Текст книги "Позывные — «02»"

Автор книги: Валерий Гусев

Соавторы: Валерий Нечипоренко,Ким Немировский,Кудрат Эргашев,Владимир Болычев,Наум Мильштейн,Вильям Вальдман,Махмуд Атаев,Михаил Лихолит
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Санджар вытолкал Яшку из комнаты и, так как на дворе хлестал ливень, пожалел, оставил его на веранде… Еще долго с улыбкой наблюдал он, как Яшка украдкой заглядывает в дверь. Яшка же не представлял, что у него такая длинная морда и что получается не очень украдкой… Сначала появляется полметра морды, а только потом хитрый Яшкин глаз.

А Вику в ту ночь укусила оса за щеку, и у нее была обиженно-флюсовая и вздыхающая морда.

Вероятно, Вика считала, что во всем виноват Яшка…

…Санджар вдруг подумал, что в придирчивой педантичности подполковника Саттарова есть что-то отеческое, он вспомнил, как при неудачных делах, которые вели молодые следователи, Саттаров брал часть вины на себя, а при успехе полностью отходил в сторону, хотя все время фактически руководил ими и контролировал ход следствия. Особенно он сердился, когда при анализе опускались некоторые детали.

«В нашем деле, – постоянно повторял он, – нет мелких деталей, мелких фактов, у нас все мелкие детали и факты – крупные!»

Некоторые вещи, о которых говорил подполковник, казались иногда Санджару банальными, но, сталкиваясь по работе с трудностями, он начинал понимать, что банальное в устах Саттарова было хрестоматией уголовного розыска. Было почвой, фундаментом, на котором следовало строить первые догадки, версии…

«Следователи и преступники приходят и уходят, а уголовный розыск и Саттаров – вечны!» – вспомнил Санджар слова одного из своих товарищей.

Санджар смотрел, как пес старательно закапывает хлебную корку.

– А я вижу! – сказал Санджар.

Пес недовольно оглянулся, вырыл корку и понес закапывать ее в другое место.

«Точно, Викин отпрыск! – решил Санджар. – Такая же была жадина».

…Как-то Вика утащила в одной из палаток кусок колбасы. И во время утренней гимнастики, на глазах у всех присутствующих, закопала этот кусок тут же на площадке…

Кончилась зарядка, и Вику обступили.

– Смотри, закопала колбасу, – сказал один.

– На черный день, – добавил другой.

Этого было достаточно, чтобы Вика посмотрела внимательно на говоривших, выкопала колбасу и для надежности съела.

Этим бы дело и кончилось, но на второй, третий, четвертый дни Вика изрыла угол площадки, причем подбегала время от времени к делающим зарядку и облаивала обижено и сварливо их: мол, кто вырыл и съел мою колбасу?

– Да ты съела сама, – убеждали ее смеясь, но Вика не верила и продолжала яростно копать.

Мало ли что она вообще когда ела? Забыла – и все…

Пришлось тогда Санджару, чтобы она не «тронулась», взять в столовой кусок колбасы, отозвать Вику и попросить ребят, чтобы незаметно закопали. Потом вместе с Викой прийти, «откопать» колбасу и создать для Вики новую проблему: куда перепрятать?

Все бы ничего, да Санджар имел неосторожность сказать эту фразу, когда Вика закопала свое богатство:

– А я вижу!

И Вика выкопала уже довольно грязное сокровище и понесла в более надежное место…

Санджар пошел на речку, а за Викой отправились дети преподавателей, отдыхающие в лагере.

– А я вижу! – наперебой кричали дети, и Вика тут же меняла место «склада»…

Прошел завтрак, закончилась уборка территории, когда Санджар вдруг услышал: «А я вижу!» – и хохот. Пришлось отогнать мальчишек и заверить измазанную в глине несчастную Вику, что никто ничего не видит!!! Никто!

Кажется, это помогло, потому что Вика успокоилась. Уже тогда она должна была ощениться и дохаживала последние дни, но кирпич, особенно во время утренней гимнастики и всяких праздничных концертов держала в пасти, сидя важно на танцплощадке. И к этому все привыкли.

Вот какая была артистичная натура Вика… Может, и не совсем дура?

* * *

– Ну что? Пойдешь со мной? – спросил Санджар пса, и тот вильнул обрубком хвоста.

