Текст книги "Потерявшиеся в России (СИ)"

Автор книги: Валерий Анишкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Виталий Юрьевич виновато развел руками.

– Вам продали кота в мешке. Здесь не только механи-ку нужно поработать, но и слесарю. Во-первых, машина прошла, меньше чем за четыре года, семьдесят пять тысяч километров. И видно, хозяин ее не особенно жалел. Акку-мулятор свое отработал, нужно менять, свечи зажигания купить новые. На свечи денег не жалейте, как и на мотор-ное масло: покупайте дорогое. Замок зажигания тоже тре-бует замены. Коробку передач просто необходимо пере-брать...

Виталий Юрьевич понуро слушал специалиста, и ли-цо его скисало на глазах.

– Сколько отдали за нее?

– Двести тысяч, – глухо вымолвил Виталий Юрьевич.

– Сто пятьдесят ей красная цена, – безжалостно опре-делил слесарь истинную цену авто, отчего Виталий Юрье-вич сник окончательно и угрюмо смотрел на свои семьде-сят пять лошадей, спрятанных под одним капотом.

– А вы, Федор, не могли бы привести машину в поря-док? – с робкой надеждой попросил Виталий Юрьевич.

– Не знаю, – задумался Федор. – Мне своей нужно за-няться, все руки не доходят. Потом у меня стоит битый 'Жигуленок' одного начальника. Надо отрихтовать и за-красить. Ну, это, правда, пустяки: пару дней работы... Не знаю.

– Пожалуйста, Федор, я заплачу, сколько скажете.

– А вы знаете, на сколько это потянет? – Федор строго посмотрел на Виталия Юрьевича. – Если все полностью, со слесарными работами, с переборкой коробки?

Виталий Юрьевич, молча, смотрел на Федора, покор-но ожидая приговора.

– Тридцать тысяч, – вынес Федор вердикт после дол-гой паузы.

– Я согласен. Хорошо, – поспешил согласиться Вита-лий Юрьевич.

– Плюс все детали, которые я укажу, – добавил Федор.

– Да, конечно. Само собой, – закивал головой Виталий Юрьевич.

Ольга Алексеевна, когда узнала, во сколько обойдется ремонт машины, потеряла дар речи, и лицо ее пошло крас-ными пятнами. Но она не кричала, не топала ногами и не закатывала истерики.

– Господи! Что ж ты такой бестолковый! Тебя дурят на ровном месте, и ничему тебя, дурака, так и не научили. Эти мужики нашу машину за сто семьдесят тысяч купили, поснимали, видно, все рабочее, а потом тебе за двести ты-сяч всучили. Да за эти деньги можно было такую машину купить!.. Говорила, давай походим, посмотрим. Нет, ухва-тился за эту развалюху, как дурак за писаную тор-бу...Господи! – воскликнула Ольга Алексеевна. – О чем я говорю? Месяца не прошло, как тебя с долларами надули, а теперь с этим.

– Ну, с долларами никто не застрахован, – стал оправ-дываться Виталий Юрьевич. – Они ж, эти мошенники, по-чище Акопяна.

Промах с долларами случился с Виталием Юрьеви-чем, когда он пошел менять их на рубли. Они с женой все свои сбережения, как многие, после того как сберкнижки в одночасье превратились в пустые фантики, не доверяя сберкассам, держали в долларах и вещах. Весь угол их зала занимали дефицитные импортный двухкамерный холо-дильник, нераспакованный цветной телевизор, кухонный комбайн и музыкальный центр. Это и был основной их ка-питал, на который они собирались купить машину. Время от времени им приходилось менять доллары на рубли, по-тому что индексация пенсий не поспевала за инфляцией и денег на жизнь катастрофически не хватало.

У обменного пункта Виталия Юрьевича остановил меняла в кожаной куртке и бейсболке. Здесь всегда крути-лись бойкие ребята, которые меняли доллары и скупали золото.

