Текст книги "Природа. Человек. Закон"
Автор книги: Валентин Иванов
Соавторы: Виолетта Городинская
Жанры:
Обществознание
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
И количество врожденных патологий с каждым годом нарастает. Тем более, что даже относительно здоровые дети вполне могут нести мутагенные изменения, которые самым нежелательным образом отразятся на здоровье их детей.
Все это ставит под самую серьезную угрозу генофонд всего человечества. И именно поэтому мы определяем экологические преступления равными преступлениям перед человечеством. Скорее даже не только равными, а – однозначными.
И перед этим даже трагическая нравственная дилемма Ивана Карамазова бледнеет, ибо тут мучения детей обусловливают несчастье человечества, в широчайших масштабах свершается то, что принято называть геноцидом. И, прежде всего, как правило – против своего же народа. И потому вместо привычного и неконкретного, не воспринимающегося людьми как непосредственная угроза их личному существованию выражения «нанесение вреда окружающей среде», вполне правомерно говорить о нанесении вреда человеку, народу, человечеству.
С этим, по-видимому, принимая во внимание приведенные факты, в общем-то согласится каждый, даже ярый технарь, не желающий ни о чем думать, кроме как о все большем и большем развитии и распространении любезной его сердцу техники «на благо человечества».
Но если в общем и целом это верно, то в каждом отдельном конкретном случае вызывает резонные сомнения. Вот, скажем, тетраэтил свинца, добавляемый в бензин в качестве антидетонационной присадки, вызывает, как это уже доказано многочисленными исследованиями, генетические изменения, болезни и уродства у новорожденных, поскольку свинец способен проникать через плаценту беременных женщин. Так что же – каждый, кто использует этилированный бензин – водитель автотранспортного предприятия или владелец личной машины – повинен в геноциде? Согласитесь, что столь ужасное обвинение невозможно предъявить даже тем из них, кто не отрегулировал карбюратор и выбрасывает в атмосферу выхлопные газы с содержанием тетраэтила свинца значительно больше установленной нормы ПДК. И в то же время все вместе они, даже соблюдая нормы ПДК, в результате накопления из года в год, из десятилетия в десятилетия этого не разрушающегося длительное время вреднейшего вещества в окружающей среде, наносят непоправимый ущерб не только здоровью отдельных лиц, родившихся с врожденными патологиями, но и генофонду народа в целом. Ибо родившиеся с измененной генетической основой передадут эти изменения по наследству детям здоровых партнеров по браку, те, в свою очередь, распространят эти генетические патологические изменения еще шире и т. д. А поскольку не один только тетраэтил свинца, а тысячи химических соединений, выбрасываемых ныне в атмосферу, воду, попадающие на землю, способны вызвать генетические изменения в эмбрионах, т. е. стать уже наследственным фактором, то это «и т. д.» вполне способно в конечном счете превратить весь народ в сборище калек и слабоумных. Не сейчас, лет, эдак, через сто – двести, но от этого только еще сильнее может от безнадежности и безысходности сжаться болью сердце. Ибо основы этих изменений в потенции скрыто закладываются сейчас и тогда предпринимать что-либо будет уже слишком поздно. Поздно.
И ведь виновных в этом, пусть пока гипотетическом – и дай бог, чтобы оно и осталось только в гипотезе, даром что все научные предпосылки говорят о его очень большой вероятности, – несчастии, как мы видим, не найдешь. В самом деле – водитель, как мы уже выяснили, не виноват. Нефтехимики, что производят бензин? Но они изготовляют его согласно ГОСТу и никаких отсебятин допускать не могут. Попробуй-ка они не этилировать бензин – машины не потянут или встанут из-за того, что детонация выведет из строя цилиндры и поршни моторов. Водители возмутятся, возмутимся и мы с вами, опаздывая на работу из-за тихохода-автобуса или от того, что он и вовсе выйдет из строя на полпути.
То же самое можно сказать и обо всех остальных вредных химических соединениях. Тот же паприн производится вовсе не потому, что чья-то левая нога того хочет, а потому, что содержит высокое количество белков и незаменимых аминокислот, необходимых для повышения продуктивности животноводства и птицеводства.
