Текст книги "Последние дни Амвелеха (СИ)"

Автор книги: Варя Добросёлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Один из паукообразных вирт-роботов, копошащийся в стене, оторвался от своих дел и, быстро перебирая лапками, двинулся к Руфи. Ни один из вирт-гоплитов не обратил внимания, это была штатная ситуация. Забравшись на ладонь молодой женщины, «паук» с помощью удлинившихся лапок-щупалец подсоединился к ее вирт-шлему, получая новую информацию и передавая её остальным паукообразным ИИ. Картинка вирт-коридора дрогнула, словно от перегрузки, и нормализовалась, став чуть чётче, чем прежде. Руфь переключилась на другой прокси-сервер, и вирт-реальность изменилась: маленькие дроны, бросив свои обязанности, проворно забирались по стенам и ногам ничего не подозревающих вирт-полицейских и запускали свои щупальца им в шлем и в голову. Руфь отдала новый приказ «пауку», сидящему у нее на ладони. Ещё несколько полицейских вирт-роботов поползли к защитному полю дверей Агоры, один за другим исчезая в его полыхающих разрядах. Когда скрылся последний дрон, Руфь почувствовала вызов из командного центра.

Скинув с себя «паука», она ответила:

– Слушаю, эгемон.

– Зафиксированы попытки проникновения во Внутреннюю Сеть, – Террах был обеспокоен.

– Секунду назад исчезли некоторые «пауки», эгемон, – невозмутимо отрапортовала Руфь, – других нарушений не зафиксировано. Разрешите проверить главный зал?

Террах колебался.

– Не доверяете своему стратегу, эгемон? – не удержалась Руфь от колкости, но как ни странно, это помогло Терраху решиться.

– Хорошо, даю тебе доступ на пять минут. Я вышлю вам в помощь людей и дронов. Жду твой отчет, стратег.

– Принято, эгемон.

Он отключился. Руфь ощутила приятное покалывание во всем теле – линотаракс в вирт-реальности изменил оттенок, что означало, что доступ дан. Пришел код к физической двери. Не теряя ни секунды, она двинулась к входу в зал собраний, попутно выходя на шифрованный канал связи. Позже Террах сможет восстановить подлинную картину и сполна оценить изощренность её предательства, но сейчас он получал только те сигналы, что передавали ему «пауки», подключенные к вирт-шлемам её подчиненных.

Перед сияющим полем Руфь остановилась.

– Исмэл, у вас есть четыре с половиной минуты, – сказала она, позволяя лидеру вирт-терористов считать новую информацию с линотаракса. – Террах уже на подходе.

– Мы идем за тобой, Руфь. За нами будущее.

– Будущее за нами, – отозвалась она и шагнула в сияющее поле.

Агора, место собраний Совета старейшин, представляла собой амфитеатр, рассчитанный на более чем пятьдесят тысяч мест – и это только для привилегированного населения Амвелеха. Для остальных имелись в наличии голографические приемники и, наконец, виртуальный двойник зала, где при визуально том же размере могло вместиться абсолютно всё население города. В этом огромном, величественном зале, расположенном в самом сердце пирамиды Амвелеха, отражалась мечта его древних строителей и проектировщиков. Предполагалось, что законотворческая власть будет предоставлена выбранным представителям от всех групп населения, но каждый из жителей города, кроме женщин и детей, сможет при этом присутствовать, чтобы убедиться, что представитель верно выражает волю группы и не пренебрегает возложенными обязанностями в пользу своих личных интересов. Но этой мечте было не суждено сбыться. Через какое-то время было решено, что публика затрудняет процесс принятия сложных решений и дело лучше оставить профессионалам. Согласно документам, жители Амвелеха сами признали за собой неспособность принимать обдуманные решения, сняв с себя ответственность и всякие обязательства. Так демократия стала геронтократией с центральным органом власти в виде Совета Сорока старейшин, который скрывал в себе еще более узкий круг лиц, называемый Советом Семи и состоящий почти целиком из жрецов во главе с архонтом Абрахамом. Именно эти Семеро обладали всей полнотой власти в Амвелехе и имели доступ к Театру – таинственному рычагу управления, от которого, как говорили, зависит выживание всего города.

