Текст книги "Поздняя осень (романы)"

Автор книги: Василе Преда

Соавторы: Елена Гронов-Маринеску
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

– Например, здесь, у нас? – нахмурилась Кристиана.

– Например, я убеждена, что ты не можешь быть счастлива здесь!

– Счастье определяется не географическими координатами, – заметила Кристиана.

– Можешь не уточнять свое понимание счастья! – остановила ее Ванда. – Видишь ли, даже то, что ты увиливаешь от прямого ответа на простой вопрос, говорит о многом… А впрочем, стоит ли говорить об этом накануне праздника!

* * *

Из исполкома Думитру сразу поспешал на службу. Ему предстояло многое сделать. Он вспомнил, что еще не успел поговорить с Траяном Потрей. Утром один солдат из взвода старшего лейтенанта Каломфиреску сообщил ему, что в последние дни солдат из их взвода, Потря, ведет себя странно, стал просто неузнаваем.

– Он не в себе, – сказал солдат. – Ходит грустный, подавленный, сторонится нас и ничего вокруг не замечает. Даже на вопросы не отвечает. Как бы он какой глупости не сделал, товарищ полковник! – закончил он многозначительно.

– С чего вы взяли? – возмутился в первый момент Думитру и сразу вспомнил печальное происшествие с самоубийством, случившееся давным-давно, но до сих пор отзывающееся болью в сердце. – Почему вы думаете, что дело серьезное?

– Вчера вечером, – пробормотал солдат, – я к нему пристал. И узнал, что у него родители умерли перед самым его призывом в армию… Он мне сказал, что если бы и он тоже умер, то избавился бы от всего…

– А командир взвода знает? Вы ему докладывали? – Думитру был поражен услышанным.

– Старший лейтенант Каломфиреску вызывал его вчера к себе. Не знаю, о чем они говорили, но вчера вечером Траян сказал мне, что старший лейтенант ничем ему не поможет, что уже никто не может ему помочь. И тогда я подумал о вас. Может быть, вы… – Он замолчал, не зная, как закончить фразу.

– Правильно сделал! – одобрил Думитру. – Спасибо! Командир должен быть в курсе всех солдатских бед. Можешь идти! Но, – добавил он поспешно, – не спускай пока с него глаз! Ходи всюду за ним, понял? Никуда не пускай его одного! Это приказ! Ты отвечаешь за него.

После ухода солдата Думитру постарался вспомнить солдата Потрю, как он выглядит. Взвод старшего лейтенанта Каломфиреску только что был приведен к присяге, все лица новые, незнакомые…

Он попытался восстановить в памяти лица солдат на поверке, церемонии принятия присяги и вспомнил белобрысого хрупкого юношу с мечтательным взглядом. Думитру еще раньше обратил внимание на его голубые глаза, устремленные куда-то в пространство. Он хотел поговорить с пареньком еще тогда, сразу после принятия присяги, уж больно отсутствующий был у него взгляд, но закрутился с делами, забыл. А жаль…

Думитру решил не вызывать его сразу, а сначала понаблюдать за ним на занятиях. Поэтому он пошел на танкодром, где занимался взвод Каломфиреску. Он видел, как экипажи ожидают своей очереди, чтобы занять места в танке. Думитру наблюдал за солдатом и решил про себя, что говорить с этим Потрей нужно очень осторожно. Вернувшись к себе в кабинет, он хотел послать за Потрей, но тут позвонила Кристиана, сказав, что к нему отправилась Ванда. Он отложил вызов. А потом он должен был идти в совет коммуны.

Таким образом, до самого обеда ему так и не удалось поговорить с Траяном Потрей. Вернувшись теперь в кабинет, Думитру немедленно послал за ним. Потря явился немедленно и замер по стойке «смирно».

– Вольно! – скомандовал Думитру, стараясь, чтобы его голос не звучал сурово.

Немного испуганный или просто смущенный, Потря нервно перебрасывал пилотку из одной руки в другую.

– Садись, – предложил ему Думитру, указывая на один из стульев. – Нам с тобой нужно поговорить.

