Текст книги "Потерявшиеся в России (СИ)"

Автор книги: Валерий Анишкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава 35

Неделя прошла в сборах и хлопотах. Два раза при-шлось съездить в американское консульство. Реваз помо-гал Миле заполнять многочисленные анкеты, с ней, в кото-рый уже раз, беседовали, но все, наконец, решилось поло-жительным образом.

Мария Федоровна пыталась навязать дочери весь за-пас приданного, которое она начала готовить еще во вре-мена студенчества дочери. Это были добротные вещи со-ветских времен. И доставались они нелегко: Марии Федо-ровне приходилось отказывать себе, чтобы Лена выглядела прилично. Вещи были дорогими, и Мария Федоровна не могла понять и злилась, что дочь наотрез отказывается брать в Америку шубу, кожаное пальто, шерстяные кос-тюмы и сапоги, которых лежало три пары на нижней полке шифоньера в новеньких упаковочных коробках.

– Мам, в Америке это не носят, – пыталась убедить мать Лена.

– Ну, конечно, все босиком ходят, – выходила из себя Мария Федоровна.

– Во-первых, там, где мы будем жить, тепло. Это как на нашем юге. И зачем мне там шуба, скажи? Во-вторых, все это уже даже здесь не модно. Я эти костюмы здесь не надевала, а там тем более не надену.

– Ну, езжай голая! – кричала мать и укоряла: – Бессо-вестная. Мать последнее отдавала, чтобы одеть тебя как следует. Ты знаешь, сколько эта кожанка стоит? А шуба? Чтобы достать ее, пришлось людям кланяться. Куда теперь это все?

– Продашь, лишние деньги не помешают.

Мария Федоровна поджимала губы, шмыгала носом и уходила, безнадежно махнув рукой, в спальню. Проходил час, и она представала перед дочерью снова.

– В чем поедешь-то? – замогильным голосом спраши-вала Мария Федоровна Лену.

– В джинсах, блузке и кофточке. Сентябрь стоит как лето. С собой возьму плащ, черный брючный костюм, ну, и мелочь всякую: белье, свитера, туфли на шпильках. И так наберется много. Кое-что придется отправлять багажом.

– Может, все же возьмешь кожанку? – на всякий слу-чай спрашивала Мария Федоровна и тоскливо глядела на дочь.

Лена, молча, складывала вещи, а вечером жаловалась Миле:

– Не понимает. На кой ляд мне эта шуба и эта кожан-ка. Носится с ними как с писаной торбой. Еще какие-то от-резы шерсти, крепдешина и бархата пыталась мне всунуть. Я, говорит, десять лет тебе приданное собирала, а ты, мол, неблагодарная.

У Лены выступали на глазах слезы, и она всхлипыва-ла жалобно, как школьница, которую отругала учительни-ца за грязное письмо.

– Не бери в голову, Лен, моя такая же. Когда мы пере-езжали на новую квартиру, пыталась всучить мне пианино. А на что оно мне сдалось? Место только занимает. Гово-рит, Катерина будет играть. Я говорю, если Катюха захо-чет учиться играть на пианино, купим синтезатор. Сейчас ни один дурак в квартиру пианино не потащит. 'А куда же мне его девать теперь? – спрашивает'. 'Давай, – говорю, подарим. – Вон тетя Варя, соседка наша по старой кварти-ре, возьмет'. Мать аж из себя вышла: 'Ты знаешь, как оно нам досталось? Мы два года кредит за него выплачивали!' Видишь, Лен? Они в другом измерении живут. На них еще война давит, дефицит при Советской власти, когда вещь покупалась на всю жизнь. Для нас – это барахло, а они рас-статься с ним не могут, потому что доставалось с трудом.

– Да это понятно. Моя бабушка до самой смерти без запаса соли, сухарей и спичек жизнь себе не представляла. Так в мешочке в кладовой и лежали сухари. И чуть не каж-дый день спрашивала: 'А у нас спички есть? А соль?'

– А мы после дедушки несколько мешков барахла вы-несли. Чего только на антресолях и в шкафах не лежало: арифмометр, счеты, сломанный микроскоп. В общем, жуть. И ничего не давал выбрасывать. А в подвале до сих пор кованый сундук стоит. Мама говорит, что он набит солью. А нам все недосуг открыть, – ключ потерян...

