Текст книги "До новой встречи"
Автор книги: Василий Кукушкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
– А это, – Сафар поднял на руке красивую птицу с острым носом и хвостом, – шилохвост.
И Анатолий хотел себя показать бывалым охотником:
– Максим Ильич чуть было крякву не подбил. Это утиный царь, красивый такой, сам сизый, клюв зеленый… Юные охотники рассказали и про рыбную речку, где окуни стоят в очереди за червяком.
Не могли понять сверстники Сафара и Анатолия, почему те оказались такими счастливыми, почему это именно их, а не других учеников Максим Ильич взял на охоту, тем более, что они не отличники. У Анатолия были две двойки за контрольные работы. На эти вопросы не могли ответить и сами участники охоты…
Известие, что правительство разрешило восстановить старый корпус, взбудоражило ребят. Педагогам с трудом удавалось наводить порядок в аудиториях и мастерских. Ребята придумывали десятки уважительных причин, чтобы убежать со своего рабочего места. Они собирались в умывальных комнатах, возле инструментальных кладовых, на лестницах. Еще не умея правильно положить кирпич, они уже мечтали о скоростных методах.
Еще до первой перемены в старом корпусе казались разгороженными проломы и ходы со стороны двора. Николай Федорович приказал выставить вахтерский пост. Любознательность подсказала подросткам иные пути – более опасные. В полуразрушенное здание ребята стали проникать из чердачного окна общежития, спускаясь по пожарной лестнице. Можно было наглухо забить окно, выходящее на крышу, но кто поручится, что не будет новая лазейка, еще более опасная?
Обдумав все это, Николай Федорович стал действовать энергично, по-солдатски. Он велел снять вахтерский пост и разгородить ходы в старый корпус. На учебной половине и в мастерских был вывешен приказ: «Ученики, замеченные в самовольном посещении старого корпуса, лишаются права участвовать в восстановительных-работах». Три строчки приказа навели нарушенный в училище порядок. Антон сам подобрал бригаду, привел ее в бельевую кладовую, взял рабочие костюмы одного цвета – серого, Митрохин отыскал в узле и надел зеленоватый комбинезон, но Антон приказал снять:
– У меня бригада, а не какой-нибудь сброд.
Яков выточил Антоновой бригаде колесики для трех тачек. Алексей отковал в кочегарке захватные крючки, чтобы легче было вывозить груженые тачки. У ручки каждого лома и на тачках сделали пометку: «Бр. А. М.». Это означало, что инвентарь принадлежит бригаде Антона Мураша. Разборка завалов велась в день полтора-два часа. На субботники выходило сто человек, а бригады двух смен простаивали, им не хватало инструмента. Особенно большой спрос был на железные ломы. Подросткам нравилось разбивать глыбы…
Видя, как опустошается хозяйственная кладовая, Максим Ильич серьезно встревожился, взывая к сознательности бригадиров. В первый день субботника кладовщик выдал семнадцать ломов – весь наличный запас. Вечером в кладовую сдали двадцать три лома. Прибыль инструмента заронила у Максима Ильича подозрение. И когда дня через три по окончании работ ему доложили, что сдано сто три лома, он, не дожидаясь утра, зажег «летучую мышь» и отправился осматривать парковую ограду. Страхи Максима Ильича оказались напрасными, ограда была цела. Оказалось, что ребята отыскали на свалке металлического лома железные прутья и сами отковали их в кочегарке.
Разборка завалов все же продвигалась медленно. За неделю от кирпича, извести, искореженного железа был освобожден лишь метровый проход возле окон. Разговоры о том, что до каникул завалы не разобрать, расхолаживали ребят; в своих мечтах они видели уже пуск мастерских старого корпуса в первый день нового учебного года. Выход казался прост – дать возможность всем трем сменам работать каждый вечер. Для этого нужно было осветить здание, но в кладовой училища имелась только начатая бухта обыкновенного шнура. Пожарный надзор и инженер по технике безопасности требовали, чтобы перекидка была сделана из кабеля. По утрам Николай Федорович стал находить у себя на столе пачки записок – ученики просили провести электричество в старый корпус.