«По биологической ценности и кормовым свойствам (обменная энергия, кормовые единицы) паприн не уступает белковым продуктам животного происхождения (рыбной, мясо-костной муке) и превосходит растительные белки (соевую муку), которые традиционно используются в качестве белковых добавок для балансирования кормов, – пишут ярые защитники паприна, и им можно верить. – Производство паприна обеспечивает кормовую базу страны высокобелковым продуктом стабильного качества, независимо от сезонных и климатических условий». Да к тому же добавим, производится он, что очень и очень немаловажно, из бросовых отходов нефтехимического производства – парафина, от которого нефтехимики не знают, как избавиться. Представляете, тот самый парафин, который в лучшем случае засоряет землю – надо же куда-то девать отходы, – вдруг превращается в ценнейший корм и создает дополнительные тысячи тонн мяса, по которому мы так истосковались. Попробуйте запретить паприн – и насидитесь еще бог знает сколько времени без мясных продуктов! – угрожают его защитники, и они, возможно, правы.
Вот и с бутифосом так же. Его применение увеличивает сбор хлопка, и, хотя именно в «бутифосное двадцатилетие», в самый разгар его применения, мы насиделись, точнее, належались без простыней и наволочек, находились без безвредного, не разбрасывающего фейерверк искр, хлопчатобумажного белья и легчайших летних платьев, все же можно поверить, что и бутифос способствовал увеличению сбора хлопка и без него мы сейчас бы спали чуть ли не на полиэтиленовой пленке. И этому мы вполне можем поверить.
Нас ведь всегда можно умаслить не бывалыми (это не опечатка!) преимуществами, напугать вполне возможными страхами и мы поверим, испугаемся, согласимся с мнением тех или иных специалистов.
Но все же давайте рассудим здраво, хотя и поверим утверждениям специалистов, что тот же паприн может увеличить производство мяса в стране аж на 20 процентов – порядка 3 млн. тонн! Прикинем, что же лучше – съесть 100 граммов мяса или 120 граммов, гм… продукта, начиненного вреднейшими веществами.
По мнению практиков:
начальника отдела птицеводства Госагропрома РСФСР А. А. Супрунова: «Травим мы животных паприном. Вы посмотрите, какие у них нарушения идут – в печени, в крови, в органах воспроизводства» (Комсомольская правда, 1988, 10 июня), и по мнению ученых:
доктора медицинских наук, председателя секции «Социальная экология» советской социологической ассоциации: «В кормовом белке из парафинов нефти содержится небольшой процент тяжелых металлов, мышьяка, фтора и других вредных веществ, которые оказывают длительное воздействие через продукцию животноводства – молоко, яйца, мясо – на население. Не ставим ли мы под прямой удар генетический аппарат человека?» (Там же).
Вопрос, конечно, заключает только возможность. Но – возможность. Возможность патологических изменений в аппарате наследственности. Причем не только в Киришах и других местах, где расположены заводы по производству паприна, не только на животноводческих фермах и птицефабриках, где паприн этот вместе с пылью, можно сказать, глотают живьем, в первозданном его виде, но во всей стране, вместе с молоком, яйцами, прочими мясными и молочными продуктами, предназначенными, как правило, большей частью для детского питания.
Так что же вы выберете для себя и своих детей – 100 г мяса или 120 г «папримяса»? Поверьте – от вашего ответа на этот вопрос очень многое зависит. Поскольку есть надежда, что все выберут кусочек, пусть меньший, но натурального, не только безвредного, но чрезвычайно полезного мяса.
Та же дилемма имеется и в отношении этилирования бензина. Опаздывать на работу, конечно, нехорошо. А застревать на полпути и вдребезги разносить двигатель – и вовсе никуда не годится. Этилирование бензина повышает скорость движения транспорта за счет увеличения мощности двигателя – это бесспорно. Но. Так ли уж жизненно необходима нам высочайшая скорость автомобилей и их повышенная мощность за счет отравления нас самих и наших детей тетраэтилом свинца? Где она необходима, высокая скорость? Разве что на автогонках. А так в городах – наиболее страдающих от выхлопных газов – даже пожарные машины и «Скорая помощь» развивают никак не больше 80 километров в час при потенциальной возможности этих автомобилей делать 120–140 километров за то же время. И если на загородных хайвеях они будут нестись со скоростью «всего только» 110–130 километров, тоже большой беды не будет. Самое большое «плечо» и пожарных и «скорых» – 30–40 километров, на нем они потеряют 1–2 минуты за счет снижения скорости из-за неэтилированного бензина с октановым числом пониже, что в общем балансе потерь из-за организационных неурядиц является мизерным и решающего значения не имеет. И на работу нам вовсе не нужно опаздывать. Автобусы и легковые автомобили используют едва-едва половину своих скоростных качеств в городах. И мощности грузовиков у нас, да и во всем мире тоже, никогда не используются полностью, до верхнего предела. Если, конечно, грузовик не забуксует в грязи ухаба. Но тут уж – и двух мощностей его не хватит. Так что есть все резоны отказаться от этилирования бензина.