Пес бежал рядом, время от времени исчезая в кустах: что-то там вынюхивал – вел свой собачий поиск… Остались сзади ежевичные заросли и кучка золы над дохлой коровой, которую Санджар с ребятами вытащили здесь из речки три года назад, завалили сучьями и подожгли…

Горы, как бы сжимающие речку, расступились, и Санджар вышел в солнечную долину…

Здесь стояла пасека старого Умурзака…

Старик обрадовался Санджару: обнял и долго хлопал по плечу. Марлевая сетка была откинута за голову, – Умурзак-ака возился с ульями.

После вежливых приветствий, расспросов о здоровье, доме, семье старик недовольно глянул на спутника Санджара.

– Это плохая собака! – сказал он.

Санджар вопросительно посмотрел Умурзаку в глаза, затем перевел взгляд на пса.

– Он режет баранов… – продолжал старик. – Хозяин совсем его не кормит, вот он и бродит где попало… Это плохо. Хозяин почему-то считает, что собака должна сама добывать себе корм, он голодал, голодал и стал безобразничать… Его, рано или поздно, застрелят… Плохая собака…

– Кто-нибудь видел, как этот пес задирает барана? – спросил Санджар.

– Нет… Говорят, он делает это ночью… Загрызет барана, бросает его, как волк на спину, и уходит в горы… Там поест, остатки спрячет и возвращается как ни в чем ни бывало. Очень сильная собака! Ее имя Каплан…

– Почему же вы ее не застрелите?

– Не хочу портить отношения с хозяином. Он потребует доказательств, а у меня их нет… Пойдем чай пить, я как раз мед качаю… Пошел вон! – крикнул старик на пса.

Тот отскочил на безопасное расстояние и спокойно улегся под кусточком… Видимо, привык быть изгоем.

Санджар попивал душистый горный чай и слушал Умурзака.

– Какая сейчас охота? – сокрушался старик. – Разве это охота? Тридцать лет назад я в ста шагах отсюда взял барса… Еще ниже – медведя… А о кабанах говорить нечего… А сейчас?! Козлы и те ушли далеко в горы, а стадо сократилось в три раза…

– Почему? – спросил Санджар.

– Животноводы! – старик сплюнул. – Шайтан бы их побрал…

И в ответ на недоуменный взгляд Санджара пояснил:

– Зимой козлы опускаются вниз лизать соль. А где ее взять? Там, где стояли летом бараны. А бараны были больны чесоткой. Вот и козлы заразились… Его же не поймаешь, не помажешь чем-нибудь, это тебе не баран. Он же дикий. Вот и поумирали… А пока поголовье восстановится – несколько лет пройдет. Тем более, волков сейчас развелось много. То говорили: уничтожай волка! Уничтожали. Потом говорили: охраняй волка. Стали охранять. Теперь опять уничтожать. Жаль… Мне уже семьдесят лет…

– А вот учитель у вас останавливался… – осторожно начал Санджар. – Я бы хотел спросить…

– Знаю, сынок, знаю, неспроста вопросы задаешь… Не знаю, что он там сделал, только вот что я тебе скажу – он непонятный человек! Все разбогатеть хочет и быстрым способом… Все ищет…

– А что он искал?

– Мумие…

– Разве оно здесь есть?

Старик кивнул:

– Есть. Я даже знаю, на какой горе и в какой пещере. Это один день пути на ишаке. Здесь, на этом месте, где стоит пасека, жили до революции русские. То ли политические ссыльные, то ли староверы. У них был дом, скотина, пчелы… Когда пришел самый большой сель – все снесло, и они ушли отсюда. Глава их семьи сказал перед смертью сыну, а тот внуку, что в этих горах есть мумие и, наверное, точно, где именно, сказал… Так вот тот самый внук, майор, он служит в Чирчике, приезжал сюда искать. Днем он уходил в горы, а вечером мы пили водку, и он рассказывал, как здесь раньше было хорошо… Сколько зверя и птицы водилось… А потом он уехал…

– Так он нашел мумие?

– Говорил: нет. Но уж очень сумки увозил тяжелые. А я-то знаю, что здесь есть мумие и самое хорошее. А те, которые взрывают гору на Угаме и кипятят камни в молоке, – это не то… У них с примесью…

– Говорили ли вы об этом Акрамджану?

