Текст книги "Последние дни Амвелеха (СИ)"

Автор книги: Варя Добросёлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Спасибо, мой мальчик, – сказал Абрахам, взглянув на него. – Еще несколько секунд, и мы снова сможем начать подъем.

Айзек молча кивнул. Заметив, что всё ещё держит в руке игрушку, он протянул её Аарону.

– Что это?

– Не знаю. Я думаю, это детская игрушка. Её дала мне старая женщина, когда я поднялся.

Айзек пересказал произошедшее с ним, и Аарон помрачнел. Не дожидаясь, когда архонт отдохнет, он пошел вверх по ступеням. Абрахам кивнул сыну и, тяжело дыша, стал подниматься следом.

На уступе никого уже не было. Илоты скрылись в пещерах. Только немногочисленные дети толпились вокруг дулосов, с любопытством их разглядывая и норовя ткнуть в них палочкой. Особенный интерес вызывал Элизар, который елозил на месте и болтал без умолку, здороваясь с каждым «маленьким господином», вызывая у детей бурное веселье и взрывы звонкого смеха. Айзек заметил улыбку на изможденном лице отца, когда тот глядел на них.

– Детский смех, – сказал Абрахам, ни к кому не обращаясь, – вот что не берут во внимание ни «Генезис», ни «Симулякр». О детском смехе позабыли все.

Айзек хотел ответить, но его отвлек подошедший к ним Аарон. С ним был высокий, худощавый старик в длинном хитоне с капюшоном, он висел на нем мешком. Айзек заметил, что старик, как и Аарон, абсолютно лыс, а ушах сверкают кольца. В этом странном, перевернутом мире женщины были более неприхотливы в украшениях, чем мужчины.

– Желаю тебе благополучия, жрец-архонт из Закрытого города. Я – Фарух, пастырь этого народа.

Старик поклонился с таким трудом, что Айзеку показалось, что он вот-вот услышит скрип его костей. Он накренился вперед как сухое дерево, казалось, что он вот-вот рухнет или сломается пополам, но тот медленно разогнулся, держась рукой за свой корявый посох. Айзек отвернулся, чтобы скрыть улыбку, и заметил Ревекку. Девушка глядела прямо на него и делала ему какие-то знаки. Айзек было нахмурился, решив не обращать на нее внимание, чтобы наказать за то, что бросила его одного посреди этих странных людей, но передумал и вопросительно склонил голову набок. Ривка с удвоенной силой принялась жестикулировать, её лицо при этом было таким забавным, что Айзек рассмеялся.

– Здесь слишком жарко. Вы, должно быть, выбились из сил, нам лучше пройти к воде, – сказал старик-жрец, сопровождая свою речь приглашающим жестом и поковылял вперед. Ревекка поклонилась ему, касаясь лба и губ сложенными в щепоть пальцами. Тот тепло улыбнулся ей и прошел мимо. Дождавшись Айзека, Ревекка взяла его за рукав и пошла рядом.

– Ты помог мне с водой, у меня появилось свободное время. Я хочу отплатить тебе добром, и всё тебе тут показать, – сказал она, не поднимая глаз.

Айзек вопросительно взглянул на шедшего рядом отца, и тот кивнул.

– Не задерживайся. Едва ли мы воспользуемся гостеприимством Харана теперь. Ликократ ясно дал понять, что желает нас принять у себя. Девочка, ты знаешь, куда нас ведет ваш жрец?

Ревекка кивнула.

– Приведи туда Айзека после.

Девушка поклонилась в пояс, не отпуская рукав комбинезона Айзека, будто он мог передумать и куда-то от нее убежать. Абрахам благосклонно кивнул и пошел вслед за жрецом и Аароном.

– Идём, – Ревекка потянула Айзека в сторону пещер, и он подчинился.

