Текст книги "Шахматист"

Автор книги: Вальдемар Лысяк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– А если он забыл? (Батхерст)

– И такое возможно, тем более, что в голове у него более срочные дела. Но тогда рядом найдется кто-нибудь, кто ему напомнит.

– А если, несмотря на все, он не пожелает поехать? (снова Батхерст)

– Тогда он вспомнит о второй забавной вещице, о втором экземпляре «Шахматиста» фон Кемпелена, укрытом в шамотульской башне.

– А вдруг он задержится во Франкфурте, а по дороге в Варшаву только промчится через Познань? (Батхерст)

– Тогда мы перевезем «Шахматиста» в Варшаву. Д'Антрагю нашел под Варшавой два дома, прекрасно соответствующие нашей цели. Но, по некоторым причинам, Шамотулы для нас были бы лучшим выбором. Во-первых, д'Антрагю уже установил контакт с проживающим там Робертсоном, который, в случае необходимости, мог бы помочь нашим людям. Во-вторых, башня идеально подходит для нашей игры, поскольку она соединена подземным переходом с ближайшим костелом. В-третьих – милях в пятидесяти к югу от Познани, проживает наш двойник.

– Хороший двойник? (Батхерст)

– Великолепный. На Бонапарта похож как две капли воды, практически ровесник, и только лишь на дюйм повыше. То, что он на нашей стороне, это заслуга Уильяма, д'Антрагю и его «Парижского приятеля» [44]44
  Не известно, кто был агентом д'Антрагю, который подписывался «Парижский приятель» («L'Ami de Paris»). Французские историки предполагают, что под этим псевдонимом скрывались два высоких чина французского военного интендантства, Ноэль Дарю, а после его смерти в 1804 году – его сын, Пьер Дарю, генеральный интендант Великой Армии.


[Закрыть]. Двойником этим является монах из монастыря в Гостыне. Два года назад он прибыл в Париж с делегацией польских папистов, чтобы выпросить у корсиканца какие-то обещания. Правда, отнеслись к ним не самым лучшим образом, отправили обратно под первым же предлогом – это был весьма нервный период коронации, ни у кого не было для них времени, ни у окружения Бонапарта, ни у него самого. Зато время нашел информатор д'Антрагю, который сразу же заметил сходство монаха и Наполеона, хотя поляк носил длинные волосы, бороду и капюшон. Д'Антрагю тут же сообщил об этом Питту, которому тогда же, не без помощи Эстер, и пришла в голову идея подмены. Определенным решением тогда это еще не было, просто Уильям хотел иметь на будущее такой козырь. Привезти монаха в Англию было нельзя, поскольку это возбудило бы подозрения. Поэтому его подкупили приличным пожертвованием «на бедняков», которое вручил ему «Парижский приятель», после чего поляк возвратился к себе в монастырь с приказом отрастить волосы еще сильнее и ожидать человека, который приедет к нему и начнет беседу заранее оговоренным паролем. Это количество дней, проведенных польской делегацией в Париже. И вот человеку, который прибудет с таким паролем, монах должен будет подчиняться.

– Милорд, а ему известно, для чего мы хотим им воспользоваться? (Персеваль)

– Он знает, что для игры против Наполеона. Про подмену ему никто не говорил, он и сам ничего не спрашивал, но парень должен быть исключительным глупцом, чтобы не догадываться. Обо всем же ему сообщат только в ходе операции. В Париж он ехал совершенно безразличным к Бонапарту, возвращался – ненавидя его, поскольку узнал, не без нашей помощи, как корсиканец отнесся к папе римскому, про интриги относительно конкордата, и он своими глазами видел, как этот парвеню посмеялся над Пием, самостоятельно надев корону себе на голову. Ну и, наконец, вся их делегация с трудом пробилась к какому-то мелкому чиновнику – корсиканец не захотел их принять. Наш приятель в сутане обладает тем достоинством, что предпочитает не возлагать надежды на страшный Суд. Он сделает все, против Бонапарта.

– А вдруг за последнее время что-то в нем изменилось, и в самый последний момент он откажется? Ведь заставить его будет невозможно, милорд. (Персеваль)

– Ничего у него не поменялось. Д'Антрагю связывался с ним в июле этого года. Что же касается принуждения… Принудить можно каждого, сэр Спенсер, нужно только знать: как. Д'Антрагю, которому удалось установить место пребывания любимой племянницы монаха, весьма деликатно дал ему понять, что если бы что-то пошло не так… Так, на всякий случай, ведь в такой игре, как наша, предусмотрительность никогда бывает лишней.

Кэстлри откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, отдыхал, ожидая, что скажут его приятели. Он и так уже сильно устал, а ведь сколько еще предстояло сказать: дата, средства, оперативная группа, оружие, паспорта… Он поднял веки.