Умурзак покачал сухой головой:

– Нет… По нему видно, что для себя старается… Я и молчал об этом…

– Расскажите, пожалуйста, как вы расстались в последний раз?

– Слишком быстро… Он проводил ребятишек, посидел, попил чаю, как обычно, ушел в горы, но неожиданно вернулся, забрал свой рюкзак и ушел. Причем ушел в другую сторону.

– Как в другую?

– Ну… Не туда, а туда, – старик показал в противоположную от селения сторону. – Я вышел вслед за ним, чтобы спросить, что это он так рано. Вижу: он во-он по той горе уходит. Туда… – старик показал пальцем. – Он что, не вернулся в Хумсан?

– Вернулся и ночью ушел неизвестно куда.

Старик покачал опять головой:

– Непонятный человек.

– Я схожу, пожалуй, в ту сторону, – поднимаясь, сказал Санджар. – А к вечеру вернусь, и мы еще потолкуем… Хорошо?

– Только не задерживайся, сынок, я приготовлю шурпу!

Санджар свистнул Каплана, тот с радостью затанцевал лапами по земле, увидев его. Санджар полез по тропинке, по которой сутки назад ушел учитель.

* * *

Каплан уже не шастает по сторонам, а бежит стремительно вперед, как будто нацелен на что-то.

Вот он остановился на развилке тропинки и терпеливо ждет Санджара.

В этом месте Кергелек-сай раздваивается. Левый поток стекает по склону горы и прозывается «Мужские слезы», а правый – «Священные ванны». Название «Мужские слезы» не имеет ничего общего с легендой. Гора, по которой стекает вода, как-то сразу, по всей вершине, заросла зеленым мохом. Кто-то смотрел на нее, смотрел и выпалил: «Мужские слезы». И пошло: «Кто пойдет на «Мужские слезы»?» Не просто в поход, а именно на «Мужские слезы». Неизвестно, кроме студентов и отдыхающих, знают ли местные жители, что это – «Мужские слезы», а это – «Священные ванны»?

Как ни странно, но автором легенды «о священной ванне» был сам Санджар…

Это было несколько лет назад. Тогда он учился в физкультурном институте и, конечно, не помышлял о работе в уголовном розыске.

Он проходил практику в одном из спортивно-оздоровительных лагерей в качестве физрука и как-то повел группу студентов в эти места в поход. Шли по правой стороне. Названия «Мужские слезы» тогда еще не существовало, а может, и было, но ни Санджар, ни студенты его не знали, тем более, что шли в сторону теперешних «ванн»… Тропинка все круче уходила вверх и шла рядом с речкой…

Солнце было вовсе скрыто кронами деревьев, нависшими над головой. Поэтому, когда дошли до громадной естественной ванны, выбитой в скале падающей струей воды, – остановились передохнуть, но купаться не стали. Сидели, болтали в живописном уголке перед обратной дорогой, потому что дальше пути, как оказалось, не было; впереди шли высокие обрывистые скалы… Санджар, чуть остыв, искупался в ледяной воде и, видя, что его примеру никто не последовал, начал рассказывать сочиняемую на ходу историю.

«В дальние времена Ташкентом правил жестокий хан. Он был из простой семьи и добился высочайшей власти, сначала разбойничая с маленькой шайкой друзей, а потом, уже став богатым, ведя грабительские войны.

Как известно, у узбеков существовало кастовое расслоение общества «хужа» и «пукара». «Хужа» – это привилегированная аристократическая каста, чьи предки совершили «хадж» в Мекку. «Пукара» – простой народ. И поэтому естественно, что хан, выходец из простого звания «пукара», всячески притеснял всех, кто принадлежал к сословию «хужа». Он разорял их поместья, отнимал имущество, рабов и изгнал таким образом из Ташкента много влиятельных и могущественных родов и семейств. Им разрешалось селиться только в этом районе. Отсюда и название города Ходжикент»…

В этом месте Санджар мысленно себе поаплодировал: свел первый конец: Хужакент – Ходжикент.

«Изгнанные, конечно же, интриговали: пытались вернуть политическую власть, имущество, землю и собирали под свои знамена всех недовольных и обиженных. Здесь проходили учебу молодые воины, формировались отряды для борьбы с ханом.

Но хан тоже не дремал: он посылал сюда время от времени хорошо вооруженные карательные отряды.