Когда Руфь вошла в зал, голоса архонтов смолкли. Огромное молчаливое пространство подавляло, заставляло чувствовать себя песчинкой среди высоких, увеличенных с помощью голограмм, фигур старейшин, глядящих строго и неумолимо. Они походили на раздвоенный вариант трех воплощений Господина. У Руфи перехватило дыхание. На миг ей показалось, что Исмэл задумал свергнуть не Совет Семи, а самого Господина. Она почувствовала слабость в коленях, будто они хотели подогнуться, заставить ее пасть ниц, покориться, раскаяться в богоборчестве и бунте. Руфь остановилась и инстинктивно нырнула в Сеть. Гостеприимная, словно материнские объятия, она приняла её, успокаивая абсолютной пустотой и безмятежностью. Здесь не было пугающих, размноженных двойников Господина, не было даже обычных аватаров, и Руфь поняла, что архонты боятся. Могущественные старейшины, изображающие из себя идолов, не используют Сеть, потому что боятся их, виртов. Это вселило в нее уверенность. Вернувшись в реальность, Руфь двинулась к шестерым, сидящим на округлых скамьях в центре амфитеатра, стараясь не смотреть на голограммы и бесконечные уходящие вверх ступени. В отличие от голографических двойников архонты выглядели как люди. Не без вмешательства кибербиологических технологий, но всё-таки люди. Это успокаивало. Бросать вызов богам Руфь была не готова.

– Что такое, девочка? Нам грозит какая-то опасность? – спросила жрица Эстер.

На лицах старейшин ясно читалась тревога, но больше недовольство, что их прервали.

– Да. Зафиксированы попытки проникновения во Внутреннюю Сеть, – Руфь остановилась в центре орхестры, окруженная сильнейшими мира сего. – Если вы не возражаете…

– Мы не используем Сеть во время заседаний, – прервал ее архонт Ямвлих. В его голосе звучали нетерпеливые нотки. – Только для экстренной связи. Даже если кому-то удастся проникнуть во Внутреннюю Сеть Агоры, нам ничего не угрожает.

Руфь об этом уже знала. Она поняла, что нет смысла продолжать. Архонт ответил и на её вопрос, и на невысказанную просьбу. Как и предполагал Исмэл, старейшины слишком боятся Сети, чтобы использовать её во время заседаний. Значит, оставалось только ждать.

– Вирты могут сколько угодно играть в свои игры, девочка, – усмехнулся архонт Филон, подхватывая фамильярное обращение Эстер. – Пока они изолированы своей виртуальной средой, их кощунственные планы не более, чем рисунки на воде.

– Это все равно что идеей топора рубить дерево, – отозвался ещё один архонт, который, Руфь могла бы в этом поклясться, ни разу в жизни не видел ни настоящего дерева, ни топора, а имел дело только с их голографическими изображениями или симуляциями Сети. В этом бахвальстве было столько человеческого, что она почти перестала страшиться фигур, возвышающихся над ними. Как и сами жрецы, это были только картинки, ещё менее реальные, чем виртуальная жизнь.

Пока архонты состязались в остроумии, отпущенное ей время утекало. Осталось три минуты до того, как Террах поймет в чем дело и отправит к Агоре армию.

– Исмэл?

Старейшины были правы. Атака из Сети, без разницы внешней или внутренней, не принесла бы никакой пользы, пока сознание архонтов находится в телах, а не в их сетевых аналогах. Но они недооценивали виртов, успокоенные преувеличенным мифом о страхе всех обитателей Сети перед физической реальностью. У Руфи эта реальность не вызывала никаких приятных чувств, но она была способна жить и действовать в ней, соприкасаясь с физическими телами. И не она одна.

– Исмэл!

К сердцу Руфи снова начал подбираться страх, липкий и холодный, как пот, что выступил на спине под линотараксом. Она снова и снова стучалась в запертую дверь шифрованного канала, не получая никакого ответа. Он был пуст и заброшен, как шахта древнего колодца. Руфь закрыла глаза. Осталось полминуты. Архонты наступали, окружали её со всех сторон. Сорок секунд до полного провала.

