Текст книги "Генерал Алексеев"

Автор книги: Василий Цветков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 41 страниц)

Не случайно после встречи в Екатеринодаре, проезжая через Новочеркасск, Келлер встречался с генералом Ивановым, атаманом Красновым и генерал-лейтенантом А.А. Павловым, будущим командиром Астраханской армии. По воспоминаниям Штейфона, на встрече обсуждался довольно интересный военно-стратегический проект развертывания создаваемых армий. Келлер рассказывал о «плане объединения борьбы против большевиков, ведущейся Добрармией, Доном и Скоропадским». По мнению Келлера, «три плацдарма, каждый в отдельности слабый, объединившись, дадут могучую силу. Гетман, правда, не имеет своей армии и вряд ли будет ее иметь. Не позволят немцы! Но он обладает богатыми средствами». О переговорах, проходивших в казачьей столице, подтверждает дневник генерала Павлова. Он пишет, что, возвращаясь из Добровольческой армии, Келлер участвовал в совещаниях в Новочеркасске, итогом которых стало «подписание соглашения о будущих формированиях и действиях» между Келлером, Павловым и Ивановым. Предполагалось, что Келлер и Павлов будут осуществлять формирование корпусов на Дону и в Астраханской губернии, Иванов сделает своей «базой» Воронежскую губернию, а на Украине будет действовать генерал от инфантерии Н.Н. Юденич, которого предполагалось пригласить из Финляндии».

Задуманное на осень 1918 г. комбинированное наступление всех белых армий Юга России не состоялось, хотя его перспективы казались неплохими не только с точки зрения расширения «освобождаемой территории», но главное – в связи с возможностью соединения Южного и Восточного фронтов, на что, в частности, ориентировался в своих военно-политических расчетах Алексеев. Примечательно и то, что уже после кончины Михаила Васильевича, в ноябре 1918 г., Келлер спрашивал согласия Деникина о назначении его на должность командующего формировавшейся на Украине Северной армии, предназначавшейся для будущего «похода на Петроград» ^{133} .

Осенью 1918 г. на белом Юге весьма предпочтительной для осуществления командования всеми антибольшевистскими силами представлялась кандидатура Великого князя Николая Николаевича. Бывший Главковерх Российской Императорской армии проживал в Крыму, в Дюльбере, вместе со Вдовствующей Императрицей Марией Феодоровной под охраной особой офицерской роты из состава Добрармии.

По мнению ряда политиков и военных, популярный в войсках и авторитетный среди немалой части населения Великий князь во главе белых армий мог привлечь под их знамена не только многих колеблющихся офицеров, но и простых солдат. «Возглавление» армий представителем Дома Романовых представлялось многим также косвенным признанием долгожданного монархического лозунга. Великий князь отказывался сотрудничать с немцами, и это делало его имя популярным среди сторонников «союзнической ориентации».

Для прояснения политических позиций и информирования Великого князя о положении на Юге России Алексеев написал ему письмо. Текст написан карандашом, но в левом верхнем углу сохранившегося документа пером подписана дата – 15 сентября 1918 г. Почерк письма несколько размашистый, небрежный, не похожий на типичный для Михаила Васильевича аккуратный, «штабной» почерк. Учитывая, что 15 сентября у Алексеева уже начались приступы роковой для него болезни, можно предположить, что это письмо он писал лежа или диктовал его кому-либо из своего окружения. В любом случае, можно расценивать этот документ как своеобразное «политическое завещание» генерала.

В письме он писал, что «вполне присоединяется» к идее восстановления в России монархического строя, и сообщал, что Добровольческая армия является «учреждением русско-государственным, существующим на русские деньги», а «помощь, полученная нами от союзников, настолько пока ничтожна, что не может изменить этого основного положения». Но зависимость в снабжении и пополнении от казачьих областей влияла, по мнению Алексеева, на определенность программы Добрармии: «Мы не можем проявлять торопливость в заявлении политических лозунгов, ибо это послужило бы во вред делу». Алексеев считал, что «местное население далеко не готово к воспринятою монархии, болезненный микроб федерации еще бродит среди населения», поэтому «с бесконечной осторожностью и умением нужно подходить к постановке каждого нового вопроса».

