Текст книги "Поздняя осень (романы)"

Автор книги: Василе Преда

Соавторы: Елена Гронов-Маринеску
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– Что-нибудь случилось? – озабоченно спросила Кристиана, поставив перед ним тарелку дымящегося, аппетитно пахнущего супа.

– Ничего особенного.

– Ты какой-то странный сегодня… – Кристиана не переставала хлопотать у плиты, то снимая с огня миску с теплой водой для посуды, то ставя еще что-то разогревать.

– Я должен проверить, как идут дела в части, когда люди не подозревают, что я могу проверить… – объяснил он.

– Что тебе неймется? – прервала его Кристиана.

– Понимаешь, есть люди, которые без контроля ведут себя как дети, все обязанности у них попросту вылетают из головы! – разъяснил он ей с сознанием своей компетентности. – Они только и ждут…

– Не знаю, в самом деле они так себя ведут или ты к ним относишься как к детям, за которыми необходим присмотр, – снова прервала она его. – Если бы было возможно, ты назначил бы к каждому солдату по офицеру – наставлять на путь истинный. Ты думаешь, что это позволяет предупредить нарушения и ошибки? Наоборот, это воспитывает в людях зависимость…

– Ты будто нарочно все время ко мне придираешься, – возмутился Думитру, – Кто это будет отстаивать такую глупость, что с солдатами нужно нянчиться? Я только утверждаю, что людей надо контролировать! Командир, который только отдает приказы и не проверяет их выполнение, все проиграет.

– Преувеличиваешь… – Кристиана поставила перед ним тарелку со вторым.

– Истины, в которых я убедился за тридцать лет службы в армии, стали для меня аксиомами! С ними я действую наверняка… Погоди, сейчас я тебе объясню, почему я собираюсь вернуться в часть как можно скорее… Войку опоздал сегодня из увольнения на два часа. Он должен был вернуться в восемь утра, пришел в десять. Ты помнишь Войку? Я тебе рассказывал о нем. Его перевели сюда из-под Бухареста… У него было дисциплинарное взыскание: он дважды уходил в самоволку, чтобы увидеться со своей девушкой, которая живет в Бухаресте. Дома его избаловали до предела. Когда он явился к нам в часть на собственной «дачии», с ним были родители! Они вышли из машины, и отец ему нес чемодан!.. Знаешь, какие у меня были из-за него неприятности! Так и норовил прогулять – то теоретические занятия, то строевую. Не мог, вообрази себе, перевезти больше одной тачки с камнями, максимум две. Просил немедленно перевести его на погрузку, а не успел проработать с лопатой в руках и пятнадцати минут, как и там отказался… И так все время, пока ребята сами за него не взялись…

– Но ты, кажется, говорил, что он начал исправляться, – напомнила Кристиана.

– Ну да, работал худо-бедно при тачке, поэтому я и дал ему увольнительную… В качестве стимула! И вот пожалуйста, опоздал! Честно сказать, у меня сердце не на месте было, когда я его отпускал. Так и думал – что-нибудь произойдет… Даже боялся, как бы чего похуже не было. Но риск – благородное дело, надо же было попробовать.

– А как он объясняет свое опоздание?

– Говорит, что опоздал поезд! – Думитру возмущенно пожал плечами.

– Но может быть, поезд действительно опоздал! – предположила Кристиана. – Почему ты ему не веришь?

– Да верю я ему! Я проверял на вокзале, так оно и было. Но речь идет о военной службе, а в армии опоздания квалифицируются совершенно определенным образом, факты рассматриваются сами по себе, а не с точки зрения вызвавших их причин. Эта причина была бы извинительной, если бы он объяснял свое опоздание любимой женщине или родителям, но оно гроша ломаного не стоит, если речь идет…

– Ну уж сейчас, извини меня, ты перегибаешь палку! – Кристиана решила выступить в защиту злосчастного Войку. – Что ж делать, если поезд опоздал? Это от него не зависит!

– Военный человек должен все предвидеть! – сурово остановил ее Думитру.

