Текст книги "Моторы заглушили на Эльбе"

Автор книги: Василий Белых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Живое слово правды

Командный пункт самоходного полка располагался невдалеке от КП гвардейской стрелковой дивизии, в полутора-двух километрах от переднего края. До самоходок было рукой подать. А пробираться к ним приходилось где во весь рост, где перебежками, а где и ползком. Противник не дремал, и ничего не стоило попасть на мушку к снайперу, а то и просто нарваться на шальную пулю.

Ежедневно бывать в батареях стало незыблемым правилом политработника. Для меня, Пузанова и нового комсорга полка Николая Сапоженкова (он сменил Мурашова, раненного в боях за плацдарм) это правило стало нормой повседневной жизни. Бойцы ждали нашего живого слова. За беседами на огневых позициях нас, политработников, нередко заставал вечер. Частенько оставались мы там и на ночь.

Повседневное ведение агитационно-пропагандистской работы партийная организация считала своей первейшей обязанностью. Это помогало формировать высокие морально-боевые качества у воинов полка. В основе всей идеологической работы коммунистов лежала ленинская идея защиты социалистического Отечества – единого для всех наций и народностей многонационального Советского государства.

Воспитание любви к социалистической Родине и жгучей ненависти к врагу были взаимосвязанными сторонами одного процесса. Чем больше в результате нашей работы росла любовь солдата к социалистическому Отечеству, тем сильнее ненавидел он фашистских захватчиков, и чем полнее раскрывалась перед каждым из нас звериная сущность фашизма, тем сильнее было наше желание ускорить разгром гитлеровской Германии, установить мир на земле.

Для успешного ведения агитационно-пропагандистской работы в массах необходимо было в первую очередь идейно вооружить офицерские кадры. Это диктовалось еще и тем, что в звене «рота – батарея» была упразднена должность штатного политработника и вся политико-воспитательная работа возлагалась на командира.

Все эти вопросы занимали нас постоянно, и, естественно, мы ежедневно обсуждали их с М. И. Колобовым – нашим командиром-единоначальником.

Землянки командира полка и его заместителя по политической части были рядом. Мы с Михаилом Ивановичем навещали друг друга, подолгу беседовали, особенно вечерами, о делах и жизни полка.

Однажды я высказал командиру мысль, что без газет, журналов, писем, живого слова офицера солдату не обойтись. А у командиров батарей, взводов чувствуется недостаток политических знаний и опыта политической работы. Штатных политработников в полку немного – всего три человека, в батареях же их и вовсе нет. И мы с Колобовым договорились тщательно подготовить и, пока позволяет обстановка, провести в вечерние часы теоретический семинар с командирами батарей и отдельных взводов, а также со штабными офицерами, находившимися на КП полка.

Я заметил Михаилу Ивановичу, что командиров батарей, да и его самого нередко застаю за изучением нового Устава бронетанковых войск и разного рода наставлений. Само по себе это отрадно, однако военные знания надо дополнять знаниями политическими, глубоким пониманием и применением на практике марксистско-ленинской теории. Этому еще Фрунзе учил.

Колобов рассмеялся:

– Вижу, куда клонишь! Немного подумав, сказал;

– Готовь семинар, я с удовольствием приму в нем участие.

– Разговор с бойцами, – перешел я на другую тему, – у нас нередко сводится к тому, что только ненавидя врага всей душой, можно уничтожить его. И это естественно. Ведь с освобождением нашей страны и значительной части территории Польши бойцам открываются все новые и новые факты злодеяний гитлеровцев. Недавно в газетах сообщалось, что в ходе недавнего нашего наступления войска освободили узников Майданека. Солдаты хотят узнать о лагере поподробнее. Не мешало бы организовать туда поездку наших самоходчиков – по одному-два человека от каждого подразделения.

Колобов согласился со мной, сказал, что испросит на это разрешение у генерала Баринова.

– Думаю, не откажет. Так что готовь людей. А поездку пусть возглавит капитан Пузанов.