– Отец, доллары нужны?

– Нет, я хочу обменять доллары на рубли, – доверчиво пошел на сближение Виталий Юрьевич.

– Да пожалуйста! Я даю больше, чем в обменном пункте. Покажи-ка, они у тебя не фальшивые?

– Как можно? – обиделся Виталий Юрьевич и полез в карман за долларами, но благоразумно показал только од-ну из двух стодолларовых купюр. Меняла стал зачем-то тереть бумажку, потом стал складывать ее и все как-то от-ворачивался от Виталия Юрьевича. Тот забеспокоился, чувствуя неладное, и потребовал вернуть назад свои сто долларов. Малый, бормоча что-то вроде того, что деньги нужно тщательно проверять, вернул хозяину его купюру. Виталий Юрьевич ругал себя за то, что вместо честного обмена в официальном пункте, связывается с проходимца-ми. Обман раскрылся, когда в обменном пункте он полу-чил вместо сорока тысяч рублей за двести долларов всего двадцать две тысячи за сто и десять долларов. Мошенник успел подменить одну купюру в сто долларов на один дол-лар.

Ольга Алексеевна поохала, поругала мужа и на том успокоилась. А что, в конце концов, было возмущаться? Они оба были, если объясняться языком жуликов, 'лоха-ми', и один случай научить их не мог, потому что для них уже готовилась где-то другая, еще более хитрая хитрость. Изобретательность мошенников не знала предела.

У самой Ольги Алексеевны таскали из сумки кошель-ки, ее грабили цыгане, дурили нищие. Как-то в магазине к ней подошла бабулька, божий одуванчик, и попросила плаксиво:

– Дочка, на хлебушек не хватает, подай бабушке. Есть очень хочется.

Ольга Алексеевна, страдая от сочувствия, подала де-сять рублей.

– Что ты, доченька, хлебушек-то тридцать стоит, а у меня-то ни копеечки.

И Ольга Алексеевна безоговорочно дала бабульке тридцать рублей, устыдившись своей черствости. А через полчаса зашла в кафе на той же улице, чтобы купить бу-тылку минеральной воды, и увидела свою 'голодную' ба-бульку, которая восседала за круглым столиком и уплетала пирожные с кофе, надо полагать, за деньги таких же сер-добольных и жалостливых как Ольга Алексеевна...

Машина – это было здорово. Они ездили на дачу и больше не таскали на своем горбу и в сумке на колесах кабачки, которые у них росли особенно буйно, чего не скажешь о других культурах, Одна беда: невозможно было предсказать, как поведет их автомобиль в следующую ми-нуту. Он, например, мог не въехать на ту не очень крутую горку, которая венчала последний спуск перед дачей; она могла не завестись утром, когда они оставались ночевать в своем дачном домике, и тогда Виталий Юрьевич открывал капот, без всякого толку смотрел на провода и шланги и очень приблизительно представлял, для чего они и куда ведут. Все, что он мог, это вывернуть и почистить свечи, и это иногда помогало: машина, почихав немного, заводи-лась. Чаще злополучную машину заводили с буксира, бла-го, на дачах кто-нибудь да проезжал на своей машине. Од-нажды машина вдруг заглохла на перекрестке перед све-тофором. Машину сердобольные прохожие помогли выка-тить к тротуару. Виталию Юрьевичу казалось, что над ним смеются, и ему было очень неловко. Вот также как-то на курсах вождения во время практических занятий он расте-рялся, не смог совершить поворот на перекрестке и встал. Инструктор матерился, потому что из проезжавших мимо автомобилей высовывались улыбающиеся физиономии и отпускали шутки в адрес и ученика, и инструктора, а из КАМАЗа показалась мордастая голова и пробасила: 'При-вет чайникам!'

