Текст книги "Забытое сражение Огненной Дуги
(Крушение операции «Цитадель»)"

Автор книги: Валерий Замулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Специально для подготовки сержантского состава еще в марте 1942 г. в штат дивизии был введен отдельный учебный батальон (392, реже учрота). Это подразделение осталось и в декабрьском штате, в ходе боевых действий командир соединения рассматривал учбат как свой общевойсковой резерв и располагал его недалеко от КП, на самый крайний случай. Нередко он готовил позиции во втором эшелоне на особо опасном направлении для удержания рубежа или проведения контратаки.

Если все приведенные выше части и подразделения были полностью укомплектованы, то общая штатная численность дивизии достигала 10 542 военнослужащих.

Стрелковый полк (всего 2558 чел., в том числе командного состава – 236, младшего комсостава – 750 и рядового 1673)[53]53
  В скобках указана численность личного состава и вооружения по одному из штатов гвардейского стрелкового полка (229-й гв. сп 72-й гв. сд). ЦАМО РФ, ф. 5 гв. А, оп. 4852, д. 38, л. 72, 72 об.


[Закрыть] – основная тактическая единица стрелковых войск. В обороне сп первого эшелона должен был занимать рубеж по фронту протяженностью в 4 км. Но на практике участки достигали 5–6 км, а во втором эшелоне – 9 – 12 км. В его состав входили: управление (командование, штаб, политаппарат, начальники служб, всего 21 чел.), пять взводов: комендантский (13), химзащиты (12), саперный (20), конной (12) и пешей (23) разведки, рота связи (50), две роты автоматчиков (одна – 100 чел.), рота ПТР (69), три стрелковых батальона (в каждом 544), батарея 45-мм противотанковых орудий (6 ПТО, 44 чел.), батарея 76-мм пушек обр. 1927 г. или 1943 г. (4 шт., 58), батарея 120-мм минометов (8 шт., 62), хозяйственная часть (10), санитарная рота (33), ветеринарный лазарет (3), мастерская боепитания (11), мастерская вещевой службы (3), транспортная рота (18) и рабочая команда (24)[54]54
  Там же.


[Закрыть]. Кроме того, обычно гвардейским полкам придавали еще взвод ПВО (2 пулемета ДШК-39) и отдельную армейскую штрафную роту.

Основным транспортным средством была лошадь. Их общая численность в штатах колебалась незначительно, к примеру, по одному из штатов гвардейский полк должен получить 363 верховых, артиллерийских и обозных лошадок и лишь три грузовых автомашины. Больше всех лошадей полагалось артиллеристам и медслужбе: в 45-мм батарею ПТО – 26 голов, в 76-мм батарею – 49, а в мсб – 16. В действительности же в лучшем случае даже эти службы получали до 60 % положенной тягловой силы.

Стрелковый батальон (сб)[55]55
  Для примера взят штат 1/229-го гв. сп 72-й гв. сд.


[Закрыть] – высшее тактическое подразделение стрелковых войск. Организационно входил только в состав стрелкового полка, при полном укомплектовании дивизия должна была иметь 9 батальонов. Он состоял из: командования (4), взвода связи (5), снабжения (12) и санитарного (5), трех стрелковых рот (каждая 150), пулеметной (12 станковых, 73 чел.) и минометной (8 82-мм, 67) рот, роты противотанковых ружей (9 ПТР, 46) и взвода противотанковой обороны (2 45-мм ПТО, 17). Непосредственно в ходе подготовки к бою батальоны обычно усиливались минометными и артиллерийскими подразделениями.

Стрелковая рота – основное тактическое подразделение пехоты. В ее состав входили пять взводов: четыре стрелковых и минометный (3 50-мм), а также отделение станковых пулеметов (2 «максима») и санитарное отделение. При полном штате гвардейской дивизии ее рота должна была иметь численность 150 человек, в том числе командный состав – 8, младший комсостав – 44 и рядовых – 98.

