Текст книги "Поздняя осень (романы)"

Автор книги: Василе Преда

Соавторы: Елена Гронов-Маринеску
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Глава третья

Выйдя из штаба, полковник Думитру Мунтяну решил побродить по городу. Он чувствовал необходимость разобраться во всем, прежде чем он вернется домой, понять самого себя. Думитру создавал, что с ним происходит что-то странное, но никак не мог определить, что именно.

… Его срочно вызвали в штаб, приказав приехать первым же поездом. Так же срочно он попал на прием к генералу, который сообщил Думитру, что его присутствие необходимо в Синении. И ничего более.

За все время приема генерал так ни разу и не взглянул на него. По-видимому, генерал был настолько занят, что ему было не до разговоров. Он коротко и официально сообщил Думитру свое решение. Давно уже в таком тоне он с Думитру не говорил, это было не в его обычае.

Телефоны, стоявшие на столе, непрерывно звонили, селектор почти не выключался, генерал едва успевал отвечать.

Вначале Думитру растерялся, так как не ожидал, что ему прикажут ехать, не закончив своих дел на стройке. Впрочем, так бывало уже не раз, и ничего странного в этом для него не должно было быть. В первый раз он поймал себя на чем-то вроде колебаний, в первый раз у него возник вопрос: «Зачем?» Почему он, «военная косточка», привыкший никогда ничему не удивляться, вдруг заколебался?

Разумеется, он ничем не выдал этого минутного сомнения – вытянулся, как положено по уставу, ответил спокойно, уже владея собой, как обычно:

– Понятно! Когда я должен явиться в Синешти?

– Сразу же, как только разберешься в делах на стройке!

Генерал стал доброжелательнее, голос его потеплел, он оторвал взгляд от бумаг и впервые со времени появления Думитру перед его письменным столом посмотрел на него и улыбнулся. Он уже не казался таким безмерно занятым, как до сих пор, внезапно стал веселым, как всегда, и признался:

– Я не хотел тебя посылать, но ты в самом деле там очень нужен… Тебе будет нелегко, трудностей пока там хватает, но именно поэтому мы и подумали о тебе. У тебя есть опыт.

Дальнейшее не заняло много времени. Для Думитру главным было то, что произошло с ним в эту долю секунды, когда он колебался. В первый раз! Почему? Не было сил опять все начать сначала? Усталость, возраст? Надоело? Или на него подействовали доводы Кристианы? Может быть, он боялся ее реакции, когда она услышит, что опять – в который раз! – нужно начинать все сначала…

Он вдруг очутился на Северном вокзале. Как – он не помнил, ноги сами несли его. Неужели он действительно не хотел начать все сначала? Бороться и победить там, где тяжело? Ведь он всегда боролся и побеждал!

Он был настолько погружен в себя, что не замечал ничего вокруг, не отдавал себе отчета, куда и зачем он идет. В какую-то минуту молнией сверкнула мысль: пойти на вокзал, он был как раз поблизости, чтобы к вечеру или за ночь добраться на стройку. Он подумал, что надо бы закомпостировать проездной билет, но эта мысль появилась всего на какое-то мгновение, потом опять нахлынули мучительные думы и сомнения.

Из этого состояния его вывел нахальный вопрос какого-то старшины – это был юноша лет двадцати, худой, смуглый, видимо, недавний выпускник военного училища. Он пробирался сквозь толпу мимо справочного киоска, где люди особенно волновались и нервничали, стараясь выйти навстречу только что сошедшему с поезда человеку с охапкой цветов. Оказавшись перед Думитру, он не только не отдал ему честь, но чуть не налетел на него, словно ничего не видел и не слышал вокруг, и неожиданно спросил его:

– Эй, это вы инженер Драгомир?