– Почему ты всё ещё здесь, стратег? – спросил Ямвлих, сщурив глаза и жестом останавливая разговор архонтов. – Подобное поведение недопустимо. Эгемон Террах…

Двери Агоры распахнулись, заставляя его замолкнуть, а сердце Руфи сжаться от радости. Мужчины в форме звёздного флота из сетевой игры, которая, конечно, была незнакома старейшинам, высыпали в зал, гремя оружием и тяжелой обувью, наполняя Агору жизнью и энергией.

– Ты был прав, Исмэл. По-хорошему они не захотели, – повернулась Руфь к смуглому мужчине в белой форме, который шел впереди. В эту секунду она поняла, что любит его и готова ради него на всё.

– Стратег, объяснитесь! – поднялась со своего места Эстер, вспомнив, как дóлжно обращаться к офицеру вирт-гоплитов.

Руфь обернулась и улыбнулась с неожиданной нежностью.

– Это переворот, госпожа Эстер. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах.

========== Глава пятая. Творящие беззакония ==========

Руфь взяла протянутое ей Калебом оружие и, переключив его на парализатор, направила его на Эстер. Многофункциональный ксифос, который ей не разу не приходилось использовать на службе, привычно утопал в ладони. Она знала как с ним управляться. На рукояти осталось тепло пальцев Калеба, но Руфь не ощутила обычной брезгливости. Ситуация, в которой она, стратег вирт-гоплитов, направляет оружие на одну из Семи, ту, над которой сияет и переливается её могущественный божественный двойник, была настолько сюрреалистической, что Руфь с трудом отдавала себе отчет в происходящем. Всё казалось игрой.

Жрица сидела прямо, сложив руки на коленях и прикрыв глаза. Она изображала смирение. А ещё: разочарование. Но не страх. Нет, не страх. Благочестивая Эстер не могла себе позволить бояться каких-то мятежников. «Гибели вящие, вящие доли стяжают» – так, кажется, говорится в древних книгах? Руфь знала, что вирт-гоплиты в коридоре теперь мертвы. Она сама убила их. Их смерть уже замарала её. Бунт замарал их всех. Для жрецов все они были теперь только будущими вечными трупами, без малейшего шанса на воскрешение в Новом Эдеме. Такие не стоили их высочайшего беспокойства.

Исмэл жестом велел следовавшим за ним людям занять позиции. Каждый шаг и жест его вирт-солдат был отработан до автоматизма в симуляторе. Уже через пару секунд в грудь всех шестерых архонтов упиралось дуло ксифоса, заставляя вскочивших сесть на свои места. Дулосы, у которых был заблаговременно извлечен чип Системы, заблокировали дверь.

Остановившись в центре Агоры, Исмэл обвел взглядом напряженные затылки товарищей. Они ждали приказа. Понять их эмоции было не сложнее, чем считать данные с аватаров: все они впервые держали в руках настоящее оружие, впервые направляли его на живых людей, и потому нервничали. Но архонты были не просто людьми, они были символами, идолами, кумирами. За их величием терялась человечность. Знаки их могущества скрывали то, что могло бы помешать нажать на спусковой крючок. Жрецы не учли одного: то, что наделяется слишком большим смыслом, однажды может обернуться зияющей пустотой. Любовь и почитание, подпитываемые лишь страхом, легко обращаются в ненависть и бунт. Здесь, на священной Агоре, Исмэл не видел ничего, кроме набора символов, давно утративших свое значение. Реальность отличалась от качественно сделанной игры, только неуместной серьезностью.

Исмэл перевел взгляд на возвышающиеся над ним голограммы старейшин: они взирали на него с небес с отеческим укором. Психологическое давление жрецов было велико: укоризненные взгляды, сожаление на лицах технологических божеств вызывали в душе бессознательную тревогу. Пространство справа от второго архонта Ямвлиха пустовало. «Место отца – моего настоящего отца, Абрахама», – подумал Исмэл и усмехнулся. Он испытал облегчение, хотя отсутствие первого архонта на заседании внутреннего круга должно было его обеспокоить. Это могло быть ловушкой.

– Выключи, – бросил Исмэл Кедару, высокому тощему парню с затуманенным взглядом, тот кивнул и, молча, глядя себе под ноги, побрел к панели управления. На его плече болталась большая сумка, из-за которой он сутулился еще больше.