Стрелковый взвод – тактическое подразделение, оно состояло из четырех стрелковых отделений. Отделения обладали разной огневой мощью. Так, помимо стрелкового оружия (винтовок и автоматов) обычно первое и третье имели по одному ручному пулемету, а второе и четвертое – по два. Такая организация взвода позволяла ему действовать не только в составе роты, но и самостоятельно.

Стрелковое отделение – первичное подразделение пехоты. Помимо командира в его состав входили пулеметчик (наводчик) с помощником, стрелки и автоматчики. Самостоятельные задачи отделение было в состоянии решать лишь при ведении разведки, в походном или боевом охранении, хотя в последнем случае его, как правило, усиливали ротными минометами, а на наиболее ответственных направлениях тяжелым стрелковым вооружением.

Для борьбы с бронетехникой, уничтожения укрепленных огневых точек, КП и НП, поражения живой силы и разрушения объектов инфраструктуры в тылу противника командир стрелковой дивизия помимо батальонной и полковой артиллерии располагал мощными дивизионными артсредствами – ап и оиптд. Артполк являлся основной организационной единицей войсковой артиллерии РККА. Каждая стрелковая дивизия имела один артполк, который состоял из трех дивизионов, по три батареи в каждом (гвардейский штат). При переходе дивизии к обороне дивизионы обычно придавались стрелковым полкам в качестве основного огневого средства усиления (полковой артгрупп или ПАГ). А оиптд находился в подвижном противотанковом резерве комдива. В начале 1943 г. гвардейский артполк имел общую численность около одной тысячи человек (988), 24 76-мм пушки ЗиС-З обр. 1942 г. и 12 122-мм гаубицы обр. 1938 г., а простой полк – 8 батарей по 4 орудия и гаубицы в каждой.

В качестве тяги для орудий и переброски снарядов полагалось не менее 28 автомобилей ЗиС-5, ЗиС-6, ГАЗ-АА и 15 тракторов СТЗ-5, ЧТЗ-65 или «Сталинец» для транспортировки гаубиц. В перспективе планировался перевод всех ап дивизий (сначала гвардейских) на «студебеккеры» и «шевроле». К началу Курской битвы ряд гвардейских соединений уже получили иномарки, однако в подавляющем большинстве дивизий – главной тягловой силой и транспортным средством была все– таки лошадь.

По штату гвардейский артполк должен иметь 684 лошади, в том числе 464 артиллерийских (специальной породы, низкорослые тяжеловозы) и 53 обозных. Но животных катастрофически не хватало, особенно после выхода войск из зимы. К 1943 г. убыль в армии достигла таких размеров, что, несмотря на прилагавшиеся огромные усилия (в том числе и большую помощь нашего союзника Монголии), к лету в войсках не удалось восстановить даже половины необходимого поголовья. Так, к примеру, в дивизиях 5-й гв. А, прибывшей в состав Воронежского фронта из резерва Ставки, уже в ходе битвы в артполках был общий некомплект лошадей 76 %, а артиллерийских – 65 %. При переброске соединения в новый район каждый комдив выходил из положения по-разному, но, как правило, пользовались универсальным способом – собирался весь грузовой автотранспорт и передавался в первую очередь артиллеристам. Нередко перед маршем один-два артиллерийских снаряда раздавали всему личному составу дивизии, ибо другой возможности доставить боеприпасы на новое место просто не было.

Оиптад (200 чел.) лошадей иметь было не положено. Он комплектовался 12 (в гвардейской сд – 16) 45-мм пушками обр. 1942 г. и 17 грузовыми (обычно отечественными) автомашинами. Понимая, что дивизион выполняет роль «пожарной команды», комдив обычно держал его в полной боевой готовности.