Особое беспокойство генерала по-прежнему вызывала политика немецкого командования. В создании «неказачьих» армий на Дону он подозревал намерение немцев расколоть с таким трудом создающийся единый антибольшевистский фронт, противопоставить армии друг другу, а лозунг восстановления монархии, в сложившихся условиях, используется во вред единству России: «…в Киеве ведется злостная агитация против Добровольческой армии… лихорадочно приступается к формированию особых, так называемых монархических армий, на немецкие деньги и по немецкой программе… Немцы увлеченно хватились за создание так называемой Южной Добровольческой армии, руководимой нашими аристократическими головами, и так называемой Народной армии в Воронежской губернии, где во главе формирований поставлен полковник Манакин – эсер. На эти формирования не будут жалеть ни денег, ни материальных средств».

Алексеев особо отмечал предполагаемое участие графа Келлера в руководстве новыми соединениями: «Во главе Южной армии, а быть может и всех формирований, предположено поставить графа Келлера. При всех высоких качествах этого генерала у него не хватает выдержки, спокойствия и правильной оценки общей обстановки. В конце августа он был в Екатеринодаре. Двухдневная беседа со мной и генералом Деникиным привела, по-видимому, графа Келлера к некоторым выводам и заключениям, что вопрос не так прост и не допускает скоропалительных решений».

«Немецкие деньги» при финансировании новых армий крайне опасны, поскольку «берутся взаимообразно» и «составляют долг государства». «Будет ли это государственный долг, будет ли это субсидия со стороны Германии, наши деятели немецкой ориентации фактически закабаляют Россию на несколько поколений немцам». «Но еще более тревожит, – писал Алексеев Великому князю, – постановка военных и военно-политических задач новыми формированиями. Да, они должны будут вести борьбу якобы с большевиками, но наносить удары и по чехословакам, а, следовательно, и нашей Добровольческой армии, когда она выйдет на Волгу. Какое торжество немецкой политики, когда она незаметно настроит нас друг на друга, тогда как немцы в тиши будут помогать большевикам».

В заключение вышеизложенного Алексеев предупреждал Великого князя об опасности принятия поспешных политических и военных решений. «Деятели Киева и Южной армии мечтают просить Ваше Императорское Высочество стать во главе этих новых формирований. Я должен Вам с полной откровенностью осветить обстановку братоубийственной войны, в которой Вы не можете принять участие». «Мы должны, – заканчивал генерал письмо к своему бывшему начальнику в Ставке, – для предстоящей борьбы сплотить все разрозненные элементы, а не создавать искусственных преград к возрождению России» ^{134} .

Очевидно, под влиянием этого письма Великий князь в интервью газете «Вечернее время» заявил о возможности своего участия в войне лишь «при создании Русской армии, которой служил всю жизнь». Характерны его замечания в отношении монархического лозунга: «Единоличная власть вполне допустима, как переходная ступень к новому парламентскому строю, но полная реставрация, то есть восстановление самодержавия, послужила бы источником новых потрясений. Нельзя поворачивать колесо истории. Россия уже пережила период абсолютизма и к нему не вернется». В ответе Алексееву Великий князь заметил, что «на предложение встать во главе войск он может ответить утвердительно лишь в том случае, если это предложение будет отвечать желаниям широкого национального объединения, а не какой-либо отдельной партии». «Если меня призовет Добровольческая армия, – говорил он приехавшему в середине сентября в Крым посланцу генерала Алексеева князю Г. Трубецкому, – но против меня будет Сибирская армия, то на братоубийственную борьбу из-за своей личности я не пойду». Трубецкой, описывая свои переговоры с Великим князем, отмечал: «Великий князь… подтвердил мне то, что конфиденциально я знал уже от генерала Лукомского, а именно, что генерал Алексеев доверительно довел до его сведения, что Добровольческая армия мечтает, чтобы в известную минуту он стал во главе ее, и запрашивал его принципиального согласия, с тем чтобы оповестить его, когда такая минута настанет. Поручение дано было князю Петру Михайловичу Волконскому. Великий князь, решивший лично не принимать никого, кто являлся бы к нему с каким-либо политическим предложением, не сделал исключения и в данном случае, но через других лиц дал знать Волконскому, что принципиально он на это согласен, но ввиду особых условий, при коих в свое время состоялась его отставка (с поста Верховного Главнокомандующего в марте 1917 г. – В.Ц.),он считает нужным, чтобы призвание его к власти состоялось не иначе, как по соглашению Добровольческой армии с достаточно вескими общественными деятелями, и не носило какого-либо партийного характера…»

