Текст книги "Природа. Человек. Закон"

Автор книги: Валентин Иванов

Соавторы: Виолетта Городинская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Нет, нет, до тех пор пока мы не станем давать истинную оценку их деяниям без всяческих деликатных эвфемизмов, пока не станем привлекать их к общественной и юридической ответственности, называя тех, кто убивает отравляющими веществами, без всяких околичностей убийцами, все эти преступления против Жизни и людей будут продолжаться. «Во имя блага». Чьего?

Пусть примут это на свой счет не только те, кто участвует в убийственной химизации сельского хозяйства, но и те, кто ядовитыми газами и стоками своих промышленных предприятий отравляет воздух, воды и в конечном счете здоровье людей и саму их жизнь.

И не только «чиновники» и «бюрократы», как принято нынче ругаться для того, чтобы провозгласить свою непричастность, взвалить, как древние евреи, на «козла отпущения» все грехи, а самим продолжать подчиняться их распоряжениям да разрешениям на отравление всех и вся с бодрыми криками: «чего изволите» да «что прикажете»! Что, бульдозерист, выворачивающий наизнанку таежную речку, не понимает, что убивает ее? Что, летчик, сбрасывающий на головы людей ядохимикаты, не ведает, что творит? Что, сталевары, нефте-, био– и прочие химики не знают, как опасны выбросы из их дымовых и сточных труб? Что, водитель мощного грузовика, волочащий черный шлейф дыма, который надолго залеживается над улицей, не видит, что он делает? А ведь все это убивает воздух, воды, живность и в конечном счете – людей. И обо все этом не раз, не два, а уже на протяжении по меньшей мере десятка лет говорят газеты, радио, телевидение – те средства массовой информации, которые читает, слушает, смотрит каждый. Согласны – мало еще говорят. Согласны – употребляют обтекаемые фразы да эвфемизмы. Но мы уже привычно слышим за самым невинным сообщением обобщение. «Уж если даже в газете это пропечатано!» «Даже по радио говорят!» Так что утверждать, что не знают, не ведают, особенно того, что прямо-таки бьет в глаза, что проявляет себя явно и тут же, на месте, не стоит.

Происходит какая-то нелепая всеобщая техническая и химическая война всех против всех. Лесопромышленники, сводя на громадных площадях леса, уничтожая реки, уменьшают сток главных водных артерий страны, питающих сельскохозяйственные поля. В этом им отменно помогают и металлург ги, и химики, и работники прочих отраслей промышленности, использующие технологию с огромными безвозвратными потерями воды. Получающие мало влаги растения в наиболее плодородных, но и засушливых тоже, – регионах страны, ослабевают, становятся легкой добычей насекомых-вредителей сельскохозяйственных культур. Чтобы избавиться от вредителей и собрать урожай, работники сельского хозяйства применяют химикаты – да побольше, да покрепче, да поядовитей. Яды эти не столько отравляют вредных насекомых, которые очень быстро приспосабливаются к ним и в последующие годы размножаются в еще больших, чем прежде, количествах, поскольку их враги, питающиеся ими, накапливают, как мы знаем (ну, хотя бы на примере с гагарами), в своем организме ядов в десятки тысяч раз больше и, понятно, погибают – сколько самих крестьян и их детей. И накапливаются в тех овощах, фруктах, хлебе, которые присылаются из плодородных районов на стол работникам лесо– и прочей промышленности. Как мы уже тоже знаем, до четверти всех пищевых продуктов растениеводства бывает отравлено этими ядами, которые и попадают в организм тех, кто находится иной раз за тысячи километров от регионов, где распыляются пестициды. И в первую очередь страдают, конечно же, дети. Иной раз это сказывается тотчас же из-за повышенной восприимчивости организма, но чаще всего впоследствии, когда в тканях организма накопление ядов достигнет определенной концентрации. А не накапливаться они просто не могут, поскольку постоянно и ежедневно вводятся с пищей, а биогенному разложению не поддаются.

