Текст книги "Молодой Ленинград ’77"

Автор книги: Валентин Костылев

Соавторы: Александр Орлов,Дина Макарова,Виктор Менухов,Поэль Герман,Римма Цветковская,Наталья Гранцева,Ольга Бешенковская,Владимир Насущенко,Юрий Нешитов,В. Андреев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Инна Макашова
СТИХИ

НАША АРИФМЕТИКА

 
Пасмурным зимним днем
думала я о нем.
Он обо мне не думал…
Минус и плюс – в сумме
круглый безмолвный ноль.
А в результате – боль.
 

„Надену клетчатую куртку…“

 
Надену клетчатую куртку,
которой много-много лет.
В ней было весело и жутко,
в ней был студенческий билет.
 
 
В ней было холодно и жарко,
в ней доброй я была и злой.
Платки, записки, мелочь, марки
в карманах прятались порой.
 
 
Вселяя веру и надежду,
она спасала от задир…
Моя рабочая одежда!..
И мой парадный вицмундир!
 

Галина Губанова
СТИХИ

„Октябрь. Недавно сжатые поля…“

 
Октябрь.
Недавно сжатые поля
Уже похолодели и притихли,
И в ожиданье долгих зимних вихрей
Темнеет молча влажная земля.
 
 
А клен —
Замерзший худенький птенец, —
Впервые желтизну свою заметив,
Еще не ведает,
Что это – не конец,
И горестно роняет листья в ветер…
 

„Иного не было и нет…“

 
Иного не было и нет —
Лишь ели, звезды и овраги,
Да строчка на листе бумаги,
Как на снегу неровный след.
 

Елена Дунаевская
КАМЕННЫЙ ОСТРОВ
Стихотворение

 
Был лед как птичий клин,
И лед тянулся в дали.
Пейзаж был как душа —
Неясен и знаком.
Серебряный резец
На матовом металле
Стволы гравировал,
И думал о другом
Сутуловатый дым
И дымная погода.
В безмолвие вели
Пологие пути.
Был деревом гранит,
Тянули птицы воду.
И было хорошо.
И некуда идти.
 

Александр Воронцов
КРИК ЧИБИСА
Повесть

1

Лес был такой нарядный и величественный, что хотелось всему миру поведать о радости общения с ним.

Но разведчику надо идти бесшумно, стараясь ничем не выдать своего присутствия, не поломать ветку, не зашуршать травой. Идти осторожно, сохраняя каждый кустик. Не оставляя следов. Будто тебя здесь и не было.

Федор усмехнулся. Странно – пройти бесследно. Словно ты не человек, а бабкин святой дух. Даже вон пичужка несмышленая, прыгающая по сучкам, и то радуется своему нехитрому житью.

– Эй, друже, не лови ворон, споткнешься. – Федор почувствовал легкий толчок в спину.

Он обернулся. Увидел бугристое, ехидно осклабившееся лицо Ивана. Ответил без обиды:

– Не шуми. Это я так. Вспомнилось.

Поправил на плече ремень автомата, надвинул на лоб пилотку.

– Поди опять о Зине своей взгрустнул? – Глаза Ивана прищурились.

– И о ней тоже, – нехотя подтвердил Федор.

Ему было неприятно. Неожиданное вторжение в душевные тайны всегда неприятно. Мог бы и помолчать Иван беспокойный. Но Иван не унимался.

– Зря только себя растравляешь, – уже примирительно добавил он. – Не ко времени. Вот доберемся до дому, там помечтаем.

Федор понял правильно: дом – это всего-навсего землянка. Их родная, обжитая, прокуренная фронтовая землянка.

– Отставить разговоры! – послышался хриплый голос лейтенанта Бугрова.

Бойцы могли услышать этот голос даже во сне. А сердитое выражение окаймленного светлой бородкой лица лейтенанта понимали без слов. Иван и Федор смолкли. Прибавили шагу. С усиленным вниманием стали всматриваться в окружавшую их лесную чащу.

Разведчиков было пятеро. Шли четвертый день. Позади осталась добрая сотня километров. По болотам и оврагам. Между кустами и деревьями. Мимо деревень, до отказа набитых вражескими солдатами. Мимо вымерших хуторов. Около фашистских батарей и аэродромов. Вдоль дорог, по которым катились танки со зловещими крестами на броне.

