Текст книги "Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио"
Автор книги: Василий Молодяков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)
Подобные официальные и неофициальные заявления нервировали японское правительство. Бывший посол в Москве, а затем министр иностранных дел Хирота, неожиданно для самого себя ставший премьер-министром после февральского военного мятежа 1936 г., считал главными задачами внешней политики Японии обеспечение как можно более спокойной экспансии на континенте и благожелательного нейтралитета со стороны Великобритании, США и Советского Союза. Перспективу готовящегося альянса он воспринял без особого энтузиазма, не видя его реальных выгод для Японии, но зато хорошо представляя себе дальнейшее осложнение отношений с атлантистскими державами и тем более с СССР.
Министр иностранных дел его кабинета Арита Хатиро стремился не осложнять отношения с военными кругами, а потому отнесся к идее сближения положительно, но выступил против военного союза с конкретными взаимными обязательствами. Он предпочел бы заключить половинчатое соглашение, подписанное, не густой, а «разведенной тушью»: такая подпись тоже имеет силу, но ее при необходимости можно стереть. С подачи самого министра выражение вошло в Японии в широкий обиход.[166]166
Араки Такэюки. Сева гайко хэнринроку. Арита гайсё-но маки. (Частная хроника дипломатии Сева. Министр иностранных дел Арита). Токио, 1943, с. 29-31.
[Закрыть]
И Арита, и Хирота руководствовались не столько симпатией к Германии, сколько страхом перед СССР и усугублением международной изоляции, однако ни тот, ни другой не хотели связывать Японию обязательствами военного характера, хорошо понимая ограниченность возможностей их страны противостоять неуступчивым и недоброжелательно настроенным «великим державам». Арита подтвердил это и в послевоенных мемуарах, которые исчерпывающе характеризуют его искренний страх перед «советской угрозой».
На Токийском процессе заключение Антикоминтерновского пакта будет поставлено в вину японской дипломатии. Подсудимый Хирота будет повешен (несмотря на несогласие пяти судей из одиннадцати), но Арита останется только свидетелем, дававшим очень взвешенные и скупые показания. Однако как раз министерство иностранных дел имело к пакту меньше всего отношения. Действия премьера и кабинета были по рукам и ногам связаны армией, позиции которой после «инцидента 26 февраля» существенно укрепились, а военный министр генерал Тэраути, сторонник союза с Германией, позволял себе открыто не считаться со своими «штатскими» коллегами.
Пакт был подписан в Берлине Риббентропом и Мусякодзи. С германской стороны лучшей кандидатуры было не сыскать, тем более что министерство иностранных дел во главе с Нейратом и само постаралось остаться в стороне. С японской стороны послу был поручен только последний, официальный этап переговоров – во избежание конфликтов как в самом посольстве, так и между МИД и армией. Осведомленные современники с самого начала утверждали, что с японской стороны пакт подготовили Осима и Сиратори вдвоем; в интервью конца 1930-х годов они и сами охотно подтверждали это. Американский журналист В. Флейшер, мемуарист вообще точный и аккуратный, писал: «Когда я спросил Сиратори, какова была его роль в переговорах <об Антикоминтерновском пакте. – В.М.>, он привел в пример бытующую в Японии притчу о китайских солдатах второй линии, которые во время боя должны стрелять в солдат первой линии, когда те попытаются бежать. Сиратори сказал, что он как раз и был «китайским солдатом второй линии».[167]167
Wilfrid Fleisher. Volcanic Isle. New York, 1941, p. 175.
[Закрыть] В переводе на отечественные реалии это можно назвать «заградительным отрядом».
