Текст книги "Шахматист"

Автор книги: Вальдемар Лысяк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава IV
Комедианты и коммандос

Уже упомянутый мною хроникер, бывший личный секретарь Наполеона, а в то время, о котором идет речь, его полномочный посол в Брауншвейге, Мекленбург-Шверине и ганзейских городах, мсье де Бурьенн, вспоминая свое пребывание на дипломатическом посту в Гамбурге, написал:

На расстоянии в полчетверти мили от Гамбурга располагается насчитывающий сорок тысяч душ город Альтона, бургомистр и начальник полиции которого полностью преданы англичанам [129]129
  МемуарыБурьенна, Париж, 1829, том VI.


[Закрыть] .

Бурьенн, который по сути был всего лишь щупальцем Фуше в северной Германии, доступа в Альтону не имел, вот почему он жаловался, что для него Альтона расположена «не слишком близко» [130]130
  Название Альтона произошло от «alzu-nahe» (слишком близко) – таким именем жители Гамбурга в XVI веке назвали расположенный, по их мнению, слишком близко от города и пользующийся дурной славой постоялый двор, колыбель будущей Альтоны. В 1806 году Альтона располагалась на южных рубежах Гольштинского Герцогства, и была отделена от Гамбурга, собственно, только пограничными столбами.


[Закрыть], прибавляя при этом, что этот город является «убежищем всех бандитов, воров и мошенников, скрывающихся от юстиции своих стран. Может потому, Гейне и назвал Альтону « Eine Merkwurdigkeit von Hamburg» [131]131
  Гамбургская диковина.


[Закрыть].

Корабль Батхерст с капитаном покинули вместе. Сторман отправился оформить связанные со стоянкой формальности в администрации порта. Бенджамен без всяких хлопот разыскал дом Траутмана. Он долго лупил кулаком в дубовую дверь и уже собирался уходить, когда за стеклом блеснул огонек свечи, окно раскрылось, и в нем появилась голова старика в ночном колпаке.

– Чего надо?!

Бенджамен подошел к окну и тихо сказал:

– Я ищу доктора Борга.

Старик какое-то время присматривался к нему, после чего закрыл окно. Бенджамен услышал шаги в прихожей, и двери открылись.

– Будьте завтра в Оттензее, в церкви, у могилы поэта [132]132
  Вне всякого сомнения, речь шла о гробнице знаменитого немецкого поэта, умершего в 1803 году в Гамбурге, Фридриха Готлиба Клопштока.


[Закрыть], в одиннадцать утра. В руке держите вот этот экземпляр «Гамбургского Корреспондента» [133]133
  Так в Мемориале. Конкретно же, это была Staats und Gelehrte Zeitung des Hamburgischen Unpartheyischen Korrespondenten.


[Закрыть].

Двери захлопнулись перед самым носом англичанина.

На следующий день (3 ноября 1806 года) в половине одиннадцатого, замаскированный бородой и усами Бенджамен вместе с Сием добрался до небольшой, расположенной под Альтоной деревушки Оттензее, где был чрезвычайно удивлен царящей там толкучкой. На маленькой площади возле церкви теснилось множество моряков, солдат, перекупщиков, наглых женщин легкого поведения, рыбаков, крестьян и Бог знает кого еще. Бенджамен направился к церкви, но не успел дойти, как услыхал за спиной:

– Кого-нибудь разыскиваете? Могу продать итальянские карты.

Батхерст обернулся и увидел пожилого сержанта в мундире с потертыми лацканами, с напудренной косичкой и в фуражке.

– Я не играю в карты, – ответил он на это предложение.

– А во что же?

– Только в шахматы.

– В порядке, – обрадовался сержант и тут же спросил о другом: – На кого это вы так смотрите?

– Да на того солдата, что держит меня на мушке спрятанного под плащом пистолета.

– Прошу не опасаться, – объяснил сержант. – Это моя охрана.

– Я-то не боюсь, это он боится. В его спину готов воткнуться нож человека, который прикрывает меня.

Сержант рассмеялся:

– Вот дела, нашла коса на камень! Что же, первая партия за вами. Давайте успокоим их и пойдем, здесь разговаривать не будем.

