Текст книги "Поздняя осень (романы)"
Автор книги: Василе Преда
Соавторы: Елена Гронов-Маринеску
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)
– Ну и что, что вылечится? Мы уже разрушили свою жизнь. Быть «запасной лошадкой» я не хочу. У меня тоже есть гордость.
Кристиана в раздумье подошла к окну. На улице вечерело. В высоком небе появился месяц.
– И все-таки ради сына ты должна найти в себе силы ждать и не торопиться с решением, – посоветовала она по-дружески.
– О Валентине-то я и думаю в первую очередь, – произнесла Дорина задумчиво. – Я вижу, как он тяжело переживает наши отношения. Когда мы остаемся с ним вдвоем, он начинает мучить меня вопросами: «С кем я останусь? Почему папа нас не любит?»
– Не нужно было выяснять отношения при нем! – рассердилась Кристиана.
– Поначалу мы пробовали скрывать, – заверила ее Дорина, – но потом ссоры стали вспыхивать неожиданно и по любому поводу и кончались, конечно, серьезным разговором. Если откровенно, мы просто забывали о его присутствии…
– И все-таки я не понимаю, почему ты так долго все от меня скрывала, – горько сказала Кристиана. – Я думала, что мы близкие подруги, что ты мне веришь…
– Видишь ли, я все надеялась, что все пройдет, что это несущественно… Не было смысла выносить сор из избы, пока не узнаю точно, в чем дело. В любой семье случаются ссоры. Собственно говоря, до вчерашнего вечера я только подозревала, что у него есть другая женщина, но не была в этом абсолютно убеждена. Правда, после разговора с дедом Мироном не могло не быть подозрений, но я их старалась отогнать. Так уж устроен человек: он никак не хочет верить в то, во что верить не хочется. Он все надеется, что ошибся, что в действительности все обстоит хорошо… Раду всегда находил предлог, чтобы не быть дома. Я предпочитала ему верить, ведь проверить его я все равно не могла. Если бы я рассказала все тебе, то и до Думитру бы все дошло. А вдруг бы мои подозрения не подтвердились? Как бы я смотрела в глаза Раду и тебе?
– Если бы ты захотела, Думитру никогда бы не узнал о наших разговорах, – сказала Кристиана. – Но если бы он знал с самого начала, он бы вмешался, не дал делу зайти так далеко…
– Я тебе уже говорила, и это мое убеждение, что судьбу семьи могут решить только ее члены, – твердо прервала ее Дорина. – Поэтому я и не посвящала вас в наши дела.
– Разумеется, ваша семья и любовь – ваше дело, но все же почему не выслушать дружеский совет? Сегодня я могу лишь посоветовать тебе терпеть и ждать. Раду должен понять, что Ванда не та женщина, с которой можно строить жизнь, что это только временное увлечение…
Кофе, к которому они не притронулись, давно остыл. Обе молчали, избегая смотреть друг другу в глаза.
– Я чувствовала, что с тобой что-то происходит, но не подозревала, что все так серьезно. Все собиралась спросить тебя, но видела, что ты не хочешь об этом говорить… Зачем лезть человеку в душу… – с трудом произнесла Кристиана.
* * *
Думитру не очень удивился, узнав обо всем.
– Видел я, что у него к работе душа не лежит, не о том думает, – проворчал он.
Вся эта история его раздражала. Он любил Раду Каломфиреску, был убежден, что хорошо его знает, даже поручился бы за него. До недавнего времени Думитру ставил его всем в пример. И вот жизнь преподнесла такой сюрприз! А это означало, что он, командир части, совсем его не знал, ошибся в человеке.