– Что за ерунда! Как ты можешь так говорить?! – не успокаивалась Кристиана. – Я начинаю думать, что ты просто прицепился к бедному парню…

– Да, у меня к нему действительно особое отношение! – подтвердил Думитру. – Я хочу, чтобы он понял, что служба – это не забава, не игра, для участия в которой люди договорились соблюдать всякие смешные правила и условности, чтобы развлечься. Если он этого не поймет, то его пребывание в армии было напрасным.

– Я тебя не понимаю.

– Ты не хочешь понять, как и он, что опоздание на два часа во время войны…

– Но мы живем в мирных условиях! – прервала мужа Кристиана. – Тебе ужасно нравится из мухи делать слона…

– Ты должна знать, что поведение военнослужащего формируется в мирных условиях. Войну должен понять, что человек, одетый в военную форму, имеет особые обязанности, несет особую ответственность. Он существенным образом отличается от других людей. Он принес присягу, и у него особый долг перед отчизной. Только когда он поймет, что это не просто слова, сотрясающие воздух, не красивые фразы, за которыми ничего не стоит, а обязательство, сознательно взятая на себя ответственность, определяющая всю жизнь военного человека… Когда он поймет все это, он никогда не будет вскакивать в последний поезд, чтобы вернуться в часть, он всегда позаботится о запасе времени на всякие случайности…

– Ты воображаешь себе человека идеального, вымышленного, оторванного от действительности, в которой ему приходится барахтаться. А я вижу человека таким, каков он на самом деле, – возражала Кристиана. – Его одолевает множество бытовых мелочей, он теряется среди разнообразных происшествий, человек зависит от них и не всегда находит верные решения. Может быть, его девушка была больна или уехала из Бухареста, и он ее ждал, а может быть, он забыл что-нибудь дома, что-то очень ему дорогое, или просто документ, из-за которого ему пришлось вернуться. Или его мать…

– У тебя слишком богатая фантазия, – резко перебил ее Думитру. – Я очень ценю ее, но, прости, сейчас у меня на это нет времени. Если минут через пять – десять я не появлюсь в части, твоего «подзащитного» могут избить до полусмерти.

– Кто? Почему?.. – спросила недоверчиво Кристиана.

– Его же товарищи! – ответил Думитру с улыбкой и поспешил объяснить: – Утром при разборе его проступка перед взводом присутствовали и мы с Михалашем – парторгом. Я решил не наказывать Войну, но сказал, что я тоже хочу спать спокойно – хватит с меня переживаний из-за их необдуманных поступков. Поэтому я отменяю на два месяца все увольнения. Если Войну не в состоянии отвечать за свои поступки, пусть эту ответственность возьмет на себя коллектив… Естественно, коллектив встретил это решение без особого восторга! После обеда подошел ко мне один солдат и говорит, что ребята решили разъяснить Войну, что такое порядок в армии, и что они ждут не дождутся окончания рабочего дня, когда начальство уйдет, чтобы всыпать ему по первое число…

– Иди скорей! – воскликнула Кристиана нетерпеливо. – Бедный мальчик! Лучше бы ты отправил его на гауптвахту! Там все же безопаснее…

– «Вот до чего доводит пьянство», как сказал бы наш старшина, – посмеялся Думитру ее находчивости.

Вскоре он, как и обещал, вернулся домой. Кристиана встретила его на пороге, сгорая от нетерпения.

– Никогда Войку не был так счастлив при встрече с командиром! – воскликнул Думитру, входя в комнату с видом победителя и сбрасывая на ходу шинель. – Наверное, он узнал, что ему грозит; дружок, должно быть, предупредил… При моем появлении он так просиял, словно у него целый мешок камней с сердца свалился… Потом обратился с рапортом, что просит его наказать. «Просит», видишь ли, – подчеркнул Думитру.

– Ну и что? – спросила Кристиана торопливо.

– Чуть не расплакался! – нахмурился Думитру. – Здоровенный парень, а туда же: «Прошу вас, товарищ командир, накажите меня! Убедительно вас прошу, товарищ полковник!» Будто бы наказывают по личной просьбе… Ясно, что боится он не командира, не начальства, а своих же ребят!

– И ты бросил его на произвол судьбы, беззащитного? – забеспокоилась Кристиана.