Отказавшись от своего права на престол в марте 1917 г., Великий князь был верен принципу принятия власти только сообразуясь с волей Учредительного собрания или другого всероссийского представительного учредительно-санкционирующего органа. Политико-партийные разногласия, которые могли бы возникнуть во время принятия им командования (подобно тому, как это было уже в марте 1917 г.), он отвергал. Этот же свой тезис о «воле народа» в восстановлении монархического строя Николай Николаевич неоднократно высказывал и находясь в эмиграции ^{135} .

5. Диктатура или политические коалиции. Разведка, Центры Добровольческой армии, Особое совещание

Понимая, что в военно-политическом противостоянии с советской властью необходимо опираться не только на военные круги, но и на политические структуры, Алексеев и в 1918 г. стремился сохранить контакты с группами и объединениями, сотрудничество с которыми началось еще летом—осенью 1917 г. Прежде всего это относилось к политикам, членам Совета общественных деятелей, структуры которого поддерживали Алексеева. Контакты с политиками и военными, оставшимися на территории Советской России, интересовали генерала с разных сторон. Интересовала информация о состоянии советского тыла, о настроениях среди населения. Немаловажными, по-прежнему, считались возможности финансирования Добрармии, хотя особых надежд на денежные передачи из Москвы и Петрограда, в отличие от периода конца 1917 г., генерал уже не испытывал. Следовало не только обеспечить отправку из Центра России на Юг офицеров, юнкеров и кадет, а также всех, кто готов был к «борьбе с большевизмом», но, по возможности, организовать местные подпольные центры.

В июле 1918 г. в Ярославле, Рыбинске, Муроме произошли восстания, организованные «Союзом защиты Родины и свободы». Глава «Союза» Савинков постоянно подчеркивал, что он, как член Донского гражданского совета, обязан подчиняться только генералу Алексееву. Личные контакты с Добрармией Савинков поддерживал через полковника Лебедева, передавшего бывшему «террористу» часть контактов с офицерским подпольем. Полковник Перхуров в своем первом обращении к населению Ярославля заявил о своем «командовании вооруженными силами» и «управлении гражданской частью в Ярославском районе», исходящем из «полномочий, данных мне главнокомандующим Северной Добровольческой армией, находящейся под верховным командованием генерала Алексеева».

Помимо «полномочий» Алексеев передал Союзу в январе 1918 г. 5 тысяч рублей – довольно большую сумму из тогдашней скудной казны Добровольческой армии. Первоначально считалось необходимым (на это были прямые указания генерала) «начать выступление – в связи с высадкой Союзников – на Мурмане, а также в Ярославле, Рыбинске, Казани» ^{136} .

Достаточно эффективно, в плане координации действий между Киевом, Москвой и Екатеринодаром, действовала группа Шульгина «Азбука» (названная так по литерам – обозначениям секретных агентов Шульгина). Формирование разведывательно-осведомительной сети началось с весны 1918 г., после того как от генерала Алексеева было получено указание о желательности образования в Киеве центра содействия Добрармии.

Авторитет «Азбуки» подтверждал разведотдел Добрармии, руководитель которого, полковник Ряснянскии, получал от Шульгина информацию о положении на Украине, о возможностях организации новых центров Добровольческой армии. В конце мая 1918 г. Ряснянскии выехал в Киев. Эта поездка стала своеобразным сочетанием работы но сбору информации разведывательного характера и распространением информации о положении самой Добрармии. В инструкции, данной ему генералом Алексеевым, предписывалось: «Войти в связь с политическими деятелями и партиями, стоящими на платформе Единой России, ознакомить их с положением и задачами Добровольческой армии и привлечь их к работе для армии… быть в постоянной связи с Милюковым… по части политической руководствоваться его указаниями в работе, а также с В.В. Шульгиным».

Кроме «Азбуки» командованию Добрармии удалось наладить взаимодействие с Киевским железнодорожным комитетом. По оценке генерала Алексеева, контакты с железнодорожниками были чрезвычайно важны при организации отправки на Кубань офицеров-добровольцев и оружия, а также в случае железнодорожной забастовки, проведение которой могло вызвать «расстройство и замедление в движении немцев к Волге», что было бы «весьма полезно для будущего развертывания Восточного фронта» ^{137} .

