Текст книги "Невеста с изъяном (СИ)"
Автор книги: Василиса Усова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
ГЛАВА 10. Городской рынок
Рынок впечатлял. И не столько размерами, сколько шумом и суетой. Сделав всего несколько шагов между рядами, Эвелиса вляпалась в гнилой кабачок, и едва подавила отвращение, когда под ногой противно хрупнуло. И как во всей этой неразберихе отыскать того, кто ей нужен?
Девушка огляделась, и поняв, что сама не справится, подошла к прилавку с подвявшими цветами.
– Простите, – обратилась она к торговке, – Где я могу найти самого главного… владельца этого рынка?
– А на ко-ой он тебе? – сумрачно отозвалась баба, – Ко-оль пожаловаться хочешь, так только время впустую потеряешь. Ничего от твоих слов не поменяется.
– Я не жаловаться пришла. Мне кое-что передать нужно, – хоть Эвелиса и не собиралась пускать в дело записку, но рука сама потянулась к поясу, проверить, на месте ли листок.
– Ко-оль не жаловаться, – торговка тянула слова, из-за чего ее говор звучал очень непривычно для ушей, – В та-аком случае иди к тыквенным рядам. Та-ам он сейчас. Аж досель голос доносится. Хозяина-то. – и она смачно сплюнула себе под ноги, подводя итог разговору.
Девушка направилась в указанном направлении, и чем ближе она подходила к тыквенным рядам, тем отчетливее различала возмущенные голоса. Казалось, в той стороне ругается кто-то на чем свет стоит.
– Чего морду воротишь?! Знаешь, сколько эти туфли стоили? Знаешь? Да ты в неделю на своих гнилых корках столько не выручаешь! Постоянно говорю, хоть ногой под прилавок, да запните мусор. Сама-так побоялась испачкаться!
У низкого прилавка на котором горкой высились тыквы, стоял мужчина среднего возраста, в плоской коричневой шляпе, и держа в руках одну туфлю, размахивал ею перед лицом дородной женщины.
– А вы бы под ноги почаще поглядывали! – не удержалась та, – Весь день люди ходят, никто еще не вляпался. Нос меньше задирать надо, вот что!
– Что ты сказала?! – мужчина с размаху ударил туфлей по ближайшей тыкве, – Да чтобы… завтра… тебя со всем этим добром, – он широким жестом обвел прилавок, – И близко здесь не было!
– Ну и пожалуйста! Больно испугал. Сама дольше оставаться не буду! Лучше все тыквы поросям пущу, чем тебе, крохобору за место платить продолжу!
Даже со стороны было понятно, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы заявлять о себе. Только зря под горячую руку попадешь, и за компанию достанется.
Почему-то владелец рынка представлялся Эвелисе степенным человеком с седой бородой, но никак не горластым мужчиной, готовым скандалить на всю улицу из-за испорченной обуви. Деревенские мужики на такую мелочь и внимания бы не обратили. Однако выбирать не приходилось.
Закончив ругаться, мужчина достал платок, демонстративно морщась обтер туфлю, и надел ее на ногу. Платок же был брошен на землю, рядом с мягкой прелой тыквой.
Представление закончилось, и все потихоньку начали возвращаться к своим делам. Владелец рынка продолжил свой обход, иногда останавливаясь чтобы сделать едкое замечание, но уже без прежнего запала.
Девушка следовала за ним поодаль не привлекая к себе внимания. И к тому моменту, когда показались крайние ряды, она почувствовала, что почти набралась смелости для разговора.
– Простите… Можно вас… Мне сказали вы работников ищете…
Мужчина обернулся, и смерил ее скучающим взглядом.
– О, еще одна бездельница нарисовалась. А то мне тут своих мало. Какая из тебя работница? Голоса нет, а торговки зазывать должны так, чтобы на соседней улице слышали! Разве что со своим урожаем пожаловала, так за продажное место платить требуется. Есть чем платить?
Эвелиса отрицательно покачала головой.
– Вот и не трать мое время. – оттеснив ее плечом, он широким шагом направился в сторону улицы.
– Постойте! – девушке казалось, что ее голос прозвучал слишком громко, на самом же деле он больше походил на отчаянный писк. Однако владелец рынка услышал, и даже соизволил остановиться.
– Чего еще?
Преодолевая себя, Эвелиса до боли сжала пальцы. Как же сложно порою произнести и слово, особенно когда всю жизнь учили, что девушка должна больше молчать и слушать. Но разве чего-то добьешься молчанием? И она заговорила. Негромко, не поднимая глаз, но стараясь вложить в голос те крупицы уверенности, которые удалось призвать.
