Текст книги "Огненная арена"

Автор книги: Валентин Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Отправляйте сами.

Нестеров и его товарищи стояли молча и ждали, пока удалится правитель канцелярии. Когда он ушел, прикрыв дверь, Нестеров признательно поблагодарил:

– Господин генерал, революция не забудет вас. Вы настоящий русский генерал!

– Только прошу не думать, что я делаю это из трусости. Мне легче было бы умереть, чем пресмыкаться. Я– патриот России. По крайней мере считаю себя таковым.

Забастовщики вышли и поехали на телеграф.

Ночью полковник Жалковский въехал во двор начальника области и слез с коня. Часовой принял поводья и повёл лошадь в темноту, к ограде. Дежурный офицер доложил Уссаковскому о правителе канцелярии. Генерал накинул на плечи шинель, буркнул недовольно:

– Пусть войдёт…

– Доброй ночи, Евгений Евгеньевич, – как можно вежливее проговорил полковник, проходя в комнату.

– Чем обязан, что вы соизволили поднять меня с постели? Садитесь. В кресло садитесь. Вот сюда.

– Спасибо, Евгений Евгеньевич. Визит мой к вам, как вы понимаете, вынужденный. Только что получены сведения из Кушки: Прасолов объявил «крестовый поход» революции План коменданта: занять Мургабскую железнодорожную ветвь и двигаться двумя колоннами – на Чарджуй и Асхабад. Ещё не всё потеряно, господин генерал-лейтенант…

Уссаковский сдвинул брови и сел напротив полковника:

– Какая-либо поддержка Прасолову – исключена. Наша цель с вами: загнать этого пьяницу назад, в крепость.

– Ваше превосходительство, – любезно обратился Жалковский, – простите, но я не могу уяснить вашу позицию. Я полагаю, Евгений Евгеньевич, загнать Прасолова назад, в крепость, значит, основательно перейти на сторону бастующих масс.

– А я полагаю, господин полковник, – отвечал Уссаковский, – загнать Прасолова в его берлогу, значит, спасти манифест, дарованный народу государем. Полагаю, что ваше недоумение возникает от того, что вы революцию видите в облике бастующих рабочих, а я её вижу – в свете мудрой политики Витте. Государственная дума, октябристы и кадеты приведут Россию к тому идеалу, о котором мечтают все здравомыслящие россияне. Сахаров, Прасолов и им подобные господа пытаются починить расшатанный корабль государства с помощью старых ржавых гвоздей. Но это идёт от скудости ума!

Терпеливо выслушав генерала, Жалковский чуточку улыбнулся, давая понять, что он всё прекрасно понимает.

– Конечно же вы правы, Евгений Евгеньевич… – согласился он. – На то вы и командующий… Но не кажется ли вам, господин генерал, что «крестовый поход», как его назвал Прасолов, всполошит все слои нашей общественности, и мусульманское население края тоже? Прасолов ведь не станет разбираться – кто есть кто: всё сметёт на своём пути и наверняка заденет дехканские массы. И если дехкане примкнут к русским забастовщикам и к кавказцам, то вряд ли вы найдёте оправдание перед военным штабом. Уверяю вас, тогда не помогут – ни защита манифеста, ни ваша приверженность к Витте и кадетам.

Уссаковский задумался. В словах правителя канцелярии был трезвый смысл.

– Что же вы предлагаете, господин полковник?

– Командировать господ офицеров на место событий, господин генерал.

– Цель?

– Цель такова, ваше превосходительство. Русские офицеры и я выедем в Мерв и постараемся не позволить войскам Прасолова пройти по аулам. Туркменскую группу военных возглавит Ораз-сердар. Он поедет к ханше Гульджемал, соберёт с её помощью ханов и аксакалов, и они не позволят дехканам придти на помощь русскому пролетариату.

– Ну что ж, предложение дельное, – согласился Уссаковский. – Тевяшов до самого своего ухода с должности генерал-губернатора пугал меня мусульманами. То и дело приходилось отписываться. Вероятно, он был прав. Разрешаю вам, господин полковник, выезд. Только обдумайте всё как следует.