Они вошли в небольшой, ухоженный рыбацкий дом. В низкой комнате с побеленными стенами, на которых висели картинки с изображениями святых, хозяйка – великанша с волной густых волос – подала им горячую колбасу, рыбу и миску с чем-то, совершенно неизвестным Батхерсту. Он с опаской понюхал.

– Что это, черт побери?

– Замечательная штука, прибавляет аппетит и прекрасно сопровождает любое мясо. К рыбе, возможно, подходит не слишком, но я ее люблю и приказываю подавать так часто, как только возможно. Попробуйте. Делают только немцы, называется «зауэркрафт» [134]134
  Квашеная капуста.


[Закрыть]. Думаю, вам тоже понравится, мистер…

– О'Лири.

– О'Лири? Это ирландская фамилия?

– Естественно, ведь я же должен быть ирландцем. Но если у вас, мистер Гимель, имеется в запасе что-нибудь получше, могу зваться и по-другому.

– Я не Гимель, – ответил на это сержант. – Господин граф представляет в Альтоне Его королевское величество Людовика XVIII, и он рисковать не может. По его приказу делом занялся я.

Бенджамен встал из-за стола.

– Передайте представителю Его Королевского Величества, что пускай он или изменит свое отношение к опасности, или я возвращаюсь в Лондон! Об этом я сообщу еще сегодня в дом Траутмана. Прощайте!

Бенджамен был уже в дверях, когда сержант задержал его.

– Мистер… О'Лири! Вернитесь. Я – Гимель.

– И какие у вас на это доказательства?

– Черт подери, мне что, предъявлять мои аккредитации? Я Гимель и баста! Переоделся, потому что в Альтоне за мной могли следить. Мне стало известно, что эта кукла Фуше, Бурьенн, уже знает о моих контактах с Лондоном.

– И много он знает?

– Я говорю о дипломатических контактах [135]135
  На самом деле Бурьенн знал не только про дипломатические контакты Гимеля. Летом 1806 года прусский посол, граф де Гроте, в беседе с Бурьенном так сказал о Гимеле: «Можете быть уверены, что когда-нибудь он вернется в Гамбург в чине британского полковника».


[Закрыть]. Впрочем… Бурьенн – лиса хитрая. Формально он представляет в Гамбурге интересы Бонапарта, но вот втихую… Вы не поверите, но случается, что он даже помогает роялистам! [136]136
  Среди всего прочего, Бурьенн помог вырваться из Гамбурга графу де ля Ферроннею (см. сноску 107), предупредив его в самый последний момент про арест, тем самым обведя вокруг пальца агента Фуше, Шефно (документы по данному делу находятся в парижском Национальном Архиве, досье Ferronnays, F7, 6458).


[Закрыть]Да, да, он, так же как и его начальник Фуше, желает погреться за пазухой и у Господа Бога, и у Господина дьявола. Когда корсиканец падет, он явно будет напоминать о собственных заслугах нашему делу. Сам он в Альтону ни ногой, зато там буквально роятся его агенты, равно как и агенты Фуше или, что значительно хуже, Савари… Вы уж извините меня за этот маскарад, но я должен предпринимать меры предосторожности.

– Но ведь я же подал пароль!

– Пароль! Не будьте ребенком, О'Лири! Даже в этот момент я не был уверен, что имею дело не с провокатором, равно как и вы не избавились от сомнений относительно меня! Игра остается игрой. В июле прибыл ко мне из Лондона некий Луазо [137]137
  Здесь я изменил указанное в Мемориалеимя Лотте, которое, несомненно, являлось ошибкой автора. Роялистский агент, Луи Луазо, в Гамбурге попал в руки французской полиции, после чего его перевезли в Париж.


[Закрыть], тоже подал пароль – от Пьюсея [138]138
  Граф Жозеф де Пьюсей (1754–1827), партизан и роялистский шпион; с 1803 года один из самых активных деятелей Агентства Джерси. Публикация в 1807 году перехваченных французской разведкой бумаг де Пьюсея, вскрывающих бандитский характер его деятельности, была настолько компрометирующей для роялистов, что те стали от графа отказываться. Разъяренный де Пьюсей ответил публикацией документов, направленных в самое близкое окружение Людовика XVIII, а в качестве арбитра выбрал Форин Офис. Битву свою он проиграл и умер в бедности.


