Текст книги "Моторы заглушили на Эльбе"

Автор книги: Василий Белых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

На Волынской земле

После Сталинграда и Курска советские войска захватили стратегическую инициативу в свои руки. Началось массовое изгнание фашистских захватчиков из пределов нашей Родины.

В январе 1944 года была окончательно снята блокада Ленинграда. Окружением и уничтожением десяти вражеских дивизий и одной бригады завершилась в феврале того же года Корсунь-Шевченковская операция. Войска правого крыла 1-го Украинского фронта в результате успешного наступления, поддержанного активными действиями партизанских отрядов, в начале февраля овладели областными центрами Украины – городами Ровно и Луцк, глубоко вклинились в оборону противника, охватив фланг группы фашистских армий «Юг». Сложилась благоприятная обстановка для развития наступления на ковель-люблинском направлении.

Почти на всем своем протяжении – от Баренцева до Черного морей – фронт приближался к западным границам нашей Родины. Пожалуй, ближе, чем где-либо, он придвинулся к священному рубежу на ковельском направлении, после того как войска вновь созданного 2-го Белорусского фронта, развернув в середине марта наступление, продвинулись на 30–40 километров и, отбросив гитлеровские войска к Ковелю, окружили гарнизон города. Свыше десяти дней продолжались упорные бои непосредственно за Ковель.[5]5
  История второй мировой войны. 1939–1945. М., 1977. Т. 8. С. 91.


[Закрыть]

Удар главных сил 2-го Белорусского фронта был направлен в стык групп армий «Центр» и «Юг», что создало угрозу флангам обеих вражеских группировок. Против войск нашего фронта, на стыке групп армий, гитлеровское командование перегруппировало до восьми дивизий, в том числе танковую. Ценой больших потерь противнику удалось разорвать ковельское кольцо окружения и потеснить наши войска.

На помощь частям, сдерживавшим бешеные атаки врага, были направлены свежие полки, в том числе и наш 1205-й самоходный артиллерийский, который только что прибыл на фронт и разгружался на станции Поворск, в двух-трех десятках километров восточнее Ковеля.

Несмотря на конец марта, зима еще напоминала о себе: то закружит метелью и забросает все мокрым снегом, то сечет лицо белой крупой и ледяным дождем. Однако весна все чаще заглядывала в солдатские окопы теплым солнечным лучом.

Я направился к платформе проверить, как идет выгрузка боевых машин. Было сыро, снег подтаял, а там, где его месили десятки ног, и вовсе раскис. Это усложняло работу: следовало соблюдать особую осторожность, чтобы избежать несчастных случаев.

Первые же минуты пребывания на платформе несколько успокоили меня. Со стороны казалось, что в этом «муравейнике» царит полнейший хаос, но стоило приглядеться, и тут же замечались во всем разумный расчет, деловитость.

Над станцией летали два самолета противника, однако бомбить или обстреливать ее они, видимо, не собирались. Их появление не нарушило слаженного ритма работ. Хладнокровие и выдержка бывалых солдат (а они составляли в полку большинство) благотворно влияли на молодых. Формируя экипажи, мы позаботились о том, чтобы в каждом из них рядом с воином, не нюхавшим пороха, был обстрелянный боец.

Еще в пути полк получил боевую задачу: совершить марш в предвидении встречного боя, занять огневые позиции вдоль правого берега реки Турия, несколько севернее Ковеля, и на танкодоступном направлении поддержать огнем обороняющиеся стрелковые части 47-й армии. Миновав деревню Ломачанка, батареи полка заняли оборону на участке Гущин, Колодница.

Прошло несколько суток. Наши войска прочно удерживали оборону на восточных подступах к Ковелю. Соединившись с гарнизоном, находившимся в городе, противник ослабил атаки. Южнее шел бой за плацдарм, который занимали наши войска на западном берегу реки Турия.

Турийский плацдарм

Полк получил новую задачу: совершить марш вдоль линии фронта на юг, переправиться через реку у города Турийск и поддержать оборонительные бои частей 4-й и 41-й стрелковых дивизий 69-й армии на участке Ставек, Мировичи.