Таким образом, инициатива в проведении переговоров принадлежала Осима, но Сиратори мог оказать ему значительную помощь при контактах с Риббентропом и сотрудниками его аппарата. Осима был, бесспорно, сведущ в военных вопросах, но недостаточно опытен в политических и дипломатических. Риббентропу, идеологу и геополитику, также недоставало собственно дипломатического опыта. Сиратори удачно сочетал в себе кадрового дипломата, эрудированного и способного политического аналитика и просто контактного человека. Думаю, он помогал Осима облекать его замыслы и идеи в конкретную форму (а может, подсказывал их?) и консультировал его по конкретным вопросам. Разногласий по принципиальным вопросам у всех троих, надо полагать, не было. По крайней мере, во время второго тура их совместной деятельности в 1939 г. они выступали единым фронтом.
Лицо и изнанка «дьявольского плана»
Теперь обратимся к сущности, целям и характеру Антикоминтерновского пакта. Мы уже говорили о том, каким его хотели видеть различные представители как германской, так и японской стороны. Что же получилось на самом деле?
Антикоминтерновский пакт традиционно называли военным союзом агрессивных держав, обращая особое внимание на прилагавшийся к нему секретный протокол (или соглашение). Однако если попытаться разобраться в содержании пакта без предубеждения, то нельзя не отметить, во-первых, его неконкретности, во-вторых, ограниченности обязательств договаривающихся сторон. Чтобы не быть голословным, приведу его содержательную часть:
«Правительство Великой Японской Империи и правительство Германии, сознавая, что целью коммунистического «интернационала» (так называемого «коминтерна») является подрывная деятельность и насилие всеми имеющимися в его распоряжении средствами по отношению к ныне существующим государствам, будучи убеждены, что терпимое отношение ко вмешательству коммунистического «интернационала» во внутренние дела наций не только угрожает их спокойствию, общественному благосостоянию и социальному строю, но представляет собой также угрозу миру во всем мире, и выражая свое намерение сотрудничать в деле обороны против коммунистической подрывной деятельности, заключили нижеследующее соглашение.
Статья 1. Высокие договаривающиеся стороны обязуются взаимно информировать друг друга относительно деятельности коммунистического «интернационала», консультироваться по вопросу о принятии необходимых оборонительных мер и поддерживать тесное сотрудничество в деле осуществления этих мер.
Статья 2. Высокие договаривающиеся стороны обязуются совместно рекомендовать любому третьему государству, внутренней безопасности которого угрожает подрывная работа коммунистического «интернационала», принять оборонительные меры в духе данного соглашения или присоединиться к нему.
Статья 3. Настоящее соглашение составлено на японском и немецком языках, причем оба текста являются аутентичными. Настоящее соглашение заключено на пять лет и вступает в силу со дня его подписания. Обе договаривающиеся стороны своевременно, до истечения срока действия настоящего соглашения, должны достигнуть взаимопонимания относительно характера их дальнейшего сотрудничества».[168]168
Соглашение, дополнительный протокол и секретное дополнительное соглашение цит. по: История войны на Тихом океане. Т. II, с. 343-346.
[Закрыть]
Составной частью пакта являлся конфиденциальный дополнительный протокол следующего содержания:
«При подписании Соглашения против коммунистического «интернационала» полномочные представители относительно этого соглашения договорились о нижеследующем:
а) соответствующие власти обеих высоких договаривающихся сторон будут поддерживать тесное сотрудничество в деле обмена информацией о деятельности коммунистического «интернационала», а также по поводу принятия разъяснительных и оборонительных мер в связи с деятельностью коммунистического «интернационала»;
б) соответствующие власти обеих высоких договаривающихся сторон будут принимать в рамках ныне действующего законодательства строгие меры против лиц, прямо или косвенно внутри страны или за границей состоящих на службе коммунистического «интернационала» или содействующих его подрывной деятельности;
в) в целях облегчения указанного в пункте «а» сотрудничества между соответствующими властями обеих высоких договаривающихся сторон будет учреждена постоянная комиссия, в которой будут изучаться и обсуждаться дальнейшие оборонительные меры, необходимые для предотвращения подрывной деятельности коммунистического интернационала».