– Я любую работу могу. Пусть не торговкой, а… – она запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово, и заметив, как мужчина закатил глаза, заговорила быстрее, – А хоть по хозяйству… по двору… Точнее по улице. Мести могу, мусор собирать и уносить, за чистотой следить.
– За чистотой, говоришь, следить? – владелец рынка задумчиво покрутил пуговицу, и покосился на свою туфлю, которая выглядела ощутимо хуже второй. – Может и дело говоришь… Как тебя звать?
– Эвелиса.
– А я Вардт. Для тебя, господин Вардт, хозяин всего этого бардака. Конечно прибыли особой ты мне не принесешь… Зато можно будет каждый месяц штраф за грязь не платить. То на то и выйдет. – он поправил шляпу, и взглянул уже снисходительнее, – Ну давай потолкуем.
***
Не прошло и получаса, как Эвелиса оказалась нанята приборщицей рыночных и окрестных территорий. Ей предлагалось вставать до зари, подметать пыль перед рынком (а то городской дворник вечно ленится, и обходит эти места стороной), уносить на пустырь гнилые и побитые овощи, и следить, чтобы вдоль прилавков не валялся прочий мусор.
И если господина Вардта устроит ее работа, то в конце каждой недели девушка будет получать по пять серебряных. Или меньше, если что где упустит.
Раздумывать не приходилось, все равно в другое место быстро не пристроишься, а работа нужна. Да и целых пять монет в неделю, это наверное много. Можно месяц откладывать, и получится целая горсть. Поэтому Эвелиса с воодушевлением согласилась, чем немало удивила хозяина рынка.
– И смотри, поблажек не будет, – пригрозил он.
– Я к труду привычная. – теперь, когда самое трудное осталось позади, девушка чувствовала себя смелее.
Справилась. Сама! И даже к записке прибегнуть не пришлось. Хотя избавиться от листка она все же не решилась. Мало ли как жизнь повернется, пусть будет.
***
Жизнь определенно налаживалась, ведь ее не только взяли на службу, но и позволили занять маленький сарай, на границе рынка и пустыря. За работу предстояло взяться только вечером, когда схлынут посетители, а торговки, забрав товар, разойдутся по своим домам. А пока можно посвятить время тому, чтобы обжиться на новом месте.
Небольшой сарай изнутри оказался совсем крошечным. Когда-то он принадлежал жестянщику, потом здесь хранили свой инвентарь рабочие, расчищавшие место под рынок. И наконец, последнее время сюда стаскивался различный мусор, когда рыночным бабам лень было идти до свалки.
Сейчас же, этой хлипкой постройке предстояло стать домом.
Эвелиса окинула внимательным взглядом горы хлама, оценивая с какой стороны подступиться. Теперь, когда для нее нашлось дело, а будущее стало чуть более понятным, девушка ощущала в душе некоторое умиротворение.
Для начала нужно было перебрать все, что попадется под руку, и выкинуть то, что никак не пригодится в ее нехитром хозяйстве. Господин Вардт оставил за девушкой полную свободу действий, и не проявил никакого интереса, к содержимому сарая.
Не углубляясь в лишние раздумья, Эвелиса взялась за дело.
Метлы, ведра, чашки и даже гвозди бережно откладывались в сторону. Деревянные поддоны и обломки досок тоже. Зато гнилые тряпки, высохшие корки тыкв и рваные ботинки безжалостно выдворялись за дверь.
Позже, когда весь мусор окажется снаружи, его еще нужно будет отнести на свалку, расположенную где-то за пустырем.
Разбор занял так много времени, что когда солнце скатилось к горизонту, девушка спохватилась, что ей еще предстоит убирать рынок. А потом бесконечное количество раз ходить от сарая до свалки, и обратно.
Позволив себе короткую передышку, Эвелиса достала из платка последнее яблоко, и жадно впилась в него зубами. Голод давно донимал ее, но сейчас он стал почти нестерпимым. Можно было бы потратить последний серебряный, и купить что-нибудь посущественнее, но девушка знала, что пока не готова расстаться с единственной сохранившейся монетой.
В конце концов, хоть ей и не досталось от судьбы ни красоты, ни удачливости, зато терпением небеса наделили ее щедро. Поэтому и пустоту в животе можно перетерпеть, пока терпится.
Над воротами рынка ударил колокол, оповещающий всех о закрытии, а значит, пришло время приниматься за дело.
