Текст книги "Кинхаунт (СИ)"
Автор книги: Василий Анисимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Василий Ансимов
Кинхаунт
Марк Дэлвис с Курутса
– Курутс, – сказал незнакомец и лукаво прищурился, намекая: «Конечно, ты не знаешь такого слова, детка».
Конечно, не знаю! Похоже на какой-то топоним. Какое-то название.
Курутс. Ку-рутс.
Он курил свою сигару, нагло пуская клубы белого дыма прямо в меня. Впрочем, это не было оскорбительно. В отличие от дыма обычных сигар, который я терпеть не могу, этот приятно благоухал печальным запахом горящих осенних листьев…
На корабле я не страдала от недостатка внимания – скорее от его избытка. Виной тому было мое дурацкое интервью в "Имперских ведомостях", о ходе археологических работ на территории дворца базилевса. Точнее, не интервью, оно-то было нормальное – дурацкой была моя фотография, слишком большая и легкомысленная (надо было внимательнее следить за фотографом). Как назло, именно этот номер "Ведомостей" привезли на борт перед отплытием, и скучающие пассажиры мужского пола листали его, видели меня на фото и лезли знакомиться под предлогом интереса к археологии.
Кроме него.
Высокий и массивный, светло-серые волосы свободно обрамляют суровое лицо викинга. На лице мрачноватая усмешка. Похож на известного актера.
Он уже второй день торчал на палубе и смотрел в море, не уходя даже в дождь. Я никогда не встречала его ни в столовой, ни в баре, ни в часовне. Он только стоял и непрерывно, не спеша, курил, словно человек, молчаливо переживающий горе. Все время на одном и том же месте.
Он не смотрел на меня, даже когда я проходила поблизости, поэтому он был одним из немногих мужчин на корабле, присутствие которого меня не напрягало.
Заметив, что остальные мужчины побаиваются его, я невольно начала держаться поближе к нему. И тут я заметила, что он игнорирует меня в принципе! Сначала я поглядывала в его сторону, потом начала недоуменно рассматривать в упор.
И наконец, настал момент, когда я остановилась в двух шагах от него, чтобы тоже, ну, поглядеть немного в морские дали.
Облокотилась на фальшборт с самым мечтательным выражением лица.
Распустила волосы по ветру, чтобы они романтично развевались в струях воздуха.
Стрельнула в него глазами – раз, другой. Тре-е-е-тий.
А он все продолжал стоять, не обращая на меня ровно никакого внимания.
Скотина!
Обидевшись и разозлившись, я ушла в свою каюту и со злости целых два часа рисовала на него карикатуры. Потом мне стало стыдно, и я порвала их на мелкие клочки и выбросила.
На следующий день я ушла после завтрака на другой борт корабля, не желая даже вспоминать о своем фиаско, но этот негодяй вдруг изменил своему обычаю и появился с моей стороны. Более того, он зашел впереди меня по ветру и нагло закурил свою сигару, которая тут же утопила меня в густом белом дыму, словно меня бросили в трубу парохода.
Я хотела было возмутиться – но нет, этот дым действительно был приятен.
После недолгих размышлений о тактике и стратегии я спросила его – "какую сигару вы курите?" А он в ответ вот это самое – "курутс".
Я сделала шаг в его сторону.
– Позвольте взглянуть?
Он посмотрел на меня так, как старый сытый крокодил на стопятидесятого по счету ободранного кролика. Его жесткие глаза на мгновение задержались на моем лице, потом опустились вниз, до самой палубы, и так же поднялись обратно.
Черт! Вот наглец! Конечно, стесняться мне нечего, но вот так вот в упор!
Я невольно отшатнулась, думая, не влепить ли наглецу пощечину… но вместо этого только облокотилась на перила фальшборта, взволнованно дыша. Он молча протянул мне раскрытую пачку. В ней было три толстые сигары – я попыталась вытащить одну из них, но они плотно сидели вместе и не желали расставаться друг с другом, и мои пальцы соскочили с твердой глянцевой поверхности.