– Я поговорил с ребятами, ничего ему не будет, не бойся! – заверил он ее с улыбкой.

Кристиана смотрела на него с удивлением. Напряжение исчезло с его лица бесследно, он успокоился, уже не выглядел усталым, готов был к новому рабочему дню.

Глава пятая

Через несколько дней ветер прекратился. Прекратились и снегопады. Дух замирал, как в детстве, при виде огромных пушистых сугробов, покрывавших хрупкие крыши домов.

Стояла глубокая, первозданная тишина. Звуки как будто тонули в снегу, слова обретали особое звучание. Глаза болели от ослепительной белизны.

Дома терялись в сугробах, их присутствие можно было угадать только по дыму из труб – верный знак того, что село живет и дышит. По вырытым во дворах траншеям – к поленнице, колодцу, собачьей будке, конюшне или курятнику – сновали подгоняемые морозом и делами люди и бегали ошалевшие от счастья ребятишки.

Прошло довольно много времени с тех пор, как Думитру обещал, что сам займется устройством жены на работу. Кристиана потеряла надежду. На первых порах она ожидала с нетерпением его возвращения со службы, ежедневно приставала к нему с вопросами, иногда даже звонила ему: «Ты что-нибудь узнал? Есть что-нибудь для меня?..» Потом она разуверилась и решила поставить вопрос ребром.

– Так что же с моей работой? – сердито спросила она однажды. – Ты намерен этим заниматься, или мне пора начать действовать самой?

Видно было, что она нервничает.

Думитру рассердился: в чем, собственно, дело? Разве он не старается? Но такая работа на дороге не валяется! Таких мест вообще-то немного, все они обычно заняты и не освобождаются ни с того ни с сего – ведь все это хорошо ей известно. Почему же она ему не верит? Откуда это недоверие? Нетерпение в данном деле ни к чему хорошему привести не может…

– Я не имела в виду какую-то определенную должность, – оправдывалась она, – я согласилась бы на любую, лишь бы что-то делать, лишь бы не сидеть дома. Конечно, здесь нелегко найти работу по моей специальности, но на худой конец я согласилась бы на должность, требующую лишь среднего образования… Даже у тебя в части, раз уж нет других вариантов! Ты, кажется, говорил, что в бухгалтерии требуется работник со средним образованием…

– Только не это! – категорически воспротивился Думитру. – Я же тебе сказал – пока я тут командую, этого не будет. Да и вообще, не желательно, чтобы мы оба работали в одном месте.

– Но надо же что-то делать. И побыстрее! – настаивала она. – Мне все тяжелее дома одной. Теперь Илинка справляется с уроками без моей помощи…

– Нам остается только ждать, – заключил он. – Мне кое-что обещали. Через несколько дней, может, через неделю. Точно неизвестно. Во всяком случае, было бы глупо спешить, соглашаться просто из принципа на первое попавшееся место! Ты должна работать по специальности. Иначе ты все равно будешь недовольна.

* * *

Шли дни. Бал, устроенный по инициативе Думитру, прошел удачно; Кристиана сшила себе воздушное платье из голубой легкой ткани, расшитой жемчугом. Фасон она придумала сама в один из тех дней, когда ее фантазия особенно разыгралась – идеи приходили в голову одна за другой. Платье получилось оригинальное, и на балу она чувствовала себя прекрасно, да и всем было хорошо – веселились до утра.

Приближался Новый год. Начались приготовления, безумные покупки, беготня за подарками. Кристиана совсем почти потеряла надежду устроиться на работу. Она решила переждать праздничную горячку и взяться за дело самой.

Поэтому она совершенно растерялась, когда однажды Думитру протянул ей медицинскую карточку и сказал будничным тоном:

– На этом моя миссия закончена. Впредь все зависит только от тебя: насколько быстро ты сможешь сдать вступительный экзамен в коллегию и сколько времени тебе понадобится для сдачи анализов…

Не ослышалась ли она? А может быть, ей показалось? На мгновение она подумала, что это сон или что Думитру шутит… Но он не шутил.

Она взяла у него медицинскую карточку, волнуясь, рассматривала ее и не могла наглядеться. Бумага, как она ни старалась, дрожала в ее пальцах. Кто бы мог подумать, что клочок бумаги способен так ее осчастливить!

