355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Варя Добросёлова » Последние дни Амвелеха (СИ) » Текст книги (страница 1)
Последние дни Амвелеха (СИ)
  • Текст добавлен: 9 июня 2021, 16:03

Текст книги "Последние дни Амвелеха (СИ)"


Автор книги: Варя Добросёлова


Жанр:

   

Киберпанк


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

========== Глава первая. Завет ==========

Абрахам, первый архонт и верховный жрец Амвелеха, поднял над головой священный сосуд с чёрной маслянистой жидкостью. Его старческая рука еле заметно дрожала.

– Кровь Твоя дарует откровение. Она есть Огнь Неиссякаемый в немощном теле Земли.

Горькая жирная капля покатилась по трубке к суженной горловине, набухла на краю, оторвалась и упала на язык старика. Он захрипел, выронил сосуд, который с дребезжанием покатился по каменному полу, и схватился за горло. Вязкая слюна потянулась из уголка рта и запуталась в курчавой бороде.

Храм кружился в дикой пляске. Покрасневшие глаза жреца вылезли из орбит и беспорядочно вращались в погоне за галлюцинаторным движением. Первосвященник бросил взгляд на Голографический Триптих, но вдруг содрогнулся и повалился ничком.

«Кровь… Кровь Твоя… дарует откровение. Она… есть Огнь Неиссякаемый в немощном… теле Земли… Кровь Твоя…»

Монотонное бормотание жреца отражалось от сходящихся стен Нэόса неясным гулом. Пальцы скребли стыки плит на полу в поиске опоры, но не находя её, продолжали упорно и бессмысленно царапать пыльные камни. С новым повтором в сухом голосе жреца проявилась влажность и осознание. Он завозился на полу, сметая бородой комки пыли, встал на колени и вскинул руки к сиявшему над ним Голографическому Триптиху. Глаза старика были черны от разлившейся в белках крови, но на лице сиял восторг.

–Εάν μη έλπηται, ανέλπιστον ουκ εξευρήσει. Εάν μη έλπηται, ανέλπιστον ουκ εξευρήσει…* Аскиос! Аксиос! Аксиос!**

Свет в храме изменился. Сходящиеся стены пирамидального Нэоса, исчерченные письменами священных текстов, едва заметно сдвинулись. По ним поползли иероглифы древнего языка – одни медленно, расплываясь в длинные капли, другие проворно, как мириады черных жуков. Неподвижные фигуры Голографического Триптиха обрели объём и глубину, грудь каждой из них наполнилась дыханием. Раскачиваясь из стороны в сторону, жрец Абрахам тянул к Триптиху руки, взывая к богам на мёртвом языке.

– Ум, Утроба, Сердце есть Одно… – голос его дрогнул, когда он почувствовал на себе взгляд. Сердце сжалось от сладостного и тревожного предвкушения. – От Незаходящего ничто не скроется. Ибо здесь присутствуют боги! Так говорю я, Абрахам, первый архонт и верховный жрец Амвелеха, благословенного Города Колодцев!

Край одежды центральной фигуры Голографического Триптиха – того, кого они называли Великим Архитектором или Демиургом – колыхнулся от нездешнего ветра. Свет, проникавший через оконца в вершине пирамиды Нэоса, разделял фигуру надвое – это символизировало гнозис и агнозис, познаваемую и непознаваемую природу божества. Руки Демиурга ладонями вверх простирались к двум другим фигурам Триптиха – одна из них тонула в солнечном свете, другую полностью скрывала тень. Все три фигуры олицетворяли Три Лика Единого: Сияющего Тэкнóса, Великого Архитектора и Непознаваемого Хорá – Сердце, Ум, Утробу – три аспекта единого божества.

Глаза жреца закатились. Он раскачивался всё сильнее, погружённый в транс. Его бормотание то возвышалось до крика, то затихало до едва слышного шёпота. Вокруг двигались и кружились стены храма, черные жуки иероглифов бежали всё быстрее, окружая Абрахама почти сплошной чернотой. Его начала бить дрожь, всклокоченная борода колыхалась, как маятник. Вдруг он замер, всем телом ощутив присутствие чего-то неведомого, страшного. Ему показалось, что он превратился в бесконечно малую точку, а вокруг и внутри него разрастался бесконечно огромный Космос. Экстатическая гримаса исказила лицо жреца. Сакральный ужас в ней мешался с наслаждением.