Потря испуганно вздрогнул и, поборов смущение, взглянул в глаза командиру. Солдат был явно растерян, он буквально замер на месте. Думитру пришлось повторить приказ, чтобы заставить его сесть. Сел он неловко, бочком, стесняясь командира.

Думитру рассмеялся:

– Садись как следует, здесь не заминировано!

Солдат в ответ попытался изобразить улыбку и чуть-чуть подвинулся на стуле.

– Я тебя вызвал, – начал Думитру как можно теплее, – потому что сегодня утром на танкодроме мне показалось, что ты чем-то огорчен. Все время о чем-то думаешь. Что у тебя случилось?

Потря, не поднимая глаз, продолжал молчать.

– Какие-нибудь неприятности? – продолжал допытываться Думитру. – Ты можешь мне все сказать, у меня тоже есть ребенок, правда, девочка, чуть помладше, чем ты, но это не имеет значения. Я ведь и тебе мог бы быть отцом. Помнишь, я вам так и сказал, когда вы прибыли сюда: здесь я вам и мать и отец! От меня у вас не должно быть секретов.

– Да, – выдавил из себя Потря после тщетной попытки проглотить застрявший в горле комок.

Он почувствовал, что на глазах появляются предательские слезы. Он машинально смахнул их жестким рукавом гимнастерки. Думитру сделал вид, что ничего не заметил, и закурил. Оба помолчали.

– Ты мне доверяешь? – тихо спросил Думитру.

– Да, – ответил Потря, нервно кусая губы.

– Тогда ты должен мне все рассказать. Я единственный, кто тебе может помочь сейчас. Как у тебя с командиром взвода? Все нормально?

– Все нормально, – заверил его Потря, взглянув наконец в глаза. – Товарищ старший лейтенант очень хороший человек.

– А он тобой доволен?

– Все хорошо…

– Может, из товарищей своих с кем не поладил?

– Нет, дело не в этом, – ответил почти шепотом Траян Потря.

– А в чем же? – допытывался Думитру.

– Знаете, товарищ полковник, у меня родители умерли. Перед самым призывом. Недели за две. Ночью отравились газом. А я работал в ночную смену. Когда вернулся домой, они уже были мертвые… Оба…

Он замолчал, не в силах сдержать слез. Думитру позволил ему выплакаться. Увидев, что он успокаивается, ободряюще ему улыбнулся.

– Первое время мне было страшно заснуть, – признался Потря. – Боялся, что и со мной случится что-то вроде этого, что утром не встану. Когда сюда попал, все равно было страшно. Потом стало проходить…

– А что же ты ко мне не обратился? Или к командиру взвода? – Думитру стал строже. – Или к врачу в медпункт? Как же так можно?

– Я боялся, что смеяться будут, – оправдывался Потря, растерянно пожимая плечами. – Скажут, что симулянт, что от службы увиливаю.

– Кто бы мог такую глупость сказать?! – удивился Думитру.

Потря помолчал, а потом доверительно произнес:

– Знаете, мне нравится в армии. Здесь лучше, чем дома, там ведь у меня никого не осталось…

– А что ты сейчас-то приуныл? Заболел, может?

– Нет, я не заболел, – Потря опять понурил голову. – Хотя лучше бы заболел, лучше бы вовсе умереть и со всем покончить!.. Сосед вот пишет, – начал он объяснять, – ураганом снесло полкрыши с дома, а братья, их у меня двое, пришли – меня-то нет – и унесли все из дому…

Думитру молчал. Он посмотрел на этого паренька, почти еще ребенка, съежившегося на слишком большом для него стуле, подавленного тем, что дом его был разорен.

– Это все?

Солдат вздрогнул от удивления. «А этого мало?! – хотелось ему крикнуть. – Что может быть хуже?» Но голос Думитру был тверд, строг, и Потря промолчал.

– Все рассказал? – Думитру повторил вопрос спокойно и уверенно, и солдат понял, что командир знает, что надо делать. У него отлегло на душе, взгляд посветлел.

Думитру видел, что парень пытается преодолеть сомнения, колебания. Он ждал, не повторяя вопроса. Потря заговорил сам.

