Текст книги "Поздняя осень (романы)"

Автор книги: Василе Преда

Соавторы: Елена Гронов-Маринеску
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Да уж вижу, – развеселился Думитру, – что все-то вы знаете, дедушка Мирон. Нельзя же было всю деревню без хлеба оставить, да и себя заодно!

– Так, так, – одобрительно закивал старик. – Вот потому-то я думал-думал, да и надумал, может, вы и мне поможете… С крышей-то… Протекает она, а зима-то близко. Нанимал я тут одного, да он ничего не сделал, только денежки взял. Если не можешь ничего, так и нечего браться. Что же мне, сидеть там с ним наверху не отходя? Говорит, что делает, а сам ничего не делает, тьфу! А теперь скажу вам, как оно есть: деньги я ему отдал, а других-то у меня нет…

Он проговорил все это торопливо, как будто его кто-то подгонял. Видимо, он смущался и хотел как можно скорее высказать эту свою просьбу. Потом он замолчал, мял в руках шапку, не отваживаясь взглянуть на Думитру, и ожидал его ответа.

– Ладно, дед, – усмехнулся Думитру, – разберемся мы с твоей крышей, будь спокоен. Я как раз завтра возле твоего дома буду, так зайду посмотреть, велика ли работа? – сказал он ему ласково, с той же открытой улыбкой. – А потом выберу хорошего парня, чтобы он тебе помог.

Старик повеселел, приободрился. Потом снова извинился за беспокойство и с достоинством двинулся по лестнице. Думитру проводил его до ворот.

– Не волнуйся, дед Миров! Будь здоров, ни о чем не волнуйся, я сам займусь твоей крышей, – заверил он старика еще раз и постоял минуту в воротах, глядя вслед старику, который взбирался на гору, опять нахлобучив на голову свою шапчонку.

Потом Думитру вернулся во двор, запер ворота и пошел к дому, радуясь, что он может помочь старику.

* * *

… В Синешти Кристиане казалось, что дни наполнены какой-то особой безмятежной тишиной, почти патриархальной. Эта неправдоподобная тишина как будто висела в воздухе. Только изредка нарушалась она учебной стрельбой. Кристиана делила время между ожиданием Илинки, которая приезжала из городской школы дневным автобусом, и ожиданием прихода Думитру. Домашние дела она заканчивала довольно быстро, и у нее оставалось время, иногда даже довольно много времени, во всяком случае достаточно, чтобы почувствовать, что она тяготится одиночеством. Особенно она это чувствовала в первые дни, пока в гарнизоне у нее не было приятельниц.

Иногда она ходила в кино в местный клуб с Думитру или с Илинкой, если той задавали не слишком много уроков на дом. Иногда она вязала крючком или на спицах – по деревне быстро распространилась среди женщин новость, как она прекрасно вяжет пуловеры.

Но чаще всего она читала. Все, что попадалось под руку… Интересно, что журналы и периодические издания она читала прямо как романы. Когда ей надоедало читать, она звонила Думитру на службу: «Как дела? Занят?» Ответ всегда был один и тот же: «Да. Работаю…» Или: «Проверяю…» Или: «Контролирую. Командир должен контролировать выполнение приказа…» Или иногда: «Сижу у себя уже два часа и думаю… Командир должен уметь думать! Видеть общую картину жизни своей части, знать, где надо помочь. Поэтому я ежедневно запираюсь у себя в кабинете часа на два, чтобы привести свои дела в порядок, подбираю документацию по текущим вопросам. Посмотри, как теперь могла бы выглядеть конструкция обогревательной установки для теплицы. Установка конечно простенькая, но нам и не нужны сложные инженерные разработки, нам и нужно попроще, чтобы подходило к нашим конкретным условиям. А такое я и один могу спроектировать…»

… Начались снегопады. Белый, сказочно чистый снег покрывал все вокруг. «Белая зима» – так называлось это у местных жителей.