Голографический Триптих изменился. Абрахам в изумлении выпучил глаза – чёрные, блестящие от кикеóна глазные яблоки округлились, почти выпадая из орбит. Из горла вырвался хрип, старик подался назад, бессознательно закрываясь рукой от жуткого зрелища: стоящий в центре бог-Демиург, задрав голову вверх, раскрыл рот в беззвучном вопле, а из рассеченного горла правой фигуры – доброго и милосердного бога-Тэкноса – хлестала чёрная кровь. В мельчайших деталях Абрахам видел пропитавшиеся насквозь, до мокрой черноты, одежды, висевшие теперь тяжелым, недвижимым грузом. Видел отвратительную в своей реалистичности лужу, собирающуюся у основания Триптиха. Чувствовал резкий и пряный запах аргона-хюлэ. Любящее лицо светлого аспекта божества было искажено страданием. Монашеский хитон скрытого в тени Хорá истлевал на глазах. Темный бог был недвижим, но его могучее, сильное тело умирало, распадаясь на клетки и видимые глазу кусочки-атомы, как рассыпается детская игра-мозаика.

– Кровь Твоя… – прошептал Абрахам и замолк. Едкий, как рвотная слюна, стыд сдавил горло старика. Амвелех заслужил упрёк Господина.

Триптих изменился снова: все три фигуры приняли первоначальный вид. Абрахам вздохнул с облегчением. Головы в капюшонах были опущены, но он чувствовал обвиняющий взгляд богов. Он исходил не из-под надвинутых капюшонов, а из груди, из-за молитвенно сложенных рук.

– Господин… О, Господин Мой, что я должен делать? Как избавить Тебя от тяжкой ноши и приблизить царство Нового Эдема?

Стены Нэоса снова пришли в движение. Фигуры богов оставались неподвижными, но что-то изменилось в самом воздухе. Абрахам почувствовал, как его сердце наполняется теплом, морщины на лбу разглаживаются, тело становится легким и молодым. Вдали будто зазвучали голоса птиц, шелест ветра в листве, смех детей. Жрец ощутил влажность воздуха и чудесные запахи, которые ему, запертому в Амвелехе с рождения, были знакомы только благодаря симуляциям. Откуда-то издалека доносились надрывные крики чаек и убаюкивающий гул океана.

– Благословенный край, – прошептал он благоговейно. – Новый Эдем! Не оставь Амвелех, Господин Мой. Не оставь нас, Твоих потерянных детей… Пусть произойдет, что должно. Я сделаю всё.

Триптих изменился в третий раз. Звуки смолкли. Письмена застыли на стенах. Абрахам увидел, как горло Тэкноса снова вспарывает невидимый нож, кровь заливает хитон, но на этот раз Его лицо было лицом Айзека. Жрец отшатнулся, заслонил глаза предплечьем, надеясь, что видение исчезнет, но, когда он решился взглянуть на Триптих снова, образ оставался прежним. Его младший сын, семнадцатилетний мальчик, истекал кровью, как жертвенное животное, пока вспыхнувшее вдруг невидимое пламя не поглотило его. Голографический Триптих снова стал неподвижен. Верховный жрец Амвелеха, в эту минуту – дрожащий одинокий старик, лег на прохладные камни Нэоса и раскинул руки в стороны. Ритуал был окончен, искомый ответ получен.

Нестерильная среда Нэоса раздражала слизистую, вызывая нестерпимую резь в высохших от кикеона глазных яблоках. Жрец приподнялся и нажал узловатыми пальцами на веки, надеясь унять эту резь и сдержать слезы. Глаза, не привыкшие к пыли и сухости воздуха, искали влаги, но не было в мире зрелища более жалкого, чем рыдающий старик. Абрахам не мог себе этого позволить.

«Мальчику уготовано великое служение во славу искупления народа Амвелеха. Невинная кровь сотрет фальшь и откроет врата Истине и Новому Эдему! …Но он всё ещё так молод. Нельзя ли взять другого?»