Шли и все замечали. Схватывали цепкой памятью. Наносили условными знаками на карту. А по ночам, затаившись в глухом месте, посылали в эфир зашифрованные сигналы. Затем исчезали, как тени. И знали: их работа не пропадет даром.

Вчера к концу дня достигли крайней точки намеченного маршрута. Заночевали в лесу.

Утром командир взвода сказал:

– Ложимся на обратный курс.

Что ни говори – морпехота. Морская терминология бытовала у них даже на суше.

Разведчики склонились над картой и еще раз мысленно представили, где пройдет их путь. Лес. Ложбина, поросшая кустарником. Брод через тихую речушку. Большой луг. Опять лес. Склон уступа. А там – линия фронта, свои.

– Махнем через речку – считай, уже дома, – сказал Хромов и подмигнул Федору.

Иван был врожденным оптимистом. Все у него получалось легко и быстро. И, между прочим, не только на словах. Перейдет передний край в любом месте. Ужом проползет. Вода на пути – можно вброд, а можно и вплавь. «Языка» взять – пожалуйста. И за два с лишним года войны всего одна царапина. Осколком мины по бедру чиркнуло. Зажило через месяц.

Но не всем так везло.

– У тебя всегда раз-два – и готово, – усмехнулся старшина второй статьи Восков, – скорый больно. После речки, считай, еще километр на брюхе ползти. А вдоль опушки дорога проходит.

Восков был командиром отделения, ближайшим помощником Бугрова. Имел два ранения. Говорил отрывисто и властно. В споре хмурился, глядел исподлобья. Действия предпочитал обдуманные и осторожные.

– Будто мы никогда не ползали, – не то обиделся, не то удивился Хромов. – Все пузо в мозолях.

Старшина промолчал. Только брови еще плотнее сомкнул над переносицей.

– На дороге патрули могут быть, – сказал Федор.

Иван покосился на него. Резанул взглядом: «Патрулей боишься?»

Лейтенант поднялся. Поправил маскхалат. Осмотрел бойцов. Подал знак стоявшему в дозоре Батурову: «Присоединяйся». Потом повернулся к Хромову:

– Дело говорят ребята. Проскочить через дорогу нелегко. И вообще: держи ушки на макушке. Ликовать дома будем. А пока не сидеть на крылечке, быстро к речке.

У Бугрова по каждому поводу поговорка. А то и две. «Доходит быстрее любой телеграммы», – пояснял он. Среди бойцов ходили разговоры, что раньше комвзвода преподавал литературу в одной из ленинградских школ и чуть не стал писателем. А явившись по мобилизации в первый день войны, попросился в разведку, хотя никогда никакого отношения к этому делу не имел.

Как всегда, дорога домой оказалась значительно короче – шли почти по прямой. За сутки преодолели добрую половину обратного пути. И вот теперь, на исходе дня, вышли к реке.

По сигналу лейтенанта бойцы остановились.

– Осмотримся, – прошептал Бугров.

Замаскировались у склона в тени прибрежных кустов.

Место было знакомое. Разведчикам приходилось бывать тут и раньше.

– Разрешите проверить брод, – обратился к лейтенанту Власов.

Бугров понимающе кивнул. Ясно, надо проверить, нет ли поблизости врага. Брод – место открытое. Заметят – не возрадуешься.

– Действуй, – лейтенант тронул Власова за плечо. – Только осторожно.

Федор бесшумно спустился к реке. Дело привычное. Таясь на каждом шагу, нужно пройти вдоль берега и убедиться, что здесь нет вражеской засады. Вообще нет ни одной живой души.

Вернулся он быстро. Тяжело дышал, но лицо было спокойное. И голос, когда докладывал, звучал твердо:

– Все в порядке. Путь свободен. Вокруг тихо.

Странное чувство испытывает разведчик, когда «вокруг тихо». С одной стороны, опасаться вроде нечего. С другой – кто же не знает! – тишина на войне обманчива. Особенно в тылу врага, где опасность может появиться в любую минуту. Наверное, поэтому ни вздохов облегчения, ни ослабления тревожной напряженности слова Власова не вызвали. Даже несмотря на то, что он при докладе непроизвольно улыбнулся. Будто радовался тому, о чем говорил.

Все ждали, что скажет командир взвода.