Не будем забывать о времени составления этого документа. Преамбула представляется вполне логичным и естественным ответом на агрессивные резолюции Седьмого конгресса Коминтерна (август 1935 г.), персонально затрагивавшие Германию, Италию и Японию. Первоначальный вариант, предложенный германской стороной, был гораздо более риторичным, причем на жесткой риторике настаивал Риббентроп. От него пришлось отказаться по настоянию японцев, которые предпочли более конкретные и деловые формулировки. Предписывая сторонам обмениваться информацией о деятельности Коминтерна, сотрудничать в деле борьбы с ним и консультироваться о принятии мер, пакт, однако, никак не определял конкретных форм и методов этой борьбы.
И даже секретное дополнительное соглашение, о котором стало известно сразу же, но которое было опубликовано только после Второй мировой войны, не таило в себе ничего сверхъестественного:
«Правительство Великой Японской Империи и правительство Германии, признавая, что правительство Союза Советских Социалистических Республик стремится к реализации целей коммунистического «интернационала» и намерено использовать для этого свои вооруженные силы, и будучи убеждены, что это является серьезнейшей угрозой существованию не только государств, но и существованию мира во всем мире, в целях защиты своих общих интересов договариваются о нижеследующем:
Статья 1. В случае, если одна из договаривающихся сторон подвергнется неспровоцированному нападению со стороны Союза Советских Социалистических Республик или ей будет угрожать подобное неспровоцированное нападение, другая договаривающаяся сторона обязуется не предпринимать каких-либо мер, которые могли бы способствовать облегчению положения Союза Советских Социалистических Республик.
В случае возникновения указанной выше ситуации договаривающиеся стороны должны немедленно обсудить меры, необходимые для защиты их общих интересов.
Статья 2. Договаривающиеся стороны на период действия настоящего соглашения обязуются без взаимного согласия не заключать с Союзом Советских Социалистических Республик каких-либо политических договоров, которые противоречили бы духу настоящего соглашения.
Статья 3. Настоящее соглашение составлено на японском и немецком языках, причем оба экземпляра имеют одинаковую силу. Настоящее соглашение вступает в силу одновременно с Соглашением против коммунистического «интернационала» и имеет одинаковый с ним срок действия».
Трактовать соглашение можно по-разному: оно давало равные возможности и для оказания широкомасштабной военной помощи партнеру, и для уклонения от любой реальной помощи. Сиратори однажды сказал, что пакт составлен нарочито неконкретно и подобен раме, в которую можно вставить любую картину.[169]169
Цит. по: Fleisher W. Op. cit., p. 175.
[Закрыть] Фраза проникла в газеты, однако, как не без юмора заметил после войны американский историк Дж. Комптон, «партнеры не могли прийти к согласию относительно самой картины: для Японии это был морской тихоокеанский пейзаж, для Гитлера – пейзаж Европейского континента».[170]170
James V. Compton. The Swastika and the Eagle. Hitler, the United States and the Origins of World War II. Boston, 1967, p. 180.
[Закрыть] Сиратори считал достоинством пакта то, что его формулировки можно было трактовать как угодно. Но в этом крылась и внутренняя слабость.
Обращает на себя внимание отсутствие обязательств о взаимной военной и политической помощи в случае конфликта с третьей страной, что обычно являлось основой двусторонних оборонительных пактов, например советско-французского и советско-чехословацкого договоров о взаимной помощи (заключенных соответственно 2 мая и 16 мая 1935 г., то есть в самом начале переговоров об Антикоминтерновском пакте!) – главного источника беспокойства Гитлера. Ни один из этих договоров, разумеется, не был секретным и трактовался как закономерная превентивная мера против возможной агрессии, а под агрессором вполне открыто подразумевалась Германия. Адвокат А. Лазарус резонно заметил на Токийском процессе: «В то время существовал договор о взаимной помощи между СССР и Францией, который не может быть признан агрессивным. Почему же Антикоминтерновский пакт объявляется токовым? Он был разработан исключительно для самообороны и без агрессивных намерений».[171]171
IMTFE, p. 22405-22406.