– Вот как вы вызываете религиозные чувства в сердцах своих последователей, архонт Ямвлих? – Исмэл посмотрел на жреца. – Посредством дешёвых технологических трюков?

Прежде чем архонт ответил, изображения погасли. Исмэлу показалось, что вокруг воцарилась тишина, хотя это было далеко не так. Наоборот, все архонты заговорили разом: один возмущался их присутствием на священной Агоре, другой пытался вразумить, третий – выяснить их цели. Только Ямвлих сохранял спокойствие. Его преисполненное достоинства молчание пристыдило остальных, и один за другим голоса снова смолкли.

– Это только увеличенные копии, ничего больше, – ответил архонт в наступившей тишине. – Их использование – дань традиции. Если они пробудили в тебе религиозные чувства или, что более вероятно, злобу, в этом только твоя заслуга, – архонт указал на Исмэла худым, длинным пальцем. – Твоя и твоей нечистой совести, – рука снова исчезла в широком рукаве жреческого хитона. – Что тебе нужно, Исмэл, сын Абрахама и Хэйгар? Как смели вы ворваться на священную Агору?

Исмэл окинул взглядом других старейшин, затем, чему-то усмехнувшись и переступив с ноги на ногу, снова посмотрел на Ямвлиха.

– А как смел ты, Святейший, упоминать имя моей матери? После того, как обрек её на гибель?

– Так дело только в мести? Ты здесь, чтобы отомстить?

– Нет, – ответил Исмэл. Он улыбнулся, покачал головой и повторил громче: – Нет! Мы здесь затем, чтобы получить доступ к Театру, архонт. Ничего больше.

– Ничего больше? – повторил Ямвлих и расхохотался. Его борода колыхалась из стороны в сторону. – Дурак! Ты не знаешь, чего просишь!

Все старейшины теперь смотрели на Исмэла. В отличие от второго архонта, на их лицах не было и тени улыбки.

– Почему же? Знаю, – ответил Исмэл, повышая голос. Ему не понравилась реакция Ямвлиха. – Доступ к суперкомпьютеру, который управляет Системой жизнеобеспечения. Он же является первоисточником Сети. Нам необходим полный контроль над Сетью. Я думаю, ты понимаешь почему.

Ямвлих презрительно сморщился. Исмэл разозлился.

– Тебе не одурачить меня сказками! Мне осточертели ваши тайны! Театр – это только компьютер, ничего больше! Доступ к нему означает власть, именно поэтому вы окутываете его ореолом таинственности и страха. Разве я не прав?

Оттеснив товарища, который держал Ямвлиха под прицелом, Исмэл взял из его рук ксифос и сам направил его в грудь архонта.

– Мне нужен доступ, – уже спокойно закончил он. – Не вынуждай меня прибегать к последним мерам, Святейший.

– Сказками, – прошипел в ответ Ямвлих, подавшись вперед, игнорируя направленное на него оружие. – Сказками! Кто имеет уши, слышит. Ты же глух к тому, что я говорю. Я не могу дать тебе доступ, убирайся со священной Агоры, не позорь её своим присутствием!

На мгновение взгляды встретились, и Исмэл успел заметить, что за негодованием в глазах архонта прячется страх. Ямвлих откинулся назад и царственным жестом, каким отгоняют дулосов, отмёл его от себя, но Исмэл не обратил на это никакого внимания, он был поражен увиденным.

– Чего ты боишься, жрец?

– Мы можем пересмотреть решение касательно «Симулякра» и… выделить финансирование, – трусливо заметила Эстер. Ямвлих бросил на нее разъяренный взгляд, и жрица поспешно добавила: – Но это всё, что мы можем вам предложить.

– Этого недостаточно.

Исмел обвел взглядом всех архонтов. Теперь, когда голограммы были выключены, они выглядели не так внушительно. Некоторые даже жалко. Видеть страх на лицах старейшин из числа Семерых было приятно, но Исмэл чувствовал, что здесь что-то не так. Чего они боялись? Смерти? Того, что их власть утекает? Или приближения времен Хаоса, предвестниками которого они их считают? Нет, дело было в другом. Он уже видел этот стыдливый страх раньше, сталкивался с ним каждый раз, когда пытался выяснить, что представляет собой Театр на самом деле. И в тех случаях, когда его вопросы не тонули в мишуре мифов и домыслов, известных каждому амвелехцу с детства, он натыкался на стену молчания. Словно Театр хранил в себе какую-то постыдную тайну, которая заставляла замолкать каждого, кто о ней хоть что-то знал. Эта мелочь, бывшая, скорее всего, следствием суеверий и религиозного фанатизма, тем не менее, беспокоила Исмэла.