Бугров немного подумал, потеребил бородку. Исподлобья еще раз посмотрел в сторону дальнего леска, что темнел за лугом на той стороне реки. Перевел взгляд на бойцов.

– До наступления темноты надо успеть туда, – голос его звучал, как всегда, тихо, но властно. – Пошли. Власов впереди. Восков и Батуров со мной. Хромов замыкающим. Смотреть в оба.

Приминая сапогами жухлую траву, пробираясь между кустами и деревьями, разведчики устремились вниз по склону.

Речка была неширокая и извилистая, с крутыми, но невысокими берегами. Текла она медленно, спокойно, словно подчеркивая свою непричастность ко всему происходящему вокруг.

Федор первым подошел к берегу. Из-под ног выпрыгнула лягушка. Она плюхнулась в воду и исчезла в глубине, оставив на поверхности разбегающиеся кружки волн.

Федор вздрогнул, затаился за кустом, опасливо осмотрелся.

– Ишь, чертяка, – буркнул он себе под нос, – нашла время забавляться.

Тревога оказалась напрасной, и Федор двинулся дальше. Быстро пробежал под обрывом до того места, где был брод.

Здесь течение убыстрялось. Поток журчал, переливаясь через гряду мелководья.

Федор шагнул в воду. Почувствовал под сапогом песок. Легкий холодок обдал икры ног. Выбравшись на другой берег и преодолев густые заросли ивняка, оказался у большого луга, покрытого высокой травой. Остановился. Точно, дальше начиналась неглубокая ложбина, по которой можно было ползком и перебежками добраться до темнеющего метрах в шестистах леса.

Теперь следовало подождать остальных. Снова осмотревшись, Федор, подражая крику чибиса, подал условный сигнал.

– Как обстановка? – Бугров появился рядом с Власовым незаметно и бесшумно, как из-под земли вырос. – Порядок?

– Впереди спокойно. Только трава сырая, ползти будет неудобно.

– Ничего, нам не привыкать. – Лейтенант обернулся: – Все подтянулись?

– Все, – подтвердил Восков.

– Тогда вперед!

– Есть вперед!

Власов нырнул в траву первым. Он привык находиться впереди. Сколько раз он первым бросался на врага. Врывался на фашистские позиции. Форсировал минные поля. Пролезал под колючую проволоку. И не было в этом для него ничего особенного. Сейчас надо было преодолеть нескошенный луг.

Ползти было тяжело. Густая высокая осока, прогретая летним солнцем и политая осенними дождями, сопрела и местами полегла. Она цеплялась за сапоги, за автомат. Колючие стебли хлестали лицо. То и дело попадались крупные кочки, которые приходилось огибать, извиваясь и лавируя между ними.

Но Федор полз и полз. Временами останавливался, чуть-чуть приподнимался и, стараясь не очень высовываться из травы, осматривался. Потом кричал чибисом и ждал, пока появится из зарослей напряженное лицо Бугрова. И снова полз.

Лес приближался. Темная стена его, отчетливо выделявшаяся на фоне предвечернего неба, становилась все выше. Скорее бы! В лесу разведчик чувствует себя более уверенно. Там все приспособлено для защиты. А здесь, на лугу, словно на тарелке. Ни сесть, ни встать. Ни передохнуть по-человечески.

Выстрел раздался слева. Неожиданный и резкий, как треск разбитого стекла.

Федор припал к земле.

«Что это? Случайный выстрел трусливого часового или…» В худшее верить не хотелось. Но откуда здесь часовой? Может, появилась новая артиллерийская позиция?

Надо проверить. Все-таки ты впереди, Федор. За тобой идут боевые друзья. Они на тебя надеются. Ты их никогда не подводил. Не подведешь и теперь. Только подниматься надо осторожно. Так, чтобы не заметили. И выяснить, кто и почему стрелял.

Никого не видно. Значит, враг прячется. А может, действительно случайность?

Нет, снова стрельба. На этот раз очередью. Где-то позади просвистели пули. Фашисты! Звук немецкого автомата Федор узнавал безошибочно. Значит, обнаружили. Почему – разбираться поздно. Может быть, кто-нибудь из разведчиков неосторожно повернулся. Может, спугнули птицу. Не было ли сороки поблизости? Кажется, нет. Не выдала ли их колышущаяся трава? А может, обнаружили их раньше, еще вчера? И лишь сейчас, на открытом месте, решили… Словом, разбираться поздно. Требуются действия. Быстрые и решительные.