Словно в ответ на душевное смятение его грудь пронзила боль. Абрахам сгреб грубую ткань хитона и захрипел. Воздух проходил в его легкие с болезненным свистом, царапая горло. Сердце сжалось в комок, пропуская удары и замедляясь. В кожу вонзились тысячи невидимых игл. Жрец хрипел, а время тянулось медленно, разрывая бесконечную череду пауз и болезненных толчков.

«Господин… Господин… не покидай… избавь… Помилуй Амвелех! Не дай ему погибнуть из-за моего малодушия!» Лёжа на боку и прерывисто дыша, Абрахам темнеющим взглядом смотрел на блестящую пыльцу, кружащуюся в лучах застывшей голограммы. Он ждал смерти, но боль отпустила. Следующий вдох дался без труда. Сердце снова билось ровно, пряча глубоко внутри сожаление о том, что болезненная судорога не стала последней.

«Я исполню, что предначертано. Если такова Твоя воля… Я сделаю это, Мой Господин». Старик растянулся на полу и закрыл глаза.

Прошло чуть более семнадцати лет с тех пор, как стены закрытого города огласил плач новорожденного, и в будущем Амвелеху грозило вырождение. Несколько дней назад на тайном заседании Совет cорокa архонтов принял решение запустить программу кибербиологического инжиниринга «Генезис», искусственного воссоздания и поддержания жизни, в обход проекта «Симулякр», целью которого был перенос человеческого сознания в Сеть. Это скрывалось от населения, но утечка всё-таки произошла, и Сеть бурлила. Еще до посещения Нэóса Абрахаму сообщили о нескольких стычках в Сети с участием вирт-гóплитов. Пострадавших не было, но настроения виртов, обитателей Сети, все меньше поддавались контролю. Погруженные в Сеть почти до полного растворения, они не разделяли опасения Совета о будущем человечества и уже давно жили по собственным беззаконным правилам. Полиция вирт-гоплитов поддерживала видимость закона в Сети, но при настоящей буре она могла оказаться бессильна.

Абрахам поднялся. Снова и снова прокручивая в голове страшные образы, споря с собой и призывая сердце к смирению, он подошел к тщательно спрятанной панели управления – единственному осколку прогресса в этих аскетичных стенах. На него давил груз обязательств перед городом, перед всем оставшимся человечеством. Как человек, как любящий отец, он был слаб, но как архонт и жрец он должен был найти в себе силы жить дальше и выполнить то, что дóлжно. Ему одному, жрецу-Метатрону, Говорящему с Господином, была ведома воля богов, поэтому он не мог ослушаться завета. И всё же откровение поразило его своей жестокостью. Как мог он предположить, что Господину будет угодна кровь? Кровь мальчика, невинного и верного послушника, его собственного сына и последнего ребёнка Амвелеха? Кровные жертвы не приносились уже многие сотни лет, но и тогда, на заре времен, в эпоху дикости, богам посвящали животных – не людей. И в то же время Абрахам чувствовал, что в кажущемся варварстве завета был свой резон. Он уже давно сомневался в пригодности ноэтической, так называемой «умной» молитвы, когда молящийся жертвует только время жизни и беседует с Господином «в уме». Это была трусливая и безопасная уловка истинных амвелехцев, привыкших к расслабляющей, ни к чему не обязывающей жизни, полной развлечений и приятных ощущений. Уловка людей, не готовых к подлинному подвигу.