Накопившиеся на поверхности почвы ядохимикаты, осевшие вредные вещества, выброшенные дымовыми трубами промышленности и выхлопными транспорта, смываются дождями и в конце концов стекают в реки и озера, смешиваясь там с промышленными стоками. Полная очистка от всех этих веществ даже в столичном водопроводе невозможна, вот почему для Москвы ищут источники именно чистейшей воды, скажем, Верхней Волги, не замутненной еще ни промышленными, ни сельскохозяйственными стоками. И так или иначе, вредные вещества, выброшенные из труб промышленности и транспорта, из распылителей сельхозмашин и самолетов, проводящих химизацию, возвращаются опять к людям, но – уже в их организм, отравляя его. Возвращаются и с питьевой водой, и с водой, которая шла на полив сельскохозяйственных культур из загрязненных рек и озер. Она сделала свое дело и ушла в воздух и почву, оставив вредные вещества в тканях растений – их плодах, клубнях, семенах, которые мы употребляем в виде фруктов, овощей, картофеля, круп и хлеба. Возращается и накопившись в тканях домашнего скота, птицы, рыбы, возвращается в их мясе и молоке, которые мы едим, и так или иначе, быстро или медленно, но в любом случае отравляет человеческий организм. «Содержащий диметилртуть фунгицид использовался для протравливания зерна, – пишет известный американский ученый профессор биологии Колумбийского университета Д. Эренфелд. – Это зерно скармливалось курам, и органические соединения ртути накапливались в белках яиц. Если такие яйца съедал человек, то ртуть накапливалась в мозгу, почках и других тканях, а у беременных женщин могла через плаценту попадать в организм эмбриона. Смертельные отравления получили жители японских прибрежных деревень, питающиеся рыбой из залива Минимата, в которую попадали сточные воды, содержащие ртуть завода по производству пластмасс.

К сожалению, в нашей стране серьезных биохимических анализов причин тяжелых заболеваний и смертей, как правило, не делается, просто констатируется, что смерть наступила от болезней мозга, сердца, почек, печени, врожденных изменений внутренних органов и т. д., а чем они обусловлены, что их вызвало, даже у молодежи и детей, ни исследуется. Еще в недавнем прошлом если какой-либо патологоанатом и добивался выяснения с помощью биохимических анализов и определял вредное воздействие тех или иных токсичных веществ, находившихся в воздухе, воде, пищевых продуктах, то сведения эти становились предметом особой секретности, возводились на уровень важнейшей государственной тайны. Да что там сведения о заболеваниях и смертях, даже данные о загрязнении окружающей среды не публиковались и считались секретными, а тех, кто пытался их раздобыть и рассказать об этом людям, ждали серьезные неприятности. Но от этого мы отнюдь не меньше получали высокотоксичных и канцерогенных веществ, чем жители США и Японии, Франции или Англии. Напротив, обстановка секретности не позволяла организовать общественность, основную силу в сокращении загрязнения окружающей среды, да и сами руководители предприятий, ведомств и прочих ответственных за отравление воздуха и вод учреждений, не имея соответствующей информации, в основном по этой именно причине относились к разговорам о вредности их производств с недоверием и равнодушием.

В результате загрязнения вод страны мы теряем огромную массу ценнейших продуктов питания. Речь идет о пресноводной рыбе и рыбе наших прибрежных морей. До революции по меньшей мере третью часть каждого года все население страны питалось – во время установленных постов – рыбой. И отнюдь не хеком, бельдюгой и простипомой. И мы еще хорошо помним, как на прилавках магазинов свободно лежали свежий и мороженый судак, щука, налим, сом, без каких-либо ограничений продавалась вобла, в любое время можно было купить осетрину, белужий бок, севрюгу в любом – от свежего до копченого – виде. Нынешнему поколению – мы имеем в виду молодежь – увы, даже названия эти иной раз неизвестны, а уж вкус и подавно.

Конечно, в исчезновении из свободной продажи многих, особенно ценных, пород рыбы повинны и гидростанции – их турбины, перемалывающие планктон и мальков, их водохранилища, уничтожившие места нереста рыбы. Но главную вину за то, что мы вынуждены нынче употреблять рыбу-саблю, несут все-таки промышленные и сельскохозяйственные предприятия, отравившие реки, озера, моря страны.

Впрочем, не предприятия. Ибо когда говоришь о неких «предприятиях», получается, воспринимается, как «некто», некая сторонняя, не зависящая от нас и не причастная к нам сила. Мы вроде бы в стороне. А между тем, именно мы работаем на этих предприятиях или способствуем в той или иной мере их деятельности, даже самые заядлые гуманитарии, зарывшиеся в фолианты, ибо это мы потребляем, этого мы требуем, чтобы было больше, больше, хотя бы той же бумаги для тех же фолиантов, не говоря. обо всех прочих наших потребностях. Это значит, в загрязнении, в отравлении всего и вся повинен и участвует непосредственно каждый из нас.