Проблем не было, если сосед по даче оказывался на своем участке в одно время с Виталием Юрьевичем. Тогда он быстро разбирался в неполадках и заводил машину, но при этом говорил:

– Ну, Юрьич, ты и коня себе купил. Это скорее кляча какая-то. И советовал:

– Да продай ты ее к лешему.

И Виталий Юрьевич решился. Инфляция как хороший стайер, не только не снижала темпа на дистанции, но и ус-корялась, достигнув совершенно ненормального уровня.

Виталий Юрьевич вел дневник, в котором использо-вал наиболее яркие публикации из газет. Дневник этот от-ражал все важнейшие политические события, судьбонос-ные для будущего России в тот период времени, когда формировалось демократическое государство с его урод-ливой экономикой и криминальными структурами. Но это было не главным. Сухие политические факты интересова-ли Виталия Юрьевича постольку-поскольку. В своем днев-нике он пытался рассказать о простых людях, живущих в новых условиях далеко от Москвы, показать особенность характера русского человека, раскрыть загадку его души и таланта. Когда-нибудь, когда улягутся страсти, Россия ус-покоится и наступит стабильность, он собирался использо-вать свой дневник, как основу для книги. У него даже сло-жилось условное название книги: 'Политический дневник. Записки провинциала'. Цифры, которыми располагал Ви-талий Юрьевич, были красноречивы.

Если сравнивать с тем временем, когда колбаса стоила два рубля двадцать копеек, то цены к 1994 году увеличи-лись на отдельные виды продуктов питания, например, на мясо в 1700 раз, на хлеб в 1000 раз, а стоимость потреби-тельской корзины из 19 наименований важнейших продук-тов в расчете на месяц составила в 1994 году 32,5 тысяч рублей (кстати, в США потребительская корзина рассчи-тывалась из 300 видов наименований). Доллар в начале 1993 года стоил 720 рублей, в июне уже 1040, а в январе 1994 года – 1540 рублей. Пенсии за это время увеличились на 300%, зарплаты на 290%. Цены скакали не по месяцам, а по неделям. 30% населения не дотягивали до прожиточ-ного уровня, 50% еле сводили концы с концами... Война в Чечне продолжалась.

В это время банки и сберкассы выплачивали по вкла-дам до 100% годовых. Финансово-инвестиционные компа-нии типа РДС, МММ, ХОПЕР и другие выплачивали до 500% годовых от вкладов и успешно противостояли ин-фляции.

– Оля, – сказал Виталий Юрьевич жене. – Если мы продадим машину и положим деньги в банк, то наш вклад через год удвоится.

– А если инфляция будет еще выше, то вдвое умень-шится, – возразила Ольга Алексеевна.

– Почему? Банки же тоже будут повышать проценты годовых ставок... Во всяком случае, деньги мы не потеря-ем. А там добавим и, может быть, приличную машину ку-пим.

Ольга Алексеевна не стала спорить, только пожала плечами.

Глава 6

Вадик позвонил Миле на следующий день и пригла-сил в ресторан. Мила чуть поколебалась и согласилась.

Настроение было приподнятое. С утра она съезди-ла в Институт зернобобовых, нашла 'Лабораторию биохи-мического анализа', где работала Наташа, о которой гово-рила Даша. Наташа встретила Милу приветливо, будто давнюю знакомую, и сразу повела к своему начальнику. Начальник, Петр Никодимович, пожилой мужчина с доб-родушным круглым лицом, посмотрел на Милу сквозь тол-стые стекла очков, и Мила поняла, что ему что-то в ней не понравилось.

– Какая у вас специальность по диплому? – спросил Петр Никодимович.

– У меня биологический факультет, – ответила Мила.

– По специальности работали?

– Нет, – смутилась Мила и покраснела до ушей.

Петр Никодимович мягко улыбнулся:

– Ничего страшного, – успокоил он. – Не боги горшки обжигают. Важно, чтобы вы задержались у нас не на один день. А то ваша предшественница проработала здесь ровно один месяц. Конечно, можно маникюр испортить, работа у нас не для белоручек.