Да, люди жертвовуют мысли, эмоции, идеи, слова, символы. Говорят с Господином «в уме» или посредством симуляций, но без участия плоти. Плоть: человеческое тело из мяса и костей, животные, плоды растений – теперь воспринимается как нечто, достойное презрения или, наоборот, неуместного почитания. Тело следует хранить в чистоте и стерильности или, наоборот, изживать и модифицировать, но не употреблять по прямому назначению. Природные вещи и организмы стали фетишами и символами, с которыми имели дело только на уровне информации. За превознесением природы скрывалось отвращение ко всему материальному, что не столь прекрасно и совершенно, как человеческий разум и его мысль. Пища, одежда, среда – все было синтетическим, модифицированным, виртуальным. Человек стремится избавиться от естества, модернизируя его различными протезами и имплантами, доводя его до совершенства в тренировочных секциях или под скальпелем Терапевта. Но есть и другие – вирты – отвергнувшие материальную реальность как таковую, живущие в Сети и неспособные соблюдать даже элементарные правила личной гигиены. Баланс утрачен, мир скатился к крайностями и движется к концу. Айзек – последний, кто родился в стенах закрытого города. Сам процесс зачатия и вынашивания плода – основа жизни рода – стал слишком вульгарным для тех, кто привык иметь дело только с информацией и мыслью. Верховный жрец Абрахам чаял достичь былой гармонии. Он был не из тех, кто считал, что всё зло происходит от неразумной плоти. Волей Господина, давшего ему сына почти в пятидесятилетнем возрасте, он не мог отвергать природу, подарившую ему Айзека. Он не презирал свое немощное тело, как многие, не боготворил его, как иные, но он его боялся. Боялся, потому что знал правду, видел гнилое сердце благословенного города и помнил, как в молодости, еще будучи неразумным послушником, воображал, как тёплая кровь жертвы течёт меж пальцев. Абрахам никогда не был зол и жесток, но уже тогда он изголодался по реальности. Он считал, что плоть – утраченная истина Амвелеха, и потому отчасти был готов к такому завету. Как не ужасна была его скорбь, Абрахам знал, что способен убить любимого сына ради Нового Эдема.

– Святейший, – лицо, наполовину утопающее в белом шлеме, возникло над панелью, вырывая Абрахама из раздумий. Это был эгемон его личной охраны и глава вирт-гоплитов Террах. – Старейшины волнуются, от тебя долго нет вестей. Твоя молитва была услышана?

– Да. Господин говорил со мной, – на лице Терраха не дрогнул ни один мускул, хотя речь шла о сакральнейшем из таинств. – Мне нужен отдых и время подумать, прежде чем я озвучу данное мне откровение.

– Да, мой господин. Я передам твою волю старейшинам. Не угодно ли архонту…

– Террах, стены Нэóса настраивают на высокий слог, но ты мне почти как сын, не стоит обращаться ко мне в третьем лице. Я не император, я всего лишь глава Совета.

– Это официальная линия связи, Святейший, я не могу обращаться с Метатроном иначе.

– Метатроном, – повторил Абрахам. – Снова слова. Новые слова, титулы и идеи рождаются чаще, чем дети. Кажется, нет конца этому потоку слов.

– Святейший? – в голосе вирт-гоплита впервые прозвучала эмоция – недоумение.

– Ничего, Террах. Ничего. Груз откровения оказался слишком тяжёл для моих немощных плеч.

– Не угодно ли тебе, мой господин, чтобы я прислал к тебе дýлоса?

– Не нужно, Террах. Я не настолько слаб.

Абрахам смёл взмахом кисти изображение эгемона и направился к двери.

За ней архонта ждал мягкий свет дневных ламп, чистый увлажненный воздух и его старое кресло – автоматический аппарат для передвижения. Оно было создано специально для него много лет назад и представляло собой раритет и неприлично устаревшую технологию, но, как замечали многие, уже давно срослось с архонтом Абрахамом в единое целое, который сам, в сущности, был такой же устаревшей технологией. Старая травма колена почти не тревожила Абрахама, но он привык к этому креслу и по-прежнему использовал для дальних поездок. Модернизацию конечностей он себе позволить не мог из-за статуса. Едва ли кто-то достоверно знал почему, но считалось, что верховный жрец, говорящий с Господином, должен максимально оставаться человеком.

Абрахам набрал на панели маршрут, и кресло двинулось по коридору. Некоторые технологии, созданные людьми, казались более близкими к естеству, чем другие. Возможно, в том числе поэтому, несмотря на многолетнюю борьбу с кибербиологической ересью внутри жреческой касты, он всё же отдал голос в пользу «Генезиса»: кибербиологи работали с веществом, а не с пустым набором цифр. Пусть они исказили и извратили Пророчество, но они имели дело с плотью. Альтернативный проект виртов, «Симулякр», предлагал разработки в области перенесения сознания в Сеть и индивидуальные программы для каждого жителя Амвелеха с полной симуляцией тактильных ощущений. Для многих этот проект был куда более заманчивым, чем «Генезис». Куда более логичным, совершенным и приемлемым в условиях современной этики и культуры обращения с телом. Ближнему кругу Совета пришлось надавить на кое-какие рычаги, чтобы финансирование и места в Агоре получил «Генезис». Вирты считали это ретроградством, но из двух зол Абрахам предпочел выбрать менее радикальную и более знакомую.

