне делать теперь? В глобальном, так сказать, смысле?

По мелочам все понятно: для начала хотя бы подняться на ноги. И не сильно напрягать пока левую руку, которую, похоже, совсем недавно нещадно тыкали чем-то острым. Ну точно, дырки от уколов. Дядя постарался? Уж явно не Дарли, она больше по мануальной терапии, насколько помню.

Ещё бы знать, чем меня накачали в очередной раз. Хотя, догадываюсь. По тому, как характерно чешется шея. Витаминчики, мать их. Здоровья много не бывает, да?

Ладно, позудит и перестанет. А вот душистую гадость со слизистой хорошо бы смыть нафиг. И где-то тут, помню, была вода, очень даже питьевая. Ага, нашел. Сплюнуть можно в любое из забытых строителями ведер: остаткам шпатлевки хуже уже не станет.

Стоп. А это ещё здесь зачем?

Пистолет, лежащий на полке, выглядел подозрительно знакомым. Как и вообще любое штатное оружие, которым нас учили пользоваться. Но пришлось основательно встряхнуть память, прежде чем та согласилась пролить ещё немного света на недавние события. А потом постараться свыкнуться с мыслью о том, что попытка моего же убийства произвела на меня впечатления меньше, чем прогулка по набережной.

Неужели моя кроличья нора настолько глубока, что даже ужас смерти не успевает за нагоняющим меня безумием? Ни одного не то, что чувства, а и просто ощущения не осталось. Только сухие скучные факты. Словно я смотрел на все со стороны, вполне допуская такой исход событий и нисколько не…

Ну да. Разумеется. Все та же нелепая ерунда. Отсутствие угрозы. Хотя, по большому счету, уклониться от выстрела я не мог. Особенно случайного. И тем не менее, почему-то был уверен, что его не последует. Но гораздо хуже другое. Рядом с этой уверенностью ошивалось нечто, с научным любопытством ожидающее, окажусь я прав или нет. Прямо как в школе на уроках химии, когда тщательно отмеряешь все необходимые ингредиенты, смешиваешь по инструкции и ждешь результата. Предсказанного учителем и учебником. То есть, вроде и присутствует элемент неожиданности, но правила-то соблюдены. Значит, все должно получиться.

А вот что помню отчетливо, так это интерес глянуть, как дядя Портер справится с оружием. Потому что к самовзводу нужна как минимум привычка, как максимум, тренировка. К тому же спуск у штатного «зига» длинный и тугой, как сволочь – нарочно под перчатку, которая для ведения стрельбы предназначена далеко не в первую очередь.

Мне бы и самому не помешало заглянуть в тир. Наверное. А то скоро забуду, с какой стороны браться за…

Черт.

Черт-черт-черт.

Ну не настолько же буквально?

Нет, стороны я, конечно, не спутал, но на рукоять пальцы легли, как в первый раз. Что означало: годы усилий пошли псу под хвост. С теорией память не подвела. Та, которая в голове. Зато мышечная вдруг игриво округлила глаза и глупо захихикала, напрочь выбивая из равновесия. Несколько долгих и слегка судорожных минут, правда, дали слабую надежду на постепенное восстановление утраченного, но ситуация от этого менее обидной не стала.

Вот так вот. Доигрался. Причем это наверняка связано с недавними песнями и плясками. Но если раньше приходило только ощущение потери, теперь до кучи явилась и она сама, собственной персоной.

Что же получается? Если отпускать себя на волю волн, в конце концов, просто ничего не останется? Всю память смоет нафиг, сначала из тела, а потом и из головы?

За-ши-бись.

Правда, кое-какие сомнения в неотвратимости песенного Альцгеймера все же есть. Тот клерк, который предложил разделить песню. Он ни в коем случае не выглядел самоубийцей. А куколка действовала и вела себя так, будто для неё это занятие вполне привычно и даже натренировано. Значит, какой-то способ сейвиться есть. Просто я ничего о нем не знаю.

И способ снова почувствовать себя в строю – тоже. Возможно, нужно просто перестать думать, чтобы тело могло действовать само, без осмысления, тогда все будет получаться. Как получалось раньше, и уже не один раз. Правда, в каждом из этих конкретных случаев обязательно присутствовала песня. Неважно, направленная против меня или в помощь. Просто песня, как явление природы. А без неё я… Практически калека. Но даже в этом, неприятном, в общем-то, факте есть какая-то строгая и непреклонно правильная определенность, потому ни обидеться, ни разозлиться не получается.