– Если мы желаем успеть, то оперативная группа должна выступить, самое позднее, через две недели, в первых числах ноября. А до этого ее еще нужно будет укомплектовать и снабдить всем необходимым. У нас очень мало времени, даже принимая во внимание то, что я уже приготовил множество необходимых аксессуаров, в том числе – оригинальный мундир конных егерей французской гвардии с шляпой, орденом Почетного Легиона и лентой – полностью идентичные тем, которые всегда носит Бонапарт, а так же…

– Погоди, Роберт! – Батхерст поднял руку, останавливая поток слов Кэстлри. – Но ведь может случиться, что Бонапарт оденет другой костюм.

– Да, такое возможно. Что же, тогда подмена займет не несколько десятков секунд, а около двух-трех минут. В течение этого времени кому-то из наших людей придется сидеть в ящике и играть, чтобы не возбудить подозрений, тем временем остальные разденут его императорское величество, чтобы монах смог переодеться. Только это маловероятно, корсиканец очень редко одевается иначе, чаще всего, во время придворных церемоний, а вне Парижа – практически никогда. Для нас это огромное облегчение. Возвращаясь к подготовке… Вот уже несколько месяцев я оплачиваю и держу в готовности трех человек, абсолютно необходимых для оперативной группы. Один – превосходный механик, часовщик и оружейник, все одновременно, золотые руки. Зовут его Хейтер, родом он из Ноттингема. В Глазго находится тот самый монах, Робертсон, который обеспечит нам контакт с шамотульскими шотландцами. А в Бристоле – оплачиваемый нами польский офицер [45]45
  В Мемориалеэтот поляк упоминается под именем Юзеф. Быть может, это был служивший в Бристоле в иностранном полку молодой Теппер (по-видимому, один из сыновей варшавского банкира Петра Фергюссона Теппера), о которых Й. У. Немцевич пишет в своих Воспоминаниях, Лейпциг, 1868.


[Закрыть]. В группе он будет вторым, помимо двойника, лицом, знающим польский язык, что крайне необходимо на территориях к востоку от Одера. Думаю, что вся группа должна состоять не более чем из десяти человек. Их поиском займется командир группы.

– Кто же он? – спросил Батхерст.

– Никто, – ответил Кэстлри. – Пока такого человека у меня нет.

– У вас его нет?!

– К сожалению, Генрих, нет. Я мог заранее положить в карман несколько пешек и держать их в готовности, но в командиры нужен кто-то из породы предводителей, а такого невозможно купить за несколько золотых монет, и он не станет ожидать месяцами, пока я не соизволю дать ему знак. Такому человеку я должен был бы объяснить, в чем заключается задача, а как же я мог это сделать, не зная заранее, возьмемся ли мы за операцию? Вот и пришлось ожидать до последней минуты. Я понимаю, что сейчас это наиболее сложная проблема.

– Да, милорд, с этим у нас будут хлопоты, – согласился упавшим голосом Персеваль. – Мы не можем доверить командование операции первому встречному. Это должен быть человек необыкновенный, а таких не встречаешь на улице каждый день. Он должен быть очень умным, дерзким и предприимчивым, не знающим угрызений совести и пределов расчета, но – когда необходимо, не забывающий о границах риска, организатор со стальными нервами, лис и пантера в одном теле. К тому же, он должен обладать харизмой вождя и быть нам полностью преданным. Сможем мы найти такого?

– В Лондоне есть такой человек – Уилсон [46]46
  Сэр Роберт Томас Уилсон (1777–1849), впоследствии – генерал, многолетний «enfant terrible» английской дипломатии и разведки, считавшийся одним из наиболее опасных людей в Европе. Он принимал участи во многих кампаниях наполеоновской эпохи и в сражениях на четырех континентах, и помимо того, был участником бесчисленных политико-шпионских операций.


[Закрыть]. Когда месяц назад, он возвратился из Южной Америки, я подумал, что он подошел бы, как никто другой. Пока что он ничем не занят и высматривает какую-нибудь работу. (Кэстлри)

– Этот Божьей милостью виговский реформатор? – просопел Батхерст. – Роберт, неужели вы позабыли про его ереси? [47]47
  В 1804 году Уилсон предложил реорганизовать британскую армию, критикуя ее отсталость ( Inquiry into the State of British Army, with a View to its Reorganisation), что возбудило бешенство правящих кругов.


[Закрыть]Тогда мы не похвалили его и благодаря этому он оказался за океаном. Но ведь он не только человек вигов, но и приятель Каннинга [48]48
  Батхерст был ярым врагом предводителя либерального крыла тори – Георга Каннинга (1770–1827), но в этом он не мог сравниться с Кэстлри, ненависть которого к Каннингу стала просто легендарной. Какое-то время она находила выход в словесных поединках, пока, наконец, оба господина не решили обменяться мнениями с помощью пистолетов. Во время поединка пролилась кровь, но оба участника дуэли остались живы.