Для Думитру армейские ритуалы, как и все, что связано с армией, не могли быть пустой условностью. Он их рассматривал не как дополнение к чему-то, они для него и были этим «чем-то». Это настолько вошло у него в плоть и кровь, что, будучи в форме, он никогда не позволял ни себе, ни друзьям в том же звании, что и он, никаких отклонений от уставных правил. При виде такого вопиющего их нарушения он застыл в изумлении. Конечно, видел он разных людей, опыта ему не занимать, ведь через службу в армии проходят все: и хорошие, и не очень, и воспитанные, я те, кого надо воспитывать… Но это было уж слишком. Он взял себя в руки, чтобы обрести невозмутимый вид, который так часто вводит других в заблуждение относительно истинного настроения человека. Необходимо было разобраться. Оставаться безучастным – это было не в его правилах.

– Товарищ старшина, – обратился он к молодому человеку голосом твердым, суровым, но спокойным, – вы знакомы с военным уставом?

Старшина вздрогнул, будто только в эту минуту твердый голос Думитру вернул его к реальности. Зардевшись, он вытянулся по стойке «смирно» и начал неловко представляться, заикаясь от волнения:

– Товарищ полковник, я старшина Лунгу Штефан из военного гарнизона города Бухарест… Разрешите доложить: я знаком с воинским уставом, но я ошибся, прошу вас…

Думитру остановил его нетерпеливым жестом – не хотел терять время на выслушивание этих извинений.

Тем временем тот, кого звали Драгомир, оказался возле них. Он тяжело дышал, как больной человек. Лицо его было обожжено солнцем и ветром, волосы почти совсем побелели, и поэтому он казался старше, чем Думитру. Судя по всему, человек рабочий, видимо трудившийся где-нибудь на стройке. С ним была высокая полная женщина, наверное жена. При виде Думитру она остановилась в нескольких шагах, не решаясь приблизиться.

– Товарищ полковник, – начал инженер, волнуясь. – Прошу вас, простите его… Вы знаете, это не совсем обычная ситуация…

Он не мог подыскать слов, был ужасно смущен, и по его обветренному лицу вдруг поползла слеза. Он тут же смахнул ее неловким движением.

– Это, знаете ли, мой сын… – удалось ему наконец выговорить. И, будто освободившись от этой тайны, вдруг обрел дар речи: – Мы вам расскажем, вы увидите, это нечто не совсем обычное, это особая ситуация, вы убедитесь…

– Мальчик просто хотел удостовериться, что узнал отца, – вмешалась женщина, в волнении сжимая руки. Она хотела все объяснить, но вдруг заплакала и не могла больше ничего сказать. Это была естественная реакция на все происходящее.

Думитру слушал их и ничего не понимал, как будто они говорили на особом языке, понятном только им одним. Он чувствовал себя с этими людьми неловко, потому что вообще не выносил таких сцен, и сейчас очень хотел бы оказаться подальше от всего этого.

– Это его сын, – объяснила наконец женщина, – но до сего дня они не знали друг друга!.. Много лет они ничего друг о друге не знали… Это не мой сын, у меня с Драгомиром две девочки… Это от первой жены…

Все это время старшина как завороженный смотрел на отца, не реагируя на происходящее.

– Как мне трудно было найти тебя, – вдруг заговорил он. – Знаешь, как давно я тебя ищу! Уже восемь лет. С тех пор как я услышал о твоем существовании… Я уж отчаялся было…

Инженер стиснул его в объятиях, расцеловал, на глазах его снова появились слезы.

Думитру чувствовал себя с ними все более неловко. Он сказал, что ему надо идти, что спешит, что в полночь как раз будет поезд, которым он должен уехать. Но все трое в один голос стали просить его остаться с ними. Может быть, момент долгожданной встречи оказался нелегким испытанием для них, и они надеялись, что присутствие чужого человека облегчит им сближение, поможет избавиться от скованности.

– Нехорошо, если мы так вот расстанемся, товарищ полковник, – убеждал Думитру инженер Драгомир. – Вы случайно стали свидетелем очень радостного для нас события. Мы просим вас, пойдемте с нами к моему сыну, он здесь живет поблизости, возле вокзала…

Думитру снова стал извиняться, что не может пойти с ними, что его ждет множество неотложных дел… Напрасно инженер все повторял:

– Жаль, если вы не пойдете. Мой сын вам рассказал бы, как он боролся, чтобы найти меня, а я ничего не знал…