В комитете комсомола побывали все бригадиры. Потеряв окончательно надежду, что Максим Ильич добудет кабель, Вадим и Георгий поехали на машиностроительный завод. Секретарь заводского комсомольского комитета свел их к директору. Директор поначалу показался ремесленникам хмурым, зато обворожил их начальник снабжения – высокий худощавый человек с узкой клинообразной бородкой по фамилии Костылев. Через каждые два слова он добродушно вставлял «золотко». Выслушав просьбу комсомольцев, Костылев решительно выложил на стол связку ключей и с подкупающей теплотой заворковал:
– Рад помочь, золотко, но ни одного метра кабеля нет на складе. Вот вам ключи. Пройдите, золотко, посмотрите сами. Побряцав ключами, Костылев убрал их в карман. Широкая натура начальника снабжения, его сочувствие могли растопить камень. Однако секретаря комитета Симу Третьякову не тронул жест с ключами. Из заводов управления она повела ребят не в проходную, а в материальный склад, разыскала там старшего кладовщика и по-хозяйски спросила:
– Какой остаток кабеля?
Кладовщик выдвинул из нужную карточку и, вырвав листок, написал: «Остаток кабеля – шестьсот восемнадцать метров». По привычке расписался, поставил число, год.
Увидя снова в дверях своего кабинета Симу Третьякову и ремесленников, директор коротко спросил:
– Обманул?
– Ну, конечно.
Чувствуя недоброе, Костылев старался угадать, откуда ждать удар.
– Мне думается, у нас на складе найдется немного кабеля, – сказал директор, чтобы не ставить своего снабженца в неловкое положение. – Может, запамятовали? Хозяйство большое…
– Иван Афанасьевич, будь на складе кабель, сам был бы ходатаем, – старательно убеждал Костылев. – Просят не для баловства.
Третьякова усмехнулась краешками губ и через стол передала записку директору.
– Этот кабель из неприкосновенного фонда! – вывернулся Костылев. – Не имеем права расходовать.
Вадим и Георгий приуныли, но на директора уже не подействовала новая уловка. Сурово покачав головой, он наложил резолюцию на уголке справки.
– Чему вы, взрослый дядя, учите, подростков? Лжи? – сказал он.
Вечером, возвращаясь из управления, Николай Федорович увидел в старом корпусе свет. Он свернул на двор. В большом зале на столбах покачивались семь пятисотсвечовых ламп. На вопрос, где достали кабель, Максим Ильич показал на Вадима.
С того дня все три смены работали по два часа. Подростки разбивали ломами глыбы, девушки выбирали кирпичи, молотками разбивая известь. Наиболее физически сильные ребята по расстеленной на щебне широкой металлической ленте вывозили на тачках мусор.
Вскоре главный зал и оба крыла были очищены от каменных глыб и искореженного металла. В стенах старого корпуса зияло двенадцать проломов, через которые могли легко проезжать грузовые машины.
Антон водил свою бригаду на экскурсию поглядеть каменную кладку, – ничего хитрого, сложного ребята не заметили.
Началось восстановление. В левом крыле разместилась слесарно-водопроводная мастерская. В модельной плотницкая бригада заготавливала рамы, двери. На простое стояла лишь бригада Антона. В сарае хранился цемент, известь, были завезены доски, бревна, не хватало только кирпича. Из развалин выбрали тридцать тысяч штук кирпича, а чтобы заделать все проломы, нужно было в десять раз больше. Кирпичный завод, на который был выдан наряд, неожиданно стал на капитальный ремонт.
У ремесленников начал остывать интерес к восстановлению корпуса. Николаю Федоровичу страшно было даже подумать, что ученики будут лишены возможности выполнить свое слово. Сколько разобьется хороших мечтаний! Приближались каникулы. Это особенно тревожило комсомольский комитет. И все из-за кирпича! Андрея Матвеевич вспомнил, что на невском берегу за рощей «Три тюльпана» находятся развалины лесопильного завода и выгоревший жилой дом; при прорыве блокады Ленинграда там находился наблюдательный пункт бригады морской пехоты.