Понятно, в той или иной мере. Но не стоит утешать себя тем, что «я» наношу наименьший ущерб. Все эти небольшие ущербы, сливаясь воедино, образуют большую беду.

«Аральское море, дававшее 40 тысяч тонн ценных рыб, полностью потеряло свое значение, – писал в «Правде» (1988, 9 мая) министр рыбного хозяйства СССР Н. Котляр. – Уловы ценных рыб в Азовском море упали в 25 раз. По данным АзНИИРХ, за последние пять лет среднегодовая концентрация пестицидов в Азовском море возросла более чем в пять раз. Величины содержания ядохимикатов в кубанских лиманах в 1985–1986 годах достигали сотен ПДК.

В Каспийском бассейне среднегодовые уловы наиболее ценных промысловых рыб – судака, сазана, леща, воблы, сельди – снизились более чем в шесть раз». «Вылов ценных видов рыб (осетровых, сельдевых, частиковых), составлявший в 1948 году около миллиона тонн, снизился в 5 раз» (там же). А население страны с тех пор увеличилось почти вдвое. Так что кусок осетрины или судака, который в 40-50-х годах съедался одним человеком, причитается сегодня десятерым. Понятно, он опять же достается одному, а девять десятых населения страны этой рыбы и запаха не слышат.

Конечно, не одни загрязнения промышленными, бытовыми и сельскохозяйственными стоками повинны в сокращении запасов и уловов рыбы. Перекрытие плотинами гидростанций и создание водохранилищ, отбор воды рек для поливов на орошаемых землях, уничтожение лесных массивов и таежных речек нанесли громадный урон рыбному поголовью. Но если в этом случае еще и есть какая-то надежда, что, ну пусть не через сто, а, скажем, через тысячу лет, рыба освоит новые нерестилища, приспособится жить и то поднимающихся, то текущих вспять, то падающих водах водохранилищ гидростанций, но вот на то, что она приспособится жить в отравленных водах, надежды нет.

Ибо промышленные и сельскохозяйственные яды убивают не только рыб, но и мириады живущих в воде животных, иной раз микроскопических, но имеющих огромное значение для всей экосистемы реки, озера, моря. И как пища для рыб – вспомните, даже самые большие в мире животные, киты, питаются планктоном и вырастают на этой микроскопической пище до 33 метров длиною и 150 тонн веса! – и самое главное как фильтраторы, очистители вод от всевозможных взвесей и вредных веществ. С их гибелью, а также потому, что в сточных водах содержится громадное количество органических соединений, азотов, фосфатов и прочих растительных удобрений, попадающих и с химических и прочих производств, и с полей колхозов и совхозов, начинается буйное размножение водорослей. Водоросли ежегодно отмирают в большой массе – ведь питаться ими и поддерживать необходимое равновесие уже некому, число животных или резко сократилось, или они и вовсе вымерли – сгнивают и отравляют еще больше воду выделяющимся при гниении растительных масс сероводородом. Количество кислорода в воде резко падает, и на помощь гибнущей экосистеме кидаются сине-зеленые, которые плодятся с чрезвычайной быстротою, удваиваясь каждые 20–30 минут. Начинается «цветение» воды, а по сути, возвращение ее в первобытное, какое было миллиарды лет назад, состояние. Даже оставшаяся в реке, озере, море рыба, та, что питалась расплодившимися водорослями, гибнет. И от накопления в ее тканях ядовитых веществ, и от уменьшения кислорода в воде, и оттого, что из-за усиленной работы жабрами (из-за недостатка кислорода) пропускает через них большое количество воды, буквально насыщенной водорослями и сине-зелеными, и жабры забиваются этими растениями.

Летом 1988 года в Балтийском и Северном морях были отмечены массовые заморы рыбы из-за того, что жабры их были сплошь забиты расплодившимися в результате полнейшего загрязнения этих морей водорослями. Тем же летом отмечена и массовая гибель в Северном море у берегов Скандинавии и Англии тюленей.