Крик чибиса над лугом на этот раз прозвенел особенно тревожно.

Сзади подполз Бугров. Деловито придвинулся, лег рядом. Плечом к плечу. Зачем-то спросил:

– В чем дело?

Голос его нисколько не изменился. Вопрос прозвучал тихо, спокойно. Даже обыденно. Так он говорил и на занятиях.

– Стреляют слева, – доложил Федор, стараясь по примеру комвзвода не выдавать волнения.

Но лейтенанту это удавалось лучше.

– Кто стрелял?

– Пока неясно. Посмотрю еще раз.

– Давай. Всем высовываться нельзя.

Федор отполз в сторону. Осторожно поднялся. В сумерках виделось плохо. И все же в конце луга, там, где начиналась дорога, он заметил серую фигурку. Кто-то пробежал несколько метров и скрылся.

– Видел немца. Сделал перебежку и спрятался. Похоже, засекли нас, – доложил Федор.

Три короткие фразы он выпалил быстро, безостановочно. И, переведя дыхание, уставился на Бугрова. Что на этот раз скажет командир?

С нетерпением ожидали командирского слова и остальные бойцы.

Бугров и сам успел увидеть немца.

– В одиночку немец в драку не полезет, – сказал комвзвода.

– Стреляют как-то непонятно, – усомнился Федор.

И как бы в подтверждение этих слов издали опять послышалось несколько одиночных выстрелов. Пули просвистели в стороне.

– Пошли за молоком, – протяжно начал было Иван Хромов, но, встретив холодные взгляды друзей, осекся. Уяснил – не до шуток сейчас.

– Очень понятно стреляют, – ответил Бугров. – Выманить нас хотят. Навязать открытый бой. А мы рисковать не имеем права. На этом чертовом лугу нас перестреляют, как куропаток. – Он перешел на командный тон: – Огня не открывать. Ползти к лесу. Направление на отдельно стоящую сосну справа.

Разведчики поползли цепочкой. В центре – командир взвода, по сторонам – остальные. На какое-то время над лугом установилась прежняя тишина. Однако на этот раз она казалась слишком натянутой, готовой вот-вот взорваться и обрушиться на людей чем-то неожиданным и жестоким.

Когда до леса оставалось метров двести, послышался рокот мотора. Бугров жестом остановил цепь и отполз в сторону, где трава была выше и гуще. Осторожно приподнялся. То, что он увидел, заставило его быстро вернуться к бойцам.

– Грузовик с гитлеровцами движется по дороге вдоль опушки. Кажется, хотят нас отрезать. – Он сделал паузу, потом решительно закончил: – Постараемся опередить. В крайнем случае будем прорываться с боем.

Перед каждым бойцом лейтенант поставил задачу. Теперь ползти было некогда. Оставшееся расстояние следовало преодолевать стремительными бросками: на глазах у фашистов скрываться далее бесполезно.

– Готовы? – Он окинул бойцов испытующим взглядом. Понял: они ждут команды. – Вперед!

Очень любил он это слово – «вперед!». Боевое, летучее слово. Короткое и емкое, как лозунг. И команда, и призыв. Произносил его Бугров как-то по-особенному: отрывисто, резко. И, несмотря на тихий голос лейтенанта, команда производила впечатление воинственного клича.

Пять фигур поднялись из травы и устремились к лесу. Теперь они уже не таились, не скрывались. Принимали открытый неравный бой.

Фашисты замешкались. Уж очень необычными показались им действия советских разведчиков. Грузовик замедлил ход. Прямо из кузова немцы открыли беспорядочную стрельбу. Пули засвистели совсем близко.

– Ложись! – приказал Бугров.

Разведчики залегли. Несколько секунд было выиграно. Лес приблизился на добрых тридцать метров.

– Пугнуть бы их, – сказал Восков.

Бугров прикинул: до леса еще порядочно. Только спортсмены преодолевают стометровку за двенадцать секунд. По гладкой дорожке. Бойцу в полной боевой выкладке, да еще в маскхалате, в такое время не уложиться. Нужно по меньшей мере полминуты. Тридцать секунд. Перекосят фашисты ребят.