– Еще вот что… – Он поднял на командира свои голубые глаза, полные слез. – На праздники ко всем ребятам кто-нибудь да приехал, только ко мне никто, – закончил он шепотом с горькой улыбкой.

Опять наступило тяжелое молчание.

– Я тебя понимаю, – сказал наконец Думитру задумчиво. – Так было и со мной, когда я поступил в военное училище. Отец у меня умер, когда мне и десяти лет еще не было. А мать, женщина боязливая, из дому далеко уезжать боялась. Она так и говорила: «Боюсь по чужим дорогам ездить». Никогда не выезжала из своего родного города Кымпулунг-Молдовенеск. Она и сейчас там живет. Она, правда, малограмотная, проучилась года два в начальной школе, а простым людям неизвестность внушает страх… Ко мне тоже некому было приезжать. Что же делать! Надо принимать жизнь такой, какова она есть. Мы же мужчины!

– Да, так надо, – согласился Потря.

– Ас домом твоим мы что-нибудь придумаем! – обнадежил его Думитру.

Он снял трубку и заказал срочный разговор с примэрией деревни, откуда приехал Потря.

– Я попрошу примаря помочь тебе. Пусть выделит шифер для крыши. Пойдешь в отпуск на пять суток, – предложил он свое решение этой «тактической задачи». (Для Думитру вся жизнь была огромным полигоном, на котором приходилось непрерывно решать тактические задачи разной степени сложности. Успехи в решении этих задач зависели от того, насколько человек силен, умен и подготовлен.) – Я куплю тебе ящик гвоздей, выдам сухой паек на пять суток. Нужно показать твоим братьям, что ты и один не пропадешь! – сказал он, глядя в глаза солдату.

Только что эти голубые глаза были усталыми и печальными, и вдруг в них загорелся огонек. Солдат вскочил со стула и бросился целовать руку командира.

– Что ты, парень, – остановил его Думитру и погладил по голове словно ребенка. – Давай собирайся в дорогу! – закончил он, давая понять, что между двумя мужчинами подобное проявление сентиментальности неуместно.

Траян Потря не находил слов от нахлынувшего чувства благодарности. Ему казалось, что все это сон. С сердца будто камень свалился. Он вышел из кабинета радостно взволнованный.

Думитру позвонил домой. Трубку сняла, как обычно, Кристиана.

– Собери-ка мне, пожалуйста, еды в пакет, что там у нас получше. Сухой паек на пять дней, – уточнил он. – Не пугайся, никуда я не уезжаю! Ага. И консервы. Не забудь, на пять суток! Когда приготовишь, пошли ко мне Илинку с пакетом.

Затем он вызвал солдата, достал кошелек и дал ему денег на покупку ящика гвоздей в сельском кооперативе. Оставшись один, он задумался. Правильно ли он сделал? Все-таки риск. Увидит парень родной дом, разрушенный ураганом, ограбленный братьями, может и руки на себя наложить. Он, судя по всему, впечатлительный, легко впадает в отчаяние.

Конечно, он превысил свою власть командира части. Отпуск положено давать только за отличные показатели, которых у Потри не было. Но он не сомневался, что, вернувшись, Потря будет стараться изо всех сил, чтобы показать, что достоин доверия. Разумеется, могло случиться и иначе! Это был риск, на который Думитру шел вполне сознательно. С Потрей, думал он, стоит рискнуть, чтобы выиграть борьбу за человека.

«Все в работе командира зависит от знания людей, – подумал он, – и радости, и неприятности! Если командир не знает людей, то вся его работа – замки на песке, карточный домик. Что воздвигнешь днем, рушится ночью. А если ты знаешь, как бьется сердце каждого, то ты свою битву выиграл».

* * *

Наступила новогодняя ночь, которую все ждали с нетерпением и волнением. В маленькой деревне это было событие. Развлечений в Синешти было не так уж много. Праздновали, конечно, в клубе.

Сборы в клуб на новогодний бал были шумными и радостными. Ванда надела длинное платье из тяжелого зеленоватого шелка с открытой спиной и плечами и с украшением из страусовых перьев того же цвета вокруг декольте. Выглядела она экстравагантно.