Думитру заснул поздно. Он пытался представить себе разговор со старшим лейтенантом Каломфиреску, который должен был состояться завтра утром: он уже вызвал его к себе. Он продумывал свой разговор с Раду, пытался угадать его ответы на свои вопросы. Но почему-то этот воображаемый разговор заканчивался одним и тем же: Каломфиреску, возмущенный наветами своей жены, был оскорблен, доказывал, убеждал, не оставлял места сомнению…
Но, к сожалению, беседа с Раду Каломфиреску в присутствии парторга – подполковника Михалаша прошла совсем не так.
– Я, товарищ полковник, буду говорить откровенно, – начал Раду, преодолевая смущение, но твердо, как человек, который уже принял решение. – Я не могу вам лгать и не боюсь признаться: я люблю ее! Это моя единственная вина. Если, конечно, любовь можно считать виной…
– Товарищ старший лейтенант, – строго прервал его Михалаш, – вы, как я вижу, забываете, что женаты, что у вас ребенок! Разумеется, любовь не преступление. Но в вашем случае нормы морали, наши законы…
Думитру молчал. Он был возмущен, раздражен, но не мог найти нужных слов.
Воспользовавшись наступившим молчанием, Раду заявил:
– Именно поэтому я намерен развестись…
Думитру окончательно вышел из себя.
– Как это – развестись? – спросил он, резко повышая голос. – Да вы понимаете, что говорите?
Он попытался взять себя в руки – нужно было подавить гнев и стараться говорить спокойно и тактично, иначе для этого влюбленного, способного на самые неожиданные выходки, все его старания понять, убедить, открыть глаза превратятся в неприятную «проработку».
– Я обещал Ванде, что мы поженимся, – пробормотал Раду. – Я не хочу ее разочаровывать. Ей не очень-то везло в жизни, поэтому она и потеряла веру в людей! Я не имею права принести ей еще одно несчастье.
– А своему ребенку вы имеете право принести несчастье? – спросил Думитру холодно.
Раду впервые поднял на него глаза. Он будто только что проснулся. Не выдержав взгляда командира, он опять уставился на ковер под ногами.
– Я жду ответа, товарищ старший лейтенант, – настаивал Думитру, обрадованный этим молчанием.
– Валентин останется с Дориной, но я, конечно, буду им заниматься. Я уверен, что он ни в чем не будет нуждаться. Дорина – идеальная мать, – заключил он.
– Валентину будет мало одной Дорины! А нуждаться он будет в вас!..
Раду замолчал, и больше они не услышали от него ни слова.
– Итак, вы хотите развестись? – спросил Думитру, не ожидая ответа.
Каломфиреску действительно не ответил, продолжая напряженно смотреть на ковер. Наконец Думитру отпустил его, предложив поразмыслить над своим решением не торопясь. Он дал ему на размышление два дня.
– В конце недели, как вам известно, начинаются полевые учения. Часть должна добиться отличных показателей. И мы можем их добиться при нашем уровне подготовки, политической, военной и технической, и горячем желании выполнить безупречно и эту задачу. Но помимо подготовки необходимо то, что в авиации летчикам выдают врачи в качестве характеристики – «к полетам годен», а в нашем случае это может быть такая характеристика: «годен без ограничений», то есть с моралью все в порядке.
– Мои семейные сложности ни в коей мере не скажутся на службе! – заявил Раду твердо.
– Посмотрим, – строго ответил Думитру. – Что касается Ванды, то, если хотите ее лучше узнать, поговорите с моей женой. Они были когда-то… – Он замялся, ему не хотелось произносить слово «подруга». – Они были в хороших отношениях когда-то. Она вам кое-что расскажет дополнительно к тому, что вы о ней узнали за короткое время вашего знакомства. Она знает это от самой Ванды, разумеется.
«Это молчание, – размышлял Думитру после его ухода, – может быть признаком раскаяния, а может быть, наоборот – упрямства…»
– Вот так, – сказал он сердито Кристиане дома, – вместо того чтобы думать о технической подготовке части к учениям, которые начнутся через несколько дней, я вынужден тратить время на товарища Каломфиреску!