– Исмэл, – негромко окликнула его Руфь. – На переговоры больше нет времени.

– Она права, – громко подтвердил Калеб, пристроившийся у прямоугольника двери, в котором торчали дулосы. Он сместил вирт-пластину с затылка на шею. На его лице, как всегда, сияла улыбка, будто он собирался поделиться хорошими новостями. – Внутренняя Сеть изолирована. Физические выходы, кроме этого, – он ткнул пальцем влево, – заблокированы. Сервер, куда мы перенаправили сигналы вирт-шлемов тоже, скорее всего, обнаружен. Вирт-гоплиты спешат сюда на всех парах.

Исмэл повернулся к Ямвлиху.

– Убей нас, – ровным голосом сказал архонт. Исмэл поймал его взгляд – сильный, уверенный, фанатичный. Такой же взгляд был у архонта Абрахама, его отца. – Но ты не получишь то, чего просишь, грязный илот. Никогда.

– Илот? – губы лидера виртов дрогнули. – Это обычное оскорбление или прошлое не даёт тебе покоя, архонт Ямвлих?

– Калеб, – сказал Исмэл спустя мгновение, не сводя взгляда с Ямвлиха, – возьми у Руфи шлем. Кедар, – вирт с водянистыми пустыми глазами едва ли не впервые за всё время пребывания на Агоре оторвал взгляд от пола. – Подготовь наших дулосов ко встрече гостей.

– Понял, – сказал парень и побрел к коридору, подволакивая ноги и подтягивая сумку на плече.

Руфь перебросила Калебу свой шлем, и тот, прежде чем скрыться в коридоре, ответил ей ободряюще-восхищенным жестом и подмигнул. Усмехнувшись, Руфь вновь уставилась на жрицу. Теперь ей уже не было дела до того, что та о ней думает. Чем ближе был кульминационный момент операции, тем невыносимей становилось ожидание. По спине Руфи бегали холодные мурашки.

– Мы не будем вас убивать, – снова заговорил Исмэл, обращаясь к Ямвлиху. – Это было бы слишком просто, архонт. Мы дадим вам время подумать. Подумать обо всём. И это куда гуманнее, чем изгонять слабую женщину в пустыню.

Во взгляде второго архонта мелькнуло понимание, он поднялся с места:

– Ты… – но было поздно. Парализатор сотряс ударом его тело, и он рухнул обратно на скамью. Только подрагивающие зрачки говорили о том, что архонт жив и в сознании.

Жрица Эстер вскочила, но тоже упала навзничь, дернувшись от удара парализатора. Падая, она ударилась о скамью спиной и неуклюже сползла на пол.

Руфь засмеялась – хриплым, каркающим смехом, который ей не понравился, но она не сумела его сдержать. Она опустилась перед Эстер на колени и достала из наплечной сумки специальный прибор с длинной, дугообразной иглой на конце.

– Всё в порядке? – спросил Исмэл. У него в руках был точно такой же предмет.

– Да, просто… – ее объяснение прервалось новым приступом смеха. – Я столько раз это делала в Сети, что сейчас мне все это кажется нереальным. Нереальная реальность, понимаешь? Жрица упала, как мешок. Какая физика, чёрт возьми! Как настоящее… – она попыталась спрятать нервный смех за улыбкой. – Не бери в голову, Исмэл, всё хорошо. Я впервые за долгое время прикасаюсь к человеческому телу, и как-то не думала, что это будет жрица Эстер.

Исмэл кивнул. Он понимал состояние Руфи. Нечто подобное, наверное, чувствовал каждый из них. «Нереальная реальность» – так она сказала.

– Держи себя в руках.

– Да, Исмэл. Прости.