Думитру первый сделал ей комплимент по этому поводу. Польщенная Ванда лицемерно опустила глаза:

– Ничего не поделаешь, терпеть не могу, когда меня не замечают!

Они были еще дома, носились из столовой в прихожую, сборы затянулись.

– Как ты красива! – Илинка искренне восхищалась Вандой.

– Женщина должна быть не красивой, а соблазнительной, – наставительным тоном ответила Ванда, словно провозглашала истину в высшей инстанции. – Тебе пора разбираться в этих тонкостях, пригодится! – Она щелкнула Илинку по носу. – А ты, – она шаловливо обернулась к Думитру, – подумай над тем, что это прекрасный способ проверить своих подчиненных!

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – искренне удивился Думитру.

– А то, что ты мог бы воспользоваться моим присутствием для «проверки» своих людей на моральную устойчивость, – пояснила Ванда. Идея показалась ей забавной.

– И ты стала бы играть эту роль? – вмешалась удивленная Кристиана.

– А почему бы не развлечься? – рассмеялась Ванда.

– Не думаю, что это было бы такое уж веселое развлечение…

– У меня, знаете ли, есть своя теория насчет женщин, – заявила Ванда, – но я убеждена, что ее можно применить и к мужчинам. Моя теория гласит, что женщины делятся на две категории: на недоступных по своему существу и недоступных случайно, в силу обстоятельств. Первые встречаются так редко, что их можно не принимать во внимание, это исключение, которое подтверждает общее правило. Вторые – а к ним относится подавляющее большинство – недоступны лишь потому, что случайно – слышите? – случайно не встретили на своем пути мужчину, который бы взялся доказать им обратное. Следовательно, они недоступны лишь до тех пор, пока им не встретился умеющий настоять на своем мужчина! Тот, который бы захотел доказать и имел на это время! Правда, – закончила она язвительно, – надо быть реалистами: некоторые могут никогда его не встретить. Таких, конечно, тоже большинство!

– Так ты считаешь, что мораль сама по себе не существует, что это лишь вопрос мужского тщеславия и времени? – спросила Кристиана, снисходительно улыбнувшись.

Думитру молчал, слушая эти разглагольствования с непритворным интересом.

Ванда же наслаждалась звуками собственного голоса.

– Сегодня основной вопрос жизни – время, вернее, кризис времени, – продолжала она охотно. – Я предвижу, что классический вариант любви будет скоро задавлен «вопросами», как их называет Думитру, делами, обязанностями, работой, тем, чему люди отдаются без остатка… Это – вторая моя теория, – заявила она, широко улыбаясь. – Влюбленные, как известно, редко бывают людьми действия, это чаще поэты, философы. Поэтому я предвижу, что будущее, с его засильем технократов и деятельных личностей, преподнесет нам среди прочих кризисов и кризис любви. Одержимые суетой, делами, «вопросами», люди перестанут интересоваться искусством любви… Однако я далеко ушла от своей первой теории, – спохватилась она. – Итак, я утверждаю, что не существует ни одной женщины, которая бы устояла перед настойчивым мужчиной! К сожалению, мужчины об этом не знают или не верят в это, невольно поддерживая миф о недоступной женщине.

– Я тебе уже говорил или только хотел сказать, что ты вполне можешь написать книгу, собрав в ней все свои теории, – весело предложил Думитру, которому надоело это слушать.

– Это потом! Пока я хотела лишь подбросить тебе рабочий «вопрос» на сегодняшнюю ночь, – пошутила Ванда. – Все равно ведь ты – человек действия и умер бы от скуки, проведя в безделье столько времени.

– Не будь вредной, – вмешалась Кристиана.

– Оставь ее, – подмигнул Думитру. – Только так и узнаешь, что у нее за душой.

Ванда шутливо погрозила ему пальчиком и перестала излагать свои теории.

– Думаю, нам пора, – сказал Думитру, посмотрев на часы.

Они еще раз быстренько взглянули в зеркало и в прекрасном настроении отправились в клуб на встречу Нового года.

Глава восьмая

Ванда осталась в восторге от новогоднего праздника в Синешти.

«Для меня это было открытием», – заявила она Кристиане, когда они утром возвращались домой.