Все закончилось как-то вдруг. Неделя пролетела, и наступил день отъезда. Договорились, что до Москвы по-едут на машине Шаневых. Мила взяла отгул, Владимир Сергеевич договорился о подмене. Уезжали днем, чтобы к вечеру быть в Москве. В Москве они собирались заехать к Эльке, которая тоже обещала отпроситься на денек с рабо-ты, переночевать у нее, побродить по столице, и в час три-дцать улететь.

Вечером перед отъездом Марии Федоровне стало плохо. Ее отпаивали валерьянкой, и в эту ночь долго не ложились спать. Лена плакала и уже собиралась остаться и не ехать ни в какую Америку, но Мария Федоровна вдруг безапелляционно и твердо заявила: 'Не дури!' и успокои-ла: 'Со мной ничего не случится. Я не дура, чтобы вдруг помирать. Мне тоже хочется посмотреть на эту вашу Аме-рику'.

Катю Мила отправила к родителям. Катя обнялась с Татошкой, и тот смешно проговорил: 'Катя, я тебя люб-лю'.

– Вот тебе и жених! – засмеялась Мария Федоровна, а Лена сказала:

– Ничего, Катюха будет у нас совершенствовать анг-лийский. Так что, скоро увидимся.

Когда садились в машину, у Лены дрожали губы, и она никак не могла успокоиться; уже села, но выскочила из машины, бросилась к матери на шею и стала целовать ее. Мария Федоровна на удивление спокойно оторвала дочь от себя и подтолкнула к машине:

– Не навек расстаемся. Езжай, езжай, дочка! Дай бог тебе счастья, и за меня не беспокойся. Как долетите, по-звони.

И она улыбнулась, будто ничего не случилось, и Лена летит не через океан, а едет до соседнего Соскова и обрат-но.

В Москве сразу направились к Эльке. Машину поста-вили на стоянку во дворе. Элитный дом был с воротами и охранялся. По очереди посидели в джакузи, а потом сидели за столом, накрытом Элькой, которая искренне радовалась своим друзьям.

– Эль, – ревниво спросила Мила. – У тебя, небось, те-перь новые подруги завелись? Ты же теперь в высшем све-те вращаешься.

– Нигде я не вращаюсь, – с усмешкой сказала Элька. – И подруги новые как-то не заводятся. Говорят же, что ста-рый друг – лучше новых двух. Я вас люблю. Да и не по душе мне эти светские тусовки. Мне дома хорошо.

Они все трое обнялись, а у Лены опять выступили слезы.

– Ну, Лен, сколько можно? – строго посмотрела на подругу Мила. – Взяла моду, как что – реветь.

– Не буду, – вытирая слезы, пообещала Лена. – Это я от любви к вам.

Спать легли поздно, все говорили и не могли нагово-риться. Утром Элька повела всех в корейский ресторан. Сказала, что она угощает, и это ее скромный подарок.

Мила с опаской смотрела на каждое блюдо, крутила тарелку, рассматривала еду со всех сторон, только что не нюхала и спрашивала, что это такое. Больше всего она боялась съесть собаку.

– Не бойся, дурочка, – успокоила Элька. Никто тебя собачатину есть не заставит. Здесь достаточно всяких дру-гих блюд.

Корейская кухня действительно оказалась довольно вкусной, хотя немного острой. Все уплетали еду за обе ще-ки.

В половине двенадцатого все были в аэропорту. А в час тридцать огромный лайнер Ту-134 оторвался от земли и взял курс на Нью-Йорк, увозя в чужой край еще двух русских людей, которых приняла Америка.