В коридора послышался нарастающий шум, лязг, механические голоса полицейских дронов, звучащие жутко в раскатистом эхе пустой Агоры. Разобрать их слова не представлялось возможным. Вероятно, они призывали мятежников сдаться. Угрожали изгнанием всем, кто будет оказывать сопротивление. Дулосы, добропорядочные слуги и любимые дети, у который снят первый уровень «Азимова запрета», отключена функция доброты и любви к ближнему, спешили произвести арест опасных преступников. Но пока оставался блок второго уровня, блок на физическое уничтожение человека, дулосы не могли их убить. Насколько было известно Исмэлу этот «запрет» мог быть снят только с санкции троих архонтов, один из которых непременно должен входить в Совет Семи.

– Началось? – спросила Ханна, поворачиваясь в сторону двери. В ответ раздалось несколько выстрелов и страшный скрежет.

– Эй, всё ещё возитесь? – в двери показалась голова Калеба. Он посмотрел на Исмэла и широко улыбнулся. – Заграждение готово. Если их дулосы попытаются подключиться к нашим, а они, я надеюсь, попытаются, то выйдут из строя. Плюс я запустил во Внутреннюю Сеть вирус, держитесь от неё подальше. И поторопитесь, мы выиграем для вас еще пару минут, не больше.

– Вы слышали. Приступаем, – сказал Исмэл, оборачиваясь к виртам, и поднял вверх кулак. – За нами будущее!

– Будущее за нами!

Кулак Калеба появился в двери и тут же исчез.

– Джонас. Ханна. Вáрак. Джотан. – с паузами произносил Исмэл, сам наклоняясь над архонтом и вводя дугообразную иглу в его глазницу.

– Есть, Исмэл! – глубокий голос Ханны, оседлавшей архонта Порфирия. – Приступаю.

– Всё по плану, – раскатистый бас Варака, уже вводящего иглу в глазницу Евдора.

– Всё путём, – сиплый ответ Джотана. – Архонт Нумений готов. Он, что наш птенчик, вывалившийся из гнезда.

– Отлично.

Тонкая длинная игла мягко вошла в мозг Ямвлиха. Проще простого.

– Джонас?

Зрачок Ямвлиха расширился, закрыв собой радужку. Взгляд помутнел. Исмэл осторожно вытащил иглу, протер ее и убрал в наплечную сумку.

– Джонас, чёрт побери! Я тебя не слышу, – Исмэл поднялся и обернулся, ища взглядом Джонаса.

Тот стоял над телом архонта Филона. Руки по швам, взгляд задумчивый, будто он грезил наяву.

– Кажется, я его убил, Исмэл.

– Ты что? Какого черта, Джонас… – Исмэл выругался, подошел к архонту Филону, наклонился и пощупал пульс. Архонт был мёртв.

– Что произошло?

– Я… – парень запустил в волосы пальцы свободной руки. Они наткнулись на вирт-пластину и бессознательно принялись ее теребить. – Я его убил, Исмэл.

– Я слышал. Как?

– Наверное, я не переключил ксифос на режим парализатора. Я был уверен, что сделал это, но… Я нечаянно. Прости.

Джонас поднял руку с зажатым в ней оружием. Он смотрел на него с удивлением.

– Ладно. Теперь это уже неважно.

– Он так быстро умер, Исмэл, я не успел ничего сделать… Но, мне кажется, это лучше, чем просовывать в его глаз эту штуковину, – на его лице отразилось отвращение. – Прости, я думал, что смогу.

– Не имеет значения, Джонас. Отойди в сторону и жди приказа, понял?

Джонас кивнул, хотя взгляд у него оставался ошалелым. Теребя пластину на затылке, он уселся на пол у скамьи и упёрся подбородком в острые колени. Ксифос положил рядом с собой.

– Архонт Филон мёртв, – объявил Исмэл всем. Взгляды виртов перескакивали с него на мёртвое тело архонта и обратно. Покончив с заданием, они обступили лидера, образовав полукруг. У каждого в руке было оружие. – Умрёт каждый, кто встанет у нас на пути.

– Будущее за нами! – закричала Руфь, поднимая ксифос вверх.

– За нами! – подхватили остальные.

– Чёрт с ним. Всё, уходим!

Проходя мимо Ямвлиха, Исмэл остановился и поглядел на него сверху вниз. Архонт походил на мертвеца, но глаза его были открыты, пусть и затуманены.