С конца 1942 г. в действующую армию стало больше поступать управлений стрелковых корпусов. Особенно много их было сформировано весной. К примеру, до апреля 1943 г. всего в РККА их было 34, а к июлю – уже 64. Это позволяло снимать часть нагрузки (текущие вопросы) со штабов армий и давало им возможность глубже и детальнее оценивать оперативную обстановку на занимаемом участке фронта, четче и эффективнее организовать управление войсками, налаживать их взаимодействие в процессе боя. Были разработаны два основных типа штатов – обычного и гвардейского стрелковых корпусов. Управления обоих соединений имели похожую структуру, но разную численность и количество огневых средств. Они состояли из: управления, отдельного батальона связи, саперного батальона, ОКР «Смерш», отдельного стрелкового взвода контрразведки, военной прокуратуры, военного трибунала, военно-почтовой станции, штабной батареи Управления командующего артиллерией. А по прибытии на место формирования или на фронт получали: три стрелковых дивизии, истребительно-противотанковый полк, минометный полк (для гвардейского – полк «катюш» и второй иптап).

Стрелковые войска Воронежского фронта (как, впрочем, и другие рода войск) к концу марта находились в тяжелом положении. Обратим внимание читателя лишь на один, но очень важный показатель – численность стрелковых дивизий. Вот выдержка из докладной записки отдела укомплектования его штаба:

«К 1 апреля 1943 г., после зимнего наступления Воронежского фронта, из 29 дивизий, входивших в его состав:

7 сд имели численность от 1500 до 2200 человек;

5 сд – от 3500 до 4500;

2 сд – от 4500 до 5000;

4 сд – от 5000 до 60004

7 сд – от 6000 до 7500;

4 сд – от 8000 до 10 000.

В дивизиях численностью от 8000 до 10 000 человек значительная часть бойцов были из числа мобилизованных на освобожденной территории и не обмундированы»[56]56
  ЦАМО РФ, ф. 203, оп. 2843, д. 301, л. 3.


[Закрыть].

Ситуация с людскими ресурсами в стране неуклонно осложнялась. А из-за высоких потерь в Сталинградской битве и в ходе последовавшего за ней контрнаступления положение усугубилось. Население, эвакуированное в восточные области СССР, быстро истощалось, а территория наиболее населенной европейской части страны с несколькими десятками миллионов человек по-прежнему находилась в руках оккупантов. Поэтому Москва настойчиво требовала от Военных Советов фронтов организовывать уже в феврале 1943 г. пополнение соединений из местных ресурсов, разрешив призыв в прифронтовой полосе всего мужского населения (и строевого, и нестроевого) в возрасте с 17 до 50 лет включительно. Напомню, что в это время по закону в армию призывались с 18 лет. Но это в расчет уже никто не брал, тех юношей, кому осталось до совершеннолетия несколько месяцев, направляли в запасные полки на обучение, а уж оттуда в действующую армию. Старшие возраста и нестроевиков предполагали направить в тыловые подразделения, а находившийся в них личный состав – в боевые части.

В первую очередь это касалось Воронежского, Юго-Западного и Центрального фронтов, которые в феврале – марте освободили большую территорию. Однако развернуть эту работу к началу весны, как планировало командование Воронежским фронтом, не удавалось в значительной степени и по субъективным причинам: с одной стороны, неповоротливость армейского тылового аппарата, с другой – надо честно признать, население освобожденных территорий не рвалось в строй. Из приказа Военного Совета фронта № 095/ОУ от 6 марта 1943 г.: «Несмотря на приказ о проведении мобилизации советских граждан на освобожденной территории… и использовании освобожденных из плена и окружения, бывших военнослужащих в районах Воронежской, Курской и Харьковской областях, эти контингенты полностью не охвачены мобилизацией и не призваны в запасные полки.

Часть подлежащих призыву военнообязанных и бывших военнослужащих, находившихся в плену и окружении, отсиживаются по населенным пунктам, а после продвижения наших частей они стараются проникнуть глубже в тыл, чтобы вновь бездельничать и отсиживаться…

Должных мер со стороны отдельных штабов армий по сбору остатков означенного контингента и установки связи с райвоенкоматами не принято и ясных указаний райвоенкомам о порядке направления указанного контингента в запасные армейские полки не дано. Поэтому неудивительно, что при наличии значительных ресурсов на освобожденной территории 8,177 и 236-й запасные армейские полки имеют ограниченное количество рядового и младшего комначсостава.