– Это уизон. Его делают из листьев уизо, – с торжественной печалью пророкотал незнакомец и легким щелчком выбил голову толстухи из пачки.
Я вытащила ее и рассмотрела поближе.
Какие-то непонятные значки. Никогда не видела такого алфавита.
– Это что, монгольский? – нерешительно спросила я, хотя, конечно, с монгольским тут не было ничего общего.
– Монгольский? – эхом переспросил он и со скучающим видом отвернулся обратно к морю.
Я вертела сигару в руках, ничего не понимая и начиная обижаться. Вдруг он протянул ко мне свою сильную руку с зажигалкой.
– Что такое монгольский? – спросил он.
Я поднесла сигару к зажигалке, думая над ответом, и приготовилась затянуться, но огонька не увидела. И все-таки другой конец "уизона" начал тлеть и пустил легкий дымок, я осторожно вдохнула теплый сладковатый дым и отошла на шаг назад.
– Ага. Монгольский – это значит "язык монголов".
Вообще-то я не курю. Но это… можно попробовать. Не понравится – выброшу за борт. Заодно посмотрим на выражение его лица после этого.
Он задумался, словно вслушиваясь, затем пожал одним плечом и еле заметно, по-доброму улыбнулся мне.
– Не знаю, кто такие монголы. Расскажите мне о них.
Безграмотная Европа, надо же до такого докатиться. Или просто пытаешься завязать разговор? Ладно, сейчас меня больше интересует эта сигара.
– Монголы – это…
На всякий случай я облокотилась на перила фальшборта, так же как и незнакомец, и уставилась в ту же даль, начиная осторожно раскуривать и размышляя о монголах.
В этот момент он обошел меня и встал с другой стороны – теперь мой дым окутывал его.
– Люблю этот запах, – пояснил он без обиняков. – К тому же вам понадобится свежий воздух. Я не про свою рубашку, а про ветер.
О Господи. Во что я ввязалась. Может, не курить? Будет стыдно.
Это был не табак. Я не чувствовала ни капли никотина. Этим дымом можно было легко дышать.
Облегчение захлестнуло меня теплой волной. Это было так приятно, дышать этим дымом! Мягкий и теплый, он ласкал чувства, навевал воспоминания…
Внезапно мое сознание разделилось на две части, большая из которых резко взмыла вверх. Я вдруг увидела сама себя со стороны, словно с высоты главной мачты – я стояла на палубе, такая крохотная, и смотрела в море, выпуская нереально огромные клубы белого дыма. Мне показалось, что я то ли расту, то ли лечу куда-то, и та маленькая "я" продолжала уменьшаться, пока не превратилась в точку.
Ноги мои задрожали и подкосились, и я чуть не рухнула на палубу, открыв глаза. Мираж исчез, я вновь была сама в себе, голова кружилась, ветер резко пах морем, солнечный свет слепил, оглушительно кричали чайки.
Ну, сейчас затошнит.
– Молодец! – вдруг сказал незнакомец. Вполголоса, но я услышала даже как лопаются крохотные пузырьки слюны между его губами. Или мне показалось?
Я повернулась, чтобы понять, к кому он обращается. Оказалось, ко мне.
– Почему "молодец", – переспросила я тихо, чтобы не оглушить себя.
– Первый раз всегда сильные ощущения, – мечтательно промурлыкал мерзавец, нисколько не смущаясь.
– Так это наркотик, – пролепетала я и только сейчас поняла, что уронила таки сигару.
Похоже, в море.
Он скептически скривил один угол рта.
– Наркотик, не наркотик, все относительно.
– Почему вы меня не предупредили?
– Вы же не заглядываете в конец книги, едва взяв ее в руки. Или заглядываете?
Испуганное сердце гулко ухало в моей груди.
– Так что там насчет "монгольский"? – небрежно напомнил он.
– Да ну к черту. Как вас зовут?
– Меня зовут? Кто?
Он исподлобья повел глазами вокруг, затем оглянулся, изогнувшись мощным торсом, и я чуть не подавилась со смеху. Шутит?
– Ваше имя?
– Марк, – недовольный был ответ.
– Вы сказали, "курутс". А что это?
Он посмотрел на меня с печалью бывалого ветерана, затем показал мне указательный палец, который я рассмотрела с полным вниманием, но не смогла почерпнуть из него какой-либо определенной информации. Затем поставил его на фальшборт.
– Это земля, – пояснил он.
– Какая земля? – не поняла я.
Не отвечая, он обвел вокруг этой точки круг.
– Это – солнечная система.
Моя правая бровь сама собой полезла вверх.
Затем Марк прищурился куда-то вдаль.
– А вон там… – он повернулся и указал могучей рукой в сторону носа корабля – примерно, где флаг, там Курутс. Примерно так. Хотя, наверное, еще немного дальше. Раза в два.
Я обернулась – флаг, украшавший нос корабля, отсюда не был виден, но я легко представила его гордо реющим на ветру.
Мда. Псих. Ну пусть будет так. Все равно.
Мне действительно было все равно – после странной сигары меня охватила грустная и бодрая легкость. "Жизнь слишком коротка, чтобы удерживаться от разных веселых глупостей", так и пульсировало в моей голове. Жаль, что вся планета уже давно объединилась в одно большое государство – у меня было самое подходящее настроение для какой-нибудь революции.
– Вы швед? – спросила я его, чтобы поддержать разговор.
Он сделал непонимающее лицо.
– Я говорю, вы из Швеции?
Он с недовольным видом покачал головой.
– Ну вы скандинав? Норвегия? Шведен? Европа?
Он вдруг осклабился и тихо прорычал краем рта:
– Детка, не мучай меня. Я с Курутса. Где делают эти уизоны.
Почему-то мне показалось это очень смешным, и несколько минут я не могла разогнуться от хохота, пока Марк стоял и со скучающим видом обозревал горизонт. Господи, этот скандинав с Курутса все больше нравился мне.
Однако корабль подходил к порту, где была у нас промежуточная остановка, и я предложила моему новому знакомому вместе прогуляться.
Уладив формальности, мы спустились на берег.
Марк вел себя как джентельмен – шутил, подавал руку, угощал меня напитками. Только один раз, увидев здоровенного негра-панка, он резко замолчал и некоторое время настороженно изучал его. Я поразилась – в одно мгновение Марк стал похож на тигра, изготовившегося к прыжку.
Казалось бы, чем его мог озадачить негр-панк, продающий газету "Имперские ведомости"? Я вспомнила, что в двадцатом веке было целое социальное течение людей, которые агрессивно относились к африканской расе, "расисты", кажется.
– Вы не любите негров, Марк? – осторожно спросила я его.
Он посмотрел на меня с удивлением, потом прислушался к чему-то внутри себя, потом отрицательно покачал головой и спросил:
– Негров? А что это? Мой словарик чего-то тормозит сегодня.
– Не что, а кто. Вот этот человек, на которого вы так страшно смотрите, это негр.
– Негр? А я думал, айзер. Только черный почему-то.
Я рассмеялась.
– Бог ты мой, а азербайджанцы-то чем вам не угодили? И еще, Марк, вы должны запомнить, что так называть их неприлично.
– Кто? – Он поморщился и махнул рукой. – Ах, Таня, вы совсем не понимаете, о чем говорите.
Я обиделась и отвернулась от него, но он внезапно схватил меня за руку и талию и увлек меня в вальс, прямо посреди идущей толпы, напевая "трала, лала, лала, пампам!", и мне ничего не оставалось, как рассмеяться и простить его.
С каждой минутой разносторонняя личность Марка открывалась мне все больше, вроде того, как прибрежная гора растет по мере движения корабля, и я… да, чего уж таить, я все сильнее влюблялась в него. Логично, что в один момент он оказался в моей каюте – посмотреть мои рисунки.
– Ого, – с энтузиазмом сказал он вдруг, глядя куда-то в сторону.
Я проследила за его взглядом и с ужасом увидела, что он смотрит на собственную карикатуру, которую я сделала в момент обиды и отчаяния пару дней назад. На ней я изобразила его с огромным кривым носом, нахохлившимся и стеклянным взглядом уставившимся в стену. Как она оказалась на книжной полке, ведь я думала, что уничтожила все?! Я бросилась к рисунку, но он опередил меня и схватил его первым.
Я повисла на его руке, пытаясь вырвать из нее карикатуру, но он взял его другой рукой и продолжал с интересом изучать.
– Марк! Это… не надо смотреть! Это…
– Это я. Я понял. Тупой самовлюбленный мужлан, не замечающий, что на него обратила внимание интересная молодая особа.
А затем… сама не знаю, что на меня нашло… хотя, конечно, знаю… в общем, все это не имеет значения.
На следующее утро наш корабль причалил в порту Новоцарьграда. Я проснулась с радостной мыслью, что сейчас увижу Марка и мы пойдем гулять, но… он просто исчез, оставив мне прощальную записку!
Милая Таня!
Мне очень горько писать эти строки. Ты красива и умна, ты прекрасна, ты мне очень нравишься, но я не могу оставаться на Земле.
Мое сердце и совесть, к сожалению, целиком принадлежат другим живым существам, которые находятся очень далеко отсюда.
Я желаю тебе счастья.
Советую все-таки послушать меня и выбросить краски для лица. Если, конечно, ты не меняешь свою внешность специально, чтобы скрыться от кого-то.
Марк Дэлвис
Сердце мое было разбито вдребезги!
Вместо того, чтобы гулять по городу, я два дня безутешно проплакала в подушку, пока не обнаружила на своем столе толстый диск с текстом какого-то романа, судя по всему, сочиненного Марком и подложенного мне в последний момент.
Записи сделаны на русском языке, но, похоже, автор пользовался собственными понятиями о русской грамматике. Несмотря на странные обороты, текст показался мне интересным, так как содержал подробное описание выдуманного Марком мира, жестокого, романтичного и необычного. И я, немного поправив язык и опустив места, которые показались мне уж слишком непонятными для российского читателя, решилась предложить издательству опубликовать текст.
Марк, конечно, слишком оригинал и выдумщик, и общение с ним – изрядная нагрузка на психику. Иногда мне казалось, что он путает реальный мир со своим собственным, хотя это никогда не мешало ему легко действовать и ориентироваться в обоих. И мне безмерно жаль, что мы так быстро расстались. Впрочем, думаю, я еще увижу его. Ведь мир так тесен… несмотря на чудовищные расстояния, которые порой нас разделяют…
PS – Кстати, если вы знаете, где можно достать уизоны, напишите мне об этом в "контакты", ладно?
С уважением, искренне ваша
Таня Смирнова
Марк Дэлвис Татьяне Смирновой – на добрую память. Уачусэй!
Утренняя газета
Мысли мои несколько разбегаются в стороны, поэтому прошу простить меня. К тому же это мой первый опыт в литературе, честно говоря, я не знаю, с чего начать, как продолжать и уж тем более, чем все это закончится, потому что все это – чистая правда моей собственной жизни, а жизнь моя пока что продолжается. В общем, прошу взыскательного читателя быть снисходительным и набраться смирения и терпения, чтобы преодолеть тернии моей неумелой рукописи, ради всех тех занимательных и полезных вещей, которые он может в ней обнаружить.
(Впрочем, выбор у тебя, приятель, все равно небогатый – либо откладывай книгу в сторону, либо читай. Советую второе. Поверь, оно того стоит. Не понравится – можешь приехать ко мне в Амбросию, мы отойдем за угол Дворца и ты попробуешь набить мне морду, я предупрежу охрану, чтобы не дергалась).
Это было бурное и интересное время.
Несколько лет назад Амбросия начала войну сразу на несколько фронтов. На собственной планете Курутс – против второго крупнейшего государства-материка Пандании. И с другой планетой, где находилась крупнейшая колония Пандании – Айз.
Война кончилась победой, но усталость и истощение сил привело к крушению монархии. На волне антимонархических настроений к власти пришла банда мародеров и преступников, соблазнивших народ миражами всеобщего счастья и довольства. Тех, кто в последний момент очнулся, истребили. Остальных накрыли прочной сетью лживой пропаганды. Думающие люди были уверены, что дело не обошлось без вмешательства извне – с другой планеты. Может быть, тут была замешана коварная Удания, место ссылки короля Удана Третьего, который превратил ее в инкубатор интриганов и злодеев, а может, и вовсе другие планеты. Но, поскольку власть у думающих людей была отобрана, думать им дозволялось что угодно, только не вслух.
Теперь на планете царил хаос. Уютные городки превратились в очаги преступности. Земельные владения отобрали у аристократов, оставшихся верными старой власти, и отдали другим, переметнувшимся на сторону новой. Остатки монархии превратились в замкнутые подпольные кланы, соперничавшие друг с другом, демократическое правительство закручивало гайки, лишая граждан политических свобод и одновременно разлагая их пропагандой животного потребления, а хлынувшие с покоренного Айза мигранты неутомимо превращали некогда цветущую роскошную Амбросию в отстойник всех видов человеческих мерзостей.
А мы с Крезом искали работу.
Он – бывший космодесантник ("прыгун", как их называют), я – бывший пилот. Я умею пилотировать все, что летает. Крез умеет валить все, что движется и дышит (и все, что не движется и не дышит, тоже, часто уточнял он). Месяц назад меня уволили из команды пилотов "Небесного странника", старого пассажирского круизера, куда я нанялся после войны. Придрались к ерунде – всего три дня не появлялся на работе, чему были, конечно, весьма объективные причины (плохое настроение, вызванное неудачным ходом размышлений о предназначении всего сущего, а также разладом с одной симпатичной борухой). На самом деле, ходили слухи, что сверху дано указание вычистить отовсюду представителей дворянских родов, заменяя их выходцами из нижних слоев и даже айзерами. На то, что вождение космических кораблей – сложнейшая профессия, в совершенстве доступная только элите общества, конечно, демократам было плевать. Их цель была ясна – подорвать аристократию, чтобы в корне пресечь возможность Реставрации.
Крез тоже был без работы, но по другим причинам. Выходец из простого рыцарского рода, он, как и другие представители его класса, в общем-то симпатизировал монархии, но не настолько, чтобы положить свою голову за ее восстановление. В работе ему отказывали не поэтому. Он сам от нее отказывался – после победы над Панданией прыгуны могли найти работу разве что в охранниках, но он считал это ниже своего достоинства и все искал какое-нибудь великое дело, вроде путешествия на край галактики за сокровищами древнего звездолета, и в ожидании его проматывал свои сбережения за годы войны, пробавляясь случайными заработками.
Мои-то сбережения закончились через неделю. Крез, разумеется, не был жадиной, однако, как всякий рыцарь, он не мог упустить такой роскошный случай самоутвердиться над аристократом, поэтому все наши совместные расходы он оплачивал с таким несносным видом превосходства, что кир не хотел литься мне в горло. Я быстро сломался и начал искать работу, постепенно докатившись до самых презренных предложений – если бы мой покойный отец узнал про такое, он, наверное, неделю бы со мной не разговаривал. Но меня везде преследовали отказы.
В то осеннее утро мой организм задержался в постели дольше обычного, мозг приходил в себя после вчерашнего хмельного пира, и солнечный луч, прострелив ряд слегка увядших растений на подоконнике, застал меня еще спящим.
Снились мне прекрасные тропинки посреди цветов, брызги волн на берегу теплого моря, улыбки красивых девушек и много других приятных видений, которые только могут присниться двадцатисемилетнему парню, однако луч солнца счел все это недостойным суровой реальности и разбудил меня.
Едва я очнулся, неприятная мысль кольнула мое сознание и стерла дурацкую улыбку с лица. Я подскочил, бросился к компу и открыл почту.
