Текст книги "Кинхаунт (СИ)"
Автор книги: Василий Анисимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
– А теперь настало время отправить Того-достойного– к его праотцам! – возгласил Уурвад, воспользовавшись паузой.
Мне стало неприятно. Я поднял руку.
– Мне был сон. Я переношу отправление Того-достойного на другое время. О нем я сообщу, когда оно придет.
Раздался ропот – видимо, многие уже настроились насладиться зрелищем, которое обещало быть весьма торжественным. Уурвад скривился, но быстро вернул благостную улыбку.
– О великий король Даэлвис! Ибо голова его пуста и он видит дальше всех! А теперь борцы мусо!
Я обрадовался, что удалось избежать кровопролития, и на радостях выпил целый кубок. Вино ударило мне в голову, я почувствовал себя большим и сильным.
– Подержи, – сказал я Аченнаа, снял с себя все золото и передал ей. Затем я проорал:
– Радуйтесь, мои люди! Ибо ваш повелитель решил принять участие в борьбе воинов!
Бешеный восторг изрыгнулся из глоток.
Отведя от себя руку обеспокоенного Уурвада, я прыгнул вниз, прямо в бассейн, вышел оттуда и с громовым ревом несколько раз ударил себя в грудь, и поднялся на арену. Видимо напуганный мной боец мусо чересчур резво набросился на меня и смял в лепешку так, что искры посыпались у меня из глаз.
Воцарилась настороженная тишина. Начальник воинов подозвал к себе моего противника и сказал ему что-то такое, что он изобразил оскал испуга. Начальник подтолкнул его ко мне и подмигнул мне.
– О великий повелитель народ! – возгласил он, обращаясь не ко мне, а ко всем зрителям, недоуменно и тревожно взиравшим на происходящее. – Только самые глупые не смогли понять, что ты шутишь, притворяясь таким слабым! Ах-ха-ха! Очень смешно!
– Ха-ха-ха!!! – загоготали вокруг, корчась от смеха.
Так легко поколотивший меня воин зверско нахмурился, и у меня душа ушла в пятки, но отступать было нельзя. Я пошел на него, но едва он дотронулся до меня, как откатился в сторону с воплем адской боли. Зрители взревели от восторга.
Я принял эту нехитрую игру, и следующие минут пятнадцать были целиком посвящены забавному цирку – огромные воины, играя мощными мускулами, свирепо бросались на меня, но отлетали в сторону при первом же прикосновении, кромко крича и плача.
Утомившись, я оглянулся на свой балкон, где меня ждали женщины и кир, и жестом изъявил желание вернуться туда. Несколько воинов тут же побросали свои копья и бросились ко мне, сбивая друг друга с ног и отвешивая тумаки за право прикоснуться к моей священной особе – на несколько минут все превратилось в побоище. Я с досадой обернулся к начальникам воинов, и они криками и плетьми заставили толпу ревнивых энтузиастов успокоиться, тогда победители на руках внесли меня наверх, где меня ждала счастливая Аченнаа, невозмутимая Зуулаа и насмешливо подмигнувшая Зальгирис.
Увеселения продолжались, толпа ревела, не уставая. А я все больше грустил по Крезу и Мэе.
Несмотря на заверения Уурвада, и подозрительную брагу, которую я больше приказал не приносить мне, видимо, все же что-то было в кисло-сладких фруктах. Отрубившись на балконе, я очнулся в кровати с Аченнаа и еще двумя новыми девушками. Несмотря на усталость, сил во мне было хоть отбавляй…
Вскоре я провалился в глубокий сон, в котором пробыл почти сутки, судя по тому что проснулся уже к вечеру. Тревога коснулась сердца, но прикосновение к рифленой рукояти Кулая укрепило мой пошатнувшийся дух.
Уурвад уже стоял возле ложа с самым почтительным выражением лица.
Я обратился к нему, высказав накопившиеся за ночь мысли, но он перебил меня.
– Ваше сияние, Тот, кто достойный, томится в ожидании встречи с предками.
– Еще не пришло время, боги послали мне сон, но я должен хранить тайну. Пора уже возрождать нашу страну, Уурвад. Мне нужны мои помощники, которые остались в лесу.
– Эти бездельники, которые вас упустили так легко? – удивился он.