В первое же воскресенье Вадим, взяв в попутчики Сафара, отправился на невский берег. Разведка внесла ясность: новый лесопильный завод строился выше по Неве. Но комсомольский комитет еще не знал, как Николай Федорович посмотрит на замысел ребят разобрать заводские развалины.
37
Не ожидал Максим Ильич, что так сразу вырастет его популярность в училище. Подростки проявляли невиданное усердие в хозяйственной службе. На уборку двора раньше назначали за провинность, теперь было столько добровольцев, что комендант выбирал наиболее физически крепких, а те уже между собой кидали жребий.
Антон разгрузил две трехтонки угля. Перепачкался в угольной пыли, одни зубы белели. В душе, намыливая голову, он похвастал новому подручному кочегара:
– В воскресенье поеду уток бить.
В училище возник коллектив юных охотников. Председателем ребята избрали Сафара. «Какой же я начальник без кабинета?» – сказал Сафар и «явочным порядком» занял угол в комнате комсомольского комитета.
Арсенал общества состоял из одной двустволки. Два десятка ружей могли бы навсегда отбить у ребят охоту путешествовать на минные поля, но где их взять? В магазинах «Динамо» училищу предложили малокалиберные винтовки. А без оружия какое же охотничье общество? Не пройдет и месяца, как оно развалится.
Смеркалось, когда Сафара вызвали из библиотеки. В кабинете директора он застал Вадима и незнакомого лейтенанта артиллерии. Николай Федорович представил его офицеру:
– Председатель наших охотников Сафар Хасынов.
– Лейтенант Седов, адъютант генерал-лейтенанта Петрова.
Не понимал Сафар, к чему такая церемония. И какое он, Сафар, имеет отношение к лейтенанту Седову? Проштрафиться юные охотники как будто еще не успели.
Все выяснилось быстро. Офицер вынул из планшетки конверт и, протягивая Сафару, по-военному доложил:
– От генерала Петрова. Приказано вручить лично.
Сафар не поверил, скосил глаза, не ошибка ли? Нет.
На конверте четко написан номер ремесленного училища, а ниже чуть помельче выведено: председателю коллектива юных охотников Хасынову.
Он неторопливо вскрыл конверт. В письме было написано:
«Товарищ Хасынов.
Штаб Ленинградского военного округа дарит юным охотникам двадцать ружей и надеется, что ученики ремесленного училища отблагодарят Родину, большевистскую партию отличными успехами в учебе.
Генерал-лейтенант Петров».
Сафар растерянно взглянул на директора, точно спросил, что дальше делать? Николай Федорович стоит словно по команде «смирно» и только чуть глазами показывает: «Держись, будь самостоятельнее…»
Сафар вспомнил, как дед благодарил трактористов за хорошую пахоту. Он подтянулся и строго произнес:
– Передайте, пожалуйста, генерал-лейтенанту большое спасибо от юных охотников.
Но выдержки ему хватило ненадолго. Сафар по-мальчишески просто спросил офицера:
– Где ружья?
– На дворе.
Не будь Сафар председателем общества, а только простым охотником, то он, конечно, съехал бы вниз на перилах и по дороге успел бы шепнуть дружкам про генеральский подарок. Но положение обязывает, пришлось дождаться взрослых и, не торопясь, вместе с ними спуститься во двор.
На открытой военной машине-вездеходе лежали четыре низеньких ящика. Машину окружили ремесленники, некоторые даже успели прихватить в мастерских гвоздодеры. Одновременно сняли крышки у всех четырех ящиков. В каждом из них лежало по пяти новеньких двустволок.
К неудовольствию записавшихся в охотничьи кружки, вылазка в лес была назначена на конец месяца. Ребята возмущались – чему их учить? Известно, что утки летают стаями, знай только прицеливайся и разряжай ружье. Недовольных было много, но ворчали шепотом. У Сафара был железный характер, он пригрозил отчислить болтунов из коллектива. Присмирел даже Антон.