Проехав по полупустым лабиринтам коридоров и лифтов жилой части города, кресло архонта остановилось перед дверью, ничем не напоминавшей ту, из которой он вышел двадцать минут назад. Эта дверь была четким правильным прямоугольником, выдавленным в массе светлого сплава. Пальцы пробежали по всплывшим над панелью клавишам, и дверь бесшумно отодвинулась.

– Приветствую тебя, Святейший, – дулос мигнул набором огней и замер, ожидая вопросов и приказаний.

– Где мой сын?

– Благословенный Айзек отдыхает, Святейший.

Абрахам поморщился. Требования этикета сегодня вызывали досаду и болезненные спазмы в животе.

– Внести изменения, – дулос послушно открыл панель настроек. – Вместо титула произносить: «господин».

Дулос мигнул, и панель исчезла.

– Исполнено, господин.

Абрахам встал с кресла, и дулос услужливо подкатился к нему, предлагая опору. Старик жестом отогнал его, и тот откатился на прежнее место.

Дулосы были по своей сути дроидами-рабами, созданными для комфорта человечества. В чем-то они были аналогом животного, а в чем-то человека. Размером с ребенка десяти лет, без прямых повторений человеческих черт, они, тем не менее, обладали мимикой и могли симулировать эмоции сигналами и изменениями структуры внешней поверхности «головы». Из-за этого многим казалось, что они обладают чем-то большим, чем ИИ, но Абрахам доподлинно знал, что все эти домыслы – миф. Он обращался к дулосам только в неопределенно-повелительной форме, потому что они были машинами, хотя в Амвелехе были и те, кто пытался обмануть себя, программировал и обращался с ними, как с детьми. Едва ли не каждый день возникали предприятия, предлагающие новые улучшенные программы, человекоподобные корпусы, одежду, игры, украшения и разнообразные гаджеты слежения и управления. И даже у первого архонта Амвелеха не было такой власти, чтобы пресечь это гнусное наживание Терапевта на человеческом недуге.

– Запись: «Архонты Амвелеха, я, верховный жрец и первый архонт Абрахам, дабы исполнить порученный мне завет… – Абрахам выпрямился, как будто стоял теперь перед сводами Агóры – зала собраний, – удаляюсь из Амвелеха, и только Господин ведает…» Нет, удалить последнее. «Удаляюсь из Амвелеха на неопределенный срок. Вам же, мудрейшие, завещаю действовать согласно принятому решению. Да пребудет с вами благословение и милость Господина. Ум, Утроба и Сердце есть Одно. От Незаходящего ничто не скроется. Такова наша вера». Конец записи. Проиграть это на собрании внутреннего круга.

Взяв трость, протянутую ему дулосом, Абрахам прошел в жилые комнаты. Дроид, как вышколенный секретарь, последовал за ним. Остановившись перед дверью кабинета, архонт повернулся к нему.

– Вызвать Терраха.

– Святейший, – тут же отозвался эгемон, лицо его, как обычно, было сурово.

– Беспорядки?

– Ничего стоящего внимания, мой господин.

– Террах, – архонт Абрахам прикрыл глаза, – усильте охрану лидера Генезиса и архонтов, проголосовавших за него. Даю вам разрешение на снятие первого уровня Азимова запрета. Даст Господин, большего вам не понадобится. Всё внимание должно быть сосредоточено на тех, кто имеет доступ к Театру. Если вирты прорвутся в колыбель, рано или поздно нам придется сдать им весь город.

– Да, мой господин.

– По крайней мере продержитесь до моего возвращения.

– Возвращения, Святейший? – меж бровей эгемона пролегла глубокая складка. Его лицо в тени шлема стало еще более мрачным.