[Закрыть] Агрессивные намерения, точнее территориальные аспирации, у Германии и Японии имелись, но в договоре об этом ничего не сказано, равно как и о каком-либо конкретном сотрудничестве, кроме создания совместной консультативной комиссии. Поэтому даже в качестве оборонительного пакта он выглядел скорее «протоколом о намерениях», подписанным «разведенной тушью», нежели конкретной программой действий.
Свидетельствуют об этом и «разъяснения» Хирота и Арита, адресованные Тайному совету, который должен был утвердить текст пакта и рекомендовать его к подписанию.[172]172
Материалы обсуждения пакта в Тайном совете в материалах МВТДВ: IMTFE, р. 22480-22483 (речь Хирота), р. 22487-22488 (речь Арита), р. 5958-5967 (отчет Исследовательского комитета), р. 5968-5972, 22490-22492 (стенограмма заседания).
[Закрыть] Хирота заявил, что применительно к Японии пакт ставит целью предотвратить большевизацию Восточной Азии и усиление военной угрозы со стороны СССР. Одновременно премьер считал нужным «воздержаться от принятия каких-либо позитивных мер, которые могут осложнить отношения с Советским Союзом» и «развивать дружественные отношения между Японией и Британией и Соединенными Штатами, особенно сердечные отношения между Японией и Британией». Арита подробно показал рост внешнеполитической активности СССР (сославшись, в частности, на договоры с Францией и Чехословакией), нерасторжимую связь СССР и Коминтерна и привел конкретные примеры его действий. Он подчеркнул, что приняты необходимые меры предосторожности: Коминтерн как объект действия соглашения никак официально не идентифицируется с Советским Союзом, а дополнительный протокол предполагается сделать секретным. Отмечу, что оба говорили только о политических вопросах, а не об опасности коммунистической идеологии. Все это вполне соответствует «Основным принципам национальной политики», принятым Советом пяти министров (премьер-министр, военный и морской министры, министры иностранных дел и финансов) 7 августа 1936 г., где, впрочем, содержались не менее решительные формулировки и в адрес атлантистских держав. Процитирую важнейшие фрагменты этого документа:
«Учитывая внутреннее и международное положение, империя считает главным в своей национальной политике обеспечение с помощью координированных действий дипломатических и военных кругов своих позиций на восточно-азиатском континенте и расширение продвижения на юг. Основные принципы этой программы национальной политики заключаются в следующем:
1. Достижение взаимного благоденствия в Восточной Азии путем искоренения осуществляемой великими державами политики господства и утверждения принципа истинного сосуществования и сопроцветания является воплощением духа императорского пути [Кодо – одно из ключевых понятий официальной японской политической лексики 1930-х годов.] и должно быть постоянным и руководящим принципом нашей внешней политики.
2. Осуществление мероприятий по усилению государственной обороны, необходимых для обеспечения безопасности империи, ее процветания и утверждения империи как номинальной и фактической стабилизующей силы в Восточной Азии.
3. Ликвидация угрозы с севера, со стороны Советского Союза, путем здорового развития Маньчжоу-Го и укрепления японо-маньчжурской обороны; обеспечение готовности встретить во всеоружии Англию и Америку путем нашего дальнейшего экономического развития, заключающегося в тесном японо-маньчжуро-китайском сотрудничестве, – такова основа нашей политики на материке. При реализации этой политики следует обратить внимание на сохранение дружественных отношений с великими державами…
Надлежит произвести следующее обновление всей политики в соответствии с современным положением:
1. Упорядочение мероприятий по усилению государственной обороны:
а) военные приготовления в армии заключаются в увеличении расположенных в Маньчжоу-Го и Корее контингентов войск настолько, чтобы они могли противостоять вооруженным силам, которые Советский Союз может использовать на Дальнем Востоке, и в частности были бы способны в случае военных действий нанести первый удар по расположенным на Дальнем Востоке вооруженным силам Советского Союза [К этому мы вернемся при анализе военных планов Японии в отношении СССР (гл. 10)];
б) военные приготовления во флоте заключаются в увеличении его мощи до такой степени, которая обеспечила бы ему господствующее положение против морского флота США в западной части Тихого океана.