Ни в одной аудитории нельзя было вместить всех кружковцев, занятия перенесли в спортзал. Максим Ильич снова почувствовал себя педагогом. Из первой беседы ремесленники узнали, что охотничьи ружья бывают гладкоствольные и нарезные, курковые и бескурковые.
Максим Ильич рассказывал, как собаки ищут дичь. Особенно позабавило ребят, когда охотник начал крякать, а со шкафа, где стояла прутяная корзина, откликнулась подсадная утка.
Затем занятия перенесли в парк. Ружей на всех не хватило, несли по очереди. Максим Ильич показывал, как надо маскироваться, учил, как заходить с подветренной стороны.
В овраге за оградой парка было оборудовано стрельбище. Там решалась судьба, кому выпадет счастье участвовать в первой охотничьей вылазке.
Первым стрелял Сафар. Тяжелые это были для него минуты, положение обязывало его быть примерным стрелком. От деда, известного в его краях охотника, ему крепко доставалось. Дед требовал бить белку ползарядиком в голову, чтобы попадать двумя-тремя дробинками, не больше. Он бранил внука, если тот дробью портил шкурку.
Начались испытания. На краю оврага по проволочке пробежал заяц. На полдороге его нагнал выстрел. С глиняными тарелочками Сафару не повезло. На какую-то долю секунды промедлил и из пятнадцати разбил только семь. Меткую стрельбу показал Яков, разбив десять тарелочек. Это был лучший результат.
На стрельбище произошло небольшое недоразумение. Заканчивались состязания, ребята из токарных групп давно отстреляли, а Вадима все еще не вызвали на линию огня. Не понимая, почему его обходят, он отозвал Сафара от судейского столика:
– В списке пропущена моя фамилия?
– Действительно, фамилия твоя пропущена, – покорно согласился Сафар, его маленькие глаза хитро усмехнулись, – такова воля совета общества.
Сафар раскрыл протокол:
«Провести в воскресенье вылазку юных охотников в лес, персонально пригласить директора училища, секретаря партбюро и секретаря комитета ВЛКСМ».
Вадима обрадовало внимание товарищей, но он все же возразил:
– Вы пригласили на охоту секретаря, за это спасибо. Теперь разрешите члену общества юных охотников выйти на стрельбище…
Около года Вадим не стрелял из винтовки, охотничье же ружье держал впервые. На стрельбище находилось все училище. Секретарь комитета комсомола, фронтовик, должен бить без промаха! На огневом рубеже он забыл про все на свете, не сводя глаз с границы оврага, ожидая появления мишени. Вадим израсходовал семь патронов, поразил движущуюся мишень, разбил шесть тарелочек. В меткости стрельбы он уступил только Якову и Сафару. В ночь на воскресенье двадцать юных охотников выехали в лес.
…И вот лес, лесная предрассветная тишина. Затаившись, подростки лежали в кустах. Тетеревов слетелось на поляну с десяток. Распустив хвосты, воинственно чуфыкая, птицы наступали друг на друга, дрались и расходились, чтобы, отдохнув, опять вступить в драку.
Когда ребята налюбовались птичьим боем, Максим Ильич разрешил им стрелять, но предупредил:
– Бить можно только петуха и не выскакивать до моего сигнала за подбитой птицей…
38
Вскоре училищу стало известно, что на невском берегу есть кирпич, годный для восстановления старого корпуса. В комсомольском комитете задумались, кого командировать к директору. Вадима неудобно – его инициатива. Поручить Антону вести переговоры – горяч. Пойти ходатаем за комсомольцев неожиданно вызвался мастер.
Николай Федорович колебался – отпустить ребята на невский берег или нет? Подростки могли отстать в учебе. Согласие он дал с условием, что на разборку развалин поедет лучшая бригада, и что с подростками неотлучно будет находиться Евгений Владимирович.