[Закрыть]. И знаете, что он предложил? Что поедет в Париж и убьет Бонапарта, если только я оплачу все расходы! Понятное дело, я вышвырнул его вон! Подумать только, какие бараны служат нашему делу! От этого мне прямо плохо делается! Но что тут поделать. On est souvent dans la necessite de se servir des mechants [139]139
  Неоднократно я вынужден был пользоваться услугами сволочей. (В Мемориалецитата была подана в авторском переводе, но с указанием на то, что Гимель использовал оригинал, поэтому я ввел в текст фрагмент из Приключений ТелемакаФенелона – французского поэта XVIII века. Точно так же будет и нескольких других случаях).


[Закрыть]. Это из Фенелона… Возвращаясь же к делу – здесь относительно безопасно. В толпе всегда безопаснее, чем на пустыре. Если хочешь прятаться, прячься под солнцем. Это уже из азиатских мудростей. Сегодня здесь ярмарка, впрочем, в Оттензее постоянно крутятся моряки, гоняющиеся за девицами. Эта хижина – одно из моих укрытий, тут у меня свой тайник. Опять же, у меня здесь прекрасное вино, давайте выпьем!

Гимель поднялся и вышел, чтобы через мгновение вернуться с покрытой паутиной бутылкой и бокалами.

– Рейнское, тридцать восьмого года. Qui ne sait boire, ne sait rien [140]140
  «Кто хорошо пьет – мудрец, кто пить не умеет – тот ничего не знает» ( Chanson a boire Boileau).


[Закрыть]. Это из Буало. За такую бутылочку на постоялом дворе вам пришлось бы заплатить флорина четыре, а то и больше.

– И сколько это в более мелкой монете? – спросил Батхерст.

– Четыре флорина? Это шестьдесят четыре гроша. Да, придется подучить вас деталям немецкой жизни. Бесплатно – это было в договоре, за все платит ваш и д'Антрагю работодатель.

– И вы, Гимель, знаете этого работодателя?

– Догадываюсь. Не знаю только, кто финансирует эту операцию и какова ее цель. Но догадываюсь и об этом. Автомат фон Кемпелена, это прекрасный футляр для кого-нибудь, кого следует безопасно вывезти с захваченной врагом территории. Кажется, машинку уже использовали для этой цели [141]141
  Это подтверждало бы считающуюся легендой информацию о вывозе в автоматическом шахматисте фон Кемпелена из Польши на Запад (через Австрию?) во второй половине XVIII века польского повстанца, которому грозил арест. Самый знаменитый французский иллюзионист XIX века, Робер Гуден, сообщал, что это был молодой поляк по фамилии Ворлуский, за которым охотилась царская полиция (возможно, в период Барской конфедерации). По другой версии, этим поляком был поручик Вороньский, у которого были ампутированы ноги.


[Закрыть]. Человек, которого вы желаете вывезти, должен быть значительной фигурой, судя по тем деньгам, которые вложены в операцию. Это пленник или слуга Бонапарта, являющийся агентом Сикрет Сервис. Я угадал, правда?

– Скажем, что так, – кивнул Батхерст. – Возвращаясь к деньгам, в этих землях используются разные монеты?

– Это еще не все, майн герр. На каждом шагу монеты обладают различной стоимостью. В Гамбурге за милю пробега почтовой лошади платят в два раза меньше, чем в Берлине, поскольку, в связи с войной, в Пруссии корм стал дороже. Война изменила все. То, что я рассказываю вам сегодня, завтра уже не будет стоить и выеденного яйца. Но пойдем дальше. За так называемую смазку колес в Мекленбурге вы платите одну марку. Но марка тоже может иметь разную стоимость. Здесь, в Гольштинии, она стоит девять с четвертью риксталера, а в Мекленбурге, через который доберетесь в Берлин, уже двенадцать риксталеров. Золотые монеты у вас есть?

– Немного. Максы, соверены и пистоли.