2. Наша внешняя политика должна быть обновлена. Ее главная задача – содействовать осуществлению основных принципов национальной политики. В целях обеспечения успешной дипломатической деятельности, военные круги должны избегать открытых действий и оказывать ей помощь тайно».[173]173
Текст: История войны на Тихом океане. Т. II, с. 340-343.
[Закрыть]
Основные положения разъяснений Хирота и Арита были развиты в отчете Исследовательского комитета Тайного совета, представленном как основание для ратификации пакта. О секретном протоколе говорилось, что его цель – «защита общих интересов Германии и Японии от военного давления Советского Союза». Формулировка была выбрана не вполне удачно: каковы общие интересы двух стран, не разъяснялось. По существу речь шла о наличии общего противника, а Германия выглядела не столько союзником, сколько товарищем по несчастью.
На самом заседании Тайного совета 25 ноября 1936 г. особое внимание было уделено возможным последствиям заключения пакта для советско-японских отношений, в частности для готовой к подписанию, но еще не заключенной новой рыболовной конвенции. Перед лицом этого вопроса Арита имел, как говорится, бледный вид: всего несколькими днями ранее, 16 и 17 ноября, он заверял советского полпреда Юренева, что слухи о заключении и даже подготовке антисоветского соглашения с Германией беспочвенны. Советское руководство признало разъяснения министра неудовлетворительными и дало жесткую оценку позиции Японии, постоянно повторявшуюся средствами массовой информации на всех уровнях и по всякому поводу. Арита уверял членов Тайного совета, что СССР не отважится на решительные действия, но советское правительство сначала «отложило» рассмотрение вопроса о конвенции, намеченной к подписанию 20 ноября (о чем министр был вынужден с неудовольствием сообщить на заседании), а затем и вовсе отказалось от нее. В итоге пакт был утвержден Тайным советом, но популярности правительству, мягко говоря, не прибавил.
Антикоминтерновский пакт был, бесспорно, направлен против СССР. И Германия, и Япония в тот момент имели все основания считать Советский Союз своим главным политическим и военным противником, непосредственно угрожавшим как их безопасности (в том числе через коммунистическое движение), так и дальнейшей экспансии – мирными или военными средствами, – направленной для Германии на пересмотр Версальского договора, а для Японии на укрепление ее позиций в Китае. Разумеется, открыто афишировать факт направленности пакта против Советского Союза как государства ни Германия, ни Япония не могли – это грозило разрывом экономических, а возможно, и дипломатических отношений, в чем они явно не были заинтересованы. Однако, как заметил журналист П. Ноэль, официальные утверждения Москвы, что Коминтерн не связан с советским правительством и тем более не подчиняется ему, оказались на руку не только СССР, но и Японии. Советский Союз заявлял, что не оказывает военной помощи Китаю, но не может запретить это добровольцам или общественным организациям. Токио, ссылаясь на те же самые «разъяснения», доказывал, что его политика направлена всего лишь против некоей неправительственной организации, а не суверенного государства.[174]174
Percy Noel. When Japan Fights. Tokyo, 1937, p. 46-53.
[Закрыть]
Нарком иностранных дел Литвинов, опираясь на информацию разведки, имел все основания прямо говорить об антисоветском характере пакта, издеваясь над неуклюжими оправданиями германских и японских дипломатов. Выступая на Восьмом Всесоюзном Съезде Советов 28 ноября 1936 г., он обрушил на пакт всю силу своего знаменитого сарказма: «Люди сведущие отказываются верить, что для составления опубликованных двух куцых статей японо-германского соглашения необходимо было вести эти переговоры в течение пятнадцати месяцев, что вести эти переговоры надо было поручить с японской стороны генералу, а с германской – «сверхдипломату»… Все это свидетельствует о том, что «антикоминтерновский пакт» фактически является тайным соглашением, направленным против Советского Союза… Не выиграет также репутация искренности японского правительства, заверившего нас в своем стремлении к установлению мирных отношений с Советским Союзом».[175]175
Литвинов М.М. Внешняя политика СССР. М., 1937, с. 184-188. См. также: Борисов А. Японо-германское соглашение. (Очаг войны на Востоке). М., 1937; Лемин И.М. Блок агрессоров. М., 1937; Дальневосточный очаг войны. (Япония). Сталинград, 1937; Берлинский сговор главных зачинщиков войны // «Коммунистический интернационал», 1936, № 18; Иоган Е. Заговор агрессоров против дела мира // «Большевик», 1936, № 23; Лемин И.М. Японо-германское соглашение // «Мировое хозяйство и мировая политика», 1937, № 1 и мн. др.