Причем, в перспективе подразумевается замечательная экономия сил: пока рядом никто не поет, можно и не трепыхаться. Даже нужно. Во избежание жертв и разрушений. Правда, со стороны буду выглядеть долбанутым тормозом, но это же… В таких случаях вроде принято говорить: «не страшно»?

Я же смог приспособиться ко всем прошлым правилам, значит, приноровлюсь жить и с этими. Тем более, что они предельно просты. Придется лишь внести коррективы в уже сложившуюся обстановку. Для начала хотя бы разделить жизнь на до и после. А потом осознать, что большую часть грядущего существования я буду ровным счетом ни на что не годен. И закономерно нигде не нужен. Но это первое и самое легкое, что нужно принять. Самое знакомое. Второе гораздо сложнее.

Потому что они все равно будут уходить. Сонги. В свою часть жизни, снова и снова. Самое большее, что смогу получить, это какой-нибудь контракт с почасовой оплатой за оказанные услуги. Хотя, чисто технически – не самая плохая перспектива. Если не считать необходимости собственно платить.

Откуда я буду брать деньги? Действовать по схеме, опробованной Дарли? Да, она вполне рабочая. Возможно, даже прибыльная. Только тупая до унылости. Не говоря уже о криминальном подтексте. На службе все то же самое хотя бы прикрывается красивыми словами и славными знаменами. Общественное спокойствие, безопасность, все дела. Команда, опять же. Товарищи-соратники. Которых у меня теперь просто не может быть. Которым я сам не позволю к себе приблизиться, пока ещё хоть что-то соображаю. Пока могу помнить и вспоминать.

Изредка вспоминать хоть что-то, чтобы потом снова забывать обо всем? Какой-то неправильный обмен. Бессмысленный. Разве что я с таким режимом жизни быстро сойду с ума совсем и перестану заморачиваться на тему своих поступков. А ещё через некоторое время просто – перестану. Потому что присматривать за мной ни одна сонга по доброй воле не согласится.

Если только её не заставить.

Вынудить.

Привязать…

Нет, это я уже думаю откровенно куда-то не туда. Хотя сама мысль ощущается практичной и правильной. Даже хуже: естественной. Как будто определена самой природой. Потому что когда что-то понадобилось, можно действовать несколькими способами, один из которых – просто протянуть руку и взять.

Просто… Взять?

Этой мыслью голову застопорило так настойчиво, что пришлось плеснуть в лицо водой, и то помогло не слишком. Значит, нужно насильно переключить внимание. Хоть на что-то. Но как назло, во всей комнате нет ничего, выбивающегося из фона. Кроме…

Да мои рисунки. Которые выглядят смешно и жалко. Потому что слишком плоско. Правда, я и не ставил себе целью изображать что-то конкретное, скорее, прикидывал открывающиеся возможности. Чтобы убедиться: пределов нет.

Даже если на входе будет идеально плоская волна, сквозной проход через тело соорудит интересные объемы там, где их изначально не предполагалось, потом снова сложится с несущей, а в результате…

И таких программных средств моделирования нет в природе. Потому что нормальным людям они не нужны. Да и мне, если вдуматься, не особенно. Хотя бы по той причине, что тут всегда и все можно подстроить на ходу. В абсолютно реальном времени.

Хочешь, одиночными. Хочешь, очередями. Залпами. Можно целые каскады соорудить, если постараться. Поневоле задумаешься, зачем вообще нужно оружие, если есть другой способ, совершенно естественный и безупречно чистый?

Хотя, полимерно-стальной конструкции все ещё можно найти применение. Например, почесать зудящую шею.

А со схемами пока не стоит заводиться. Зачем они мне без песни? Все это надо пробовать, и не один раз, а Дарли… Теперь ей явно не до меня и моих открытий.

Попробовать поискать другую сонгу? Ага. Чтобы нарваться на кого-то такого же пугливого, как дядя Портер? Нет уж, этот опыт повторять не хочется. А что, если…

Куколка точно все поймет. Может быть, даже присоветует кого. Понимающего. Или её партнер подсобит. Он же приглашал обращаться, если что, и вроде вполне искренне. И я бы собрался обратиться. Если бы не одно большое «но».

На кой черт вся эта технология вообще нужна? Только чтобы дубасить друг друга? Можно же просто кулаками. И безо всяких песен. Нужно только найти такого же кретина, как ты сам, и…

– Эйчи?

А иногда даже искать не надо. Сам придет.

– Ты уже…

Нет, я ещё. И мягко говоря, недоумеваю, какого черта здесь забыл Полли. Разве что, дядя прислал.

