Текст книги "Курский излом"

Автор книги: Валерий Замулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 72 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Комдив М. П. Серюгин вступал в командование дивизией на [170] восточном берегу Дона в районе переправы у г. Которояк, когда ее войска вырывались из окружения. Затем был Сталинград. Соединение под его командованием прорывало вражескую оборону в районе верхнего течения Дона, сражалось под Новой Калитвой с группировкой Манштейна, брошенной для деблокирования армии Паулюса, а в начале 1943 г. в составе 3‑й танковой армии генерала П. С. Рыбалко дралось за Харьков. За мужество и героизм, проявленные личным составом 160‑й сд в этих битвах и сражениях, 18 апреля 1943 г. она была переформирована в 89‑ю гвардейскую, а Михаил Петрович удостоен ордена Суворова 2‑й степени. После Харьковской оборонительной операции дивизия вошла в состав 69‑й А.

Бои на Огненной дуге для М. П. Серюгина оказались очень тяжелым испытанием. Сначала штаб дивизии оторвался от основных сил, которые вели оборонительные бои в районе Гостищево, и в ночь на 12 июля попал под удар боевой группы 6‑й тд 3‑го тк противника. Попал в кольцо, но вырвались. К концу оборонительной операции вся дивизия вместе с 48‑м ск 69‑й А оказалась в полуокружении. Комдив в экстремальной ситуации действовал неудачно, а по мнению командования фронтом, просто неумело и безграмотно. Приказом от 22 июля 1943 г. генерал армии Н. Ф. Ватутин отстраняет его от должности. Но затем, вероятно, обстоятельства, в которые попал комдив, были изучены более тщательно, и он был восстановлен в должности. 5 августа 1943 г. 89‑я гв. сд одной из первых ворвалась в Белгород и освободила город от фашистских оккупантов, за что получила почетное наименование «Белгородской».

Тем не менее стоит отметить, что хотя полковника М. П. Серюгина к моменту начала Курской битвы в полной мере можно было назвать опытным комдивом, но справлялся он со своими обязанностями с трудом. Он был офицером–практиком, но война диктовала свои законы, требовались командиры не только с боевым опытом, но и с основательной профессиональной подготовкой, чего у Михаила Петровича не было, как, впрочем, и у большинства командиров дивизионного и корпусного звена действующей армии. Напомню: к этому моменту он «имел за плечами» лишь 9 классов и годичные полковые курсы. В середине 1944 г. он был назначен и. д. командира 49‑го ск 53‑й А 2‑го Украинского фронта, но эту должность Михаил Петрович не потянул и возвратился в 89‑ю гв. сд, которой командовал почти до конца войны.

Вот достаточно объективная аттестация, которую дал командир 26‑го гв. ск 53‑й А генерал–майор И. Фирсович 1 марта 1945 г. командиру 89‑й гв. сд:

«Природу современного боя гв. генерал–майор Серюгин понимает, но по–настоящему организовать управление и взаимодействие родов войск не может и не умеет, в силу [171] своей слабой личной военной подготовки. На поле боя в сложной обстановке теряется и поэтому правильного решения принять не может и на ход боя реагировать не умеет. Вследствие чего дивизия несет излишние, ничем не оправданные потери в людях и технике, это приводит к неточному выполнению поставленных задач.

Личные качества. Вследствие своей слабой воли допускает панибратство с подчиненными, вместо приказов занимается уговорами, что приводит к невыполнению этого же приказа (пожурит, а взыскивать не будет). К выдвижению и расстановке офицерских кадров относится неправильно. В противовес деловому подходу к офицерам придерживается принципа «свой, хороший парень». Принимал участие в четырех операциях».

В апреле 1945 г., как и большинство генералов, которым не удалось окончить академии, он был направлен на ускоренные курсы при Военной академии им. Ворошилова. После войны генерал–майор М. П. Серюгин командовал 20‑й гв. и 36‑й гв. механизированными дивизиями, а находился на должности зам. командующего 13‑й А. В 1961 г. уволен в запас в звании генерал–лейтенанта.

Павел Алексеевич Ротмистров и Михаил Ефимович Катуков принадлежали к небольшой группе военачальников Красной Армии, которые, придя в бронетанковые войска в первые годы их становления, благодаря высокой работоспособности, целеустремленности и таланту смогли в короткий срок изучить и понять суть нового дела, а затем в тяжелейших условиях войны приобрести не только навыки и опыт управления крупными танковыми соединениями и объединениями, но и стать настоящими мастерами военного дела.