– Пугнем, – согласился Бугров. – Огонь!

У разведчиков был опыт. Они всегда занимали позиции, удобные для ведения огня, а оружие держали наготове. Через секунду пять автоматов стали посылать навстречу вражескому грузовику горячие смертоносные порции свинца. Над лугом поднялись синеватые дымки, запахло пороховой гарью.

Расчет лейтенанта оказался верным. Машина остановилась. Солдаты из нее как горох посыпались на землю. Послышались отрывистые команды. Не ожидали, видимо, фашисты такого отпора. Стрельба с их стороны ослабла.

– Удирают! – восторженно крикнул Хромов, которого уже полностью захватила горячка боя. – Добавим им перцу!

На его слова никто не обратил внимания. Хорошо, конечно, что гитлеровцев согнали с машины, но этого мало. Только Федор на мгновение повернул к нему возбужденное лицо. Кивнул другу: мол, знай наших.

– Прекратить огонь! – снова скомандовал лейтенант. – Вперед!

Как и в первый раз, пока вокруг не засвистели пули, разведчики успели пробежать метров тридцать. И опять залегли. И открыли ответную стрельбу.

Фашисты, убедившись, что противник не собирается их атаковать, а лишь старается скрыться, стали действовать напористее. Развернувшись цепью и поливая луг огнем из автоматов, пошли прямо на разведчиков.

Власов подполз к командиру взвода.

– Товарищ лейтенант, разрешите, я их задержу. А вы отходите.

Бугров испытующе посмотрел на бойца. Он не сомневался, что Власов выполнит любое приказание. Скажи ему: «Надо сейчас во весь рост пойти на фашистов», – Власов пойдет. И теплое отцовское чувство поднялось в нем к этому вихрастому, белобрысому парню.

– Одному трудно будет, – сказал лейтенант.

Власов будто не услышал этих слов. О чем речь! Трудно? Ясно, нелегко. Но разве в этом суть?

– Я вас догоню, – он уверенно выдержал взгляд лейтенанта.

Фашисты приближались. Огонь их автоматов усиливался. Пули все чаще цокали по соседним кочкам, сбивали стебли осоки.

– Добро, действуй, – сказал он Власову, не прекращая стрельбы. – С тобой останется Батуров.

Салават Батуров был невысокого роста крепыш с круглым лицом. Во всей его фигуре было что-то тугое, пружинящее, производившее впечатление взведенного курка. Неразговорчивый и немного угрюмый на вид, он всегда был готов к немедленным действиям. А действовал с каким-то остервенением, быстро и решительно. Во взводе Батуров был недавно, пришел после гибели краснофлотца Романчука.

Все было яснее ясного. Группа располагала ценными сведениями. Кто-то должен был доставить эти сведения командованию, а кто-то обеспечить отход.

Власов и Батуров не заставили себя ждать. Они сделали короткую перебежку вправо. Заняли удобную позицию. И ударили по фашистской цепи во всю мощь своих автоматов.

Гитлеровцы залегли.

Бугров, Восков и Хромов воспользовались этим: быстро преодолели расстояние, отделявшее их от леса, и спрятались за деревьями. Там огонь врага был уже не так опасен. Разведчики вышли во фланг фашистам и взяли их под обстрел.

Федор понял, что теперь можно отходить. Он крикнул Батурову:

– Салават, пошли. Пора и нам!

Батуров и сам догадался.

– Давай, давай! – только и услышал от него Федор.

Он увидел, как Батуров неожиданно подпрыгнул, бросил в гитлеровцев гранату и крупными скачками побежал к лесу.

Немного выждав, Власов устремился следом.

Лес приближался. Федор все отчетливее видел кусты на опушке, толстые стволы деревьев, заветную сосну, которая как бы манила его под сень своих ветвей.

Федор не добежал каких-нибудь пятидесяти шагов. Мощный толчок заставил его остановиться. Неведомая сила подбросила его над землей, и какое-то мгновение он парил в воздухе. Затем неуклюже взмахнул руками и упал на траву.

«Не успел, – мелькнула у Федора досадливая мысль. – Отстал. Выбрались бы ребята».