– Об этом никто не должен знать. Старейшин я поставлю в известность на Совете Семи, – архонт вздохнул и оперся обеими руками о трость. – Волей Господина, Террах, всё разрешится в течение нескольких ближайших недель.

– Понимаю, – эгемон кивнул, и на душе Абрахама стало чуть легче. Террах был всецело предан ему, и эта преданность вселяла в архонта уверенность в своей правоте. – Мы сдержим их, мой господин. До вашего возвращения.

– Да, Террах. Да пребудет с тобой Его милость, слава и тайна, – жрец ритуально воздел руку, и Террах склонил голову, принимая благословение. – Ум, Утроба, Сердце есть Одно. От Незаходящего ничто не скроется.

Изображение исчезло, но Абрахам еще несколько долгих секунд стоял с воздетой рукой. Дулос мигал огнями, словно рука Святейшего благословляла именно его. Абрахам опустил руку. Оставался еще один тяжелый разговор, к которому он не был готов.

– Провизию и топливо на несколько недель. Несколько рабочих дулосов и транспорт. Что-нибудь мобильное, для передвижения по песку. В жару и холод… – непрошенная мысль о собственном безумии заставила архонта на секунду замолкнуть. – Трехсекционная триера подойдет. Сообщить, когда будет готово.

– Будет исполнено, господин.

– Теперь оставь меня.

– Да, мой господин, – дулос мигнул и отъехал, чтобы вернуться к прежнему месту у двери, где располагался рабочий разъем связи с Системой.

После минутного колебания Абрахам двинулся к комнате сына.

Комментарий к Глава первая. Завет

*«Εάν μη έλπηται, ανέλπιστον ουκ εξευρήσει» – с др. греч.: без надежды не познать невозможное.

** áксиос (ἄξιος) – достоин.

Здесь и далее используются изречения Гераклита.

========== Глава вторая. Посреде хожду сетей многих ==========

Айзек лежал на кушетке, прикрыв предплечьем глаза, правая рука свисала вниз. Можно было бы подумать, что он спит, но его губы шевелились, а мускулы лица едва заметно вздрагивали от оттенков эмоций, что он переживал в Сети. С кем он сейчас? С бунтовщиками? Преступниками? Абрахам этого не знал, но ждал от Сети только вреда.

Более четверти часа жрец пребывал в комнате сына, наблюдая за ним из темного угла, словно вор. Как паутина, Сеть опутывала измученных бездельем мотыльков-виртов и проглатывала их одного за другим. Запутывала, сбивала с истинного пути, подчиняла себе, а эти глупцы думали, что она дарует свободу. Но свободу от чего? От чувств? От боли? От принятия решений? От самой жизни? Истинная свобода была дана каждому из них от рождения, но они не замечали её и растрачивали жизнь впустую, год за годом пребывая в забвении и погоне за новыми эрзацами ощущений. Айзек был не таким, как другие, он рос в аскезе и неустанной молитве, но именно поэтому он был наиболее уязвим для искушений. Абрахам хотел бы сорвать ненавистную сетку нейродатчиков с затылка сына, но полученный завет говорил о том, что для Айзека пришло время испытаний.

Айзек не знал о присутствии отца, Исмэл, сводный брат по отцу, с которым он не виделся больше десяти лет, неожиданно дал о себе знать. Полученное послание было более чем странным, но Айзек и без того желал увидеть брата, который исчез из его жизни внезапно, без объяснения причин и в полном молчании со стороны их общего отца. Возможно, дело было в самом Айзеке, возможно – в матери, не желавшей терпеть чужого ребенка в доме – тогда он был еще слишком мал, чтобы понять мотивы взрослых. Айзек помнил, что сильно скучал по брату, когда тот ушел, но, в конце концов, забыл о нем. Неожиданная весть от Исмэла всколыхнула в нем воспоминания и былые чувства.

Пока его расслабленное тело покоилось на кушетке в полумраке комнаты, а старик-отец подмечал из своего угла движение каждого мускула на его лице, сознание Айзека находилось в месте, указанном в послании брата. Проникнуть в этот бар – бар звездолета популярной сетевой игры – несмотря на прямую латрáс-ссылку, оставленную в сообщении Исмэлом, оказалось делом не из легких. Первый «след» разбегался цепочкой других «следов» во всех направлениях сразу. Стоило сделать выбор, отвести взгляд, и след исчезал, как и все прочие, но возникали другие – бесчисленное множество других. Айзек слышал об этой технологии, но никогда не сталкивался с ней лично и потому считал ее выдумкой.