Когда он снова остался один на один со своими мыслями, он почувствовал себя еще более подавленным, чем раньше, будто на него свалились сразу все заботы, а день ведь начинался так интересно, так неожиданно для него…

* * *

И тем не менее Думитру суждено было узнать историю старшины Штефана Лунгу. Его откомандировали на какое-то время на стройку, где работал Думитру, и Штефан сам пришел и попросил его выслушать. Он все еще был под впечатлением долгожданной встречи с отцом и ему очень хотелось вспомнить все еще раз, вновь пережить все, что с ним случилось. Штефану нужно было присутствие того, кто способен выслушать его историю от начала до конца. Он не мог бы объяснить, что его притягивало к Думитру, может быть, только то, что тот стал случайным свидетелем встречи…

* * *

Старшина Штефан Лунгу родился в селе возле Яломицы. Жил себе счастливо с родителями, сестра и брат его обожали, оба были младше него. Все было хорошо до того дня, когда…

Ему было восемь лет. Он стоял возле ворот и сквозь забор смотрел, как на улице играют дети. Штефан делал это каждый день, когда игра была в разгаре. Он прижимался лицом к деревянным планкам, которые не пускали его туда, к детям, но потом забывался, и ему казалось, что он тоже там, на улице, и участвует в игре. Мама никогда не позволяла ни ему, ни брату с сестрой выходить со двора. Ворота запирались на замок. Вероятно, поэтому его так сильно тянуло на улицу – запретный плод сладок.

В тот день он взобрался на ворота и смотрел на улицу сверху. В руках у него был ломоть хлеба, но он забыл про него, увлекшись, как всегда, игрой детей. И вдруг он заметил, что какой-то старик не спускает с него любопытных глаз. Штефан вздрогнул и испуганно соскочил с ворот, но старик успел схватить его за руку.

– Не пущу, не пущу! – шутливо грозил он и смеялся.

Штефан между тем оправился от испуга, потому что узнал старика – он жил на соседней улице, и тоже начал смеяться. Он знал, что жена старика и его дети умерли, и он остался один, других родственников в деревне у него не было.

– Мне есть хочется, – сказал вдруг старик, шмыгнув носом, как ребенок. – Может, отдашь мне свой хлеб?

Не говоря ни слова, Штефан взобрался наверх, на стойку ворот, вытянулся изо всех сил и передал старику ломоть хлеба. Тот поблагодарил и отошел. Однако, сделав два-три шага, он вернулся и с любопытством спросил:

– А ты чей? – Он задал этот вопрос шепотом, испуганно поглядывая то в один конец улицы, то в другой. – Ты материн или отцов?

Мальчик не понял вопроса, и старик его повторил, все время озираясь с опаской, как бы кто не услышал:

– Скажи, ты чей? Материн или отцов?

Мальчик все так же недоумевал. Старик больше ничего не спросил и наконец ушел, жадно жуя хлеб.

Какое-то время его не было видно, но потом он опять появился. И сразу же спросил, все так же опасаясь, как бы его не услышали:

– Ну, ты мне так и не сказал, чей ты. Отца или матери?

На этот раз мальчик не растерялся:

– О чем ты говоришь, дедушка? Что значит – отца или матери?

– А как же, ты не знал, что ли? – удивился старик.

– Что я должен знать? – изумился мальчик. – Не понимаю, что ты хочешь сказать!

– Ну, раз ты старший, то, значит, ты не отцов сын. Значит, его дети – остальные двое. А ты материн. Отец твой взял тебя, когда ты был годовалым…

Мальчик онемел. Он понял, что есть какая-то тайна, связанная с его рождением.

Штефан не решался спросить об этом мать или отца. Он решил вначале понаблюдать, подождать, может быть, самому удастся открыть истину. Но сомнение, которое заронил в его сердце старик, не исчезало, не стиралось из памяти. Наоборот, эти сомнения как будто росли, мысли его неотступно возвращались все к тому же… Вечером он с трудом засыпал, без конца вдумываясь в слова старика. «Если папа взял меня вместе с мамой, когда мне был уже год, то я не папин, как сказал старик…»

Мальчик начал следить за поведением родителей, сравнивать их отношение к себе и к брату с сестрой, стал подслушивать у дверей… Ничего подозрительного он не увидел и не услышал. Наоборот, отец, казалось, любил его больше, чем младших детей.