Сначала экскурсия показалась Айзеку скучной. Жилые пещеры были убоги и завалены вещами. В других работали женщины, что-то шили или готовили еду. Пахло в таких пещерах отвратительно. Мужчины, как объяснила Ревекка, в дневное время работали в долине Белшар-Уцура. Потом Ревекка повела его вглубь горы, по странному запутанному ходу, и Айзек действительно заинтересовался. Чем глубже в гору они уходили, тем легче становился воздух. Вскоре Айзек даже учуял сырость, будто где-то рядом была вода и растительность, хоть это было невозможно. После жара снаружи эти пещеры, пусть и вырытые когда-то для погребения мертвых, казались Айзеку благословенным краем. От каменных стен исходило знакомое живое тепло. Айзек прижал к скале ладонь, чтобы сообразить, что оно ему напоминает, но Ривка нетерпеливо дернула его за рукав, и ему пришлось пойди за ней.

Ревекка была рассеяна и будто чем-то расстроена. Пока они блуждали по пещерам, она не сказала Айзеку ни слова, за исключением коротких реплик «здесь то-то или то-то», зато то и дело бросала на него странные долгие взгляды. Сначала Айзеку казалось, что они полны симпатии, но потом она на что-то обижалась, и в глазах появлялась досада. Иногда Ривка прибавляла шаг и убегала вперед, словно норовя оставить его посреди этих бесконечных коридоров, в которых Айзеку и в её сопровождении было не по себе. Но через несколько шагов она возвращалась и брала его за руку. Её ладонь была сухой и теплой. Зато ладонь Айзека постоянно потела и, хотя ему было неприятно и немного стыдно, он все-таки не выпускал руку Ревекки, объясняя это тем, что так сможет удержать её, если она опять вздумает пойти слишком быстро.

– Ты очень странная, – наконец сказал он. – Я не понимаю тебя. Все девушки такие?

– Какие «такие»? – спросила Ревекка рассеяно.

Айзек пожал плечами, видя, что ей нет дела до его ответа. Она думала о чем-то своем.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – сказала она и впервые за прогулку посмотрела на него прямо. – Подожди немного.

Ривка снова повела его по узкому, скалистому коридору. Теперь, как показалось Айзеку, они двигались в обратном направлении, туда, где жили и работали илоты. Вскоре она жестом велела ему войти в довольно широкую комнату с округлым сводом и лежаками на полу, сама оглянулась по сторонам, зашла следом и поставила фонарь на пол.

– Садись, если хочешь, – сказала она, – здесь спят дети и девушки, у которых нет мужа.

Айзек опустился на жесткий лежак из незнакомого ему материала, и Ревекка села рядом. Она давно отпустила его ладонь, и теперь сидела, сложив руки на коленях, и глядела на них сосредоточено и с каким-то остервенением.

– Теперь я самая старшая. Милку забрали этой ночью. Ей было шестнадцать, как мне. Ты спросил, почему мы им позволяем… Я тоже спрашиваю себя об этом. Почему? – она принялась теребить кисти пояса. – Но, кажется, этим вопросом задаюсь я одна.

Айзек молчал.

– Поэтому я хочу уйти. Я не могу здесь больше оставаться, – она поглядела на Айзека. – В пустыню или в Белшар-Уцур, или… – она закусила губу, в ее глазах появилась мольба, но еще злость, почти ненависть. Пальцы вокруг пояса сжались в кулак. – Или ты позволишь мне пойти с тобой. Я стану твоей наложницей, служанкой, кем угодно… Я молода и знаю очень многое.

– Что ты знаешь? – спросил Айзек, отчасти надеясь, что она имеет в виду какие-то новые тайны, но девушка густо покраснела и странно улыбнулась. Некоторое время она молчала, глядя на Айзека насмешливо и зло, потом повела плечами, на что-то решившись. Айзек не мог оторвать от нее взгляд, в ней было что-то гипнотическое.

– Всё, что должна знать женщина, желающая сделать мужчину счастливым, – Ревекка провела ладонью по его бедру, вверх от колена к паху, сжала пальцы, и Айзек охнул. Нахлынувшее вдруг чувство было очень сильным, но не то чтобы совсем незнакомым и неожиданным. Нечто подобное он испытывал, погружаясь в Сеть, но даже тогда чувство не было столь интенсивным. Подпрыгнув с лежака, Айзек отшатнулся от Ревекки и протянул вперед руки, словно защищаясь.

– Погоди-погоди! Что ты делаешь?