Жизненный и боевой путь обоих будущих командармов очень схож. Начнем с того, что оба деда по отцовской линии – и Егор Катуков, и Матвей Ротмистров – были старыми воинами, в конце XIX века принимали участие в Русско–турецкой войне. Были ли они знакомы, неизвестно, но вместе сражались под Плевной, имели награды за мужество. Матвей, кавалер двух Георгиевских крестов и двух медалей «За храбрость», погиб в Болгарии в сражении за Плевну.

Их внуки были практически ровесниками. Павел Ротмистров родился 6 июля 1901 г. в деревне Сковорово Сележарского уезда Тверской губернии в многодетной семье. Его отец Алексей Матвеевич был три раза женат, у Павла было восемь братьев и сестер. Михаил Катуков появился на свет чуть раньше, 17 сентября 1900 г., в подмосковном селе Большие Увары ныне Озеровского района. Семья Катуковых тоже была большой – пятеро детей. В Гражданскую войну умрет мать Михаила, [172] и его отец опять женится. От этого брака у Ефима Епифановича появятся сын и дочь.

Как вспоминали близкие, с ранних лет Михаил был наблюдательным, стремился к знаниям, много читал, обладал феноменальной памятью. Еще в детстве, когда отец работал на молочной ферме у барона Врангеля, мальчик на слух сумел выучить эстонский язык, затем освоил еще три языка – польский, белорусский и украинский. Причем на всех четырех языках не только говорил, но и читал, и писал.

До 1917 г. оба юноши сумели закончить сельские школы и получили для того времени и своего социального положения стандартное начальное образование. В 12 лет М. Е. Катукова отправляют к родственникам в Петербург, долгих пять лет ему пришлось работать «мальчиком на посылках». П. А. Ротмистров до 1917 г. жил в семье отца и лишь после октябрьских событий в столице Российской империи приехал в Москву к брату Леониду, который посоветовал ему податься в Самару, где жизнь, по слухам, была легче.

Переломным этапом в жизни будущих командармов стала Гражданская война. Так случилось, что оба они надели красноармейскую шинель в одно и то же время – в конце марта 1919 г. Именно этот страшный и тяжелый для нашего народа период предопределил жизненный путь обоих молодых людей. В годы первой для них войны они начали постигать нелегкую солдатскую науку, закаляли волю и характер, осознали суть короткого слова – война. Бесспорно, это время наложило неизгладимый отпечаток на их души. Для Павла три военных года были очень непростым временем, он потерял мать и брата, но более насыщенными крупными и значимыми событиями, чем для М. Е. Катукова. Он добровольно вступил в Самарский рабочий полк уже в начале апреля 1919 г., участвовал в своем первом бою с войсками адмирала Колчака под Бугульмой на Восточном фронте. Затем, в мае 1919 г., был направлен на Самарские советские инженерные курсы. Но окончить их не пришлось, в августе его курс участвовал в подавлении очередного мятежа, где Павел заболел малярией. После выздоровления и медицинского освидетельствования его зачисляют в 42‑й этапный батальон и направляют в 16‑ю А, которая в это время на Западном фронте вела бои уже на территории Польши. Но к моменту прибытия батальона активные боевые действия прекратились. Однако на этом его участие в боях Гражданской войны не окончилось. В январе 1921 г. он становится курсантом 3‑й западной пехотной школы красных командиров (краскомов) в Смоленске, а через три месяца вспыхивает восстание в Кронштадте. Почти вся школа была направлена на его подавление. Восставшие защищались [173] ожесточенно. Курсанту П. А. Ротмистрову пришлось воевать всего десять дней, с 10 по 20 марта 1921 г., но и за столь короткий срок в его жизни произошло два важных события. Во–первых, при штурме крепостного форта № 6 он получил первое боевое ранение, да к тому же еще и заболел. Во–вторых, во время боя Павел лично уничтожил огневую точку – пулеметное гнездо. Это решительным образом повлияло на продвижение его роты вперед и на итог атаки в целом. Командование оценило этот поступок молодого курсанта в сложной обстановке как героический и наградило его орденом Боевого Красного Знамени. Впоследствии командарм говорил, что это была его не только первая награда, но и самая дорогая.