Возвратившись в канцелярию, Жалковский тотчас позвонил в Управление железной дороги, чтобы командированным офицерам приготовили специальный вагон для поездки в Мерв. Разговаривал полковник бог весть с кем, с каким-то чиновником, который сослался на то, что в Управлении никого нет, а что касается специального вагона, тут надо решать с Центральным забастовочным комитетом. Утром Жалковский сел в коляску и отправился на станцию.

В штабе он не нашел ни председателя Воронца, ни его заместителя Нестерова. Один выехал в Теджен, другой в Красноводск. В купе вагона дежурили слесарь депо Гусев и Стабровская. Гусев, выслушав требования правителя канцелярии, обиделся:

– Что ж, господин полковник, разве вам не известно, что движения нет?

– Я приказываю вам от имени начальника области! – сердито выговорил Жалковский. – Генерал санкционирует вашу забастовку, а вы ему и вагона не можете дать? Какая дерзость и неблагодарность! Постыдились бы, граждане. Генерал Уссаковский отправляет своих офицеров в Мерв, чтобы остановить «крестовый поход» Прасолова. Это вы хоть способны понять?

– Понимаем, господин генерал. Только вы не кричите, пожалуйста, – попросила Ксения Петровна.

– Я не кричу, я внушаю, – спокойнее заговорил он,

– Поймите: если Прасолов пробьётся в Асхабад, вас, комитетчиков, он в первую очередь вздёрнет на виселице! Мы едем предотвратить злодеяния.

– С чего бы, господин полковник, вам захотелось защищать забастовщиков? – удивленно пожала плечами Стабровская.

– Не забастовщиков и не революцию, мадам, – пояснил он. – Мы едем защищать манифест, дарованный государем. Тут мы с вами единодушны, не так ли?

– Так, пожалуй, – согласилась Ксения Петровна. – Но я некомпетентна. Товарищ Гусев, придётся вам взять на себя ответственность. Прикажите службе пути подготовить один вагон с паровозом. А когда Воронец выйдет на связь, доложим ему.

– Толкаете меня на преступление, – недовольно пробурчал Гусев и отправился в депо, к пикетчикам.

Вечером Жалковский и человек двадцать офицеров выехали в сторону Мерва…

* * *

Нестеров вернулся из Красноводска через неделю: отправил туда из Асхабада, Кизыл-Арвата и Казанджика продовольствие для застрявших в пути пассажиров. И не успел выйти из вагона, как появился взволнованный Любимский:

– Что вже творится, Иван Николаевич, понять невозможно. Прасолов поднял меч на революцию, комитет наш бездействует, а остановить Прасолова вызвался полковник Жалковский. Всё перевернулось вже с ног на голову.

– Жалковский был здесь?

– Был и отправился в Мерв, с разрешения начальника области…

– Час от часу нелегче. Да ведь эта сволочь не только не остановит Прасолова, а наоборот, приведёт его батальоны в Асхабад. Созывай комитет… Немедленно!..

И вновь зашумел асхабадский перрон. К товарняку, составленному из красных теплушек и платформ, потянулись рабочие дружины из депо и типографии. К рабочим примкнули солдаты 2-го стрелкового батальона. Стрелки ухитрились выволочь из казармы два пулемёта, к тому же все были вооружены винтовками.

Не менее двухсот гнчакистов привёл Арам Асриянц, помня по недавним событиям, сколь велико значение единства в критическое время. Армяне вооружились ружьями и пистолетами, и жаждали вступить в бой. Арам сразу же остановил Нестерова вопросами:

– Ваня, где конкретно Прасолов? В Теджене или ещё ближе? Может быть, уже в Каахка? Непонятно, кого ещё ждём. Надо бы побыстрее ехать и встретить как следует карателей.

– Маловато всё-таки нас, Арам, – отвечал Иван Николаевич. – По сведениям из Кушки, генерал Прасолов спровоцировал весь гарнизон: это несколько тысяч солдат. В открытом бою нам не выстоять, но пропустить в Асхабад карателей было бы с нашей стороны преступлением.

– Что же делать, Ваня?

– Будем действовать сообразно с обстановкой. Сейчас выедем в Каахка: там займём оборону.