– Твои, то есть мои воины слишком ловки, – возразил я, и он не нашел что ответить. – Их надо доставить сюда.
Он как-то небрежно отмахнулся.
– Они уже здесь.
– Где? – я был поражен. Оказывается, пока я здесь предавался пьянству и пороку, мои друзья томились в тюрьме.
– Одновременно с вами мы доставили их в темницу, – пробормотал он, думая о чем-то другом.
Сдерживая гнев и испуг за друзей, я спокойно сказал ему:
– Немедленно пошли к ним.
По пути я задал ему вопросы, пытаясь понять устройство общества, королем которого я так неожиданно оказался.
Со слов Уурвада возникала какая-то странная картина. Несмотря на его уверения в том, как весь народ с нетерпением ждал меня всю свою историю, чтобы немедленно заняться возрождением страны, меня как-то не стремились ввести в курс дела и только настойчиво предлагали увеселения.
Начальник стражи звали Хуамайбон, я приказал ему явиться ко мне, и он вскоре догнал нас. Это был грузный мужчина лет пятидесяти, видимо в прошлом воин, но давно начальник и обрюзгший вследствие продолжительной бездеятельностьи. Судя по его виду, он был не слишком рад видеть меня и был чем-то недоволен.
– Ты чем то недоволен, Хуамайбон? – спросил я его, не прекращая идти.
Он одарил меня странной улыбкой, более похожей на гримасу крокодила.
Мы вошли в темницу, полную запахов нечистот. Стражи с удивлением отшатнулись, увидев меня.
– Кто здесь находится? – спросил я Хуамайбона.
Он начал перечислять – воры, убийцы, прелюбодеи, и двое которые шли со мной. Мысль о том, что в этом благословенном раю без правил можно все-таки умудриться загреметь в тюрьму за прелюбодеяние, на секунду зацепила меня, но я жаждал увидеть Креза и Мэю.
– Где те, которые шли со мной? – грозно спросил я.
Меня отвели в комнату. Я уже сжимался при мысли увидеть моих друзей, но вместо них в камере сидели два каких-то оборванца. При виде меня они вскочили.
– Йо, чувак! Как клэо что ты пришел! Вытащи нас отсюда!
– Кто это? – недоуменно спросил я обратившись к Хуамайбону и Уурваду.
Они пожали плечами.
– Те, кто шел с вами.
– Дэл! – закричали оборванцы. – Ты че не узнаешь нас? Это же я, Барни!
– И Чунк!
Я вспомнил – кажется, мы один раз бухали с ними, пока валялись на пляжах.
– Это не они. А где такой большой воин и с ним хрупкая женщина? – спросил я у Хуамайбона, но он лишь брезгливо пожал огромными заплывшими плечами.
Я повернулся и пошел к входу, в раздумьях не слыша воплей кинхаунтцев за спиной.
Выяснив, что разведкой занимается вождь Уланпачуа, я призвал его к себе, но он был в походе и должен был вернуться только к вечеру.
Мне все сильнее не нравились странные переглядывания и ухмылки моих начальников. Я приказал собрать совет. Уурвад подчинился, но с еще большей тоской и неохотой на лице. Это начинало меня раздражать.
– Уурвад, признайся, почему тебе не нравится то, что я говорю.
Он немного испугался.
– Нет, ваше сияние мудрости, ваша мудрость безмерна и не имеет границ, потому что ваша голова вечно пуста.
Я зарычал.
– Не юли, отвечай.
– Нет, мне все нравится, каждое ваше слово, как капля расплавленного золота, падает в океан суеты бытия и освящает его сиянием вечности.
Я понял, что он может продолжать это бесконечно, и прекратил свои попытки.
К вечеру советники собрались в большом зале, и Уурвад прислал за мной младшего жреца. Его глаза были тревожны, и я приказал Зуулаа и Зальгирис сопровождать меня, но чертовки задержались по своим бабским делам. Сунув Кулай за спину, я понял, что обойдусь и без них.
В зале собралась пестрая компания. Уурвад по очереди представил их мне.
Гуурмамой, жирный лысый старик с недовольным видом, занимался запасами проводольствия. Уучурвалаан, худой высокий старик, похожий на нахохлившегося сонного грифа, ведал вооружением воинов. И еще три непонятных старика, занимавшихся непонятно чем.