– И Мила поняла, что в ней так насторожило началь-ника лаборатории. Она успела отметить, что женщины в лаборатории одеты просто. Наташа тоже была в простой черной юбке миди, неброской голубой шерстяной кофточ-ке и туфлях на низком каблуке. Но все ей шло. Вырез коф-точки и забранные вверх волосы эффектно открывали шею. Некоторую некрасивость лица компенсировала гор-дая посадка головы и мягкие черты, а высокий рост позво-лял ей оставаться стройной даже в обуви на низком каблу-ке. Мила была одета модно, хотя строго и пристойно. Туф-ли на шпильке, черный брючный костюм, под пиджаком белая шелковая блузка; из украшений только золотая це-почка и недорогой под золото браслет, на пальце простой золотой перстенек с аметистом. Но ладная фигурка и ко-роткая стрижка темных волос на хорошенькой головке гармонично вписывались в этот не очень-то и затейливый наряд, делали Милу привлекательной, и обманчиво каза-лось, что такая девушка способна только праздно прово-дить время.

– Я работы не боюсь! – поспешила сказать Мила, до-садуя на себя за то, что не сообразила одеться попроще, и уж, по крайней мере, не надевать туфли на шпильках.

– Будем надеяться, – готов был поверить Петр Нико-димович и сказал:

– Ну, если зарплата вас устраивает, пишите заявление, заполняйте анкету, все как положено...Наташа вам все рас-скажет.

– Про зарплату мне сказали. Но мне хотелось бы уз-нать... – Мила замялась.

– Да-да! – подбодрил ее Петр Никодимович.

– В вашем институте у меня будет возможность вести какую-нибудь научную тему?

– Вы имеете в виду тему для диссертации? – уточнил Петр Никодимович.

Мила кивнула.

– Несомненно. Вы идете на должность МНС. То есть, вы по определению должны заниматься научной работой. Возьмете тему, будете ее вести. У нас все при Институте: и аспирантура и защита. Не смотрите, что мы сейчас бедные, и зарплаты у нас, по сути, нищенские. Сейчас все вверх но-гами. Однако, нститут наш и в Европе знают. Специалисты у нас знатные. Шесть докторов, пятнадцать кандидатов. Вот Наташа, молодец, у нас в этом году защищается. И с публикациями проблем нет: статьи мы публикуем и у себя, и в других научных журналах.

И Мила пошла писать заявление о приеме на работу в НИИ.

Дома Мила перекусила, обрадовала родителей, сооб-щив им по телефону о своей новой работе, и поехала в Дом творчества школьника. Здесь ее и застал звонок Вадика.

В восемь часов он ждал Милу у ее подъезда. Она не сразу сообразила, что он может заехать за ней на машине и, выйдя из дома, конечно, чуть опоздав, поискала глазами и недоуменно посмотрела по сторонам. И тут же увидела, что Вадик выходит из черной иномарки с тремя красными розами в руках. 'Тыщ на тридцать', – с удовольствием от-метила Мила и, неспеша, чтобы видели соседи, села в ма-шину. Эмоции переполняли ее. Сегодня так все удачно складывается. И новая, пусть с не очень большой зарпла-той, но интересная работа. И шикарная машина, и ресто-ран. Но тут же Мила одернула себя. Привычка относиться к себе иронично и с легким скептицизмом к окружающему заставила ее усмехнуться: 'Подумаешь, важность. Тоже мне, 'лягушонка в коробчонке'. Надулась как индюк. А завтра опять к разбитому корыту'. Однако это не испорти-ло ее настроения, и она еще раз отметила: 'Господи, как мало нужно человеку для счастья! Ведь на самом деле сча-стье – это просто. Разве не счастье, что ты живешь на бе-лом свете? И разве не счастье проснуться утром от яркого лучика солнца, которое начинает заполнять комнату, ты жмуришься от яркого света и уже торопишься встать, что-бы не пропустить что-то важное или куда-то не успеть, и тебя переполняет радость бытия. Папа всегда говорит, что человек должен иметь денег ровно столько, чтобы о них не думать. Это хорошо и даже идеально, потому что 'с ми-лым рай в шалаше' – это все же фольклор, упрощенный до минимума, поэтому и поговорку эту народ приземлил до ехидно-практичного 'с милым рай в шалаше, если милый атташе'. Мила улыбнулась про себя. Все же счастье – это внутреннее состояние каждого. Как говорил Козьма Прут-ков: 'Хочешь быть счастливым – будь им'. И Мила, когда становилось совсем невмоготу от накопившихся обид, от безденежья, проводила аутогенную тренировку, внушая себе: 'Я молодая, красивая, у меня чудесный, здоровый ребенок – вот оно, мое счастье. Я все могу. Я всего добь-юсь. У меня же и голова и руки на месте. Все у меня будет, и все будет хорошо'. И ей действительно становилось лег-че, хотя помогало не всегда. Тогда она утыкалась лицом в подушку и давала волю слезам...