– П-прости… Я не думала, что ты так отреагируешь, – Ревекка выглядела смущенной и озадаченной, но в глазах блестел смех. Она больше не злилась, наоборот, смотрела на Айзека с симпатией и лукавством. – Не понравилось?

– Не в этом дело, – Айзек опустил руки, чувствуя себя дураком. – Просто это было неожиданно. В Амвелехе всё по-другому. Мы почти не прикасаемся друг к другу. Поэтому я не знал, что бывает… вот так.

– Не прикасаетесь? Почему?

– Обычно это вызывает только неприятные ощущения, – заметив неподдельное удивление Ревекки, Айзек вздохнул. – Это долгая история.

– Значит, тебе было неприятно?

– Нет. Наоборот, это было как погружение в Сеть.

– В сеть?

– Неважно, это тоже долгая история. Больше так не делай, – строго сказал он и поспешно добавил: – Без моего согласия.

Ревекка с готовностью кивнула и улыбнулась. Опустив взгляд, она вспомнила, о чем шла речь до этого, и помрачнела. Затем вдруг закрыла лицо руками и уткнулась в колени.

– Если бы все были такими как ты, такими, как у вас в Амвелехе, тогда я бы не боялась.

– Амвелех скоро погибнет, – сказал Айзек, снова опускаясь рядом с девушкой на лежак. Он удивился, что страшная правда об Амвелехе сорвалась с губ так легко. Может, он сам до конца не верил в нее, несмотря на все предостережения? Будто проверяя слова на вкус, он продолжил: – Там не рождаются дети, запасы аргона-хюлэ истощены, жрецы лгут, мятежники во главе с моим братом проливают кровь, даже не подозревая, что все их попытки тщетны. Мы обречены.

– Все обречены, – сказала Ревекка, поднимая голову. Глаза её были сухи, а на губах играла невеселая улыбка. – Все. В Харане рождаются дети, но многие погибают в утробе матери, другие – во младенчестве, тех, кто выживает, забирают люди Ликократа. Я не знаю зачем. Болтают, что они приносят их в жертву каким-то языческим богам. Другие, кто остается, кого удалось спрятать и прокормить, взрослеют и живут в постоянном страхе голодной смерти. Но даже несмотря на всё это, женщины продолжают рожать. Снова и снова. Давая жизнь, а вместе с тем обрекая на смерть, – она замолчала и отвела взгляд. – Я так не хочу, я другая, не такая, как они все. Я не хочу безропотно принимать удары судьбы. Даже на краю гибели Амвелех кажется мне раем. Мечтой, – Ревекка сцепила пальцы, и ее лицо приобрело мечтательное выражение. Она посмотрела на Айзека и спросила: – Ведь сколько-нибудь он еще просуществует? Хоть совсем чуть-чуть, чтобы я увидела его хоть одним глазком?

– Да, наверное. Может быть, еще лет десять или пять. Может быть, год. Я не знаю. На самом деле, я совсем ничего не знаю. Но дело не только в этом. К илотам… к твоему народу в Амвелехе относятся с пренебрежением. Даже отец не пожалел Хэйгар, свою наложницу, хотя та родила ему сына. Её изгнали, и она умерла в пустыне. Все друг другу врут и скрывают правду.

Ревекка закивала.

– Даже год. Это было бы чудесно! – она осторожно коснулась его пальцев, потом сжала его руки в своих горячих ладонях. – Мне всё равно, что со мной будет, я погибну в любом случае, если останусь здесь. Пожалуйста, возьми меня с собой. Я хочу увидеть Амвелех.

Айзек не знал, что ей ответить. Девушка вызывала в нем приятные чувства: участие, симпатию, жалость, что-то еще, что он до конца не понимал, но он боялся принимать такое важное решение. Что скажет отец? Что в действительности ждет ее в Амвелехе? Решение взять Ревекку с собой предполагало ношу, которую он не готов был на себя взвалить.

– Я не знаю. Мне нужно подумать. Прости, – ответил он после короткого раздумья.

Ревекка отпустила его руку и, подтянув к себе, колени обвила их руками.

– Пора возвращаться, – сказала она и обвела пальцем след, оставшийся от ремешка сандалий. – Сегодня вы отправитесь к Ликократу?

– Наверное.

– Вы вернетесь?