То же самое наблюдается со сбором и направлением в части трофейного конского состава. По одному Валуйскому району райвоенкоматом на 1.3.1943 г. учтено (но не направлено в армию. – 3. В.) 200 мулов и 100 трофейных лошадей. И это происходит в условиях предвесенней распутицы, когда каждая часть испытывает острую нехватку конского состава»[57]57
  ЦАМО РФ, ф. 69 А, оп. 10757, д. 1, л. 48.


[Закрыть].

Проблема с пополнением была весьма актуальна и для 7-й гв. А, которая в ходе Сталинградской эпопеи полностью сменила несколько своих составов. Но к этому моменту она находилась в более выгодном положении, чем, к примеру, 6-я гв. и 69-я А, так как имела численность дивизий выше, а оставленное в Сталинграде вооружение и запасные полки готовились к переброске под Белгород.

Поиском решения проблемы пополнения армий Н.Ф. Ватутин занялся лично. Уже на шестые сутки после прибытия на фронт, 2 апреля 1943 г., он провел заседание Военного Совета фронта, где был утвержден план первоочередных мер по восстановлению и укомплектованию стрелковых дивизий, мотострелковых и артиллерийских частей личным составом. Подготовленная по его итогам директива требовала:

«…2. С получением сего немедленно приступить к доукомплектованию стрелковых, танковых, гвардейских минометных и артиллерийских частей.

Стрелковые дивизии укомплектовать до 7000–8000 человек, стрелковые бригады до 5000… для танковых, гвардейских минометных и артиллерийских частей отобрать лучший рядовой и младший начсостав.

3. Командующему 64-й А из числа прибывшего для армии пополнения 6000 человек передать в 21-ю А…

4. Командующим 38-й и 40-й А после укомплектования всех соединений и частей армии весь излишек пополнения из своих запасных полков передать в 69-ю А. О количестве подлежащих передаче донести мне шифром к 4.4.43 г.

5. Командующим всех армий при доукомплектовании войск отнюдь не ограничиваться численностью, указанной… в плане, а принять все меры к тому, чтобы численность стрелковых дивизий была бы в кратчайший срок доведена до 8000 человек, для чего использовать все внутренние возможности как в изыскании людей, так и в изыскании лошадей, вооружения и прочего имущества…

Одновременно информирую, что приняты меры к быстрейшей перевозке запасных стрелковых полков, вооружения, боевого имущества и тылов 21-й и 64-й А»[58]58
  ЦАМО РФ, ф. 69 А, оп. 10757, д. 1, л. 49.


[Закрыть].

20 апреля 1943 г., в развитие этой директивы, руководство фронта определило для армий районы, где они должны провести поголовную мобилизацию мужского населения. В зависимости от уровня укомплектованности дивизий и примерной численности гражданского населения каждому объединению выделялось от двух до пяти прифронтовых районов Курской области. За 7-й гв. А были закреплены Шебекинский и Приспешенский.

Согласно плану фронта в войска предстояло направить 84 000 призывников разных возрастов, в том числе 39 000 человек из маршевого пополнения (следовательно, имевших определенную подготовку), 11 000 – из армейских и фронтовых госпиталей (наиболее качественный контингент, так как уже обстрелянный) и 34 000 – с освобожденной территории.