– А я зашла сегодня к Ванде, – сообщила ему Кристиана. – Хотела с ней поговорить, но не застала дома…
– И хорошо, что не застала, – высказал свое мнение Думитру. – Вряд ли ты нашла бы там теплый прием. Я собираюсь пойти к ней завтра утром на работу. Посмотрим, что она скажет…
– Ни в коем случае этого не делай! – попросила Кристиана. – Сначала ты должен поговорить с ней, мы все же не чужие. Она меня будет винить, если ты… Кроме того, ты причинишь ей массу неприятностей…
– А ты что же думаешь, у Каломфиреску нет сейчас неприятностей? – удивился он. – Так почему бы им не быть и у твоей Ванды? Почему мы должны ее оберегать?
– Вовсе она не моя! – возразила Кристиана. – Прошу тебя попробуй поговорить вначале с ней самой, у нее дома. Мне кажется, это может лучше подействовать. Возможно, даже не придется обращаться к ней на работу. Иначе ты ее только озлобишь, я-то ее знаю!
Возразить было нечего, и Думитру согласился с женой.
* * *
На другой день, не заходя домой после работы, Думитру отправился на автобусе в город. Его «дачия», как он шутил, «проржавела от длительного неупотребления», поэтому приходилось пользоваться общественным транспортом. Перед отъездом он позвонил Кристиане:
– Вернусь домой поздно. Догадываешься, почему? Навещу сегодня твою подругу Ванду.
– Смотри не попадись и ты в ее сети, – съехидничала Кристиана. – Не забудь вернуться домой!
– Вернусь! – рассмеялся он. – Так легко ты от меня не избавишься.
– А я и не хочу, – сказала она серьезно.
Автобус мчался по асфальтированному шоссе. Пассажиров было мало – несколько офицеров и штатских, работавших в части, но живших в городе. Думитру старался не думать о том, что ему предстоит. Глядя на зеленые холмы, мелькающие за окнами, он вспомнил слова – что-то вроде афоризма, – которыми собирался начать ближайшее политзанятие, посвященное вопросам разоружения: «Землю мы не унаследовали от родителей, а взяли взаймы у своих детей».
Ему нравились эти слова. Это значит – берегите Землю, заботьтесь о ней, люди, она принадлежит не вам, а вашим детям! Да, именно так он начнет занятие…
Дорога до города показалась ему гораздо короче, чем обычно. Возможно, из-за неприятного, даже противного чувства предстоящей тягостной встречи с Вандой. А встретиться было необходимо. «Все приходится делать в жизни, и приятное, и неприятное…» – думал он.
Думитру сильно нажал на кнопку звонка. Он не любил запертых дверей. В части у него замков не водилось, двери были все время открыты – заходи кто хочет! Люди знали друг друга, им нечего было скрывать. И они никого не боялись. Почти патриархальная жизнь, которую не затронули различные болезни цивилизации.
Наконец за дверью послышались поспешные шаги. Его рассматривали через глазок. Потом раздался голос Ванды, немного удивленный, но вполне любезный:
– Какой сюрприз! Одну минутку, я на себя что-нибудь накину…
Он услышал удаляющиеся шаги. Думитру закурил, раздраженный ожиданием.
Наконец дверь широко распахнулась, и на пороге появилась Ванда в длинном бархатном халате пепельного цвета.
– Какой сюрприз! – повторила она, стараясь держаться естественно. – Проходи, пожалуйста, – пригласила она его, фамильярно протягивая руку.
Думитру не поцеловал руку, и Ванда опустила ее с явной обидой.
– Ты одна? – спросил он, остановившись в дверях.
Ванда громко рассмеялась:
– Если бы я была не одна, я бы тебя просто не впустила!
Убедительно. Он вошел. Снял плащ и фуражку и повесил их на вешалку в прихожей. Затем прошел вслед за Вандой в комнату.
– Садись, – предложила она с той же застывшей, как маска, улыбкой. – Что тебе налить: коньяк, виски, водку?..