В Петрограде Алексеев считал необходимым поддерживать деятельность т.н. тайного разведывательного бюро, в котором работал будущий глава контрразведки Военного управления на белом Юге Орлов. Бюро состояло из 80 сотрудников, «проникших во все более или менее важные учреждения большевистской власти». Основной целью данной структуры был сбор «для генерала Алексеева и союзников секретных сведений, материалов и документов военного и политического характера». Как отмечал Орлов в отчетном докладе, «перед моими сотрудниками были раскрыты двери всех советских учреждений, и полная осведомленность во всех кругах у большевиков давала возможность заблаговременно раскрывать все планы и намерения… а также своевременно предупреждать нежелательные обыски, аресты и расстрелы».

В начале марта 1918 г. Орлов внедрил своих агентов в штаб Петроградского района, которым руководил генерал-лейтенант А.В. Шварц (будущий военный губернатор Одессы), тесно связанный с подпольем). По плану Шварца в Петрограде предполагалось развернуть новую армию на основе «восстановления старых гвардейских полков в местах их стоянок, из старых офицеров и известных им солдат». Под контролем Шварца в его штабе «открылась запись офицеров, вокруг командиров гвардейских полков стали группироваться гвардейские офицеры». Эти формирования были, по сути своей, звеньями единого антисоветского подполья, создаваемого при непосредственном участии Алексеева, и зародившимися в Петрограде еще во время пребывания там Михаила Васильевича осенью 1917 г. Факты получения директив из Ростова и передачи на Юг оперативной информации неоднократно подтверждались в отчетах.

Не менее важной представлялась Алексееву необходимость определения программных положений будущего Белого дела, чему могли помочь многие остававшиеся в Москве и Киеве профессиональные политики, влиятельные общественные деятели. Еще до начала 1-го Кубанского похода многие политики и военные получили от генерала указания вернуться из Ростова в Москву и начать там организацию подпольных антисоветских центров (Струве, Щетинин, Савинков, князь Г. Трубецкой, Федоров, полковники Лебедев, Перхуров). Генерал Алексеев был «бесспорным авторитетом», признанным всеми «московскими группировками» в начале 1918 г.

По оценке одного из участников московского подполья С.С. Котляревского, «не располагая реальными средствами политической деятельности и борьбы, Совет общественных деятелей обратил свою работу на выяснение отношения своего к различным областям государственной и социальной жизни и к разработке соответствующих записок и положений, на случай, если бы он, с падением советской власти, получил доступ к действительной политической деятельности». Входить в непосредственные контакты с представителями белой разведки деятели Совета не стремились.

Весьма характерную оценку дал им прибывший в Москву в начале января 1918 г. (по поручению генерала Алексеева) член Главного совета Союза земельных собственников Н.Ф. Иконников: «…в Совещании общественных деятелей, как и три месяца тому назад, оратор продолжал выступать за оратором, произнося праздные речи или сообщая непроверенные слухи». Что же касается Союза земельных собственников, то и «эта группа была поглощена слушанием серии докладов, читаемых молодыми экономистами, и жила вне времени и пространства, как и общественные деятели» ^{138} .

Становилось очевидным, что в усиливающейся гражданской войне не удастся ограничиться одной лишь «теоретической» работой. На повестку дня ставилась задача создания новой подпольной структуры, которая могла бы сочетать разработку программных положений Белого дела с практической работой по контактам с военными, служившими в Красной армии, с советскими служащими, недовольными политикой большевиков. Уже в конце 1917 г. известные деятели кадетской партии, находившиеся в Москве (П.И. Новгородцев, Н.Н. Щепкин, А.А. Червен-Водали) поддерживали связь с генералом Алексеевым. По свидетельству Богданова, в декабре 1917 г. из Москвы в Новочеркасск были отправлены «информации о способах вербовки офицеров и солдат, порядок снабжения их средствами и фальшивыми документами для переезда в Новочеркасск и о порядке сношения с провинцией». Весной 1918 г. началось формирование Всероссийского национального центра, ставшего впоследствии ведущей общественно-политической организацией Белого движения.

Центр изначально ориентировался на сотрудничество именно с Добровольческой армией, московское антибольшевистское подполье систематически поддерживало контакты с белым Югом. Создание Центра отвечало, с одной стороны, стремлению генерала Алексеева к наведению постоянных контактов с авторитетными в недавнем прошлом общественно-политическими деятелями, поддерживающими зарождавшееся Белое дело. Сдругой стороны, этим «политическим деятелям» была необходима опора на антибольшевистский военный центр.

На имя генерала Алексеева и в Политическую канцелярию Добрармии регулярно отправлялась информация, с ведома Алексеева проводилось зачисление в состав Центра. Московский отдел Центра заявил о необходимости создания верховной власти на принципах единоличной диктатуры и сообщил о желательности «передачи Верховной власти и военного руководства генералу Алексееву как лицу, наиболее авторитетному во всех слоях населения».

Московские «представители Держав Согласия» также подтвердили, что «кандидатура генерала Алексеева является для них наиболее желательной». Предполагалось, что Центр сначала «передаст Алексееву Верховное Командование вооруженными силами, а затем, как это только будет технически возможно, облечет его при торжественной обстановке диктаторскими полномочиями». Но впоследствии, к концу лета 1918 г., в московском подполье утвердилось мнение о «коллегиальном характере» будущей всероссийской власти. Причиной отказа от «незамедлительного введения диктатуры» стала необходимость создания коалиции между различными группами противников власти большевиков. Между представителями Национального центра, Союза возрождения России (считавшегося «левоцентристской» организацией) и Правого центра была достигнута договоренность о создании Директории из трех человек. Предполагалось, что «тройка» директоров должна включать в свой состав «государственно мыслящих людей» из «одного военного», «одного из представителей демократии» и одного из «буржуазии и правых социалистов».

Введение «трехчленной Директории» оправдывалось «москвичами», в частности, ссылкой на политические настроения «демократической Сибири», а также казачьих областей, не признававших диктатуры. Считалось, что «в лице трех диктаторов получится аппарат не многоголовый, гибкий; три лица всегда могут столковаться и будут спаяны общностью интересов». Окончательный вариант «московской троектории» включал в себя генерала Алексеева, Милюкова и бывшего председателя Предпарламента, правого эсера Н.Д. Авксентьева. Кроме того, проект Директории исходил из обязательного объединения Южного и Восточного антибольшевистских фронтов. Единым Главнокомандующим будущих объединенных Российских вооруженных сил должен был стать Алексеев. Ему же предназначалась руководящая роль в Директории.

Члену Национального центра Н.И. Астрову поручалось «поехать в Добровольческую армию к генералу Алексееву и представить ему соображения московских центральных организаций… о необходимости перенесения действий Добрармии за Волгу – для соединения с образовавшимися там силами, которые начали борьбу с большевиками». Считалось «в высшей степени желательным и неотложным перенесение Ставки генерала Алексеева в такой район, откуда он мог бы руководить всеми подчиняющимися ему военными силами и находиться в связи с союзниками». С точки зрения последних, «район Дона и Кубани не имел первенствующего значения… ввиду опасения, что Армия может быть разоружена Германией… в стратегическом отношении гораздо важнее район, непосредственно примыкающий к территории, где будут базироваться союзнические Армии, т.е. Север, Урал и Поволжье». Алексееву должны были передаваться и,«все суммы», выделяемые иностранными представителями.

Очевидно, что для самого Алексеева подобный «дележ» власти в рамках «троектории» был совсем нежелателен. Об этом он позднее писал генералу Щербачеву, отмечая важность единоличной военной власти: «Если в виде переходного вида управления для нас необходима будет военная диктатура, то она должна вылиться в приемлемую и практическую форму диктатуры одного лица, а не комбинации из трех лиц». Генерала беспокоили также неизбежные интриги, связанные с «выбором вождя».

В одном из писем, сохранившихся в архиве Военно-политического отдела Добрармии, Михаил Васильевич предупреждал: «При современном положении дел, при наличности “центров”, “групп”, друг с другом несогласных… Москва, конечно, явится гнездом интриги и ареною борьбы двух ориентации. Преобладание будет переходить то к одной, то к другой группе, будет выдвигаться то та, то другая кандидатура (Алексеев, Гурко, Болдырев и т.д.). Выразив раз свое согласие, поставив свои условия, я не втянусь однако в ход интриги… я ничего не искал и не ищу лично для себя. Найден другой – достойнейший – ему и книги в руки, а я ухожу в частную жизнь (пора), или остаюсь при Добрармии, ставя целью развитие се до пределов, отвечающих общегосударственным задачам. Словом, готовый делать дело, я уклоняюсь от излюбленной интриги, борьбы “центров” и “групп”» ^{139} .

Достаточно интересный материал, характеризующий взгляд Алексеева на военно-политические перспективы столичного подполья и на свое «возглавление» формировавшегося Белого движения, содержит письмо, отправленное Михаилом Васильевичем 27 июня 1918 г. командированному в Москву генерал-майору Б.И. Казановичу По причине секретности переписки Алексеев зашифровывал в письме слова «командование», «Добровольческая армия», «добровольцы», словами «директорство», «предприятие», «рабочие и служащие». В случае если бы письмо попало в ВЧК, могло показаться, что речь идет о создании некоего коммерческого предприятия, найме рабочих и служащих, управлении им, его финансировании и снабжении. Но содержание, смысл письма был вполне понятен для автора и его адресата.

В отношении финансирования армии Алексеев сообщал, что им предприняты попытки установить контакты с союзными дипломатами, выехавшими после подписания Брестского мира из Петрограда в Вологду: «К двум иностранным фирмам, работающим в Вологде (вероятно, имелись в виду представители Франции и Англии. – В.Ц.),я послал своего представителя с настойчивой просьбой дать нам на ближайшие месяцы (июль и август) 15 миллионов рублей. Мы переживаем денежный кризис, который может при отсутствии поддержки привести или к общей, или частичной ликвидации всего нашего предприятия, чего допустить нельзя, ибо предприятие привлекло теперь свыше 10 тысяч служащих, стало на прочную почву… Один месяц деятельности нашего предприятия, включая только общие расходы, обходится в 5 миллионов рублей».

На поддержку отечественных предпринимателей и финансистов рассчитывать, очевидно, не приходилось. Более того, их стремление к посредничеству при переговорах с союзниками, к политическому контролю, вызывало недовольство Алексеева. Казановичу указывалось на важность сохранения независимой позиции как представителя Добрармии: «Я вполне одобряю, что Вы ведете переговоры самостоятельно и не находите возможным отдать себя в руки “отечественных” посредников. Я предпочту бросить все предприятие, только бы снова не попасть в зависимость от посредников, требующих себе крупный куртаж, на который они не имеют права претендовать, ибо до сих пор для нашего предприятия они ничего не хотели сделать, ничего не сделали и убили веру в то, что и в будущем сумеют сделать что-либо».

Алексеев, сознавая зависимость Добрармии от казачьих областей, считал это временным явлением и надеялся на скорое изменение положения на фронте после перемены операционных направлений, перенесения военных действий с Кубани на Волгу: «Мы пока существуем при поддержке местного капитала, который скоро иссякнет. Да, этот местный капитал заставляет приспосабливать наше производство к местным вкусам и потребностям… состав наших служащих имеет сильно местную окраску, что связывает нас еще более и ставит предприятие в полную зависимость от настойчивых желаний и требований местных деятелей. Выйти из этой тяжкой зависимости… можно только немедленным субсидированием предприятия, что развязывает нам руки, ибо прилив рабочих с Украины и Великороссии обеспечен, лишь были бы средства. Тогда только мы сможем думать о завоевании новых и столь важных для нас рынков, сближающих нас с другими родственными нам предприятиями, долженствующими соединиться в одно крупное дело».

Примечательна также самооценка Михаила Васильевича в отношении возможного его переезда на Волгу для принятия руководства Восточным фронтом. Обязательным условием генерал считал свою абсолютную независимость от каких-либо политических советников. В этом проявилась сложившаяся убежденность Алексеева, что для успеха «борьбы с большевизмом» нужна теперь сильная единоличная власть, а принимавшаяся в 1917 г. идея «коллегиальности» власти отошла в прошлое. «Что касается лично меня, – отмечал генерал, – то я успел несколько оправиться, восстановить силы и готов взять директорство в более широком и ответственном предприятии, но при условии, что мне будет обеспечена свобода распоряжений, что в моем служебном кабинете не будет непосредственно посажен контролер, что меня не заставят переживать то, что я считал ранее гибельным для дела – разделение власти из-за недоверия или из-за желания использовать всех популярных директоров одновременно в одном и том же деле. Только при надлежащей самостоятельности я пойду на новое место, иначе не стоит браться».

Отъезд на Волгу предполагался Алексеевым так: «…тотчас, как мне удастся прочно обеспечить настоящее предприятие финансами. Без меня это дело может пошатнуться, и наладить его будет уже трудно. По достижении этой цели я немедленно могу определиться туда, где потребуется мое личное участие и приступлю к делу, не теряя времени».

Об определенности намерений Алексеева выехать с Кубани на Волгу писал также и генерал Борисов, находившийся летом 1918 г. в Москве. Он вспоминал, что в своем письме к нему Михаил Алексеевич советовал: «На Дону ничего не выйдет. Выбирайтесь из Москвы на Волгу, к Колчаку».

Алексеев направил в Самару полковника М.Н. Моллера. Главнокомандующий Народной армией Комуча генерал С. Чечек и его начальник штаба полковник С. А. Щепихин ответили генералу Алексееву о готовности признать командование Добрармии, исходя не только из военной, но и, «в большей степени, политической конъюнктуры». Глава Военного ведомства Комуча полковник Н.А. Галкин, опасавшийся вначале, что «Добровольческая армия внесет нам раскол», в конце августа также признавал необходимость приезда Алексеева, даже «ранее, чем придет Добровольческая армия, дабы впредь уничтожить всю резкую разницу армий… Комитет Учредительного собрания решил пойти на все уступки, кроме земельного вопроса… они сами поняли, что нужно вести твердую политику». Планы эти тем не менее не осуществились.

Суммируя впечатления от докладов Казановича (два письма, были отправлены им из Москвы 17 и 20 июня), Алексеев в письме Деникину от 26 июня 1918 г. сетовал, что московские политики стремятся лишь к получению средств от союзников и с очень большим трудом идут на создание работоспособных антибольшевистских коалиций и тем более не могут заниматься разведработой. Тем не менее генерал по-прежнему достаточно высоко оценивал интеллектуальный потенциал московских политиков ^{140} .

В одном из писем (6 июля 1918 г.), подписанном ведущими членами ВНЦ – М.М. Федоровым, Н.И. Астровым, П.Б. Струве, Д.Н. Шиповым, А.С. Белевским (Белорусовым), Н.К. Волковым, В.А. Степановым, А.В. Карташевым, Н.Н. Щепкиным, А.А. Червен-Водали, – содержалась развернутая информация об основных положениях будущей программы объединения. Отмечались скорая победа Антанты нал Германией и причины раскола Правого центра, часть членов которого образовала Национальный центр: «Мы полагаем, что Русская Государственная власть, чтобы быть Русской Национальной властью, должна возникнуть без содействия и разрешения только что повергших Россию врагов… Мы полагаем, что никогда интересы России не совпадут с интересами Германии. И как бы безнадежно и позорно ни было иго большевизма, искать спасения у Германии безумно и бесполезно».

В отношении союзников России господствовал характерный для 1918 г. оптимизм: «Они (страны Антанты. – В. Ц.)не могут в своих интересах допустить усиления Германии за счет России». «Мы не должны среди войны, пока еще не кончена мировая война, забывать, кто мы, кто наши враги и кто наши друзья».

Принципиально важным для понимания формирования идеологии Белого дела было следующее обращение московских лидеров Центра к Алексееву: «Когда мы говорим об образовании власти в России, мы не ставим себе форму (правления. – В.Ц.)раньше содержания. Мы думаем, что историческая Россия должна для своего восстановления и воссоединения иметь монарха. Но из этого мы не строим для себя кумира. Мы полагаем, что для переходного времени нужна сильная власть диктатора, но чтобы эта диктатура была приемлема для беспокойно подозрительно настроенных масс, мы готовы принять предлагаемую Союзом Возрождения форму Директории с военным авторитетным лицом во главе. Для нас Вы, Михаил Васильевич, представляетесь и в этом качестве. Эта Директория должна очистить территорию, установить порядок, подготовить население и дать ему новое основание для выборов в Народное Собрание, которое и должно установить окончательную форму правления. Великий князь Михаил Александрович в надежных руках и в надежном месте. Он исполнит свой долг, когда наступит время (в действительности к этому моменту Великий князь был уже убит. – Б.Ц.)».