Мобилизация последней категории оказалась делом наиболее трудоемким, а результаты трудно прогнозируемыми. Во– первых, несколько тысяч мужчин призывного возраста сначала было необходимо найти (ведь цифры плана – это тот минимум, что требовался войскам). Во-вторых, откормить до такого состояния, чтобы они могли подойти под самые упрошенные нормы, а затем обучить «с нуля». Территория Курской и Воронежской областей, где развернулся фронт, находилась в руках немцев от 1 до 1,5 года (с октября 1941 г. по февраль 1943 г.), много молодежи и физически крепких мужчин среднего возраста гитлеровцы вывезли в Германию на работы, часть была призвана нашими полевыми военкоматами в 1941–1942 гг. для пополнения 21-й и 40-й А и погибла в ходе Курско-Обояньской и Харьковской наступательных операций. Из оккупации население вышло физически истощенным, встречалось много больных, в том числе инфекционными заболеваниями (сыпной тиф, туберкулез, сифилис и т. д.). По данным санитарного управления фронта, в некоторых населенных пунктах число зараженных доходило до 60–65 %, из-за вспышек инфекции приходилось закрывать (блокировать проезд, проход) целые села на несколько недель. Даже перед началом Курской битвы, когда эпидемиологическая обстановка заметно стабилизировалась (была очищена территория от трупов, проведена санобработка населения, начали работу инфекционные медучреждения армий и фронта), фиксировалось немало случаев инфекционных заболеваний в целом ряде сел. Так, 26 июня 1943 г. в оперативной сводке № 00177 штаб 90-го полка НКВД войск по охране тыла Воронежского фронта (полоса 6-й гв. А) доносил, что в его зоне ответственности на указанный момент больны сыпным тифом: в селах Верхопенье – 36 человек, Новенькое – 61, Круглик – 24, Боброво—53, Богатое – 50.

Для «доведения» призывников до определенных физических норм требовалось время и калорийное питание, а значит, уменьшалась программа военной подготовки, да и с продуктами ситуация была сложной. Кроме того, в период весенней паузы личный состав фронта привлекался для ведения масштабных фортификационных работ. Все это в комплексе серьезно снижало уровень индивидуальной подготовки нового пополнения.

Я неспроста уделил столько внимания именно этому аспекту проблемы. В ряде изданий о Великой Отечественной войне авторы пытаются сложные и многогранные вопросы подготовки войск свести к примитивным схемам и пропагандистским штампам. Утверждается, к примеру, что «не основательная индивидуальная подготовка бойца и необходимая огневая мощь соединения» помогали нашей армии одолеть неприятеля в ходе Курской битве, а то, что значительная часть войск была пополнена местными жителями, которые «за свою землю („малую Родину“) дрались более стойко и самоотверженно». Увы, документы свидетельствуют совсем об ином. В ходе Курской оборонительной операции советские стрелковые соединения, хотя и существенно прибавили (относительно 1941 и 1942 гг.) в стойкости и организованности, тем не менее были далеки от того, чтобы назвать их образцовыми. Это относится, в том числе, и к дивизиям 7-й гв. А. Как увидим далее, случаев бегства с поля боя целыми подразделениями, паники, оставления своих позиций без особых на то причин было достаточно много. Причем первыми бежали и сдавались в плен слабо обученные и неподготовленные бойцы, в том числе и куряне, и воронежцы.

Большие проблемы возникли и с качеством тактической подготовки командного состава. Основная часть пополнения, шедшего в это время в стрелковые соединения – до командиров полков включительно, – имела слабые, а нередко просто поверхностные профессиональные знания и навыки по организации боя и управлению частями. Причина проста – убыль командного состава тактического звена в нашей армии была ошеломляющей, в том числе и из-за уставов, которые не соответствовали реалиям боя. Эта проблема остро встала уже в 1942 г. (в начале Сталинградской битвы). Участник войны, артиллерист, известный белорусский прозаик Василь Быков вспоминал:

«…Когда до основания выбивали полки и батальоны, дивизию отводили в тыл на переформирование, а уцелевших командиров представляли к наградам – за непреклонность в выполнении приказа: была такая наградная формула…

Война, однако, учила. Не прежняя, довоенная, военная наука, не военные академии, тем более краткосрочные и ускоренные курсы военных училищ, но единственно – личный боевой опыт, который клался в основу боевого мастерства командиров. Постепенно военные действия, особенно на низшем звене, стали обретать элемент разумности. Очень скоро оказалось, что боевые уставы, созданные на основе опыта Гражданской войны, мало соответствуют характеру войны новой и в лучшем случае бесполезны, если не вредны, в буквальном своем применении.