В другой раз я пришел к командиру полка по его вызову. Едва открыл дверь в землянку, как Колобов тут же заключил меня в объятия, радостно восклицая! «Поздравляю! Поздравляю!»

– Из-за чего такой прилив чувств? – непонимающе воззрился я на Михаила Ивановича.

– На, читай! – И Колобов подал лист бумаги.

То был Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР о награждении нашего полка орденом Красного Знамени – «за образцовое выполнение заданий командования в боях с немецкими захватчиками, за овладение городом Хелм (Холм), прорыв обороны немцев западнее Ковеля и проявленные при этом доблесть и героизм».[17]17
  ЦАМО. Ф. 1205 сап. Оп. 130 820. Д. 1. Л. 27.


[Закрыть] Одновременно поступили поздравления от Военного совета армии и командования корпуса.

«Уверены, что вы еще не раз прославите героическими делами советское оружие», – писали в поздравительном письме командир корпуса генерал Баринов, начальник политотдела полковник Кропачев и начальник штаба корпуса полковник Лаврентьев.

Мы с Колобовым, Реввой и Пузановым пошли в подразделения. Сами собой возникали стихийные митинги: солдаты давали слово приумножить славу полка в наступательных боях. Кто-то предложил напивать ответ на поздравление Военного совета армии. Так родилось вот это письмо:

«Военному совету 69-й армии.

Мы, бойцы, сержанты и офицеры 1205-го Краснознаменного самоходного артиллерийского полка, от всей души благодарим Советское правительство за награждение полка высокой наградой – орденом Красного Знамени и заверяем Военный совет, что в дальнейших решающих боях с немецким фашизмом будем бить врага так, как бьют его лучшие гвардейские части… Воодушевленные данной нам Советским правительством высокой оценкой, верные присяге, преодолевая все трудности войны, мы дойдем до фашистского звериного логова – гйтлеровокой Германии, где вместе со всей славной Красной Армией уничтожим фашистского зверя в его собственной берлоге.

Слава победоносной Красной Армии!

Слава великой партии Ленина, уверенно ведущей нас к победе!

По поручению личного состава полка

командир Колобов.

15.8.1944 г.»[18]18
  ЦАМО. Ф. 1205 сап. Оп. 89 068. Д. 14. Л. 41.


[Закрыть]

Письмо обсуждали на собраниях в подразделениях, в блиндажах и окопах, на передовой и в тылу. В эти же дни командиры батарей вручали бойцам письма-благодарности Верховного Главнокомандующего за отличные действия в боях при освобождении города Хелм (Холм),

Майданек

Машина, переполненная солдатами, сержантами и офицерами, катила на восток по местам, где еще недавно гремели бои.

Взору открывались мирные картины: убранные поля, новый мост на месте взорванного, часть отремонтированной дороги… А вот крестьянин чинит крышу дома. Заметив советских солдат, он улыбается, приветливо машет шляпой. Что-то радостное кричат вслед машине ребятишки.

Работают на своих узких полосках земли крестьяне. Река, отделяющая село от усадьбы помещика, – как граница двух миров.

– Видать, богато жил панок, – заключил Плясухин.

– Под усадьбу совхоза вполне подошло бы это поместье, – заметил дядя Костя.

Сразу за селом – толпа крестьян. Пузанов остановил машину, объявил перекур. Солдаты подошли к крестьянам.

– Митингуем, панове?

– Нет, пан, землю раздаем. Новая власть наделяет, – ответил отделившийся от толпы пожилой мужчина, видимо представитель власти.

– Всем дают?

– Тем, кто работал у помещика. Да еще у кого мало земли.

– Справедливо, значит?

– Справедливо! – поддержали крестьяне.

Наши солдаты с трудом понимали разговор, однако слушали крестьян с живым интересом. Чувствовали, что речь идет о чем-то очень важном для этих людей.

Но пора было ехать. Пожимая руку «землемеру», Пузанов сказал громко, чтобы слышали и другие:

– Желаем большого урожая и радостной жизни на всей земле. Крепче друг за друга держитесь – и победите.