– Жаль, что не фридрихи, их охотнее всего берут в Берлине и окрестностях. Могу вам часть поменять. Но давайте кончим с этим, позже я расскажу вам больше о здешней жизни. Перейдем к делу. Я устроил то, что должен был, за что мне заплатили – и даже больше. Начнем с обязательного. Сначала вам нужно попасть в Гамбург. С этим сложностей не будет: сейчас между Альтоной и Гамбургом, а точнее – в обратную сторону, идет постоянное нелегальное перемещение. У властей все расползается в руках, они трясутся от страха, особенно с прошлой среды, когда в Альтону привезли тяжело раненного герцога Брауншвейгского [142]142
  Главнокомандующий прусской армии, герцог Карл Брауншвейгский, был смертельно ранен в битве под Ауэрштадтом (14 октября 1806 года); он скончался в Альтоне 10 ноября.


[Закрыть]. Великий вождь отправился за триумфом, обещал триумф, и вот теперь… Десять человек несли его на носилках, грязного, в каком-то тряпье, за ними шла толпа орущих подростков и бродяг… Положили его в каком-то несчастном постоялом дворе, вызвали доктора Унцера… Кошмарный вид, представляете, как это подействовало на людей?! Но еще сильнее – на сенат Гамбурга. С тех пор, как Берлин оказался в руках Бонапарта…

– Когда это произошло?

– Так вы не знаете?

– Не знаю.

– Неделю назад он въехал в Берлин. Еще раньше в город вошли отряды маршала Даву. Представляете, какую панику это вызвало?

– Представляю, только не будем терять времени на разговоры об этом.

– Это весьма важно, майн герр, поскольку доказывает, что вы можете рассчитывать на царящий повсюду бардак. В Альтоне полно прусских дезертиров, в мундирах и без. То же самое и в Гамбурге. Никто уже никого не различает, а власти Гамбурга, хотя и питаются надеждой, что Бонапарт будет уважать Старую Ганзу, считаются с тем, что такой надежды надолго не хватит [143]143
  Французы (маршал Мортье) заняли Гамбург 19 ноября.


[Закрыть]. Все это способно облегчить вам перемещение и, к тому же, я дам вам проводника, который доведет вас до постоялого двора «Баумхауз»… А теперь я должен сказать вам, как заполнить паспорта, дать совет относительно того, как выбрать наилучшее средство передвижения и как переодеться, вручить досье с характерными чертами Наполеона и сообщить контакт в Берлине.

– Ошибаетесь, мистер Гимель. Вы не должны, но обязаны!

– Я знаю, что обязан, майн герр. И, в соответствии с тем, что обязан, выглядит это хозяйство следующим образом. Паспорта ирландских беженцев, в настоящее время занимающихся торговлей табаком и шоколадом. Эти товары я доставлю вам в «Баумхауз». В качестве средства передвижения – дилижанс. И еще берлинский контакт с человеком фон Кемпелена, тем самым шахматным чемпионом. Это все, что я должен, и за что мне заплатили. Последствия? Вечные стычки на почтовых станциях с вагенмейстерами, возможность на каждом шагу наткнуться на французов, опять же – таможенники, хотя бы при въезде в Берлин. Им захочется сунуть нос в багаж, а если вы покажетесь им подозрительными, разденут догола. И самое главное: каким образом вы вывезете автомат из Берлина? Насколько мне известно, вам необходимо будет его вывезти. Так что: хорошенько упакуете его и на тележку, так? Вы так это представляли себе в Лондоне? Не знаю, куда вы его желаете вывезти, но ведь не в окрестности Берлина, а чуточку дальше. Интересно, как вы справитесь по пути с такими вот мелочами?

– Гимель, вам заплатили за самое лучшее решение! – буркнул Бенджамен, которого начала раздражать наглость этого человека.