В самом деле, чего стоило только одно их положение о месте командира в бою (впереди атакующей цепи), которое сплошь и рядом приводило к скорой гибели командиров, в то время как оставшиеся без управления подразделения скоро утрачивали всякое боевое значение. Полагавшееся по уставу поэшелонное строение атакующих войск вызывало неоправданные потери, особенно от минометного огня противника. Перед лицом этих и многих других нелепостей Сталин был вынужден пойти на переработку уставов, и уже в ходе войны появились новые боевые уставы пехоты – часть 1 и часть II. В то время как в войсках жестоко пресекался всякий намек на какое-нибудь превосходство немецкой тактики или немецкого оружия, где-то в верхах, в Генштабе, это превосходство втихомолку учитывалось, и из него делались определенные негласные выводы. С санкции Верховного кое-что внедрялось в войска»[59]59
  Быков В. «За Родину! За Сталина!» // Родина. 1995. № 5. С. 31, 32.


[Закрыть].

Но к 1943 г. полумеры давали все меньший эффект, людские ресурсы таяли на глазах, причем в значительной степени по вине все тех же малограмотных командиров. Решать задачу повышения уровня профессионализма командных кадров необходимо было, не только обобщая и закрепляя в нормативных документах боевой опыт, но и путем жесткого отбора кандидатов, тщательного и продолжительного их обучения (не менее 9—12 месяцев), а затем еще и стажировки. Понимание сути проблемы и у руководства РККА, и страны, в общем-то, было. Тем не менее кардинальных изменений к началу Курской битвы не произошло, вновь пошли по самому легкому пути. Сначала призвали запасников (как правило, старшие возраста, да еще и необстрелянные), часть офицеров поступала из госпиталей и училищ, а осенью 1942 г. стали переучивать комиссаров всех уровней.

Напомню, что институт военных комиссаров был упразднен приказом НКО СССР от 9 октября 1942 г., в котором, в том числе, отмечалось, что необходимо «более решительно выдвигать подготовленных в военном отношении политработников на командирские должности, особенно в звене – рота – батальон»[60]60
  Сталинградская битва. М.: Звонница-МГ, 2003. С. 423.


[Закрыть]. Уже через две недели, с 20 октября, на фронтах начали работу двухмесячные курсы «по подготовке командиров рот из наиболее овладевших военным делом политработников», а с 1 января 1943 г. в действующую армию направили прошедших двухмесячную подготовку 200 командиров полков и 600 командиров батальонов. В результате такого обучения в войска приходили командиры-«скороспелки» – тактически безграмотные, слабо ориентировавшиеся на местности, порой не знавшие, как читать карту, терявшие управление подразделениями и частями даже в ходе незначительных боестолкновений. Всем было понятно: невозможно за 60 суток из человека, который видел бой со стороны, подготовить специалиста по его организации. Кроме того, что времени на переквалификацию отводилось очень мало даже для человека, уже усвоившего азы профессии, большинство кандидатов имели к тому же слабую общеобразовательную подготовку. Ветераны вспоминали: человек, окончивший полный курс десятилетки, рассматривался как очень образованный человек, и его обычно направляли не на командную, а на штабную работу. Малограмотность заметно снижала возможности курсантов быстро овладевать теоретическими знаниями и вникать в суть новой профессии. И тем не менее система продолжала функционировать, а «доводить до ума» свежеиспеченных комбатов и комрот, а точнее, учить «с нуля» азам военного дела приходилось уже на местах.