Гибнут и черноморские дельфины – те самые, необычайный ум которых столь недавно так поразил людей, что они взяли их под охрану. Сейчас дельфины гибнут и из-за общего загрязнения Черного моря промышленными, бытовыми и сельскохозяйственными стоками, из-за отравления рыбой, в тканях которой накопились ядовитые вещества, и из-за небывалого приближения к поверхности моря сероводорода, некогда находившегося на глубине ста метров. Сегодня он уже поднялся до уровня семидесяти метров, а в прибрежной зоне находится на 5-6-метровой глубине. Сокращение поголовья черноморской рыбы вызвало массовое размножение медуз: с обычной для Черного моря квоты в один миллион тонн медуз их численность поднялась до полумиллиарда тонн. А в Азовском море только за четыре года (1980–1984) биологическая масса медуз выросла с нуля до 13,5 млн. тонн!

«Свято место пусто не бывает». И место белуги, севрюги, осетра, судака, кефали заняли сегодня, как видите, медузы – организмы примитивные и потому неплохо себя чувствующие в загрязненных и насыщенных водорослями водах. Их столь быстрое и массовое размножение в Черном море – в 500 раз! – обусловлено сокращением поголовья бентосных – питающихся придонной живностью – рыб, которые уже не поддерживают на прежнем равновесном уровне количество гидроидных полипов, являющихся одной из фаз чередования поколений медуз. И хотя медузы – чрезвычайно интересные и необходимые в экосистеме морей существа, их необычайное размножение не сулит экосистеме Черного моря ничего хорошего. Сегодня почти каждый кубический километр черноморской воды содержит миллион тонн медуз – несколько миллиардов особей, поедающих и вытесняющих другую живность, – что нарушает равновесие экосистемы, по существу, разрушает ее, поскольку преобладание какого-то одного вида ведет к неминуемому выеданию тех ресурсов, которыми пихается этот вид, в конечном счете к массовому его вымиранию и омертвлению всего бирма, в данном случае Черного моря. Это даже в той случае, если загрязнение его вод промышленными, бытовыми и сельскохозяйственными стоками совершенно прекратится. Продолжение же загрязнения омертвит море еще быстрей.

Еще печальнее ближайшая судьба Азовского, моря. Проникновение в его воды черноморских медуз в результате повышения солености и минерализации этого моря – первый звонок о его начавшейся гибели. А последним гвоздем в его гроб станет дамба, которую по очередному бредовому «проекту века» собираются соорудить в Керченском проливе, чтобы спасти Азовское море от проникновения черноморских соленых вод. Это спасение точь-в-точь схоже с тем, которое было представлено в карикатуре дореволюционного журнала: на дереве над пропастью повесился человек. Два дурака с огромными ножницами перерезают веревку, на которой он висит, и радуются: «Хорошо, что мы подоспели вовремя!»

Потому что перерезать дамбой «веревку» Керченского пролива, через который дышащее на ладан Азовское море снабжается пусть соленой, пусть относительно, но все же чистой черноморской водой, значит, окончательно сбросить Азовское море в пропасть интенсивного разрушения его экосистемы. Надежда, что оно опреснится в результате того, что соленая черноморская вода перестанет поступать, а сток Дона и Кубани, снизившийся за последние годы почти вдвое, разбавит азовскую воду до уровня солености, в котором смогут плодиться и размножаться, как прежде, проходные и полупроходные рыбы, иллюзорна. Ибо стоит только представить, какой именно водою разбавляют воды моря Дон и Кубань, чтобы понять – в виде замкнутого озера Азовское море обречено на быстрое умирание. Промышленные и бытовые сбросы, ядохимикаты, стекающие с полей и рисовых чеков, быстро убьют еще пока сопротивляющихся антропогенному давлению морских животных, а содержащиеся в водах Кубани и Дона органические вещества промышленных и бытовых стоков, минеральных и органических удобрений в десятки, в сотни, в тысячи раз ускорят уже начавшуюся эвтрофикацию – буйное, ничем не сдерживаемое разрастание водорослей, потерю водою кислорода, а в результате этого заполонение их сине-зелеными. Дамба, защитив Азовское море от проникновения естественных морских солей и вод, насыщенных кислородом, превратит его в болото, заполненное гниющими водорослями и ядовитыми веществами химического просхождения.