Сперва Эвелиса ходила от прилавка к прилавку, собирая с земли корки, побитые овощи, обломанную на месте ботву. Затем она догадалась взять одно из поржавевших ведер, и дело пошло быстрее. Рынок, наверное был с четверть родной деревни, поэтому когда девушка закончила свой обход, над головой уже вовсю светила луна.
А ведь все собранное еще нужно было отнести на свалку…
Эвелиса окинула взглядом кучку побольше, вытащенную из сарая, потом ту, что поменьше, собранную с рынка. После чего посмотрела в темноту, где за редкими кустами начинался пустырь, через который ей предстояло идти… И решила, что вернее дождаться утра. Ночь время небезопасное, особенно для девушки. Будь она хоть трижды некрасива, а все же о благоразумии забывать не след.
А еще с утра мести прирыночную площадь. Поэтому как бы ни хотелось продолжить благоустройство своего скромного жилища, разумнее всего немного поспать. Да и голод во сне донимать будет куда меньше.
Заперев изнутри дверь на ржавый засов, девушка опустилась на сломанный поддон, и прислонилась спиной к стене. Лежать все равно пока негде, и не на чем.
Платье давно уже покрылось пятнами, и противно липло к телу. Сколько же времени она его не меняла, страшно подумать. Эвелиса помяла в пальцах чуть задубевший рукав, и поморщилась. Неудивительно, что окружающие так на нее косятся. Ей и самой было противно от грязных волос и нечистой одежды. Она обхватила колени руками.
Кажется, в центре рынка встречался колодец. А в одном из углов ей сегодня попался хоть и грязный, но довольно приличный таз. Конечно, под рукой нет ни мыльного корня, ни золы, но это дело наживное. Зато есть сменное платье, захваченное из дома. Пусть оно тоже не слишком свежее, но при этом более чистое.
Девушка потянулась, чувствуя как ноет уставшая за день спина. Но ведь она не бродяжка какая, чтобы в грязи себя держать.
Засов сдвинулся с тем же глухим скрипом, и подхватив то ведро, которое показалось почище, Эвелиса направилась к колодцу.
***
Вода была не просто холодной, она обжигала кожу так, что перехватывало дыхание. Свернув одну из нижних юбок в несколько раз, девушка окунала ее в воду, а затем проводила по телу, вздрагивая и стуча зубами. Она повторяла это действие раз за разом, пока не решила, что достаточно. Вытершись насухо платком, Эвелиса поспешно натянула чистое платье, надеясь, что оно хоть немного согреет. Хоть в сарае и не было сквозняков, а все ж его хлипкие стены плохо защищали от ночной прохлады.
Второй раз отправиться за водой, чтобы промыть волосы, девушка уже не отважилась. Прошлая бессонная ночь и тревожный день не прошли даром. Хоть и можно было себя пересилить, да много ли толку в этом?
Распустив косу, и проводя по волосам гребнем, Эвелиса прикрыла глаза. Завтра. Голову можно привести в порядок и завтра. От лишнего дня головяные жучки не заведутся. А пока все что ей нужно, это немного отдыха…
ГЛАВА 11. Разочарование
За несколько дней маленький сарай приобрел вполне жилой вид. Пытаясь воссоздать в нем хоть малую часть домашнего уюта, Эвелиса безжалостно расправилась с паутиной по углам, а из обломков досок сделала некое подобие мебели.
Спать приходилось на старых поддонах от овощей. Каждое утро, поднимаясь со своего жесткого ложа, девушка чувствовала, как на боках появляются новые синяки. Но беда невелика. Когда хозяин рынка заплатит ей за приборку, можно будет пожертвовать одной монетой, чтобы купить мешки, да набить их соломой. Чем не перина?
Умывшись ледяной водой, да прибрав волосы, Эвелиса брала метлу, и выходила на улицу. Утренняя прохлада проникала под платье, заставляя кожу покрываться пупырышками, поэтому до прирыночной площади девушка добиралась почти бегом, чтобы хоть немного согреться.
Уборка площади не занимала много времени. Всего то и требовалось, что навоз конский собрать, да пыль смести. И когда над рыночными воротами ударял колокол, Эвелиса возвращалась в свое жилище.
Помимо места для сна, она сумела оборудовать для себя даже некоторое подобие кухни. Настоящую печь, ей конечно сложить было не под силу, да и не из чего. Зато удалось соорудить по центру комнаты небольшой очаг. Всего-то и нужно было, что убрать пару сгнивших досок пола, вырыть в земле небольшое углубление, да обложить его камнями в два ряда.