В небольшом уютном ресторанчике на окраине города было пусто. Они сидели за столиком в углу, тихо лилась из магнитофона музыка. Миниатюрные динамики висели на противоположенных стенах, создавая стереозвук. Мила посмотрела меню, цены повергли ее в шок, и она поспеши-ла сказать Вадику, что полагается на его вкус. От коньяка она отказалась. Вадик заказал себе сто граммов коньяка и бутылку сухого 'Каберне'. На закуску им принесли салат из крабов и хорошо прожаренные антрекоты. Мила с удо-вольствием уплетала и то и другое. Она с детства любила мясо и рыбу. Что бы она ни ела, сыта была только, если съедала что-нибудь мясное. Бабушка говорила: 'Ты у нас мясная девочка', а мама поддразнивала: 'Ты, когда мясо видишь, рычать начинаешь'. Объяснение этому Мила на-шла в одном медицинском журнале, который взяла у Лен-ки. В журнале приводилась таблица питания по группам крови, и оказалось, что организму с ее группой крови тре-буется пища, богатая животными белками. Из таблицы она также поняла, почему не любит апельсины и мандарины, а на клубнику у нее вообще аллергия. Зато ей показаны ин-тенсивные физические нагрузки. 'То есть, у меня на роду написано пахать всю жизнь', – с улыбкой заключила тогда Мила. Эту таблицу Мила показала маминой знакомой, тете Свете. Та перешла на вегетарианскую диету, полностью отказавшись от мяса, но через некоторое время стала чув-ствовать недомогание, у нее кружилась голова, на теле появилась сыпь, появилась общая слабость, а потом она стала терять сознание, и врачи долго не могли поставить диагноз. С таблицей тетя Света пошла к врачу-диетологу, и та подтвердила, что вегетарианство ей противопоказано. Она расстроилась, потому что, если честно, то вегатариан-кой она стала исключительно из материальных соображе-ний. В конце концов, ей пришлось плюнуть на эту дурац-кую диету, и через месяц у нее исчезли все признаки недо-могания...

Вадим был немногословен. Он курил хорошие сигаре-ты, с обожанием смотрел на Милу и молчал. Мила пони-мала, что он стесняется, но это ей в людях нравилось.

– Вы живете одна? – спросил Вадим и смутился.

– С дочерью. Иногда я оставляю ее у родителей.

– Я хотел сказать, вы живете отдельно от родителей? – поправился Вадим.

– Да, бабушка оставила мне однокомнатную квартиру, – пояснила Мила. – А почему вы спросили? Отдельно от родителей – это плохо?

– Нет, что вы! Просто это больше по-европейски, чем по-русски. У нас дети часто живут с родителями даже по-сле того, как женятся. А вот в Англии, например, идея жить под одной крышей нескольким поколениям считается совершенно несовместимой с канонами частной жизни.