Неожиданные собеседники долго трясли на прощание друг другу руки, словно этим рукопожатием навеки скрепляли между собой дружбу и братство.

Въехали на окраину большого города. Люблин. Аккуратные зеленые улицы, коттеджи. Повсюду оживленные лица людей. Завидев машину с советскими солдатами, прохожие останавливаются, приветливо машут руками.

Люблин проехали, не задерживаясь: времени было в обрез.

И вот он – фашистский лагерь смерти Майданек Огромная территория огорожена колючей проволокой. По углам – сторожевые вышки. Между длинными вереницами бараков – рвы и снова колючая проволока. И повсюду стойкий трупный запах.

Посуровевшие бойцы в глубоком молчании обходили длинные рвы, в которые гитлеровские палачи сбрасывали тела расстрелянных. В одном из них – под снятым слоем земли – трупы, трупы… Они лежали штабелями, как дрова… Дальше – печи, в которых фашистские людоеды сжигали тысячи ни в чем не повинных людей. Поистине жуткое впечатление производили бараки, заполненные обувью погибших. Горы обуви, сложенной с предельной аккуратностью. Мужская… женская… детская… И все это пронумеровано, учтено. Пузанов взял детскую туфельку, долго смотрел на нее, думая о чем-то своем, наверное, о жене и маленьких сыновьях, которые с начала войны остались в Бресте. С тяжелым вздохом положил туфельку на место. Еще один барак… В нем – гора волос: длинные – женские, короткие – мужские, с кудряшками – детские…

Обратно ехали молча, каждый со своими думами. Ведь участь узников Майданека разделили родные, близкие, знакомые многих из тех, кто сидел в кузове машины.

– Просто не верится, что на такое способен человек, – прервал напряженное молчание сержант Соколов.

– Да разве фашисты – люди?! – бледнея, воскликнул техник-лейтенант Лерман.

– Где-то я читал, что даже хищные звери детей не трогают, – тихо произнес Плясухин.

– Вот тут говорили: мол, даже не верится в то, что увидел собственными глазами, – подал голос дядя Костя. – Согласен. В такое поверить почти невозможно. Что скрывать: когда в самом начале войны в газетах писали о зверствах фашистов – что убивают они женщин, стариков и детей, издеваются над пленными, пристреливают раненых, – трудно было поверить в такое до конца. А вот я верил… Помню, в сорок первом на Северо-Западном фронте меня тяжело ранило в ногу. Вначале скитался по фронтовым госпиталям. Потом решили отправить меня в глубокий тыл. Погрузили нас в санитарный эшелон с большими красными крестами на вагонах. Везли на Рыбинск. А как раз фашисты зачастили бомбить мост через Волгу у Рыбинска. Но, видать, зенитчики крепко давали им пo зубам: и близко-то к мосту не подпускали. Тогда эти самолеты, словно стервятники, напали на наш беззащитный эшелон. Трудно передать, что наш брат раненый пережил тогда… И ведь видели, сволочи, что эшелон – санитарный!..

– Они с нами, как звери, а мы их по Москве водили, кормили. Всех их надо уничтожить, как бешеных собак, ни одного в плен не брать! – вдруг выпалил Плясухин.

– Мы, Плясухин, – другое дело: лежачих не бьем, – охладил пыл солдата лейтенант Новожилов.

Вечером, в окопах, блиндажах, в палатках проводились беседы на тему «За что мы ненавидим фашизм». Выступили те, кто видел лагерь смерти Майданек, и те, кто потерял на этой войне родных, близких. Зачитывались письма, в которых рассказывалось о зверствах фашистов на нашей территории в период оккупации. Приводились выдержки из опубликованного в это время сообщения Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, об истреблении гитлеровцами советских военнопленных в «Гросс-лазарете» Славута Каменец-Подольской области.