[Закрыть]! И это он должен быть нам предан?

– Тебе и мне – нет. Но нас здесь трое. Сэр Спенсер может купить Уилсона от своего имени, не выявляя наших. Дружеские связи Уилсона здесь не играют роли, поскольку это человек полностью независимый.

Они оба поглядели на Персеваля, который несколько минут что-то обдумывал, прежде чем подать голос:

– Уилсон, это и вправду кот, что ходит сам по себе. Даже не знаю, господа, удастся ли нам его купить.

– Купить можно любого, – заметил на это Кэстлри, – нужно только знать цену и вид валюты. Вполне возможно, Уилсона не удастся купить за деньги, но его можно будет купить, дав шанс пнуть корсиканца. Ведь он же ненавидит его, каждая страница его египетской книжонки сочится ядом [49]49
  После египетской кампании Наполеона Уилсон издал в 1802 году Историю британской экспедиции в Египет(он сам был ее участником), поливая в этой книге Наполеона грязью. Среди всего прочего, он запустил в оборот лживое свидетельство об отравлении больных французских солдат и представил фальшивое объяснение так называемой «Резни в Яффе».


[Закрыть]. Я был бы весьма удивлен, если бы он отказался.

– Зато я был бы только рад, – сказал Батхерст. – Этот человек способен завалить всю операцию.

– Тогда найди лучшего, Генрих?

– Может, и найду, завтра дам тебе знать. Во всяком случае, я не советую связываться с Уилсоном. Он хороший солдат, но он сумасшедший.

– Только безумец способен реализовать наш план.

– И еще, он связан с разведкой, а мне бы не хотелось, чтобы не пронюхали про нашу игру, ведь ты же сам говорил, Роберт, что там полно двойных агентов.

– Уилсону об этом известно. Он не промолвит ни слова. Что еще?

– Но ведь Уилсон еще неопытен, слишком молод, ему нет и тридцати.

– И прекрасно, ведь это означает, что в нем полно энергии. Недостаточно опыта? Генрих, не смеши меня. Этому человеку нет еще и тридцати, но он один из немногих в Европе, кто имеет орден Марии Терезии! [50]50
  15 апреля 1794 года, Уилсон, вместе с семью другими английскими офицерами, во главе трех сотен драгун осуществил знаменитую атаку под Вилье-эн-Куше, спасая отрезанного французами австрийского императора Франца II. В этот момент Уилсону было 17 лет! Через четыре года Франц II приказал выбить девять золотых медалей (одну он оставил для себя), наградив остальными отличившихся офицеров. Еще через два года (в 1800) он наградил каждого из них орденом Марии Терезии и титулом барона Священной Римской Империи.


[Закрыть]

Если Кэстлри считал, будто Батхерста будет сложно убедить, то он ошибался. Поскольку Батхерста, который слушал выпады приятеля, внезапно осенило. У него появилась идея, как добыть больший кусок пирога для планируемой игры. Он взял себя в руки и притворился совершенно спокойным.

– Ладно, я согласен, но при одном условии. Я хочу, чтобы рядом с Уилсоном находился наш контролер, который будет смотреть ему на руки. Некто полностью наш, преданный нам и телом и душой.

– У тебя имеется конкретное предложение?

– Да. Я имею в виду своего родственника, сына епископа, Бенджамена.

– Но, Генрих, у него же молоко еще под носом не обсохло, он же еще дитя! Я понимаю, его старший брат, Джеймс, офицер.

– Офицер! – взорвался Батхерст. – Таких офицеров тысячи, возьми первого встречного с улицы, будет то же самое. Прекрасно муштруют, замечательно вопят: «Боже, спаси короля!», иногда хорошо умирают, гораздо хуже мыслят. Бенджамен другой. Это исключительный щенок, поверь мне. Этому «ребенку» двадцать три года и до того, как женится, он успел провести несколько поединков, давая противникам право первого выстрела. На дуэли выходил ради женщин, и вынес из них только простреленную в нескольких местах рубашку. Это урожденный везунчик, а удача нам будет очень нужна. Сам он не убивал, только ранил, хотя стреляет превосходно, не целясь, сбивает птиц на лету. Год назад он выбрался на Тиртлтон Геп [51]51
  Тиртлтон Геп в графстве Рутланд – местность, известная своими боксерскими боями.


[Закрыть]и оскорбил в пивной двух чемпионов, которые в тот день выиграли. К обоим потом пришлось вызывать врача, а отец с трудом защитил его от суда. Он был бы мастером, если бы бокс был подходящим занятием для джентльмена. Помимо того, он знает французский и немного немецкий, играет в шахматы. Что еще нужно?