Глава 36

Однажды вечером Мила с Владимиром Сергеевичем после ужина сидели на диване перед телевизором и прави-ли статью, которую Мила готовила для публикации в на-учном журнале. Работа не ладилась, потому что все мысли Милы были сосредоточены на отъезде Владимира Сергее-вича в Германию. Вопрос с отъездом окончательно решил-ся после того, как официальное приглашение было полу-чено. Все проблемы остались позади. Со своим институтом вопрос тоже был улажен: ему без особого труда удалось оформить творческий отпуск сроком на один год. Мила сложила рукописные листки со своей статьей и убрала в ящик письменного стола. В это время раздался телефон-ный звонок. Мила взяла трубку и с удивлением узнала го-лос Вадима. Они уже давно не перезванивались и не встре-чались, хотя Мила знала через Эльку и Татьяну о том, что у него серьезные отношения с какой-то девушкой, и они собираются пожениться. Мила также знала, что Вадим все-гда интересовался ей, спрашивая о ней ее подруг, и пере-давал приветы. Это Миле было приятно, но как-то особен-но не волновало.

– Тебя можно поздравить с законным браком, – поздо-ровавшись, сказал Вадим.

– Спасибо, – просто ответила Мила. – У тебя, я слы-шала, тоже свадьба намечается?

– Да вроде. Ты же мне дала отставку, – в голосе Вади-ма, однако, Мила сожаления не уловила.

– Ладно. Ты чего звонишь-то?

– Да отец попросил связаться с тобой.

– А что случилось? – насторожилась Мила.

– Да ничего не случилось. Какой-то деловой разговор.

– Что за разговор? – в голосе Милы было и удивление и любопытство.

– Откуда я знаю? Отец о своих делах мне не доклады-вает. Сказал, деловой. Я тебе так и передал... Короче, за-пиши телефон. Секретарша предупреждена и соединит. Звони лучше после двух.

– Хорошо. Спасибо! – поблагодарила Мила. – Все?

После некоторого молчания, во время которого Мила слышала только дыхание Вадима в трубке и уже собира-лась положить трубку, она услышала вкрадчивое:

– Мил...– и снова молчок.

–Ну, ну? – нетерпеливо бросила в трубку Мила.

– Ты счастлива?

Вадим задал вопрос, который когда-то задал ей Вла-димир Сергеевич. Только теперь вопрос этот показался ей совершенно бессмысленным, и она равнодушно сказала:

– Господи, я думала, что ты хочешь сказать? Абсо-лютно! Ну, все. Пока.

И положила трубку.

Мила рассказала о разговоре с Вадимом Владимиру Сергеевичу.

– Может быть, какую-то работу хочет предложить? – сказал Владимир Сергеевич.

– С чего бы это? – Мила терялась в догадках.

– Позвони! Встретишься, поговоришь! Не съест же он тебя, – улыбнулся Владимир Сергеевич. – Человек он, судя по всему, достойный. Может быть, действительно что-то дельное.

Мила позвонила генералу на следующий день. Она выждала пятнадцать минут после двух и набрала номер, который ей дал Вадим. У нее сохранился старый номер приемной Леонида Васильевича, но это был другой номер. Когда Мила назвала себя, ее моментально соединили с ге-нералом.

– Здравствуйте, Мила, – знакомый голос звучал доб-рожелательно. – Вы можете подойти ко мне завтра, ска-жем, часиков в десять? Пропуск вам будет заказан.

– Здравствуйте, Леонид Васильевич! Конечно, могу! – Мила не решилась сказать, что в десять часов у нее лекция. В конце концов, можно с кем-то договориться поменять часы. Ведь не каждый день генералы предлагают встре-титься.

На следующий день без пяти минут десять Мила уже сидела в приемной Леонида Васильевича.

Генерал встретил Милу приветливо, спросил, как ей работается в институте, нравится ли ей ее работа. Он знал, что она защитилась и получила степень кандидата естест-венных наук и что она вышла замуж. Это ее не удивило, потому что это не было тайной для ее друзей и, конечно, об этом знал Вадим. Наконец, Леонид Васильевич сказал:

– Мила, у нас освободилась должность преподавателя концепции современного естествознания. Женщина, кото-рая преподавала этот предмет, вышла в отставку по воз-расту. Должность аттестованная. Я вам предлагаю ее ме-сто. Правда, она преподавала еще и основы философии, но, я думаю, для вас не составит труда освоить этот предмет. Перспектива: докторантура и защита докторской диссерта-ции, карьерный рост и неплохая зарплата по сравнению с вашей теперешней.