– Спасибо, я ненадолго, – отказался он, садясь на стул. – У меня были дела в городе и… – Он попытался на ходу выдумать какой-нибудь предлог для своего посещения, чтобы оно выглядело более естественным.
– А потом решил заглянуть ко мне! – прервала она его насмешливо. – Давай не будем! Тебе не очень-то удается вранье, а я не настолько глупа, чтобы это слушать, – предупредила она его, усаживаясь напротив на стул, который Думитру успел ей предупредительно подать.
– Ты права, – согласился Думитру. – Согласен, давай играть честно! По крайней мере со мной! – подчеркнул он.
– Ты меня просто пугаешь, – поежилась Ванда. – Надеюсь, ты не предложишь мне свою руку ж сердце? – продолжала она шутливо. – Впрочем, не уверена, смогла ли бы я тебе отказать!
Думитру загасил сигарету в пепельнице и помолчал, разглядывая кольцо табачного дыма.
– Твои опасения напрасны, речь идет о другом! – успокоил он ее с легкой издевкой, но тут же тон его стал снова серьезным. – Я пришел поделиться с тобой некоторыми мыслями, которые не дают мне покоя в последнее время. Во-первых, – он постарался, чтобы его голос не звучал неприязненно, нужно было чем-то польстить ей, – я убедился в том, что ты сильная личность. У тебя действительно есть сила воли. В известном смысле мы с тобой даже похожи.
– Думитру, ты меня оскорбляешь! – засмеялась она вызывающе.
– Я сказал – в известном смысле. Сильные натуры созданы для побед, борьба приносит им удовлетворение. Но бороться нужно с равным, с такой же сильной личностью. Иначе поединок неинтересен. Это я тоже по себе знаю! – Он сделал паузу.
– Я ничего не понимаю, поверь, – сказала Ванда откровенно, воспользовавшись этой паузой.
Думитру пристально посмотрел на нее. Ванда уверенно выдержала его взгляд.
– Ты ведь умная женщина, – продолжал он, не теряя надежды договориться с ней. – Интуиция должна была тебе подсказать, что рядом с человеком слабохарактерным ты никогда не будешь счастлива.
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать! – раздраженно ответила Ванда, а это означало, что его слова попали в цель.
– Не будь ты в прошлом подругой Кристианы, – сказал он, подчеркивая, что все это в прошлом, – не войди ты к нам в дом, ты бы никогда меня здесь не увидела. Ты злоупотребила нашим доверием, гостеприимством и дружбой!
– Ты невежлив, Думитру! – едва сдерживаясь, проговорила Ванда. Голос ее звучал дерзко. – В конце концов, что тебе от меня нужно? Зачем ты пришел? Чтобы оскорблять меня?
– Отнюдь нет, – возразил он спокойно. – Я только хотел задать тебе один вопрос… Кристиана рассказала мне все, что ты сама ей о себе говорила…
– Чего же еще можно было ожидать от близкой подруги?! – воскликнула Ванда иронически, продолжая презрительно его разглядывать.
Думитру пропустил эту реплику мимо ушей.
– Один наш великий поэт, которого я очень люблю, сказал недавно в интервью, данном незадолго до смерти: «Предстоит так много ошибок, что просто грех повторять однажды совершенную!» Может быть, ты не читала интервью или не обратила внимание на это высказывание, а стоило бы поразмыслить над этим…
Ванда вскочила. Краска валила ее лицо, подбородок подрагивал.
– Ты слишком много себе позволяешь! – возмущенно выпалила она. – Кроме того, я давно вышла из возраста, когда обожают советы! Я дикому не позволю лезть в мою жизнь!