Образное выражение «водные артерии» очень точно определяет роль рек в живом организме биосферы. Как и в организме животных капилляры, сосуды, артерии, вены разносят по всему телу кровь, которая не только снабжает клетки кислородом и всеми необходимыми для жизни существа веществами, но и забирает от клеток выделяемые ими продукты распада, так и капилляры мелких речек и ручьев, сосуды рек средних и артерии больших снабжают растения и животных влагой и растворенными в ней минералами и вымывают и уносят продукты их распада и образовавшиеся вредные минеральные соединения в озера и моря, где эти вредные вещества изымаются (как у нас в печени), а затем перерабатываются и обезвреживаются мириадами озерных, морских и океанских жителей. А очищенная испарением вода поднимается в атмосферу, собирается в дождевые облака и снова поступает в капилляры, сосуды и артерии речек и рек. Так же, как и наша печень кровь, реки, озера и моря могут очищать загрязненную вредными веществами воду только до известной степени насыщенности. Когда ядов становится слишком много, они заболевают, перестают нормально функционировать и в конечном счете гибнут.

Не менее страшно и то, что сегодня в районах интенсивных промышленных и сельскохозяйственных загрязнений вредные химические вещества, ядохимикаты и минеральные удобрения проникают в подземные воды. Высокое их содержание находят в водоносных горизонтах, расположенных более чем на 50 метров в глубь земли. Грунт, насыщенный этими ядами, уже не способен фильтровать, делать чистой – родниковой и колодезной – подземную воду. Так что, если не прекратятся загрязнения, на очереди тотальное загрязнение всех вод Земли. Ибо, как мы знаем, даже дождевая вода сегодня чаще всего содержит ядовитые соединения газовых выбросов.

Так, отравляя артерии организма биосферы, мы отравляем самих себя.

Живая Земля

Земля, по которой мы ходим, на которой строим дома, выращиваем скот, хлеб и другие продукты питания, корежим мощными тракторными плугами и бульдозерами, ковшовыми, шагающими и роторными экскаваторами, взрывами и прочими горными разработками, – словом, относимся как к чему-то неодушевленному, безжизненному, способному без каких-либо кризисных и катастрофических последствий вынести все капризы наших преобразований, – живая.

Это относится не только к почвенному покрову, по сути, тончайшей пленке, которую оживил в человеческом представлении великий русский ученый В. В. Докучаев, а его ученик, академик В. И. Вернадский назвал биокосным телом, тем самым определив место почвы в биосферном организме как необходимое и неразрывное звено, связывающее воедино минеральную, косную литосферу Земли с живым веществом – биологической составляющей биосферы. Но и сама литосфера, материнские породы, те, на которых держится почвенный покров и которые в первую очередь определяют состав и плодородие почв, а значит, произрастание и продуктивность существующих на ней растений и животных, – эти породы живут. Конечно, своей, своеобразной жизнью, но – живут. В них происходят обменные процессы, они изменяются во времени и по химическому составу, чувствительны и отвечают – иной раз очень серьезным протестом – на различные физические воздействия антропогенной природы: горные выработки, строительство мегаполисов – городов, занимающих огромные площади, сооружение гидростанций с их водохранилищами, содержащими миллиарды тонн воды, и прочие нарушения их покоя и равновесия, сложившихся за миллиарды лет.

Воздействие человеческой деятельности на литосферу, особенно в XX веке, огромно, сравнимо с геологическими пертурбациями. За тридцать – сорок веков до начала нашего столетия железа было добыто примерно в два, а меди в пять раз меньше, чем всего только за последние восемь – десять лет. Сегодня ежегодно в результате горных выработок поступает на поверхность около 100 млрд. тонн горных пород. Вместо них, конечно же, остаются глубокие ямы, пустоты и провалы, сравнимые с горными ущельями.

«В ряде стран, где подземная добыча осуществляется уже несколько веков, – пишут Е. М. Сергеев и В. А. Друянов в книге «Человек и геологическая среда», – в частности в Чехословакии, самые нижние рудничные горизонты спустились на 1,5 километра. В ГДР, ФРГ, Бельгии есть угольные шахты, где забои располагаются на глубине 1300 метров. В Индии и Южной Африке золотые рудники проникли в недра близко к четырем (!) километрам. Б Донбассе шахтеры освоили километровый рубеж и впредь их ждет еще большее удаление от земной поверхности…

Продвижение вниз сопровождается продвижением по горизонтали. На многих рудниках протяженность горизонтальных и наклонных выработок измеряется десятками, а то и сотнями (!) километров».