Кэстлри не отвечал. Он был изумлен тем, что Батхерст желает рискнуть уменьшением собственного семейства на одного человека, но еще большей неожиданностью для него было то, что под рукой имелся тот, кого он не учитывал в собственных планах, но который мог оказаться весьма полезным. Жестом он дал понять, что согласен, и перешел к оставшимся деталям:

– Мои расходы, до сегодняшнего дня, составили сумму в двадцать восемь тысяч фунтов. Вот смета, которую вы можете проверить сами. Каждому из вас придется вложить в общую кассу по пятьдесят тысяч фунтов, чего, конечно, нам не хватит, но остаток покроет Бейринг [52]52
  Френсис Бейринг, рьяный сторонник Питта, бывший директор Ост-Индской Компании, соучредитель одного из крупнейших торговых домов в Англии («Baring Brothers Company»). Он ворочал миллионами и его называли «первым купцом Европы».


[Закрыть]. Он финансирует значительную часть наших начинаний, даже не зная, в чем дело. Ему достаточно, что мы действуем против Бонапарта. Я беру на себя переброску оперативной группы. Через десять дней в Грейт-Ярмуте наших людей будет ожидать быстроходный бриг, который перевезет их на континент. Ты, Генрих…

– Где они высадятся, милорд? – спросил Персеваль.

– В Альтоне, возле Гамбурга. Думаю, что город к этому времени еще не будет занят французами, во всяком случае, не так скоро. Если же на месте окажется, что высадка невозможна, тогда высадятся где-нибудь на побережье.

– А возвращение?

– Тот же самый корабль будет ожидать их в Кольберге. Там нашим доверенным лицом является пивовар (Кэстлри пришлось снова подойти к пиано-форте, чтобы освежить память), некий Неттельбек [53]53
  Иоахим Неттльбек (1738–1824), был владельцем пивоварни, сделал очень многое для обороны Кольберга от французов в 1807 году.


[Закрыть]. Кольберг – сильная крепость, но в том случае, если он будет захвачен или хотя бы осажден, тогда судно будет ожидать к западу от него, в оговоренном месте на побережье.

– Вы хотели мне что-то сказать, – припомнил Батхерст.

– Да. Ты, Генрих, должен будешь организовать в банке Ротшильда выплаты по кредиту Бейринга. Пусть нам выплатят сумму, соответствующую шестидесяти тысячам фунтов в франках, саксонской и прусской валюте, остальное – золотом. Сэр Спенсер займется Уилсоном и оформлением нашим людям саксонских паспортов с помощью д'Антрагю. Они будут выдавать себя за ирландских беженцев, разве что Гимель на месте придумает что-то другое. Так или иначе, импровизировать им придется не раз… Через два дня, не позднее, мне бы хотелось знать, согласен ли Уилсон.

Все было сказано. Только теперь, полулежа в креслах, каждый замкнувшись в себе, они начали понимать, на что замахнулись. Они все время это понимали, но сила убеждения Кэстлри, ненависть к Наполеону, вино и атмосфера этой встречи, которая, как и всякий заговор, излучала свою волшебную силу и делала из взрослых мужчин маленьких мальчиков с распаленным воображением – все это заглушало врожденный скептицизм и сомнения. Слишком легко избавлялись они во время беседы от одних и тех же мыслей, которые сейчас толпились будто табун испуганных лошадей, напирая на мозги, порождая неуверенность, близкую к страху. Камин снова пригас, одна за другой гасли и свечи, погружая комнату в прохладный полумрак, приносивший отрезвление.

Шли минуты, но никто из них не шевелился, зная, что каждый размышляет об одном и том же, и ожидая… Чего? Если бы кто-то из них, Батхерст или Персеваль, сейчас воскликнул: – Слушайте, ведь это же безумие, давайте бросим все это! – то, скорее всего, на этот раз возражать не стал бы даже Кэстлри, и он не пытался бы, как столько раз перед тем, спорить. Быть может, он сам ожидал этих слов, зная, что когда они выйдут отсюда, назад пути уже не будет. Но никто не прерывал молчания, и их неподвижные лица, на которые падал свет оставшихся свечей, становились похожими на лица упырей, неестественно выразительные, четкие, коричнево-золотистые, перечеркнутые глубокими тенями.

Персеваль очнулся первым, достал из кармана часы и сказал тихо, с какой-то едва слышимой печалью в голосе:

– Минула полночь.

Ему никто не ответил.

– Мой возница наверняка уже вымерз. Спокойной ночи, милорд.

Выходили вместе, он и Батхерст. Кэстлри решил переночевать в доме. С собеседниками он попрощался так:

– Поспешите, господа. Время теперь для нас важнее всего…

Он не закончил.

На улице Персеваль, подавая руку Батхерсту, шепнул то ли ему, то ли самому себе, в ночь:

– Самое главное – это тайна. Если Каннинг или кто-нибудь из наших врагов раскроет наши намерения, то постарается отравить наш турецкий суп, после чего донесет королю, и нам конец.