Битых два часа я пытался выжать из них что-нибудь полезное и все больше недоумевал. То, что напел мне Уурвад про страстное желание всех подданных моих немедленно заняться возрождением страны, плохо сочеталось с льстивыми, но бессмысленными излияниями жрецов. Такое ощущение, что они просто тянули время.
Уставший и недоумевающий, я распустил собрание, вернулся в свои покои и приказал своим стражницам никого не пускать ко мне.
– Даже вечернего раба еды? – переспросила Зальгирис, и меня осенило.
– Его тем более, а лучше закажите мне того же, чем кормят вас. Только не говорите, что это я попросил. Просто возьмите себе побольше.
Девочки хмыкнули и переглянулись. Я не придал этому значения.
А зря.
Через полчаса, когда они принесли мне миску еще дымящихся вареных гусениц, я очень пожалел об этом. Но отступать было некуда – меня сверлили четыре насмешливо испытующих глаза. Невозмутимо, как и подобает королю, я принялся закидывать за обе щеки гусениц, с хрустом перемалывая головные панцири и удивляясь, насколько горькими могут быть внутренности насекомых.
Зальгирис и Зуулаа болезненно поморщились и склонились с видом глубочайшего уважения.
– Повелитель, – промямлила Зальгирис, – твои рабыни не стоят того, чтобы ты показывал им свою доблесть таким жестоким способом.
– Не понял? – переспросил я.
– Ваша голова пуста и вы видите суть вещей, и можете делать горькое сладким, мы поняли это. Позвольте все же очистить этих гусениц.
С этими словами девочки принялись ловко потрошить гусениц, отрывая головы и выбрасывая их вместе с кишками прямо в окно.
Подавив приступ тошноты, я продолжил есть уже очищенное лакомство. По вкусу это было похоже, оказывается, на креветок.
А мои стражницы сидели передо мной на корточках, смотрели собачьими глазами, как я ем, и тихо напевали:
– О-о-о, Мааргкх Даэ-э-э-лвисс, его голова пуста-а-а-а… Он ест гусениц целиком, потому что может делать горькое сла-а-а-адки-и-им…. О-о-о, повелитель, сделай мою жизнь сладкоо-о-ой, как этот ме-о-о-о-д…
Наевшись, я загрустил. Где там сейчас Крез и Мэя? Еще чего доброго, влюбятся друг в друга без меня….
– Мне нужен Уаланпачуа, – сказал я им.
Они тут же перестали петь, и их глаза заблестели.
– О, Уаланпачуа великий воин, – сказала Зальгирис.
– Он может задушить караййю на лету, – кивнула Зуулаа.
– Он метает копье дальше всех, – мечтательно закатила глаза Зальгирис.
– И в кулачном бою ему нет равных.
– За это его ненавидят жрецы.
– Эти слабые старики, они боятся Уаланпачуа, потому что его бедра сильны.
– Хватит! – рявкнул я. – Мне нужно с ним поговорить. Проклятые старики водят меня за нос. Что-то здесь не то.
Стражницы опасливо поежились и переглянулись.
– Великий, Уаланпачуа вернется вечером. Мы сразу же отведем его к тебе.
Утро разбудило меня нежным пением птиц, шумом листвы на сильном ветру и адской перебранкой в дверях – Зальгирис и Зуулаа не пускали ко мне Уурвада и утреннего раба еды. Я крикнул Уурваду, что чуть позже зайду к нему сам.
Возмущенная Зальгирис вошла. В руке она держала маленький горшочек. Не прерывая повествования, она залезала в него пальцем, доставала нечто коричневое и размазывала по телу.
– Это змеиный жир с травами предков, – пояснила она в ответ на мой удивленынй взгляд. – В моем народе принято так делать. Кожа становится нежной и гибкой.
– Вот почему твоя кожа такая упругая и блестящая, – понимающе кивнул я и невольно потянулся к ней пальцем, чтобы еще раз убедиться в истинности своих слов.
Она с готовностью замерла. Я спохватился и убрал палец, мне стало неловко. Тогда она обиженно выпятила губу. Я вздохнул и довершил то, что начал.