– Фашистская Германия поработила всю Европу, – говорил в своем выступлении парторг 4-й батареи техник-лейтенант Машнов. – Гитлеровцы решили уничтожить польский народ. Они опустошили страну, разрушили многие города. Здесь рассказывали о лагере смерти Майданек. Он не единственный в Польше, Народы Европы ждут нашего прихода, как погруженная во мрак земля – восхода солнца. Товарищи здесь выражали свою ненависть к фашистскому зверю и желание скорее уничтожить его своими руками. Желание законное. Врага неминуемо настигнет возмездие. Такое время придет, к нему надо готовиться; совершенствовать оборону плацдарма, быть бдительным, изучать технику и оружие, уставы и наставления.

Большое воспитательное значение мы придавали ритуалу вручения правительственных наград.

Вручение орденов – это праздник для воинов. Все видят: ты получаешь орден – знак благодарности Родины за ратный труд! Однако полк построить для этого не всегда удавалось.

– Пошли, Василий Терентьевич, в батареи, – сказал мне командир полка, – там и вручим.

Во 2-й батарее нас встретил докладом комбат Иван Максимович Емельянов, незадолго до этого вернувшийся из госпиталя. В блиндаже собрались офицеры и экипаж командира батареи, Колобов приколол к гимнастерке Емельянова орден Красного Знамени.

– В самый раз отдохнуть вам теперь, Иван Максимович, – заметил я, вслед за командиром полка поздравляя Емельянова с высокой наградой, и протянул ему путевку в армейский дом отдыха на пять дней.

В 1-й батарее командир полка вручил орден Славы III степени старшине И. Сытытову.

– Будем считать, что этот орден – немаловажный для парткомиссии аргумент в вашу пользу, – крепко пожимая старшине руку, сказал Колобов. Он имел в виду поданное Игорем заявление о приеме в партию.

Ордена Отечественной войны I степени удостоился и парторг полка капитан М. П. Пузанов.

Наш парторг

Однажды под вечер в мою землянку вихрем ворвался Пузанов и с порога радостно воскликнул:

– Нашлись, товарищ майор! – Он протянул мне распечатанное письмо.

– Кто нашелся?

– Жена и дети! – сияя, ответил парторг. – Живут в деревне под Луцком. Во время оккупации были в партизанском отряде. Когда пришли наши войска, жена написала родным. Те дали мой адрес – и вот.

– Рад, очень рад за тебя, дорогой! – вырвалось у меня. – Поздравляю! Немедленно пиши рапорт об отпуске на десять дней и поезжай к своим. До Люблина на нашей машине, а там поездом. И не забудь от меня передать им привет.

– Спасибо! Доберусь на попутных. А здесь за меня останется член партбюро старший лейтенант Куницкий, – сказал Пузанов и исчез – радостный, возбужденный.

Его настроение передалось и мне. Как-то светлее стало на душе. В который раз подумал: «Чудесный человек Михаил Павлович. Лучшего парторга и не сыскать».

Порой говорят о человеке; «Весь принадлежит людям». Эти слова можно полностью отнести к Пузанову. Умел он отыскать путь к сердцу солдата. Недаром не только коммунисты, но и все в полку считали его «своим парторгом».

Помню, рассказывала Тося, как при ней солдаты говорили о Пузанове. Поводом послужило письмо от родных наводчику орудия сержанту Василию Сухонину. Он долго не получал писем и, понятно, волновался. Узнал об этом парторг, написал родным Сухонина. И вот – радость для сержанта. И не узнал бы Сухонин, кто побеспокоился о нем, да родные сами сообщили в письме. Сухонин рассказал об этом товарищам.

– Для него, Василий, все равны: ты или я – беспартийные – или вот мой тезка – коммунист Михаил Долгушев, – ответил механик-водитель сержант Михаил Шевкунов. – Все мы для него однополчане.

– Да я не об этом, – возразил Сухонин. – Дело-то, казалось бы, мелочное: письмо. Ты вот, скажем, или Куртеев знали, что я не получаю писем, а не написали же.

– Для капитана Пузанова письмо – не мелочь, – поспешил сказать доброе слово о парторге и беспартийный Бахмет Кутлугалиев. – Когда он приходит к нам, интересуется всем и, если в чем нужда, – обязательно поможет. Такой он человек.