Печи топились с утра до вечера, чтобы хорошо прогреть большие, высокие комнаты. Вечером Думитру приносил ведерко угля и две-три охапки дров, но на следующий день все это быстро кончалось, и Кристиана должна была сама выходить в метель, в двадцати – или тридцатиградусный мороз, чтобы принести следующую порцию топлива. От морозного воздуха перехватывало дыхание.

За окном она видела сугробы высотой с дом; свирепые порывы ветра взвихривали хлопья снега и закручивали их во все стороны. Кристиана слушала дикий вой ветра в трубе, и ей было приятно сознавать, что находится в тепле, укрытая от мороза и снежных вихрей. Но тут же она возмущалась собственным бездействием, на которое была обречена…

Дни шли, но не совсем так, как раньше. Кристиана уже включилась в гарнизонную жизнь. Мужчины относились к ней с уважением, женщины забегали к ней за советом, за помощью, а то и просто поговорить по душам. Дети ее тоже любили. Характер у нее был открытый, отзывчивый, ей хотелось помочь каждому, и поэтому люди к ней тянулись. Она умела слушать, была терпелива и видно было, что ей действительно интересно, поэтому люди относились к ней с симпатией.

– Знаете, о чем я думаю? – сказала ей однажды Валерия, жена старшины Стелиана Богдана. Она была женщина простая, без образования, но золотой души человек. – Уж если вы сюда за мужем приехали… Вы ведь и красивая, и умная, и с высшим образованием – мне муж говорил про вас, – и ничего не побоялись. Так как же нам было не приехать? Оставить своих мужей одних? Ведь что делает жена Тимотина! – сказала она с явным осуждением. – Вы знаете Тимотина? О нем весь гарнизон болтает. Парень должен сам со всем справляться, жить в общежитии… Дома его никто не ждет… Приходит домой усталый, а там даже печь-не затоплена!

Кристиана усмехалась своим мыслям. Она не знала, кто такой Тимотин, спросила потом Думитру о нем, но это был еще один случай, подтверждавший правильность ее решения и важность его для Думитру. Оказалось, что ее присутствие имеет значение не только для него, но и для окружающих.

– Стелиан, знаете ли, мой второй муж. И для него это второй брак, – продолжала рассказывать Валерия. – Мы оба овдовели и ежедневно приходили на кладбище. Там и познакомились. Я была в таком состоянии, что ничего вокруг не видела. Это он обратил на меня внимание. У него было два мальчика: одному два года, второму – несколько месяцев. Его жена умерла при родах. Он совсем почти помешался, уже не мог один с ними двумя справляться. Ему удалось найти старушку, которая из любви к детям ему помогала, но все равно тяжело было. А мне в ту пору было двадцать три года. Мой муж погиб в автомобильной катастрофе. Я его очень любила, мне и в голову не могло прийти, что я выйду второй раз замуж. Но когда я увидела Стелиана, такого несчастного, в таком отчаянии… Он сказал, что знает весь мой день, что я делала, где ходила. А я нигде не ходила – с работы на кладбище, потом домой… Он видел, что я женщина серьезная, ни о чем таком не думаю… Он сказал: «Прежде чем скажешь, что не хочешь выходить за меня замуж, приди ко мне в дом хоть один раз, посмотри на детей». Я пришла… Старший – наверное, вспомнил свою родную мать – сразу схватился за мою юбку, заплакал, закричал: «Мама, мама!» Весь вечер от меня не отходил. Не знаю, как мне удалось уйти! Он все плакал и кричал мне вслед: «Мама!» Я чувствовала, что у меня нет выбора, уж так мне жаль этих ребяток было. Когда мама и сестры услышали, что я собираюсь сделать, они ужасно на меня рассердились: «О чем ты думаешь?! Как ты справишься с двумя маленькими детьми? И зачем это тебе? Вместо того чтобы своих воспитывать, ты чужих берешь!» Но я все равно это сделала. И ничуть не жалею. Со Стелианом мы живем хорошо, мальчики выросли, теперь оба в военном училище. Я их люблю как родных! Сколько я на них труда доложила, пока они маленькие были!.. Столько всего было, пока они выросли, столько я пережила! Чем я им не родная?..