Остаток дня я скоротал, разбирая и собирая Кулай и отрабатывая мечом фехтовальные приемы. Если бы через окно в зал не ворвался небольшой паук, я бы умер от скуки. А так я чуть не умер от страха. Две пули в упор не остановили паука, потому что пролетели мимо. Мебели досталось гораздо больше. Он метался по залу, видимо испуганный больше, чем я. На выстрелы вбежали стражницы. Я тут же сделал вид, что просто развлекаюсь. Зальгирис ловко ткнула паука копьем и выкинула обратно в окно, я надменно кивнул им на дверь, и только когда увидел их спины, облегченно перевел дыхание.
Тревожные мысли снова овладели мной.
Что-то здесь не клеилось. Король вернулся, тот самый король, о котором говорили пророчества. Конечно, не более чем удивительное совпадение, что мне досталось это ожерелье, и в это же время в Амбросии меня ждет сомнительное по своей полезности, но почти бесспорное по регламенту право на корону.
Но почему теперь эти аборигены не проявляют ко мне никакого внимания?
Показалась Зальгирис.
– Ваше сияние мудрости, его мудрость великий травун и лечун просит разрешения войти.
Ах да, вчера я в ярости выгнал его, будучи пьян, и приказал не входить без разрешения.
Я кивнул, и Уурвад вошел и жестом приказал Зальгирис выйти.
– О ваше сияние мудрости, – снова елейно начал он, – ваши жены истомились без ласки своего повелителя. Если вы устали, позвольте укрепить вас чудесными травами Киннаухаунта.
– Опять ты подкладываешь под меня женщин, о травун-лечун? – подозрительно осведомился я. – Хотя обещал дать мне отдых. А как же великие дела? Разве их ненадо решать? Разве не надо карать врагов, строить мосты и расчищать пастбища?
Уурвад склонил голову еще ниже, но мне померещилась зловещая усмешка.
– О повелитель, земля и грязь недостойны касаться божественного тела вашей мудрости. Всю эту грязную работу сделают ваши слуги и рабы. Вам же самими небесами уготована вечная радость и наслаждение.
Я задал ему еще несколько вопросов, но он отвечал в том же духе.
Я отпустил его наконец, всерьез задумавшись о том, чтобы предать его лютой смерти.
За окном опускалось солнце, орали птицы. Я думал, и мне было грустно и одиноко.
Мне так не хватало Креза. Насчет Мэи, наверное, пока не стоило торопиться.
Уаланпачуа пришел вечером, и мне пришлось прогнать стражниц, чтобы не видеть, как они пожирают его глазами. Впрочем, он был достоин этого – высокий, с гордым видом и легкой походкой. Каждое движение его источало достоинство и силу. Только одно мне не нравилось – что он так высокомерно смотрел на меня.
– Почему до сих пор жив Тот-достойный? – сходу спросил он, сверля меня насмешливым взглядом.
Мне был неприятен такой наглый тон, и я осадил его царским прищуром. Впрочем, Уланпачуа не осадился.
– Я король, и в моих руках жизнь и смерть моих подданных, – напомнил я дерзкому. – Еще моя голова пуста, и в нее свободно входят глаголы вечности.
Уланпачуа кивнул, дескать, слышали эти песни. Похоже, он был единственым из окружавших меня, кто не считал похвалой эпитет "его голова пуста".
– И чего он вам всем дался? – спросил я с досадой. – Несчастный старик, пусть спокойно доживет свой век.
– Пока он жив, старое царство живо. – Уланпачуа посерьезнел. – Новое не входит в нашу жизнь, стоит у ворот и ждет.
– Что такое старое царство?
Уланпачуа неохотно скривился.
– Что такое царство, о Даэлвис? – Он даже не звал меня королем или сиянием мудрости, и его голос звучал весьма издевательски. – Царство – это люди, трава, земля, вода.
Он сделал рукой широкий жест, словно обнимал мир вокруг.
– Царство – это старые люди и новые люди. Старые люди – это жрецы. Что тут непонятного?
Я хотел продолжить вопросы, но по его виду было понятно, что ему неохота отвечать на них. Поэтому я перешел к делу.
– Ты должен найти моих людей, которые шли со мной, Уланпачуа. Они мне нужны.
Он посмотрел на меня с удивлением.
– Я должен? Ты наверное хотел сказать – я могу.
Я вздохнул и посмотрел в окно, прикидывая, смогу ли вырубить этого бугая с первого удара. Решив, что не смогу, я вернулся к уговорам.