На сборы бригаде Антона дали три дня, а ребята управились за вечер. В хозяйственной кладовой не нашлось крученого троса. Во время сборов Антон исчез. Когда в трехтонку были уже погружены походные палатки, продукты, посуда, инструмент, он вернулся и пытался незаметно бросить в кузов три мотка троса. Отозвав Антона в сторону, Вадим понизил голос:
– К старому тянет?
В глазах Антона вспыхнул недобрый огонек, невольно сжались кулаки:
– Где написано, что мотки краденые?
– Если утащил, Антон, снеси назад, – спокойно продолжал Вадим. – Я задержу отъезд.
– Говорю, не крал. Мотки бесхозные, в створе невской баррикады еще столько же валяется.
Выехали за город. Вадим и Антон вместе с Евгением Владимировичем укрылись от встречного ветра за кабиной. Остальные подростки разлеглись на матрацных тюках. Вадим низко наклонился к Антону и, стараясь, чтобы товарищи не услышали, сказал:
– Прости, Антон. Нехорошо про тебя подумал.
В знак примирения Антон несколько выдвинулся со скамейки вперед, чтобы Вадима меньше обдувало встречным холодным ветром.
К вечеру следующего дня на двор училища въехала машина, груженная кирпичом. Ремесленники повскакали с постелей и полураздетые выскочили на улицу. К приходу Максима Ильича кирпичи были сложены ровными штабелями у стен старого корпуса, а трехтонка загнана в гараж.
На невском берегу бригада обжилась. Жизнь в лагере несколько омрачал неистовый азарт Антона. Каждое утро от развалин уходили в город две машины, а ему все казалось мало. В нем пробудилась ненасытная жадность к работе. Перед побудкой он подводил часы-ходики на двадцать минут, а к вечеру отводил назад. Ребята знали про проделки, бригадира, но помалкивали, они жили одними интересами с Антоном. Не будь мастера, который сдерживал их пыл, пожалуй, и ночью с факелами они вели бы разборку здания. Недовольство Антона все же прорвалось:
– Можем посылать в город четыре трехтонные машины кирпича!
Разговор закончился крупной размолвкой. Евгений Владимирович пригрозил снять Антона с бригадирства и отправить в город.
Дальнейшие события показали, что Антон не отказался от своего замысла, но в свой план никого не посвящал, терпеливо ожидая, когда он останется на развалинах полным хозяином.
Наступил восьмой день жизни бригады на невском берегу. Утром почтальон известил Евгения Владимировича и Вадима, что в полдень их ждут в детском санатории, где помещаемся телефонный переговорный пункт. Антон с трудом скрывал радость, ходьбы до санатория не меньше сорока минут, столько же обратно, плюс время на ожидание…
На переговорном пункте Евгений Владимирович и Вадим задержались. Телефонистка известила, что провод занят. Не подозревая, что на берегу готовится рискованная операция, они согласились обождать. В лагере наступило время обеда. Расстелив брезент у догорающего костра, Сафар по кругу расставил миски, в центре – котел гречневой каши и глубокую латку, доверху наполненную румяным картофелем. Бригадники, не замечая стараний повара, смотрели на крышу, где находились Георгий и Яков. Этажом ниже, на подоконнике, лежал Антон, чуть не до пояса высунувшись наружу, на его ногах сидел Митрохин, выполняя роль груза. Антон обмотал тросом выступ, кинул конец вниз. Стоявшие внизу бригадники, цепко ухватившись за трос, принялись раскачивать подрубленную стену, но она стояла крепко. А надо было спешить, каждую мину мог вернуться мастер. У Антона в голове мелькнула заманчивая мысль: подвязать один конец троса к шасси трехтонки. Теперь оставалось умело соединить усилия ремесленников и мотор в восемьдесят лошадиных сил: Антон отдал команду. Ребята подтянули трос, шофер включил мотор, однако машина забуксовала. Стена лишь чуть накренилась. Антон пугливо взглянул в сторону детского санатория:
– А ну, братки, еще раз, только дружно!