В другой раз к ней зашла Дорина Каломфиреску, жена старшего лейтенанта Раду Каломфиреску, недавно прибывшего в часть.

Она привела с собой сына, Валентина, слабого боязливого мальчика лет четырех-пяти. Он вцепился в мать, и как Кристиана ни старалась отвлечь его хотя бы на минуту, ей это не удалось. И только когда они стали заходить чаще, он осмелел и не только не дичился, но даже подружился с Кристианой. Однажды Дорина попросила ее начать вязку пуловера.

– Хотелось бы связать его побыстрее, – объяснила она. – Меня пугают эти морозы. Я бы хотела связать его поплотнее, чтобы он держал тепло. Знаете эту вязку – «рисовое зерно»?

Кристиана знала. Она начала ей вязку, показала, как набирать, а попутно узнала, что Дорина учится на заочном отделении филологического института уже на втором курсе и мечтает устроиться воспитательницей детсада если не в самом Синешти, то хотя бы где-нибудь поблизости.

– Я здесь две недели, но уже не выдерживаю, – рассказала Дорина. – Хочется что-то делать, чем-то заняться. Я не могу жить вот так, в бессрочном отпуске. Если бы я была старая или больная, то, наверное, здешняя тишина пошла бы мне на пользу, но у меня-то жизнь только начинается, я молода и здорова. Хочется доказать свою нужность людям. Впрочем, Раду меня вовсе не поддерживает. Думаю, он был бы счастлив, если бы я осталась ангелом-хранителем нашего семейного очага.

Эти слова Дорины, ее переживания невольно вызвали у Кристианы мысли о своих собственных проблемах. Чтобы отогнать эти мысли, она спросила о другом;

– А что ты будешь делать с Валентином?

– Отдам в детский сад или возьму с собой, что-нибудь придумаю потом. Самое главное – найти себе работу где-нибудь! Я понимаю, что сейчас это будет трудно, учебный год давно уже начался, но…

– Поговори с Думитру, – сказала Кристиана, стараясь не думать о собственных трудностях. – Он знает о твоих намерениях?

– Я не решилась его беспокоить. Мне и муж не разрешил к нему обращаться. Если бы он узнал, что я вам все рассказала, он бы страшно рассердился. Спасибо вам за сочувствие, но не говорите, пожалуйста, ничего товарищу полковнику, мы сами как-нибудь разберемся! – Она в самом деле перепугалась, когда сообразила, что обычная болтовня двух домохозяек приобретает официальный оттенок и может дойти до командира части.

Кристиана должна была проявить такт и определенное красноречие, чтобы убедить свою новую приятельницу, что она вполне могла бы принять эту помощь.

Дорина Каломфиреску была намного младше Кристианы, но они быстро сблизились – может быть, потому, что обеих волновали одни и те же проблемы. Вскоре они стали почти неразлучны. Кристиана ценила в подруге чувство юмора, открытость, оптимизм, но прежде всего – образованность, интеллигентность. Дорина забегала к ней почти каждый день. Валентина она брала с собой. Думитру нашел ей через уездный отдел образования место воспитательницы в детском саду в одной из соседних деревень. Но и тогда она продолжала регулярно заходить к Кристиане, правда ненадолго: она смущалась присутствием Думитру, да и дома были дела.

Кристиану навещали и жены других офицеров гарнизона. Большинство из них были домохозяйками. У одних дети были еще слишком малы и требовали постоянного присмотра и заботы, другие не могли найти себе работу в этих своеобразных условиях. Кристиана попала в этот замкнутый мирок как в большую семью: здесь все было общее – и радости, и горести. Личные «секреты» быстро становились общим достоянием. Жизнь любого человека была всем видна…

Перед Кристианой проходили человеческие судьбы в рассказах ее новых соседей, односельчан, подруг. Иногда ей казалось, что она читает книгу или слушает настоящую повесть, как в литературе.