Я ждал ответа на свои запросы по вакансиям.
Отказ. Недостаточно опыта. Это у меня! Пилота с восьмилетним стажем, побывавшего на двух войнах, недостаточно опыта, чтобы водить раздолбанный грузовик внутри системы!
Еще отказ. Несоответствие требованиям. Ха-ха!
И тут тоже отказ. Что? Нежелательное социальное происхождение… Вот это откровенно! И за какую работу, посмотрите – черт побери, помощник инструктора в юношеской пилотажной школе… двести баунтов в месяц…
Я был раздавлен.
Нежелательное социальное происхождение.
Не повезло мне – произошел из знатного дворянского рода Дэлвисов. Но что же теперь делать, если я уже произошел из него, и не могу пере-произойти откуда-нибудь еще?
Настроение рухнуло и разбилось, как спасательная капсула, у которой заклинило парашют.
Силовое поле включено – силовое поле отключено, перегруз конденсаторов тяги.
Отказ второго контура. Отказ третьего контура.
Попытка восстановления центрального процессора – один…. Два… отказ. Следующая попытка через – три, два, один…
Я все время машинально имитирую диалог с роботом управления – когда нахожусь не в кресле пилота. Нервная, дурацкая привычка, случайно выработавшаяся во время обучения. Нельзя сказать, чтобы она сильно помогала мне быть пилотом, хотя иногда успешно подменяла отключившийся мозг. Но она была, и я ничего не мог с собой поделать – я мысленно говорил за центральный узел автоматического управления везде и всегда. Иногда я забывался и приписывал ему вовсе невообразимые тирады – например, " поворот головного модуля в сторону источника звука" или " открыть шлюзы для сброса отработанной жидкости". С этими извращениями я пытался бороться, однако иногда все же находил в них своеобразную точку опоры для своего неуверенного в себе Эго.
К тому же подобная самоорганизация помогает мне упорядочить деятельность своей творческой, импульсивной и художественной личности. Мама часто пеняла отцу за то, что он послал меня в наемники и потом в пилоты, и утверждала, что из меня получился бы гениальный художник. На что отец возражал ей, что все эти гении на самом деле – всего лишь банальные психи, а Дэлвис, как и все Дэлвисы, должен быть воином, что, конечно, не лишает его права в свободное время упражняться в "живописи". Под этим высоким понятием отец имел в виду нанесение непристойных картинок на стену судового клозета, каковое занятие, по его мнению, превосходно поднимало боевой дух экипажа и было достойно усилий лишь по этой причине.
Да, я страдаю тем, что воспринимаю происходящее слишком субъективно и эмоционально. Часто я не успеваю толком понять, что происходит перед моими глазами, как мое воображение уже принимает решение. Не знаю, как при этом мне удается быть неплохим пилотом. Иногда мне приходится переделывать длинные цепочки действий лишь потому, что в их начале мне показалось что-то другое.
В отличие от Креза. Мне кажется, что он вообще лишен воображения. Он живет лишь тем, что видит перед своими глазами, и тем, что ему надо сделать в этой связи. " Кир, чувихи, валить" – вот формула, которой вполне можно описать его характер, учитывая, что в каждой из частей этой триады он стремится достигнуть совершенства. Кир должен быть самого высокого качества, а также необходимая для его правильного усвоения обстановка – стол с яствами, тихая музыка, уютный дизайн, и даже шикарный мобиль, чтобы доехать до всего этого. Чувихи, ах, да что об этом говорить, и так ясно – ноги из ушей, глаза в пол-лица, густая копна волос на маленькой головке, внутри которой – только приятный звон, чтобы ничто не отвлекало. Валить – в любой спорной ситуации, лихо, со свистом, чтобы все сверкало и взрывалось.