– Я не знаю.

– Нет, не вернетесь, – она грустно улыбнулась, следя за своим пальцем. – Не может быть, чтобы ты вернулся за мной.

– Я вернусь, – ответил Айзек и, схватив Ривку за плечи, развернул к себе. – Вернусь, я обещаю, и тогда мы поговорим.

– Хорошо, – Ривка улыбалась, хотя по ее лицу было ясно, что она не верит ни единому слову.

– Я не могу тебя взять с собой сейчас. Я даже не знаю, что скажу отцу. Да и у Ликократа тебе будет небезопасно. Ты же сама сказала.

– Да. Я так сказала.

– Я правда не могу решить сейчас, – сказал Айзек, начиная злиться. – Я поговорю с отцом, но даже если он не даст согласие, я вернусь. Слышишь?

– Я слышу. Всё в порядке, даже если не вернешься. Я должна была попробовать – в этом всё дело, – Ревекка высвободилась из его хватки и встала. Она выглядела слабой, обречённой, хотя всё еще пыталась удержать на губах улыбку. – Пойдем. Тебя уже ждут.

– Просто дождись меня, хорошо? – Айзек догнал ее у выхода и снова взял за руку. – И мы что-нибудь придумаем.

– Хорошо, – кивнула Ревекка, по-прежнему глядя в пол.

– Нет. Посмотри на меня, – Айзек угрожающе шагнул вперед. Ему не нравилось, что после всего, что она наговорила с такой горячностью и отчаянием, Ревекка прячет взгляд. Ему казалось, что она что-то задумала. – Обещай.

Девушка поняла голову и посмотрела Айзеку в глаза. В них было нетерпение и та же злая насмешка, что в начале разговора.

– Я обещаю и я верю тебе.

Айзеку стало горько от этого взгляда, словно она нарушила атмосферу откровенности и близости, что царила между ними еще недавно. Он хотел отстраниться, но Ревекка вдруг притянула его голову к себе и поцеловала в губы. Затем, высвободив руку из его пальцев, пошла дальше по коридору. Услышав тихий, задушенный всхлип, Айзек не стал больше ни о чем спрашивать и просто поплелся рядом.

Ревекка остановилась и указала направление.

– Туда. Отсюда слышно голоса. Не заблудишься. Иди, – сказала она, не глядя на Айзека, сразу же повернулась и пошла в обратную сторону.

Айзек смотрел ей вслед, кусая губы. Он хотел было окликнуть её, пообещать, что возьмет её с собой прямо сейчас, даже поднял руку, но это было бы неправдой. Ему нужно было время, чтобы разобраться со всем этим, чтобы поговорить с отцом, чтобы решиться. Поэтому Айзек опустил руку, повернулся к Ревекке спиной и пошел на звуки голосов. Айзек знал, что поступает правильно, но всё равно чувствовал себя подлецом.

========== Глава двенадцатая. Последний царь илотов ==========

С гор Белшар-Уцур походил на торчащие вверх изъеденные артритом пальцы. Из-за сурового климата и недостатка подходящего места город застраивали скученно, а когда строиться вширь стало невозможно, город стал расти вверх. Устойчивость этой крайне неоднородной конструкции обеспечивала внутренняя сетчатая мембрана-перекрытие, связывающая здания между собой. Из-за неё эклектичный конгломерат казался единым строением – этаким лабиринтом-термитником, построенным без какого-либо архитектурного плана, и вообще без участия разума человека.

Белшар-уцур был слишком беспорядочен и нестроен, чтобы Абрахам мог бы заподозрить в нем замысел Великого Архитектора. «Без всякого сомнения, – думал он, оглядывая безвкусное, пёстрое строение, – Господин оставил это место и лишил илотов разума». В неуклюжей архитектуре Белшар-Уцура Абрахам видел результат действия инстинктов, подобных тем, что заставляют животных рыть себе норы, а насекомых выстраивать причудливые жилища. Только слепая потребность в защите и желание пустить пыль в глаза пышным и абсолютно нефункциональным оперением могли двигать людьми при строительстве подобного убожества, но никак не здравый смысл.

Абрахам еще больше укрепился в этом мнении, когда они въехали в черту города. Многие здания на окраине были наполовину разрушены и держались только за счет внешнего каркаса. От других остались только ржавеющие остовы с остатками бетонных стен. Некоторые блоки висели в воздухе на проводах, растянутых между опорами перекрытий. Люди, которыми кишели улицы, ничуть не тревожились по этому поводу – несмотря на то, что многие из уже были увечны и больны. Казалось, им нет дело ни до чего, кроме дикой пестроты, которой они себя окружали. Выглядели они броско и причудливо: респираторы, спасающие от пыли разрухи и выхлопных газов, сверкали ядовитыми цветами, грубые, металлические сочленения дешевых протезов были выставлены на показ, как нечто достойное восхищения, а мало что скрывающая, одежда блестела и переливалась в свете голограмм.

Абрахам снизил скорость и ехал теперь медленно, чтобы лучше рассмотреть местных жителей. Большинство из них не обращали внимания ни на него, ни сопровождавших его дулосов и Аарона. Хотя роботов в Белшар-Уцуре встречалось относительно немного, никого не удивляли амвелехские дулосы старой модели, если что и заставляло людей оглядываться и ретироваться, то только новые, блестящие гиппосы. Разглядывая этих жалких людей, похваляющихся своим безумием, и окружающую обстановку, от которой так и веяло нездоровьем и пороком, Абрахам с удовлетворением отметил, что был прав, оставив Айзека в Харане.

Свет солнца не проникал дальше верхних этажей, поэтому улицы были погружены в полумрак, освещаемый только голограммами и редкими лампами на стенах. Если бы Абрахам не знал точное время, он мог бы подумать, что солнце давно скрылось за горизонтом, и на город опустились сумерки. Вверху можно было разглядеть светлую полоску неба, но она терялась за стальным каркасом перекрытий, обезьяньими лазами, соединяющими верхние этажи зданий, и сотнями кабелей, провисающими между балками. Провода и черные, толщиной с человеческую руку, тросы ползли по стенам домов и тянулись к гудящим охладительным установкам и голографическим проекторам, воспроизводящим повсюду однотипные двухмерные картинки. Почти все голограммы в Белшар-Уцуре изображали Ликократа в образе той или иной ипостаси Господина или в свете царской славы – в золотой маске волка. Абрахам кривился от отвращения. Этот город был последней остановкой перед пропастью.

Узкая колея между зданиями – язык не поворачивался назвать дорогой – была загромождена рухлядью, которую местные использовали для передвижения. Тут же между машин сновали люди и дулосы, отчего движение еще более замедлилось. Когда удалось продвинуться чуть вперед, Абрахам увидел по обеим сторонам узкого проулка торговые лавки с различными гаджетами, странными светящимися напитками и другими товарами, которые Абрахам не успел разглядеть, так как торговлю начали спешно сворачивать.

– Они думают, ты один из людей Ликократа, – пояснил Аарон через передатчик, когда Абрахам его об этом спросил.

– Люди Ликократа – кто они? Охрана? Полиция?

– Они же бандиты, они же и полиция. Они редко наведываются в эти районы, только если Ликократу что-то нужно от местных.

– Что здесь продают?

– Здесь, помимо необходимых в быту вещей, продают мелочевку – нелегальные лекарства, импланты, искусственные органы и слабые наркотики. Если забраться в квартал поглубже, можно найти намного больше: наркотики, проституток любого возраста, пола и вида, и даже настоящие органы. Впрочем, на последнее спрос небольшой, никому, кроме окружения Ликократа, они не нужны. Слишком дорого и непрактично.

Абрахам помолчал, обдумывая ответ, затем снова включил канал связи.

– Зачем им искусственные органы и импланты?

– Они надеются продлить себе жизнь, избавиться от болезней, стать сильными и вечно молодыми. Ликократу это удалось, он возомнил себя богом и продает бессмертие и вечную молодость тем, кто ему приглянется, в обмен на поклонение и служение. В трущобах обещают то же самое, но по более доступным ценам и в низком качестве. Чудеса Ликократа для бедняков. Чаще речь идет только о протезах и затылочных пластинах, которые, согласно рекламе, избавляют человека от любых переживаний и дарят вечное блаженство. Жизнь здесь не столько опасна, сколько скучна, поэтому на это идут очень многие.

Толпа всё росла, архонт хотел было отдать дулосу приказ очистить дорогу, но улочку вдруг оглушил пронзительный визг. Люди бросились в рассыпную, и уже через несколько минут дорога перед дулосами Абрахама опустела. Если не считать нескольких поваленных на бок гиппосов и обычных здесь грязи и мусора.

– Люди Ликократа, – коротко сказал Аарон в передатчик и отключился.

Подъехавшие гиппосы в отличие от уродливых переделок, валявшихся на дороге, были новыми, только с конвейера, и потому казались в этом обшарпанном квартале еще более вызывающими. С одного из них соскочил человек и пошел навстречу. Абрахам напряг зрение, чтобы его разглядеть, нажал клавишу отодвигающую экран и прижал в лицу кислородную маску. Парень, судя по движениям, был молод, но был каким-то дёрганым. Он совершал гораздо больше действий, чем это было необходимо. Его лицо закрывала маска-респиратор, вроде той, что использовал Аарон, но фильтр этой улыбался ощеренными зубами, а из височных и затылочных частей торчали трубки, подсоединенные к бронекостюму со спины. На поясе человека висел ксифос новейшей конструкции, с другой стороны ещё один, но куда более древний – с длинной рукоятью и длинным же, расширяющимся от гарды к острию металлическим лезвием. Это было ритуальное оружие илотов. Человек быстрым, точным движением отстегнул его от ремня и красивым взмахом рассек воздух. Абрахам не шелохнулся. Азимов Запрет с дулосов был снят, они могли стрелять на поражение при малейшей угрозе его жизни. Но Ликократов гоплит опустил свое оружие плашмя на землю, встал на колено и стукнул себя по груди кулаком. В этом жесте не было былой суетливости, наоборот, Абрахам отметил в нем особый шарм и благородство, присущие воинскому сословию. Не сводя с человека взгляд, архонт благосклонно качнул головой. Всё же здесь имели представление о приличиях. Поднявшись, гоплит повернулся, повел головой, разминая шею, и направился к своему гиппосу. Подняв кулак вверх, он сделал знак следовать за ними. Только в этот момент Абрахам заметил, что его наручи заканчиваются стальными когтями протеза.

В сопровождении почетного эскорта они двинулись через город. Спустя пятнадцать минут гиппосы Ликократовых гоплитов остановились перед высоким, ступенчатым зданием. Его стены были испещрены множеством окон и паразитическими наростами охладительных установок, отчего оно казалось еще более уродливым, чем остальные. Над массивным входом, похожим на кабину лифта, кружилась объемная голографическая голова Ликократа – в золотой волчьей маске и трубками золотистых проводов вместо шерсти.

– Каждый… свободен, каждый… счастлив, каждый… берет своё. Отец всех людей отпускает тебя с миром и велит наслаждаться последними днями, – услышал Абрахам звуковое сопровождение рекламы, сняв защитный экран и спешившись. – Будь всегда молод, весел и счастлив, последний человек. Каждый… свободен, каждый… счастлив, каждый… берет своё. Каждый… свободен, каждый… счастлив, каждый… берет своё.

Гоплиты Ликократа заняли места в лифте. Эгемон сделал знак механической клешней, приглашая в лифт гостей, сам зашел последним.

– …счастлив, последний человек. Каждый… свободен, каждый… счастлив, каждый… берет своё.

Двери лифта закрылись. Вопреки ожиданиям архонта, он двинулся не вверх, а вниз, и спустя несколько мгновений открыл двери в узкий коридор. Стены здесь были дополнительно укреплены металлом. Пройдя по коридору, гоплиты остановились у бронированных дверей, напомнивших Абрахаму о священной Агоре. Теперь на ней, должно быть, хозяйничали мятежники. Старый архонт по примеру Аарона сдвинул кислородную маску на лоб и разгладил бороду, насколько позволял стоячий ворот комбинезона. Будь на нем фюлакс, ему не пришлось бы переживать ни о покидающих его тело силах, ни о пагубных воздействиях среды, но одна мысль о синхронизации, о проникающих в мозг иглах, вызывала у Абрахама дрожь и необъяснимую ненависть. Он взял у одного из дулосов свою трость.

Эгемон повернулся к архонту и кивнул на дверь, но, когда вслед за Абрахам двинулся Аарон, он преградил тому дорогу и упер механическую руку ему в грудь. Не было никаких сомнений, что этой рукой он способен вырвать сердце илота за считанные секунды.

– Только архонт Абрахам. Ты жди здесь, – прорычал гоплит из-под респиратора. Абрахаму показалось, что оскал пасти на маске стал шире.

– С ним не должно ничего случиться. Так же как с моими дулосами, – сказал архонт, глядя в холодные кругляши окуляров его маски. – Угрозу его жизни и нарушение целостности моих машин я расцениваю как личное оскорбление.

– Будьте спокойны, архонт. Нам не нужны проблемы. Мы позаботимся о ваших спутниках со всем вниманием, – теперь у Абрахама не было сомнений, что человек за маской осклабился. – Великий Ликократ ждет.

Гоплит повторил свой приглашающий жест, и Абрахам, бросив взгляд на Аарона, который ответил ему кивком, вошел в раскрывшиеся перед ним двери.

Комната, в которой оказался Абрахам, была совсем небольшой. Ряд костюмов со знаками биологической опасности слева, душевая кабина в углу, узкий высокий стол и еще одна массивная дверь в стене напротив. Абрахам остановился в нерешительности и поглядел на девицу, которая разлеглась на столе, согнув ноги в коленях и положив правую руку на живот. Её почти голое, смуглое тело было исчерчено какими-то знаками от кончиков пальцев до шеи, но, похоже, было настоящим. На голове девушки был шлем амвелехского вирт-гоплита. На коже выступила испарина. Вдруг её пальцы выпрямились, она напряглась, задрожала всем телом, шумно выдохнула и снова расслабилась. Абрахам с отвращением отвернулся, шагнул к двери, надеясь найти панель управления самостоятельно, но ему тут же преградила путь ярко-красная голографическая надпись: [ΑΝΟΥΒΙΣ: ДОСТУП ЗАКРЫТ]. Завыла сирена. Девица села, сняла вирт-шлем со стриженной, как принято у виртов, головы и посмотрела на Абрахама. В черных глазах читались издёвка и любопытство.

– Отведи меня к Ликократу, девочка, – сказал Абрахам, стараясь скрыть раздражение.

– Что? – переспросила она.

Сирена выла так громко, что он понял её вопрос только по округлившимся губам. Абрахам нетерпеливо указал на надпись. Девчонка кивнула, спрыгнула со стола, и, оттеснив архонта в сторону, вызвала меню панели управления. Через некоторое время вопль сирены стих, и предостерегающая голограмма исчезла.

– Он там?

– Кто?

Абрахам вздохнул, расправил привычным жестом бороду, и только потом ответил.

– Ликократ. Оставь свои игры и отведи меня к своему царю, девочка.

– Мне двадцать семь лет, – улыбнулась девица, поправляя одежду на груди. – Я уже давно не девочка, архонт Абрахам.

Абрахам посмотрел на нее, не сразу сообразив, о чем она говорит, потом поглядел на нее внимательнее. Лицо с высокими скулами, лишенное детской округлости, которая еще не сошла с лиц Айзека и Ревекки, серьезный, проницательный взгляд выдавали реальный возраст. Миниатюрность и наглость, привычка переспрашивать и глазеть ввели его в заблуждение. Абрахам кивнул.

– В моем возрасте даже двадцатисемилетние женщины кажутся детьми, – сказал он. – Однако тебе не пристало вести себя, как ребенку.

Женщина опустила взгляд и сцепила руки перед собой, изображая смирение.

– Так ты проводишь меня к Ликократу? Разве не для этого ты здесь?

– Ты суров, Метатрон. Совсем, как мне рассказывали, – сказала она, не поднимая глаз, и поклонилась в пояс. – Прости за неподобающий прием. Если ты сообщишь об этом отцу, великому Ликократу, мне не избежать наказания.

– Поднимись, дитя. Я принимаю твои извинения и не расскажу об этом твоему отцу, – благосклонно ответил Абрахам. – Но мне не хотелось бы терять время здесь с тобой. Эти костюмы… в них есть необходимость?

– Нет.

Женщина разогнулась, поправила чёрный пучок волос на макушке, закрывая дыры от игл нейродатчиков на затылке, и набрала на панели код. Уголки губ подрагивали, будто она пыталась сдержать смех, но Абрахаму не было до этого дела. Ему нужен был Ликократ, он устал от лабиринтов Белшар-Уцура.

По просторному и тёмному помещению, открывшемуся за дверью, эхом раскатывался рокот машин, скрытых за низкими передвижными перегородками. В нос ударил резкий, химический запах, сквозь который настойчиво пробивался еще один – сладковатая тошнотворная вонь, которую любой распознает из тысячи, услышав хотя бы раз в жизни. Абрахам надвинул на лицо кислородную маску. Дышать стало легче. Не сходя с места, женщина указала вперед, потом направо, и архонт двинулся вдоль перегородок. Охладительные установки работали на полную мощность. В помещении было холодно, но отсутствие жары не приносило облегчения, наоборот, теперь Абрахам сожалел о нем. По его телу то и дело пробегала нервная дрожь. Монотонный гул машин прервался шумом похожим на бурление воды, где-то заработали поршни. Проходя мимо, Абрахам бросил взгляд в узкую щель между раздвижных стенок. Там стояла складная койка на колесах. Пустая. Это была лаборатория, у Абрахама больше не было никаких сомнений. Как и в том, что Ликократ выбрал подобное место встречи с какой-то целью. Похоже, это в крови илотов – выставлять свою грязь напоказ.

Когда внутренняя стенка низких передвижных перегородок закончилась, Абрахам повернул направо. И остановился. На столе, который из-за цветов и пышного убранства больше походил на алтарь неизвестной религии, под ослепляющим светом ламп лежал старик. Верхнюю часть черепа полностью заменяла пластина, из которой, словно длинные седые волосы, выходили толстые пучки перевязанных проводов. Руки и ноги, лицо, всё его немощное, худое тело было в трубках. Большинство из них перекачивали золотистую жидкость – в тело и обратно. Отняв на секунду маску, Абрахам понял, что запах разложения исходит от него. Гнилостный аромат смешивался с запахом цветов и химии и был почти невыносимым. Однако грудь продолжала равномерно подниматься. Заметив в теле несоответствие, Абрахам шагнул к столу и разгрёб тростью цветы. Некоторые части тела отличались от других пропорциями, оттенком и молодостью кожи. Архонт перевел взгляд на высохшее, морщинистое лицо, разрисованное такими же знаками, как тело встретившейся девчонки.

Абрахам переложил трость в левую руку. Правую он медленно протянул к лежащему старику. Пальцы подрагивали от отвращения, но он должен был проверить. Абрахам заставил себя опустить ладонь на вздымающуюся грудь. Вдруг что-то метнулось из тени на свет. Старик вздрогнул, отпрянул прочь и, как подкошенный, рухнул на пол. Пальцы разжались, и трость с звонким стуком покатилась по полу. Сердце мучительно сжалось, пронизывая болью всё тело, в глазах потемнело.

– Р-р-р-р… – услышал Абрахам игривый голос. Комбинезон царапнули чьи-то пальцы, но мгновение спустя вцепились ему в плечи и легонько встряхнули. – Архонт? Ты чего это выдумал? Не умирай, архонт!

В голосе послышались нотки страха. Когда тьма расступилась, Абрахам увидел перед собой ту же женщину, что встречала его перед лабораторией. Она сидела перед ним на корточках и трясла за плечи. На её лице была царская маска Ликократа – вытянутая волчья морда со острыми, стоячими ушами. Заметив, что старик пришел в себя, она стащила с себя маску.

– Извини, архонт. Не знала, что так получится. Хотела немного повеселиться, только и всего, – она приложила маску волка к лицу, чтобы продемонстрировать, в чем именно заключалось ее задумка, прорычала, царапнув воздух согнутыми пальцами, затем отняла ее от лица и положила рядом с собой на пол. – Ты же не умрешь, архонт? Мы так не договаривались. Мне не нужны проблемы с Амвелехом.