Время шло. Было не так тяжело, как вначале, но и не легко. Она чувствовала, что не может больше не работать, что нужно быть полезной не только в семье, для Илинки и Думитру. Эта мысль мучила ее. После того как она убедила Дорину, что нужно бороться, ее собственные переживания только усилились, она не хотела отказываться от своих планов. Нужно было что-то делать, и как можно быстрее…

Думитру жил своим миром, оставался верен своей страсти к службе. Он жил своей работой, а она себе в этом отказывала…

В последнее время с ней что-то происходило, она не могла теперь принимать как свои те проекты, которые муж перед ней развертывал с таким увлечением. Она не могла сосредоточиться и проявить хотя бы интерес, когда вечером начиналось обсуждение какой-нибудь потрясающей статьи в «Науке и технике» или в «Проблемах военного искусства». Она все чаще ловила себя на том, что мысли ее далеко, а на лице осталась только маска заинтересованности и вежливого внимания.

– Просто не знаю, что со мной, – призналась она наконец Думитру с извиняющейся улыбкой. – Может быть, у меня тоже кризис? Я не могу больше ждать, я хочу пойти на работу. Нужно иметь в жизни какое-то свое дело, которым можно увлечься…

Этот разговор происходил за ужином – единственный случай, когда они могли собраться вместе, все трое. Илинка и Думитру уходили и приходили в разное время, завтракали и обедали врозь.

– Как же так, – решила пошутить Илинка, – а то, чем ты занимаешься здесь, дома, тебя не увлекает? Ты слышишь, папа, что мама говорит? – Она повернулась к отцу, рассчитывая на его поддержку. – А мы-то все время думали, что мама этим ужасно увлекается! – закончила она с иронией.

Кристиана моментально сообразила, что она выбрала неподходящий момент для своих признаний.

– А по какому праву ты вмешиваешься в разговоры взрослых? – строго спросил Думитру дочь.

– А разве не ты учил меня, что в каждое дело нужно вкладывать душу? – Илинка надулась, чувствуя себя обиженной.

Думитру не обращал больше на нее внимания, как будто вовсе ее не слышал, и обратился к Кристиане:

– Согласен! Я узнаю завтра же, посмотрим, что можно сделать, – обещал он ей. – В городе ведь есть промышленные предприятия, всем им требуется юрисконсульт, – сказал он не то про себя, не то чтобы подбодрить Кристиану.

– Хм! Посмотрю я, с каким удовольствием ты будешь курсировать туда и обратно! – рассмеялась Илинка не без нотки злорадства. – Ты слишком давно не ездила на службу и забыла, как видно, что такое время начала работы и табель. Но на этом морозе твой энтузиазм быстренько испарится! Ты спроси-ка у меня, каково это – ездить в город и обратно.

Думитру с трудом сдержался, чтобы не прикрикнуть на дочь:

– Я уже просил тебя не вмешиваться, когда старшие разговаривают…

Но, взглянув мимолетно на дочь, вдруг заметил, что лицо у нее в синяках и цоцарапано. До сих пор он не обратил на это внимания, потому что вернулся из части поздно и, чтобы не сердить Кристиану своим опозданием, быстренько сбросил форму, умылся и поспешно сел к столу. Чувствуя, однако, что она все еще сердится, он старался не встречаться лишний раз с ней взглядом.

Теперь он мог не спеша всмотреться в разукрашенное таким странным образом лицо Илинки. К счастью, все было не так страшно, как ему показалось вначале, и он успокоился:

– Хм, не могу сказать, что ты прекрасно сегодня выглядишь. Что случилось?

– Ага, хочешь знать, кто меня так разукрасил, – рассмеялась Илинка, она была в хорошем настроении. – Пришлось сегодня избить двоих типчиков в школе, – объяснила она торопливо. – Они, видишь ли, написали перед контрольной на стене химические формулы и думали, что все у них пройдет замечательно! – Она даже сейчас покраснела от возмущения. – Они сидят на последней парте, у окна, конечно, училка не заметила бы, что они списывают. Я просто вынуждена была вмешаться, – объяснила она.

– И это называется она их избила! – Кристиана покачала головой и посмотрела вопросительно на Думитру.

– Конечно, я им всыпала! – Илинка была горда своими подвигами. – Думаешь, нет?