Однако время шло, встреча Нового года осталась позади, в воспоминаниях. Календарь свидетельствовал, что можно было уже мечтать о весне, хотя от Синешти она была еще далеко-далеко. Ветер свирепствовал, как в разгар зимы, морозы стояли лютые, люди с трудом пробирались сквозь сугробы. Село, покрытое снегом, было погружено в ту же первозданную тишину, и печки дымили по-прежнему.

Кристиана приступила к работе.

– Я почувствовала себя другим человеком, – признавалась она мужу. – Теперь я поняла, что нужна, а иногда мне даже кажется, что я просто незаменима, – добавляла она с ребячьим восторгом. – Знаешь, то обстоятельство, что я нужна людям, что я могу им помочь, приносит мне не только удовлетворение, но и уверенность, что я что-то значу для общества.

– Я и не знал, что ты честолюбива, – прервал ее удивленный Думитру. – До сих пор меня обвиняла…

– Я и сама не знала. Это открылось только теперь! – рассмеялась она. – Хотя, если хорошенько подумать, разве можно назвать честолюбием потребность чувствовать себя полезным!

– Напрашивается вывод, что и меня ты стала понимать лучше, – отметил Думитру, явно довольный происшедшей переменой.

Увлеченная своей работой, она не чувствовала усталости, хотя ей приходилось уходить из дому рано утром и возвращаться последним автобусом. Иногда она рассказывала Думитру о тех делах, которые вела она или кто-то из ее новых коллег, интересных с юридической точки зрения, тем более что его занимало все, касающееся человеческих судеб. Кроме того, она была убеждена, что тем самым помогает ему в воспитательной работе.

– Ты, кажется, надумала меня убедить изучить право и бросить свое ремесло? – пошутил он однажды, когда Кристиана предложила ему пройти начальный курс права по ускоренной программе.

– У меня на это нет ни одного шанса! – возразила она весело. – С тобой это безнадежно, своей профессии ты останешься верен до конца. Но, видишь ли, многие относятся к моей профессии с известной сдержанностью. К нам обращаются, как правило, в тяжелые минуты жизни, в кризисных ситуациях. А у меня сложилось убеждение, что я должна не столько защищать, сколько объяснять путь, пройденный человеком до скамьи подсудимых, с тем чтобы помочь ему исправиться. Я вижу свое назначение не только в защите или обвинении, в постановке диагноза прав – виноват, который во многих случаях и так очевиден, в выступлении «за» или «против». Нет, я должна найти, определить тот единственный момент, с которого началось падение. Очень важна субъективная мотивация преступления, что человека в конечном счете заставило пойти на это. Этот вопрос кажется мне самым существенным.

– Как в психоанализе, – уточнил Думитру.

– Да, похоже! – согласилась она. – Меня интересует преступность малолетних, потому что в этом случае можно не только исправить человека, но и проследить за его становлением.

У Кристианы теперь меньше было времени на подруг, но Дорина Каломфиреску по-прежнему иногда забегала к ней. Чаще всего она заходила к своей приятельнице, возвращаясь из детского сада, но не всегда заставала ее дома. Иногда Дорина ее дожидалась, а иногда, перемолвившись парой слов с Думитру или с Илинкой, поспешно уходила, взяв за руку Валентина, которого она определила в тот же детсад в соседнем селе, где сама работала воспитательницей. Ей было нелегко возить его с собой в такую даль, тем более зимой, по морозу, но она была довольна, что он все время у нее на глазах.

В те недели, когда Дорина работала после обеда, она спешила еще больше.

– Раду не любит оставаться один, – извинялась она перед Кристианой, объясняя, почему не может у нее задержаться. – Он вообще не любит ждать меня, а когда голоден…

– Ты его избаловала, – заметила как-то Кристиана. – Мог бы и сам подогреть себе еду.

– После целого дня занятий на морозе, думаю, мне тоже не захотелось бы, – взяла его под защиту Дорина.

Однажды вечерам Валентин подошел потихоньку к Кристиане и, поднявшись на цыпочки, прошептал ей на ухо, будто сообщал великую тайну:

– Мой папа стал плохой. Маму ругает, меня бьет. Мама говорит, что он нас больше не любит, – закончил он серьезно.