[Закрыть]
После войны и Риббентропу ничего не оставалось, как откровенно признать: «Разумеется, Антикоминтерновский пакт скрывал в себе и политический момент, причем этот момент был антирусским, потому что носителем идеи Коминтерна являлась Москва. Гитлер и я надеялись Антикоминтерновским пактом создать определенный противовес России, ибо между Советским Союзом и Германией имелось тогда и политическое противоречие».[176]176
Риббентроп И. фон. Цит. соч., с. 89-91.
[Закрыть] Однако главным врагом он называет все-таки Коминтерн как политическую силу, а не СССР-Россию как государство, что вполне соответствует его геополитической ориентации, сформировавшейся под влиянием Хаусхофера.
23 октября, в день принятия окончательного решения о заключении пакта и его парафирования, Риббентроп направил Мусякодзи дополнительную ноту к секретному протоколу, в которой заявлялось, что положения заключенных ранее советско-германских договоров – Рапалльского договора 1922 г. и Берлинского договора о нейтралитете 1926 г. – не противоречат Антикоминтерновскому пакту. Иными словами, Германия не отказывалась от них и отделяла их как дипломатические документы общего характера от нового соглашения. Получив ее, Мусякодзи направил телеграмму Арита, в которой решительно говорил, что «дух этого пакта является единственной основой будущей германской политики в отношении Советского Союза» и что Риббентроп подтвердил правильность такого понимания. Япония ждала конкретных гарантий, опасаясь односторонних действий своего партнера по сближению с СССР, что могло казаться невероятным, но что как раз и случилось в августе 1939 г. Риббентроп гарантии дал, но оставил Германии «запасной выход».[177]177
Оба документа: ТСМ, 5, с. 34-35.
[Закрыть]
Подписание пакта 25 ноября 1936 г. сопровождалось специальными заявлениями обеих сторон, разъяснявшими их цели и намерения. Сначала их сделали лично Риббентроп и Мусякодзи, затем оба правительства. Сопоставим эти четыре документа.[178]178
Заявления Риббентропа и Мусякодзи: Documents on International Affairs. 1936. London, 1937, p. 299-300, 300-301. Заявления правительств: Deterrent Diplomacy, p.265-266, 266-267.
[Закрыть] Риббентроп резко атаковал решения Седьмого конгресса Коминтерна и действия коммунистов в Испании, превознося значение пакта: «Германия и Япония, будучи не в состоянии более терпеть махинации коммунистических агитаторов, перешли к активным действиям. Заключение Германией и Японией соглашения против Коммунистического Интернационала является эпохальным событием. Это поворотный пункт в борьбе всех чтущих законы, цивилизованных стран против сил разрушения… Все значение <пакта. – В.М.> будет оценено только грядущими поколениями». Пышная риторика контрастировала со скромным содержанием опубликованного текста пакта и наводила на мысль, что за ним скрывается нечто большее. Стоит отметить, что, во-первых, об СССР «сверхдипломат» не сказал ни слова, а во-вторых, призвал «другие цивилизованные страны» включаться в борьбу и присоединяться к соглашению. Краткое и более сдержанное заявление Мусякодзи ограничилось констатацией вмешательства Коминтерна во внутренние дела других стран и его особой враждебности к Германии и Японии. Посол ни словом не упомянул о Советском Союзе, но ничего не сказал и о возможном расширении пакта.