– Бедненькие! Воображаю, как они должны выглядеть, если ты, победительница, вся в синяках и царапинах!

– Ты даже представить себе не можешь, пока не взглянешь! Это, я скажу тебе, кое-что! – гордо объявила Илинка.

– С ней не договоришься, – Кристиана пожала плечами.

– Потому что сама все пустила на самотек, – заметил Думитру.

– Сегодня по дороге из школы я встретила Нистора. – Илинка решила поскорее перевести разговор на другую тему. – Того маленького, белобрысого, из нашего клуба… Помнишь, папа? Ты еще рассказывал, что у него язва желудка и его хотели демобилизовать, а он попросил врачей дать ему возможность отслужить… Он готовит очередной номер стенной газеты и просил меня просмотреть и высказать свое мнение по поводу одной рубрики…

– А почему его интересует твое мнение? – Думитру на минуту будто опешил.

– Как – почему? – Девочка в первый момент растерялась, но тут же нашлась: – А разве не ты просил меня в прошлом месяце прочесть отрывок, где, тебе казалось, стиль хромает? Сам сказал, что я могу помочь, потому что у меня хороший слог, недаром я каждый раз получаю первое место на олимпиадах по румынскому языку. Забыл? Нистор, наверное, подумал, что может иногда со мной консультироваться, по литературным вопросам, конечно.

– Я ему сделаю замечание, чтобы он больше так не думал, – коротко изрек свой приговор Думитру.

– Пошли, я вам лучше покажу несколько заметочек, которые я сама сочинила, – пригласила их Илинка, игнорируя решение отца. – Ах, извините, – спохватилась она, – я совсем забыла сказать, что рубрика называется «Маленькие объявления»…

Она очень оживилась и торопливо выскочила из комнаты. Вернулась с целой тетрадью в руке.

– Вас это интересует или нет? Я хочу знать, стоит ли мне вообще начинать.

– Читай, – улыбнулась Кристиана, как обычно стараясь сгладить конфликт. – Мне это интересно.

– Тебе понравится, увидишь, – заверила ее Илинка. – Внимание, начинаю! «Предлагаю первую парту в среднем ряду в обмен на последнюю около окна. Причина обмена: критическая ситуация в связи с теоретической подготовкой».

Она рассмеялась и посмотрела на родителей – как они реагируют. Мать это искренне рассмешило, отец курил, никак не реагируя. Илинка продолжала читать:

– «Меняю лесной образ жизни на комнатный (со всеми удобствами). Преимущества: чистый воздух, прогулки, отдых». И последнее, я его специально оставила для тебя, папа, это в твоем духе. – Она снова рассмеялась, следя за ним краем глаза, но он оставался невозмутимым. – «Куплю ловкость рук, острое зрение и слух ввиду приближающегося экзамена на звание солдата». Ну как?

Думитру молчал. Мысли его витали где-то далеко. Зато Кристиана сказала:

– А мне понравилось. Хорошо написано!

– Я придумала еще кое-что, – объявила Илинка, радуясь своему успеху. – «Раздел «В последний час» сообщает нам о появлении гриппа в части. Хотя вы и изучаете приемы рукопашного боя, остерегайтесь этого врага!»

Илинка закрыла свою тетрадь и положила ее на стол возле себя. Думитру по-прежнему молчал.

– Литературное творчество юного таланта было встречено всеобщим восхищением, – прокомментировала Илинка.

– Ты ничего не скажешь? – спросила Кристиана Думитру, ласково тронув его за руку.

– Я думаю, ты права, когда жалуешься, что тебе здесь скучно. И не только тебе… – Думитру как бы размышлял вслух. – Я занят работой. В части точно так же, как дома, всегда найдется какая-нибудь работа, все время что-то нужно сделать – то одно, то другое. Всех дел никогда не переделаешь, все время приходят в голову какие-то идеи… За всем этим я совершенно забыл, что людям нужны и развлечения, – закончил Думитру и снова погрузился в свои мысли.

– Никогда не поздно заняться самокритикой и исправить свои ошибки! – пошутила Илинка.