Наконец она прочитала в левом верхнем углу карточки название учреждения, и от радости сердце ее чуть не выскочило из груди.

– В городской коллегии адвокатов?! Как это тебе удалось? – пробормотала она волнуясь.

– Ради тебя стоило постараться! – ответил Думитру просто, тронутый ее волнением.

Некоторое время оба молчали.

Какой человек ее Думитру! Он просто не способен разочаровать или ошибиться. А какая сила воли! Ведь не было еще случая, чтобы он не смог добиться поставленной цели. Для него не существует преград, слова «невозможно»! И он смотрел на нее, растроганный ее волнением и счастьем. Думитру всегда стремился только к победе. Он не допускал и мысли о поражении. Он был строг, дисциплинирован, тверд. Но прежде чем быть строгим и неумолимым по отношению к другим, он предъявлял такие же требования к себе.

Едва дождавшись утра, Кристиана отправилась на автобусе в городскую поликлинику и сдала часть анализов. Потом она зашла в коллегию, чтобы узнать, когда можно сдать экзамен. После этого она с легкой душой побежала в магазины за покупками. Кристиана заранее наметила, какие подарки купить. Она дружила с деревенскими ребятишками, которые часто к ней забегали, а иногда просили помочь с домашним заданием, и она хотела их чем-нибудь обрадовать на Новый год. Труднее было выбрать подарки для Думитру и Илинки: дочь не высказывала никаких пожеланий, а мужа подобные пустяки вообще мало волновали. Она ломала голову, чтобы придумать что-нибудь интересное для них, но так и не смогла. Эта поездка в город должна была ей помочь.

Она шла не спеша, не отрывая взгляда от витрин магазинов, на которые возлагала все надежды: а вдруг что-нибудь увидит…

Занятая витринами, Кристиана прошла мимо. Ванда заметила ее первая. Обернулась и окликнула. Кристиана очень удивилась, услышав свое имя, ведь в этом городе ее никто не знал. С тех пор как они поселились в Синешти, она лишь изредка бывала в городе, да и то в самом начале, когда устраивала Илинку в школу.

Она с трудом узнала Ванду. Правда, они не виделись более пятнадцати лет, со времен последней студенческой сессии. Это было в Бухаресте. Тогда они жили в общежитии юридического факультета вместе, в одной комнате, хотя Ванда была студенткой филологического факультета. Она приезжала из какого-то села из-под Слобозии, родственников в Бухаресте у нее не было, и во время экзаменов Ванда жила в общежитии. Проведенные вместе дни и совместные переживания перед зачетами сдружили их, к тому же они были ровесницы. Кристиана тогда носила Илинку, беременность протекала не очень хорошо. И Ванда всегда оказывалась рядом, помогала как родная сестра, подбадривала. Разъезжаясь в разные места после сессии, они договорились поддерживать связь. Некоторое время они действительно переписывались. Затем Ванда переехала, или она просто перестала отвечать на письма. Так или иначе, след ее потерялся… И вдруг после стольких лет – неожиданная встреча в этом городе, таком далеком и от Слобозии, и от Бухареста!

Кристиана внимательно разглядывала бывшую приятельницу, пытаясь восстановить образ прежней Ванды, ведь для женщины пятнадцать лет бесследно не проходят! Что касается ее самой, то она себя чувствовала в точности такай же, как пятнадцать лет назад. Кристиана, как и все женщины, ужасно не любила, когда приходилось говорить или писать, сколько ей лет. Ей казалось, что названа какая-то цифра, не имеющая никакого отношения к ней самой. Ей было за сорок, но она совершенно этого не чувствовала. Эта ее черта частенько забавляла Думитру. В особенности после того, как она отказалась от празднования своего дня рождения под тем предлогом, что ее это удручает. Думитру смеялся: «Что за ерунда! Ну и придумала!» Но это было действительно так – после сорока дня рождения ее очень огорчали…

Лицо Ванды достаточно определенно говорило о ее возрасте. Никто бы не ошибся, дав ей больше тридцати пяти. Теперь Кристиана ждала приговора себе.