Словом «ребята» он объединял всех, с кем жил на войне, дружил, делил хлеб и табак, опасности и тяготы походной службы. В том числе и лейтенанта Бугрова, и командира отделения Воскова, и веселого друга Ивана Хромова, и угрюмого, неразговорчивого Салавата Батурова. Он так привык быть вместе с ними…

Через несколько часов разведчики вышли к переднему краю и перешли линию фронта. Но не было у них той радости, с которой обычно бойцы возвращаются из разведки домой. К землянкам подходили понурые и будто чем-то недовольные. Не было с ними испытанного боевого друга краснофлотца Власова.

А Федор в это время лежал на лугу и широко открытыми глазами смотрел в безоблачное небо. Он видел над собой высокие стебли травы, рельефно выделяющиеся на фоне звездного свечения. Видел безбрежный, темно-синий простор вселенной. И постепенно осознавал, что остался один под этим небом, на этом лугу. Попытался повернуться – не смог. Прислушался – ни звука. Ни стрельбы, ни голосов, ни шелеста травы. Может быть, посигналить? Прокричать чибисом? Или просто истошным человеческим голосом? Но он смог выдавить из себя только слабый стон.

«Ушли, ушли, – застучало в голове. – Теперь все в порядке. Скоро будут дома… И все в порядке».

Даже сейчас Федор беспокоился не о себе, а о товарищах. И когда окончательно понял, что́ произошло, почувствовал какое-то необычное, странное успокоение. Звезды потускнели. На глаза надвинулся туман.

2

Федор пришел в сознание от холода. Над ним висела глубокая осенняя ночь. Вокруг стояла тишина. «Будто и не на войне», – подумал он. А может, и впрямь все уже изменилось за ту вечность, которую он отсутствовал? Может быть, он уже у своих? Лежит у лазаретной землянки в ожидании врача? Ведь сколько, случаев на фронте бывало, что человек терял сознание на поле боя, а приходил в себя много часов и дней спустя где-нибудь в незнакомом шалаше или на лежаке в подвале разрушенного дома.

Но на этот раз, кажется, все не так. Тишина была чужая. И только небо над головой было свое, родное. Туманная лента Млечного Пути, угловатый ковш Большой Медведицы, тусклый свет Полярной звезды напоминали о школьных годах, о парусах яхт над Финским заливом, о первых юношеских мечтаниях. Помнится, под таким небом провел он с Зиной последний вечер перед уходом на фронт.

Захотелось встать и побежать навстречу этим звездам, туда, где небо сливается с землей. Побежать, разрезая грудью упругий ветер, вдыхая до головокружения живительный поток воздуха. И, уже позабыв обо всем, что с ним произошло, он попытался подняться, преодолеть проклятое земное притяжение. Попытался и не смог. Резкая боль во всем теле схватила железными клещами, и он, едва оторвавшись от земли, снова приник к ней.

«Нет, самому не выбраться, – решил Федор. – Надо ждать. Может быть…»

Гадать, что «может быть», не имело смысла. Вариантов тысячи, всех не предугадаешь. Но ждать действительно надо.

Обреченному на бездействие лучше всего вспоминать. Воспоминания будят новые видения. Это как повторение жизни в грезах. А какой человек откажется повторить жизнь?

Как это было там, в далеком первом рейде? Почти два года назад. Брезжил рассвет, почти так же, как сейчас. Разведчики вышли к небольшому селу, притулившемуся у лесной опушки. В предутренней туманной мгле избы казались игрушечными.

Не выходя из леса, остановились.

– Здесь привал, – бросив вокруг изучающий взгляд, сказал Бугров. Тогда он был еще младшим лейтенантом.

– Передохнуть не вред, – сказал Кузьма Романчук.

– Неплохо бы и позавтракать, – заметил Хромов.

Он в любой обстановке как дома.

– Может, тебе кофе со сливками подать? – уставился на него старшина Восков.

Шутки шутками, а есть действительно хотелось. Отмахали столько километров.

– На кой хрен мне кофе, – не замечая иронии, ответил Иван. – Кружка горячего кипятку, это я понимаю. По-охотничьи.

– И кипятку не будет, – успокоил всех Бугров. – Можно по глотку спирта. Сухари, сало запивать водой. Консервы пока не трогать. И главное, никаких следов.

– Чтобы не получилось, как у Юлия Цезаря: пришел, увидел, наследил, – блеснул эрудицией Романчук.

Бугров понимающе улыбнулся ему и добавил:

– Каждый след нам во вред.