– И пожурит тебя так, что не обидишься на него. Был случай еще в июне, под Турийском, – вспомнил заряжающий Василий Горшков. – Нам выставили оценки по боевой подготовке: большинству – пятерки, некоторым – четверки, а мы с Николаем Васильевым получили тройки. Капитан Пузанов и говорит мне: «Как же ты, комсомолец Василий Горшков, фашистов бить будешь? С тройкой теперь никак нельзя. Не то время. Вся армия поднялась в высший, – говорит, – класс. Для боевой учебы не жалей себя, зато в бою врага одолеешь и живым домой вернешься». Пристыженный, я обратился к командиру, попросил времени, подготовился и сдал зачет на пятерку, А немного погодя парторг снова пришел к нам, Я рассказал ему о своих успехах. Он пожал мне руку и по-отцовски сказал: «Молодец!» И видна было – радовался за меня…

Говоря о Пузанове, невольно вспоминаю одно из, заседаний парткомиссии корпуса. В тот день члены парткомиссий приехали в полк: Борис Акимович. Азарьев – секретарь партийной комиссии, с ним Яков. Васильевич Качуров – заместитель по политчасти командира корпусного батальона связи. Третий член парткомиссии – парторг полка Михаил Павлович Пузанов. Заявлений о приеме в партию было несколько. Люди все – проверенные в боях, и заседание проходило, можно сказать, гладко.

Настала очередь Игоря. Вошел, четко представился:

– Старшина Сытытов!

Члены парткомиссии невольно залюбовались подтянутым, стройным воином.

Докладывал Пузанов: зачитал анкету Сытытова, партийные рекомендации, боевую характеристику. Рассказал о храбрости и отваге, проявленных старшиной в боях с врагом, сообщил о решении партийного собрания полка, единодушно проголосовавшего за прием Игоря в ряды ВКП(б). Слово было за самим Сытытовым. Однако Пузанов не спешил садиться. Чувствовалось: парторг хочет еще что-то добавить, видно, собирался с мыслями.

Члены парткомиссии были заранее ознакомлены с документами вступавших в партию, в том числе и с документами Сытытова, и недоуменно поглядывали на замолчавшего Пузанова.

Михаил Павлович, решившись, продолжал:

– У Сытытова отец арестован в 1937 году. За что – Игорь не знает, но факта этого не скрывал от коммунистов.

Затем Пузанов подробно рассказал о там, как этот вопрос обсуждался на полковом собрании.

– Где теперь отец? – спросили Игоря на парткомиссии.

– Не знаю. Связи с ним семья не имеет.

– Кто у вас остался из родных?

– Мать и сестренка, младше меня. Они недавно вернулись из эвакуации домой, в Москву.

– М-да… Отец… Сложный вопрос, – неопределенно протянул Качуров.

– Чем же он сложный, вопрос-то, Яков Васильевич, – снова поднялся Пузанов. – От партии Игорь правду не скрывает. Вины: его нет. Известно: сын за отца не отвечает. Тем более что сын доказал свою преданность Родине и партии в боях. Два ордена заслужил. Не сомневаюсь: проявит себя и в дальнейшем с самой лучшей стороны… Коммунисты полка хорошо знают Сытытова, верят ему. Жизнь у парня чиста, как родниковая вода. А нам дорого все светлое, чистое, что есть в людях. Прошу утвердить решение партийного собрания о приеме товарища Сытытова Игоря Михайловича кандидатом в члены партии.

Азарьев поддержал Пузанова. Качуров не сказал больше ни слова, тоже поднял руку «за». Затем все поздравили Игоря, пожелали ему новых боевых успехов.

Так Пузанов отбирал в партию лучших людей.

Этот эпизод особенно запомнился Mire как пример объективного и принципиального подхода к пополнению рядов партии.

В октябре 1944 года коммунисты составляли 37 процентов личного состава полка. На всех важнейших участках у нас были партийцы. Это прежде всего – командиры батарей и самоходных установок, механики-водители. Например, в 4-й батарее из пяти механиков-водителей четверо были коммунистами.