С приближением ханских войск на холмах зажигались сигнальные костры и, если собиралось достаточно воинов для отпора, – завязывался бой.

В тот несчастный для изгнанных день большой конный отряд, который вел старший сын хана, преследовал убегающий род одного некогда влиятельного князя… Догнали их по дороге в Хумсан… Завязался бой…

Против хорошо вооруженных и обученных воинов дрались не только мужчины, но и женщины, старики, девушки и даже подростки. Но, конечно, победила сила.

Единственная уцелевшая девушка, дочь князя, поскакала по Кергелек-саю. Она была изранена в жестокой сече: ударом копья перебита рука, кровь заливала лицо…

Там, где мы проходили, – напомнил Санджар, – возле фермы, конь под ней пал… Дальше девушка ползла… А по пятам гнался сын жестокого хана с верными телохранителями, чтобы уничтожить последнего свидетеля расправы.

Девушка доползла до этого места, со стоном упала в эти студеные прозрачные воды и…»

Тут Санджар сделал неимоверно длинную паузу, внимательно осмотрел притихшую стайку студенток, как они реагируют на его выдумку, – и, увидев заинтересованные лица, вдохновенно продолжил: «…Легенда гласит… Как только девушка выкупалась в этой ванне, раны моментально затянулись, и она стала красивее прежнего.

Подбежавший сын хана увидел ее, влюбился… И, конечно, женился!!!

И с того времени изгнанным «хужа» было возвращено: все – права, имущество, власть…

А эта ванна стала считаться священной…

Сюда ежегодно привозили девушек и купали при достижении ими совершеннолетия или перед тем, как выдать замуж, чтобы дети были здоровые, семья счастливая, а род неуклонно процветал».

Санджар помнит: не успел он закончить последнюю фразу, как бедные уставшие и продрогшие студентки как будто между прочим завозились, зараздевались и дружно полезли в ледяную, зато «святую» воду…

Половина из них потом простыла и чихала два-три дня…

А по дороге в лагерь студентки все допытывались у Санджара: красивы они уже или еще нет?

С той поры девушки стали самовольно уходить в горы в сопровождении парней, которых они оставляли чуть ниже «Священных ванн», а сами купались в «святой» воде до посинения.

А ведь без учителя физкультуры уходить в горы не разрешалось, хорошо, что все обошлось благополучно.

Самое интересное во всей этой истории, что когда Санджар года через два приехал отдохнуть сюда, на танцах в соседнем лагере две девушки спросили его:

– А вы не были на «Священной ванне»?

– Нет, – удивился Санджар. – А что, даже такая есть?

– Ну-у, вы темный человек! – определили девушки. – Вот, послушайте народную легенду об этой ванне.

И рассказали, перебивая друг друга, историю, некогда выдуманную Санджаром. Что-то было приукрашено, добавлено, в общем, сказать им, что это он автор «народной» легенды, Санджар, конечно, не решился… Все равно бы не поверили…

* * *

Каплан посмотрел на Санджара и перешел речку в сторону «Мужских слез».

«Значит, – отметил Санджар, – если Каплан идет по следу учителя, тот намеренно делал такой крюк, словно чего-то опасался… Может, Умурзака? Ну что ж… – решил лейтенант. – И мы сделаем такой крюк…» – и перешел на другую сторону…

Не доходя до горы, по которой стекали «Мужские слезы», метров триста-четыреста, высилось плато с очень высокими и очень старыми деревьями. Они росли и гнили тут, видимо, веками, так как площадь под их кронами была завалена толстыми трухлявыми стволами. Громадный такой ствол едва ли без труда поднял бы один человек.

Крутая тропинка на плато была усыпана мелким щебнем, и Санджар, карабкаясь и цепляясь за колючие кусты, несколько раз все же съезжал вниз.

Каплан залаял внезапно и тревожно… Он стоял на поросшем кустарником дальнем конце плато, куда, казалось, и подхода не было.

Санджар шагнул в густы и увидел Каплана, стоявшего около кучки вываленных на землю минералов. Рядом валялись банка баклажанной икры, перочинный ножик и несколько засохших сухарей – все это вперемешку с какой-то травой. «Учитель!» – мелькнуло у него.