Перед самым отправлением эшелона привёл солдат железнодорожной роты Ясон Метревели. Он ездил за ни «ми в ущелье, где они работали в карьере. Нестеров пожал ему руку, велел усаживать военных на платформу, а сам отправился к телеграфистам дать телеграмму в Кизыл-Арват:

«Забастовочный комитет. Батракову… Уясни умом и сердцем – положение критическое. Срочно поднимай своих. Ждём в Каахка завтра».

Ответа дожидаться не стал.

Отправился к паровозу.

– Давай разводи пары1– крикнул машинисту.

В полдень поезд отправился со станции и часа через три был в Каахка.

О «крестовом походе» Прасолова было известно и здесь. И наблюдалась тут точно такая суматоха, как и в Асхабаде. Все население станции, вооруженное кто чем, но в основном лопатами и кирками, собралось восточнее Каахка, на самой окраине. Солдаты железнодорожной роты, квартировавшие здесь, и подразделение пограничников, взявшие на себя оборону населения, рыли окопы, устраивали завалы. Жители Каахка, в их числе и бедняки-туркмены, тоже вышли с лопатами и ковыряли рыхлую песчаную землю. Над поселением неслись тучи желтой пыли. Какой-то унтер-офицер, после того как с восторгом были встречены приезжие, подошел в Нестерову и предупредил:

– Дальше ехать нельзя. Только что разговаривали с Тедженом, Они, конечно, не знают, когда нагрянет Прасолов, но то, что войска его уже в Мерве – это точно.

Войдя в аппаратную, Нестеров тотчас вызвал Теджен, запросил обстановку и вскоре получил ответ. Телеграфировал сам Воронец:

«Положение безвыходное. Приказываю забастовку прекратить. Членам забастовочного комитета и всем активным участникам немедленно выехать в Красноводск».

– Трус! – выругался Нестеров.

– Нет, Ваня, Воронец не трус, – возразил Арам, стоявший рядом. – Воронец самый настоящий изменник. Он решил запугать нас, и тем самым открыть беспрепятственный путь генералу Прасолову.

– Трус! Шкуру свою спасает, а, спасаясь, и других тянет на дно! – уточнил Нестеров. – Арам, я отправлюсь в Теджен. Ты временно возьмёшь на себя руководство дружинами.

– Будь осторожней, Ваня, – предупредил Арам. – Я уверен, что нас предали.

– Не беспокойся, Арам. Как бы то ни было, и что бы со мной не случилось, генерал Прасолов не должен ни под каким предлогом появиться с войсками в Асха-баде.

Нестеров взял с собой Метревели, Ратха, Андрюшу Батракова и отделение солдат-железнодорожников. Выехали на дрезине.

Наступил вечер. Над горами и пустыней быстро растекались мрачные ноябрьские сумерки. Яркая одинокая звезда бойко засверкала в голубом небе над Копетда-гом, возвестив о ночи. Равнина и горы укрылись чёрным мраком. С несущейся по рельсам, погромыхивающей дрезины уже ничего не было видно. Пустыня с её тысячью необъятных вёрст напоминала о своём существовании могучим неровным дыханием. И стук колёс дрезины заставлял думать о том, что это стучит сердце пустыни. Стучит торопливо и напряженно, хотя зачем бы сердцу пустыни торопиться? У него бесконечная жизнь, и никому не сбить это сердце с заведённого природой ритма. Горы во тьме едва угадывались: по угрюмо-величественному покою, го одиноким огонькам мельтешившим на склоках, по далёкому, едва уловимому голосу азанчи, призывавшего на молитву мусульман и, как бы выдававшего, что где-то рядом, в горах, затаилось селение, и в нём идёт, скрытая темнотой ночи, своя жизнь. И всё это вместе взятое – пустыня и горы – наваливалось на человеческое сознание как наваждение неясности, непостижимости чего-то беспредельно вечного, но невероятно властного, чему подчинено всё сущее.

Дрезина катилась по рельсам быстро. Солдаты, сменяя друг друга, садились за рычаги. Остальные сидели или стояли, держа наготове винтовки и пистолеты.

В темноте миновали разъезд. Каменный домишко со слепыми окнами едва был заметен со стороны. За ним около туркменской кибитки горел костёр; огонь костра высветил во мраке одинокое здание разъезда.