Кристиана же своим безошибочным чутьем угадала, что Думитру сейчас не в том настроении, чтобы поддерживать двусмысленные шуточки, и быстро вмешалась:

– Было бы хорошо, если бы ты занялась уроками. А то опять придется сидеть до полуночи, как вчера…

Илинка подчинилась на этот раз без возражений, чувствуя правоту матери.

– Нужно бы организовать что-нибудь, – предложил вдруг Думитру. – Может быть, соревнования по спуску со склона на санках, пока подходящая погода. Или какой-нибудь бал…

– А помнишь, какие балы мы устраивали лет десять – двадцать назад? – спросила Кристиана с легкой грустью. – Не расходились до самого утра! А карнавалы – какие маски, какие костюмы! – Она все больше оживлялась при воспоминании об этом.

– Вот видишь! Я только не понимаю, почему обо всем этом должен думать всегда я! – раздраженно воскликнул Думитру. – Есть директор клуба, есть товарищ Михалаш, парторг, есть, в конце концов, Тэнэсеску, от молодежи…

Он вскочил со стула, заложил руки за спину и начал нервно ходить по комнате.

– Завтра всех вызову к себе, – решил он внезапно, – и предложу подумать о том, как занять людей в свободное время. Конечно, пока не начались снегопады, мы бетонировали полигон, клали фундамент под спортзал, вообще были заняты выше головы, и было не до развлечений. Но сейчас, когда мы прервали работы на строительстве и на полигоне, у людей появилось свободное время. А как мы его проводим? Вот завтра я им и задам этот вопрос.

– Возможно, что до сих пор ты сам не очень-то вдохновлял их на подобные размышления. Они, может быть, не решались выступить со своими предложениями, – высказала свое мнение Кристиана.

– Что ты этим хочешь сказать? – От удивления он даже остановился. – Почему не решались? Какая тут особая решимость нужна, чтобы обратиться с предложением?

– Я просто думаю, – поторопилась пояснить свою мысль Кристиана, – что, видя тебя все время занятым строительством, они не решались предлагать что-то, относящееся к «несерьезным» занятиям. Может быть, боялись, что ты так это расценишь. Тем более до недавнего времени, как ты сказал, было не до развлечений. Если кому-то и хотелось развлечься, так все равно не было времени. Ты ведь держал людей до позднего вечера в части, – напомнила Кристиана.

– Я никого не держал! – Думитру обиделся на такое обвинение. – Оставался кто хотел. А кто не хотел оставаться, тот уходил, да будет тебе это известно.

– Кто не хотел оставаться, тот уходил? – удивилась Кристиана. – Я это слышу в первый раз! – Она выглядела слегка растерянной. – Интересно, сколько же человек уходило?

– Никто! – коротко ответил он. – Никто никогда не уходил.

– Как? Значит, ты просто обязывал их оставаться на службе, – настаивала на своем Кристиана.

– Ни в коем случае! Я им говорил: «Кто хочет – уходит! Я сам остаюсь».

– Тогда я понимаю, почему все оставались.

– Каждый был волен уйти! – Думитру старался сдержать раздражение.

– На словах! А практически? Неужели я должна тебе это объяснять, ты все понимаешь лучше меня, – твердо сказала Кристиана. – Если они видят, что сам командир части остается, откуда возьмется смелость у какого-нибудь несчастного лейтенанта взять и уйти?

– Любой «несчастный лейтенант», как ты выражаешься, это человек, способный отвечать за свои поступки. Если они не уходили, значит – не хотели!

– Или боялись! – Кристиана не могла промолчать, хотя ей стало жаль мужа. Она видела, что он нервничает.

– Что за ерунда! – Думитру рассердился. – Кто сейчас боится? Кого? Ты не понимаешь, что говоришь!

– Я не понимаю, почему ты придаешь всему такой принципиальный характер? Как ты не понимаешь такую простую вещь, это так по-человечески, Думитру: люди боятся и будут бояться всегда.

– Но кого? Это, извини, ко мне не относится…

– Ты можешь назвать это как угодно, но это факт, и думаю, что тебя это должно интересовать в первую очередь!