Для Милы было настолько неожиданным предложе-ние, что она растерялась и не нашла ничего лучшего как спросить:

– А что такое аттестованная должность?

– Ну, это зачисление в штат на офицерскую долж-ность. В вашем случае лейтенантскую. Но, я так полагаю, что вы дослужитесь до звания полковника, – Леонид Ва-сильевич улыбнулся. – Ну, как?

– Как-то неожиданно, – Мила стала приходить в себя. – Мне надо подумать, посоветоваться.

– Это естественно. Подумайте, посоветуйтесь. И хо-рошо, что вы не сразу согласились. Мне нравится ваша об-стоятельность, и я еще раз убеждаюсь, что в вас не ошибся. Но, согласитесь, предложение заманчивое.

– Предложение действительно заманчивое и тем более я вынуждена спросить вас, Леонид Васильевич, а почему я? Ведь, мне кажется, вы должны были обидеться на меня за Вадика. Юлия Максимовна вообще считает, что я охму-рила вашего сына, преследую какие-то свои корыстные це-ли.

– Плохо же вы обо мне, Людмила Витальевна, думае-те. Юлия Максимовна вправе считать все, что ей угодно. Но, как ни странно, у меня есть собственное мнение, кото-рое не совпадает с мнением моей бывшей жены. Да, не скрою, я бы хотел видеть вас своей невесткой, но сердцу, как говорится, не прикажешь. Так что, давайте оставим ваши с Вадиком отношения в покое. Как получилось, так получилось... А идея пригласить вас в мой институт не лишена корысти с моей стороны. Мне, как и всякому руко-водителю, нужны свои люди...А на вас, насколько я раз-бираюсь в людях, я могу положиться. И не думайте, что в этом моем предложении содержится какая-то еще подоп-лека. Будьте уверены, что я не потребую ничего взамен. Надеюсь, вы меня считаете порядочным человеком. Про-сто мне важно быть уверенным, что человек, который у меня работает, не способен на подлость и интриги. Слава богу, насмотрелся. И тогда, скажите, зачем мне брать в свой штат незнакомого мне человека, которого кто-то под-сунет, руководствуясь своими шкурными интересами? Ло-гично?

Генерал говорил серьезно, и голос его звучал властно и резко. Мила подумала о том, что подчиненные, наверно, испытывают не очень приятные минуты, когда стоят перед ним в этом кабинете.

– Логично, – согласилась Мила. – Спасибо, Леонид Васильевич. Я тронута. И уж поверьте, если я буду рабо-тать у вас, то с моей стороны никаких интриг не будет. Это исключено, потому что я на это не способна. У нас в семье в почете другие ценности.

– Не сомневайтесь, о ваших родителях, а также о ро-дителях ваших родителей мне тоже все известно, – усмех-нулся Леонид Васильевич.

– Когда я должна дать ответ? – спросила Мила, нис-колько не сомневаясь в осведомленности генерала мили-ции.

– Чем быстрее, тем лучше, но по обстоятельствам.

На этом разговор закончился...

– Смотри сама! – сказал Владимир Сергеевич Миле, когда она передала ему во всех подробностях свой разго-вор с генералом.– Лично я, не вижу никаких причин, чтобы отказываться. Предложение хорошее, перспективное. Да может быть будет и лучше, если мы работать будем не вместе.

– Ага-а! Хочешь избавиться от меня, чтобы не пута-лась под ногами, когда тебя будут охмурять молоденькие студентки? – смеясь, сказала Мила, целуя Владимира Сер-геевича в щеку.

– А как же! – подхватил шутливый тон жены Влади-мир Сергеевич. – Мне лишние глаза не нужны.

Владимир Сергеевич подхватил Милу за талию и чуть приподнял над полом.

– Ты что, увидят! – Мила испуганно посмотрела в сто-рону дверей деканата, где никого не было...

Глава 37

Новый год принес сенсацию. Российский президент сложил с себя полномочия руководителя страны. В мире с грустью восприняли это событие. Закончился значимый исторический период российской и мировой истории.