До Теджена оставалось километров семь, когда Метревели первым услышал, а затем и различил в темноте несущийся навстречу поезд. Пока он был сравнительно далеко: был слышен лишь стук колёс да мигающие блики огнедышащего паровоза. Но медлить было нельзя ни секунды, иначе авария.

– Стоп! – закричал испуганно Метревели и схватился за рычаг. – Слезай скорей, генацвале!

Все мгновенно оценили обстановку и попрыгали наземь.

– Куда?! – закричал Нестеров. – Сталкивай, ребята, дрезину! Да скорей, иначе хана! Сюда, ко мне. Заходите с другой стороны пятеро. Вот так. Ну, нажали! Ещё, ещё!

Тележку приподняли на рельсах, поставили на насыпь и скатили вниз. Минуты через две-три мимо пронёсся паровоз с несколькими вагонами, да так быстро, словно за ним гнались.

– Неужели генерал Прасолов? – неуверенно предположил Метревели.

– Нет, не он, – успокоил Нестеров. – Не может быть, чтобы Прасолов двумя вагонами пошел на Асхабад. Скорее всего, наши железнодорожники драпанули. Думаю, что войска Прасолова или входят в Теджен, или рядом со станцией и вот-вот войдут. Дальше нам ехать нет никакого смысла.

– Иван Николаевич, – предложил Ратх. – А что, если мы с Андрюшей проберёмся на станцию и разузнаем что там творится?

– Правильно, Ратх, – сразу согласился Андрей, – На дрезине можно влипнуть, а так – запросто. Если даже каратели схватят, то скажем: с Кавказа в Ташкент пробираемся.

– Давайте, ребята, – сказал Нестеров. – Постарайтесь узнать как можно больше подробностей. Главное сейчас для нас – знать, где Прасолов и что намеревается предпринять.

Ратх и Андрей отправились прямо по шпалам в Теджен и через час были на станции. Здесь как будто ничего особенного не происходило. Всюду тихо. Перед зданием вокзала горел фонарь и солдаты стояли около двери. По шинелям и шапкам Андрей легко разгадал, что это не железнодорожники, а строевики-пехотинцы. Присмотревшись как следует, юноши увидели на третьем пути паровоз с одним вагоном и солдат возле него. Все стало ясно: прасоловцы уже в Теджене. Настораживала лишь тишина. Она заставляла думать о том, что никто карателям не оказал сопротивления, никто даже не забил тревогу в городе. Разведчики прошли на перрон, и Андрюша спросил стоявших солдат:

– А чё, буфетчика нет, что ли? Табаку хотели купить.

– Какой вам табак, – отозвался солдат. – Сами без табаку сидим. Давайте-ка уходите отсюда! Здесь ходить нельзя.

Юноши прошли мимо освещенных окон и увидели в кабинете начальника станции двух офицеров. Одного они сразу узнали: Жалковский – правитель канцелярии начальника области.

Ребята отошли в темноту и притаились, ожидая, когда выйдут офицеры. Они простояли довольно долго, но Жалковский так и не вышел. Пришлось подкрасться к вагонам и подслушивать разговор солдат. Тут все сразу прояснилось. Едва подошли сзади и присели за буксами, сразу донеслось:

– Да куда итить-то? Куда итить? Самого Уссаковского, знамо, не ударишь: командующей же! Мало ли что у него с этим полковником Жалковским? Может, женщину какую-нибудь не поделили, вот и ссорятся!

– Дурак ты, Касьян, – отвечал, сплюнув, другой. – Причем тут женщина, когда революция кругом идет? Разве не видишь: все вокруг бастуют. Это мы в своей

Кушке сидели и ничего толком не знали, А тут, на просторе, оно видней. И если ты хочешь знать, у них, у генералов и прочего офицерства, тоже разногласия имеются. Одни за царя, как наш Прасолов, а другие за Государственную думу. Этот Жалковский, как я понимаю,

__ за царя. Иначе зачем бы он стал настаивать, чтобы целый полк бросить на Асхабад.

– А я думаю, все они, еняралы, заодно, – донесся третий голос. – Этот Уссаковский нарочно послал своего правителя за Прасоловым. А сам-то, небось, кривляется перед асхабадским народом: я, мол, ваш в доску. А как придут войска, так Уссаковский и начнет командовать всем корпусом. Тогда запоет рабочий класс и вся революция. Да и мы с вами, – прибавил тише…