Невесть как попавший в этот сарай чугунок, был тщательно отмыт с песком, и теперь занимал над очагом почетное место. И оставаться пустым ему пришлось не слишком долго. Чтобы умереть от голода работая на рынке, да еще и в разгар сбора урожая, надо было очень постараться.
Девушка быстро сообразила, что овощи, упавшие на землю, хоть и теряют товарный вид, а все же съедобны. Особенно если не лежат под прилавком несколько дней. Треснутый кочан капусты, сломанная пополам морковь, побитый при разгрузке кабачок, – все это годилось в пищу.
Торговкам не было никакого дела, куда эта молчаливая девица уносит рыночную отбраковку. На свалку, али к себе. Главное под ногами ничего не валяется, того и достаточно.
Поздними вечерами, когда солнце скрывалось за горизонтом, а над городом опускалась прохлада, Эвелиса разжигала очаг, и варила жидкую овощную похлебку. Без соли и хлеба она почти не насыщала, зато согревала. Оторвавшись от родного дома начинаешь ценить любые мелочи.
Впрочем, девушка не могла сказать, что сильно скучает по отчему дому. Да, там всегда была еда и теплая постель, но в придачу к ним шли косые взгляды и резкие окрики. А если еще вспомнить сговоренного жениха… Эвелиса встряхнула головой. Нет, «жениха» она вспоминать не будет, и братца его тоже.
Пусть сейчас жизнь состояла из мелких трудностей, но так это только начало. Все преодолимо. Обживется, поднакопит, сделает хорошую постель. А там будет потихоньку латать этот сарай, пока он не превратится в настоящую избу. Пожалуй, только мысли о будущем и позволяли ей не скатиться в отчаяние.
***
За делами и заботами первая неделя пролетела быстро. Проснувшись утром, и потирая нывший бок, Эвелиса не сразу поняла, откуда взялось радостное приподнятое настроение. Все та же твердая постель, холод, ледяная вчерашняя похлебка… Ах да! Сегодня же ей должны выплатить первые заработанные монеты!
Пожалуй, на первый раз она отложит только три из них. А оставшиеся две потратит на мешок с соломой, и возможно еще купит хлеб. Горячий, ароматный, а главное – сытный.
Отправляясь на площадь, девушка чувствовала необычайное воодушевление. Даже редкие прохожие казались ей удивительно милыми и приятными людьми. Пусть, не замечая ее трудов они могли бросить под ноги огрызок яблока, или грязный платок. Это не имело никакого значения. Она уберет. Когда господин Вардт прибудет, он будет приятно удивлен, насколько стало чище с момента его последнего появления.
Нет, хлеб она лучше купит завтра, или через два дня. Удовольствие нужно пускать в жизнь постепенно. Сегодня только солома для постели.
День обещал быть ясным. Солнце нехотя поднималось над крышами, но и оно сегодня светило ярче, чем обычно. Закончив мести, Эвелиса глубоко вдохнула, и подняв голову окинула взглядом бескрайнее синее небо. На какой-то миг вся прежняя жизнь показалась ей далекой и ненастоящей. Словно всегда она жила в маленькой лачуге, и подметала эти улицы.
Будто и не было бесконечных смотрин, скучающих женихов и постоянных упреков, что уродилась не такой, как положено. Даже уродливый изъян вспоминался редко. Зеркала чтобы видеть себя, у нее не было. А при людях, девушка привычно смотрела в землю, так что никто и слова ей не говорил.
В этот час прохожих было еще очень мало. И все они казались Эвелисе старыми знакомыми. Например, тот человек с сумкой, скорее всего сапожник, и спешит в свою сапожную мастерскую. А этот пожилой мужчина проверяет, не забыл ли он где потушить ночные фонари. Женщина с большой корзиной белья – верно прачка. Она каждое утро тут проходит, кланяется сапожнику, и никогда не замечает Эвелису.
Впрочем, оно и к лучшему, что не замечает. Еще один прохожий появляется обычно, когда девушка заканчивает мести площадь. Стуча перед собой тростью, он шагает уверенно, словно его глаза и не закрывает страшная черная повязка. Невольно задумаешься, что лучше уж иметь глаза с изъяном, чем не иметь зрения вовсе.
Спохватившись, что слишком долго стоит на месте, девушка снова принялась сметать мелкий песок, который невесть откуда появляется каждый день. Сегодня все должно быть убрано особенно тщательно.
Слепой прошел мимо, и Эвелиса привычно посторонилась, пропуская его. И как только он ориентируется, и не боится гулять один? Но эта мысль была мимолетной. Спросить напрямую девушка бы не осмелилась. Поэтому ограничивалась тем, что старалась к его появлению хорошенько вымести площадь, чтобы хоть тут для него не возникло неожиданных препятствий.