– Если ты за кофтой, то вон она.

– Какого…

Ну, сегодня он хотя бы выглядит привычно. Без аристократических твидов и прочего. Но это в смысле одежды. А вот с лицом как-то не того. Нехорошо.

– Ты что делаешь?

Почему все они постоянно задают мне один и тот же дурацкий вопрос, на который невозможно ответить правильно?

Что делаю? Стою. Думаю. Чешу шею. Гляжу в ошалелое лицо. Вот как это выразить одним словом? Может, проще спросить навстречу:

– А на что похоже?

Полли сделал вид, что подумал, но ответил все равно невпопад:

– Не дури.

Даже не начинал. Потому что если у нормальных людей проблема обычно в том, что сила есть, а ума не надо, то со мной ровно все наоборот. Думать могу. Действовать – едва ли.

Вот только не надо так характерно подбираться, прямо как перед тренировочным боем. В чем проблема-то?

– Положи. Сейчас же.

Положить? Да я бы с радостью. Если бы прямо указали, на что.

– А ещё лучше – отдай.

Я должен ему ещё что-то, кроме кофты? Ну, может быть. Но так сразу не соображу.

– Отдай. Пожалуйста.

И руку протянул. По направлению к…

А, понял. Это он о пистолете. Ну да, сдавать же положено. Но почему именно сейчас, когда я наконец-то начал снова привыкать к этим ощущениям? Жалко прерываться. Потому что если не дойду до промежуточного сейва, опять придется начинать сначала. Может, все-таки повременим с расставаниями?

– А если не?

Вот когда бы нарочно ломал голову над словами, наверное, ни хрена бы не получилось. А тут за один момент прочитал в ответном взгляде все, что обо мне думают. В самых ярких красках.

– Отдай. По-хорошему прошу.

Как Портер может просить по-плохому, мне пояснять не надо. Сломанные ребра ещё свежи в памяти.

Он, конечно, потом извинялся. Что не знал, и все такое. Так и штука вся была в том, чтобы не знать, кто есть кто. Почему нас тогда и перемешали с другим потоком. Для полного погружения, так сказать. А мы оба слегка увлеклись, и ситуация скатилась к тому уровню, когда обойтись без членовредительства уже не получалось. Или с моей стороны, или с его. Одна польза, что отоспался в больнице.

Так что, ну нафиг. Если просит, значит, ему это важно. А мне… Переживу. Не в первый раз. И уж точно не в последний.

– Возьми.

Куда именно от хлесткого удара отправился пистолет, я заметить не успел, потому что сам в следующий момент уже летел на пол. В стиле какого «до», предполагать даже не пытался: там, где недоставало техники, Полли всегда брал массой. Что, в общем-то, приносило вполне приличные плоды: целый большой и тяжелый мешок, который навалился сверху, в довесок к руке, заведенной за спину, на болевой.

Ничего приятного в ощущениях не наблюдалось, все только ожидаемое. И унылая констатация того же факта, что с оружием: если умом все помню, то тело устойчиво лажает. Нет стыковки, хоть тресни. Потому что допинг, то есть, песня отсутствует. Но в данный момент ничего изменить не получится. Да и не хочется лишний раз вообще шевелиться. Пока, по крайней мере.

– Какого черта?

Смешно, но я мог бы спросить ровно то же самое. Только учитывая, к чему привели мои предыдущие вопросы, наводящие и не очень, лучше признаться сразу:

– Со мной не все в порядке.

– Это я уже понял, – охотно подтвердил Полли.

Боюсь, недостаточно.

– У меня плохо с головой.

– С совестью у тебя плохо, – буркнул он.

Я подумал и подложил ладонь свободной руки под щеку. Стало чуть удобнее.

– Если бы дядя не сказал, где тебя искать, так и прятался бы?

Скорее всего. Тем более, с последними поправками на ощущения.

Дядя, значит, сказал? Любопытно, зачем. Посчитал, что мне нужна сиделка? Хотя, может и нужна. Только не для сидения на мне. И уж точно не настолько тяжелая.

А ещё явно было упомянуто что-то особенное о моем психическом здоровье, если Полли так взвился из-за пистолета. Да ещё и придавил. Ну не мог же он всерьез решить, что я собрался… Глупость какая.

– Что у тебя с руками, кстати?

Да вроде ничего особенного не должно быть. За исключением… Ну да, характерных следов, по которым можно сделать много разных выводов. В меру мыслительных и прочих способностей, конечно, но…