А Каплан стремительно сорвался с места и уже яростно лаял там дальше, где-то почти у края обрыва…

Санджар задумчиво подержал в руках один из минералов, очевидно, собранных ребятишками, бросил его в кучу и пошел на лай Каплана.

Сквозь причудливые сухие переплетения ветвей кустарника был виден провал в яму, на краю которой стоял Каплан, и остервенело лаял в нее все яростней и яростней, почти свешиваясь вниз.

Санджар осторожно подошел и заглянул в провал…

Лучи заходящего солнца косо падали в отверстие ямы, и, присмотревшись, Санджар увидел черный провал носа и пустые глазницы человеческого черепа. Скелет был в истлевшем черном халате.

– Ход! Здесь должен быть ход! – крикнул Санджар Каплану. – Ищи ход!

И пес, словно поняв его, метнулся прочь от ямы.

Через несколько секунд в стороне послышался его радостный визг и басовитый, какой-то особенный лай.

Санджар поспешил на лай и увидел заросшие кустарником остатки ступенек, ведущие вниз.

Каплан в нетерпении перебирал ногами по земле.

– Тебе туда нельзя! – погладил его по вздувшемуся загривку Санджар. – Дай-ка я привяжу тебя на время!

Он привязал пса брючным ремнем к кустам и шагнул вниз…

Дощатая полусгнившая дверь легко отворилась, и Санджар очутился в небольшой землянке.

Свет сюда проникал сверху из пролома.

Присмотревшись, Санджар увидел прямо у двери скелет в зеленом английском френче, лежавший ничком. Даже на первый взгляд было видно, что его тревожили недавно, так как пыль на плече была несколько смахнута, а одна рука неестественно отогнута. Высокие блестящие сапоги даже под слоем многолетней пыли продолжали казаться блестящими…

«Франт!» – мелькнуло в голове у Санджара, и он услышал, как наверху жутко завыл привязанный Каплан.

Видимо, и до него дошел застывший здесь запах тлена.

Два других скелета были «одеты» попроще: тот, в черном халате, которого уже видел сверху Санджар, сидел у противоположной стены, прислонившись к ней спиной и откинув голову, его правая рука сжимала в плюснах фаланги заржавелый пистолет.

Второй, маленький, сидел скорчившись в дальнем углу. Было похоже, что стреляли ему в живот… Он был в гимнастерке и чалме.

Три винтовки стояли прислоненные к стене, а под ними в простенке лежали, с трудом угадываемые под слоем пыли, пулеметные ленты.

Санджар постоял некоторое время, пытаясь понять, что произошло здесь в землянке много лет назад.

Вверху тоненько, как ребенок, выл Каплан…

Санджар представил грохот выстрелов здесь, в маленькой землянке, хрипы, ругань, стоны и тишину, установившуюся потом надолго, навсегда…

«Что мог взять здесь учитель такое, что погнало его из кишлака поздно ночью?»

Санджар поднял зачем-то крышку закопченного чайника и заглянул внутрь. Чайник был пуст…

«Срочно за Умурзаком… – мелькнула мысль. – Он в этих местах гонял басмачей в молодости»…

* * *

– Здесь действовала банда Аброра… – рассказывал, задыхаясь от быстрой ходьбы, Умурзак (они спешили до темноты побывать в землянке). – Это они убили мужа тетушки Лазокат – Арифа… Сначала нарезали из него веревок, потом, уже убитого, повесили и глумились… И как это я упустил из виду, что они где-то здесь прятались… Меня же недалеко отсюда подстрелили… Сам Аброр стрелял… Смотри!

Умурзак на ходу отвернул ворот рубахи и показал на плече страшный рубец…

– Они торопились тогда… Приняли меня за мертвого и не добили… У них цель поважней была: к нам тогда должен был приехать первый секретарь райкома Мавлян Султанов. Очень уж вся эта сволочь за ним охотилась… И не уберегли мы Мавляна тогда… То ли Аброр, то ли другие, но убили его…

– Был я на его могиле! – сказал Санджар. – Там, у чайханы «Чинара».