Однако сегодня мир был особенно светлым, поэтому когда мужчина повернул в другую сторону, чем обычно, Эвелиса отступила от своей привычки молчать.
– Там камни большие, возницы привезли, чтобы под колеса телег подкладывать.
Слепой вздрогнул, и развернулся на голос.
– Так. Так. – произнес он задумчиво, – Кажется, мы с вами уже встречались. Бессовестная девица, которая как-то сбила меня в фонтанном переулке.
От его холодного голоса девушка растерялась.
– Я без умысла. И… и разве вы видите?
– Нет. Зато отлично слышу, и не жалуюсь на память.
Мужчина не грубил, но от его тона почему-то стало не по себе. Эвелиса переступила с ноги на ногу, жалея, что вообще заговорила. Знала же, что скромнее надо быть.
– Я просто заметила, как вы повернули в ту сторону, поэтому и упредила. Если вам нужна помощь…
– По твоему я похож на человека нуждающегося в помощи?
В этот раз девушка промолчала, подозревая, что если скажет еще слово, то точно нарвется на грубость.
– Вот и не лезь, когда тебя не просят. Деревенщина. – припечатал слепой, и развернувшись, зашагал совершенно в другую сторону.
Радостное настроение угасло. За что он так? Она же только хотела предостеречь, что та сторона сегодня плоха для прогулок, особенно для того, кто ничего не видит… А если подумать, сама виновата. Учили же, что девица больше молчать должна, а раз не удержала язык за зубами – будь готова к резким словам. Хоть и несправедливо это…
***
Господин Вардт обходил свои владения, покачивая головой, и заглядывая под каждый прилавок. Эвелиса следовала поодаль, уверенная, что упрекнуть ее не за что. Пусть и не так много дней она здесь трудится, а все же нельзя не признать, что ее усилиями рынок стал гораздо чище.
– Гм… гм… Вижу ты постаралась. Так вроде бы и поприятнее немного стало. Мусор то на свалку уносила, или где по подворотням рассовала?
– На свалку…
– Угу. Допустим верю.
Он пожевал губами, еще раз огляделся по сторонам, и нехотя выудил из-за пазухи мешочек с деньгами. Взвесив его на руке, Вардт достал две монеты, и держа их двумя пальцами, протянул Эвелисе.
– Бери, заслужила.
Девушка недоуменно подняла брови. Должно быть господин Вардт что-то напутал, ведь они договаривались о совсем другой сумме.
– Разве… вы не говорили, что будете платить пять? – произнесла она тихо.
– Говорил. Если меня устроит твоя работа. Но пока сделанное не тянет на пять серебряных.
Эвелиса не торопилась взять деньги. Горло сжимало, и пришлось делать над собой усилие, чтобы произнести хоть слово.
– Но вас же все устроило.
– Разве я сказал, что устроило? – мужчина изобразил удивление, – Во-первых, в тыквенных рядах шелуха от семечек.
– Я каждый вечер ее сметаю…
– Во-вторых, живешь здесь, метлой моей пользуешься. Думаешь это ничего не стоит? Как найдешь себе другой дом, обзаведешься своим инвентарем, тогда и поговорим.
Он заметил, как к их разговору прислушиваются торговки, и поморщившись добавил еще одну монету.
– Считай, по доброте душевной. Большего твой труд и не стоит.
Эвелиса закусила губу, чувствуя, что если произнесет еще хоть слово, то по щекам хлынут потоки слез.
– А если не довольна, так проваливай и ищи себе место получше. Всяких бездельниц тут и без тебя хватает, – добил ее Вардт, и направился к дальним прилавкам, весело насвистывая себе под нос.
Девушка сжимала в ладони три монеты, чувствуя как они жгут руку. Вот как оценили весь труд ее и старание.
– Дура ты, девка, – хмыкнула одна из торговок, задев ее корзиной, и не добавив больше ни слова, прошла мимо.
Подавив разъедающую изнутри горечь, Эвелиса сделала глубокий вдох, и смахнула слезинку, которая все-таки скатилась по щеке. И ничего не скажешь. Всегда прав тот, кто сильнее. А ежели спорить начать, так можно и работы лишиться, и крыши над головой. Просто не будет покупать хлеб. На одну монету постель устроит, а две другие припрячет.
И не чувствуя больше былого воодушевления, она направилась к рядам, где стояли телеги с соломой.