Несмотря на все предосторожности, предпринятые Валентином, Дорина все-таки услышала и вмешалась, удивленная и растерянная:

– Что за глупости, Валентин?! Как тебе не стыдно врать?!

– Совсем я не вру! – воскликнул мальчик запальчиво, обиженный обвинением. – Забыла, как сама сказала, что раз он такой нервный, значит, перестал нас любить! Забыла? Вчера вечером! Скажешь, нет?!

Детский вопрос обрушился внезапно, беспощадно и сам по себе прозвучал аргументом более убедительным, чем все доказательства, вместе взятые.

Дорина растерялась, видя, как неистово и упрямо он настаивает на своем. Это его упрямство было ей знакомо, она знала, что в запальчивости он будет приводить новые аргументы, подробности, которые она сама, возможно, уже забыла, но которые так легко подсказывает детская память.

Кристиана заметила неловкое положение Дорины и постаралась помочь ей:

– Как ты разговариваешь с мамой, Валентин? А еще говоришь, что любишь ее…

– Честное слово, люблю, – заверил ее мальчик. – В самом деле, я не шучу…

Дорина улыбнулась облегченно, довольная тем, что тема разговора переменилась, и, воспользовавшись случаем, хотела забрать Валентина и уйти. Но Кристиане она решила объяснить его поведение:

– Ребенок есть ребенок. Иногда мне самой трудно понять, когда он выдумывает, а когда говорит правду… Ему так нравятся сказки, и я их так часто ему читаю, что порой он сам начинает выдумывать что-то свое.

– Не обращай внимания, – посоветовала Кристиана, и это окончательно успокоило Дорину.

Прошло несколько недель, и Кристиана почти забыла об этом случае…

Весна уже заглянула в Синешти. Илинка с нетерпением ждала наступления «мини-каникул», как она называла несколько свободных от учебы весенних дней. Только что закончились утомительные четвертные контрольные, и теперь она без особого усердия готовила последние в четверти уроки.

…Был вечер. Илинка в своей комнате учила географию. Кристиана готовила что-то на кухне, там же сидел и Думитру.

– Мои ожидания оправдались, – рассказывал он жене. – Траян Потря – помнишь, я ему дал отпуск на ремонт дома? – вернулся просто другим человеком. По стрельбе получил «отлично». Просится туда, где труднее. Каломфиреску очень хорошо о нем отзывается. На днях я его пригласил на собеседование, он мне сказал, что хотел бы сдать экзамен в школу старшин.

– Неужели?! – обрадовалась Кристиана. – Я рада, что он оказался надежным парнем, что твои опасения и сомнения на его счет не подтвердились…

– Ну, опасения – это слишком громко сказано, – поправил ее Думитру. – Правда, я подумал, как бы он не сделал какую-нибудь глупость при виде разрушенного дома, – признался Думитру. – В таких ситуациях люди поступают самым неожиданным образом. Помнишь, тогда, в Бэрэгане, из-за самого простого письма…

– Честно сказать, я тоже об этом подумала, – призналась Кристиана. – Не хотела только лишний раз тебе напоминать, бередить рану. А ты, оказывается, сам об этом думаешь…

– Когда он вернулся в часть на восемь часов раньше срока, я ему обрадовался как собственному сыну! Есть люди, которым нужно только одно, чтобы в себя поверить: доверие. Оно делает их счастливыми…

Два легких удара во входную дверь и стук откинутой щеколды прервали их разговор. Еще два удара в дверь на кухню, и на пороге появилась расстроенная Дорипа Каломфиреску. Маленькая, щуплая, с наскоро собранными на затылке волосами, она казалась девочкой-подростком. Смуглость ее лица не могла скрыть синяков под глазами, следов утомления.

«Что-то раньше она не выглядела такой усталой», – невольно подумалось Кристиане.

Увидев Думитру, Дорина смутилась:

– Я думала, ты на службе…

– Ага, значит, если бы знала, что я дома, так и не пришла бы? – Думитру прикинулся обиженным. – Съем я тебя, что ли? – пошутил он, пытаясь ее развеселить.