Двадцать первый век Анохины встречали вдвоем. Мила с Катей на целую неделю улетели к Владимиру Сер-геевичу в Мюнхен, где он с октября читал курс лекций по экономике. Конечно, проще было бы ему самому приехать на Новый Год к себе, в Россию, но Миле, которая никогда не бывала заграницей, очень хотелось хоть одним глазком посмотреть на Европу. Загранпоездку оформили быстро и без волокиты, и Мила с Катериной, счастливые без меры, налегке укатили в Германию. Платили профессору Шаневу до неприличия щедро, даже по западным меркам.

Без пяти минут двенадцать Ельцин поздравил нацию с Новым Годом и объявил о своей отставке. Виталий Юрье-вич поймал себя на мысли, что ему жалко Бориса Николае-вича. Вроде и ругали его на чем свет стоит, а расставание выходило грустным, вроде того, что трудности хлебали вместе. А когда Президент стал просить у народа проще-ния, Ольга Алексеевна смахнула со щеки слезу. Незлоби-вый русский народ простил своего президента. В конце концов, тот всем своим поведением олицетворял народ и был от его плоти.

Сразу после двенадцати позвонил Алексей Николае-вич.

– С Новым Годом тебя, Виталий, и Ольгу!.. Слышал Ельцина? Прямо скажу, неожиданно.

– Да-а, Алеша! Сюрприз. Вы там с детьми?

– Да, как же, будут они с нами сидеть, – усмехнулся Алексей Николаевич. – Поздравили и на такси к друзьям укатили.

– Так давайте к нам.

– Да я чего и звоню! Сейчас завалимся. Снедь кое-какую прихватим, водочку, и через пять минут будем...

– Талантливый, подлец! – с восхищением сказал Алексей Николаевич с порога. – Пришел красиво и ушел красиво...

За большим столом, уставленном незатейливой, но обильной закуской, сидели четыре близких человека. Тихо работал телевизор, мигали разноцветные лампочки на не-большой елке в углу зала, горели толстые стеариновые свечи на столе и на открытых полках стенки. С улицы до-носились хлопки петард и шумные голоса: народ вышел на улицу после застолья. Иногда комнату озаряли легкие вспышки салюта.

– Теперь коммунисты с Зюгановым скажут, что, благодаря их усилиям, президент ушел в отставку, – пред-положил Виталий Юрьевич.

– Ерунда. Ельцин не тот человек, чтобы что-то сделать под давлением. Несмотря ни на что, это был сильный и по-русски непредсказуемый политик.

– Значит, наконец, нашелся тот, кто, по его мнению, сможет твердо держать руль в руках, – решил Виталий Юрьевич.

– Ну, это еще, как говорится, будем посмотреть. Учи-тывая неординарность Ельцина, я бы не исключал того, что здесь не обошлось и без оскорбленного самолюбия. Мол, вас не устраивает неуправляемый Ельцин, нате вам 'мяг-кого', 'пушистого'. Только потом не заплачьте.

– А почему это мы должны с ним плакать? Он популя-рен. Партия, которая его поддерживает на выборах в Гос-думу, набрала почти равное количество очков с КПРФ, а если сюда прибавить ОВР, ЛДПР и Явлинского, да еще 111 мест от одномандатных округов, то, можно сказать, что коммунисты уходят.

– Самые грязные выборы из всех последних, – заметил Алексей Николаевич.– И почему это коммунисты уходят? Сторонников у них всегда будет достаточно. Как сказал Солженицын, 'часы коммунизма – свое отбили. Но бетон-ная постройка его еще не рухнула...'

– Ну и что? Следующая Дума будет президентской и проправительственной. И, может быть, теперь будут сме-няться правительства и президенты, а народ будет ощу-щать не катаклизмы от очередных правительственных пе-ремен, а улучшение жизни.

– Дай-то бог! – скептически скривил губы Алексей Николаевич. – На особое улучшение жизни ты не рассчи-тывай. В сложившихся экономических условиях новый президент будет новым Годуновым, который, как известно, был царем дворянским. Я не хочу углубляться в этот во-прос, это и так понятно: сила на стороне олигархического капитала, при котором, 'кто владеет нефтяной скважиной, а кто – метлой дворника'. Другой вопрос. Нам нужны деньги, а Запад отворачивается от нас...