Батхерст пожал плечами и направился к карете, пробудив ударом по плечу спящего на козлах слугу. Король? Этот безумец, на котором зарабатывают французские карикатуристы [54]54
  Король Георг III страдал психическим заболеванием, усиление которого привело к тому, что в 1810 году он передал власть регенту, принцу Уэльскому, впоследствии (с 1820 года) Георгу IV.


[Закрыть]? Слыша последние слова Персеваля, он чуть не рявкнул: «Да в задницу такое королевское величество!» Но подавил свой порыв. Не только потому, что тем самым мог оскорбить старого обожателя трона. Это мог услышать кучер или какой-нибудь запоздавший прохожий, а говорить так было не только неприлично, но и небезопасно. Благодаря своим связям, Батхерст мог не бояться Тауэра [55]55
  Лондонская государственная тюрьма (до 1820 года) в старом королевском замке.


[Закрыть], точно так же, как тот русский аристократ, который сказал по пьянке, что мол видал он царя в заднице, но вместо Сибири ему присудили штраф «за распространение неправдивых известий о местопребывании Его Величества», но он не стал оформлять своей злости в слова. И не только потому, что по природе был осторожным. В тот самый момент, когда он так подумал, до него дошло, что сам он еще больший безумец, и что когда на следующий день проснется, сегодняшний вечер покажется ему дурным сном.

Карета дернулась и покатилась. Слыша свист бича, Батхерст поднял голову и увидел в окне первого этажа неподвижный силуэт. Кэстлри не видел его – он глядел в покрытое звездами небо. Чего он там высматривал? Созвездие Шахматиста? Такого просто не было, они же желают его создать, заменив пешку на короля. Кажется, в шахматах это называют превращением пешки в фигуру?… Правильно, вот только там пешку меняют на слона или коня, и никогда на короля. Нет такого правила. Следовательно, то, что они хотят совершить, это навязывание нового правила старой игре… Новое правило… «Шахматист» фон Кемпелена… Этот город с башней… как он называется?… Безумие… спать, спать… завтра нужно будет начать действовать с рассветом и опередить Персеваля, обязательно опередить… спать…

Спал он плохо, его мучили кошмары. Батхерст проснулся, когда небо начало светлеть, и целый час лежал в постели, анализируя решение, которое принял вчера вечером – решение о том, чтобы перехватить инициативу из рук Кэстлри. Если уже он и обязан вступить в эту безумную игру, то на полную ставку. Проиграют – что же, будут вместе скрежетать зубами. Но если выиграют, тогда он обязан быть первым победителем. Одного Батхерста, члена триумвирата, мало, это всего лишь одна треть, а наибольшая слава и кресло премьера достанется автору идеи, Кэстлри. Но вот один Батхерст в триумвирате, а второй в качестве главного исполнителя акции – вот это уже будет тандем, который не перебить никакими козырями. Если бы дело увенчалось успехом, общественное мнение и история, зная, что Батхерсты были мозгом и рукой – кому присудят лавры? Батхерстам! Батхерсту! Графу Генриху Батхерсту!

Он встал с кровати и, взяв листок почтовой бумаги, сел за письменный стол, на который падали первые лучи восходящего солнца.

Глава II
Набор рекрутов

Если бы кто-то из немногочисленных в эту пору прохожих пожелал проследить утром 22 октября 1806 года за молодым человеком, шагавшим через Адельфи Террас [56]56
  Сейчас – Набережная Виктории (Victoria Embankment).


[Закрыть]и Странд, то был бы немало удивлен. Понятно, что наблюдение было бы сильно затруднено густым туманом, который опустился ночью на Лондон, а теперь отступал крайне неохотно, цепляясь за землю и Темзу щупальцами молочно-белых испарений. Но если бы, все-таки, кто-то заупрямился, то вскоре обнаружил бы еще двоих таких же упрямых. За молодым человеком, на расстоянии не более сорока футов, плелся закутанный в длинное пальто тип, тщательно следя за тем, чтобы расстояние между ним и юношей не возрастало и не уменьшалось даже на фут. То же самое делал и другой, сгорбленный и низкорослый, который мягким, кошачьим шагом шел за хозяином длинного пальто на расстоянии, позволявшем разглядеть силуэт в тумане. Могло показаться, что этих троих связывает невидимая веревка, задающая скорость передвижения каждого из них.

Второй причиной удивления мог стать костюм молодого человека, весьма необычный для этого времени года. Создавалось впечатление, что он только что покинул свой клуб, забыв взять верхнюю одежду. Несмотря на пронизывающий холод, на нем были только фрак, шляпа, черный жилет, такого же цвета брюки и белый галстук, второй, если не считать серебряной оковки трости светлый акцент в сплошном черном тоне его одежды, которая значительно отличалась от стандартов задаваемых в моде Бруммелем [57]57
  Георг Бруммель (George Brummel) (1778–1840), знаменитый лондонский денди и король моды.