– Да нет же, – смутилась еще больше Дорина, – но не хотелось вас беспокоить…

– Мне тоже не хочется вас беспокоить, потому я ухожу, – решил вдруг Думитру, заметивший, что Дорииа взволнована не на шутку, и направился к двери.

После ухода Думитру к Дорине постепенно вернулось самообладание, хотя Кристиана видела, что ее что-то угнетает. Она не любила задавать навязчивые вопросы и поэтому решила подождать, пока Дорина сама расскажет, в чем дело.

– Мы с Думитру как раз говорили об одном солдате из взвода Раду, – начала Кристиана как ни в чем не бывало.

– Случилось что-нибудь в части? – испугалась Дорина. – Так вот почему он задерживается…

– Нет, ничего не случилось, скорее, наоборот, начало налаживаться. Не дойму, чего ты опасаешься?

– Сама не знаю… – Дорине не хотелось отвечать прямо, она уже жалела о своей несдержанности. – Переутомилась во время зимней сессии – экзамены сдавала, вот и дергаюсь по каждому поводу. – Ей явно хотелось рассеять подозрения, возникшие у Кристианы. – Я ведь зашла, чтобы узнать, не задерживается ли твой муж сегодня на службе, и вижу, что нет. А Раду еще не вернулся домой, я и подумала, что у них какое-нибудь общее мероприятие…

– Хочешь, я попрошу Думитру позвонить дежурному старшине и узнать, что там такое? – предложила Кристиана, пробуя вилкой, готовы ли овощи в кастрюле на плите.

– Ни в коем случае! – дернулась Дорина. Но она тут же сообразила, что протест был слишком энергичен, и начала объяснять: – Раду бы рассердился, если бы узнал, что я пришла к вам из-за такой чепухи. Он считает, что жена офицера не должна вести себя как гимназистка! К сожалению, я не всегда в состоянии побороть свои опасения. По-видимому, я недостаточно еще закалилась, – закончила она с тусклой, неестественной улыбкой.

– Я тебя прекрасно понимаю, – заверила ее Кристиана. – Мне тоже не нравятся эти опоздания. Как, впрочем, и всем женам! Думитру это знает и обычно предупреждает меня.

– Раду тоже! – вступилась за мужа Дорина. – Кто знает, что сегодня случилось!

Кристиана наблюдала, как она беспокойно шагает по кухне, не находя себе места.

– Если хочешь, позвони сама в часть, – сказала Кристиана, указывая на телефонный аппарат.

– А если его там нет? – невольно выдала себя растерянная Дорина.

– А где ж ему еще быть? – удивилась Кристиана.

– В городе, – предположила Дорина, избегая ее взгляда.

– Я его встретила в городе на прошлой неделе, – вспомнила вдруг Кристиана, – совсем забыла тебе сказать.

– Наверное, ходил по магазинам, – безразлично пожала плечами Дорина.

– А вы разве не ездите вместе в город по воскресеньям? – Кристиана сняла с огня кастрюлю и начала вынимать из нее готовые овощи.

– Валентин не любит оставаться дома один. – Дорина была расстроена. – Он и сейчас-то еле согласился один остаться, пока я к тебе сбегаю.

– А что же ты его с собой не взяла?

– Строгая конспирация, – улыбнулась Дорина, но Кристиана не поняла смысла ее слов. – Он обязательно рассказал бы Раду, что я беспокоилась, а это всегда вызывает неприятные сцены у нас. Я же тебе говорила, что Раду не любит выговоры из-за своих опозданий, считает, что я не должна так вести себя, – продолжала она оправдываться, невольно давая Кристиане понять, насколько у них в семье неблагополучно.

– И часто он задерживается? – спросила пораженная услышанным Кристиана. – Ты мне никогда об этом не рассказывала…

– Зачем? В этом нет ничего особенного. – Дорине хотелось как-то оправдать мужа. – Только в последнее время, – призналась она. – Но это чепуха, каждый может задержаться на работе…

– Может быть, тебе все же лучше поговорить с Думитру?

– Ни в коем случае! – опять испугалась Дорина. – Если Раду узнает, что я вам пожаловалась, будет просто скандал!