Более тысячи карьеров нашей страны уже углубились в землю более чем на 150 метров. И это отнюдь не предел. Сарбайский железорудный разрез по проекту должен достигнуть глубины 450 метров, а угольный разрез Коркино на Урале – 520 метров.

А рядом с этими ямами, шахтами и провалами, занимающими площадь иной раз в десятки тысяч гектаров, так что с одного края не видно кромки другого, вырастают отвалы выброшенной породы, терриконы высотою в 100 и более метров. В одном Донецком бассейне таких гор свыше тысячи. И беда заключается не только в том, что открытые разрезы, карьеры, отвалы и терриконы занимают сотни тысяч гектаров, как правило, плодороднейших земель – таких, как черноземы под Курском и в Донбассе, но еще и в том, что нарушается равновесное состояние поверхностных слоев литосферы – начинается их опускание или, наоборот, вспучивание не только в районе горных выработок, но и на гигантских площадях в тысячи квадратных километров по всей округе. Эти вертикальные перемещения нарушают установившийся режим стока подземных вод, они прорываются наружу и заливают, заболачивают огромные площади.

В конце прошлого века это было отмечено в Англии, в местах древних разработок соляных шахт, глубина которых достигала ста метров. Здесь вдруг просела поверхность диаметром в несколько километров, затем еще и еще раз, а из-за резкого проседания грунта разрушились здания и гидротехнические сооружения на каналах и выхлестнувшаяся подземная вода заболотила всю округу. Нынче такие проседания отмечаются во многих местах, в том числе у нас в Донбассе, в Кузнецком угольном бассейне, других районах подземных выработок. Горные работы – один из главных загрязнителей воздуха, вод и особенно почв. В терриконы шахт вместе с породой попадает немало угля, он загорается, и терриконы дымят, как маленькие Везувии. А поскольку их тысячи и тысячи, то и сам большой Везувий не даст столько вредных выбросов, содержащих сернистый и другие газы, сколько дают сообща терриконы. Тем более, если Везувий извергает дымы время от времени, то терриконы дымят постоянно на протяжении многих десятилетий. Но главное, конечно, те загрязнения, которые вместе с ветром и водою разносятся во время самих горных работ в открытых разработках и в особенности из отвалов и терриконов. Так, в округе Курской магнитной аномалии зимою снег на подветренной стороне покрывается черными полосами пыли и мелких частиц породы шириною в несколько километров и длиною в десятки километров. Дело в том, что породы, попадающие в отвалы, вовсе не нейтральный грунт, какой лежит недалеко от поверхности. Они содержат немалое количество всевозможных минералов и металлов, зачастую очень вредных для живых организмов. Так, сульфидные рудные отвалы, выщелачиваясь, высвобождают кадмий и мышьяк. Мышьяк угнетает рост растений, а в больших дозах становится причиной смерти животных и людей, а кадмий производит в организме человека перерождение почек, распад костной ткани, порождает цирроз печени. Выщелачивание из рудных отвалов свинца и попадание его в питьевую воду или вместе с растениями в пищу является причиной задержки умственного развития у детей, способствует нарушению деятельности почек и нервной системы, уменьшает синтез протеина в крови, даже слабые концентрации ртути поражают центральную нервную систему, а примеси молибдена нейтрализуют в организме усвоение меди. Эта нейтрализация приводит к снижению урожайности зерновых культур, вызывает целый ряд заболеваний у домашнего скота – от замедления роста и задержки полового созревания до серьезных органических нарушений и ранней смерти. Так же, как и у домашних животных, питание овощами и прочими растительными продуктами, вобравшими молибден из почвы, приводит к заболеваниям и людей.

Нет возможности, да и необходимости перечислять все вредные воздействия всех минералов, металлов и их соединений, попадающих на поверхность земли в результате горных разработок, на организм растений, животных и человека. Думаем, и приведенного достаточно, чтобы понять, насколько это серьезно.

Не меньшие беды организму биосферы наносят и выбор на промышленные, сельскохозяйственные и бытовые нужды подземных вод, разработки нефтяных и газовых месторождений.