– Дорогая, ты совершенно не изменилась! – воскликнула, к ее удивлению, Ванда.

Она попыталась уловить в ее голосе нотку великодушия, неискренности, но слова прозвучали вполне естественно. Кристиана обрадовалась. Чтобы отблагодарить Ванду за подаренный миг удовольствия, она соврала тут же с милой улыбкой:

– И ты тоже!

В действительности лишь глаза Ванды остались прежними: ярко-голубые, лучистые. Умело покрашенные волосы были коротко пострижены. Но лицо! Даже толстый слой косметики не скрывал частых морщин вокруг глаз и рта. Однако Ванда не располнела, была по-прежнему стройна и элегантна. Нет, Кристиана должна была все же признать, что она производит впечатление интересной, привлекательной женщины. Наверное, на нее оглядывается немало мужчин…

Ванда бросилась на шею подруге и расцеловала ее в обе щеки.

– Как я рада, что мы снова встретились! – заговорила она торопливо и радостно. – Сколько лет я ничего о тебе не знала… Как ты живешь? Где работаешь? Все со своим офицером?..

Ванда сгорала от любопытства и была не в состоянии остановить эту лавину вопросов даже для того, чтобы получить на них ответы.

Кристиана рассмеялась.

– Я что-нибудь не то сказала? – насторожилась Банда.

– Что ты, – успокоила ее Кристиана, – но, знаешь, ты на самом деле не изменилась: кипишь, клокочешь. Загораешься и сгораешь мгновенно, как бенгальские огни на новогодней елке…

Ванда тоже рассмеялась:

– Ты то же самое мне говорила, когда мы только что познакомились. Значит, и ты осталась такой же фантазеркой!

Они опять радостно рассмеялись.

– Если ты не очень занята, – предложила Ванда, – может быть, зайдешь ко мне? Поболтаем за чашечкой кофе. Ну как?

– С удовольствием! – обрадовалась Кристиана. – Жаль, что я живу не в городе, я бы тоже пригласила тебя.

– О'кэй! – улыбнулась Ванда. – Через несколько минут мы уже будем у меня, здесь близко. У меня симпатичная однокомнатная квартирка в самом центре города.

Она подхватила Кристиану под руку, и они пошли медленно – обе были в сапогах на высоком каблуке и боялись поскользнуться на заледеневшем снегу.

– Я поняла, что ты живешь не в городе, – продолжила Ванда прервавшийся разговор. – Значит, ты здесь проездом?

– В каком-то смысле! – рассмеялась Кристиана. – Мы живем в селе Синешти километрах в тридцати отсюда…

– Как же вы там оказались?! – ахнула Ванда.

– Там расположена часть, где служит Думитру, – беспомощно пожала плечами Кристиана.

– А-а… – протянула Ванда разочарованно. – Значит, вы по-прежнему вместе? И кочуете, как цыгане – нынче здесь, завтра там!

– Ну, – попробовала улыбнуться Кристиана, – ты несколько преувеличиваешь.

– Дорогая моя, – начала Ванда серьезно, – по-моему, нет ничего опаснее для женщины, чем недуг, который я называю «фиксит». Эхо от слова «зафиксироваться». Ты уж не сердись на меня, но ты же просто зафиксировалась на этом своем Думитру!

– Я тебя не понимаю, – остановила ее Кристиана.

– Ну как же! Я рассталась с тобой, когда ты была с ним, и теперь ты с ним же! – шутливо возмутилась Ванда. – Никаких перемен, даже самых незначительных! Ни даже малюсенького романчика, самого невинного, ради элементарного разнообразия!

– Тебя никогда не поймешь, шутишь ты или серьезно! – рассмеялась в свою очередь Кристиана.

– Шучу, шучу! – призналась вдруг погрустневшая Ванда. – Захотелось пошутить… У тебя как-никак свой дом, пусть даже нынче здесь, завтра там, у тебя муж, а я… Одна, неприкаянная…

– У тебя тоже есть дом! – возразила Кристиана. Ванда промолчала.