Машина протяжно загудела, будто взбираясь в гору. Подростки плечом уперлись в кузов. В стене послышался глухой треск, на штукатурке появились трещины.
Антон снова подал команду. Стена вздрогнула и, грохоча, стремительно рухнула. Над котлованом поднялся огромный черный столб. Еще не дождавшись, когда осядет едкое облако известковой пыли, ребята побежали к месту падения стены. На дне котлована и лужайке валялась стена, раздробленная на глыбы. Антон прикинул, что здесь кирпича не меньше чем на двадцать машин.
После полудня вернулись в лагерь Евгений Владимирович и Вадим. Еще издали они заметили, что от жилого флигеля осталась только лестничная клетка. Все было ясно, не надо никого и спрашивать, чья это затея с подрубкой стены. Евгений Владимирович немедленно увел беспокойного бригадира в палатку, допросил, как валили стену, какие были приняты меры предосторожности. Антон долго чертил на земле, где стояли ребята, как привязали трос к трехтонке.
За самовольство он все же был смещен с бригадирства до конца разборки.
К отъезду в город начали готовиться утром, а выехали в сумерки. Несмотря на неровную дорогу, ребята задремали. Не спал только Евгений Владимирович, все думал, рассказать ли Николаю Федоровичу о самовольстве бригадира или молчать. А если бы случилось несчастье? С другой стороны – Антон умело организовал эту операцию с обвалом стены, никто из ребят не мог пострадать.
А мастер это такой же педагог, как учитель физики, русского языка. Так разве учитель станет глушить в своих питомцах находчивость, чувство нового? К большой жизни учеников нужно готовить не в тепличных условиях. Молодец Антон: энергичный, находчивый парень.
За этими размышлениями Евгений Владимирович не заметил, как въехали на городскую окраину. За крутым поворотом дороги показалось заводское кирпичное здание. В огромных окнах полыхал пламенный отсвет плавильных печей. Казалось, что горит весь цех.
39
Сборная команда баскетболистов училища неожиданно проиграла слабому противнику – команде школы ФЗО. Виной этому был Григорий. В первом тайме его крепко держал защитник —высокий парень. Пытаясь уйти от своего «сторожа», Григорий в начале тайма сделал вид, что передает мяч Глобе, а сам через голову направил в кольцо… В зале ему долго аплодировали за искусный бросок. Похвала ему понравилась. Он стал играть «на публику», и команда сразу же потеряла слаженность.
А вслед за этой неприятностью Вадиму пришлось пережить и другую.
Антон прислуживался к каждому слову директора, но предложение пойти на выучку к ученикам школы ФЗО строителей расценил как личное оскорбление и стал избегать встреч с Николаем Федоровичем. Особенно он сердился на Вадима и снова пересел за последнюю парту.
После возвращения из командировки Антон заважничал, свысока смотрел на другие строительные бригады училища. Сколько кирпича привезла его бригада! Ходко шла заделка второго пролома, так чего ради идти к кому-то на выучку? И вдруг слава Антоновой бригады рухнула. На вечернем построении Николай Федорович зачитал докладную инженера-строителя: «Каменная кладка в первом проломе выполнена плохо. Предлагаю ее разобрать». От себя директор добавил:
– Не справились, возгордились, не хотели учиться у своих товарищей, а теперь сроки не позволяют дальше экспериментировать. Видимо, придется искать каменщиков-профессионалов.
– Вот тебе и народная стройка! – злился Антон.
На разборке завалов его бригада давала двойную норму, но кирпичная кладка оказалась гораздо сложнее, чем он ожидал.
После отбоя ко сну в умывальной комнате собралась вся бригада. Несколько раз заходил дневальный, просил разойтись по-хорошему; пришлось вывернуть на щите предохранительные пробки. Сговор продолжался в темноте, и только угроза позвонить директору заставила подростков разойтись.