Старик кивнул…

– Исчезли они как-то сразу, – продолжил Умурзак. – Последний раз все трое приходили в Хумсан. Продсклад подожгли… Меня тогда не было, я в больнице лежал. Говорят, спрашивали у соседей… С ним безногий Мурад-«малыш» должен был быть. На одной деревяшке скакал. Да так, что не догонишь. А лютый! От детского плача блаженствовал. Маленький такой, на крысу похож… Не один десяток лет прошел, а все как сейчас помню…

Старик замолчал, погрузившись в воспоминания, и до самой землянки уже шагал, не промолвив ни слова, только тяжело вздыхал…

– Да, это они! – сказал, едва глянув в землянку, Умурзак. – Вот этот – Аброр-убийца, вон тот, в углу сжался, – «малыш»-Мурад…

Только сейчас Санджар заметил, что из-под лохмотьев у того, в углу, торчит деревяшка, сначала подумал, что сидит на палке, пристроился…

– А этот… – как-то печально указал на черный халат у стены Умурзак, – Мамур. Всю жизнь мардикером был. Вместе мы батрачили. Дурак, поверил Аброру, райской жизни захотел. Здоровый был, коня поднимал…

– Вы можете рассказать, что здесь тогда произошло? – попросил Санджар.

– А что говорить? Все и так видно… Вот он, – Умурзак глазами указал на френч Аброра, – сначала выстрелил в Мурада и почти сразу несколько раз в грудь Мамура. Видимо, убирал свидетелей… Все-таки Мамур успел ему ответить, в спину… Перед смертью… Я же говорил, он здоровый был, коня поднимал…

Умурзак вдруг стал внимательно разглядывать следы на полу и труп Аброра.

– Здесь до тебя кто-то был! – сказал он Санджару.

– Учитель… – жестко подтвердил Санджар. – Что он мог унести отсюда?

Старик еще раз тщательно осмотрел каждый сантиметр пола около скелета Аброра.

– Наверное, у них что-то было, из-за чего они перестреляли друг друга, – сказал наконец старик и обернулся на шорох в двери: – Смотри!

В проеме двери стоял Каплан. У него в пасти был пустой полосатый хурджун.

«Точно, сынок Вики!» – подумал с благодарностью Санджар… Старик взял из пасти Каплана хурджун и легко надорвал его ветхую материю…

– Сейчас он не годится для того, чтобы носить то, что в нем скорее всего было…

– Вы думаете?.. – начал Санджар.

– Уверен. Аброр был богат и раньше, а потом захватил конфискованное ревкомом золото. Фининспектора и трех солдат они убили. Аброр собирался уйти за границу. Не с пустыми же руками?..

Санджар попросил Умурзака, чтобы тот присмотрел за землянкой до прихода понятых и специального вертолета, и отправился в обратный путь. Каплан деловито побежал рядом.

– Оставь собаку! – крикнул Умурзак. – Я вижу, она ничего. Сообразительная… Что-то есть в ней от волка.

– От овчарки, – подтвердил Санджар и помог привязать Каплана.

Тот признательно лизал ему руки.

– А с хозяином я как-нибудь договорюсь, – пообещал Умурзак.

– А как же бараны?

Старик погладил собаку.

– Перевоспитаем. А ты приезжай, сынок.

* * *

– Нужно срочно арестовать учителя Ачилова Акрама! – кричал Санджар в телефонную трубку. – А свои соображения, товарищ подполковник, я вам выскажу сразу же по приезде…

На другом конце провода помолчали.

– Приезжайте, – наконец ответил спокойный голос Саттарова. – И побеседуйте с ним лично… Он у меня в кабинете дает показания.

Санджар осторожно и почтительно опустил трубку.

* * *

Санджар прощался с Хумсаном. Почему он шел по этой маленькой улочке, а не по главной, он знал…

Здесь жила Хафиза.

До ее калитки оставалось метров пятьдесят, когда сзади послышались легкие шаги. Санджар остановился и повернулся. Сердце его бешено заколотилось.

– Вы? – спросила, подходя, Хафиза.

– Я… – ответил Санджар, не зная, как продолжать разговор.

– Ну что? Так и будем стоять? – спросила Хафиза.

Волна какой-то дерзкой смелости захлестнула Санджара:

– Хотите, я познакомлю вас со своей мамой?

– Прямо так сразу? – улыбнулась Хафиза.

– Уж лучше сразу… Потом ведь все равно я вас познакомлю!

– Давайте оставим лучше на потом! – сказала, обходя его, Хафиза и, увидев его расстроенное лицо, добавила: – Мне в сентябре в университет на занятия. Может быть, тогда…

– Так можно считать это обещанием? – уже прокричал в калитку Санджар.