Бурный рост рядов партии в те годы, отмечался во всех Вооруженных Силах. В этом ярко проявились преданность бойцов и командиров делу Коммунистической партии, готовность связать с ней свою жизнь.

2 октября в полку состоялось партийное собрание с повесткой дня: «О состоянии работы по приему в партию и задачах идейно-политического воспитания коммунистов». Пригласили всех, кто мог прийти на собрание без серьезного ущерба для боеготовности батарей. Записались для выступления 18 коммунистов, выступили 12. Привожу эти цифры, чтобы подчеркнуть: и на фронте можно было выкроить время, чтобы обеспечить активное участие коммунистов в обсуждении важнейших вопросов жизни парторганизации.

Не стану пересказывать выступления, отмечу лишь: наряду с положительными моментами в них содержалась и острая критика. Вскрывались факты нарушения директивы Главного политического управления о порядке рассмотрения дел по приему в партию, вследствие чего Отдельные молодые коммунисты «ходили» в кандидатах больше трех месяцев,[19]19
  В декабре 1941 года ЦК ВКП(б) снизил кандидатский стаж для отличившихся в боях воинов с одного года до трех месяцев.


[Закрыть] «хромала» идейно-воспитатель-иая работа, не все коммунисты имели партийные поручения.

Партбюро полка разработало подробный план реализации критических замечаний коммунистов, принятого решения с учетом возможностей, которые определялись длительным пребыванием полка в обороне на одних и тех же позициях.

Особое внимание мы обратили на идейно-политическое воспитание коммунистов. Планомерно проводились занятия в группах, которые были созданы в батареях, при штабе и в тыловых подразделениях для изучения Устава партии молодыми коммунистами. Более подготовленные товарищи изучали историю ВКП(б). В те же дни было намечено проведение теоретической конференции.

Материальную основу боеготовности полка составляли самоходки. В беседах с коммунистами капитан Пузанов постоянно подчеркивал, что надо беречь самоходки, продлевать срок их службы. Об этом же напомнила директива Главного политического управления. Провели партсобрание с повесткой: «О работе коммунистов по продлению жизни самоходной установки». К выполнению его решения Пузанов подключил актив. Интересно прошло совещание механиков-водителей, проведенное по решению партийного собрания. После доклада на тему «Правильная эксплуатация машин – условие их живучести», с которым выступил старший техник-лейтенант С. П. Рябушко, делились опытом работы по продлению срока службы самоходок передовые механики-водители. И в этом деле лучших результатов достигли коммунисты. Кандидат в члены партии сержант И. А. Соколов прошел на своей машине с боями 1350 километров, двигатель отработал 235 моточасов без аварий и поломок. Соколов дал слово обеспечить работу двигателя еще на 100 моточасов и тем самым перекрыть межремонтный срок на 85 моточасов. Машина коммуниста механика-водителя сержанта М. Н. Шевкунова прошла с боями 1220 километров, участвовала в 22 атаках, а двигатель проработал 220 моточасов без аварий и поломок. Шевкунов гарантировал работу двигателя еще на 220 моточасов.

Партийные собрания проводились и в партийных группах. Особенно активно оно провдло во 2-й батарее, где парторгом был лейтенант Павел Шевелев. Здесь еще ни одна самоходка со времени существования полка не подвергалась ремонту.

Да, человеком большой души, неугомонного характера был наш парторг. Легко и радостно работалось с ним. По сей день я с добрым чувством вспоминаю Михаила Павловича.

Накануне Октябрьского праздника радиоприемник из моей землянки перенесли в блиндаж, оборудованный под ленинский уголок. Блиндаж был просторным, однако желающих послушать трансляцию торжественного заседания, посвященного 27-й годовщине Октября, оказалось так много, что разместиться в нем удалось не всем. Некоторые примостились и у входа, у открытой настежь двери.