«Золотыми» земли Калифорнии сделала вода. Еще в середине прошлого века, во времена знаменитой «золотой лихорадки», один из американских ученых, побывав в тех, пустынных в ту пору, краях, сказал, что главное богатство Калифорнии не в золоте, а в земле. Американские фермеры-переселенцы превратили эту полупустыню в поистине райский сад, снабжающий практически все северные штаты сотнями видов самых разнообразных – от клубники до ананаса – свежих фруктов и овощей круглый год. И все с помощью воды, выкачиваемой из подземных недр. В результате интенсивной эксплуатации водоносных горизонтов поверхность долин стала опускаться. Одна из них, где в течение последних пятидесяти лет ведутся наблюдения, опустилась уже на 18 метров и продолжает опускаться со скоростью свыше 30 сантиметров в год.

С еще большей скоростью идет опускание больших площадей земной поверхности под городами. Это опускание обусловлено и тем, что города интенсивно выкачивают подземные водоносные пласты на производственные и бытовые нужды и в то же время своей огромной тяжестью – зданий, инженерных сооружений и коммуникаций – давят на поверхность занимаемой ими территории. Насколько интенсивно идет выкачка вод на городские нужды говорят такие наблюдения: только за 20 лет горизонт подземных вод понизился в Милане на 20 метров, в Болонье – на 23. «В Москве с начала века уровень основных водоносных горизонтов понизился на сто метров, а часть их истощилась совсем. В некоторых районах уже нельзя брать воду – там она залегает на глубине 110–200 метров. Критические отметки зафиксированы на севере и юге города» (Московская правда, 1987, 23 дек.).

Такие прогибы земной поверхности вовсе не так безопасны, как может показаться на первый взгляд, и прежде всего они грозят людям. Например, только в трех городах Техаса (Бомонт, Уэйко и Сан-Антонио) от них пострадало свыше 400 домов. Ежегодный ущерб в США от повреждений дорог, фундаментов, каналов и водохранилищ на усадочно-просадочных грунтах достигает 2 млрд. долларов и превышает убытки, приносимые землетрясениями, ураганами и наводнениями. Из-за просадки грунта произошла катастрофа на Волжском «Атоммаше», 88 зданий в Волгограде находятся в аварийном состоянии из-за деформаций, вызванных смещением грунта.

Не меньшие беды приносит и выработка нефтяных и газовых скважин, Алшеронский полуостров уже опустился на 2,5 метра и продолжает опускаться со все возрастающей год от году скоростью. Одна из гаваней Сан-Франциско, где издавна ведется добыча нефти и газа, опустилась на 8 метров. И хотя на огромных площадях Западной Сибири пока еще не отмечается подвижка и просадка грунтов, поскольку добыча нефти и газа там практически только началась и выбрать значительные запасы недр еще не удалось, но и Тюменскую землю не минуют такие прогибы и просадки громадных площадей. Что произойдет тогда на и так уже подтопленных и заболоченных просторах Западно-Сибирской низменности, можно выразить буквально в двух словах – экологическая катастрофа. Целый огромный регион выйдет из строя – зачахнут его леса, заболотятся пахотные и пастбищные угодья, и никакая дорогостоящая и отнимающая огромные силы мелиорация не поможет. Как именно отзовется эта катастрофа на прилегающих к Западной Сибири регионах, на общем климате страны, еще пока не известно, ясно лишь одно – очень и очень плохо.

Такой прогноз порожден отнюдь не пессимизмом, и уж тем более не желанием как можно больше уязвить человеческую деятельность, наносящую ущерб «нашей милой природе», а вполне понятной озабоченностью за судьбу огромного региона и в конечном счете людей, наших ближайших потомков – детей и внуков. Ибо подтопление и заболачивание гигантских площадей Западной Сибири, без всякого сомнения, увеличит испарение вод с их поверхности, что приведет к значительному охлаждению воздушных масс в этом и так уже достаточно влажном и холодном климате. Тяжелые, насыщенные влагой и холодом массы воздуха начнут застаиваться над всей территорией и создадут новый центр высокого давления – изменят сложившуюся циркуляцию в атмосфере, ну если не в глобальных масштабах, то в масштабах страны – уж это точно. Изменится климат не только самой Западной Сибири, но и Восточной, и Казахстана, и Европейского Приуралья – это по меньшей мере. А любое изменение климата чревато самыми неприятными последствиями. Ибо за десятки и сотни тысяч лет растения и животные приспособились именно к тому климату, в котором они существуют. И очень быстрое – а это может произойти за каких-нибудь 30–50 лет – изменение его нанесет такой удар, от которого многие виды растений и животных могут и не оправиться, погибнуть.