– Ну, не будем, не будем, – успокоила ее Кристиана. – Давай кофейку выпьем.

– Спасибо, но мне надо поторапливаться. Валентин там один остался.

– Ну приходи как-нибудь на днях, потолкуем как следует, – предложила Кристиана. – Что-то ты мне не нравишься, по-моему, у вас там неладно.

– Да что ты! – рассмеялась Дорина, но смех этот звучал неестественно. – Может быть, преувеличиваю? Зима была трудная, я ужасно устала. А тут еще сессия…

Она повеселела, убеждая и Кристиану, и себя заодно.

– Ну, если дело только в усталости, то это ерунда, – согласилась Кристиана.

– Конечно, – улыбнулась Дорина и подошла поцеловать ее на прощание. Затем она поспешно вышла.

Кристиана проводила ее на террасу и посмотрела ей вслед. Ее беспокоило состояние Дорины и все, что происходило у нее в семье. Если даже причиной всему усталость! Но она почти не сомневалась, что дело совсем в другом. Когда она вернулась в дом, зазвонил телефон. Она сняла трубку. Звонила Жоржиана из города, ей было необходимо срочно поговорить с Илинкой. Кристиана позвала дочь и ушла на кухню.

– Привет, Жоржи! – обрадовалась Илинка, узнав голос приятельницы.

– Мама сказала, что ты мне звонила в обед, – начала Жоржиана, – сразу после того, как мы разошлись…

– Да, прямо с автовокзала. Тебя дома не было.

– В том-то и дело, что была! – сказала в сердцах Жоржиана. – Но мама не захотела позвать меня к телефону, – объяснила она шепотом. – Я как раз обедала, а она убеждена, что перерыв в еде ведет к язве! Вот так, моя дорогая! Предки создают нам такую жизнь, что чувствуешь себя как на приеме у зубного врача!.. Как под арестом, понимаешь?!

– Плюнь, не расстраивайся, – посоветовала Илинка. – Я не знала об этом и приняла все за чистую монету.

– Спасибо на добром слове, – прервала ее Жоржиана. – Ты ведь проводила меня до самой двери – куда я, по-твоему, могла деться за пять минут?

– Ну мало ли. Могла выйти за хлебом.

– За хлебом? – удивилась Жоржиана. – Забыла, что ли, что я не имею права тратить время на пустяки, заниматься всякой ерундой, что мое единственное назначение на этом свете – учиться и еще раз учиться?

Она выпалила эту тираду насмешливо – видимо, эти аргументы ей приходилось слышать ежедневно – и заразительно рассмеялась.

– Ладно, не будь такой вредной, – сказала Илинка, посмеявшись вместе с ней.

– А чего ты мне звонила? – поинтересовалась Жоржиана.

– Я забыла тебе сказать, что завтра последний день сдачи макулатуры, и классная руководительница обнаружила, что ты единственная из класса не выполнила норму. Она велела тебе напомнить…

– Если бы я знала, что ты звонила из-за этого, не стала бы и беспокоиться! – фыркнула Жоржиана. – Ну ладно, шучу. Я спрошу у папы, как у него завтра со временем. Может, он подвезет эту вашу макулатуру на своей машине…

– Хочешь, я приду к тебе, помогу? – предложила Илинка. – Нашей классной очень хочется, чтобы мы выполнили план, не нужно ее подводить.

– Заходи, конечно, но едва ли тебе удастся убедить мою маму, что я в состоянии нести столько килограммов! – высказала свое мнение Жоржиана. – Она убеждена, что я слишком слабенькая, – рассмеялась она снова, но смех тут же оборвался, и она зашептала заговорщически: – Поговорим завтра. Я тебя жду. Привет.

* * *

После обеда солнышко заглянуло в окошко ее однокомнатной квартиры. Проникая сквозь легкие желтые шторы, его лучи освещали комнату ласковым золотистым светом. Было тепло и уютно.

Со временем Раду Каломфиреску все больше привыкал к этому мирку. Здесь его не только баловали, но и начали признавать хозяином. Тут он встретил свое счастье: счастьем было даже простое присутствие Ванды! Тут он обрел самого себя. Тут было его убежище, маленький уголок их общего рая…