Михаил Катуков был призван Коломенским военкоматом и направлен в качестве красноармейца в 484‑й сп 54‑й сд. В составе этого соединения участвовал в боях в Донской области, в районе станиц Филоновская, Ново – Анненская, Хопер, подавлял восстание Миронова. В то же время, в 1919 г., как и его будущий соратник, заболел тяжелым инфекционным заболеванием – тифом, но молодой организм переборол недуг. И вновь, как и Павла Ротмистрова, его призывают в армию и направляют на Польский фронт в 57‑ю сд. Здесь он пробыл до конца 1920 г. и в декабре зачисляется на Могилевские пехотные курсы. Это было первое военное заведение, которое Михаил окончил. И марте 1922 г. его назначают на первую командную должность – командиром взвода в 235‑й стрелковый Невельский полк 27‑й Омской краснознаменной дивизии. В этой дивизии он прослужил чуть больше десяти лет, пройдя путь до начальника штаба 80‑го сп.

Во время пребывания в дивизии Михаил Ефимович познакомился и подружился с командиром артдивизиона 81‑го сп В. А. Пеньковским. В июле 1943 г. они вновь встретятся, Валентин Анатольевич в это время уже будет начальником штаба 6‑й гв. А. После войны в своих воспоминаниях М. Е. Катуков с теплотой расскажет об этом человеке и отметит, что в период подготовки к Курской битве они, как и в далекие 20‑е, быстро нашли общий язык и наладили плодотворное сотрудничество. А несколько позже состоялось его знакомство и с И. М. Чистяковым.

На карьеру краскома П. А. Ротмистрова заметное влияние оказало его членство в большевистской партии. Он был принят в ряды РКП(б) в 1919 г., в возрасте 18 лет. В конце апреля 1921 г. как коммуниста, прошедшего хорошую военную подготовку, его направили в Рязань на должность политрука роты 149‑го, а затем 51‑го сп. Через полтора года, в сентябре 1922 г., он вновь отправляется на учебу – в 1‑го объединенную военную школу ВЦИКа.

После завершения учебы, в 1924 г., Павел Алексеевич переводится [174] в Ленинградский военный округ в 34‑й сп 11‑й сд. В этом полку он прослужил четыре года и 1 октября 1928 г. поступает на очное отделение Военной академии им. Фрунзе. Время в конце 20‑х – начале 30‑х годов было в жизни Павла Алексеевича важным периодом. Благодаря трудолюбию и целеустремленности, с помощью своей спутницы жизни – жены Елены Константиновны, он постигает сложную для человека, не имевшего основательного образования, военную науку, закладывая фундаментальную основу для карьерного роста и будущих побед на поле боя.

«В Ленинграде, – писал П. А. Ротмистров, – я познакомился со своей будущей женой… Она воспитывалась в интеллигентной семье, получила хорошее общее и музыкальное образование, владела тремя иностранными языками и оказала исключительное влияние на рост моего культурного и общеобразовательного уровня, настойчиво прививала мне тягу к знаниям. Мы часто бывали в театрах, кино, музеях, много читали. При помощи жены я довольно быстро подготовился к поступлению… в академию»{127}.

Отмечу: знания, полученные в академии, а затем служба в войсках, наложившись на высокую работоспособность, помогли молодому офицеру сформировать такие качества характера, как открытость, быстрое восприятие и усвоение нового, желание не останавливаться в собственном развитии и умение в течение всей жизни учиться.

Если до начала 30‑х жизненные пути будущих командармов были очень похожи, то затем вектор их служебного роста резко меняется. Завершив обучение, П. А. Ротмистров был направлен в Читу начальником оперативного отдела штаба 36‑й Забайкальской стрелковой дивизии. Должность невысокая, да и район глухой – дальняя окраина страны. Но Павел Алексеевич не теряет присутствия духа и всю свою энергию направляет на собственное профессиональное совершенствование. Шесть лет он отдаст Дальнему Востоку и за этот довольно небольшой срок не только приобретет хороший опыт штабной работы, но и продемонстрирует умение работать на результат. Его упорство будет отмечено вышестоящим командованием. Пройдя несколько ступеней по служебной лестнице, в марте 1936 г. он становится начальником 1‑го отдела штаба ОКДВА.