– Ну уж нет! Меня в первую очередь интересует то, что люди работали все вместе, что никто не колебался, не жалел, что остался. Они были убеждены, что делают это для общего блага. Если бы мы не использовали хорошую погоду, а она недолго стоит в этих местах, если бы мы не работали с таким дьявольским напряжением, нас бы застигли снегопады еще до закладки фундамента. Тогда бы мы и через два года не закончили работу. А так я сократил срок строительства вдвое… Думаю, что если мы в таком же темпе будем работать на следующую осень, то, пожалуй, все закончим. И тогда мы сможем пользоваться и спортзалом, и овощами из теплицы, и полигоном. Человек должен учитывать условия, в которых он живет.

– Жалко, что тебя не интересует, почему они оставались, – заметила Кристиана. – Если бы я была командиром части, меня бы это заинтересовало в первую очередь. Не количество оставшихся, а именно почему остался каждый из них.

От волнения она машинально чертила ногтем на столе какие-то фигуры.

– Вот уж не собираюсь засорять себе голову этими софизмами! Я прекрасно знаю, почему они оставались. – Думитру был уверен в своей правоте. – Я чувствовал, что все убеждены: только так мы должны действовать, у нас нет другого пути. – Он закурил новую сигарету.

– В этом был убежден ты, и поэтому ты оставался, – убежденно сказала Кристиана. – Но они?

– Они думали точно так же, – заверил ее Думитру. – По крайней мере, они будут первыми, кто воспользуется и спортивным залом, и полигоном, и всем остальным, что мы строим. Это для себя они работают с таким нечеловеческим напряжением, а не для моего честолюбия! Не знаю, почему ты во что бы то ни стало хочешь убедить меня в том, что люди меня боятся, то есть что я – деспот, тиран! Должен тебе признаться, в начале нашего разговора меня все это выводило из себя, но теперь я абсолютно спокоен. Я хочу тебя спросить: не забыла ли ты о том, что я тоже не родился полковником, что я тоже был когда-то лейтенантом? – Его нервозность и в самом деле прошла, он говорил спокойно и уверенно. – Ты можешь вспомнить, чтобы я чего-то боялся? Или кого-то? Когда случалось так, что я, будучи не согласен с предлагаемым, не высказывал открыто свое мнение? Разумеется, не нарушая устава, как положено, и разве мне могли что-то за это сделать?

– Перевели бы тебя в другой гарнизон! – не задумываясь, ответила Кристиана.

Думитру расхохотался:

– Вот это да! Так ты думаешь, что мои подчиненные боятся, как бы я их не перевел в другой гарнизон? По-твоему, я или другой командир части может решать такие вопросы, как перевод офицеров из одной части в другую?

У него был такой вид, будто он только сейчас понял смысл всех ее возражений.

– Но если рассуждать по-твоему, то в случае сопротивления моим «деспотическим замашкам» перевод в другую часть был бы им только выгоден, потому что мало найдется мест, где работа тяжелее, чем здесь. Но они не хотят в другую часть! Им как раз нравится работать здесь, где тяжелее! Многие просили, настаивали, добивались, чтобы их направили сюда. Некоторые – что ж, почему бы об этом и не сказать? – приехали сюда потому, что хотели работать со мной. Это Михалаш, Деметриад, Энкулеску, Калояну, Тэнэсеску, Богдан, Попа. С кем-то из них мы работали раньше в одной части, кто-то слышал обо мне. Почему ты не можешь предположить, что нас всех в одинаковой степени увлекает наша работа? Ты думаешь, что я исключение?

– Не надо утрировать…

– Когда ты поймешь, что у каждого в жизни есть дело, которому он отдает всего себя? И это дело нужно любить больше самого себя, но никакой приказ не может обязать к этому…

У Кристианы явно испортилось настроение. Она принялась убирать со стола. Казалось, что она это делает первый раз в жизни, так неуверенны были ее движения. Думитру хотел ласково ее обнять, но она отстранилась:

– Оставь меня.