Да, Крез совершенно непохож на меня, вдумчивого одухотворенного философа. Мне плевать на качество кира – лишь бы он снял с меня оковы разума, перегруженного предположениями об окружающей реальности. И пусть завтра будет болеть голова, главное – чтобы сегодня удалось про нее забыть. Мне плевать на изысканность яств и уютность обстановки – по достижении определенного градуса и то и другое неизбежно становится превосходным. Но я терпеть не могу девушек, которые похожи на резиновые куклы для пилотов, оживленные грубой магией инстинктов. Пока они только улыбаются, они прекрасны, но стоит им открыть свой прелестный ротик и произнести что-нибудь философски бессмысленное, политически безграмотное, художественно неверное, как они тут же становятся для меня безобразными. И обратно, любая замарашка через полчаса мудрого молчания становится для меня симпатичной, а стоит ей произнести что-нибудь созвучное моим мыслям, – красавицей. В эти минуты Крез частенько одаряет меня самыми убойными из своих взглядов, изображая презрительное осуждение и недоумение, а я отвечаю ему презрительным сожалением о его черствой, бездуховной, безыдейной и бесталанной натуре.
Впрочем, Крез постоянно сочиняет стихи.
В отличие от меня.
Тишину комнаты, в которой текут мои размышления, нарушил сигнал фона. Лампа горела красным – этого номера не было в списке моих контактов.
Изображение звонившего было отключено.
– Это библиотека? – спросила невидимая девушка с темного экрана.
Хрипловатый и нежный, как язык кошки, голос был похож на продолжение сна, и я на мгновение забыл свои неудачи с поиском работы. В этот момент я влюбился в нее, хотя понял это лишь долгое время спустя.
Контакт разрешается, включить речевой процессор.
" Это библиотека?". Вопрос, является ли моя комната библиотекой, был непростым, поэтому я отложил ответ на некоторое время. Официального статуса библиотеки моя комната не имеет. Однако одна из ее стен полностью заставлена книжными полками, на которых в относительном порядке стоят и лежат книги по самым разнообразным вопросам. А что обозначает слово «библиотека», если не собрание книг? Поэтому нельзя было и утверждать, что моя комната не является библиотекой. Философы, представители различных школ мысли, ответили бы на этот вопрос по-разному.
– Что именно вас интересует? – спросил я, вложив в голос максимум мужественного обаяния.
– Меня интересует книга "Тайны Кинхаунта". Нельзя ли отложить ее для меня? Я буду у вас минут через двадцать.
Книга? Тайны Кинхаунта? Почему девушку интересует книга с таким странным названием? Конечно, уже само по себе то, что девушку интересует книга, было достойно удивления и размышлений. Последнее предположение – о том, что через двадцать минут девушка окажется в моей комнате, я с сожалением был вынужден признать нереалистичным.
– Простите, но кажется, вы все таки ошиблись номером, хотя мне ужасно жаль это признавать, – сдался я.
Но девушка была до странности настойчива и прекращать разговор не собиралась. Выяснив, что искомая библиотека находится в моем квартале, и я записан в списках ее читателей, девушка предложила мне быть своим гидом, и я автоматически согласился, хотя и несколько опешил от такого темпа.
Мы договорились встретиться на остановке транса и закончили разговор.
Просчет возможных вероятностей запущен.
Так. Надо быстро заказать эту книгу самому, пока ее не взял кто-нибудь другой. К тому же, после этого девушка будет зависеть от меня. Иначе, если книги не окажется на месте, она, скорее всего, сочтет меня неудачником, неспособным решить такой простой вопрос.
Я быстро набрал номер библиотеки.
– Да, – ответствовал хриплый голос, и на экране вместо знакомого мне студента-очкарика вдруг появился подозрительного вида бичара, лысый и со шрамом через всю щеку.
Еще один десантник в отставке, один из осколков только что закончившейся войны.
– Привет. А куда делся очкарик? – осведомился я. – Ты убил его, чтобы занять его место?
– Что надо? – невежливо ответил вопросом бичара.