Руководство армии отметило здоровые амбиции растущего командира и через три месяца удовлетворило его просьбу, назначив на самостоятельную должность – командира 36‑го сп 21‑го сд. В то время в армии существовало негласное правило – именно опыт командования полком открывал путь к [175] дальнейшему росту. По словам Павла Алексеевича, он давно стремился попробовать себя на командном поприще. Работал комполка с желанием, появились первые хорошие результаты, и через некоторое время ему присваивается воинское звание полковник. Однако его жизненные планы резко меняет непонятное для него решение, поступившее из Москвы в середине осени 1937 г.

Назначение М. Е. Катукова начальником штаба 80‑го сп 27‑й сд в декабре 1931 г. оказалось поворотным пунктом в его карьере и жизни. В это время начинается становление советских бронетанковых войск. Во всех округах, в том числе и в Белорусском, появляются отдельные танковые и механизированные соединения. Сначала они передавались стрелковым дивизиям, а также ими усиливались кавалерийские дивизии (кд). Впоследствии появились более крупные соединения – механизированные корпуса (мк).

Через полгода на базе 80‑го сп была сформирована 5‑я отдельная механизированная бригада. Место дислокации – г. Борисов на Березине. Ее начальником штаба и становится Михаил Ефимович. В декабре 1932 г. он переводится на должность начальника разведки, а в сентябре следующего года назначается командиром учебного батальона. Это подразделение проводило обучение танкистов не только для бригады, но и для других соединений Красной Армии. Значительная часть их направлялась в том числе и для ОКДВА. Вместе с курсантами учился и их командир, демонстрируя при этом большие успехи. В 1933 г. на окружных соревнованиях по стрельбе из танка М. Е. Катуков занял первое место, завоевав при этом ценный приз – фотоаппарат. В конце октября 1934 г. Михаил Ефимович переводится в Киевский военный округ на должность начальника оперативного отдела 134‑й мбр 45‑й мк.

Напомню: бронетанковые войска формировались практически с нуля, командный состав приходил из стрелковых и кавалерийских соединений. Знания техники и особенностей этого рода войск не было. Поэтому в первое время обучение всего личного состава танковому делу велось в основном в самих частях и соединениях путем самоподготовки и практических занятий групп с техниками и инженерами. Но таким образом подготовить грамотных командиров, обучить их особенностям тактики танковых войск было невозможно. Правительством принимается решение о создании танковых школ, академии моторизации и механизации, открываются и курсы переподготовки при этой академии. С середины 30‑х годов для повышения профессионального уровня весь командный состав танковых и механизированных бригад и корпусов пропускают через сеть этих учебных заведений. В начале июня [176] 1935 г. на курсы по усовершенствованию комсостава при Военной академии ММ РККА зачисляется и М. Е. Катуков.

В сентябре 1937 г. он возвращается в свой корпус уже в качестве сначала начальника штаба 135‑й стрелково–пулеметной бригады, а затем, с апреля 1938 г., назначается исполняющим обязанности начальника штаба 45‑го мк. Вероятно, командование отметило стремление в ту пору уже полковника М. Е. Катукова к самостоятельной работе, и 9 октября 1938 г. он получает назначение на должность командира 5‑й легкотанковой бригады (лтбр) 25‑го тк (тк), а в июле 1940 г. переводится на должность командира 38‑й лтбр.

Опыт использования танков в ходе Гражданской войны в Испании, а также уже начавшейся мировой войны в Европе показал, что танки, объединенные в крупные формирования, позволяют добиваться на поле боя более весомых успехов. Перед войной руководство СССР принимает решение о развертывании в Красной Армии двадцати механизированных корпусов. Согласно принятому штату каждый из них должен был иметь, помимо мотострелковой дивизии (мед), три танковые дивизии, каждая из которых комплектовалась 375 танками. Таким образом, в корпусе должно было быть более тысячи боевых машин. Промышленность за короткий срок выпустить столько танков была не в состоянии, поэтому к началу Великой Отечественной войны план комплектования был сорван.

Их формирование шло с трудом, не хватало всего, особенно кадров. К концу 30‑х годов танковые войска были немногочисленными, а развернувшиеся в армии политические репрессии выбили тысячи подготовленных командиров. Столько же попали под подозрение в политической неблагонадежности. Командиров катастрофически не хватало, особенно высшего звена. Поэтому ресурсы старших офицеров и генералов, из которых отбирали кандидатов на должность командиров и начальников штабов танковых дивизий, мехкорпусов, оказались скудными. Управление по командно–начальствующему составу НКО собирало людей по всей армии. Отбор, собеседование и утверждение проходили в Москве в Центральном комитете ВКП(б). Помимо того, что кандидат должен был быть членом партии, человеком политической зрелости, к нему предъявлялись и достаточно жесткие профессиональные требования. Ведь управление многочисленным соединением было делом непростым.