Тем временем они дошли до дома Ванды. Поднялись на третий этаж и вошли в квартиру. На стенах большие полотна маслом, пейзажи, взрывающиеся сырой желтизной. Портрет Ванды («Работа одного приятеля, бывшего поклонника», – сказала она), естественно, тоже в желтых тонах. Не только навязчивость цвета, но и манера письма, пренебрежение к рисунку не оставляли сомнений в принадлежности портрета кисти того же художника. Библиотека занимала целиком одну из стен, книги были прекрасно подобраны, было даже несколько антикварных. Тяжелые портьеры, тоже желтые, отделяли этот уютный уголок от внешнего мира.

Ванда взяла дубленку Кристианы и повесила в шкаф в прихожей.

– Сейчас сварю кофе, – предупредила она, вытирая махровым полотенцем два хрустальных бокала. На столе появилось вино «Флорио». Наполнив бокалы, Ванда глубоко вздохнула: – За нашу встречу!

– За твое счастье! – расчувствовалась Кристиана. – Ах, какое вкусное! – воскликнула она восхищенно, пригубив темно-красное душистое вино. – Ну и напитки ты держишь! – похвалила она хозяйку. – И квартира у тебя отличная! Все так элегантно… – Она поставила почти нетронутый бокал. – Я тебе просто завидую, правда! Я никогда не видела такой оригинальной и изысканной квартиры!.. До сих пор я считала, что однокомнатную квартиру не так-то легко сделать уютной. А у тебя все с таким вкусом, с такой изобретательностью, и все это на такой маленькой площади! Даже не верится!

– Нравится? – притворно удивилась Ванда. Она не раз уже слышала восторженные отзывы о своей квартире, но каждый комплимент доставлял ей удовольствие.

Видя это, Кристиана охотно подтвердила:

– Очень! Очень нравится!

Ванда побежала в кухню, оставив дверь открытой, и вскоре вернулась, неся на серебряном подносе сахарницу и два грейпфрута, каждый на тарелочке и при каждом – ложечка и ножичек. Кристиана тем временем подошла к полкам с книгами и с интересом читала названия – беллетристика, философия, альбомы с репродукциями… Ванда снова вышла и тут же возвратилась с тарелкой домашнего печенья в одной руке и подносом с двумя дымящимися чашечками кофе в другой.

– Извини, это все, что нашлось в доме. Располагайся поудобнее.

Кристиана оторвалась от книг, взяла стул и уселась.

– Не беспокойся, мне удобно. Я что-то не пойму, каким образом ты оказалась в этом городе, так далеко от Слобозии?

– Очень просто! В уезде Слобозии требовалось несколько преподавателей румынского языка. Я попала в забытую богом и людьми деревню, проторчала там три года… А потом удалось устроиться сюда, в городской Дом культуры. Так что со школой покончено! Уф! До сих пор не верится!

– Почему же ты не попыталась устроиться поближе к родителям? Ты ведь у них одна.

– А зачем мне жить с ними? Нет уж, извини! – ужаснулась Ванда. – Наоборот, если честно, то я специально постаралась поселиться подальше от них. Во-первых, потому что мама – совершенно невозможный человек! – начала оправдываться она. – Мы никогда с ней не ладили. А отец у нее под каблуком, она всю жизнь терзала его своими капризами! Мне жаль ее, конечно, она тяжело больна – у нее метастазы, – добавила она спокойно, так, как сообщают об обыденных, ничего не значащих фактах. – Ей слишком поздно удалили опухоль. Что тут поделаешь? Все равно ничем ей помочь уже нельзя, а наше взаимное непонимание только усугубилось бы, если бы я была рядом. Она всегда была злой, сколько я себя помню, а когда заболела, стала прямо-таки невыносимой! – Ванде наскучили эти объяснения, последнюю фразу она произнесла почти зевая.

– Когда же ты их видела в последний раз?

– Да лет пять тому назад, – сообщила Ванда с улыбкой. Она взяла чашечку и с явным удовольствием попробовала кофе.

– Как? Пять лет?! – испугалась Кристиана. – А если за это время твоя мать… – Она запнулась, не смея высказать свою мысль до конца.