Заявление правительства Германии имело подчеркнуто общий и вполне дипломатический характер: оно акцентировало внимание на оборонительной сущности пакта и его направленности против Коминтерна как организации, не упоминая СССР. В заявлении японского правительства, более конкретном и довольно агрессивном, говорилось о Седьмом конгрессе Коминтерна и Гражданской войне в Испании, о китайских коммунистических армиях как угрозе Японии и о совместном сопротивлении коммунизму как основе пакта. За этим, однако, следовали специальные разъяснения, что пакт не направлен против какой-либо третьей страны, т.е. СССР. Несомненной дипломатической ошибкой было упоминание секретных соглашений в рамках пакта, наличие которых в заявлении категорически отрицалось, хотя об их существовании знали заинтересованные лица и не переставала твердить иностранная пресса. Заявления снова показали разность подходов и намерений сторон: Япония подчеркивала политический характер пакта, Германия – идеологический.
Пейзаж для рамы
Реакция на Антикоминтерновский пакт в Японии, в отличие от Германии, была разноречивой и порой критической, несмотря на цензурные ограничения. Его положения представлялись расплывчатыми, выгоды от него – туманными, а ущерб в виде срыва подписания рыболовной конвенции – очевидным.[179]179
Архив МИД Японии. B-l-0-0. J/X 2-1. Нити-доку-и боке кётэй канкэй иккэн. Ёрон оёби симбун ронтё. (Документы об Антикоминтерновском пакте Японии, Германии и Италии. Комментарии общественного мнения и прессы). Ср. статью влиятельного политического аналитика: Tsunego Baba. The Anti-Comintern Pact in Domestic Politics // «Contemporary Japan», vol. V, № 4 (March 1937).
[Закрыть] Он стал одной из причин падения кабинета Хирота, который явно досадовал на то, что пакт был подписан при нем. Только Арита продолжал по необходимости защищать пакт: подчеркивать его «всемирное» и «эпохальное» значение, пугать угрозой мировой революции и «советизации» Китая (для японцев это звучало более конкретно, а потому убедительно) и в то же время разъяснять, что соглашение направлено исключительно против многоглавой гидры зловещего Коминтерна. В заключение речи по радио 5 января 1937 г. он отвечал критикам, подразумевая советскую и леволиберальную пропаганду: «Некоторые придерживаются необоснованного мнения, что Япония, заключив соглашение с Германией, вступила в так называемый «фашистский блок» и намеревается превратить свой государственный строй в фашистский режим. Японо-германское соглашение, предусматривающее не более чем сотрудничество двух стран против деятельности Коммунистического Интернационала, не имеет никакого отношения к государственному строю, форме правления или механизмам власти Германии, пусть даже в ней правят нацисты. Кроме того, у Японии свой собственный государственный строй… Те же, кто говорит о вхождении Японии в фашистский блок или о ее фашизации, имеют самые превратные представления о нашем государственном строе и форме правления».[180]180
Documents on International Affairs. 1936, p. 303-307.
[Закрыть] Выступая с программной речью в парламенте 21 января, он снова твердил об угрозе Коминтерна, политика которого «не только несовместима с нашим государственным строем, но противна самой человеческой природе», и о необходимости «совместной защиты» от нее, особенно упирая на активизацию «красных» в Китае в свете наметившегося сотрудничества между Гоминьданом и коммунистами. Одновременно Арита говорил о важности нормальных отношений с СССР, но упорно перекладывал на Москву ответственность за имеющуюся напряженность. Показной оптимизм, которым было проникнуто выступление министра, выглядел неубедительно перед лицом неминуемо надвигавшегося правительственного кризиса, что хорошо видно из материалов обсуждения пакта в парламенте уже после его подписания и вступления в силу.[181]181
Дайнанадзюкай (Сева 12 нэн) тэйкоку гикай-ни окэру нитидоку боке кётэй мондай-ни кансуру сицуги оёби тобэн. (Материалы обсуждения проблемы Антикоминтерновского пакта Японии и Германии на 70-й сессии парламента (1937 год). <Токио, 1937> (издание МИД для служебного пользования; Архив МИД Японии). Заседания 21 января 1937 г.: с. 1 – 18 (палата представителей), с. 83-87 (палата пэров).