Однако фронт требовал каждый день пополнения, и кадровики придерживались железного принципа, который оправдывал все – «лучше плохенький командир, чем вообще никакого». И действительно, в отдельные моменты, особенно в конце 1942 г., вопрос стоял именно так. Поэтому ряд лиц политсостава был назначен даже командирами стрелковых дивизий, не имея для этого, как и подавляющее большинство комиссаров, ни знаний, ни опыта. Последствия таких экспериментов для войск оказались очень тяжелыми, пример тому ситуация в 92-й гв. сд, которая в ходе Курской битвы за неделю боев потеряла две трети личного состава.

Вопрос обучения и повышения квалификации командиров тактического звена остро стоял и перед Военным Советом 7-й гв. А. После завершения битвы на Волге ее дивизии лишились значительной части опытных обстрелянных офицеров и генералов. Так, к примеру, произошла смена командиров 72-й гв. и 213-й сд, на учебу и повышение были направлены все командиры стрелковых полков и их заместители по политчасти в 78-й гв. сд, также частично сменились командиры батальонов и рот. Похожая ситуация наблюдалась и в других соединениях.

Учитывая это обстоятельство, командование фронта и армий в период оперативной паузы нацеливало весь руководящий состав войск на организацию интенсивного и всестороннего обучения личного состава. Развернулась интенсивная учеба и в 7-й гвардейской армии. В первом приказе после завершения боев Военный Совет обязывал комдивов немедленно (в течение трех суток) начать подготовку командиров всех уровней. Причем занятия с командованием полков, батальонов и артдивизионов по теме «Оборона усиленного стрелкового батальона» (1 и 2 часть БУП-42) они должны были проводить лично, а командиры полков, командующие артиллерией дивизии и дивизионные инженеры – с командирами пулеметных, минометных рот и рот ПТР. Обучение должно было проходить в два этапа: теоретическая часть и отработка на местности таких практических вопросов, как:

– правильная рекогносцировка местности для выбора позиций рот и взводов;

– организация батальонных узлов сопротивления;

– выбор огневых позиций для пулеметных точек и средств ПТО, а также определение задач как собственным расчетам пулеметов, ПТР и артбатареям, так и переданным на усиление;

– создание системы управления батальоном (выбор места и оборудование основных и запасных КП и НП, система связи: основная линия и дублирующие средства);

– особенности обороны населенного пункта (силы и средства, их распределение, место командира в бою и организация взаимодействия, создание резерва, его место и выбор направления контратак).

Думаю, читателю будет любопытно узнать из уст очевидца, как воплощался в жизнь подобный приказ в соседней 6-й гв. А. Бывший командир 267-го гв. сп 89-й гв. сд, в ту пору майор, Г.А. Середа вспоминал:

«Во второй половине дня мы были представлены командующему армией генерал-лейтенанту И.М. Чистякову (тогда его сопровождал начальник штаба генерал-майор Пеньковский). Обходя строй, Чистяков спросил у офицеров, каковы требования к боевому порядку полка в наступлении по новому Боевому уставу пехоты. К этому моменту уже вышел в свет БУП-42, части 1-я и 2-я, в котором требовалось, чтобы боевой порядок обеспечивал максимальное участие огневых средств в первом эшелоне для нанесения решительного удара по противнику. До этого же у нас боевые порядки были глубоко эшелонированы, большая часть огневых средств и живой силы обрекалась на бездействие, плелась в тылу, несла потери от огня противника, влияния на ход боя почти не оказывала. Тогда это для нас было вторым открытием Америки. Находясь всю зиму и часть весны в непрерывных боях, мы ничего об этом Боевом уставе не знали. Получив вместо ясного ответа нечленораздельное бормотание, генерал Чистяков сказал:

– Как же вы, гвардейцы, думаете воевать?

Стоявший рядом генерал Пеньковский бросил реплику:

– По старинке.

Нам ответить было нечего. Командующий армией, обращаясь к начальнику штаба тоже по имени и отчеству (чего очень боятся некоторые современные командиры, думая, если обращаться с подчиненными в такой форме, пострадает его авторитет), спросил:

– Дадим им время подготовиться? В пять утра примем от них зачеты. Организуйте им помощь и консультацию.