На воскресенье была назначена экскурсия в Петропавловскую крепость. Собирались на площадке у главного здания. Как только колонна ремесленников скрылась за поворотом объездной аллеи, из сторожки, где дворники прятали свой нехитрый инструмент, выскочил Антон. Оглядевшись по сторонам, он громко свистнул. Из кочегарки выбрался Анатолий, за ним показались Яков и другие ребята. Ни слова не сказав, Антон направился по тропинке на черный двор, за ним гуськом понуро плелись остальные.
Плохая кладка пролома заставила Антона многое передумать. Горько он жалел, что пренебрег советом учиться у людей, знающих кладку. Первый раз в жизни Антон всю тяжесть неудачи добровольно взвалил на свои плечи. Всю ночь он просидел над книжкой «Совет каменщику», прочел, как работают звеньями, как можно положить за смену одиннадцать тысяч кирпичей, но сколько ни вчитывался, так и не нашел ответа, отчего получается перекос в стене.
По воскресным дням работы в старом корпусе воспрещались. Антон действовал напористо, решил тайком сменить кладку в первом проломе. Еще с вечера он наказал товарищам утром уйти из общежития и незаметно схорониться в кочегарке.
Ребятам тошно было смотреть на свежую кладку в проломе Кирпичи лежали неровно, посередине стены, и по краям образовались горбатые выпуклости. Теперь на собственной беде ребята убедились, что ремесло каменщика не менее сложно, чем токарное.
До возвращения товарищей с экскурсии Антон надумал разобрать забракованную кладку и по-новому, без ошибок заложить пролом.
Антон выбрал два лома, полегче передал Георгию, потяжелее оставил себе. Яков вынимал кирпичи и кидал в круг, где их подхватывали Григорий, Сафар, Митрохин и торопливо сбивали молоточками раствор. Старательно работала бригада, известковая пыль густо покрыла потные лица ребят.
В бригаде никто не баловался табаком, но пятиминутный перерыв «на перекур» сделали через полтора часа. Антон вычитал в газете, что таков порядок рабочего дня у строителей.
После «перекура» начали кладку. Антон встал за каменщика, взял в помощники Якова. Братья Ростовы в одних трусах и резиновых сапогах забрались в корыто и ногами месили раствор. Антон клал кирпичи осторожно один к другому, приравнивая кельмой. Положил семь рядов, решил проверить. Георгий, забравшись по выступам на верх пролома, опустил веревку, Антон поймал конец, приложил к первому ряду и выругался. В кладке опять обнаружился изъян. Точно какая-то неведомая сила выдавливала изнутри кирпичи.
Антон со злости швырнул кельму в траву. Если бригадир пал духом, выходит, дела в бригаде совсем плохи. Анатолий прятал глаза, со страхом думая, как после новой неудачи над ним будут подшучивать дружки из слесарной группы. Яков угрюмо смотрел в землю. В плохой кладке он винил целиком себя. Всю жизнь Яков прожил в Морозовке, там каждый крестьянин сам кладет печь и трубы выводит, а он, нате вам, простую стену не сумел вывести!
Второй перерыв на «перекур» затянулся: Подростки сели в кружок на траву возле своего бригадира. А что он мог им сказать? Неожиданно спасительную идею подал младший Ростов:
– На передовых заводах и то не все ладно бывает. Недавно в «Ленинградской правде» писали, как на «Электросвете» осваивали радиолампочки. Одна лампа стоит тридцать шесть рублей, на последней операции из ста лампочек браковали девяносто пять. Не постыдились же ребята на заводе, отправились в Политехнический институт. Ну, ученые и внесли поправку в технологический процесс. Теперь из ста лампочек идут в брак только пять, и то на заводе и в институте недовольны. А почему бы нам не пригласить консультантом каменщика?
– Деньги нужны, – отозвался Яков. – Где их взять?
Неодобрительно поглядывали на младшего Ростова и остальные члены бригады. Однако Антон ободрился.
– Нам нужен совет. Каменщика нам сейчас не заполучить. Но и Яков не прав. Знатному человеку кошелек покажешь – оскорбишь. Коли нужно, он и без оплаты придет и поможет. Беда в другом: строителям не до нас. Иное дело школа ФЗО, там готовят каменщиков. Живем по соседству, почему бы в самом деле к ним не заглянуть?