– Ладно тебе, Алексей, давай подумаем лучше о том, что 2000-й год – это особая дата. Она тревожит воображе-ние.

– Эта дата может тревожить воображение благополуч-ного американца, но не русского, который пережил кризис 17 августа 98-го года. Какие к черту сантименты, коль на-род еле концы с концами сводит?

– Все так, – примирительно заговорил Виталий Юрье-вич, – но, знаешь, я верю, что при другом экономическом курсе, а этот курс логически должен быть принят, года че-рез два-три и без вливаний в нашу экономику извне мы будем жить не хуже любой Европы.

Виталий Юрьевич вопросительно посмотрел на друга.

– То есть, 'вот пень, вот мочало – начинай опять сна-чала'. Догоним и перегоним Америку, – усмехнулся Алек-сей Николаевич. – Без вливаний извне мы, может быть, и поднимемся, только если цена на нефть снова пойдет вверх, и баррель будет стоить, по крайней мере, выше три-дцати-сорока долларов... И не будет ежегодно уплывать из страны по 30 миллиардов долларов, как это происходит сейчас, – сказал он.

– Вот-вот! – горячо согласился Виталий Юрьевич. – И это еще раз указывает на то, как богата наша страна. И скоро эти деньги будут оставаться в России, и работать на нашу экономику.

– Виталий, ты неисправим! – Алексей Николаевич с грустной нежностью посмотрел на Виталия Юрьевича. – Ты забываешь про власть, от которой зависит эффектив-ность экономики. А во власть часто идут люди не умные и порядочные, а ловкие и амбициозные. Наши руководители это, как правило, выходцы из низов, они учились в наших школах и не видят, например, ничего неестественного в том, что тротуары и дороги разбиты, фонтаны не работают, а вместо туалетов кусты и подворотни. Кстати, бескульту-рье всегда ведет к убожеству.

– Не стану отрицать, – сказал Виталий Юрьевич. – Но, ты знаешь, Алексей, мы можем не любить правительство, иронизировать по поводу представителей власти, быть не-довольными Президентом. Но власть – явление преходя-щее, а Россия – категория вечная. Так вот, я верю в Россию и в русский народ. Я много думал над этим и даже набро-сал что-то вроде очерка. Условно я назвал его 'Мы – рус-ские'. Получается нечто патриотическое, но почему мы должны стыдиться этого? Очерк я тебе читать не буду. Это пока черновик. Скажу только, что я опять возвращаюсь к мысли об особом складе русского человека.

– Опять загадочная русская душа? – усмехнулся Алек-сей Николаевич.

– Отнюдь, душа меня в данном случае мало интересо-вала, – не согласился Виталий Юрьевич, подумал и доба-вил. – Хотя...с другой стороны, как же без души?

Они давно ушли в кабинет Виталия Юрьевича и сиде-ли на своих излюбленных местах. Перед ними стоял все тот же журнальный столик с пузатым графинчиком водки и закуской. Жены тоже не скучали за телевизором и празд-нично накрытым столом в зале, и только время от времени по очереди наведывались в кабинет, чтобы оторвать их от беседы и выпить вместе по рюмке водки или по глотку шампанского.

– Есть хорошая книга Дмитрия Балашова 'Бремя вла-сти', где новгородец Василий Калика в разговоре с Ми-трополитом Феогностом философски отделяет русский на-род от другого, – сказал Виталий Юрьевич. Он встал, по-дошел к письменному столу, нашел лист с отпечатанным текстом и вернулся на место. – Вот, послушай: 'Как гос-подь уж разделил языцы по разрушению столпа Вавилон-ского, так тому и быть!.. Языцы-то разны по лику земли! У немец ино, чем у нас, и не можно с има вместе устроить, другие они, по иному живут! Нашему подай тута работу, а тута пир – широко, а тому – чтобы до последней векши счесть и во всем свой строй и порядок поставити. Русич от такого наряда загинет, захиреет, а и немець – как пойдет с нашими в гульбу, тут ему и конец. Уж и не прогнутьце ему, и то потеряет, что прежде нажил. Другояко живут, другояко гуляют – все другояко. И погодье в ихней земле иное...'.