– Вы были в Англии? – спросила Мила.

– Я учился в английской школе два года. Не выдер-жал, удрал. Меня высекли, но я сказал, что лучше пусть убьют, назад не поеду.

– Ну и как?

– Отстали, – засмеялся Вадим, показывая крепкие, но неровные зубы.

– А что, так плохо в Англии было? – поинтересовалась Мила.

– Да чужое все. Люди другие. Все манерное, фальши-вое, не наше. Ну, не по мне это, в общем. Души что-ли нет... Вот, бабушки. Вы дочь отвели к родителям, и они будут нянчиться с ней сколько угодно долго, причем, с удовольствием. И это для нас нормально. А английские ба-бушки могут очень любить своих внуков и с удовольстви-ем будут угощать их по субботам и воскресеньям, они да-же возьмут их к себе на пару недель во время отпуска ро-дителей. Но они никогда не согласятся быть для них по-стоянными няньками.

– А американские бабушки и дедушки, я читала в га-зете, нанимаются к своим детям смотреть за внуками за деньги, – вставила Мила.

– Видите? Нам их не понять... У нас существует ка-кая-то связь поколений, а у них наоборот, разрыв между поколениями. И это даже одобряется... Вообще, англичане народ одинокий. Но даже там, где, вроде бы, много людей, все равно каждый из них одинок духовно. Например, в школе.

– Это можно объяснить, – отозвалась Мила. – В Анг-лии все имущество и даже титул переходит по наследству только к старшему сыну. А остальные братья и сестры не получают ничего и должны устраивать свою судьбу сами. Англичане стремятся обеспечить детям хороший старт в жизни и выталкивают их из дома, как только почувствуют, что дети могут жить самостоятельно. Отсюда и разрыв се-мейных связей.

– Откуда вы это знаете? – удивился Вадим.

– Да просто читала книгу журналиста Овчинникова, по-моему, 'Корни'. Я вообще считаю, что русские воспи-тывают бездельников и трутней, потакая подачками до се-дых волос. Ему за сорок, а он все у мамы 'саночек'.

– Это камешек в мой огород? – криво усмехнулся Ва-дик.

– Нет, что вы! – смутилась Мила. – Я просто конста-тирую факт

– Да нет, не извиняйтесь. Даже если и про меня. Мы – другая страна, и у нас другой... – Вадик запнулся в поис-ках нужного слова

– Менталитет, – подсказала Мила.

– Да, менталитет, – подхватил Вадим новомодное сло-во. – Нам поодиночке трудно выживать. У нас проблема с жильем, то есть 'квартирный вопрос'. Опять же, малень-кие зарплаты у молодых специалистов. Вот мы все и дер-жимся за родителей, так же как они держались за своих. Что касается меня, то, поверьте, особенно завидовать не-чему.

– Да не имела я вас в виду! – сделала протестующий жест рукой Мила.