Тем более что широчайший эксперимент такого рода уже проведен. В самом насыщенном населением и транспортом городе нашей страны – Москве. И знаете – ничто и никто от этого не пострадал. И автобусы как ходили, так и ходят с той же скоростью, что и в «этилированном веке», а если захотят – могут и повысить скорость. И грузов перевезено не меньше, чем за тот же период, – и даже больше. И воздух стал намного чище и безопаснее.
И по нагулу высококачественного мяса домашнего скота, птицы, свиней без паприна тоже был проведен эксперимент. До революции знаменитая на весь мир «черкасская говядина» нагуливала свои окорока без каких-либо добавок «рыбной и мясо-костной муки», а тем более – без паприна. Просто на пастбищах. И белков там в травах, картофеле, корнеплодах, зерне – да и не только там, по всей России – вполне было достаточно и заменимых и незаменимых, чтобы как следует откормить и бычков, и свиней, и кур до полных кондиций, не уродуя ни животных, ни людей. Так что разговор о величайшей необходимости паприна и прочих белковых искусственных добавок – не более чем блеф. Конечно, когда корову кормят опилками, то тут добавлять белки просто необходимо. Но – зачем же это держать коров там, где нет в округе кормов? А в северных областях России, в Сибири в это же самое время гибнут великолепнейшие травы на лугах и лесных полянах, и поля вместо клевера и прочих кормовых культур засеиваются, пусть сейчас уже не кукурузой, но все равно – пшеницей, дающей урожай буквально курам на смех, – меньше, чем посеяно. Именно там-то и надо развивать мощное животноводство и снабжать всю страну и мясом, и вкуснейшим вологодским маслом, полученным на естественных белках кормовых трав и корнеплодов, а не на опилках с паприном.
Словом, если мы переберем одно за другим все химические вещества, отравляющие наше здоровье, нашу и наших детей жизнь, то вот так же окажется, что жизненной необходимости в них нет. Зато в освобождении от них воздуха, вод, земель, растений, животных, человека есть, как мы уже знаем, настоятельнейшая необходимость.
И тут возникает вполне резонный вопрос: почему это в Москве смогли отказаться от применения этилированного бензина, отказаться, учтите, без всякого ущерба, и скорее даже с выгодой, ведь любые добавки, как известно, стоят денег и – в масштабах московского транспорта – немалых, а вот в других городах, краях и областях, во всей нашей стране все еще не идут на это? Не хотят? Вряд ли. Инерция? Возможно, и она тоже. Но правильнее всего потому, что другого-то, неэтилированного бензина не поступает, да и того нехватка, так что бери что дают, а то и вовсе без транспорта останешься.
А нефтехимики неукоснительно соблюдают ГОСТ. Потому что он им выгоден – налаженное массовое производство перестраивать не так-то легко, да и без добавок бензин должен и стоить дешевле, а это даже и без хозрасчета и самофинансирования было неприемлемо, а при нынешних условиях – тем более.
Правда, недавно в печати промелькнуло сообщение, что ученые нашли новые нетоксичные антидетонационные добавки к бензину и тетраэтил свинца вполне может быть ими заменен. Но – новая беда. Добавки эти обходятся производству в пять раз дороже и технологию надо менять. Нет, не пойдут на смену технологии и удорожание бензина нефтехимики по доброй воле даже ради нашего с вами – и их собственного тоже – здоровья и жизни. Кошелек дороже, чем жизнь. Тем более – жизнь и здоровье еще неизвестно потеряешь ли, а кошелек-то – вот он! И – стыди их не стыди, увещевай не увещевай, а кошельком они не поступятся даже ради здоровья собственных детей, не то что наших с вами.