И так прошло несколько лет… Штефан рос и чувствовал себя рядом с родителями и младшими детьми чужим. Он избегал смотреть им в глаза. Родительский дом давил на него, он не находил себе места, но не отваживался никого из родителей спросить прямо.

Когда мальчику было уже десять лет, он возвращался как-то домой из школы, и одна соседка, сварливая и любопытная, не слишком ладившая с односельчанами, остановила его и спросила:

– Ну, как твой отец к тебе относится, а?

– Хорошо. – Он внутренне содрогнулся, вспомнив старика.

– Что значит «хорошо»? Как настоящий отец или как отчим? Он ведь не родной твой отец. Ты знал об этом или нет? – спросила она его противным голосом.

– Знал, – сказал он, сдерживая слезы, и побежал домой.

Теперь Штефан был уверен в существовании тайны. Это была и его тайна, которую он бережно хранил. Если бы хоть один из родителей, особенно мама, заподозрил, что ему известно то, что, по их убеждению, они так тщательно от него скрывали, трудно вообразить, что было бы. Мама, более слабая, наверняка бы умерла, она и так часто болела. Нет, она бы этого не перенесла!

Так он себя уговаривал, но все время думал о своем настоящем отце. Какой он? Этот вопрос мучил его постоянно. В школе он учился кое-как, лишь бы переходить из класса в класс и не слишком огорчать маму…

Ему исполнилось пятнадцать лет, в деревне он уже считался взрослым парнем.

И однажды Штефан вдруг принял решение. Он поехал на велосипеде в соседнюю деревню, где жил мамин брат. Было лето, и ему пришлось подождать, когда дядя вернется с поля.

– Что это с тобой? – удивился дядя, взглянув на него и увидев его лицо.

– А что? – Он тут же прикинулся беззаботным и веселым. – Просто хотел вас проведать и выпить с тобой стакан цуйки… Той, хорошей, из алычи, которую ты сам делаешь…

– Ладно, дорогой, – успокоился дядя. – А я уж подумал, не случилось ли чего… А это дело хорошее.

У Штефана был свой план: напоить дядю, ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Он много раз слышал эту поговорку, чаще всего от деревенских стариков. Выпьет – а там уж можно будет его порасспросить… Ему самому нужно было остаться трезвым, и поэтому он притворялся, что пьет, но на самом деле только мочил губы, а дяде подставлял стакан за стаканом. Но тот был привычен к выпивке и не пьянел…

На улице уже стемнело, было почти за полночь, и тетя потеряла терпение.

– Мамка-то твоя перепугается! – сердито сказала она. – Кончайте сейчас же с этой пьянкой! Ты что мальчишку накачиваешь? Совсем с ума сошел! – ругалась она.

Дядя спохватился:

– Да, уже поздно, мама твоя будет беспокоиться. Пока ты до своей деревни доберешься, сколько уже времени-то будет… Я тебя не гоню, но лучше бы тебе поехать…

– Дядя… – решился тогда Штефан, поняв, что другого подходящего момента уже не будет. – Сядь на минутку, я хочу тебя спросить… Я соврал, когда сказал, что приехал просто так, вас проведать…

Тетка остановилась посреди комнаты, застыв от любопытства.

– Прошу тебя, – продолжал он, переведя дыхание, – скажи мне правду. Мой отец – родной мой отец или…

– Ты что городишь? – перебил его дядя, явно испугавшись этого вопроса. – Что-то я тебя не пойму…

– Я узнал, что мой отец – не отец мне вовсе… Я хочу знать правду! – Штефан был непреклонен.

– А почему ты меня об этом спрашиваешь? – удивился дядя. – Что же ты мать об этом не спросишь?..

– Маму я боюсь спрашивать, – признался Штефан, опустив глаза. – Я и тебя прошу, не говори ей об этом, когда встретитесь…

– Да нет, не скажу, – обещал дядя, – но и тебе мне тоже сказать нечего, – отрезал он. – Что я могу знать? Я здесь живу, откуда мне знать, что в вашей деревне делается?.. Но я тоже тебя спрошу, – сказал он, помолчав и слегка смягчив тон. Голос его потеплел, он хотел вызвать в племяннике доверие: – Отец твой плохо с тобой обращается?