Ратх и Андрюша возвратились к своим часа через два, радостно-возбужденные: выведали все, что требовалось. Принялись рассказывать наперебой и прежде всего о Жалковском. Оказывается, правитель канцелярии решил безо всякого шума водворить старые порядки по всей железнодорожной линии. Основные кушкинские войска где-то сзади, а сам Жалковский едет в командой в шестьдесят человек и готовит станции и разъезды к приему кушкинских солдат. Все начальники станций, разъездов и командиры железнодорожных рот и взводов хорошо осведомлены: правитель канцелярии назначен в Кушку, чтобы уладить «неразбериху». А теперь он «все уладил» и возвращается назад. Прибывая на станции и разъезды, команда правителя в шестьдесят штыков спокойно, без всякой суеты, арестовывает железнодорожников, а полковник Жалковский назначает начальниками станций офицеров из войска Прасолова. Как только на всех станциях и разъездах будет заменено железнодорожное руководство, тогда армия Прасолова беспрепятственно проедет от Мерва до Асхабада и дальше, до самого Каспия.

– Вот так-так! – подивился Нестеров, выслушав ребят. – Это у нас называется действуют «тихой сапой». Ну, а паровоз, который чуть было нас не сшиб, куда так спешит?

– И о паровозе узнали, – уверенно заявил Андрюша. – На нем Воронец с несколькими железнодорожниками драпанули. Не стали дожидаться встречи с полковником Жалковским, видно, почувствовали опасность.

– Когда пойдут основные войска из Кушки, узнали? – спросил Метревели.

– Чего не знаем, того не знаем, – ответил Андрюша.

– Дня через два, не раньше, – подсказал Ратх.

– Почему так думаешь? – тотчас спросил Нестеров.

– Потому, что отсюда должны подать пустые вагоны для солдат Кушки. В Мерве солдаты пересядут на тедженские вагоны. Сам слышал, как об этом говорили каратели.

– Да, правильно, – подтвердил Андрюша, – я то-же слышал.

– Что же будем делать, Иван Николаевич? – спросил Метревели.

– Думаю, дорогой Ясон, надо подтянуть как можно быстрее к Теджену дружины Асриянца и асхабадских деповцев. Хорошо было бы, если б кизыларватские рабочие подошли!

– Кацо, сколько не собирай, перед регулярной армией нам не устоять, – возразил Метревели.

– Согласен, Ясон. Но с регулярной нам и не надо сталкиваться. Надо побыстрее занять Теджен и заставить полковника Жалковского, чтобы он дал команду не пускать батальоны Прасолова в Теджен.

– Все равно опасно, – не согласился Метревели. – Когда каратели подойдут к Теджену, полковник Жалковский не захочет говорить с нами, и требования наши не выполнит. Надо взорвать мост через реку Теджен.

– Что ж, не плохо придумал, – согласился Нестеров. – Только чем его взорвешь?

– Найдем чем. В Теджене у железнодорожных солдат есть взрывчатка.

– Тогда так, Ясон, – принял решение Нестеров. – Ты возьми своих солдат и моих ребят – и отправляйся в Теджен. Я вернусь в Каахка и к утру буду в Теджене с дружинами. Оставь мне одного солдата, чтобы помог вести дрезину. И давайте побыстрее поставим ее на рельсы.

После непродолжительных усилий тележка была поставлена на колеса, и Нестеров подался в Каахка, Отряд Ясона Метревели отправился в Теджен.