Как вы сами понимаете, нефтехимики здесь только первый подвернувшийся под руку пример и они вполне вправе на нас обидеться: «Тетраэтил свинца вовсе не самый худший из вредящих здоровью человека и природы веществ. Что же вы о них молчите?» А потому, что просто нет физических сил перечислить все 200 000 химических соединений. Но все, что мы говорим о тетраэтиле свинца, в полной мере относится к тем из них, которые поступают в воздух, пищу, воду, в самые разнообразные химические реагенты, которыми мы пользуемся в быту и на производстве, которые загрязняют землю и уничтожают или уродуют живущие на ней существа.
Нет уж – когда дело касается кошелька, тут никакие призывы и увещевания хоть чуточку облегчить его ради здоровья и жизни других не действуют. Поэтому учитывая создавшееся угрожающее, как мы видели, положение с загрязнением окружающей среды, учитывая опасность, угрожающую в будущем народу и человечеству в целом, пора от уговоров переходить к самым решительным мерам – полному запрету производства и какого-либо применения химических и других веществ, могущих вредно повлиять на здоровье человека и его потомства, если возможность их попадания в окружающую среду, пищу, предметы производственного и бытового назначения полностью не исключена – в законодательном порядке.
Словом, необходим, наряду с законом об охране окружающей среды, закон о защите человека.
Ново? Необычно? Не очень-то. В США давно уже действует нечто подобное – закон о фальсификации продуктов, а в 70-х годах принят закон о недопустимости применения в пищевых продуктах добавок, могущих вредно повлиять на здоровье человека. Куцые, ограниченные законы, мы согласны. Но ведь у нас и таких нет. А между тем:
«Наша продукция питания, и это ни для кого не секрет столько содержит химических веществ, что просто ужас – и все эти добавки, между прочим, утверждены» (Комсомольская правда, 1988, 10 июня) – это говорит старший научный сотрудник Института эпидемиологии и микробиологии имени Гамалеи АМН СССР, кандидат медицинских наук Л. А. Сысоева. И ей можно верить.
Но даже если и нет аналогов такого закона в мировой практике, это совсем не означает, что он не нужен и что его не следует вводить. В самом деле – что только и кого только не защищают наши законы. Перечислить даже затруднительно. И формально все они защищают человека или высшие человеческие ценности. Но вот когда касаешься конкретных явлений, оказывается, что все эти законы направлены скорее на защиту всего и вся от человека. Защиту же самого его они не предусматривают. В деле же ограждения здоровья людей от вредных воздействий, наносимых промышленностью и сельским хозяйством, вся защита возложена на органы Минздрава СССР, которые осуществляют свое право довольно своеобразно. Мы уже приводили указание Госагропрома СССР плодоовощным базам принимать овощи и картофель урожая 1987 года с содержанием нитратов, выше в 2–3 раза норм предельно допустимых концентраций. Разрешение на это выдал тогдашний заместитель главного государственного санитарного врача Минздрава СССР А. Заиченко. А спрашивается, какое он имел на это право – распоряжаться здоровьем десятков, да что там – сотен миллионов людей? Да никакого. В его обязанности входит следить за неукоснительным соблюдением предприятиями норм ПДК. В его права входит приостанавливать работу предприятий, нарушивших эти нормы. Но повышать эти научно обоснованные нормы, даже руководствуясь самыми наиблагими побуждениями, прав у него нет. Так же, как нет ни у какого другого, будь он на самом высоком посту, человека.
Ну а есть хоть какая-то гарантия, что в другой раз тот же Заиченко или еще кто-либо не повысит, благо сошло с рук, эти нормы в 5-10, а то и в 20 раз? А никакой. А понесет ли кто-то какую-то ответственность за это? Никакой.
Совсем небольшая терминологическая ошибка: Заиченко по должности отвечает за сохранение здоровья советских людей, а считает, что имеет право распоряжатъся им. Хочет – накормит нитратами. А захочет – и бутифосом.
«В 1985 году Прокуратура УзССР всерьез занялась «бутифосным делом», и лишь после ее энергичных требований бывший главный госсанврач СССР П. Н. Бургасов (ныне он на пенсии. – Авт.) исключил этот препарат из списка разрешенных. Было это в феврале 1986 года, и тут же его заместитель А. И. Заиченко развивает сколь бурную, столь и труднообъяснимую с точки зрения охраны здоровья деятельность.