– Считайте… – донесся из темноты веселый голос.

* * *

На следующий день, когда Санджар шел по коридору управления к Саттарову, он встретил Тахира Усманова, лейтенанта из соседнего отдела.

Обрадованно пожали друг другу руки.

– Как съездил? – спросил Тахир.

– Как будто нормально…

– А в чем там суть?

– Презренный металл.

– Да что ты?! Чур-чур!

Тахир сделал страшные глаза и на цыпочках пошел от него прочь по коридору.

* * *

– Здесь несколько неточностей, – сказал Санджар, передавая папку с показаниями учителя Ачилова подполковнику.

Тот отстранил папку рукой:

– Оставьте ее себе… Ведь вам придется доводить дело до конца… Так какие же неточности?.

– Во-первых, учитель выехал из селения не первым автобусом, а поздно ночью, когда транспорт не ходил, а точнее – часа в 3—4 утра… И часть дороги прошел пешком до Чарвака…

– Откуда у вас эти данные?

– Я расспрашивал мальчишек в Хумсане, и старший брат одного из них видел Ачилова на проезжей части Чарвака, «голосующего» попутной машине в четыре часа или в половине пятого…

– Продолжайте!..

– У Ачилова был рюкзак. А здесь он пишет, что приехал в Ташкент с пустыми руками. И потом… Золотая монета, при продаже которой он был задержан, не единственная. И не досталась ему в наследство от бабушки, а предположительно взята вместе с другими ценными вещами в старой землянке, где прятались басмачи. Вот мой рапорт, и скоро прибудет акт обследования на месте… Я дал запрос…

– Очень интересно, – буркнул подполковник, углубившись в чтение. – Очень интересно… – повторял он, переворачивая страницы.

– Разрешите эксперимент, товарищ подполковник? – попросил Санджар, после того как Саттаров перестал читать.

– Что еще за эксперимент?

– Вы сейчас вызовете подследственного Ачилова, зададите ему несколько вопросов, а я подойду сзади, положу ему руку на плечо и скажу одну фразу…

– Ну… если эта фраза будет приличной, – я разрешаю, – и Саттаров нажал кнопку вызова конвойного…

– У меня к вам два вопроса, гражданин Ачилов, – начал подполковник. – Где же все-таки вы остановились в Ташкенте, и куда вы дели рюкзак?

– Какой рюкзак? Никакого рюкзака у меня не было. Какой рюкзак? – почти заорал Ачилов, вскакивая.

– Сядьте! – приказал Саттаров. – И успокойтесь! Так где и у кого вы остановились?

– У товарища по институту. А адрес я точно не помню. Там такие улочки… Послушайте, гражданин следователь, если я добровольно сдам найденный клад, я получу полагающиеся мне по закону 25 процентов?

– Боюсь, в создавшейся ситуации не вам диктовать условия. Вы были задержаны при совершении преступления.

– Подумаешь, пытался продать свою монету ювелиру. Что здесь противозаконного?

– А то, что вы ее и до этого пытались продать часовщику, завмагу и даже продавцу морса. Так где же рюкзак?

– У меня нет рюкзака! Сколько вам повторять… – Он опустил голову на сжатые кулаки и протяжно вздохнул.

Санджар, до этого сидевший у окна, тихо подошел к Ачилову, положил ему руку на плечо и, стараясь придать своему голосу интонации дурачка-Ульфата, попросил:

– Дай деньги! А я тебе спляшу!

Учитель дернулся, упал боком на пол из-под руки Санджара и с ужасом уставился на него…

– Я не убивал его! – заорал он. – Не убивал! – и зарыдал истерично, катаясь по полу и стуча головой о доски…

– Сесть! – жестко приказал Саттаров, и учитель, скуля и причитая, моментально уселся на стул.

– Я не уб-б-бивал! – клацая зубами и содрогаясь, повторял он.

– Вот акт экспертизы… – похлопал подполковник по папке на столе. – Отпечатки пальцев на камне и ваши – идентичны…

– Я не виноват… – отпил глоток воды, поданной Санджаром, учитель. – Он сам за мной гнался… Прятался. Я не знал, что это Ульфат, думал, грабитель…

– Вы шли с рюкзаком, – напомнил ему Санджар, и учитель кивнул головой, уже не возражая против рюкзака. – Затем почувствовали, что кто-то за вами движется. Так?