[Закрыть].

Но более всего такого наблюдателя могло удивить поведение молодого человека в тот момент, когда мимо него проходил крепко сложенный угольщик, пьяный как свинья, шатающийся из стороны в сторону, почти слепой от алкогольного угара и тумана. Заметив препятствие, пьяница буркнул что-то невнятное и дернулся в бок, чтобы ее обойти, но настолько неудачно, что, зацепившись башмаком за выступающий из мостовой камень, всей тяжестью собственной туши рухнул вперед, лицом на кирпичный цоколь, столкновение с которым казалось неизбежным. Но когда его тело находилось уже в половине параболы падения, правое запястье молодого человека выполнило едва заметное движение, и трость со скоростью атакующей шпаги пронзила воздух, входя клином между двумя прутами выступающей из цоколя ограды, над самой поперечиной, где и застыла. В то же самое мгновение грудь угольщика ударилась о трость, но, поскольку та даже не дрогнула, тело подалось чуть назад, но второй раз уже не упало, поскольку юноша левой рукой придержал пьяного и посадил его на землю. Больше он не посвятил ему ни мгновения собственного внимания и отправился своей дорогой.

Молодой человек имел тонкую талию, у него были длинные ноги, руки можно было бы назвать изящными, если не видеть описанной выше сцены, во время которой они превращались в стальные рычаги.

Этот человек направлялся к дому миссис Джибсон, чтобы представиться Кэстлри и договориться о руководстве группой коммандос [58]58
  Термин «коммандос», которого в то время, естественно, не существовало, я применяю потому, что его сложно в данной ситуации, заменить более подходящим и кратким определением.


[Закрыть], которые должны были провести на континенте операцию «Шахматист». Но это был не Уилсон, которого ждал Кэстлри. И только потому, что Батхерст желал совершенно иного. Батхерст не дал Кэстлри шанса нанять Уилсона, поскольку лучше Кэстлри знал валюту, за которую этого человека можно было купить. Превыше всего – выше шпионажа и авантюр, выше азарта и войны – Уилсон ставил дипломатию. Великой мечтой Уилсона было сыграть значительную политическую роль, повлиять на историю, но не на малую, со стороны кулис, а на самую крупную, которую творишь, будучи министром, полномочным посланником, консулом, послом, charge d'affaires. Но для этого он годился как тигр для управления лисами, что весьма скоро было замечено, и никто – даже те, что восхищались им в качестве бескомпромиссного бойца – не желал сделать дипломатом человека, не понимающего, что в дипломатии как раз царит лисья хитрость и терпение, уводя в тень стратегию кулака [59]59
  Уилсон уже имел дипломатические миссии в Вене и Италии. Английские дипломаты так писали о нем: «Сэр Роберт – замечательный парень, но слишком шалапут, чтобы стать дипломатом. В качестве военного агента он превосходен, но было бы абсолютной глупостью доверить ему любое задание, имеющее политическое значение» (Jackson, Bath Archives, London, 1873); «Уилсон – это легковерный, мчащийся сломя голову, человек» (Harris, Diaries and Correspondence, London, 1844).


[Закрыть]. Дать этому человеку поучаствовать в официальной дипломатической миссии означало купить его без остатка и полностью отвлечь от всех остальных происходящих в мире дел.

Ближайшей подобной миссией было планируемое посольство лорда Хатчинсона к прусскому двору. Хатчинсон, с какого-то времени протектор Уилсона, желал взять его с собой, что – учитывая достаточно неуравновешенный (деликатно выражаясь) характер Уилсона – вызывало возражения некоторых влиятельных вигов. Именно этим и воспользовался Батхерст. Обладая достаточно хорошими знакомствами, он в течение нескольких часов полностью ликвидировал упомянутые возражения Форин Офиса. Уже в полдень 21 октября Уилсон получил на Даунинг Стрит официальное подтверждение своего участия в миссии Хатчинсона, и поэтому, когда к нему прибыл Персеваль с предложением руководить антифранцузской диверсионной акцией на территории Пруссии, заявил, что не сможет за нее взяться, поскольку собирается именно туда в роли представителя правительства Его Королевского величества [60]60
  Миссия Хатчинсона выехала в первые дни ноября и добралась до Восточной Пруссии. Там Уилсон развил энергичную дипломатическую и разведывательную деятельность. (Поступил волонтером в русскую армию. Участвовал в сражениях под Эйлау, Гейльсбергом, Фридландом. Награжден орденом св. Георгия 4-ой степени. После Тильзитского мира жил в Петербурге). Материалы по данной теме находятся в Государственном архиве Великобритании (Add/ MS. 30098). Так же смотри: R. Wilson, Brief Remarks on the Character and Composition of the Russian Army and Sketch of the Campaign in Poland in the years 1806 and 1807(Краткие замечания относительно характера и состава русской армии и обзор кампании в Польше в 1806–1807 гг.), London, 1810


[Закрыть]. Он лишь дал слово никому не упоминать об этом предложении.