К середине 1941 г. удалось сформировать управления более ста танковых дивизий и в каждой из них почти полностью укомплектовать руководящее звено. Трудно сказать, насколько все подобранные командиры на тот момент соответствовали требованиям к их должностям. Люди подобрались разные, [177] были и такие, которых неудачи первых месяцев войны выбили из колеи, и это имело для них роковые последствия. Однако именно в 1939–1941 гг. при создании мехкорпусов сформировался тот костяк командного состава, который станет основой советских бронетанковых войск в годы Великой Отечественной войны. В него вошли впоследствии ставшие командующими танковыми армиями однородного состава: А. Г. Кравченко, В. М. Баданов, С. И. Богданов, Д. Д. Лелюшенко, М. Д. Синенко, а также командиры танковых корпусов, принимавших участие в Курской битве, В. Г. Бурков, А. Ф. Попов, Б. М. Скворцов, B. C. Бахаров. Среди тех, кто прошел «чистилище» Старой площади, был и полковник М. Е. Катуков. Ему доверили сформировать на Украине 20‑ю тд в составе 9‑го мк. Приказ НКО о назначении его комдивом был подписан 28 ноября 1940 г. В этой должности и застала Михаила Ефимовича война.

Тот, кто впервые знакомится с учетно–послужными документами П. А. Ротмистрова, бывает немало удивлен тем обстоятельством, что первый в Красной Армии маршал бронетанковых войск вплоть до начала 1938 г. абсолютно никакого отношения к танковым войскам не имел. Но уже через три года он становится заместителем командира танковой дивизии, а затем и начальником штаба мехкорпуса. Столь стремительный взлет был связан прежде всего с трагическими обстоятельствами в жизни нашей страны и армии, получившими название «период политических репрессий».

Любопытно содержание разговора, который состоялся у Павла Алексеевича с начальником Академии механизации и моторизации РККА после его экстренного отзыва с Дальнего Востока. Он показателен тем, каким образом шел отбор специалистов на должности, после того как в РККА начался вал репрессий.

По сути, этот диалог стал решающим при переходе его в новый род войск.

«В октябре 1937 г., – вспоминал П. А. Ротмистров, – я неожиданно получил предписание передать полк своему заместителю и срочно убыть в Москву, в распоряжение Главного управления по командному и начальствующему составу Красной Армии. Там мне так же неожиданно предложили должность преподавателя тактики в недавно созданной Военной академии моторизации и механизации РККА. Мотивировали это назначение тем, что за время службы на Дальнем Востоке, и особенно в штабе ОКДВА, я, мол, достаточно хорошо ознакомился с танковыми частями и подразделениями, видел их в действии в ходе учений и маневров и к тому же хорошо знал общевойсковую тактику. [178]

На следующий день меня уже принял начальник академии дивизионный инженер И. А. Лебедев.

– Как же я буду преподавать тактику танкистам, если не был танкистом? – спросил я у Лебедева.

– Все мы когда–нибудь не были танкистами. Потребовали обучать танкистов – учим и сами учимся, – хмурясь, отвечал Иван Андреевич.

– Тогда прошу дать мне некоторое время для изучения техники и подготовки к проведению занятий со слушателями.

– Вот это другой разговор, – улыбнулся Лебедев»{128}.

Как видим, в тот момент о каких–либо знаниях или элементарной подготовке речь не шла, даже в академиях, просто иного выхода не было, жизнь нельзя остановить, срочно требовалось закрывать дыры – гасить ежедневно образовывавшиеся все новые и новые вакансии. Замечу, подобная ситуация сложилась повсеместно.

Преподавательская работа оказалась по душе подполковнику П. А. Ротмистрову. Он глубоко и с большим интересом погрузился в нее. Для подготовки к лекциям он использовал не только теоретические разработки по тактике и стратегии использования танков, но и отчеты о только что прошедших боях в Испании и на Дальнем Востоке. Павел Алексеевич планировал работать в Академии долго, поэтому подготовил и защитил диссертацию на соискание степени кандидата военных наук, ему было присвоено ученое звание доцент. Два неполных года накрепко связали его с бронетанковыми войсками, определив новый вектор его военной карьеры.

В ноябре 1939 г. вспыхнул советско–финляндский конфликт. В начале 1940 г. по личной просьбе для совершенствования знаний и получения практического опыта его направляют на Карельский полуостров, в боевые соединения. Этот период жизни Павла Алексеевича в исторической литературе мало освещался. О нем мы знаем лишь по воспоминаниям будущего командарма, которые, как показывают собранные документы, далеко не полностью отражают как события, которые предшествовали его выезду на фронт, так и пребывание в действующей армии.

Годы службы в академии были наполнены не только плодотворной работой по освоению нового поприща, самосовершенствованием. Они пришлись на время репрессий и преследований честных, опытных офицеров и генералов в армейской среде. Волна арестов прошла и по военно–учебным заведениям. Многие подававшие надежды преподаватели были подвергнуты шельмованию, немало их сгинуло в лагерях и тюрьмах. [179] Во всех академиях в это время проходили собрания, на которых исключали из рядов ленинско–сталинской ВКП(б) и клеймили позором указанных НКВД «отступников от генеральной линии» и «врагов народа». Не минула эта горькая чаша и П. А. Ротмистрова. В 1939 г. его исключили из партии якобы за связь с «врагами народа». По логике того времени, должен был последовать неминуемый арест. Но подполковник не пал духом, не согласившись с огульным обвинением, направил письмо в ЦК ВКП(б). Персональное дело было затребовано в Комиссию партийного контроля, и, разобравшись, его восстановили в партии с сохранением стажа. Но все же объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку. Наказание, конечно, не столь строгое, но этот эпизод, безусловно, оказал влияние на его судьбу – такое уж было время.

События, связанные с рассмотрением персонального дела в различных инстанциях, длились более полугода, и постоянно висела угроза подвергнуться аресту даже после того, как стал известен результат. Поэтому неудивительно, что Павел Алексеевич обратился с просьбой направить его на советско–финляндскую войну. Возможно, ему это посоветовали более опытные товарищи – на время уехать из столицы.

Красной Армии с ходу не удалось добиться решительной победы, как тогда говорили, над «белофиннами». Боевые действия затянулись, стремясь к скорейшему завершению конфликта, руководство Советского Союза меняет стратегию. В январе 1940 г. на базе Ленинградского военного округа формируется сильная группировка – Северо – Западный фронт в составе 7‑й и 13‑й армий. В штабе 7‑й А подполковнику П. А. Ротмистрову предложили должность начальника оперативного отдела, но он отказался и попросился в боевое танковое соединение. В книге мемуаров он писал, что его направили в 35‑ю лтбр. Прибыв в бригаду, он, в силу сложившейся оперативной обстановки, сначала принял танковый батальон, а затем исполнял обязанности начальника штаба. Павел Алексеевич участвовал в боях с финнами около двух месяцев – с февраля 1940 г. и до подписания мирного договора в марте. Здесь он приобрел свой первый практический опыт организации боя танкового тактического соединения в реальных условиях. За успешные боевые действия в «зимней войне» бригада была награждена орденом Красного Знамени, а Павел Алексеевич – орденом Красной Звезды. В 1943 г. в письме к секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову об этом периоде своей жизни он писал:

«Когда началась советско–финская война, я попросился и был командирован на эту войну для изучения опыта применения танков и был прикомандирован к АБТО армии. Но я не остался в этом АБТО, а выехал в 35‑ю танковую бригаду и начал [180] изучать опыт войны, по доброму желанию, с командования танковым батальоном, будучи в звании полковника и в должности преподавателя Академии.

Командуя батальоном, я несколько раз был в танковых атаках, и не один раз мой танк был подбит на поле боя, но я продолжал упорно добиваться поставленной перед собой цели. В последующем в этой войне я командовал танковой бригадой, продолжая изучать применение танков на фоне действий бригады.

После окончания советско–финской войны, где мне удалось в значительной мере проверить свои теоретические выводы, я выступил в печати, и, в частности, в газете «Красная звезда», где откровенно и смело высказал свою точку зрения о применении танков.

Тогда, как и теперь, я держался точки зрения массированного применения танков на поле боя, навязывания противнику своей воли и самых смелых действий со стороны танковых войск Красной Армии. За свои статьи и принципиальную постановку вопроса о применении танков я получил в 1940 году от Народного Комиссара Обороны очень дорогую наркомовскую премию»{129}.

Однако в учетно–послужной карточке всех этих сведений нет. К сожалению, не удалось найти и наградной лист. В УПК указано лишь, что он с «12 февраля 1940 года – командир резервной группы Северо – Западного фронта для особых поручений»{130}. Вероятно, это формулировка из документов, которые ему были выданы при направлении на Северо – Западный фронт. На все указанные выше должности он не назначался обычным путем, а действовал сообразно боевой обстановке и исполнял обязанности неофициально. Но как бы там ни было, бои на Кольском полуострове были его первой практической работой в качестве командира–танкиста.

Март 1940‑го оказался богатым на приятные события. После завершения конфликта пришла и еще одна хорошая новость: 20 марта Главное политуправление РККА сняло с коммуниста П. А. Ротмистрова выговор. После пребывания на фронте Павел Алексеевич возвращается к преподавательской деятельности и до конца 1940 г. продолжает работать в академии.

В этот период в РККА идет напряженная работа по формированию и комплектованию личным составом и техникой первых девяти мехкорпусов. 9 декабря он получает приказ о направлении [181] его в Прибалтийский особый военный округ в качестве заместителя командира 5‑й тд 3‑го мк, дислоцировавшейся в литовском городе Алитусе. Но в этой должности он пробыл недолго, через полгода, 19 июня 1941 г.{131}, поступил приказ о назначении его начальником штаба этого же корпуса. Сдав дивизию прибывшему с курсов усовершенствования комсостава комдиву Ф. Ф. Федорову, он убыл к новому месту службы в г. Каунас. Здесь он и узнал о нападении Германии на нашу страну.

Весть о начале войны застала полковника М. Е. Катукова в Киеве, в окружном госпитале. Послеоперационный шов еще не зажил, но после выступления по радио В. М. Молотова об агрессии Михаил Ефимович уговорил лечащего врача отпустить его и поспешил в Шепетовку, штаб дивизии. И уже вечером 28 июня доложил по телефону о своем прибытии генерал–майору К. К. Рокоссовскому, командиру 9‑го мк, в состав которого входила 20‑я тд. Генерал сообщил, что обстановка сложная, корпус включен в состав 5‑й А генерал–майора М. И. Потапова, которая в свою очередь подчинена командующему Юго – Западным фронтом. Получен приказ – эвакуировать семьи комсостава и перебросить дивизию в район Луцка для нанесения контрудара во фланг вражеской группировки.

В своей книге «На острие главного удара» будущий командарм вспоминал, что его соединение только по названию было танковым формированием, на самом деле его таковым нельзя было назвать. Оно лишь формировалось, на момент начала войны два танковых полка располагали вместо положенных 375 Т-34 и KB 33 учебными легкими танками БТ. Артполк имел лишь 24 гаубицы, а батальон связи – лишь учебные радиостанции. Все не укомплектованные матчастью подразделения пришлось превратить в стрелковые, в том числе такие, как понтонный батальон. Такое же положение оказалось и с автотранспортом, из–за нехватки грузовых автомобилей переброска войск шла с большим трудом и медленно.

В свой первый бой с фашистскими захватчиками дивизия и ее командир вступили 24 июня у местечка Клевань. Противостояли им части 13‑й тд. Бой был тяжелый, противоборствующие стороны оказались в неравных условиях. И хотя немцы были остановлены, 20‑й тд это досталось большой ценой. Были потеряны все боевые машины, погиб командир танкового полка, появились убитые, раненые и в других частях.

До начала июля дивизия М. Е. Катукова участвовала в кровопролитных оборонительных боях в районе Дубны. В результате [182] дорогой ценой 5‑й А удалось на несколько дней задержать наступление врага на юг. Но это общую ситуацию на фронте кардинально не изменило. Враг продолжал наступать, нанося Красной Армии не только тяжелые, но в ситуации, когда началась массовая эвакуация промышленных предприятий на Восток, трудновосполнимые потери, прежде всего в тяжелом вооружении. К середине августа значительная часть наших танков была выведена из строя. Это заставило советское командование расформировать все крупные танковые и механизированные соединения – дивизии и корпуса. В войсках остались лишь бригады и отдельные батальоны.