– Верю! – улыбнулся Вадим.– Только, если вам инте-ресно, я немного расскажу о себе. Может быть, это изме-нит расхожее мнение о генеральских детях...– Вадик не-много замялся, как бы подыскивая слова, и заговорил спо-койно и связно. – Дети военных – это особая категория. Они привыкают к перемене мест, но это не значит, что им просто расставаться с друзьями, которых они уже успели приобрести, и со школой, к которой успели привыкнуть. Каждый переезд – это стресс. У меня, может быть, в этом отношении сложилось все более благополучно, потому что дед по материнской линии был министром внутренних дел Молдавии в звании генерал-полковника. Мы, конечно, то-же поездили, но, сами понимаете, рука деда направляла отца, тоже милиционера, в правильное русло... Отец слу-жил в престижных местах, учился в академии, быстро стал полковником, занялся наукой, защитился, потом генераль-ный штаб, а потом присвоение генеральского звания и на-значение сюда. Кстати, не нужно считать, что отец добился всего только благодаря моему деду. Отец – человек често-любивый и способный. И с дедом у них отношения были далеко не теплые. Дед был против брака моей мамы с от-цом, и его предвзятость к моему отцу так и ушла с ним в могилу... И дед, и отец – люди по-военному дисциплини-рованные и строгие. Меня держали с детства в ежовых ру-кавицах. Даже мать не осмеливалась меня баловать. Меня и в английскую школу определили, чтобы воспитать аске-тическую стойкость будущего военного. Помните, как Штольца отец выпихнул из родного дома в жизнь? Без сле-зинки, без сантиментов, с полным сознанием правоты сво-его решения. Вот точно так же и меня. Тогда я поклялся, что никогда не стану военным. В девять лет я еще не мог ослушаться, но мне хватило двух лет английской бурсы с лихвой. А потом все зашаталось. Умер дед. Между отцом и матерью, словно, черная кошка пробежала.

– Или тень деда, – тихо вставила Мила. Она внима-тельно слушала Вадима, и ей было его жалко.

– Может быть и тень деда, – согласился Вадим. – В общем, мама с отцом сюда не поехала, а я остался с ней. Вскоре она вышла замуж за своего старого институтского друга. Он врач-психиатр, профессор... А я подрос и пере-ехал к отцу. Здесь я поступил в техникум, а потом уже в институт.

– А почему не сразу в институт? – поинтересовалась Мила.

– Видите ли, после молдавской школы мне трудно бы-ло сразу в институт. Да и потом я решил поступать в юри-дический, а юристу неплохо иметь экономическое образо-вание. Я же в техникуме учился на экономическом отделе-нии... Вот и все, – заключил Вадим. – Я вас не утомил?

– Да что вы, Вадик. Спасибо за то, что доверились мне, – мягко сказала Мила. – А ваш папа женился? – чуть помолчав, спросила она.

– Нет, мы с ним два холостяка, – улыбнулся Вадим.

– Вам нужна хорошая девушка..., – начала, было, Ми-ла, но Вадим ее перебил.

– Мне не нужна хорошая или плохая девушка. Мне нравитесь вы, – неожиданно сказал Вадим, и это было по-хоже на объяснение.

– Вам со мной будет не интересно, вы намного моло-же. И потом, у меня ребенок, – Мила старалась быть убеди-тельной.

– Во-первых, все это не имеет никакого значения, во-вторых, вы не настолько моложе, чтобы это принимать во внимание.

Мила не стала продолжать дальше разговор на эту скользкую тему. Она открыто улыбнулась, обнажив бисер-но мелкие зубы. Как говорит Дашка: 'Хищные, как у пи-раньи'.

– Давайте лучше выпьем. Раз уж мы говорили про Англию, то вы должны знать, что там возведена в культ легкая беседа. Это, по мнению англичан, способствует приятному расслаблению ума, а у нас с вами получается серьезный разговор.

Они выпили вина. Потом пили кофе и ели морожен-ное, а когда собрались уходить, Вадим достал из внутрен-него кармана пиджака телефон, похожий на электронные игры, которые делали на папином заводе. 'Мобильный те-лефон', – сообразила Мила. Эти телефоны только начали входить в обиход граждан новой России. Вадим набрал цифровой номер и сказал кому-то, что они минут через пятнадцать выходят. 'Наверно, Жене', – подумала Мила, и верно, когда они вышли из ресторана, у входа их ждал Же-ня с машиной. По дороге они остановились у круглосуточ-ного магазинчика.

– Я на минуту, – сказал Вадим.

– Ой, мне нужно хлеба купить, – вспомнила Мила.

Они купили хлеб, потом пошли в кондитерский отдел, где Вадим взял плитку шоколада 'Вдохновение' и кило-грамм мандаринов.