В пятнадцать тридцать Кэстлри посетил Батхерста и сообщил ему про неудачное стечение обстоятельств. Разговор, во время которого было решено, что во главе группы встанет Бенджамен Батхерст, был кратким, и проходил точно по сценарию, который был составлен Генрихом Батхерстом. Когда Батхерст проводил Кэстлри до двери, тот спросил:

– Когда ты собираешься с ним встретиться?

– Я отослал ему письмо с просьбой посетить меня как можно скорее. Он должен вот-вот прибыть.

– Когда он даст согласие, пришли его к госпоже Джибсон. В ее доме я устроил сборный пункт. Хейтер и поляк должны быть на месте уже завтра. Вот только… согласится ли он? У меня нехорошие предчувствия, мы плохо начали.

– А я совершенно не суеверен, Роберт, и думаю, что все не так и плохо, – ответил на это Батхерст. – Уилсон плохо владеет немецким, что, возможно, не так уж и существенно, зато он гораздо хуже Бенджамена владеет своими нервами. Что же касается согласия Бенджамена… это стопроцентно.

– Не будь таким уверенным, Генрих, чтобы нас не посетило новое разочарование. Думаешь, он так легко покинет женщину, на которой недавно женился?

– Я неплохо знаю эту породу. Что же касается его решения… Что ж, ты сам недавно говорил, что любого можно купить, нужно лишь знать – за что. Я знаю, за что можно купить Бенджамена. Достаточно будет сказать ему пару слов.

– Каких?

– Например, что эта операция невыполнима, абсолютно невозможная или что-нибудь в таком роде. Оставь это мне. Сегодня вечером или завтра утром я буду у тебя… То есть, у миссис Джибсон.

Родившийся в 1784 году Бенджамен Батхерст, родственник уже известного читателю Генриха Батхерста и сын другого Генриха Батхерста, с 1805 года епископа Норвичского, прибыл по вызову в тот же день (21 октября 1806 года) после полудня и в течение двух часов выслушал более-менее точное сообщение о встрече, описание которой я привел в предыдущей главе. Услышав предложение, он спросил:

– Почему Уилсон не согласился?

– Не знаю, по-видимому, счел все это предприятие безумным. И здесь он в чем-то прав, поскольку несколько десятков тысяч фунтов и перспектива новых чинов – это конечно мало против девяностопроцентной вероятности потерять собственную жизнь. Поэтому я и не требую, чтобы ты принимал решение сразу. У тебя имеется… ровно сорок часов на размышления, и…

– Этого не нужно, я согласен.

– Уже? Ты даже не желаешь посоветоваться с отцом и Филлис [61]61
  Дочь Уильяма Прена Колла. Бенджамен женился на ней в 1805 году.


[Закрыть]? Почему?

– Давайте оставим в святом покое его святейшество, моего родителя, и ее супружеское святейшество, мою жену. Они молятся настолько рьяно, что даже не заметят моего отсутствия. Скажете им, что я… выехал с дипломатической миссией, или что-нибудь другое.

Генрих Батхерст не ошибался, говоря Кэстлри, что дело решено заранее. Пользуясь собственной хитростью и знанием характера Бенджамена, он не дал молодому человеку ни малейшего шанса для отказа. Но очень скоро ему пришлось убедиться в том, что он не знает этого характера столь хорошо, как предполагал. Заканчивая совместную трапезу с Бенджаменом, он сказал:

– Еще сегодня тебе нужно будет зайти к Кэстлри.

– Исключено, – прозвучал ответ. – Сегодня я собираюсь в Ковент Гарден [62]62
  Один из наиболее знаменитых в то время лондонских театров, впоследствии (с 1847 года) – Опера.


[Закрыть].

– Мой Боже, Бенджамен! Неужто ты не считаешь, что теперь необходимо забросить всяческие глупости вроде театра…

– Нет, к Кэстлри я пойду завтра. А что касается театра – неразумно считать его глупостью. Знаком ли тебе тип столь же здравомыслящий, как мой приятель Гамлет?

Больше не настаивая, Генрих Батхерст еще раз доказал, что знает своего кузена все же достаточно хорошо.

Вечером того же дня, уже после спектакля, Бенджамен отправился за кулисы и через час покинул здание театра со знакомой молоденькой актрисой. Служебный выход находился со стороны темной и частенько посещаемой «дщерями Коринфа» Март Стрит [63]63
  Сейчас это Флорал Стрит (Floral Street).