Григорий возмутился:
– Токари-лекальщики идут на поклон! Идут на выучку к фезеошникам!
Все разом заговорили, заспорили, так что ни слова нельзя было разобрать. Анатолий крикнул:
– Помолчите, тети базарные! Конечно, на выучку к ученикам ФЗО нам, токарям-лекальщикам ходить не к лицу. В этом вопросе Григорий прав.
Понизив голос до шепота, он посвятил товарищей в свой план. Ребята теснились к нему. Из круга часто доносились слова: «Разве это поклон?..»
Через четверть часа после примирения сторон Анатолий, Яков и Григорий уже прогуливались у пруда за парковой оградой, где ученики школы ФЗО играли в городки. Анатолий не скрывал тревоги. Строители – ребята плотные, коренастые, правда, добродушные, но если их обидеть, то бьют они крепко. Тихоня Лев Зайцев ходил неделю с синяком под глазом. В него случайно попали мячом, а он швырнул его в канализационный люк. Ну, ему и всыпали.
Сама судьба покровительствовала замыслам ремесленников. На вытоптанной городошной площадке лишь двое подростков беззаботно гоняли надутую резиновую камеру. Заговорщики встали у кромки поля. Не подозревая опасности, игроки продолжали разучивать обводку. Анатолий свистнул. Григорий цепко ухватил рыжего, веснушчатого медлительного подростка. Анатолий и Яков вцепились во второго паренька. Пленник Григория оказался ловким парнем, он вывернулся и одновременно кулаком ударил своего противника по уху. Григорий упал не столько от удара, сколько от неожиданности. Паренек же не спешил использовать свое преимущество, благородно ожидая, когда обидчик поднимется с земли.
И вот они стоят со сжатыми кулаками, оба готовые к защите и нападению. Григорий помнил приемы, заученные в кружке бокса: прикрывая правой рукой лицо, он сделал прыжок вперед, нанес резкий удар в грудь. Подросток покачнулся, но, падая, успел нанести ответный удар. Яков, заметив, что Григорий не справиться, поспешил к нему на выручку. Вдвоем они повалили рыжего паренька, завели руки за спину и крепко стянули ремнем. В это время второй пленник ловко подставил Анатолию ножку и, не оглядываясь, побежал прямо к школе.
«Группа захвата» тронулась в обратный путь. Впереди шагал Григорий, прикладывая пятаки к синякам под глазами, за ним – пленник, Анатолий и Яков сзади. Рыжий паренек никак не мог понять, за что его схватили, в чем он провинился, и молча покорился силе. Когда через пролом в ограде его протиснули в парк училища, он успокоился. Сейчас недоразумение выяснится, он вернется в школу и сможет смело смотреть в глаза товарищам, себя в обиду не дал, но одному против трех, конечно, трудно устоять. Увидя, что его ведут к полуразрушенному зданию, где поджидает несколько подростков, пленник больше не сомневался, что его принимают за кого-то другого, кто, видимо, здорово чем-то насолил ремесленникам. Когда Григорий снял с него ремень, мелькнула озорная мысль: – бежать. Но разве убежишь, если вокруг стоят однолетки, такие же быстрые на ногу, как и он сам.
Бригадники, не участвовавшие в захвате, с любопытством присматривались к рыжему пареньку. И будь пленник не так взволнован, он увидел бы в глазах окружавших его подростков сочувствие.
– Как парень, тебя, звать? спросил Антон. – Разговор у нас небольшой, но приятнее, когда знаешь, с кем дело имеешь.
– Сначала скажи свое имя, порядочные люди так знакомятся.
Паренек держался вызывающе. Так и надо. Нельзя раскисать в тяжелом положении. Антон уважал смелых ребят.
– Антон.
Пленника звали Степаном.
– Ну, так за какие грехи меня бить? Может – лодка? Так это не мы, а охтенские угнали вашу лодку…