– Это вам с Катей, – Вадим протянул пакет Миле. Ми-ла покраснела и стала отказываться. Ей было неловко. Од-но дело ресторан, когда она могла пойти или отказаться, другое – еда в подарок, даже если это шоколад и мандари-ны. И вообще, заботиться о дочери – это ее дело, и она де-лить это право с посторонним человеком не собиралась.

– Вадик, спасибо, но я это не возьму. У нас все есть – твердо отказалась Мила.

– Вадим немного растерялся и настаивать не стал, но когда они подъехали к дому и остановились, сказал:

– Мила, честное слово, я не хотел вас обидеть. Хотя я не вижу ничего в этом предосудительного... И что мне те-перь со всем этим делать? Теперь вы ставите меня в нелов-кое положение, – было видно, что Вадим искренне расстро-ен. Мила колебалась.

– Хорошо, – наконец решила она. – В мои планы оби-жать вас тоже не входило. Давайте ваши мандарины. Толь-ко пусть это будет в последний раз.

– Обещаю, – вздохнул Вадим с облегчением.

Не успела Мила переступить порог своей квартиры, как раздался телефонный звонок.

– Где тебя носит? – послышался Элькин голос. – Весь вечер звоню.

– В ресторане была, – засмеялась Мила.

– Да ну? С Вадиком? – догадалась Элька. – Ну и что, что? В ее голосе было нетерпеливое любопытство.

– Да ничего! Выпили вина, посидели.

– И все? – Элька была разочарована.

– Ну, хоть целовались? – с надеждой спросила Элька.

– Что я, больная? Сразу вот так, – обиделась Мила.

– Ну, о чем хоть говорили-то? – голос Эльки потуск-нел.

– Да так, всякое.

– Ну, а вообще, как он тебе?

– Да знаешь, Эль, мне его жалко. Хороший, умненький мальчик. Из хорошей семьи, воспитанный...

– Еще бы! – перебила Элька. – Ты знаешь, его сам Брежнев маленького на руках держал. Дед чуть не марша-лом был.

– Странная ты, Эль! Ну причем тут дед? Какая разни-ца, кто был тот, кто другой? Я про Вадика говорю.

– И я про него, – не смутилась Элька. – А чегой-то тебе его жалко? У него, слава Богу, дом – полное счастье. Через год окончит институт, папа на любую престижную работу определит.

– Не сомневаюсь! – ответила Мила. – Может быть, у него и все есть, только нет главного.

– Чего это? – удивилась Элька.

– Нормальной семьи. Мать где-то там, отец – один, здесь. Парень вроде как сам по себе. Ни любви, ни ласки.

– Вот ты и дай ему эту любовь и ласку, – засмеялась Элька.

– Да нет у меня к нему ничего, кроме жалости, – разо-злилась Мила. – Ну не воспринимаю я его всерьез.

– Ну и дура ж ты, Милка! Такой парень! Да тебе пол-города уже завидует, а ты нос воротишь. Не хочу даже с тобой разговаривать...

В трубке несколько секунд сопел и пыхтел Элькин го-лос, потом она сказала просительно:

– Ну, ты хоть не спеши. Не пори горячку. Сама гово-ришь, парня жалко. Да и все равно у тебя другого-то сей-час нет.

– Обещаю, – весело сказала Мила.

– То-то, – похвалила Элька. – Уж, по-крайней мере, с Вадиком не стыдно на людях показаться. Это не твой бывший, у которого все на публику. В магазин зайдет – деньгами трясет, шумит, всех на уши поставит.

– Ладно, Эль! Уже поздно, завтра договорим.

Мила не любила, когда говорили об Андрее, тем бо-лее плохо, Что было, то прошло. Как говорит отец: 'De mortus aut bene, aut nihil '.

Мила умылась, почистила зубы, поставила будильник на семь, добралась до подушки, и как в бездну провалился в глубокий сон.