– Да, я так и хотел сказать, ты прав… о великий воин.
Его улыбка стала торжествующей. И тут новая идея осенила меня – я вспомнил тщеславие Креза.
– Или не можешь? – вдруг сказал я и посмотрел на него с тенью внезапного сомнения. – Так много людей в джунглях, так трудно проходить через леса, полные ядовитых комаров…
Он посмотрел на меня с презрением.
– Уланпачуа не боится маленьких насекомых.
Я согласно кивнул с той же задумчивостью.
– Да, но лесные реки полны злобных тварей, а кусты и деревья растут слишком близко друг к другу, между ними не протиснется и маленькая ящерица.
Его лицо стало еще более презрительным.
– Уланпачуа не только умеет плавать и лазить по деревьям, он еще и видит хитрость, о тот, чья голова недостаточно пуста! Ты хочешь разыграть меня, как маленького мальчика, но я вижу твои уловки!
Я сделал вид, что сдался.
– Ладно, великий воин, ты можешь быть свободен, можешь идти, можешь стоять, можешь лежать, я больше ничего не хочу сказать тебе, – ответил я с раздражением и понуро вернулся к своему деревянному креслу. – Пусть мои друзья потеряются и сгниют в джунглях, потому что великие и сильные воины требуют слишком много лести от своего глупого короля.
Он задумчиво взглянул в окно и вздохнул.
– Уланпачуа видел большого воина с короткими черными волосами и хрупкую девушку с ним.
Я не смог подавить первое движение и невольно дернулся. Но он не обратил внимания.
– Я могу привести их к тебе. Если ты дашь мне… – он задумчиво посмотрел на меня, – …твои браслеты.
Я тут же снял их один за другим и протянул ему. Его брови удивленно поднялись.
– Нет, Уланпачуа пошутил. Ему не нужны царские браслеты, над ним будут смеяться – скажут, Уланпачуа перепутал берега и хочет быть царем. Нет, Уланпачуа не хочет быть царем. Когда Уланпачуа был маленький…
Я раздраженно поднял руку.
– Давай ты …
Но он упрямо продолжал, не слушая, и я был вынужден остановиться.
– … его отец сказал ему – Уланпач, ты будешь воином. Воину не нужны золотые побрякушки, их блеск выдает охотника зверю, их звон выдает охотника зверю.
Последовало длинное жизнеописание из детства героя. Я не стал его перебивать, потому что мне показалось, что надо дать ему высказаться – мое внимание к его словам и было той ценой, которую он ждал за свою помощь.
– Уланпачуа приведет тебе твоих людей, о мудрый, – наконец сказал он уже без оттенка презрения, как-то грустно посмотрел на меня и ушел неслышной походкой.
– Он ходит, как лесной барс!.. – донесся до меня восторженный шепот моих стражниц, и я недовольно захлопнул дверь.
Тревожные подозрения преследовали меня, и я решил попытаться навести порядок в Дворце, не дожидаясь, пока придет Крез и всех перевалит. Для этого надо было разобраться, что же происходит в царстве на самом деле. Гнусный Уурвад все настойчивее пытался подлить мне своего пойла и подложить баб, но я нашел легкий выход из положения – я сказал моим стражницам, что боги сказали мне, что Уурвад завидует моей славе и власти и хочет отравить меня. С этого момента ни одна посторонняя бабешка не пересекала порог моей спальни, а на все расспросы прислужников Уурвада Зальгирис и Зуулаа с каменным видом отвечали, что такова воля богов.
С трудом дождавшись наступления ночи, я с помощью Зальгирис переоделся и хотел с ней инкогнито пройтись по моим владениям, но она сказала, что при ее виде все сразу поймут, и позвала свою сестру – стройную Зульгарау.
Едва я оказался с ее сестрой в темном коридоре, как она схватила меня за руку.
– О мой повелитель! – жарко зашептала она, прижимаясь ко мне упругой грудью. – Я хочу сына от тебя, великий!
В растерянности я оглянулся на вход в покои, подумав первым делом, что ушел еще не слишком далеко.
– Но вдруг будет дочка? – пришла мне в голову спасительная, казалось, идея. Но я еще не знал изворотливости этих простых дикарских умов.
– Нет, боги сказали мне, что мой сын уже стоит у дверей этого мира и ждет только твоей воли, повелитель, – уверенно возразила мне Зульгарау и затолкала меня в темную нишу.
Через несколько минут мы продолжили путь, но едва попалась другая ниша, как Зульгарау снова затолкала меня в нее под предлогом, что боги еще не сообщили ей, что наш сын пришел в ее чрево. Я понял, что она выбрала этот подземный переход специально, и уже сожалел о своей затее. О чем говорят мои подданные, мне уже было неинтересно, хотелось только поскорее вернуться в свою спальню.
С большим трудом наконец я пробрался в покои стражи. Я был так обмотан тряпками Зальгирис, что не боялся быть узнанным. Тем более что Зульгарау обращалась со мной как со своей рабыней, то и дело награждая меня тумаками и затрещинами и браня последними словами. Ее дрожащий голос, впрочем, выдавал мне, что здесь что-то не так.
– Прости, мой повелитель, – прошептала она голосом, дрожащим от возбуждения, – это только чтобы они не подумали, что это можешь быть ты.
– Все таки полегче, – предупредил я ее, – а то потом пожалеешь.
Она прямо-таки тряслась.
– Да, конечно, – и, отодвинувшись, отвесила мне звонкую оплеуху и зашипела от бешества, – да как ты смеешь, тварь?
Воины невольно оглянулись на нее, осуждающе покачали головами и продолжали разговор. Сдержав гнев, я прислушался к их словам, жестом приказав Зульгарау остановиться.
– Его голова не пуста!
– Да, не пуста…
– Она полна вином и соком мубайи. Колубан сказал, что они оборвали уже все ягоды, которые растут вокруг.
– Какой Колубан?
– Ну, помощник Уурвада.
– А, этот маленький усосок.
– Он лежит там себе с девками и наслаждается! Какой же это король!
– Говорят, ему завтра приведут дочь Урундая.
При этих словах сестра Зальгирис толкнула меня в плечо:
– Ты блудная баба!
Я не выдержал и прорычал ей:
– Еще раз так толкнешь, тебе конец.
Она смотрела на меня такими яростно округлившимися глазами, что я стал бояться за свою жизнь.
– Он, наверное в ярости, – продолжал воин, имея в виду Урундая, дочь которого должны были завтра мне привести.
– Какой там! Он счастлив, как пьяная обезьяна, которая нажралась прокисших бананов!
– Хотел бы я быть королем.
– Чтобы Уурвад зарезал тебя в день шестого полнолуния, как жирную свинью? Хахахаха…
– Хахахаха!
– Да он и есть свинья!
– Хахахаха!
Ужасные слова о предстоящем жертвоприношении короля убедили меня, что проклятый жрец действительно многое не договаривал мне.
Я привлек к себе Зульгарау и прошептал ей на ухо:
– Лучше помоги мне разговорить этих воинов. Спроси у них, что должен делать настоящий король, по их мнению.
Она жадно пожирала меня округлившимися глазами. Неуверенный в том, что она меня слышала, я переспросил:
– Зульгарау, ты слышала меня?
– Я хочу, чтобы ты был только мой, о повелитель, – простонала она. – Я буду тебе лучшей королевой! Мы убьем всех врагов, сделаем из их черепов чаши и будем пить оттуда лучшее вино!
– Ты слышала, что я сказал тебе? – зарычал я, впадая в отчаяние.
– Да слышала, слышала, – с досадой отмахнулась она и обратилась к воинам:
– Многие хотят быть королем, но это болтовня. Из вас любому предложи стать королем, он только будет пить и валяться с бабами.
Я вздохнул с облегчением – Зульгарау полностью переключилась на мое задание, и теперь ее было не узнать. Воины возмущенно смотрели на нее.
– Твоя сестра прислуживает королю, поэтому ты так дерзка на язык, Зульгарау, дочь деревьев, – проворчал один из них. – Наверное, и тебя уже сводили в постель к Великому пустоголовому?
Она презрительно хмыкнула.
– А что я сказала не так, Ульчичи? Разве ты делал бы что-нибудь другое, если бы тебя сделали королем? Разве ты бы не плавал в вине и женщинах? Или тебя больше привлекают мужчины?