Письмом от 26 февраля он сообщает Минздраву УзССР, что все-таки производство и применение бутифоса разрешается до 1988 года «по настоятельной просьбе Минхимпрома и Госагропрома СССР». Письмом от того же числа и, что удивительно, под тем же номером он разрешает Минхимпрому производство, а Госагропрому применение бутифоса…
Прокурору УзССР А. Б. Бутурлину пришлось самому обратить внимание Бургасова на противоречивость решений его ведомства. Бургасов в ответ сообщил, что аннулировал распоряжение своего заместителя и с 21 марта 1986 года бутифос запрещен окончательно и повсеместно…
Успокоительный ответ Бургасова был датирован 3 сентября, а уже 4-го в республику пришла телефонограмма, разрешающая применять бутифос как угодно и подписанная… Бургасовым» (Литературная газета, 1987, 7 янв.).
Напомним, что бутифос – тот самый дефолиант, который даже в самых малых дозах – буквально достаточно одной капли – порождает тяжелые отравления человеческого организма, заболевания гепатитом, снижает общие защитные реакции человека – его иммунитет – и обладает мутагенной активностью, а проще говоря, воздействует через плаценту на эмбрион, становится причиной смерти новорожденных, рождения уродов и умственно неполноценных детей. До протеста Прокуратуры УзССР он применялся на полях Узбекистана, Азербайджана и других хлопкосеющих республик свыше 20 лет, применялся, несмотря на то что тот же Минздрав СССР определил его как «высокотоксичный для теплокровных». То есть, по существу, спокойно наблюдали, как отравляются, заболевают, рождаются уродами люди все эти два десятка лет, и даже тогда, когда обратили на него внимание органы прокуратуры, и то сделали все, чтобы отстоять бутифос, а значит, и дальнейшее отравление им людей и дальнейшее увеличение порождаемых им уродов! Как мы знаем, и спустя два года после «битвы при бутифосе», в 1988 году его продолжали применять на полях страны.
Так вот охраняют здоровье людей работники Министерства здравоохранения – что же тогда требовать от работников промышленности, транспорта, сельского хозяйства? И не будет преувеличением сказать, что за эти годы десятки тысяч работников сельского хозяйства, горожан, школьников, молодых матерей, работавших на сборе хлопка – а в Среднеазиатских республиках на его сбор выгоняли буквально всех, от мала до велика, – пострадали от применения бутифоса.
Как вы думаете, случилось бы это, если бы применение токсичных, канцерогенных и прочих опасных для здоровья человека веществ было бы полностью и безусловно запрещено законом? Мог ли бы тот же Заиченко или кто другой одним росчерком пера превращать нормы ПДК в БДК – беспредельно допустимые нормы? Ведь по идее предельно допустимые концентрации потому так и названы, что превышение этого предела представляет реальную опасность для организма человека.
Тем более, что и сами нормы ПДК, утвержденные тем же Минздравом СССР, во многих случаях чрезвычайно завышены и даже неукоснительное соблюдение их приводит к непосредственной угрозе здоровью людей, к отравлениям и заболеваниям.
В ряде случаев это завышение норм обусловлено тем, что химические соединения проходят испытания на животных, организм которых более стоек и жизнеспособен, чем человеческий, или, в силу биохимической разности, по-иному реагирует.
«В ходе выполнения своей программы по оценке риска химических соединений для человека, – пишет заведующий отделом эпидемиологии и биостатистики Международного агентства по исследованию рака (МАИР) при Всемирной организации здравоохранения Калум С. Муир, – МАИР рассмотрело 164 широко используемых вещества. Из них 17 оказались канцерогенными для человека; из этих 17 веществ 14 вызывали рак у животных. Другими словами, при обычной проверке на животных три вещества не были бы выявлены».
Но чаще всего нормы ПДК завышены потому, что Минздрав СССР «входит в положение» бедных работников промышленности, которые в результате низкой технологической культуры производства или каких-либо иных «экстремальных условий» не могут выполнять научно обоснованные нормы. Так происходит, в частности, с нормами предельно допустимых выбросов автомобильных двигателей, которые у нас гораздо выше, чем в западноевропейских странах, почему наши автомобили и не пропускают в эти страны.