Первый же шаг вывернул знакомую виртуальную реальность и забросил его во вневременную серость недифференцированного пространства Сети. Это была изнанка того мира, который он знал, она пугала своей чужеродностью, чудовищной неприспособленностью для человеческого понимания, но в то же время Айзек чувствовал, что каким-то образом понимает её. Первоначальный страх исчез, когда он понял, что движется не вперед, а назад. Латрас-ссылка, оставленный Исмэлом, на самом деле была следом самого Айзека: отпечатки его собственных мыслей, разговоров и ассоциаций, оставленные им в Сети, влекли его к отправному пункту – прото-следу, запускающему это развертывание мыслей-следов в обратном порядке – от Айзека-будущего к Айзеку-прошлому, как в видеозаписи, пущенной от конца к началу. Он шел по следам, которые формально никогда не оставит.

В вирт-бар он пришел, как приходят в себя – резко, со стучащим от страха сердцем и в полной растерянности. Дифференцирующая игра втолкнула его в эту реальность из прото-следа, который Айзек ожидал, но не успел осознать. Ему понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к нормальному течению времени, окружающей среде и новому аватару, к которому он подключился, вероятно, вытеснив ИИ.

Чтобы не привлекать внимания, Айзек потянулся к запотевшему стакану с синей жидкостью, который стоял перед ним на стойке, но тут же отдернул руку. Ощущение холода в ладони было реальным и болезненным, фокус восприятия сместился с переживания латрас-пути на руку аватара. Сознание закрепилось. Айзек потрогал стакан. Это было удивительно, но рука ощутимо мерзла от прикосновения к обычному игровому артефакту. Разве что ощущение было каким-то… электрическим.

«Симулякр, – подумал Айзек, обхватив стакан обеими руками, будто желая согреть его. – Значит, это правда. Им удалось!»

Стараясь не привлекать внимания, он гляделся: такие же напитки были и у других, но все вели себя как ни в чем не бывало. Отставив стакан, он коснулся поверхности стойки и провел по ней ладонью. Ощущение прикосновения было отчетливым, но всё же не таким реальным, как со стаканом. Закрыв глаза, Айзек снова прижал ладонь к виртуальной стойке, но его рука прошла сквозь нее, не наткнувшись на препятствие. Значит, ощущения воссоздавались посредством визуального восприятия, в качестве дополнения к нему. Сжав стакан, Айзек снова закрыл глаза. Ощущение холода сохранилось, и вместе с ним – ощущение объема и твердости. Интересно.

– Лейтенант!

Застигнутый врасплох, Айзек рывком обернулся. Позади него стоял смуглый мужчина в белой как снег форме адмирала Звездного флота. Айзек вскочил со стула, отдал честь, как того требовал игровой этикет, но на лице расползлась радостная, неподобающая случаю, улыбка. Мужчина кивнул и жестом велел следовать за ним. Только по усмешке, скользнувшей по смуглому лицу, Айзек догадался, что за адмиральским аватаром скрывается Исмэл, а не другой игрок или ИИ, которых в последнее время было все сложнее отличить от людей. Исмэл сел за столик в тёмном углу и придвинул к себе стакан с синей жидкостью – точно такой же, как тот, что остался на барной стойке. Как только он сделал это, в том же месте на столе возник еще один, абсолютно идентичный первому.

– Садись, Айзек. Рад тебя видеть.

Шум за спиной стих, и, обернувшись, Айзек обнаружил, что теперь в баре никого, кроме них, нет.

– Как ты это делаешь?

– Что именно? Я просто отключил ботов. Мы на административном сервере, – пояснил Исмэл и подтолкнул второй стакан к Айзеку, устроившемуся напротив. – Выпей. Ты не часто бываешь в Сети?

На этот раз на опустевшем месте не появилось ничего. Айзек неловко улыбнулся.