Дружный хохот утопил возмущенного Ульчичи, он встал, грозно надувая мышцы, но дерзкая Зульгарау храбро встала перед ним и гордо задрала свой носик.
– И что, ты ударишь меня, слабую женщину? Не бойся, я не буду жаловаться сестре. Лучше признай, что и ты бы вел себя как этот король, потому что вы все мужчины такие, вы все одинаковы.
– Нет, я не такой, – зарычал Ульчичи. – Если бы я был король, я бы вел себя иначе.
– Хахаха, – дерзко рассмеялась ему влицо Зульгарау. – Ну и что бы ты делал?
Он взял со стола глиняный кубок и раздавил его в своей руке.
– Я бы взял всех старейшин, – прорычал Ульчичи, – и бросил их в пруд!
– О-о-о-о, – потрясенно сказали воины.
– Нет, – помотал головой Ульчичи, – я бы сначала вспорол им животы и набил их крабами! А потом бросил бы в пруд! А перед этим не кормил крокодилов три дня!
– Тогда они слишком быстро сожрут их! – возразил другой.
– Три дня много, – согласился третьий. – Пусть лучше они будут сыты и плавают возле старейшин, а они визжат от страха.
– Как они будут визжать в пруду с вспоротыми животами, полными крабов? – резонно возразил четвертый.
– И это все, на что ты способен? – рассмеялась Зульгарау.
Ульчичи зарычал:
– Я бы заставил племена платить дань и нагнул бы вождей! Мы бы построили новый дворец! Расчистили джунгли и засеяли масой!
Зульгарау оглянулась на меня – я сделал ей такой жест, словно наматывал нитку на палец, и она, как ни странно, поняла.
– Больше масы, чтобы больше жрать, да, Ульчичи? – насмешливо спросила она.
– Нет! – яростно ответил он. – Чтобы продавать больше ящериц, и делать из их кожи красивые плащи, чтобы они стоили не так дорого! И еще торговать с другими племенами!
Воины возбужденно зашумели.
Я встал и положил Ульчичи руку на плечо. Он дернулся и сбросил мою руку и взвизгнул от ярости:
– Что ты позволяешь себе, презренная рабыня?
Я сбросил с головы платок. Челюсть Ульчичи упала.
– Я ваш король, воины. Я переоделся, чтобы послушать, о чем вы говорите. Ты показал себя могучим и мудрым воином, Ульчичи. Я назначу тебя новым главой стражников. Но сначала нам нужно победить жрецов.
Глаза Ульчичи расширились. Воины уважительно загудели. Кто-то даже сказал что-то хорошее в мой адрес. Вдруг поднялся другой воин, еще совсем молодой, худой юноша с горящими глазами.
– Райдо и Кеш это вранье, которое придумал отец Уурвада! – с горячностью воскликнул он. – Это не старые боги!
– Ага, – понимающе кивнул я. – Налицо заговор по выдумыванию новых богов, с целью захвата лидирующего положения в обществе и геноцида предыдущей жреческой верхушки.
– Что?! – недоуменно переспросил воин.
– Я говорю, отец Уурвада, наверное, убил предыдущих ведунов, и сказал, что их боги не существуют, и запретил всем помнить, что Урайда и Кеша раньше не было?
По тому, с какой ненавистью дернулся потрясенный моими словами воин, и по тому, как горели его глаза, я понял еще кое-что.
– И твои предки – из того ведунского рода?
Наступило гробовое молчание. Все присутствующие смотрели на меня остановившимися взглядами. У некоторых были изумленно открыты рты. Я заподозрил, что брякнул лишнее, и на всякий случай положил руку на "Кулай" за поясом.
В следующее мгновение все рухнули на колени.
– О великий… – прошептал один.
– Его голова пуста…
– Ему видно прошлое…
– И будущее…
Воины гудели.
– Но вы никому не должны рассказывать об этом разговоре! – сказал я, они с готовностью закивали, но в их лицах не было той уверенности, которую я хотел видеть, и я добавил, – У того, кто проболтается об этом, никогда больше не…
От такого страшного заклятия лица воинов побелели, они превратились в окаменевшие статуи. Удовлетворенный, я сделал наконец то, что хотел очень давно – повернулся к Зульгарау и отвесил ей смачную затрещину.