– А про птичек забыли? – сказал Иван. – Они сейчас дюже голодные. Все склюют.

– На птичек надейся, а сам не плошай.

Верен себе командир взвода.

– Птички твой прах склюют, если будешь балабонить, – покосился на Ивана Восков.

Получилось что-то вроде легкой разминки. Говорили тихо, но горячо, понимая настроение друг друга и давая разрядку напряженным нервам. Но кончилась минутная потеха, и люди вернулись к суровой действительности.

– Хромов, в дозор. Выдвигайся на опушку и наблюдай за селом, – отдавал распоряжения Бугров. – Бородин, возьми под наблюдение просеку. Остальным завтракать и прочее.

Власов не участвовал в общем разговоре. Он только слушал.

Впервые тогда он попытался разобраться в своих ощущениях. Война – несчастье. Это – истина, не требующая доказательств. Но, как ни странно, он, Федор Власов, добившись отправки на фронт, почувствовал себя счастливым. Он был полон тем необъяснимым подъемом, который испытывает альпинист, с риском для жизни забирающийся на отвесную скалу, или водолаз, спускающийся на неизведанную глубину и не знающий, увидит ли еще раз небо над головой. Значит, и в его жизни наступил период, когда он должен показать, на что способен. И доказать, что не зря он дышал воздухом родной земли.

Из кустов на опушке, что метрах в пятидесяти от места привала, раздался тревожный крик чибиса. Три раза. Разведчики прислушались.

Крик чибиса был у них кодом, условным сигналом для того, чтобы привлечь внимание товарищей. Выбран он был не случайно. Чибис – птица в Ленинградской области довольно распространенная. Живет в лесистых и заболоченных местах. Кричит, будто взывает о помощи. Лучшего сигнала не придумаешь.

– Хромов, – сказал Восков. – Сигнал подает.

Всем ясно, дозорный зря тревожить не будет. Что-то заметил. Но что? Пока разведчики завтракали да отдыхали, утро полностью вступило в свои права. Может быть, в деревне началось какое-нибудь движение?

– Сбегай, узнай, в чем дело, – приказал Воскову командир взвода.

– Есть узнать, в чем дело, – чуть слышно ответил Восков и, пригнувшись, побежал к Хромову.

– К бою, – скомандовал Бугров остальным. – Усилить наблюдение по секторам.

Потянулись секунды ожидания. Иногда Федору казалось, что главное в работе разведчиков – ожидание. Сначала ждешь задания. Потом выхода на задание. Удобного момента для перехода через передний край. И в тылу врага тоже часто приходится выжидать: терпеливо наблюдать за противником, за изменением обстановки, долго выбирать удобный момент для передвижения. Ждать связи, ждать сигнала. Ждать донесения. Ждать, наконец, результатов своей работы. Как-то они там, добытые сведения? Пригодились или нет? Не требуется ли уточнить что-нибудь?

Восков возвратился возбужденный. Не часто с ним это случалось – хладнокровие и спокойствие командира первого отделения Николая Воскова, в недалеком прошлом студента института иностранных языков, были известны всей роте. Умные, спокойные глаза, поджарая фигура, легкая походка сочетались с ловкостью и силой. В добавление ко всему Николай неплохо владел немецким, мог допросить пленного. Мог и команду подать по-немецки, чтобы в сутолоке ближнего боя сбить врага с толку.

Бугров с нетерпением ждал доклада.

– Ну, что там?

Восков встал рядом с Бугровым и повернулся к опушке.

– Справа, – он показал рукой, – от деревни в лес зашел человек, похоже женщина.

– Не разглядел, что ли?

– По одежде не разобрать, а лица не видел. Но походка… женская.

– Ясно дело, баба, – усмехнулся Романчук. – Откуда там сейчас мужику взяться?

Бугров молча повернулся к Романчуку. Взгляд у командира взвода тяжелый, строгий. Ухмылка на лице Кузьмы вытянулась в виноватую улыбку.

– Продолжай, – снова обратился Бугров к Воскову.

– Когда человек зашел в лес, из деревни тем же курсом вышли два немца.

– Точно два?

– Точно.

– Где они сейчас?

– Подходят к лесу.