– Не беспокойся, случись что-нибудь, отец бы меня известил, – уверила ее Ванда. – Ты просто не представляешь, это невозможная женщина. Из-за нее у меня было столько неприятностей! Короче говоря, мама – простая женщина, из низов! А у меня высшее образование! Что у меня может быть общего с обыкновенной портнихой? Ты знаешь, что она всю жизнь была портнихой? Так на этом уровне и осталась…

– Но какое значение для тебя имеет ее профессия?! – остановила Ванду пораженная Кристиана. – Кем бы она ни была, она твоя мать!

– Естественно, – согласилась Ванда, всем своим видом показывая, что не желает продолжать разговор.

– Мне жаль, – с печалью в голосе произнесла Кристиана, – что ты так одинока. Но, возможно, тут есть и твоя вина: ты могла бы быть с ними уступчивее, иногда даже поступиться собой, ведь старикам нужна любовь, так же как детям.

– С ними я была бы все равно одинока. О чем бы я разговаривала с ними? Можешь себе представить? – отмахнулась Ванда от этой идеи.

– Ну, наверное, не о библиографии, – едко заметила Кристиана, – а о своих жизненных делах, потому что совет, да еще искренний, бескорыстный, только родителя и могут дать! Не понимаю, – попыталась она деликатно выразить свое недоумение, – почему твой диплом становится барьером между вами! Учеба должна была бы вызвать у тебя чувство благодарности! Подумай, ведь и ты могла бы стать деревенской портнихой, если бы она не пожелала для тебя другого…

– Ты права, я знаю, с твоей стороны вполне естественно рассуждать так, – сказала Ванда примирительно, – ты смотришь на это со стороны. Но, поверь мне, я так поступила, потому что не было другого выхода… Давай лучше поговорим о тебе, – предложила Ванда с улыбкой, как показалось Кристиане, не совсем сердечной. – Расскажи о себе. Ты работаешь?

Не дожидаясь ответа, Ванда встала со стула и нажала клавишу магнитофона. Грустная мелодия заполнила комнату. Зазвучал мягкий голос Наны Мускури…

– Как раз собираюсь начать… Тут, в городе, в коллегии адвокатов. Сегодня утром оформляла документы.

– Значит, теперь мы будем встречаться чаще, – обрадовалась Ванна. – Музыка тебе не мешает? Я все время слушаю, люблю, когда негромко, как сейчас… Музыка – мой верный друг. Лишь она не уходит, не покидает меня. – Она усмехнулась и погрузилась в свои мысли.

Кристиана допивала кофе. При последних словах Ванды она вздрогнула.

– А все-таки, – робко начала она, отводя взгляд, – почему ты одинока? Прости, – тут же извинилась она, – я знаю, что об этом не принято спрашивать, что любой человек, будь то мужчина или женщина, не остается один по собственному желанию! Если не хочешь, можешь не отвечать. Это не праздное любопытство. Если бы я могла тебе чем-нибудь помочь…

– Так, как когда-то я тебе помогала, помнишь? – Ванде были приятны эти воспоминания молодости.

– Вот именно! Я ничего не забыла, – серьезно откликнулась Кристиана. – Я была беременна, чувствовала себя неважно, иногда целыми днями не могла встать с постели, не могла ходить в библиотеку, а ты мне доставала конспекты, книги. Иногда, когда мне тяжело было дойти до столовой, даже еду приносила…

– Как давно это было! – Ванда улыбнулась и с грустью добавила: – Как быстро пролетело время! Незаметно. И главное – бессмысленно…

– Мало кто остается доволен собой, оглядываясь на прошлое, – попыталась ее утешить Кристиана. – Я тоже собой недовольна…

– У тебя, по крайней мере, ребенок…

– Я не ставлю себе это в заслугу, – возразила Кристиана. – Родить может каждая здоровая женщина…

– И семья у тебя есть, – настаивала Ванда. – Ты не одинока!

– Я уверена, что и у тебя она будет! – Кристиане хотелось, чтобы Ванда не теряла бодрости духа.