Но еще чаще даже и эти завышенные нормы ПДК разрешается превышать по так называемым «временно согласованным концентрациям» (ВСК) и «временно согласованным выбросам» (ВСВ), а поскольку, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное установление, вреднейшие выбросы с высокими концентрациями токсичных и канцерогенных – а то и мутагенных – веществ продолжаются десятилетиями и обходятся нам в сотни и тысячи искалеченных жизней, увеличения смертности людей.
Вот почему необходим жесткий и совершенно однозначный закон о полном запрете применения всех тех химических веществ, которые могут стать причиной заболеваний людей или их потомства.
Понятно, что в этом случае закон должен быть законом и не допускать никаких исключений и «временных согласований», по существу, уничтожающих его суть. Иначе он не стоит и той бумаги, на которой написан, – бумагу еще хоть как-то можно использовать на пользу людям. Неработающий же, несоблюдающийся закон не просто безвреден – он всегда служит прикрытием для всевозможных заиченков, пользующихся возможностью исправлять его в собственных целях и при этом ссылаться, что они поступают так не по букве, а по духу закона. И на этом наживать себе политический – да и материальный тоже! – капитал.
Не какие-нибудь, мол, бюрократы мы, чтобы слепо держаться за букву вопреки насущной необходимости, вызванной «создавшимися экстремальными условиями» или просто тяжелого положения с сырьем, оборудованием, материалами, рабочей силой и т. д. и т. п. И вертят законом что дышлом, с помощью «исключений» и «временных согласований».
Ох, как не просто нужны – необходимы нам бюрократы! Те что строжайшим образом, до буковки, соблюдают все установления закона. Ох как устали мы за все предыдущие годы от приоритета духа закона над буквой и связанным с ним свободным – как кому хочется, как кому выгодно толкованием этой буквы! По существу – с бесправием.
Нет и не может быть у закона духа и буквы по отдельности. Именно в букве и содержится его дух, выражается ею. И если буква вдруг нуждается в «исключениях» и «временных согласованиях», то, значит, эту букву настало время менять, значит, закон устарел и нуждается в пересмотре. Но это вовсе не в компетенции заиченков. Это прерогатива законодателя. А заиченки только могут вносить свои предложения по изменению той или иной буквы в связи с ее устарелостью^ тормозящей, мешающей – если это действительно так – развитию общества или его производительных сил. Но до тех пор пока закон не пересмотрен, пока не отменен – никто не имеет права «улучшать» его по собственному произволу. Каждый обязан соблюдать его буквально и безоговорочно – без всяких там «исключений».
А то посмотрите, до чего мы дошли. Есть у нас законы, которыми мы по праву гордимся – те же законы об охране природы. Заглядываем в закон и радуемся:
«Все воды (водные объекты) подлежат охране от загрязнения, засорения и истощения, которые могут причинить вред здоровью населения, а также повлечь уменьшение рыбных запасов, ухудшение условий водоснабжения и другие неблагоприятные явления вследствие изменения физических, химических, биологических свойств вод, снижения их способности к естественному очищению, нарушения гидрологического и гидрогеологического режима вод»(Основы водного законодательства Союза ССР и союзных республик, ст. 37).
«Сброс в водные объекты производственных, бытовых и других видов отходов и отбросов запрещается»(там же, ст. 38).
А как оглянемся вокруг на все эти загаженные, отравленные промышленностью и молевым сплавом, пестицидами и минеральными удобрениями, перевернутые буквально вверх дном лесозаготовителями и строителями газо-, нефте– и прочих проводов, авто-, железно– и прочих дорожных трасс реки, гибнущие озера и моря, и отчаяние берет и хочется кричать: «Да есть ли у нас хоть какой-то закон, охраняющий бесценные богатства – артерии – нашей Родины?!»
Есть только исключения и временные согласования.
Ну, ладно – ненавидите вы природу, хоть это и невозможно понять, но хоть как-то объясняет все эти деяния. Но людей-то, людей, их детишек, за что же вы обрекаете их-то на мучения?
«Начиная с середины русла вода Амударьи практически непригодна для питья, не говоря уж о нижнем ее течении. Но ее пьют все, кто живет в Приаралье. Другой просто нет(курсив наш. – Авт.)» (Московские новости, 1988, 16 окт.).
А в воду эту стекают с полей пестициды, которых сыплют по 50 килограммов вместо положенных граммов на каждый приаральский пахотный гектар. В том числе – бутифос.