Младший лейтенант ухватился за бородку, словно там рассчитывал найти необходимое решение. А мысль, конечно, работала сама собой. Шестеро против двух – можно рискнуть. Но кто тот, который вошел в лес первым? С кем будет он?

– Восков, Романчук и Власов пойдут со мной. Хромов и Бородин остаются здесь. Прикроют нас в случае чего, – повернулся он к Николаю. – Сходи, объясни им задачу. И догоняй.

– Есть. Понятно.

Старшина снова скрылся в кустах.

Услышав свою фамилию, Федор подался вперед – вот и решительный момент. Надо приготовиться к действию. Потрогал гранату на поясе, крепче сжал автомат. Он еще не вполне представлял, что происходит вокруг, но был готов ко всему. И вдруг ощутил на себе пристальный, критический взгляд Бугрова. Перехватил ироническую усмешку Кузьмы. Понял: неспроста. «Что-то делаю не так», – мелькнуло в сознании. Неужели они не понимают, что ему не терпится добраться до настоящего дела?

– Действовать внезапно и бесшумно, – сказал Бугров. – Стрелять только в крайнем случае. – И, обращаясь специально к Власову, добавил: – Гранаты отставить. Деревня рядом, услышат. Штык приготовь.

Вот так, новичок, привыкай к обстановке. Учись уму-разуму. Да вида не подавай, что досадуешь на себя. Где он, этот штык? Федор правой ладонью нащупал рукоятку. Почувствовал себя увереннее.

– Не горюй, браток Федя, – Кузьма снисходительно подтолкнул Власова в бок. – И с холодным оружием бывают горячие схватки.

Федор недовольно отодвинулся.

Пошли цепью. Командир взвода в середине, рядом с ним Восков, Романчук слева, ближе к опушке, Власов – справа.

Весенний лес плохо приспособлен для маскировки. Деревья и кусты почти голые, травы нет. Помогали пни и валежник. Да утренняя сумеречность. Выручали маскхалаты, натренированность и острый глаз. Главное – увидеть врага раньше, чем он тебя. Остальное – дело техники.

Первым фашистов заметил Власов. Так уж получилось. Подал знак командиру взвода, притаился у корневища большой сосны, поваленной ветром, и стал наблюдать. То, что он увидел, поразило его. В глубь леса, не соблюдая дороги, петляя между деревьями, бежала женщина. Никаких сомнений – женщина. Пальто у нее расстегнулось. Платок сбился с головы и висел на плечах. Поверх него в такт бегу метались в беспорядке рассыпавшиеся пряди светло-каштановых волос. Следом за женщиной бежали два немецких солдата. Вскоре стали слышны их выкрики.

– Хальт, фрау! Хальт! – кричали они вразнобой.

Женщина бежала, не оборачиваясь и не отвечая. Она тяжело, прерывисто дышала и часто отбрасывала рукой спадавшие на лицо волосы.

Слово «хальт» было знакомо Федору. «Ловят партизанку, – была первая мысль. – Но почему не стреляют? И почему только двое? Против партизанки фашисты выставили бы не меньше взвода».

Он посмотрел на Бугрова. Тот подавал сигнал: «Тихо, спокойно». Федор уже знал манеру командира не торопиться ни при каких обстоятельствах. Надо продолжать наблюдение.

Между тем немцы настигли свою жертву. Произошло это метрах в тридцати от того места, где притаился Федор. Он видел, как женщина в изнеможении остановилась и повернулась лицом к фашистам.

– Что вам от меня нужно? – крикнула она. – Уходите!

Женщина была невысокого роста, щупленькая, с бледным осунувшимся лицом. Голос ее звучал по-детски жалобно, и в то же время в нем чувствовалась гневная сила протеста. Она сжала кулаки, будто приготовилась драться, и даже сделала угрожающий шаг навстречу своим преследователям.

Солдаты остановились. То ли от неожиданности отпора, то ли от нерешительности. Постояли несколько секунд с направленными на женщину автоматами. Один – длинный, сухой. Другой – короткий, толстый. Чем-то они напоминали Пата и Паташона. Только не такие безобидные.

Заговорили оба одновременно.

– Фрау гут. Зашем лес? – сказал длинный.

– Нихт лес. Вир, – ткнул пальцем себя в грудь короткий, – гут.

Говорили не воинственно. Скорее – вкрадчиво. Так манят курицу, когда хотят поймать.