– Вот, Алексей, кажется, что характеристика 'русича' нелестна. Но это только на первый взгляд. Просто мы – другие, и это не значит, что мы хуже.

– А кто с этим спорит? – пожал плечами Алексей Ни-колаевич. – Испокон веку русский народ был настолько значителен, что его невозможно было завоевать, подчи-нить, скорее, наоборот, об него разбивались, в нем раство-рялись и соединялись с ним. Вот Казанские ханы, напри-мер, пытались распространить свою власть на восточные русские земли, но после длительной борьбы сами в 1552 году присоединились к Русскому государству, что, кстати, благоприятно повлияло на развитие экономики Казанского ханства...Глупо также отрицать, что история и культура Руси стоит в почетном ряду наиболее значительных куль-тур мира. Недаром немец Август Шлецер писал, что 'Рус-ская история...чрезвычайно важна по непосредственному влиянию на всю прочую, как европейскую, так и на азиат-скую древнюю историю '.

– Вот! – просиял Виталий Юрьевич. – менялась власть, менялись исторические условия, а мы остались те-ми же русскими с богатым культурным наследием...У нас широкая душа и особая кровь. В нас же всего намешано с запасом. Русский характер – это и самобытность, и непред-сказуемость, и парадоксальность.

– Да уж, – сказал Алексей Николаевич. – Что наш на-род непредсказуем и парадоксален – это точно. Я недавно прочитал как анекдот в разделе курьезов о том, как один мичман с эсминца, который находился в загранплавании, залез в сейф, где прихватил 160 тысяч с лишним франков и 'перешел' государственную границу, которая проходила по трапу корабля. Корабль ушел без мичмана. А через ме-сяц мичман позвонил в советское посольство и честно ска-зал, что в чистую пропил все деньги, но Родину не предал. Не знаю, что с мичманом случилось дальше, но, наверно посадили.

– Бывает, – засмеялся Виталий Юрьевич. – Но вот тебе другой случай. Один мужик в каком-то селе роет метро... Роет по всем правилам метростроя: укрепляет своды, вы-возит 'на гора' вагонетку с землей, прокладывает узкоко-лейку. В день проходит пять метров. Зачем? Да хочет по-радовать сельчан настоящим метро, которого те никогда не видели. В Москве есть, в Нью-Йорке есть, а в его деревне нет. И пусть это будет всего двести метров, но это подзем-ка... Ну, какому французу придет такая блажь в голову? И что взбредет в голову в следующую минуту какому-нибудь Афанасию из деревни Большие или Малые Грязи, одному богу известно.

– Вот поэтому и судьба наша – идти своей дорогой, никого не догоняя и не копируя, – с твердым убеждением заключил Виталий Юрьевич. – Ведь нам генетически чужд американский или немецкий образ жизни. И вообще, мы ближе к Богу, и мы естественны. И неизвестно, принесет ли нам счастье американская сытость! Россия настолько самобытна и самодостаточна, что строить здесь жизнь по какому-то чужому подобию не разумно...

– Ну, понятно. Мы самобытны, ни на кого не похожи, талантливы и неповторимы, – с усмешкой сказал Алексей Николаевич. – Только Чаадаев высказывался в отношении России более критически. Его слова: 'Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли...Мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого ра-зума, а все, что досталось нам от этого движения, мы иска-зили'... Чаадаев считал, что мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдельных поколений.

– Однако, насколько мне известно, он же и предсказы-вал России достойное будущее, предполагая, что она ста-нет со временем центром интеллектуальной жизни Евро-пы.

– Все может быть, – неожиданно согласился Алексей Николаевич.– Может быть, мы, в конце концов, научимся вести себя как цивилизованные люди. Наши внуки, навер-но, будут более приспособленными к новым условиям жиз-ни. Может быть, нам поможет наша генетическая способ-ность, наша сметка... Только позволь мне добавить к ска-занному слова Даниила Заточника: 'Государство не ратью сильно, а умными людьми, коих не так уж много '.

К удовольствию Виталия Юрьевича, в словах Алексея Николаевича не было ни иронии, ни насмешки, и Виталий Юрьевич простодушно добавил:

– Да-а, с русскими лучше не воевать.

СОДЕРЖАНИЕ