– Мне нужна книга, называется "Тайны Кинхаунта", – вздохнул я, решив, что юмор в этой лысой голове давно ампутирован полевым хирургом. – Повторяю. Мне нужна книга "Тайны Кинхаунта", – еще раз командирским голосом произнес я, опасаясь, что слишком интенсивное формирование бицепсов собеседника нанесло ущерб развитию его мозга. – Есть такая? Ты можешь ее найти? Ты давно на этой работе? Умеешь разбираться в книгах?
Бичара молчал, глядя на меня так, словно я был вражеским снайпером.
– Ты знаешь, что такое "книга"? – осведомился я на всякий случай.
Он изрек нечто нечленораздельное, и связь оборвалась.
– Интересно, – я хрустнул кулаком, но перезванивать не стал.
Парень, конечно, узнал мое лицо и напрягся.
Это же лицо Марка Дэлвиса. Крутого валежника. Выпускника Академии Космического Десанта.
(Ну и что, что я бросил ее на втором курсе, разойдясь с преподавателем протокольного права во взглядах на порядок задержания пиратских судов. Этого никто никогда не узнает.)
(Черт побери, я все еще не могу понять, какие у пиратов могут быть права???)
Не будем терять время. Начнем новый день как следует.
Я натянул рубашку и штаны, выхватил из холодильника батончик "хавы" – несколько тонких слоев копченого мяса, острого сала, сыра и ветчины, обернутых в лепешку, а самой середке такой тоненький кислый огурец – рывком открыл главную дверь, протрусил по дорожке между давно не стрижеными кустами, протиснулся в щель между медленно открывающимися керамитовыми воротами и выбежал на улицу.
Я хотел посмотреть на девушку с волшебным голосом. Увидеть её – а дальше по обстоятельствам.
Заодно пробегусь вместо утренней зарядки.
На улице было прохладно и чисто – солнце всходит с этой стороны города, позволяя живущим на верхних этажах амбросианам наслаждаться великолепной панорамой рассвета над Парком.
Расплавлено-золотой диск нашей звезды внезапно появляется из-за края планеты и швыряет миллионы огненных стрел в отсыревшую за ночь землю, разгоняя туман, сонно стелющийся над заводями Парка, заставляя раскрыться цветы и листья. Пробужденные птицы начинают яростно щебетать, а суетливые продавцы чао подскакивают со своих кушеток и выкатывают тележки на посыпанные мелким щебнем дорожки, спешно протирая глаза, чтобы первыми увидеть ранних посетителей.
Поскольку тут стоят дома влиятельных абросиан – усадьбы старого дворянства, принявшего присягу Президента, и нового дворянства, образовавшегося из служащих Демократии, а также особняки новоявленных богачей и удачливых авантюристов – айзерами тут и не пахнет, и район считается элитным. За маленький двухкомнатный домик я и Крёз заплатили 5 тысяч баунтов, скинувшись пополам, и были очень довольны этим приобретением – две комнаты по десять квадратов, маленькая кухня, пятнадцать квадратов земли за высоким забором, на которой в живописном беспорядке растет всякая зелень, и полное отсутствие некультурных мигрантов с планеты Айз – что еще надо для счастья?
А в Парке до сих пор можно охотиться на разную дичь. Причем без разрешения. Потому что его все равно никто не даст.
– Утренняя почта! Сенсация! Морна Челни родила двойню! Убит организатор заговора против республики! – кричали мне в спину торговцы газетами, размахивая пачкой свежего выпуска.
Напрасно надрывали легкие – я не читаю лживые демократические газеты, мои уши захлопываются, а глаза закрываются сами собой. Тем более по утрам, когда мир еще так обманчиво прекрасен.
Бесплодно прождав девушку полчаса на остановке, я пошел в библиотеку, надеясь застать незнакомку там.
На двери красовалась табличка:
БИБЛИОТЕКА ЗАКРЫТА НА УЧЕТ
Я улыбнулся хитрости бичары-отставника, пришедшего на презренную гражданку только затем, чтобы получать зарплату и ничего не делать при этом. Ведь, по его мнению, он уже сделал все, что был должен, и даже больше – там, на войне, за которую его наверняка не поблагодарили как следует.