– А я хочу, чтобы ты правильно меня поняла, – уточнил Думитру. – Я пришел сюда не для того, чтобы уговаривать тебя от него отказаться, и не потому, что не располагаю необходимыми средствами воздействия на него. Я хочу его защитить! – Он тяжело поднялся со стула. – Столько свободных мужчин… У него семья, ребенок…
__ Ты почитай литературу! – ответила Ванда с вызовом. – И на иностранных языках тоже! Просто чтобы знать что защищать! Классическая модель нуклеарной семьи, как пишет об этом Тоффлер в известной книге «Третья волна», отошла в прошлое. Для цивилизации «третьей волны» нуклеарная семья – анахронизм…
– Никакая цивилизация, никакое общество, уважающее себя и желающее существовать, не должны поощрять людей строить собственное счастье на несчастье других! Кроме того, – он круто изменил направление разговора, – он слишком молод, слишком неопытен для тебя, признайся! Скоро он тебе надоест и ты его бросишь!
Ванда невольно улыбнулась.
– Наше будущее касается только нас двоих! – заявила она категорично.
– Это если жить на необитаемом острове, – заметил Думитру. – Пока что мы находимся на стадии нуклеарной семьи, как ты это называешь. – Он встал и направился в прихожую.
Ванда прошла за ним несколько шагов и остановилась на пороге двери, ведущей в прихожую. В ее взгляде были сочувствие и любопытство одновременно.
– Неужели ты думаешь, – спросила она наконец, – что любовь может исчезнуть из-за жалости к кому-то или боязни расправы?! – Голос ее звучал глухо и зло. – Наверное, для тебя все сводится к уставам, ты и понятия не имеешь о жизни, живешь в искусственном мире, как тепличное растение, – продолжала она с явным презрением. – Но жизнь значительно сложнее, чем ты себе представляешь! Это не теплица регламентированных людей, которые живут и любят по уставу! В любви, если тебе угодно знать, – продолжала она твердо, акцентируя каждое слово, – я не умею идти на попятный! Никогда!
– А я никогда не отступаю от своих принципов! – подчеркнул Думитру.
Он надел плащ, холодно простился и вышел.
– Угрозы меня никогда не пугали! – рассмеялась Ванда ему вслед.
Он на минуту остановился:
– Угрожать не в моих правилах, я лишь предупреждаю.
Дома он признался Кристиане:
– Я даже от учений так не уставал, как от этого разговора…
Они уснули поздно и проснулись раньше, чем раздался резкий звонок будильника.
Думитру все время думал о Раду Каломфиреску. Он был не просто одним из его подчиненных, он был одним из лучших, и Думитру не потерял веру в него. Утром истекает срок, данный ему на раздумье. Что он доложит? Какое примет решение? Думитру привязался к Валентину, полюбил его как собственного сына. Мальчик считал, что Думитру может все. «Что бы ты хотел получить в подарок от Деда Мороза?» – спросил он Валентина под Новый год. Тот ответил: «Хочу робота, чтобы играть с ним в жмурки, и вот такой сверхзвуковой самолет», – и он показал свой указательный палец. Думитру улыбнулся: «Я ничего подобного в наших магазинах не видел!» «Ничего, у Деда Мороза свои магазины! Твое дело сказать, а он разберется».
Робота так и не удалось сделать, а самолет величиной с указательный палец он ему сумел достать. Этот «сверхзвуковой» стал его любимой игрушкой. Он с ним не разлучался, брал его в детский сад, клал его возле себя перед сном. Валентин верил, что Думитру может защитить его от любого зла.
«Интересно, Каломфиреску спал в эту ночь?» – подумал Думитру. Однако незаметно мысли его перешли на предстоящие учения. Тренировочные занятия прошли не очень удачно. Патриотическая гвардия подключилась к действиям части с опозданием – небольшим, конечно, но и его не должно было быть: все проверено, прохронометрировано – он сам этим занимался. В чем дело? Необходимо было разобраться, повторить, проверить еще раз…
Когда наконец зазвонил будильник, оба обрадовались, будто только этого и ждали. Они сразу, почти одновременно, вскочили на ноги.
– Обязательно позвони мне после разговора с Раду, – попросила Кристиана. – А то буду волноваться…
– Может, наоборот, только хуже расстроишься! – усмехнулся он горько.
– Боже, как я от этого устала! – призналась Кристиана. – Дорину жалко. Вчера вечером даже не зашла ко мне. Я бы сама к ней пошла, но на этой неделе она работает в первую смену.
– Мне самому их жаль, особенно Валентина, мы к ним привязались. Но что можно сделать в такой ситуация? Вряд ли мы с тобой можем хоть чем-то помочь!
Кристиана взглянула на него озабоченно;
– Ты себя плохо чувствуешь? Что-то вид у тебя не очень…
Думитру рассмеялся;
– Чувствую себя так, как каждый командир части за несколько дней до полевых учений.
– А если Раду не останется с Дориной? – Кристиана заглянула мужу в глаза.
– Не думай пока об этом, – сказал он с характерным для него выражением спокойствия и твердой уверенности. – Во всяком случае, независимо от того, какое он примет решение, через несколько дней мы с ним оба участвуем в полевых учениях!
Они прожили вместе столько лет. Думитру знал, о чем она сейчас думает, о чем волнуется. Иногда ее участие в его делах, безоговорочное, полное, «безудержное», как он говорил, его раздражало. Это случалось тогда, когда она переступала одному ему ведомые границы. Он тогда говорил ей: «Ты никогда не знаешь, где следует остановиться». «А что, и тут есть мера?..» – отвечала она.
Кристиана открыла окно. Холодный ядреный воздух, пахнущий хвоей, ворвался в комнату.
* * *
Солнце торжественно взошло на голубом, до прозрачности чистом небе. Сверхзвуковые самолеты оставляли на нем свои молочно-белые шлейфы. Это выглядело торжественно.
На берегу реки было движение, сопровождающее все крупные полевые учения. Разносились короткие, отрывистые слова команд и приказов. Каждый на своем месте. Ожидание начала. Волнение? Нетерпение? Желание победить, показать свою волю, умение, ум и силу! Командиры и подчиненные – одно дыхание, одно сердце, одна воля.
Во главе своей части стоял полковник Думитру Мунтяну. Это была проверка его людей и его самого, его работы командира. Рядом с ним стояли парторг Михалаш и комсорг капитан Тэнэсеску.
Долгожданный сигнал. Полевые учения начались. Ощущение согласованности, тщательно запланированных движений исчезает. Люди забывают и посредников, и холодные бинокли, рассматривающие их с трибуны, и бросаются в «бой», такой же реальный для них сейчас, как настоящее сражение. Сосредоточенный огонь артиллерии «противника» в ответ на огонь нашей артиллерии… Оглушающий грохот приближающихся сверхзвуковых бомбардировщиков, и танки, как по команде, опускаются в воду и исчезают в ней, как будто их и не было. Форсирование реки выполняется в рекордно короткий срок. Сердце полковника Думитру Мунтяну бьется сильнее. Если и взаимодействие с патриотической гвардией пройдет так же…
Он не додумывает своей мысли до конца. Только курит. Сигарету за сигаретой. Не потому, что волнуется. Он знает своих людей, верит в них. Сомнений у него нет. «Если человек хочет, он может все». А его люди хотят. Он это знает.
Ночь опускается медленно, пробираясь между палатками. Теплая летняя ночь царит над местностью и над людьми.
Думитру улыбнулся. Почему он вспомнил эти любимые стихи именно сейчас?
Возможно потому, что подумал о том, что Кристиана сейчас ждет его и волнуется.
«Если часть добьется отличных показателей…»
Так начинал он в последнее время почти каждый их разговор. Это «если» определяло их планы и мечты, а в конечном счете и всю их жизнь…
А ведь часть добилась-таки этих показателей!
Апрель 1982 – сентябрь 1983