– Нет, – не колеблясь ответил Штефан. – Он заботится обо мне, любит меня…

– Тогда для чего же ты забиваешь себе голову разными глупостями? – спросил дядя удивленно.

– Это не глупости, – стоял на своем Штефан. – Я со всех сторон только и слышу…

– Люди злы, – наставительно произнес дядя, – разное болтают… Один дурак бросит камень, а сотня умных не сможет его найти… Мой тебе совет: поезжай-ка ты домой и займись своими делами. Брось ты эти глупости! – В голосе его слышалась отеческая теплота.

Но Штефан его больше не слушал. Он вскочил на велосипед, попрощался и бешено крутанул педали. Он помчался в сторону другой деревни, дальней, где жила сестра матери.

Когда он постучал в двери ее дома, было уже давно за полночь. Тетушка Вуца и ее муж ужасно перепугались.

– Что стряслось?! – всполошились оба.

– Ничего не случилось, все в порядке, – постарался он их успокоить. И напрямик задал тетке вопрос, который столько времени его мучил.

Но не успел он даже договорить до конца, как получил две пощечины.

– Как тебе не стыдно! – рассвирепела тетя Вуца. – Человек все для тебя делает, сам говоришь – любит тебя, кормит и одевает, а ты вон из-за чего с ума сходишь – родной он отец или нет! Это тебя интересует? Да если б он знал об этом, он бы умер, бедняга… Ты сам-то подумай, почему он все для тебя делает, любит тебя, если он не настоящий отец тебе? – Тетя никак не могла справиться со своим негодованием. – Иди домой и выбрось эту дурь из головы, иначе будешь иметь дело со мной! Ты что же, хочешь мать в гроб загнать? Она и так совсем больная, – снова набросилась на него тетя Вуца.

Штефан ушел. До дому он добрался уже засветло. Родители думали, что он остался ночевать у родственников, и не беспокоились о нем.

Он чувствовал себя разбитым, как человек, переживший катастрофу, потому что так ничего и не узнал.

Но время шло. Штефан вдруг решил пойти в военное училище и сообщил о своем намерении матери.

– Думаешь, что осилишь? Не ударишь лицом в грязь? – нежно спросила она. – Я была бы так счастлива, если бы знала, что ты в армии!

Отец тоже обрадовался, когда узнал:

– Ты хорошо придумал, мой мальчик. Молодец!

Он окончил школу старшин и автоводителей. Его направили в Бухарест, где он получил прекрасную однокомнатную квартиру. Родители были очень рады за него. Время шло, но узнать что-нибудь Штефан так и не смог. Он уже почти не надеялся открыть когда-нибудь правду, и вдруг…

По воскресеньям Штефана частенько приглашала к себе на обед двоюродная сестра матери, живущая в Бухаресте. Однажды он встретил в ее доме больше, чем обычно, своих родственников из Яломицы. И конечно, сразу подумал о том, что среди них может найтись человек, который что-нибудь знает о его тайне. Тетушка посоветовала расспросить одного девяностолетнего старика – единственного, кто мог знать столь деликатные детали из жизни родственников.

– Может быть, он что-то слышал, – объяснила она. – Я уже давно уехала из деревни, твоя мать тогда еще не была замужем. Я вообще не знаю, что там было после моего отъезда…

И Штефан все узнал!

Конечно, правда оказалась горькой, но одновременно и сладостной… Он должен был узнать, кто он такой в этом мире, он не мог жить дальше, не зная это точно…

– Твой родной отец – инженер, он много лет назад работал на плотине где-то в Молдове. Я не знаю, где он сейчас, – торопливо говорил старик, обрадовавшись, что он кому-то понадобился. – Его сестра до сих пор живет в нашей деревне, если хочешь, я могу у нее спросить…

– Как его зовут? – спросил Штефан, пытаясь справиться с волнением. Он с трудом владел собой, ибо совсем не легко узнать в свои двадцать два года нечто очень важное – свое имя.