* * *

Между тем события на Кушкинской ветви стремительно разворачивались. Передовой отряд генерала Прасолова на «водянке» выехал из Кушки и беспрепятственно занял две станции – Чемен-и-Бид и Кала-и-Мор. «Водянкой» назывался поезд, развозивший в огромных деревянных чанах питьевую воду по станциям, И это был единственный вид железнодорожного транспорта, которому разрешалось беспрепятственно курсировать в дни забастовки. Операцию по захвату станций на «водянке» разработал командир роты, подполковник Деханов. Он же и провез весь отряд на «водянке» и арестовал железнодорожников в Чемен-и-Биде и Кала-и-Море. Затем таким же образом, но уже с большим числом войск, были заняты Сары-Язы и Иолотань, В Иолотани кушкинцы захватили ночью врасплох железнодорожную роту и разоружили ее. В Мерве о вылазке контрреволюционно настроенного генерала узнали, когда его войска уже захватили всю железную дорогу от Кушки до Мерва. Забастовочный комитет не в силах оказать какое-либо сопротивление успел сообщить о бесчинствах генерала-карателя всем городам и станциям Закаспия. Посланы были телеграммы в Ташкент, Москву и Петербург. Перед вступлением кушкинских войск в Мерв рабочие депо собрались на перроне, чтобы выразить свой протест произволу генерала Прасолова. Оказавшись в столь затруднительных обстоятельствах – один на один с огромной армией – забастовщики решили покончить с «крестовым походом» одним махом: убить самого Прасолова, а солдат перетянуть на сторону народной революции. Когда подошел воинский эшелон и генерал Прасолов вышел из вагона, рабочий-железнодорожник Петрунин выстрелил в него почти в упор и… – промахнулся. Позже выяснилось: кто-то из стоявших рядом с Петруниным толкнул его под локоть, и пуля просвистела выше головы генерала. Петрунина тут же схватили, жестоко истоптали ногами, и почти весь забастовочный комитет был арестован на месте происшествия. Затем каратели кинулись по квартирам с обыском, по магазинам, по учреждениям. Захватили почту, телеграф, банк со всеми его ценностями.

Прасолов обосновался в уездном военно-народном управлении. Заняв кабинет начальника уезда, он тотчас, с помощью своих офицеров, разработал план подавления революции в Закаспии. Генерал решил бросить основную часть кушкинских войск на Чарджуй, захватить его и соединиться с контрреволюцией Ташкента, на помощь которой Прасолов рассчитывал. Несколько батальонов, в том числе и артиллерийская батарея, готовились выступить в сторону Асхабада. И тут случилось непредвиденное: на станции Мерва оказалось всего три исправных паровоза и слишком мало вагонов…

В день, когда войска готовились к выступлению на Чарджуй, из Асхабада пожаловала группа офицеров во главе с полковником Жалковским. Генерал поначалу, налетев с кулаками на них, обозвал их дамами и последними трусами. Затем, когда узнал, что они прибыли в Мерв в качестве его союзников – облобызал всех подряд и подключил их к осуществлению своего «завоевательского» плана. Несколько асхабадских офицеров двинулись с летучим отрядом в сторону Чард-жуя и, действуя от имени начальника Закаспийской области, заменили железнодорожную и почтово-телеграфную администрацию на всех станциях до самого Чарджуя. Точно такую же «безболезненную, бескровную операцию» осуществлял и Жалковский, отправившийся по линии Мерв – Асхабад. В Теджене полковник, чтобы поскорее помочь развернуться Прасолову, дал приказ сформировать состав из пустых товарных вагонов и платформ и подать его в Мерв.

В сутолоке и разноголосице. множества дел продолжал готовиться к выступлению кушкинский отряд в сторону Асхабада. В один из дождливых, холодных дней наконец-то пришел пустой товарняк из Теджена. Подали его на первый путь, к перрону. Батальоны начали посадку. Подполковник Деханов, назначенный комендантом эшелона, сам руководил погрузкой и посадкой. Он же несколькими днями раньше, когда Прасолов, несмотря на протестующие телеграммы начальника области, все же объявил походы на Чарджуй и Асхабад, запросил телеграфом у Жалковского, чтобы тот сам назначил машинистов, которые поведут поезд, ибо мервцам доверять опасно. Сейчас из Теджена с поездом

прибыла целая бригада: два машиниста и два помощника, в их числе Ясон Метревели, Андрюша Батраков и Ратх Каюмов, включенные в бригаду начальником станции Теджен, с помощью Нестерова. Их задание состояло в следующем: не пропустить эшелон в Теджен.

Поднявшись на паровоз, подполковник Деханов придирчиво рассмотрел мандат на право ведения эшелона, подписанный Жалковским, спросил фамилии у машинистов и помощников, затем привел солдата с винтовкой и приказал приглядывать, чтобы не сбежали.