– Так. Так… – почти угодливо подтвердил учитель.

– Вы оцепенели… Вас охватил ужас, тем более, что за плечами у вас висел рюкзак.

– Я испугался… Я очень сильно испугался.

– И тогда вы, не оборачиваясь, подняли булыжник и стали ждать. Когда чужая рука опустилась на ваше плечо, послышался голос, вы развернулись и…

– Но он же дурачок! Чокнутый! Сумасшедший! Ведь он все равно бы долго не жил. «Дай деньги», – говорит… Напал сзади!..

– Где рюкзак?

– У Фарида Аминова. Улица Чиланзарская, 1, тупик, дом 14… Я не хотел убивать… он на меня сам напал. Да… Напал! Он же…

– Уведите! – приказал конвойному Саттаров.

– Но ведь он же не человек! – продолжал кричать Ачилов. – Он же полоумный! Чокнутый!

В доме, указанном Ачиловым, сидел участковый инспектор и работала районная опергруппа.

Днем произошла квартирная кража. Воры проникли через окно и похитили часть вещей.

Санджар заглянул в опись. Рюкзака среди пропавших вещей не было. Значились костюм, джинсы, пальто, плащ, покрывало и даже электробритва…

Хозяин квартиры, испуганный и злой, находился тут же.

Санджар осторожно спросил у коллег: не видели ли они при осмотре места кражи рюкзака.

Старший опергруппы капитан Гафитуллин сразу понял, в чем дело, и еще раз прошел по квартире, заглядывая во все уголки. Он молча покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Санджара.

– Может, предъявить ваш ордер и обыскать? – кивнул в сторону хозяина Гафитуллин.

– Нет, – отрезал Санджар. – Сначала я побеседую с хозяином как представитель вашей группы.

Гафитуллин кивнул головой и попросил хозяина пройти на кухню.

– К вам кто-нибудь приезжал на днях из друзей или знакомых?

Аминов внимательно посмотрел на новенького лейтенанта, словно прикидывая, какой ответ его устроит.

– Да, – нехотя пробурчал он. – Приехал друг из района. Мы с ним учились вместе, в пединституте. Но сейчас его нет. Наверное, заночевал вчера у кого-нибудь из знакомых. Парень молодой, здоровый. Спустился с гор, сами понимаете… – и Аминов невесело усмехнулся.

– А из его вещей ничего не пропало?

– А у него их не было… Вещей…

– Совсем никаких?

Аминов спокойно выдержал взгляд Санджара.

– Совсем никаких. Если вы подозреваете, что он обокрал меня, – это исключено, не такой он парень. Я его слишком хорошо знаю… Нет.

– Вы давно живете один?

– Года три… После развода. Так найдут или нет мои вещи?

– Постараемся…

– А что собака? – спросил Санджар Гафитуллина.

Тот пожал плечами.

– До дороги… А там след потерялся. Обычная история…

* * *

В кабинете Саттарова сидел примерно одного с Санджаром возраста парень со спокойным и как будто даже флегматичным взглядом голубых навыкате глаз.

– Ну что? – спросил Саттаров.

Санджар докладывал подробно, чувствуя, что незнакомец тоже слушает его очень внимательно.

– Правильно, что не спросили о рюкзаке! – одобрил Саттаров. – Вот познакомьтесь: археолог, специалист по старинным монетам Лукьянов Владимир Кириллович. Будете работать вместе.

– Володя! – подал ладошку-деревяшку Лукьянов.

– Санджар!

«Уж очень «специальные» мозоли у этого Володи», – с одобрением подумал Санджар.

– Что мы имеем? – продолжал Саттаров. – Рюкзак с предполагаемыми драгоценностями украден. Или спрятан там же, у Аминова в доме, а кража инсценирована. Аминов отрицает наличие рюкзака вообще. Но его ох как волнует, куда делся Ачилов, и он ждет не дождется. Не попадись Ачилов глупо нам в руки, наверное, туго бы ему пришлось у своего дружка. Сейчас Аминов думает, что делать? И наверняка не завтра, так через неделю пойдет советоваться с сообщниками. Вот здесь важно узнать: куда он пойдет. Это первая версия… Будем ее отрабатывать…