– Его зовут Драгомир, Василе Драгомир. Он женат, у него две дочери. Он женился второй раз сразу после развода с твоей матерью, – все так же охотно рассказывал старик.

Штефан повторил про себя это имя, чтобы запомнить навсегда: Драгомир, Драгомир… По сути дела, такой должна быть и его фамилия – Драгомир, а не Лунгу… Штефан Драгомир.

– А мой настоящий отец знает, что я существую, как ты думаешь? – отважился он на вопрос, избегая встретиться взглядом со стариком.

Старик рассмеялся – ведь это был ужасно глупый вопрос.

– Ну как же он может не знать, тебе было уже два месяца, когда они разошлись. Твоя мать никому не разрешила говорить об этом тебе. И человек, за которого она вышла замуж через два года, тоже не хотел, чтобы ты знал. Он тебя усыновил, так что никакой разницы между тобой и другими детьми нет… А настоящий твой отец как только женился, так и думать забыл о тебе! Может, и не забыл, но был рад, что тебя усыновили и избавили его от хлопот. Иначе он должен был бы платить алименты, а ведь у него был другой дом и дети, сам подумай, тоже нелегко…

Последняя надежда развеялась… Штефан так хотел услышать от старика, что отец ничего о нем не знал, что мать скрыла от него рождение ребенка… Он хотел, чтобы его отец был безупречен.

Но нет, отец знал, что у него есть ребенок. И, выходит, никогда не интересовался жизнью своего сына…

Как ни тяжело Штефану было сознавать это, однако желание увидеть настоящего отца было сильнее. Он сознавал, что, узнавая что-то о своем родном отце, словно предает другого отца – человека, который его воспитал, и все-таки не мог остановиться в своих поисках.

Штефан вглядывался в старика, ловил каждое его слово. В памяти его оставались каждый услышанный факт, каждая подробность.

– Так ты не знаешь, где он сейчас живет? – Задавая этот простой вопрос, ему пришлось сделать над собой усилие.

– Точно не знаю, но могу узнать у его сестры. Я же тебе сказал, она живет в нашей деревне. – Старик был настроен доброжелательно.

Штефан оставил ему свой адрес в Бухаресте и попросил как можно скорее прислать адрес отца и, если можно, узнать его у сестры так, чтобы не возбудить подозрений.

И для него началось ожидание. На службе он себя чувствовал как на иголках, не мог дождаться конца рабочего дня, чтобы поскорее примчаться домой, вернее, к почтовому ящику на лестничной клетке. Но каждый раз убеждался, что письма нет, и сразу сникал, теряя интерес ко всему окружающему. Штефан поднимался к себе и сразу ложился спать, надеясь, что так время пройдет быстрее. Сон убивает также и мысли, и беспокойство, является единственным спасительным средством от них, от ясного трезвого ума, от осознанного времени. Как страстно желал он заснуть!

Но однажды он, вернувшись из части, наконец обнаружил письмо от старика. Штефан был настолько взволнован, что даже не распечатал его, а застыл с конвертом в руке, испуганно уставившись на него. А вдруг старик не смог узнать адрес? Ведь сестра отца могла удивиться этой просьбе и не захотеть дать его… Наконец он решился и распечатал письмо. Там был адрес отца! Он жил в Ботошани. Старик сообщал ему также адрес стройки, где отец работал.

Сразу возник вопрос: как теперь поступить, написать ему? Разве он смог бы выразить в словах все, что чувствовал! Кроме того, письмо может потеряться в дороге или задержаться… О том, чтобы явиться прямо к нему домой незваным гостем, тоже не могло быть и речи – свалиться как снег на голову!.. Захочет ли он вообще видеть его?..

Штефан решил вначале найти номер его служебного телефона, это было легче, ведь речь шла о большой стройке. Снова начались волнения, поиски, ожидание…

Наконец Штефан узнал его служебный телефон. Он взял увольнительную и пришел на главный переговорный пункт. Позвонил. Сердце его сжималось, кровь ударяла в виски… Как начать, что ему сказать? Прямо сказать обо всем не хватало смелости. Он лихорадочно искал предлог, чтобы попросить у отца номер домашнего телефона, не может же он говорить о глубоко личном, касающемся только их двоих, если отец находится на работе, среди коллег, людей посторонних.

– Мы с вами когда-то вместе работали на стройке, – представился он, выдумав на ходу какое-то имя. – Видите ли, у меня неприятности… Несчастный случай… Не могли бы вы дать мне номер вашего домашнего телефона? Я бы мог позвонить вам вечером и все объяснить. Может быть, вы сумеете мне помочь. Я теперь работаю в конструкторском бюро в Бухаресте…

Штефан говорил быстро, не давая собеседнику времени на размышление. Он боялся вопросов и себя самого, боялся, как бы не растеряться, не потерять голос, его трясло, голос был сдавленный, он чувствовал, как у него сжимается горло.

– Я вас не помню, – услышал он в ответ. Обычный голос. Ничего особенного в нем не было.

Он вслушивался в этот голос, пытаясь уловить какие-то особые нотки теплоты и сердечности, но – ничего…

– Я давно уже уехал из Ботошани, – продолжал врать Штефан. – Я все расскажу вам вечером…

И он записал номер телефона.

Итак, был сделан первый шаг. Теперь предстояло самое главное – открыться родному отцу.

Дождавшись конца рабочего дня, Штефан не пошел домой, а отправился бродить по улицам.

Конечно, родителям он ничего писать не будет, ведь для них это был бы болезненный удар. «Чего тебе не хватало в нашем доме, сынок? – мог бы спросить его отчим с искренним недоумением. – Разве тебя не любили?»

В последнее время у отчима побаливало сердце, и такого рода сообщение могло его убить. Он никогда не делал различий между детьми, любил их всех одинаково. Это было его идеалом в жизни – сплоченная семья…

Штефан прикинул, сколько времени понадобится инженеру Драгомиру, чтобы вернуться домой, поужинать и отдохнуть. Подождав, он направился к телефонной станции. Его сковывал и одновременно раздражал страх. Он вообще был не по-мужски робок, застенчив и, чтобы скрыть это, временами грубил. Он понимал, что это не лучший выход, но ничего не мог с собой сделать.

Штефан заказал разговор на неограниченное время: не хотелось отвлекаться на опускание жетонов, а сколько времени ему вообще понадобится, он не знал. С Ботошани соединили скорее, чем он ожидал. К телефону подошел сам инженер. Штефан представился. На этот раз Драгомир резко прервал его:

– Я не знаю, кто вы и что вы от меня хотите! Вы обманули меня, утверждая, что работали в моем бюро. Вы вообще здесь никогда не работали. Я проверил по своим ведомостям – вашей фамилии нет нигде…

Он замолчал – вероятно, ждал возражений. Но в трубке было молчание.

– Алло! – крикнул рассерженный инженер. – Почему вы не отвечаете? Если вы не будете говорить, я повешу трубку!..

И Штефан испугался. Он будто внезапно очнулся.

– Да, я обманул вас, – признался он. Голос вдруг стал грубым, резким. – Не вешайте трубку, от меня вы так просто не отделаетесь, – закончил он почти угрожающе.

Инженер заколебался.

– Хорошо, – сказал он сдержанно, – я вас слушаю. При одном условии: скажите, кто вы такой и что вам от меня нужно.

– Ладно, – обещал Штефан все так же грубо, – но я тоже поставлю вам условие: что бы я ни сказал, не вешайте трубку… Я все равно вас найду и не оставлю в покое.

– Я слушаю, – последовало согласие.

Штефан тяжело дышал, опираясь плечами на металлическую стенку кабины, и говорил медленно, напряженно вслушиваясь, чтобы уловить малейшие нюансы реакции, которая могла бы последовать в ответ.

– Мое имя… Штефан Лунгу, – с трудом выговорил он. – Не знаю, говорит ли оно вам о чем-нибудь…

Он замолчал, потому что услышал в трубке странный шум, что-то похожее на стук упавшего тела.

– Алло, – закричал он, – алло!..