[Закрыть].

Лондон в начале XIX века – театр «Ковент-Гарден»

Когда Батхерст и его спутница оказались на улице, из ниши находившейся в нескольких ярдах, до них долетели отчаянные женские крики.

– Останься здесь, – сказал Бенджамен и побежал туда. Его опередил старый нищий, которому отрезанную до паха ногу заменяла простая палка, заканчивавшаяся деревянной перекладиной под мышкой. Нищий кричал:

– Оставьте ее, оставьте ее, чудовища!.. Оставьте ее!

Эти слова были адресованы нескольким типам, которые пинали лежащую на земле женщину, пытаясь оторвать ее руки от вмурованной в стену скобы.

– Сваливай отсюда, хромой! – рявкнул один из них, рослый блондин в моряцкой куртке.

– Отпустите ее, канальи! Прочь от нее, прочь!

Нищий подскочил к бандитам и попытался ударить своим костылем, но, то ли потеряв равновесие, то ли сбитый (Бенджамен в темноте не заметил), со стоном свалился на землю. Блондин склонился над ним и вынул из-за голенища нож. Улочка взорвалась женскими воплями:

– Нет, неееет! Простите его, я пойду, сама пойду! Умоляю, неееет!

Разбойник уже приготовился ударить, и в тот же миг у него за спиной прозвучал тихий, даже вежливый вопрос:

– Приятель, ты что, не расслышал? Эта дама о чем-то попросила.

Блондин обернулся и заметил Бенджамена. И хотя он был тертый калач, и игра с огнем была для него будничным ремеслом, привыкший к воплям и оскаленным зубам, он не почувствовал, что перед ним стоит человек, который шепчет, когда превращается в зверя.

– Что, красавчик, и ты хочешь схлопотать?! – рявкнул он, выпрямляясь.

– Угадал, приятель.

– Так получи!

Эти слова прозвучали одновременно со свистом шпаги, которая, словно бич, упала на запястье бандита, рассекая кожу до кости, выбив из руки нож. В следующее мгновение шпага мелькнула над головой другого разбойника, вскрыв его щеку до самой десны и ослепив потоком крови. Узкое пространство тут же огласилось воплями удиравших бандитов, в то время как Бенджамен уже вытирал шпагу о лохмотья нищего и вставлял клинок в трость, являвшуюся ее ножнами.

Женщина, уличная проститутка, разодетая словно попугай в дешевые, но пестрые тряпки и размалеванная румянами, поднялась с земли и подала старику костыль. После этого она обратилась к Батхерсту:

– Сударь, как мы можем вас отблагодарить? Если желаете, могу пойти с вами, и ничего не возьму, исключительно из благодарности, мистер…

– Хватит, – перебил ее тот. – Чего от тебя хотели эти люди?

– Хотели затащить в собственный бордель и закрыть там. Они уже неделю хватают девушек, а потом приказывают работать на себя, а в оплату – только пожрать дают. Это все гады от Дока… ну, от Доктора, так его называют.

– Заткнись! – крикнул нищий. – Замолчи, а не то не доживешь до утра! У Пегги Джонс тоже был слишком длинный язык [64]64
  Пегги Джонс – черноволосая красотка, во второй половине XVIII века – эксклюзивная куртизанка, впоследствии оказалась на улицах подозрительных кварталов Лондона, занялась мелкой торговлей и проституцией. Она была одной из наиболее популярных фигур преступного мира; в 1805 году исчезла при загадочных обстоятельствах.


[Закрыть]!

– Не буду молчать! – тоже криком ответила ему девица. – Все скажу, а потом уеду в Плимут, там тоже можно заработать на жизнь – но молчать не буду! Все скажу…

– Ну замолчи же, – уже умоляюще повторил калека.

– Ты знаешь этого человека? – спросил Бенджамен, показывая на нищего.

– Это мой отец, милостивый сударь, отец…

– Папуля, не вмешивайся. – Батхерст произнес это таким тоном, что калека съежился, будто его хлестнули бичом. – А ты говори. Кто такой этот Док?

– Док?… Ну, Доктор. Никто не знает, как его зовут, никто его не видел. Но это он здесь правит… повсюду. В Сент-Жиль, в Спайтал Филдз и Сторгейте [65]65
  Районы тогдашнего Лондона, где процветала преступность.


[Закрыть]все трясутся от страха перед ним. Везде у него убийцы, выручку забирают; каждый владелец пивной, каждый пон-брокер [66]66
  Пон-брокеры, ростовщики, зарабатывавшие на том, что давали деньги в долг под высокий процент.


[Закрыть], каждый воришка – все должны платить, а если кто не желает, того бьют или… ну, вы сами понимаете, чик – и человека нету!

– Но ведь в двух шагах от вас полиция.