И воды не только Амударьи, но и Волги, и Дона, и Днепра – да что там перечислять, вовек не перечислишь, если погублен даже могучий Енисей, из которого уже нельзя на всем протяжении пить воду, есть рыбу (Труд, 1988, 2 марта). Легче назвать те реки, которые пока что сохранились (другое дело, что труднее их разыскать), но только потому, что нет на их берегах ни предприятий, ни пашен и заиченки с их «исключениями» до этих рек не добрались.
И земля, как мы знаем, отравляется, уничтожается эрозиями. Несмотря на замечательный закон, предусматривающий «уголовную или административную ответственность» виновных в «порче сельскохозяйственных и других земель, загрязнении их производственными и иными отходами и сточными водами»(Основы земельного законодательства Союза ССР и союзных республик, ст. 50).
И воздух
И лес
И прочие произрастания земли
И животные
Словом, все составляющие организма биосферы подвергаются отравлению, порче, уничтожению, несмотря на существование законов, предусматривающих их охрану и сбережение.
И добро бы, если бы все это шло на пользу человеку. Вернее – не добро, но все же не так обидно, коли вызвано необходимостью, коли без этого человек не может обойтись. Срубить лес для постройки дома или производства той же бумаги – действие вполне оправданное необходимостью. Но когда из 400–600 кубометров срубленного на каждом гектаре леса берется всего 220–300, когда в результате варварской рубки уничтожается подрост, сама почва, лесные ручьи и речки, когда в результате производственных газовых и сточных выбросов на громадных площадях лес сохнет на корню, когда в результате сооружения водохранилищ затапливают миллионы кубометров ценнейшей древесины, утилизация которой могла бы сберечь от вырубки десятки и сотни тысяч гектаров леса, – это прямое и ничем не оправданное преступление.
Точно так же и во всем остальном. Нет никакой жизненной необходимости выбрасывать в воздух вреднейшие газы из заводских труб, сливать в воды рек, озер, морей неочищенные стоки. Есть только нежелание израсходовать средства на строительство и нормальную эксплуатацию в принципе существующих эффективных очистных установок и сооружений.
Нет никакой жизненной необходимости отравлять землю и воды ядохимикатами, нитратами, фосфатами в количествах, превышающих возможности и способности растений и микроорганизмов переработать их и обезвредить; создавать предпосылки для эрозии и опустынивания пахотных и пастбищных земель. Напротив, есть жизненная необходимость именно сберегать все эти самые высокие ценности. Но несмотря на требования закона, нет ни одного промышленного или сельскохозяйственного предприятия во всей стране, которое тем или иным образом, тем или иным способом не портило бы, не уничтожало, не отравляло без жизненной необходимости воздух, воду, землю.
В результате всем нам стало опасно
утолять голод
утолять жажду
дышать
Словом, отправлять самые наиважнейшие, без которых и сама жизнь невозможна, жизненные функции.
Согласитесь, нельзя жить в кругу постоянных и повседневных опасностей, от которых некуда деться, ибо мы не можем прекратить есть, пить, дышать, а Удовлетворение этих потребностей несет зловещую угрозу нашему здоровью, жизни нашей и наших детей.
Значит необходимо создать такие установления, которые полностью исключали бы возникновение даже предпосылок такой угрозы, такой опасности.
Особенно это необходимо в связи с перестройкой народного хозяйства страны. Переход на самоокупаемость и самофинансирование вызвал в коллективах предприятий промышленности и сельского хозяйства поиск путей повышения рентабельности своих предприятий, увеличения получаемых прибылей. Несомненно, что эти пути видятся коллективам в сокращении непроизводительных расходов, в том числе расходов на строительство и эксплуатацию очистных сооружений, от которых, как вы сами понимаете, доходов нет, одни только убытки. Расплодившиеся кооперативы, особенно те, что занимаются производством с использованием различных химических веществ, сжиганием угля, нефти и другого топлива, составляют немалое добавление к существующим загрязнениям окружающей среды. А арендаторы пахотных, пастбищных и других сельскохозяйственных угодий, животноводческих ферм и т. д. представляют серьезную угрозу в смысле истощения земли, отравления ее и произрастающих на ней продуктов питания большими дозами ядохимикатов, нитратами, фосфатами, стоками из помещений, где содержится много скота.