– Нет, как послушник я не должен занимать свой разум пустыми развлечениями, наш отец… Значит, это ваша игра? – Айзек решил уйти от щекотливой темы и оглядел помещение уважительным взглядом. – Впечатляет. Как и латрас, и всё остальное. Я не знал, что ты столького добился.

– Ты вообще ничего обо мне не знал, Айзек. Зато я знаю о тебе практически всё, – Исмэл поболтал синей жидкостью в стакане. – Знаешь, ты довольно знаменит как «последний ребенок Амвелеха», впрочем, я говорю не об этом. Я никогда не забывал тебя, брат.

– Я тоже, Исмэл, – Айзек ощутил укол совести из-за этой лжи и опустил взгляд. «От Незаходящего ничто не скроется», – подумал он про себя. – Эти аватары – это и есть Симулякр? Новые разработки виртов?

– Да. Как и это, – Исмэл указал на стакан. – Попробуй.

Айзек уже почти привычно сжал стакан и сделал глоток. Холодная жидкость обожгла горло, от неожиданности он задохнулся, закашлялся, слезы брызнули из глаз.

– О Господин мой милосердный Тэкнос! – Айзек отбросил стакан и вскочил. – Что это такое?

Трость упала и покатилась по полу. Споткнувшись об нее, Абрахам упал на колени рядом с задыхающимся от кашля сыном. Рука рванулась к сетке датчиков, но вдруг кашель прекратился, а на лице Айзека появилось изумление. Его щеки заалели, линия губ смягчилась, и все лицо его приобрело расслабленное выражение. Абрахам понял. Старый дурак!

– Будь сильным, Айзек, – сказал он, выпуская из пальцев провода и поднимаясь с колен. – Ты должен противостоять искушениям.

Жрец подобрал трость и пошел прочь из комнаты сына.

Пока Айзек приходил в себя от изумления и привыкал к приятному теплу и легкости во всем теле, Исмэл хохотал, ударяя себя раскрытой ладонью по колену. Щеки его аватара тоже покраснели от смеха.

– Ты никогда не пил алкоголь? Даже в реальности? О, мать, любой дулос искушеннее тебя! Он тебя запирал в Нэосе?

– Нет, но… Это потрясающе! – признался Айзек, смущённо улыбаясь. – А я ведь не верил до конца, что это возможно. Никто из жрецов не верит, возможно, поэтому они против, – Айзек осёкся, взглянул на враз посерьезневшего брата. – Если бы они знали больше… То, возможно, не стали бы так упираться.

– О? Ты так думаешь?

Айзек кивнул.

– Отец иногда говорит со мной о делах.

Он знал, что не стоит говорить об этом. Даже Исмэлу. Или, учитывая обстоятельства, особенно Исмэлу, но Айзеку вдруг захотелось убедить брата, что вся эта вражда, ненависть между виртами, жрецами, киберами – между людьми одного благословенного Города – продукт недопонимания, нежелания выслушать и понять другую сторону. Если бы они узнали друг друга чуть лучше, то обязательно пришли бы к правильному решению.

– Цель Симулякра не симуляция чувств, как многие думают. Сейчас наша цель – как можно более точное их воспроизведение в цепи кода, – заговорил Исмэл и отхлебнул синей жидкости из стакана. – Есть те, кто считает, что без ощущений и чувств мы станем богами, но я думаю, что без удовольствий и боли жизнь скучна. Этот напиток запустил цепь ассоциаций твоего сознания, которые подсказали ему, что оно должно ощущать и чувствовать в данный момент. Да, это своего рода обман и иллюзия, но не все ли равно? Результат тот же: ты пьян без участия химических процессов. Возможно сильнее, чем следовало бы – из-за твоего воздержания.

– Но я же не пробовал ничего подобного!

Исмэл пожал плечами.

– Коллективный опыт. Твой разум, в действительности не только твой, он часть Города, звено Сети. Ты можешь этого не сознавать, но в действительности ты знаешь, как нужно реагировать на алкоголь. Сознание человека удивительно пластично, оно само достраивает картину при минимуме воздействий на мозг. Скоро разница между реальностью и Сетью сотрется. В теле нет никакой необходимости, его может заменить всё, что угодно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю