Текст книги "Симбионт (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Симбионт

Часть первая
Воскресший. Глава 1

Воскрешение не всегда во благо

– Где он? – нетерпеливый, с нотками отчаяния и ужаса, голос метался по огромному особняку, отражаясь от белоснежных стен с портретами мужчин и женщин, призванных вызывать у потомков чувство гордости и осознания причастности к славным деяниям семьи. – Где мой сын?

– Евгения Викторовна, он сейчас лежит в медицинском блоке. Его подготавливают к рекуперации[1], пока не привезли донора, – невысокого росточка человек в тёмно-сером костюме едва поспевал на коротких ножках за статной женщиной в бирюзовом платье в пол, набравшей немыслимую скорость в прохождении длинных коридоров.

– Боже, откуда вы взяли это гадкое слово? – на ходу выкрикнула женщина и раздражённо выкинула ладонь перед закрытыми дверями. Тяжёлые створки распахнулись от невидимого толчка, отчего стоявшие на входе слуги даже глазом не успели моргнуть, но спины согнули, дабы не попасть под переполненную гневом длань хозяйки дома. Могла ведь и кулаком врезать по хребту. Рука у Евгении Викторовны тяжела и без магизма.

Она обернулась, проверяя, не потерялся ли ритуалист в бесконечных переходах особняка. Нет, круглая голова с залысинами маячила рядом. Мужчина верным пёсиком семенил рядом.

– Нельзя было назвать просто: перемещение⁈ – настроение у госпожи Дружининой портилось с каждым пройденным шагом.

– Увы, Евгения Викторовна, – старший чародей семьи Дружининых, гроссмейстер магического искусства, развёл руками, демонстрируя жест вины, как будто сам был причастен к происходящему. – Иные синонимы не передают точного смысла сего действия.

– Бред! – зло фыркнула женщина и вышла на залитое солнцем крыльцо. К ней тут же подскочили двое вооружённых охранников, несмотря на жару, облачённых в чёрные тактические костюмы. Любое перемещение члена семьи Дружининых вне стен дома регламентировалось обязательным сопровождением, пусть даже это будет прогулка в огромном саду поместья, укрытого от шумного города за высоким забором.

Недвусмысленного приказа господина Дружинина, хозяина финансовой, торгово-промышленной и транспортной империи, охватившей своими щупальцами не только Южный Урал и Западную Сибирь, но и Среднее Поволжье, никто не смел ослушаться.

– Что вам известно о происшествии? – на ходу спрашивала хозяйка, приподнимая подол длинного платья, пока торопливо шла по дорожке от особняка к двухэтажному зданию из красного кирпича. Там находился семейный биомедицинский центр, в котором лечились не только Дружинины, но и ценные корпоративные работники из высшего состава. К чести Александра Егоровича, он и домашних слуг не забывал, чему те были весьма благодарны. Да, передовая медицина, биокапсулы-рекуператоры, штат высококлассных медиков, и даже – раритетная роскошь по нынешним технологическим временам – самый настоящий Целитель, умеющий пользоваться лечебной магией. Да и не только лечебной. Среди огрызков чародейства, постепенно исчезающего из мира, такой специалист был настоящей удачей.

– Я плохо осведомлён о случившемся, – выдохнул ритуалист, вытирая огромным носовым платком испарину на лбу. Он потел не от жарких лучей июльского солнца, а от страха, поселившегося в его сердце. Страха перед боссом, который ещё не знает о смерти одного из сыновей, лежащего сейчас на холодной каталке под простыней и дожидающегося переноса слепка души и памяти в клон, выращенный в специальном инкубаторе из стволовых клеток и материалов ДНК юноши. – Машина Михаила попала в аварию в пяти километрах от города, там, где съезд в сторону речного пляжа. Ну, вы знаете, куда горожане любят ездить… – запыхавшись, он перевёл дух. – В том месте дорога огибает невысокий лесистый холм, который затрудняет обзор. Видимо, неизвестная машина как раз ехала от пляжа на большой скорости. Михаил не смог среагировать на сложившуюся ситуацию. Водитель внедорожника мог затормозить, и тогда трагедии удалось бы избежать. Но он, наоборот, дал по газам. Удар был очень сильный, «Аксай» отбросило на обочину. Если бы не бронированный корпус, жертв было бы больше. Он же с друзьями ехал.

– Не говорите мне про других! – Евгения Викторовна всё же взяла себя в руки. – Не тот случай! Выяснили, чья это машина? Это же не так трудно! – Вопрос нужно было адресовать службе безопасности, но сейчас все сотрудники сорвались на место происшествия, и вряд ли вернутся раньше ужина. – Можно подумать, у каждого пятого жителя Оренбурга есть внедорожник, способный так протаранить бронированный «Аксай»!

– Я не знаю, Евгения Викторовна, – на всякий случай ритуалист замедлил ход, чтобы не попасть под горячую руку, но хозяйке было не до него. Она уже приближалась к крыльцу медицинского блока, возле которого суетились несколько человек в белых халатах. Возле них стоял Савелий – управляющий всего большого хозяйства Дружининых. На нём была надета безукоризненная белая рубашка с классическими чёрными брюками, на шее повязан синий однотонный галстук. Сама безупречность и бесстрастность.

– … я говорю то, что мне удалось узнать, – догнал женщину ритуалист. – Вместе с вашим сыном ехали брат и сестра Дубенские, а также студентка медицинского техникума Елизавета Алеева. Никто из них не пострадал серьёзно, что удивительно. Они сейчас в управлении полиции, с ними беседуют следователи. Возможно, молодые люди позже заедут сюда, если не понадобится госпитализация.

Дворецкий, увидев хозяйку, шагнул навстречу.

– Госпожа, я распорядился насчет рекуперации, – густым голосом объявил сорокалетний мужчина с белесым шрамом, пересекающим лоб и правый глаз; бровь в результате давнего ранения оказалась начисто срезана, и теперь неприятная асимметрия пугала только тех людей, кто впервые видел его. – Бригада готова к работе, но машина с клоном запаздывает.

– Мы успеем? – резко спросила женщина пожилого мужчину с окладистой рыжеватой бородкой; в тщательно отутюженном халате и в беретке он выглядел солидным профессором из научного-медицинского института.

– Времени с момента смерти прошло сорок минут, – медик замялся, в волнении сжал бородку. – Фактически мы можем подождать ещё два часа, но дальнейшее затягивание процесса не гарантирует полного копирования сознания. Реабилитация затянется.

Ритуалист кивнул, подтверждая слова врача.

Женщина как-то странно выдохнула, в груди что-то заклокотало; отстранив рукой медика, она взлетела по лестнице и заторопилась по пустым коридорам в сторону блока рекуперации, где сейчас лежал её сын. Сохранять на лице бесстрастность и минимум эмоций позволяла мысль о бессмертии сознания её сына. Рекуперация сохраняла память, рефлексы, а самое главное – ментальную оболочку, которую называли проще: «душа». Иначе говоря, после ритуала (а точнее – ставшего обыденным медицинского мероприятия) переноса сознания из мёртвого тела в клон Михаил останется тем же самым любимым сыном, весельчаком и шустриком. Но любой ритуалист, занимающийся переносом сознания, скажет, что с каждым новым циклом возрождения человек теряет частичку самого себя. Эти потерянные крохи никто не замечает, как и сам возрождённый. Но частые смерти грозят серьёзными последствиями. При очередной процедуре может произойти такое, что память будет потеряна безвозвратно, и на медицинском столе очнётся бездумная и бездушная кукла.

В прохладном и белоснежном помещении, блещущем сталью и никелем оборудования, стояла тишина. На узком столе лежало тело, накрытое простыней. Каковы бы ни были возможности по возрождению умершего, любая мать испытывает чувство скорби и отчаяния при виде своего мёртвого ребёнка. Евгения Викторовна знала, что без её разрешения никто сюда не войдет, и медленно откинула простынь. Вгляделась в умиротворённое и спокойное лицо среднего из сыновей, провела ладонью по чистой, восковой бледности щеке. Следы ужасного столкновения – глубокие царапины и ссадины были отчетливо видны на голове, но особенно выделялась продолговатая вмятина на левом виске. Да ещё на правой скуле расплылся багрово-лиловый синяк.

Слёзы закапали на простыню. Госпожа Дружинина не сдерживала их, но плакала молча, поглаживая холодную и неподвижную руку сына.

– Евгения Викторовна, мне позволено войти? – раздался мужской голос от двери.

– Да, прошу, – женщина быстро провела пальцами по щекам, продолжая смотреть на сына.

– Удивительно, что причиной смерти стал один-единственный удар в височную часть, – негромкий голос медика, подошедшего к столу, отвлёк женщину от скорбных переживаний. – Лицо не пострадало, разве что большая гематома на скуле.

– Кости целы?

– Кости? – удивился мужчина. – А… разве это существенно? Клон заменит…

– Я не спрашивала вашего мнения насчёт клона, Карл Николаевич! – зазвенел сталью голос Евгении Викторовны. – Отвечайте на вопрос!

– Мы не делали рентген, – даже оскорбился медик. – Но я провёл пальпацию, и, судя по всему, сломано несколько ребер. Грудная клетка в порядке, как обстоит дело с внутренними органами – не знаю. По внешним признакам, будь Михаил жив, мы бы его подлатали за неделю.

– Ваши люди готовы? – прервала его Дружинина.

– Все уже здесь, – Целитель кивнул в сторону открытой двери, где в проёме толпились ассистенты, ждавшие сигнала для начала процедуры. Охранники заставили их посторониться и вошли внутрь, встав по обе стороны от входа. От хозяйки исходила очень сильная аура беспокойства, поэтому они решили контролировать её даже в безопасном помещении.

– Что с клоном? – резко спросила Евгения Викторовна.

– Мы связывались с бригадой доставки, говорят, что будут через двадцать минут, – ответил ритуалист.

– Отставить клона! – неожиданно решила Дружинина. – Марк Ефимович, насколько мне известно, существует древний ритуал возвращения к жизни с сохранением души и памяти. Я хочу, чтобы вы его провели тотчас же!

– Но… – нешуточно побледнел чародей, топтавшийся за спиной хозяйки. – Я не некромант, госпожа! Мне не под силу подобное…

– Глупости! – рявкнула женщина. – Я говорю про ритуал возвращения жизни с помощью души и крови смертника!

– Моя госпожа! – по-настоящему испугался человечек, промокая лоб измятым платком. – Я ведь никогда не занимался подобным ритуалом! Одна ошибка – и мальчика уже не вернуть! Нужно предупредить Александра Егоровича!

– Я ему потом всё объясню! А ты сделаешь так, как я требую! – приблизившись к чародею, разъяренная мать вцепилась ему в плечо тонкими пальцами, на которых блеснули золотые кольца с драгоценными камнями. Тон её неожиданно смягчился. – Я верю в тебя, Марк Ефимович. Даром, что ли, я двадцать лет назад спасла никчемного, как казалось многим, молодого ритуалиста? Ты возвращал к жизни моего супруга и его отца, моего деда так и вовсе дважды. Соберись и сделай самое главное дело в своей жизни!

– Позвольте, хотя бы, дождаться, когда привезут клона, – сглотнут слюну мужчина. – На всякий случай, если что-то пойдет не так…

– Не должно быть «если», – захолодел голос Евгении Викторовны. – У нас нет времени. Я не собираюсь сейчас объяснять, почему я против… рекуперации. Что нужно для ритуала, кроме жертвы?

– В принципе, только клинок с атрибутом родовой Стихии, – сдался чародей и понимающе переглянулся с Целителем, осознавая, что пути назад у него нет. Если бы рядом находился хозяин, можно было провести манёвр отступления, доказать, насколько безумен приказ его жены. Через полчаса, максимум, привезут клона, а к вечеру Миша будет живым и здоровым сидеть за семейным столом, отпускать скабрезные шутки насчёт своей гибели и красочно опишет, что же случилось на дороге. – Но я хочу предупредить, что не всякая жертва подойдёт для ритуала. Нужен благородный человек, не какой-то там плебс из грязных кварталов. Риски потерять индивидуальность и душу очень велики.

– Не беспокойся, чародей, – губы княгини исказились в гримасе; это была даже не улыбка, а оскал смерти. – В подвале сидит великолепный экземпляр! Хватит ему задарма хлеб жрать! Охрана! Приведите к родовому Алтарю узника из камеры. Я буду ждать вас там вместе с ритуалистом.

– Вы знаете, что для подобного действа нужен родовой Алтарь? – с удивлением взглянул на княгиню, чьё лицо напоминало сейчас каменную маску. – Кто вам дал такую информацию?

Ему было о чём волноваться. Женщины, неважно из какой семьи они происходили – из потомственной аристократической или из обычной рабочей – никогда не допускались к ритуалу, им никто не разъяснял, как именно возвращают жизнь умершему. В общих чертах, конечно, знания были доступны, но в облегчённой версии, без конкретики. Скорее, на уровне кухонных сплетен. Недаром говорят, что любопытство сгубило кошку, а женщины – они ведь очень настойчивы в получении полноценной информации, когда в ней появляется потребность.

– Не важно, – госпожа Дружинина повернулась к застывшему медику. – Карл Николаевич, распорядитесь перевезти сына к Алтарю. Когда появится бригада с клоном, выразите им моё неудовольствие. Я лично добьюсь их наказания за подобную проволочку. Хотя, постойте… Не нужно ничего им говорить. Просто заберите груз, распишитесь в акте сдачи-приема. Сюда их не пускать! Всё, организуйте доставку сына к Алтарю. И через десять минут я вас жду там вместе с Марком Ефимовичем.

– А мне обязательно присутствовать? – побледнел медик.

– Конечно, – удивилась женщина. – Кто удостоверится в смерти донора?

Карлу Зиберу оставалось только кивнуть и проглотить противный комок, вставший в горле. Он предчувствовал, что затеваемое Евгенией Викторовной дело пахнет очень плохо, от него несёт жутким зловонием чёрного колдовства, но не мог противиться воле хозяйки. Пусть сам Александр Егорович разбирается с супругой, почему она, не посоветовавшись, забрала для жертвоприношения важного пленника, который зачем-то был нужен хозяину. Просто сейчас некому было удержать от поспешных и, возможно, трагических шагов излишне нервничающую женщину.

Ритуалист вздохнул, как перед прыжком в воду с высокого утёса, и на негнущихся ногах направился по коридору медицинского блока в другую рекреацию, где находился спуск в Алтарный зал.

* * *

Неподготовленных людей, страдающих боязнью закрытого пространства, попади они сюда в первый раз, мрачное помещение Алтарного зала вогнало бы в тихую панику, хотя ничего ужасного, на первый взгляд, в прямоугольном зале с железобетонными стенами и усиленным балками потолком не было. Мягкий молочный свет из плафонов освещал каждый уголок, словно показывая, что бояться нечего, ворота в преисподнюю здесь не открываются. Но знающие люди могли бы посоветовать бояться не голых стен и выложенного кафелем пола, а искусно вырезанную из чёрного мрамора чашу диаметром в полтора метра. Именно она являлась хранилищем родового Дара, дающим силу и могущество роду Дружининых. Там, на пятиметровой глубине на гранитной подушке покоилось Око Ра – камень кровавого цвета и необычайной твёрдости, превосходящей по прочности даже алмаз. Он являлся генератором магической энергии и щедро отдавал её тем, в ком текла кровь Дружининых. Но взамен Око Ра требовало пищу. Малой толики биологической жидкости, которой делились с ним родичи во время инициации, камню вполне хватало, чтобы чётко определить, кто свой, а кто чужак. Но изредка приходилось насыщать Источник чужой кровью – кровью жертвы, выбирая её из достойных врагов. И такой ритуал назывался «кормлением». Тёмная сторона жизни Рода Дружининых, да и всех тех, у кого подобное Око было спрятано за глухими стенами тщательно охраняемых Алтарных залов, могла ввергнуть в ужас впечатлительного человека. Но коснувшиеся тайны как будто принимали обет молчания, и даже предпочитали умереть, но не раскрывать никаких подробностей. Кто знает, может такой обет и в самом деле существовал.

– Где донор? – голос Евгении Викторовны разнёсся по Алтарному залу и мгновенно затих, придавленный атмосферой напряженного ожидания. Охранники хозяйки стояли как каменные истуканы, до сих пор в большом количестве встречающиеся на просторах евразийских степей. Не их дело заниматься грязной работой. Есть те, кому положено водить грязных ублюдков на допросы или казнить их по приказу хозяина.

Словно услышав недовольство госпожи, распахнулась массивная дверь, впуская внутрь процессию из четырёх человек. Трое из них, тяжеловесные и бесстрастные, как каменные уральские утёсы, экипированные оружием и массивными дубинками, вели высокого исхудавшего человека с заострившимся от постоянного ожидания смерти лицом. Его длинные и давно немытые волосы уныло свисали по спине неопрятными колтунами. Под старой истрёпанной курткой виднелась рубашка неопределенного цвета, выцветшая и пропахшая неистребимым запахом узилища.

– Ну что, нашла способ как от меня избавиться, Женя? – треснутым, но весьма бодрым голосом произнес мужчина. Он с наигранным любопытством посмотрел на мраморную чашу, и в его глазах мелькнуло понимание. Усмехнулся, бравируя бесстрашием. Потом перевёл взгляд на застывшего и бледного Карла Зибера и абсолютно бесстрастного Марка Ефимовича, чертящего мелом на коричневой плитке узнаваемые геометрические фигуры, вписывая их одну в другую с ловкость и методичностью. – Ну надо же, ритуалист и доктор Зибер вместе… я теряюсь в догадках. Какую смерть вы мне придумали?

– Пришла пора принести хоть какую-то пользу, Борислав, – холодно ответила Дружинина, опустив руки вдоль бёдер, сжав похолодевшие пальцы в кулаки. – Достаточно того, что твое предательство очень навредило мужу, и он приложил немало усилий для оправдания своего доброго имени. Не знаю, почему ты до сих пор оставался жив. На месте Александра я бы давно посадила тебя на кол, чтобы как следует провялить на солнце.

Борислав поморщился от наигранной кровожадности этой красивой женщины. Снова распахнувшаяся дверь отвлекла его от какого-то ответа. Проводив взглядом каталку с лежащим на ней телом, прикрытым простыней, двух парней в зелёных халатах – и заметная бледность победила серую землистость лица.

– Ритуалист, медики, – пробормотал он снова, ища ответ на увиденное. – Алтарный зал… Что-то страшновато становится. Для кого нужна моя жертва? Я уже согласен на кол, чёрт с ним. Лучше боль, чем то, что ты замыслила, Женя.

– Поздно, – голос Дружининой стал совсем ледяным. – Твоё содержание слишком дорого обходится нам. Охрана, кормёжка – всё бессмысленно, если нет никаких вариантов получить от тебя что-то полезное. Сегодня ты поможешь мне, и я клянусь, что твои родители и жена узнают о тебе только самое лучшее. Поверь, они будут гордиться твоей жертвой, потому что ты пролил кровь, защищая ценности нашего рода.

– Я могу назвать имена людей, копающих под вашу корпорацию, – быстро ответил Борислав.

– А что вдруг тебя на откровенность потянуло, дружок? – гневно выкрикнула Дружинина. – Раньше молчал, как рыба в воде. В героя играл? Вот и доигрался. Мне плевать, какие знания ты унесёшь в могилу. Поздно…

– Евгения Викторовна, – заволновался Зибер. – Прислушайтесь к разумному совету…

– Заткнись, чёртов эскулап! – рявкнула женщина. – Готовься к процедуре! А ты, Борислав… поверь, я сделаю всё возможное, чтобы дорогие тебе женщины и родственники никогда не узнали, куда делось твоё тело. Сгинул в безвестности…

– Кто на это раз, Женя? – прервал её Борислав, не отрывая взгляда от каталки, где под простыней угадывалось тело мёртвого человека. – И почему нет клона? Ты что затеяла, дура?

Один из охранников молча врезал ему кулаком в живот, отчего узник загнулся от боли и закашлялся, выплёвывая на пол тягучие слюни.

– А он не понадобится, Борислав, – разогнувшись от долгой и кропотливой работы, ответил Марк Ефимович. Он закрыл контур пентаграммы, в центре которой сейчас находилась каталка с телом юноши. Аккуратно положив остаток мелка в карман длинного черного халата, он распахнул его, оставляя белые разводы на ткани. Все увидели, что под халатом у ритуалиста надет элегантный серый костюм, поверх которого на шнурке висели кожаные ножны. Схватившись за костяную рукоять матового цвета, он потянул её вверх и извлек небольшой нож с лёгким изгибом. – Подведите его к чаше.

Приказывал Марк Ефимович уже твёрдым голосом, добавив в него невероятной властности. Двое охранников мгновенно заломили руки Борислава за спину и потащили к Алтарю. Мужчина все же сделал попытку вырваться из умелого захвата.

– Евгения Викторовна, не совершай ошибку! – воскликнул мужчина, когда его чуть ли не положили грудью на край чаши, а третий охранник вцепился в волосы и дёрнул голову назад. Заросший кадык заходил вверх-вниз. – Не доверяй некромантии! Одна неточность в ритуале – и вы все погибнете в этом зале! Остановись!

– Тебе-то откуда знать, – пробормотала женщина и уже громче добавила, сузив глаза: – Не переживай за нас, Борислав Оленев, как-нибудь без тебя разберёмся. Начинайте уже!

Когда убрали простынь с тела, Борислав потрясённо охнул:

– Михаил? Но как…? Бедный мальчик! Вы хотите воскресить его с помощью ритуала? Умоляю вас, не делайте этого! Чародей, ты-то зачем в это дерьмо лезешь? Знаешь же, чем всё может закончиться! Моего прадеда тоже поднимали таким же способом, но потом горько пожалели об этом! Это будет совершенно другой человек, с которым придётся в дальнейшем жить под одной крышей! Если душа призываемого сольётся с моей душой и вкусит крови, вы потеряете сына! Пожалуйста…

Чувствительный удар по губам уже кричавшего Оленёва заставил того захлебнуться. Капли крови попали на чёрную поверхность чаши, и родовой Огонь вспыхнул на дне, заколыхался тягучими языками, вытягиваясь вверх, как свежие побеги зелени. Он тоже был живым, и чувствовал запах и вкус пищи, пусть даже такой своеобразной.

– Начинайте, Марк Ефимович! – Дружинина стала терять терпение. Время уходило, а вместе с ним рос страх, что она не успеет вдохнуть жизнь в тело сына.

Чародей подошёл к Бориславу и взглянул в сумасшедшие глаза узника, прекрасно осознававшего, к чему приведёт ритуал. Самое печальное, что Марк Ефимович тоже предполагал, что хорошего ждать не придётся. Но за его спиной стояла властная женщина, готовая самолично пустить кровь любому, кто будет мешать вдохнуть искру жизни в её мальчика.

– Вы совершаете ошибку! – заорал Борислав, внезапно ослабнув в руках охранников.

– Покойся с миром, несчастный, – обрёл голос ритуалист и поднёс нож к горлу Оленева. Лезвие тут же окуталось родовым Огнем, жадно потянувшись к лицу мужчины. Не колеблясь больше ни минуты, маг провёл им по горлу узника.

Густая и тёмная кровь полилась в чашу – и в то же мгновение Марк Ефимович заговорил чужим, гулким голосом, с которым резонировал Алтарь, наполнявшийся горячей влагой. Медики сняли тело княжича с каталки и осторожно перенесли его в самый центр меловой фигуры и постарались отойти как можно дальше от происходящего. А во взглядах горело желание убежать отсюда со всех ног. Охранники, крепко державшие дергающееся в предсмертных судорогах тело, тоже косились на чародея, не зная, что делать дальше. Никто не давал приказа – и оставалось только надеяться на профессионализм невзрачного на вид ритуалиста.

Марк Захарович стал раскачиваться из стороны в сторону, протягивая руки к чаше. Алтарь заполнился алыми языками холодного пламени, который вздымался всё выше и выше, пока не стал облизывать пальцы чародея.

Речь ритуалиста ускорилась. Он как будто читал стихотворение, только на незнакомом языке. Как только руки Марка Ефимовича по локоть покрылись всполохами Огня, он отступил от Алтаря на два шага, чётко развернулся и навис над лежащим на каменном полу голым Михаилом.

– Даруй кровь жертвенную телу мёртвому, даруй душу жертвенную мёртвому, – бормотал чародей, водя руками по воздуху, как будто размазывал ими по невидимой поверхности вязкую и тягучую субстанцию. – Соедини кровь и душу в теле мёртвом, вдохни в него искру жизни, подними его на ноги, оставь в нём разум нетронутым. Прими, Око Ра, жертву! Даруй достойному то, что отнято преждевременно у чужака.

Бледность и крупные капли пота, выступившие на лбу чародея, были хорошо видны всем, кто стоял полукругом возле Алтаря на безопасном расстоянии. Огонь набирал силу, освещая большую часть помещения. Единственный человек, который не боялся энергетики родовой Стихии, была хозяйка имения. Евгения Викторовна, сама не меньше ритуалиста побледневшая, смотрела на то, как Огонь перетекает с рук Марка Ефимовича на Мишу, покрывает его алыми языками пламени, беззвучно выплясывая по всему телу, начиная от кончиков пальцев ног и заканчивая головой. Алые волосы гляделись очень пугающе и красиво. Спокойное умиротворенное лицо погибшего парня так и оставалось безучастным ко всему, что с ним делала магия. Она властвовала здесь, не обращая внимания на протекающую за стенами этого помещения жизнь, вступившую в век высочайших технологий, придавая действию ещё большую нелепость и ужас.

Огонь как будто впитывался в поры кожи, постепенно затухая и исчезая. Наступила гнетущая тишина. У чародея подогнулись ноги – он, как подломленный, сел на холодный пол, держа в руках ритуальный нож, на котором не осталось и капли крови. Охранники так и застыли с мертвым телом, не решаясь его отпустить.

– Если мой сын сейчас не встанет, я скормлю тебя Огню, – зловеще произнесла Евгения Викторовна.

Марк Ефимович поднял голову и устало произнёс только одно слово:

– Смотрите…

Сначала у Михаила дернулись пальцы рук. По телу пробежала судорога, на левом виске запульсировала жилка. Как будто получив разряд тока, Михаил выгнулся раз, другой – и снова застыл.

Мать напряглась, жадно вглядываясь в розовеющее лицо. Наклонившись ниже, чтобы удостовериться, так ли это на самом деле, она вдруг резко и с коротким криком отшатнулась.

Михаил оперся руками в пол, сел, с удивлением и непониманием оглядывая застывших в ужасе и надежде людей. А потом хриплым, каким-то незнакомым голосом спросил:

– Вы кто такие? Что за хрень здесь происходит?

Хорошего дня не бывает много

Я проснулся от собственного крика, когда яркий и образный сон с чёткой детализацией происходящего затянул меня в глубины мрачных переживаний. Кровь, льющаяся в чашу Алтаря, низкий вибрирующий голос родового чародея Марка Ефимовича, бледное лицо матери – все эти кусочки странного сна сложились одновременно в удивительную и жуткую картину происходящего. Но больше всего меня испугало собственное тело, лежащее на полу под белой простыней, да ещё в окружении какого-то магического знака. Откуда мне известно, что бренное тело моё? А во сне много чего осознаётся чётко и ярко.

Например, что сейчас происходит ритуал, идущий корнями из жутких времен, где властвовала чистая магия.

Я захотел закричать матери, что это неправильно, есть же клон, в который можно без всяких дурацких ритуалов вдохнуть жизнь, и не надо ради этого убивать несчастного, лицо которого показалось знакомым. Но где я его видел, вспомнить никак не мог.

Когда мертвец, тот самый, под простынёй, поднялся с пола и что-то прокаркал, я – настоящий – грохнулся с кровати на тёплый от заглядывающего в спальню ласкового солнца пол, захлёбываясь криком. В раскрытое окно тянуло речной прохладой, которая спешила насытить белокаменный особняк свежестью перед наступлением дневной жары.

– Ты чего, Миша? – заспанная физиономия миленькой девицы появилась на краю постели и склонилась вниз, рассматривая меня с нескрываемым страхом. – Ты так кричал, что, наверное, весь дом перебудил!

– А ты кто? – хрипло вытолкнул я из себя, проползая на четырех костях к столику, на котором громоздились бутылки с минеральной водой. Вот что мне у Дубенских нравилось, так это безупречная работа прислуги. После двух десятков ящиков выпитого шампанского, белого сухого и полусухого, всяких там ликёров и наливок вкупе с водкой всегда хочется пить, пить и пить. Я даже не сообразил, что выгляжу весьма пикантно в таком положении, да ещё с голым задом, но было плевать. Вода манила куда сильнее, чем красотка, обёрнутая простыней.

– Кто я? – неуверенно рассмеялась девушка. – Я же Лиза! Алеева Лиза! Миша, не шути так, пожалуйста!

– А-аа! – вытолкнуло моё осипшее горло. Я с хрустом свернул крышку с маленькой стеклянной бутылки, и, запрокинув голову, жадно присосался к живительной и чуточку тёплой водичке. Настоялась, а значит, я слегка «переспал». Обычно домработницы выставляют холодненькие бутылки часов в восемь-девять. Знаю, не первый раз гуляем здесь. Молодежь после бурной вечеринки может спать и дольше, но к полудню все выползали в каминный зал, которым славился особняк Дубенских. – Лиза, Лизонька! Извини, пожалуйста, сон поганый приснился.

Сон и в самом деле поганый. Какой-то пророческий. И ведь точно знаю, что события, показанные в нём, ещё не произошли. Холод пронёсся по позвоночнику. Врата преисподней, не иначе, начали распахиваться.

Я мог и не извиняться. Девушка, делившая со мной постель, была из обычной семьи. Она прекрасно понимала, что в нашей компании она сугубо по моему желанию. Мать Лизы – преподаватель в детской музыкальной школе, отец работает на одном из предприятий нашей Семьи. Мой папаша, да и все те, кто находился на верхней ступеньке пищевой цепочки, старались дистанцироваться от «плебса», женить и выдавать замуж детей только в своём кругу. Банкиры, промышленники, сенаторы, приближённые к императору сановники – вот с чьими детьми нужно дружить, чтобы в будущем продолжить дело предков.

Барышни из аристократических семей (да, таковыми нас и считали обычные люди) не позволяли себе легкодоступных взаимоотношений, даже если пылали огнём любви к своему избраннику, так как за ними пристально следили старшие родственники или специально приставленные телохранители – «дядьки». Поэтому юноши вроде меня и моих друзей, чтобы сбить накал бушующих гормонов, искали себе партнёрш для любовных утех среди вот таких простушек вроде Лизы. Я, как и большинство подобных мне мажоров, тоже не чурался подобных отношений. Не рыжий, чай! С Лизой – студенткой медицинского техникума – познакомился прошлым летом на танцах в городском парке (открытые танцевальные площадки в парках привлекали большое количество молодежи) и предложил встречаться.

Девушка осознавала, что ей не светит выйти замуж за богатенького парня, да ещё сына влиятельнейшего на Урале человека, но охотно согласилась на отношения. По негласной традиции, когда придет время расстаться, я должен сделать ей подарок. Очень хороший подарок. За этим тоже пристально смотрят, оценивают щедрость и степень благодарности. На будущее, так сказать.

Поэтому Лиза так легко согласилась на роль «подруги». Заиметь ребенка от человека из «благородной» семьи ей всё равно не позволят. Да-да, за этим тоже смотрят и бдят. Лиза бы не удивилась, если бы узнала, что специально приставленные люди даже могли назвать точное число раз, когда мы занимались любовью. Стыдно ли было мне перед девушкой за откровенное потребительство? О, это ещё нужно доказать, что Лизе не нравилось её нынешнее положение!