– Ах ты гнусная рабыня, как ты смела поднимать руку на своего короля! Сейчас я прикажу этим воинам убить тебя! Разорвать на много маленьких кусков! Маленьких-премаленьких-премаленьких!!!
Она затряслась от страха, а глаза воинов исполнились уважения. Только один сделал хитрую морду и доверительно наклонился ко мне. Все затихли, ловя каждое слово.
– Мой повелитель, – вполголоса сказал он, – бить женщину по голове, это слишком почетно для нее, так бьют воинов. А если хочешь показать ей ее место, сделай ей вот так.
Не успела Зульгарау отшатнуться, как он ловко протянул руку и щелкнул ее пальцем по нижней губе, отчего та звучно шлепнула об верхнюю. Воины разразились хохотом, а Зульгарау завыла от унижения.
– Благодарю тебя, мудрый мой воин, – сказал я и посмотрел на него с зловещей радостью, и, похоже, она ему была милее любого другого подарка. – Как тебя зовут?
– Ачунчуй, о сияние мудрости, – чинно ответил он.
Я кивнул.
– Я буду звать этот удар "шлепок Ачунчуя".
Дикое лицо воина озарилось счастьем. Остальные восторженно завистливо зароптали.
– А ты, – обратился я к юноше с горящими глазами, – готовься вспороть живот проклятого Уурвада и занять его место.
От восторга молодой жрец, казалось, готов был вот-вот рухнуть в обморок.
– Ладно, я пошел, – кивнул я воинам и выскользнул из комнаты, утаскивая с собой обалдевшую Зульгарау.
– Я хочу посмотреть ваши селения, – сказал я ей, на полном ходу проскакивая мимо очередной ниши, но, похоже, затрещина и "шлепок Ачунчуя" выбили из нее всю страсть.
– Как хочет сияющая мудрость… – пролепетала бедная овечка.
Я снова накинул платок на лицо, и мы спокойно прошли мимо стражи, стоявшей на входе в казарму.
Тропинка, ведущая к селению, была обставлена со всех сторон грубо обтесанными столбами – приглядевшись, я с удивлением понял, что они изображают какие-то фигуры.
Да, видимо Уурвад был прав, когда сказал, что в Кинхаунте не осталось мастеров, способных повторить древнее искусство.
Мы вошли в селение. Где-то бранились женщины, плакали дети, кто-то кормил домашнюю ящерицу, другой освежевывал ее на ужин.
Одни хижины были сделаны из переплетенных между собой, как корзины, деревьев, причем деревья продолжали расти. Другие были сложены из грубо обтесанных камней, щели между которыми были замазаны чем-то вроде цемента. Некоторые, особенно привередливые хозяева, замазали стены целиком штукатуркой, отчего они белели в сумерках аккуратно и даже празднично.
Проходя мимо одной из таких хижин, я с изумлением увидел на белой штукатурке узоры, окружавшие окно, и остановился. Они были похожи на храмовую роспись. Похожи? Нет, это была их точная копия! Но, судя по их виду, их нарисовали недавно совсем, причем небрежно, играючи.
Я шагнул ко входу в хижину и увидел стоявшие возле него фигурки. Я взял одну из них в руки – она с необыкновенным искусством изображала клубок рыб, естественно, заглатывавших одна другую. В попытке понять, какая же из них остается победителем, я долго вертел статуэтку в руках, пока не понял, что в этой борьбе нет конца, и гений неведомого мастера поразил мое воображение.
– Кто это сделал? – спросил я, забыв, что решил хранить инкогнито.
– Ой, смотри, какой смешной дядя! – вдруг закричали хором какие-то маленькие дети и обступили меня сплошной гогочащей толпой.
Они дергали меня за пальцы, теребили складки одежды. Умиленный их улыбками и сверкающими глазками, я уже хотел присесть, чтобы удобнее было сюсюкаться с ними, но тут чья-то ловкая ручка начала вытаскивать мой "Кулай" из-за пояса, я еле успел перехватить ее.
– А ты кто, спрашивающий? – сурово спросил огромный мужчина, выступая из тени.
Я сглотнул, но Зульгарау быстро шагнула вперед и сунула под нос мужчине амулет, висевший на моей груди. Его лицо исказилось от страха, и он упал передо мной на колени.
– О повелитель, прости, не предавай меня предкам! Я сейчас же все сотру!