Ему никто не отвечал. Слышались только приглушенные звуки какого-то волнения в доме. Он слушал, недоумевая, и ждал. Он не собирался вешать трубку, не для этого он начал этот разговор, о котором так долго мечтал.

И вдруг в трубке раздался женский голос. Женщина почти в отчаянии кричала:

– Ты кто такой, чего ты от нас хочешь?! Что ты сказал моему мужу? Ему плохо стало!

Он назвал и ей свое имя и вдруг выпалил:

– Я его сын! Вы не знали, что у него есть еще один ребенок?

– Конечно знала, как не знать! – сказала она удивленно и с нотками радости. – Значит, ты узнал обо всем? Дорогой мой, как я рада тебя слышать, – продолжала она чуть не плача. – А где же ты сейчас? Приходи к нам!

Этого он не ожидал. Он думал, что жена у отца ведьма, классическая мачеха, а она оказалась обыкновенной женщиной, которая готова отнестись к нему как к своему собственному сыну. И наверняка это было искреннее отношение к нему, ведь для нее все это так неожиданно. В ее голосе он не заметил даже минутного сомнения – она просто обрадовалась тому, что услышала.

Но им внезапно овладела какая-то подозрительность, может быть, инстинктивная. Не обращая внимания на ее доброжелательность, он сухо и торопливо сказал:

– Я не с вами хотел говорить, а с ним. Если он пришел в себя, то позовите его к телефону.

Женщина не обратила никакого внимания на его вызывающий тон:

– Да, дорогой, он пришел в себя, сейчас тебе его дам. И помни, что с этой минуты я жду, когда ты к нам придешь, чтобы мы с тобой познакомились.

Трубку взял отец, но, видимо, он с трудом что-либо понимал, все время плакал и повторял:

– Приходи к нам!.. Прошу тебя!

– Не настаивай, я не приду! – сказал Штефан торопливо. – Я тебя искал и нашел, вот и все! Если хочешь со мной увидеться, то приезжай сам. Мне там у вас нечего делать!

– Приеду, конечно приеду! – заверил его отец. – Сделаю все, как ты говоришь, ты только скажи куда…

Он сказал.

– Если можно, я тоже с ним приеду! Ты мне разрешаешь, правда? – крикнула вдруг в трубку жена отца.

Он согласился – пусть приезжают вдвоем. Решили встретиться на Северном вокзале, возле справочного киоска.

– Подожди еще минуту! – воскликнул отец. – Я забыл спросить тебя, как ты выглядишь. Как я тебя узнаю?

Такой вопрос был, конечно, естественным, но именно он больше всего рассердил Штефана.

– Думаю, что похож на тебя, – процедил он сквозь зубы и повесил трубку.

Штефан приехал на вокзал и ждал отца. «Я не похож ни на кого из родных, значит, я похож только на него», – размышлял он, внимательно вглядываясь в каждого встречного.

Штефан увидел отца еще издалека. Его взгляд почему-то притянуло туда как магнитом… Да, это был отец: те же глаза, живые, черные как угли, лицо смуглое, родинка на подбородке – ясно, они похожи друг на друга, только он выше и плотнее… Никаких сомнений у Штефана не было, он узнал его с первого взгляда!.. Слезы вдруг потекли по щекам – ведь он столько лет ждал этой минуты! Но нет, он не имеет права предстать таким перед отцом, нужно быть мужчиной. И тогда, быстро смахнув слезы, Штефан грубовато окликнул:

– Эй, это вы инженер Драгомир? – Так обычно в деревне парни окликали взрослых мужчин, и если им позволяли так обращаться, значит, парня считают своим.

Так он себя тогда чувствовал. И поэтому он обращался не столько к инженеру Драгомиру, сколько к человеку, с которым – он знал это! – они связаны кровно и от которого он ждал какого-то подтверждающего знака.

Он тогда хотел сразу, одним шагом приблизиться к этому смуглому плотному мужчине, который не мог быть не кем иным, как только его отцом. Он ничего почти не видел: ни формы полковника, ни окружившей их толпы – он едва стоял на ногах от волнения… Он забыл отдать честь, так был ошеломлен тем, что все это происходит не в его детской фантазии, что это не мираж, не видение, что это все наяву…