В одиннадцать ночи поезд, при потушенных фонарях, вышел из Мерва и двинулся на Теджен. По расчетам коменданта эшелона, войска должны были прибыть на станцию Теджен до рассвета. С точки зрения Деханова, предрассветные часы самые подходящие для высадки: перед рассветом были заняты Кала-и-Мор, Сары-Язы, Иолотань.

– Оно, конечно, – согласился с подполковником машинист. – Люди будут все спать, булгачить их не придется.

– Все будет прекрасно, господин подполковник, – заверил Метревели. – Пусть ваши солдаты тоже ложатся спать и отдохнут, как следует. Завтра еще неизвестно – как встретят их в Теджене.

– Но-но, кинто! – повысил голос Деханов. – Откуда сам? Из Тифлиса? Из Кутаиса? Я тоже – кавказец, меня не проведешь.

– Рад служить земляку, – сказал Метревели. – Из каких сами мест?

– Ладно, замолчи!

На первом разъезде Деханов слез с паровоза и поднялся в офицерский вагон, где ему было отведено купе. Поезд отправился дальше.

Часовой, как только отправились с разъезда, уселся на подставленный ему табурет, закурил и уставился в темноту каракумской пустыни. Метревели отсчитывал версты и минуты на часах, которые неслышно тикали у него в нагрудном кармане. Вот проскочили разъезд, где по расчетам Ясона была середина пути между Мервом и Тедженом. Проехали еще с полчаса и Метревели сказал машинисту:

– Ну что, остановимся, заправимся водой?

Паровоз сбавил скорость и остановился совсем. Солдат было встрепыхнулся:

– Что это, станция, что ли?

– Разъезд, – уточнил машинист. – Сейчас водой заправимся. Тут вода хорошая. Спи, родимый, не тревожься.

Ратх и Андрюша мгновенно спрыгнули с паровоза. Затем машинист толкнул вагоны назад и оба помощника вскоре вернулись.

– По-моему, ошиблись, – сказал, поднимаясь, Ратх. – Вода немножко дальше, на другом разъезде.

– Да, ошиблись, – подтвердил Андрей.

– Ну, тогда полный вперед, – приказал машинист, и паровоз, рванувшись и набирая скорость, ушел, оставив воинский эшелон посреди степей урочища Джуджук-лы. Отцепились от состава настолько чисто, что солдат даже не почувствовал. И теперь, когда Андрюша и Ратх, хохоча от счастья, с остервенением подбрасывали лопатами уголь в топку, а Метревели восклицал: «Кацо, как мы их надули!», часовой все еще не мог догадаться, что случилось невероятное, и он уже не часовой, а пень с винтовкой, которую у него сейчас отберут.

– Ну, что, солдат, – спросил Ясон. – Мамка у тебя есть?

– Но, но, ты особо-то не шуткуй, – пробурчал часовой. – На службе я.

– Отслужился, родимый, – сказал машинист. – Дай-ка сюда ружьецо. – И выхватив винтовку из рук солдата, тут же разрядил ее и снял штык.

Солдат завопил и заметался из стороны в сторону, пытаясь выглянуть в смотровое окно, но Ясон схватил его за плечи и усадил на табуретку.

– Кацо, нет твоего эшелона, – пояснил оторопелому часовому. – Отцепили мы твой эшелон. И возврата тебе в твою роту нет: расстреляют сразу!

– Куды ж мне теперя? – захныкал он и утер рукавом глаза.

– К мамке, к мамке! – выпалил со злостью Метревели. – В село свое дуй, там мужики усадьбу помещика жгут. Поможешь им. А то засели на казенном харче в своей Кушке… дураки безмозглые!

Солдат примолк, а ребята стали прикидывать, сколько дней потребуется войску Прасолова, чтобы выбраться из пустыни. На сто верст в сторону Мерва и в сторону Теджена – сплошные пески. Больше тридцати верст по ним не протопаешь. Значит, кушкинские солдатики вылезут оттуда не раньше, чем через трое суток. Но и вылезут – какие тогда из них вояки?! Отощают солдатики, заболеют многие: до войны ли им?