– Едва ли, – прошептала Ванда с сомнением. – Иногда мне хочется наброситься с кулаками на эти стены, которые меня отделяют от людей!.. – призналась она, и долго сдерживаемые слезы покатились по щекам. – Когда-то, в ранней молодости, я не считала, что нужно обязательно выйти замуж. Мысль о замужестве пришла ко мне с годами, когда я заметила, что время идет, а я так и осталась одна. Раньше меня удовлетворяли временные связи. И их у меня было достаточно! За мной всегда ухаживали. Да и сейчас ухаживают! – уточнила она поспешно. – Но теперь это в основном женатые мужчины. Ничего не поделаешь, годы! – заметила она с отчаянием. – Знаешь, нет ничего ужаснее, невыносимее, чем связь с женатым мужчиной!

Она помолчала, собираясь с мыслями. Затем продолжила с горечью, неохотно:

– У него своя жизнь, двойная! А у тебя ничего… Особенно невыносимы праздники. Он-то веселится в кругу семьи – так надо, так требуют приличия. Тогда острее всего ощущаешь свое одиночество…

– Почему же ты не избегаешь подобных связей? – осмелилась спросить Кристиана, когда Ванда замолчала.

– Случалось, что я не знала, что он женат… Узнавала слишком поздно, – ответила она откровенно. – Я уже была привязана к нему, трудно было от него отказаться… Но бывало и так, что я знала… И почему все-таки шла на это? Хочешь знать? – опередила она вопрос подруги. – Лучший ответ дает пословица: «Плохо, когда плохо, но еще хуже, когда нет ничего»! Ну, отказалась бы. Ну и что? Осталась бы опять одна?.. Надоело мне быть одной. Бывали дни, когда мне казалось, что я и разговаривать разучилась. Мои коллеги никак не возьмут в толк, почему я такая разговорчивая на работе. Они и не подозревают, что эти часы для меня что-то вроде ежедневных «упражнений по разговорной речи». Я заметила, что болтуны, как правило, одинокие или изолированные люди. Правда?

Кристиана не обратила внимания на вопрос, она сочувственно смотрела на подругу.

– А у тебя есть друзья? – спросила она. – Ты же давно в этом городе.

– Да, конечно! Друзей у меня много, – ответила Ванда. – Но не на работе! – тут же уточнила она. – Там у меня со всеми полуофициальные отношения. Так лучше! Я убедилась в этом на собственном опыте, – заключила она серьезно.

– Почему? – растерянно спросила Кристиана.

– Лучше, если на работе твоя личная жизнь никому не известна. На работе предпочтительнее играть роль. И чем удачнее ты играешь роль жертвы, обойденного счастьем существа, тем больше у тебя окажется сочувствующих и защитников. Это психологический эффект. Люди легче переносят несчастье ближних, нежели их успех. Везение вызывает зависть, даже ненависть. Для признания успеха, безусловно, необходимо одно качество: благородство. Только благородные люди – а их ох как мало! – способны признавать без оговорок, что есть люди лучше, умнее или красивее их. А чтобы пережить неудачу кого-то, чей-то неуспех, не нужны никакие качества. Наоборот, чужие неудачи служат утешением при неудачах собственных. Может быть, из чувства солидарности…

– Какие странные теории, – удивились Кристиана. – Где это ты их набралась?

– Я их не набралась, а сама пришла к таким выводам. Друзья, подруги, как бы хороши они ни были, не в состоянии превратиться в верного спутника. У них своя личная жизнь…

– И все-таки, – возразила Кристиана, – если бы ты не заводила сомнительных романов, за это время ты, может быть, встретила бы подходящего человека. А так, зная, что ты не одна, никто не решается…

– В какой-то степени ты права, – нехотя согласилась Ванда, – но я всегда слишком верила в очередную «единственную, неповторимую» любовь, переставая замечать все вокруг. Как бы тебе объяснить… Есть женщины несерьезные, легкомысленные, ничего не принимающие всерьез, в том числе и любовь. Я к ним не принадлежу. К любви я отношусь, как это ни смешно, даже слишком серьезно. Возможно, поэтому я и проигрываю всегда… Ведь каждый раз я верю в это всем сердцем, каждый раз влюбляюсь так, будто это впервые. И каждый раз мне кажется, что никогда я не любила так сильно, так глубоко. А потом? Все рушится, великая любовь разбивается, я остаюсь такой же одинокой, как прежде…