Она снова опустилась на стул.

– Ты только что сказал, – заговорила она медленно, почти шепотом, когда Думитру вернулся из кухни, куда он относил посуду после ужина, – что в жизни у каждого есть свое дело. Только у меня – твое дело!.. Что ж, я, наверное, исключение из общего правила, – добавила она устало.

– У меня на этот счет другое мнение, – мягко возразил он. – Хотя это польстило бы любому мужчине, а не только мне, неизлечимому гордецу!

Кристиана, казалось, не слушала его, но при этих словах попыталась улыбнуться.

– Ты был прав, когда утверждал, что любую вещь можно недооценить, преуменьшить ее значение, – сказала она без видимой связи с предыдущим разговором. – Я чувствую, что если бы мне пришлось теперь продолжать…

Она замолчала, посмотрела на Думитру и не стала ничего объяснять. Теперь они молчали оба.

– Уже поздно, – спохватился Думитру, поднимаясь. – Ты тоже устала… – Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

Они погасили свет и пошли в спальню. Из комнаты Илинки из-под двери пробивалась полоска света.

– Еще не легла, – немедленно прореагировала Кристиана, явно недовольная этим. – Или уроки еще не сделала, или какой-нибудь книжкой зачиталась, которую теперь до утра из рук не выпустит.

– Ну ничего, со мной это тоже случается, – понимающе усмехнулся Думитру.

– И с тобой это еще случается, вот именно, – согласилась Кристиана.

– Мне другое не нравится! – Думитру нахмурился. – Не нравится мне, что в ее возрасте она дерется с мальчишками. Тебе бы надо поговорить с ней, объяснить кое-что, посоветовать, как себя вести.

– Я думаю, что ты у нее пользуешься большим авторитетом, ты для нее образец, она тебя во всем копирует, – заметила Кристиана.

– Но лучше все-таки сама с ней поговори, как мать. – У Думитру было свое мнение по этому вопросу. – Выбери подходящий момент… А что касается твоей работы – положись на меня! Я займусь этим в самое ближайшее время…

Они пришли в спальню. Там было жарко, в печи догорали дрова. За окном снова завывала метель, наметала сугробы, которые росли на глазах, доходили до окон и уже начинали их заслонять. Кристиане приятно было сознавать, что она в тепле, спрятана от жуткой метели.

«Какое счастье, что можно позволить себе эту сладостную расслабленность! А ведь она возникает только благодаря уверенности в прочности своего гнезда», – думала она, уже завернувшись в одеяло, перед тем как заснуть.

Думитру поправил одеяло, потушил свет, слегка раздвинул шторы, чтобы сквозь окно следить за бессознательной игрой природы, и лег рядом с Кристианой.

* * *

Следующий день прошел гораздо легче для Кристианы. Думитру позвонил из части, чтобы сказать, что уже назначен день задуманного им бала. Нужно приготовиться, позаботиться о новом платье – непременно длинном, бал будет самый настоящий! В отношении работы пока ничего не было. «Что ж ты хочешь, не успела ты слово сказать, как на блюдечке с голубой каемочкой появится место?.. Такие дела за один день не делаются…»

– Да, верно, – забормотала она, признав, что он прав, и жалея, что вообще задала этот вопрос: он его рассердил. Сердечность, с которой он говорил вначале, исчезла, он сразу стал торопиться, ссылаться на дела… Нет, ей показалось. Ее нетерпение действительно выглядит смешным. Она столько времени уже не работает, а теперь вдруг, в один момент, подавай ей все сразу…

Она принялась обдумывать, какое будет у нее бальное платье, воображала разные фасоны, но ничего приемлемого не находила.

Думитру вернулся со службы слегка усталый, но чем-то возбужденный.

– Что с тобой? – бросилась она к нему, заинтригованная его молчанием. Он ведь любил с ней делиться своими мыслями по вечерам, а она с трудом могла его дождаться, молчание за весь день утомляло ее.

– Мне нужно вернуться в часть… Сейчас поем и пойду! – сообщил он ей торопливо. – Ненадолго, – тут же успокоил он ее.