Деваться было некуда. Мы обязаны были сами учиться и учить своих подчиненных воевать по-новому. И вот наши бывалые командиры, как школьники, сели за столы и остаток дня и почти всю ночь буквально зубрили Устав. В перерывах Василий Васильевич Бунин шутил:

– Попались как кур во щи!

Несколько раз к нам приходил генерал Пеньковский и разъяснял отдельные положения Устава. Ровно в пять утра командарм и начальник штаба армии, разбив нас на группы, принимали зачеты. Себе Чистяков взял командиров полков. И сейчас помню его вопрос: „Что такое непосредственное и усиленное боевое охранение?“»[61]61
  Середа Г.А. Первый салют Родины. Саранск: Мордовское книжное издательство, 1993. С. 35.


[Закрыть].

Надо сказать, что обучение командных кадров было, с одной стороны, очень важным, а с другой – наиболее проблемным направлением боевой работы в 7-й гв. А, как, впрочем, и в других армиях. Следует четко представлять, что офицерский корпус в действующей армии не был един и консолидирован, как это пыталась представлять советская идеологическая машина. Расслоение было очень существенным и по должностям, и в бытовом отношении, и по уровню знаний. Не секрет, что, к примеру, наиболее близким к солдатам был командир взвода, ротный уже являлся «большим начальником», а уж комбат тем более, его в окопах редко видели. В то же время младший офицерский состав в массе своей, до комбата включительно, был наименее подготовленной в профессиональном плане категорией командного звена из-за высокой, систематической убыли в ходе боев. Старшие офицеры, от командира полка и выше, более или менее стабильный слой офицеров, соответственно, более грамотный и в профессиональном плане, имевший относительно лучшую подготовку, с основной частью личного состава не занимались. Это было определено уставом, их задача – учить лишь командный состав подразделений и частей. Но не каждый командир умел передавать знания и опыт, а многие просто ленились, не хотели обременять себя лишними заботами, перепоручая это дело менее квалифицированным, но не имевшим возможности отказаться, офицерам. Кроме того, в период, предшествовавший Курской битве, войска параллельно боевой учебе вели масштабные оборонительные работы, поэтому каждый из бойцов и младших офицеров дополнительно нес существенные физические нагрузки. Причем руководство фронта и армии зачастую более требовательно относилось именно к выполнению плана фортификационных работ, чем к подготовке личного состава.

Кроме того, значительная часть старших офицеров и генералов действующей армии не соответствовала своим должностям не только из-за непрофессионализма, но в первую очередь по морально-этическим нормам. Поголовное пьянство, издевательство над подчиненными и мирными жителями, побои и убийства в пьяном угаре, бытовое разложение командного звена отдельных батальонов, полков и даже целых дивизий было явлением, мягко говоря, достаточно распространенным, в том числе и в войсках Воронежского фронта. Вот лишь один пример из пояснительной записки к ходатайству о реабилитации бывшего командира 94-й гв. сд полковника И.Г. Русских. Это соединение было сформировано в апреле 1943 г. в составе 35-го гв. ск (резерва командующего Воронежским фронтом) и активно участвовало в боевых действиях против войск АГ «Кемпф» в полосе 7-й гв., а затем 69-й А:

«Бывший полковник И.Г. Русских, командуя дивизией с апреля по ноябрь 1943 года, за это время разбазарил большое количество продуктов для личных целей, чем нанес ущерб государству в сумме 444 169 рублей. Неоднократные делавшиеся ему предупреждения о прекращении безобразий он не воспринимал и продолжал творить их в еще больших размерах. Причем бездушно относился к нуждам офицеров, сержантов и рядовых, систематически пьянствовал и дошел до того, что мешками расходовал муку на гонку самогона. Продукты им были взяты за счет пайков для личного состава дивизии. В связи с тем что сделанные предупреждения на него не действовали, Военный Совет 2-го Украинского фронта был вынужден отстранить его от должности и предать суду военного трибунала.