– Что бы вы о нас не думали, архонт Ямвлих, мы не хотим кровопролития и войны. Нам не нужны места на Агоре, не нужна власть над городом, нам нужен только доступ к суперкомпьютеру. Нам нужна Сеть. Не отдельные сервера и точки доступа, а её основа, «колыбель». Просто на всякий случай. Сеть стала для нас домом, и мы хотим быть в ней хозяевами, а не гостями. Это всё. У вас три дня, до того, как «Ризома» уничтожит ваш разум. Код доступа к Театру в обмен на антидот.

– Исмэл! Уходим! Скорее!

Руфь стояла в двери между мигающими дулосами. Остальные были уже в коридоре. Оттуда раздавались пальба и крики. Взгляд женщины метнулся по опустевшей Агоре, по обездвиженным телам архонтов. «Словно мёртвые», – подумала она. Взгляд упёрся в труп Филона, и Руфь обречённо выругалась.

– Исмэл, Джонас! – она беспомощно посмотрела на Исмэла и движением подбородка указала ему за спину.

Исмэл, повернулся. Джонас сидел на том же месте, только сильнее навалившись на подножие скамьи.

– Джонас! Уходим! – Исмэл сделал несколько шагов по направлению к нему, но внезапно всё понял и остановился. Казалось, парень спал и видел приятный сон, но глаза были открыты и смотрели в пустоту, в уголке улыбающихся губ собралась слюна. Вирт-пластина была надвинута на затылок.

– Он вышел в Сеть. Дурак.

Исмэл не ответил, только молча посмотрел на Руфь.

– Пойдем. Нам нужно отсюда выбраться, иначе эти смерти будут напрасны.

Он хотел дотронуться до нее, но в последний момент передумал. Его пальцы замерли в нескольких сантиметрах от её плеча и сжались в кулак. Руфь понимающе улыбнулась.

========== Глава шестая. Путь гибели ==========

…Толпа вокруг ревела. Айзек, стоящий в центре круглой арены, которая была окружена многочисленной толпой зрителей, чувствовал себя неуютно. Он оглядывался по сторонам, пытаясь разглядеть лица, но вокруг были театральные маски – с разрезами улыбок, гримасами скорби или торжества. Они мелькали безумным хороводом эмоций, вызывая головокружение и тошноту. Айзек догадался, что это и есть новая разработка Исмэла – «эмпатические аватары», маски, которые не скрывают, а показывают. Он ощутил смутную тревогу и коснулся лица, ожидая натолкнуться на гипс, но пальцы тронули мягкую плоть. Это было всего лишь его лицо, но странная мысль завладела его умом, нашептывая, что это тоже маска, которую он должен снять. Айзек щупал лицо, как одержимый, в попытке уличить его в предательстве, угадать на нем чужую эмоцию, но губы, скулы и глаза были его собственными. Айзек отнял руки от лица, но иллюзия не исчезла. Ему продолжало казаться, что он заперт внутри аватара, который дразнит и гримасничает, повинуясь кому-то другому, но не ему самому. Айзека охватила паника.

Шум стих. Сколько хватало глаз на ступенях амфитеатра восседали Маски и глядели на него темными провалами глаз. Страх достиг коленей, и Айзек упал. Еще надеясь на логичность законов мироздания, он попытался встать, но ноги увязли в песке. Он принялся шарить перед собой, как слепой, в поисках опоры или хотя бы бесстрастной маски зрителя, чтобы спрятаться за ней, отринуть главную роль в спектакле и стать таким же, как все – анонимным свидетелем травли. Выставленный на всеобщее обозрение, Айзек сгорал от стыда и бессилия. Он в помрачении ползал в пыли орхестры, тщетно пытаясь встать, но чья-то воля, словно чудовищной силы гравитация, валила его с ног. Земля прогнулась. Айзек ощутил, как его тело проваливается в черную, голодную бездну, и закричал.

Грянул хор. Айзек не помнил, как долго он смотрит эту драму, знал только, что она скучна и исполнена пафоса. Cтрадальческая строфа сменилась антистрофой. В хламиде актера он стоял перед отцом. Вдруг вспомнив, что он должен предупредить отца о чем-то важном, Айзек пытался привлечь его внимание, но Абрахам его не замечал – он с протяжной, унылой интонацией обращался к Маскам:

– Открою всё, что слышал я от бога: владыка Феб повелевает нам очиститься от древнего проклятья*.