И. В. Сталин говорил спокойно, уверенно. Каждое его слово западало в душу. Говорил он об успехах на фронте и в тылу, о скорой победе. От радости хотелось вскочить, аплодировать вместе с участниками торжественного заседания, но надо было сидеть тихо, не шевелясь, чтобы ничего не пропустить и не помешать слушать другим. А когда доклад был окончен, заговорили все разом. Каждый хотел высказать свои мысли и чувства, навеянные докладом Верховного. Долго еще не расходились. Слова доклада затронули наши самые сокровенные думы, накопленные за долгие дни, месяцы, годы тяжелой битвы. Набатом звучал в сознании призыв – добить фашистского зверя в его собственном логове.

Назавтра в батареях провели беседы, а в тыловых подразделениях – митинг, на которых зачитали праздничный приказ Верховного Главнокомандующего.

Вскоре прибыл из отпуска Пузанов. Он подробно рассказал о жене, сыновьях, их жизни в партизанском отряде.

Я поздравил Михаила Павловича с присвоением ему очередного воинского звания «майор».

Затем рассказал, как в полку отмечали Октябрьский праздник, сообщил, что начальник штаба майор Ревва отозван в распоряжение командующего бронетанковыми и механизированными войсками 69-й армии, а на его место назначен бывший помощник по оперативной работе Леонид Федорович Биженко, которому одновременно с Пузановым присвоили воинское звание «майор». Вместо майора Андреева, раненного в боях на плацдарме, заместителем командира полка по строевой части стал майор Николай Иванович Шляхтин.

Меня в числе других политработников самоходных полков и бригад вызвали на совещание в политуправление фронта. Дорога была неблизкой – через всю освобожденную территорию Польши. На совещании шла речь об опыте партийно-политической работы в самоходно-артиллерийских частях. Понравилось выступление генерал-майора С. Ф. Галаджева – начальника политуправления фронта. Это было второе подобное совещание. Первое проходило в районе Овруча, Житомирской области перед летним наступлением. И тогда мы уехали с большим запасом дельных наставлений, высказанных генералом, и теперь получили хороший заряд. Мне особенно запомнилась мысль об источниках наших побед на фронтах Отечественной войны. «Велики всемирно-исторические победы советского оружия, – говорил генерал Галаджев, – однако заслуга здесь не одного человека, как бы ни был он талантлив. Источники побед надо искать прежде всего в нашем советском социалистическом строе, его экономике, в руководстве Коммунистической партии и ее передовой марксистско-ленинской идеологии, освободительном характере нашей войны против немецко-фашистских захватчиков, дружбе и сплоченности народов Советской страны, а также и в том, что благодаря усилиям Коммунистической партии и народа армия получила первоклассное оружие и технику. И в том, что армия научилась воевать по-современному». Еще генерал сказал, что эти положения необходимо глубоко и доходчиво разъяснить всему личному составу.

Начальник политуправления фронта подробно остановился на задачах политической работы в войсках в связи с пребыванием на территории дружественной Польши и предстоявшими боями по окончательному разгрому врага.

Жизнь на плацдарме текла своим чередом. Противоборствующие стороны «прощупывали» друг друга огнем. Гитлеровская пропаганда кричала о неприступности вислинского рубежа. Советские войска накапливали силы, и чувствовалось по всему, что уже недолго сидеть в окопах и блиндажах, – вот-вот заговорят пушки, придут в движение войска и, уничтожая и опрокидывая врага, устремятся дальше, на запад. А пока тянулись дни и ночи окопной жизни, и были в них свои огорчения и свои радости.

Большим событием для самоходчиков стало вручение полку ордена Красного Знамени. Торжественная церемония проходила на КП полка в присутствии предстат вителей подразделений. Орден к Знамени полка приколол начальник штаба корпуса полковник П. Г. Соболев. В подразделениях на передовой проводились беседы «Орден на Знамени полка». Вспоминали бои за город Хелм. Выступали отличившиеся в тех боях. «Награждение полка боевым орденом, – говорил комбат Емельянов, – великая честь для всех нас. Родина не забывает подвигов своих сыновей. Высокая награда обязывает еще настойчивее овладевать военным делом, чтобы достойно выполнить свой долг и освободительную миссию, добить фашистского зверя в его собственном логове. Так велит партия!»