[Закрыть] Похоже, Арита, которого современники прозвали «хамелеоном», решил, по японской пословице, убить «одним камнем двух птиц», но явно недооценил последствия.
Дальнейшие действия Германии были направлены на расширение пакта за счет привлечения третьих стран, что соответствовало замыслу лидеров Рейха, преследовавших не только абстрактные идеологические, но и конкретные политические цели. «Адольф Гитлер рассматривал противоречие между национал-социализмом и коммунизмом как один из решающих факторов своей политики. Поэтому следовало проверить, каким способом можно найти путь к тому, чтобы привлечь и другие страны к противодействию коммунистическим стремлениям… Пакт возник из сознания, что только созданный на длительный срок общий оборонительный фронт всех здоровых государств мог положить конец угрожающей всему миру опасности».
«В намерения Гитлера входило, – свидетельствует далее Риббентроп, – подтолкнуть к участию в антикоммунистическом фронте также и Британскую империю». Риббентроп безуспешно убеждал министра иностранных дел Идена в реальности коммунистической угрозы для Великобритании и необходимости совместной борьбы с нею. «Я хотел доказать ему значение этого идеологического сплочения для всего культурного мира. Когда Идеи заявил мне, что в Англии подписание Антикоминтерновского пакта послом в Лондоне воспринято с неудовольствием, я со всей откровенностью растолковал ему смысл и цель пакта и его значение для всего некоммунистического мира… Но я натолкнулся на полное непонимание со стороны Идена, и даже позже мне никогда не доводилось услышать от английского правительства хоть что-то насчет этой инициативы».[182]182
Риббентроп И. фон. Цит. соч., с. 89-91.
[Закрыть]
Есть все основания предполагать, что неуспех этой миссии стал главным катализатором антибританских настроений будущего рейхсминистра, его антипатии к Сити и «лондонским лавочникам», которая аукнется в беседе со Сталиным в ночь с 23 на 24 августа 1939 г., после подписания исторического советско-германского договора. Подводя неутешительные итоги своего пребывания на посту посла при Сент-Джеймсском дворе, Риббентроп 2 января 1938 г. направил Гитлеру пространный доклад, где делал вывод о бесперспективности поисков союза с Великобританией и о необходимости иной коалиции. Приведем наиболее важные фрагменты этого документа, по существу представлявшего собой программу нового курса внешней политики для Германии.
«По мере осознания того, что Германия не желает связывать себя сохранением status quo в Центральной Европе
Полный текст: Там же, с. 93-99.
[Закрыть]
Не будем забывать, что доклад направлялся Гитлеру, который до конца не избавился от англофильских настроений даже во время войны с Великобританией. Одаренный «пассионарный» австрийский аутодидакт начала века, не получивший никакого фундаментального образования, Гитлер в политике руководствовался симпатиями и антипатиями своей юности, более иррациональными, чем рациональными, далеко не всегда основанными на жесткой идеологической системе (если не считать таковой очень общие расистские и пангерманские настроения) или геополитическом расчете. Именно тогда, в юности, он начал мечтать – и мечтал всю жизнь – о союзе или хотя бы партнерстве с Англией, о лишении Франции лидерства в Европе и о завоевании «жизненного пространства» на славянском Востоке. По сути «мир» для Гитлера ограничивался все той же Mitteleuropa, а то, что лежало за ее пределами, его не очень-то и волновало. Как бывший подданный Габсбургов, он находился под влиянием «комплекса фольксдойче»: отсюда его упорное стремление воссоединить Австрию с Германией и столь же упорная антипатия к чехам и полякам. Поколебать эти убеждения не смогли никакие силы или события.