В пятом часу утра, на подходе к реке Теджен, Метревели трижды потянул за торчавший над головой рычаг: паровоз разразился мощным тройным свистком. Это был условный знак дежурившим у моста рабочим. Паровоз сбавил ход и у самого моста остановился. В темноте на линии появились людские силуэты. А вот и оклик:

– Ясон, ты?

– Я, Иван Николаевич! Все в порядке!

Все четверо тотчас слезли наземь. Обнялись на радостях. С Нестеровым оказались рядом гнчакисты – Асриянц, Хачиянц, Мякиев и асхабадские деповцы, человек двадцать, если не больше. Пока здоровались и рассказывали, как удачно провели задуманную операцию, прошло с полчаса. Рассказывал сам Метревелм: подробно, не упуская ни одной детали. Наконец вспомнил и о часовом, и Нестеров поинтересовался:

– А где он, ваш пленник?

– Ратх, Андрей, приведите солдата, – сказал Метревели.

Ратх вскочил на подножку и, мигом оказавшись в отсеке паровоза, немного замешкался и недоуменно проговорил:

– А его тут и нет!

– Как так?! – удивился Ясон. – А ну-ка!

Трое забрались на паровоз, поискали солдата, заглянули в тендер с углем, но и там его не оказалось,

– Сбежал, – огорченно выговорил Андрюша.

– И правильно сделал, – со злостью сказал Метревели. – Пусть бежит, куда хочет. Нам он зачем нужен? Нам он не нужен.

На рассвете прогремел взрыв: мост через реку Теджен был выведен из строя. Ни один железнодорожный эшелон Прасолова теперь не мог прорваться к Асхабаду. Довольные проведенной операцией, деповцы и дружина армян возвратились– на тедженский вокзал.

– Ну, что, Арам, давай навестим начальника канцелярии, – предложил Нестеров и поднялся в вагон, возле которого стояла охрана.

Жалковский сидел в купе и, увидев вошедшего Нестерова, не повернул головы и не поздоровался. Иван Николаевич сел за столик напротив полковника и сказал:

– Напрасно переживаете, господин полковник. Разве кто-нибудь, кроме меня, знает, что вас обязали силой подписать мандат на состав паровозной бригады? Представьте себе, что никто вас не неволил. Вы сами, во имя спасения революции от генерала-карателя, дали ему своих машинистов, и они угнали паровоз, а эшелон с войсками бросили в урочище Джуджуклы.

– Вы еще вздумали издеваться надо мной! – вспылил Жалковский. – Посмотрим, как вы запоете, когда окажетесь в руках Прасолова.

– Этого не случится, полковник. Эшелон, вызванный вами, действительно оставлен, без паровоза, в Джуджуклы. Слышали вы, вероятно, и взрыв? Он не мог не коснуться вашего сиятельного слуха. Мы взорвали мост.

– Вы ответите за все по всем строгостям военного закона! – пригрозил начальник канцелярии.

– Ух, как много в вас злости, полковник, и мало ума! – засмеялся Нестеров. – Ну-да не будем спорить и ссориться. Отправляйтесь-ка в Асхабад, в распоряжение своего непосредственного начальника, генерала Уссаковского. Будьте здоровы.

Нестеров вышел из вагона, и спустя полчаса поезд в рабочими, солдатами и армянской дружиной, а также вагон с начальником канцелярии отправился в Асхабад.

* * *

Эмануил Воронец спешно укладывал вещи в чемоданы, когда появились у него во дворе Нестеров, Ас-риянц и Метревели.

– Что, Эмануил, бежать собираешься? – поинтересовался Нестеров. – Прасолова испугался… Чемоданы в руки – и долой. Говорят, успел снять с себя обязанности председателя союза… и Уссаковскому объявил, что забастовочный комитет распущен… Ничего не выйдет у тебя, приятель! Будем голосовать за продолжение забастовки!

– Ну, что ж, проголосуем, – отозвался пристыженный Воронец. – Но только не учи меня жить! У меня за спиной восемь лет каторги, а ты еще мальчишка!

– Где и когда проведем голосование? – строже спросил Нестеров.

– Где хочешь. Хочешь, в депо, хочешь, в Управлении дороги…

– В городском саду хочу, Эмануил, И чтобы вся общественность города была налицо.

– Хорошо, будет вся общественность. Как прикажешь голосовать: в открытую или тайно?