Cлова жреца доносились до Айзека с запозданием, словно издалека. Он тщетно пытался вспомнить, чем был так важен ответ богов. От этого ответа зависело слишком многое, но что именно, Айзек не мог вспомнить, как ни пытался. Мысль ускользала и путалась.

– Очиститься? Но чем? Какое зло? – сказал он вдруг. Губы сами сложились в нужные слова.

Отец повернулся к нему в пол-оборота, но по-прежнему не глядел на него. Он громко декламировал:

– Убийцу мы должны изгнать, иль смертью смерть искупить невинного, чья кровь проклятием наш город осквернила.

– Но кто, – горло Айзека пересохло. – Кто злодей, изобличенный богом?

Отец отнял маску от лица, и Айзек отступил на шаг, едва не запнувшись о длинные полы театральной хламиды. На месте отца был Исмэл, и он улыбался.

– Ты понял, но хочешь испытать меня, – пропел он игриво, превращая трагедию в фарс.

– Слова твои неясны: говори!

Исмэл воздел руки, обращаясь к Маскам:

– Увы! Увы! Как тягостно предвидеть, когда нельзя предвиденьем помочь! – обернувшись, он вдруг указал на Айзека пальцем: – Ты тот, кого мы ищем, ты – убийца!

И Айзек закричал, закрывая лицо руками.

– Нет! Нет! Я этого не делал!

Айзек задыхался. Какое-то время он громко и загнанно дышал, не понимая, что произошло. Сев на узкой койке, он попытался смахнуть прилипшую к влажному лбу прядь, но, едва коснувшись лба, ощутил липкую от пота кожу, мокрые от тревожного сна волосы и отдернул руку. Потеющая, трясущаяся от страха, органическая оболочка, называемая телом, вызвала в нем приступ тошноты. Через несколько секунд, он снова заставил себя поднести руку ко лбу и дотронуться до влажных волос. На этот раз у него получилось, и Айзек немного успокоился. Приступ прошел, оставив только мерзкое послевкусие от кошмара.

Синдром отторжения проявлялся у некоторых виртов из-за слишком долгого разделения сознания и тела, его называли «картезианским разломом». Многие, в числе которых был и его брат Исмэл, видели в этом естественный этап эволюции, но большинство считали его симптомом психологической зависимости от Сети. И Айзек склонялся ко второму. Здесь в триере, в отрыве от привычных удобств и развлечений Амвелеха, он не мог перестать думать о сетке датчиков, оставленной дома. Он скучал, он хотел раствориться в Сети и убить само понятие времени, которое сейчас, казалось, вовсе никуда не двигалось.

Прошло три дня с тех пор, как тяжелая гусеничная триера покинула стены Амвелеха. Абрахам отмалчивался и скрывался в своем отсеке, и Айзек, предоставленный сам себе, всё больше падал духом. Намеки брата остались далеко позади, но он все равно чувствовал себя виноватым. Буря, бушевавшая снаружи уже вторые сутки, затрудняла движение и навигацию. Опасаясь, что песок выведет из строя всю систему, им пришлось остановиться и загерметизировать все выходы и механизмы вездехода, пережидая пик бури. И это промедление сводило с ума. Айзек слонялся по отсекам триеры, говорил с Элизаром, их фамильным дулосом, подолгу лежал на кровати, смотрел в потолок или спал. Он открывал узкие смотровые проемы иллюминаторов, чтобы увидеть там только неразличимый первозданный хаос частиц. Айзек замечал, что его мысли бегут по кругу. Появляются из ниоткуда, скребут по поверхности сознания, оставляя чувствительный след, уносятся прочь и возвращаются, процарапывая ту же болезненную борозду ожидания и тревоги. Айзек казался себе недостатком, нехваткой, жаждой. Он только сейчас понял, что такое Пустыня. И что такое Сеть. Пустыней был он сам – он был ничем, желающим вобрать в себя хоть что-нибудь, чтобы раствориться в этом и забыть пустоту размером с целый мир. Он пытался молиться, но Господин оставил его.