По размытым проселочным дорогам (накануне прошел мокрый снег с дождем), огибая воронки от бомб и снарядов – следы недавних боев, самоходчики спешили на помощь товарищам. Мост через реку оказался цел. Полк с ходу переправился по нему и вошел в город.

Командир полка собрал командиров батарей и своих заместителей. Проинформировав об обстановке, поставил задачу: 1-й батарее старшего лейтенанта А. Р. Хануковича и 3-й – старшего лейтенанта Д. И. Филюшова занять огневые позиции юго-западнее Турийска, 4-й – лейтенанта Г, Я. Куницкого – на южной окраине села Кульчин, 2-й – лейтенанта И. М. Емельянова – быть в резерве.

Мы, политработники, пошли в подразделения, чтобы разъяснить задачу, поставленную командиром полка, помочь командирам батарей и коммунистам подготовить людей к ее выполнению.

– Предстоит первый бой. От его исхода зависит поведение людей в последующих, – говорил парторг полка Пузанов собравшимся командирам экипажей и коммунистам 1-й батареи. – Коммунисты есть в каждом экипаже. Разъясните воинам задачу, напомните, какие стрелковые подразделения мы поддерживаем в бою, какой противник противостоит нам. И тогда экипажи будут действовать уверенно.

Вместе с командиром батареи Пузанов побывал в экипажах, поговорил с людьми, проверил знание ими своих обязанностей.

– Все ли у вас готово к бою, товарищ Марычев? – спросил он командира САУ.

– Так точно, товарищ капитан! – ответил молодой офицер – Экипаж уяснил свое место в бою. Машину осмотрели, заправили горючим, пополнили боекомплект.

– И сами подзаправились! – добавил Тавенко. – Доброй каши наварил Петр Сидоров, как для косарей.

– Это хорошо, что и сами подзаправились, – заметил Пузанов. – Бой будет нелегкий. От вас, Тавенко, потребуется не только умение искусно управлять машиной, не подставлять ее под огонь противника, но и помогать сержанту Сытытову в наводке орудия на цель, чтобы поразить ее наверняка.

– Поразить цель с первого выстрела – дело непростое, – вступил в разговор командир батареи. – Нужна предельная слаженность в действиях всего экипажа. Чтобы как по нотам разыграть.

Бойцы внимательно слушали офицеров. Вспоминали, как учились искусству взаимодействия в экипаже на занятиях, Этот первый бой как раз и будет настоящей проверкой их слаженности.

– Верно ли я понял вас, товарищ капитан? – прервал минутное молчание сержант Тавенко. – Я, к примеру, поведу машину по полю, словно швея ниточку потянет, а Сытытов клюнет пушкой, как иголкой…

– И что получится из этого шитья? – засмеялся Сытытов.

– Будет та еще вышиваночка! Не крестики, а кресты для врагов, – ответил Тавенко.

– Неплохо. Только вот пословица говорит: куда иголка, туда и нитка. А у тебя получается наоборот: за ниткой иголка, – съязвил Сытытов.

– Тебе, Игорь, не все ли равно? Были бы черные кресты для фашистской погани!

– Да, без Петра я мало чего стою, – сказал Сытытов. – Самоходка не танк: у нее башня не вращается. Не сумеет Тавенко навести машину на цель – и мы с заряжающим Плясухиным ничего не поделаем.

– Не бойся, Сыт, я тоже жить хочу и тебя не подведу, – снова тянул на веселое Тавенко.

– Дри чем здесь «бойся» или «не бойся», «хочу» или «не хочу»? – горячился Сытытов. – Тебе, Петр, все шуточки…

– Та я ж за всех болею! Не сумею я своевременно сманеврировать и занять выгодную позицию, не помогу тебе, Сыт, навести орудие в цель, тогда не ты врага, а он тебя пристукнет, а заодно и меня. А я ж, ей-богу, не хочу умирать! – объяснял Тавенко. – Правду я говорю, товарищ капитан?

– Истинную правду, – с готовностью отозвался Пузанов. – О жизни надо думать в бою. Ради жизни идем в бой…

Команда «По машинам!» прервала разговор.

Командир полка и его заместители стояли у обочины, наблюдая за выдвижением батарей. За городом 1-я и 3-я свернули направо. Куницкий повел свою вдоль реки на юг к видневшемуся вдали селению. Резервная – лейтенанта Емельянова – направилась к расположенному неподалеку небольшому лесу…

Как прошел первый бой? Меня интересовало буквально все. Наиболее характерными были действия экипажей 1-й батареи. О них мне говорили Пузанов, Ханукович, Марычев, Сытытов…

Командир 39-го стрелкового полка 4-й Бежицкой стрелковой дивизии радостно встретил самоходчиков.

– Трудновато пришлось нам без поддержки танков и САУ, – говорил он глухим, охрипшим голосом, и видно было, как вымотался комполка, за этот тяжелый день. – Сегодня противник уже не предпримет атаки. Но завтра наверняка попытается еще раз нажать, чтобы сбросить нас с плацдарма. С вашей помощью мы сорвем его планы.

Комбат Ханукович побывал у начштаба полка и командира стрелкового батальона, уточнил задачу. Отдавая боевой приказ, он особое внимание обратил на маскировку, изучение местности и наблюдение за противником.

Офицеры направились на рекогносцировку огневых позиций и путей выдвижения к ним. Затем по намеченному маршруту провели механиков-водителей. После того как командиры машин поставили задачу своим экипажам, Пузанов и Ханукович побеседовали с воинами различных специальностей. По заданию парторга батареи младшего лейтенанта Новожилова наводчик орудия коммунист сержант Василий Першин выступил перед наводчиками батареи, рассказал о своем боевом опыте, а механик-водитель коммунист ефрейтор Степан Рыбаков – перед батарейными механиками-водителями.

Как только стемнело, экипажи заняли основные огневые позиции, отрыли окопы для самоходок, тщательно замаскировали их. Командиры машин и механики-водители прошли маршрутами, которые вели к запасным огневым позициям. Ханукович и Пузанов побывали в экипажах, проверили, насколько бойцы уяснили задачу, как отрыты окопы, хороша ли маскировка ОП.

Вскоре принесли в термосах завтрак – кашу с мясом и чай. После горячей пищи и ночных забот клонило ко сну. Однако напряженное ожидание боя брало верх – бойцы не спали. Их взоры были обращены не на восток, где с утренней зарей занимался новый день, а на запад: там, за легкой дымкой тумана, притаился враг.

Утро выдалось тихое, безветренное. Поднявшееся над лесом, за рекой Турия, солнце светило ярко, предвещая хорошую погоду.

Передний край обороны стрелкового полка проходил по западным скатам небольших высот. Местность впереди была открытая. В глубине обороны гитлеровцев, правее огневых позиций батарей, виднелась роща. По словам командира стрелкового батальона, туда после неудавшейся атаки отошли немецкие танки.

К утру в окопах с обеих сторон воцарилась тишина. Казалось, уснули «ракетчики», будоражившие ночную тьму. Не слышно стало и пулеметных очередей, которыми фашисты в ночное время «поддерживали дух» своего воинства.

– Что-то не похоже на войну, – прервал молчание наблюдавший за противником Сытытов.

– Немцы чаек попивают, – молвил Тавенко.

– Они больше кофе любят, – уточнил Сытытов. – Однако трапеза их затянулась.

– Тебе, Игорь, вижу, не терпится. Нас еще спозаранку накормил дядя Костя. А у гитлеровцев – распорядок. Я их давно знаю, – сказал Тавенко.

– Пожалуй, среди нас их не знает только Плясухин: для него все ново. Но пусть он не думает, что гитлеровцы остались такими же, как в начале войны. Наша армия внесла поправки: врагу не раз приходилось драпать не «по распорядку».

– Говорю, не спеши. Перед боем всегда тихо, видно, гитлеряки к нам в гости собираются.

– Лучше бы сейчас… Утром и солнце нам подмога – освещает их оборону, а после обеда будет слепить, – заметил Сытытов.

– Воздух! – послышалось с НП командира стрелкового полка. В небо устремились сотни глаз. Над позициями кружил самолет-разведчик «Фокке-Вульф-189», который бойцы прозвали «рамой».

Зенитки открыли огонь, но «рама», маневрируя между разрывами, продолжала выискивать цель для своей артиллерии. К размеренному гулу «фоккера» прибавился рокот еще нескольких самолетов: на восток шла пятерка вражеских бомбардировщиков. Поравнявшись с левым флангом обороны полка, они развернулись и пошли в пике на наш передний край. Одновременно открыла огонь гитлеровская артиллерия.

– Теперь жди «гостей», – предупредил Марычев.

Атакованные краснозвездными истребителями, фашистские летчики не рискнули пикировать вторично и, беспорядочно побросав бомбы, повернули на запад. Артналет же продолжался.

Противник перенес огонь в глубь нашей обороны. Снаряд разорвался вблизи самоходки Марычева. Осколки застучали по броне. Для рядового Плясухина это был первый в жизни разрыв вражеского снаряда, посланного, как ему казалось, именно в него. Он испуганно прижался к Сытытову, как, должно быть, когда-то в детстве прижимался к матери.

– Спокойно, Андрюша! Мы в надежном укрытии, – склонившись к заряжающему, сказал Сытытов, но так, чтобы не услышали товарищи. – А когда выйдем из укрытия, от прямого попадания снаряда нас спасет Петро: он настоящий ас! Умеет маневрировать.

– Танки! – крикнул Ханукович. – Один, два, три, – считал он про себя, – …шесть. Однако, многовато для начала.

Справа и слева от участка обороны батальона, который поддерживала батарея Хануковича, также показались танки и цепи вражеской пехоты. Но внимание командира батареи было приковано к тем, что шли в атаку прямо на его огневые позиции. Гитлеровцы, очевидно, не предполагали, что на этом участке у русских появятся самоходки. Их танки шли в атаку самоуверенно, нахально, не рассчитывая, что встретят настоящий отпор. «Огнем с большой дистанции заставлю залечь пехоту, а затем ударим по танкам», – прикинул в уме комбат и передал команду экипажам:

– Всем! Осколочным по пехоте противника… Огонь!

В боевых порядках фашистов поднялись султаны взрывов. Открыла огонь и наша артиллерия. Заметались фигурки вражеских солдат, цепь нарушилась, пехота прижалась к земле. Однако танки с крестами на броне по-прежнему шли вперед развернутым строем, на ходу ведя огонь.

– Всем! Всем! – скомандовал Ханукевич. – Выйти на ОП номер два!

Самоходки вырвались из укрытий, устремились на новые, заранее подготовленные огневые позиции. Приняв команду, Тавенко на предельной скорости погнал свою машину и, достигнув обозначенного места, резко остановился. Сытытов уже приметил подходящую цель: вражеский танк, пытаясь преодолеть первую траншею, несколько развернулся, подставил свой борт.

– Петя, родной, доверни чуть правее! – крикнул Сытытов. Тавенко тотчас исполнил просьбу товарища.

– По танку противника, семьсот, бронебойным… Огонь! – скомандовал Марычев.

Сытытов поймал цель, нажал на спуск. Выстрел! Вражеский танк развернулся пушкой на запад и застыл.

– Молодец, Игорь, добавь ему перцу! – воскликнул Тавенко.

– Андрюша, бронебойный!

– Готов!

– Огонь!

Второй снаряд угодил в корму танка, и тот загорелся. Остановился еще один танк, подбитый кем-то из самоходчиков. Остальные машины врага повернули вспять.

– Смотрите, драпают! Это они от нас бегут, Андрюша! – ликовал Сытытов, посылая снаряд за снарядом вдогонку гитлеровцам. Пламя охватило еще одну вражескую машину.

– Игорь, твоя работа? – спросил Тавенко.

– Нет, в этот я не стрелял. На первый раз хватит нам и одного, – возбужденно ответил Сытытов.

Артиллерия противника открыла запоздалый огонь по самоходкам. Ханукович подал команду отойти на основные огневые позиции. Сделав еще несколько артналетов, враг притих.

Комбат вызвал к себе командиров машин.

– Неплохо действовали все экипажи, – сказал он. – Команды выполнялись быстро, самоходки умело маневрировали и занимали огневые позиции. Отличились экипажи Марычева и Новожилова: подбили по одному танку.

– А третий? – спросил кто-то.

– Третий на счету артиллеристов стрелкового полка, – пояснил Ханукович и продолжал! – Повреждена одна САУ, механик-водитель и заряжающий ранены. О результатах боя я доложу командиру полка. Буду просить его представить отличившихся к награде. Думаю, капитан Пузанов, который был с нами в бою, поддержит меня.

– Безусловно, – сказал Пузанов.

– Пойдут ли фашисты еще раз в атаку сегодня, не знаю, – рассуждал командир батареи. – Однако надо быть готовыми ко всему. А сейчас – по местам!

На следующий день противник активности не проявлял. Видимо, атака, предпринятая им накануне, была последней попыткой добиться успеха имевшимися силами и средствами.

Самоходчики совершенствовали свою оборону, ближе знакомились с пехотинцами. О первом боевом успехе батарей Хануковича и Филюшова, принимавших участие в отражении атаки гитлеровцев, мы вечером рассказывали во всех экипажах. Лейтмотивом бесед была мысль о том, что наша самоходка – грозный противник для вражеских танков.

В сосновой роще у одинокого домика стоял штабной автобус. Рядом – палатки управленцев, штабистов, политработников. А вот эта – для девушек. Их в управлении четверо: машинистка Даша Хлебникова, радистка Лена Цаплева, экспедитор Таисия Моденова и повар Катя Мотовилова.

В то утро я поднялся позже обычного: ночью был в 3-й батарее, проверял посты. Пузанова и комсорга полка Коли Мурашова – моих соседей по палатке – уже не было: ушли в батарей рассказать о последних новостях, принятых по радио.

Из открытой двери автобуса доносился стук пишущей машинки: Даша печатала строки приказов, донесений, а может быть, наградных листов, которые мы с командиром просматривали накануне.

После завтрака, принесенного ординарцем Мишей Швецовым, я пошел к командиру полка.

Кириллов рассказал о совещании у командира 25-го стрелкового корпуса генерал-майора А. Б. Баринова. Генерал сообщил, что, по данным разведки, противник подтягивает войска, готовится сбросить нас с плацдарма. Комкор потребовал быть наготове, но подмогу не обещал. «Мне ее не обещали, и вам из моего резерва нечего подбросить: рассчитывайте на свои силы».

– Что собираешься делать? – немного помолчав, спросил меня Кириллов.

– Надо ознакомиться с документами, подумать о расстановке политработников и коммунистов при решении задачи, определенной нам командиром корпуса. А там вернутся Пузанов с Мурашовым – поговорю с ними. Скоро первомайский праздник, необходимо провести работу в батареях по разъяснению призывов ЦК ВКП(б).

– Хорошо. А я поеду к Филюшову и Хануковичу: уточним вопросы взаимодействия со стрелковыми батальонами. Тебя прошу побывать у Куницкого.

– После обеда выеду, там и заночую.

– Не возражаю.

Получилось так, что с момента занятия обороны на плацдарме мне ни разу не удалось побывать в 4-й батарее. Приехал туда лишь 26 апреля. Батарея занимала огневые позиции на южной окраине села Кульчин. Самоходка командира была замаскирована в окопе возле крайнего домика. Выслушав комбата, я рассказал о разговоре с командиром полка, о цели своего прибытия. Мы с Куницким побывали у командира стрелкового батальона, уточнили варианты огневой поддержки пехоты на случай атаки противника. Затем до поздней ночи беседовали с людьми. Возвратились уставшие и сразу уснули.

Разбудила меня артиллерийская канонада. «Началось!» – мелькнула первая мысль.

– Где Куницкий? – спросил ординарца.

– Разговаривает по рации с командиром полка.

Куницкого застал возле самоходки – он отдавал какие-то распоряжения своему экипажу.

– Что сказал командир полка?

– Приказал держать связь со стрелковым батальоном и действовать согласно плану взаимодействия. Просил передать, чтобы вы остались в нашей батарее.

– Хорошо. Пойдемте к командиру стрелкового батальона.

По всей линии переднего края рвались вражеские снаряды. Били и наши пушки по ранее разведанным огневым позициям немецкой артиллерии. Пока еще невозможно было, да еще с крайней южной точки плацдарма, определить направление главного удара противника. Ничего нового не удалось узнать и у командира стрелкового батальона: он получил лишь приказ быть готовым к отражению атаки. С тем и возвратились на батарею.

– Танки! – доложил наблюдатель.

Противник прекратил артогонь. Вдоль дороги к селу двигались три вражеских танка и редкая цепь пехоты. Когда они приблизились, Куницкий приказал открыть огонь бронебойными и осколочными снарядами. Попав под взрывы, пехота залегла, а танки попятились и укрылись за складками местности.

Тактика противника наводила на мысль, что главное направление удара он наметил в другом месте.

На какое-то время все стихло. Враг, по-видимому, готовился к повторной атаке. Стал явственнее слышен гул боя западнее Турийска, где с включенными сиренами пикировали фашистские Ю-87.

Я понял: противник рвется к городу, чтобы, заняв его, рассечь оборонявшиеся части, разбить их порознь и сбросить с плацдарма. А затем, лишив единственной переправы, вынудить нас оставить технику – через гнилую пойму реки ее не переправишь.

Своими мыслями я поделился с Куницким и уже решил было выехать в батареи, прикрывавшие главное направление, но тут по рации поступил приказ командира полка: 4-й батарее совершить марш на правый фланг плацдарма и поддержать огнем обороняющиеся там подразделения.

На южной окраине Турийска, на том самом месте, с которого не так давно мы наблюдали выход батарей на огневые позиции, стоял майор Кириллов.

– Поджидаю вас, – сказал он. – Приказ командира корпуса: всем полкам занять противотанковую оборону на правом фланге плацдарма, в районе отметки 182,4, прикрыть огнем шоссе Ковель – Турийск. Туда только что ушли батареи полка.

Используя шоссе и танкодоступную местность, враг попытался ворваться в Турийск со стороны Ковеля. На помощь стрелкам вовремя подоспели самоходные батареи. Они с ходу вступили в бой, поддержав огнем подразделения, отражавшие атаку пехоты и танков. Гитлеровцы отступили, оставив на поле боя пять подбитых машин, и скрылись в придорожном лесу. В этот день вражеские танки больше не показывались. С заходом солнца спал и накал боя. Разрывы снарядов и мин сменились вспышками осветительных ракет, а гул артиллерийского боя – треском пулеметных и автоматных очередей, одиночных выстрелов.

Мы с комсоргом полка Николаем Даниловичем Мурашовым всю ночь были в батареях, беседовали с коммунистами, комсомольцами, инструктировали парторгов и комсоргов, узнавали имена отличившихся и рассказывали затем о них в других батареях. Проводили беседы о призывах ЦК ВКП(б) к 1 Мая, информировали о новостях на фронте и положении на плацдарме. Организовали отправку раненых в госйиталь.

Этой же ночью состоялись похороны рядового Л. И. Бафанова – первого воина полка, павшего смертью храбрых в бою за Родину.

Минуло два дня боев на прежнем оборонительном рубеже. После неудачных танковых атак вдоль шоссе Ковель – Турийск, отбитых нашей полевой артиллерией и подоспевшими самоходками, противник с еще большей яростью обрушился на город с запада. Он перепахивал землю бомбовыми ударами с воздуха, накрывал избранный для атаки участок ураганным огнем артиллерии и минометов и, когда там, казалось, не оставалось уже ничего живого, атаковал, метр за метром вгрызаясь в нашу оборону. Обстановка накалялась, становилась все тревожнее. И хотя на флангах враг успеха не имел, в центре плацдарма бой шел уже на западной и северной окраинах Турийска – в нескольких сотнях метров от переправы, соединявшей плацдарм с правым берегом реки.

Кириллов срочно вызвал к себе командиров батарей и, сообщив о приказе командира корпуса – пока мост еще цел, вывести самоходки с плацдарма, – отдал соответствующие распоряжения.

Мог ли я знать в те минуты, что вижу своего командира в последний раз…

Когда самоходки подошли к городу, одиночные фашистские танки, прорвавшиеся на северную окраину, уже вели огонь по насыпи и мосту. По приказу командира полка батареи Куницкого и Емельянова заняли выгодные позиции и открыли огонь по танкам противника. Воспользовавшись огневой дуэлью, Ханукович и Филюшов переправились через реку и закрепились на ее противоположном берегу.

Своим огнем они теперь прикрывали отход 2-й и 4-й батарей. С новых огневых позиций полк обеспечивал отход стрелковых частей, которые оставляли плацдарм под натиском превосходящих сил противника.

Бой не утихал до вечера. Полк занял новые ОП: 1-я и 3-я батареи – на западных скатах высоты восточнее предместья Турийска, 2-я и 4-я – в районе леса южнее, оседлав дорогу Турийск – Соловичи.

С момента, когда майор Кириллов поставил задачу 2-й и 4-й батареям вести бой с танками за переправу, я принимал участие в боевых действиях этих подразделений. К исходу дня попытался уточнить местонахождение штаба полка, однако радиосвязь с ним установить не удалось – сильной помехой являлись разделявшие штаб и батареи лес и болото. И я остался при батареях.

Мы установили связь с командиром стрелкового полка 4-й стрелковой дивизии и договорились о совместных действиях на случай новой атаки противника.

В экипажах не было обычного оживления. На лица воинов легла тень сосредоточенности, раздумий. Я понимал их внутреннее состояние: ведь оставлен плацдарм. Еще по-настоящему не проявив себя в бою, пришлось познать горечь неудачи. Что ж, война есть война. Бойцы деловито готовились к бою за новый рубеж. Уже где-то за полночь расстелили брезент и прилегли отдохнуть.

С рассветом 30 апреля после сильной артиллерийской подготовки на участке железной дороги и моста через реку Турия противник перешел в наступление в направлении предместья Турийска и, потеснив подразделения 4-й стрелковой дивизии, к 10 часам овладел городом. Дальнейшие его атаки успеха не имели.

Бой стрелковых подразделений за высоту 188,8 поддержали огнем с места самоходчики батареи Куницкого. 2-я батарея Емельянова находилась в резерве.

Часто случается, да, видимо, это и неизбежно, что при отступлении, даже незначительном, как, например, вынужденный отход наших войск с турийского плацдарма, в огромном и сложном фронтовом механизме вдруг не срабатывают его отдельные звенья: нарушается взаимодействие родов войск, где-то теряется связь – приказания и распоряжения не всегда своевременно доходят до тех, кому они адресованы… Так случилось и с нами. Во время боя 4-й батареи, отражавшей атаки противника, ко мне прибежал комбат Емельянов и сообщил, что получено распоряжение о нашем оперативном переподчинении 77-й гвардейской стрелковой дивизии. Ему об этом сказал офицер дивизии и велел передать, что меня, как старшего от командования полка, вызывает комдив.

НП комдива оказался вблизи расположения 2-й батареи. Когда я вошел в землянку и представился, суровый на вид рослый генерал поднялся мне навстречу, подал руку: «Аскалепов».

– Товарищ генерал, – обратился я к комдиву, – ваши офицеры говорят, что полк САУ приказом генерала Баринова оперативно переподчиняется вам. Мне об этом ничего не известно, потому что связь со штабом полка потеряна. Если это так, ставьте задачу двум батареям, которые со мной.

– Такое распоряжение есть, – подтвердил В. С. Аскалепов. – Наша дивизия заняла здесь оборону ночью, получив задачу совместно с четвертой стрелковой дивизией и другими соединениями армии остановить противника и разгромить его подразделения, форсирующие реку Турия. Однако намерения противника серьезнее, чем мы первоначально предполагали. Он рассчитывает не только сбросить наши части с плацдарма, но и оттеснить нас к Луцку. Мы должны воспрепятствовать дальнейшему его продвижению.

Подошли к карте.

– Сколько машин в строю? – спросил комдив.

– Десять. Две батареи по пять машин. Четвертая батарея ведет бой, вторая – в резерве.

Посмотрев на карту и немного подумав, генерал сказал:

– Ту, что ведет бой, трогать не будем. Резервной поставьте задачу: быть готовой совместно со стрелковым батальоном контратаковать противника на случай его прорыва вдоль шоссе из предместья Турийска на Соловичи. Пусть они контратакуют вот здесь… – Аскалепов провел карандашом линию по шоссе, протянувшемуся параллельно реке Турия.

– Ваше приказание будет исполнено, – сказал я. – Однако прошу разрешения не направлять самоходки по дороге: противнику из-за реки расстрелять их будет нетрудно.

– Будь по-вашему, – согласился генерал. – Свяжитесь с командиром стрелкового полка и на месте уточните вопросы взаимодействия.

Передав распоряжение комдива Емельянову, я ушел к Куницкому. Гитлеровцы повторной атаки не предпринимали. Дело пока ограничивалось ружейно-пулеметной и артиллерийской перестрелкой. Куницкий, весь в пыли, измазанный копотью, пребывал, как мне показалось, в угнетенном состоянии.

– Потери есть?

– Пока нет.

– Людей накормили?

– Были некоторые запасы… Теперь надежда на кухню. Вот и вам, товарищ майор, оставили. Поешьте.

Я молча ел, выжидая: Куницкий что-то хотел сказать, но не решался или подбирал подходящие слова.

– Когда отражали атаку противника, слышали от пехотинцев довольно нелестные отзывы по нашему адресу, – наконец произнес Куницкий.

– А именно?

– После нескольких выстрелов я решил сменить огневую позицию. Подал команду механику-водителю. Маневрируя, он начал сдавать самоходку назад. И тут послышались крики: «Самоходчики драпают!»

– Действительно, нелестные отзывы… А виноваты в том мы с тобой.

– Я же маневрировал! – вырвалось у Куницкого.

– Что ты маневрировал, а не «драпал», знают лишь самоходчики. А должны знать и пехотинцы. Они ведь не знакомы с особенностями применения самоходок в бою. Как только представится возможность, пошлем к ним наших офицеров, пусть расскажут об этом.

Куницкий молчал. Он понял замполита, но на душе, видать, кошки скребли.

– Мы, самоходчики, работаем на них, пехотинцев, и надо сблизиться сними, сродниться. Много еще придется идти вместе, – говорил я, скорее, убеждая самого себя. – Не горюй, комбат, пехотинцы еще скажут нам спасибо!

Вскоре прибежал посыльный от Емельянова и передал, что батарея получила новую задачу и комбат просит меня прийти к нему.

Я застал Емельянова и двух незнакомых мне офицеров за изучением карты. Познакомились. Майор В. И. Кистарев, заместитель командира 215-го гвардейского стрелкового полка, сообщил, что в районе деревни Соловичи противник форсировал реку и, потеснив наши подразделения, занял населенный пункт. Комдив приказал стрелковому батальону со 2-й батареей САУ контратаковать противника и, пока он там еще не закрепился, выбить из деревни, восстановить положение.

– Подразделения батальона уже вышли, находятся на пути к Соловичам, – сказал Кистарев. – Здесь осталась стрелковая рота.

Решили: батарея совершит марш с десантом стрелковой роты, обгонит стрелковый батальон и, если позволит обстановка, атакует деревню с ходу, не ожидая подхода других подразделений.

Мы посоветовались с Емельяновым о характере действий батареи в данной обстановке. Сошлись на том, что самоходчикам следует действовать, как танкистам, используя не только силу огня, но и ударную силу брони, скорость САУ. Для противника же появление самоходок будет неожиданностью.

Мы разъяснили командирам машин обстановку и задачу, поделились своими соображениями о характере предстоящего боя. Крепко пожав Емельянову руку, я пожелал ему доброго пути и удачи. Он ответил мягкой, застенчивой улыбкой. Странно: глядя на его улыбку, никто бы не сказал, что человек этот – опытный и грозный для врага воин, уничтоживший не один десяток гитлеровцев.