– Именно такое я вам и представил. Можете им воспользоваться. Именно так мы все и планировали с д'Антрагю, а то, что по дороге могут быть какие-то неприятности… Вы же не думали, будто это всего лишь поездка на пикник? Короче говоря, свое задание я выполнил и мог бы уже голову себе не морочить. Но потом, случайно, абсолютно случайно, я додумался до решения настолько замечательного, что оно выглядит невозможным! Такое невозможно придумать, герр О'Лири, поскольку оно относится к категории звезд, что падают с неба и решают сразу же все проблемы! Честное слово, все! Вы сможете кататься со своим «Шахматистом» от Одера до Рейна сколько пожелаете, и никто вас пальцем не тронет. Правда, это уже стоит… Золотом. Но для вас это будет выгодно, поскольку это совершенно бесценная идея. Если не захотите, что же, будем реализовывать первую версию. Так как, герр О'Лири, неужели вы не спросите, что же это за идея?

На лице Батхерста не дрогнул ни единый мускул.

– Поверьте мне, О'Лири, – продолжил Гимель, – я не собираюсь вас обворовывать. Выслушав мое предложение, вы поймете, что я и в самом деле хочу вам помочь. По сути дела, майн герр, что тут выбирать? Это не выбор между худшим и лучшим планом – это уже выбор между поражением и победой, смертью и жизнью, следовательно, у вас просто нет выбора!

– В Лондоне. Гимель, вас не поблагодарят за то, что вначале вы подсунули худший план, а потом начали шантажировать надеждой на лучший, – мрачно произнес Бенджамен.

– А какие у них могут быть ко мне претензии? Наоборот, они должны меня еще и благодарить! План в черновом варианте был готов уже давно, он даже был одобрен д'Антрагю, мне оставалось лишь отполировать мелочи и я это сделал. Но плох тот план, которого нельзя изменить. Это из Публия. Я предлагаю поменять этот план на план, который дает в сто раз больше шансов. Вы были бы последним глупцом, если бы обиделись и вернулись в Лондон с жалобой, или же исключительно из экономии выбрали первый план. В этом втором случае, как мне кажется, шансы совсем малые. Как только вы начнете экономить деньги, lasciate ogni speranza! [144]144
  «Lasciate ogni speranza voi ch'entrate» («Оставь надежду всяк, сюда входящий») – надпись над вратами ада в Божественной КомедииДанте.


[Закрыть]Это из Данте. Сейчас в вашей душе сражаются бешенство и любопытство, О'Лири. Я предлагаю для них компромисс, предлагаю вам подумать. Компромисс, майн герр, не в милости у позеров, но люди разумные вовсе не одаривают его ненавистью. Вильгельм Тель поступил бы намного разумнее, если бы пошел на компромисс с Гесслером, не рискуя жизнью своего ребенка. Выпейте еще, О'Лири. Вам нравится это вино?

– Сколько? – спросил Батхерст. – Сколько стоит этот ваш второй план?

– Не так уже и много. Вот такой вот кожаный кошелек… Ведь правда, немного? Принесите мне его сегодня, в пять вечера, наполненный золотом. Могут быть пистоли, максы или соверены, я не переборчив. Тогда я сообщу вам все детали. Пока же, чтобы вы знали – эти деньги вы не выбросите напрасно. Скажу лишь то, что путешествовать вы будете с комедиантами, в цирковых повозках. И в одном из них вы вывезете автомат… Ага, у меня тут имеется еще один кошелек, близнец первого. Если бы и он вернулся ко мне наполненным золотом, тогда могло бы оказаться, что вам не понадобится красть автоматического шахматиста, то есть, рисковать своей жизнью и жизнями своих людей, достаточно будет просто принять его, словно почтовую посылочку. Так что же, разве я не был прав, О'Лири, когда говорил, что и вправду хочу вам помочь?

В тот же день, в пять вечера Батхерст постучал в двери того же домика в Оттензее. На сей раз он был с Сием и Брауном. У него самого и у Брауна под одеждой были бронежилеты [145]145
  Автор Мемориалане описывал этих жилетов, упомянул лишь то, что они были удивительно легкие, и что только выстрел с расстояния в три ярда мог их пробить.


[Закрыть]. Том с Мануэлем получили задание, которое они должны были выполнить за городом. Остальные были на корабле с Юзефом в качестве главнокомандующего.

– С вашей стороны это большая неосторожность приходить сюда с молодцами, от которых за милю несет преступлением, – неодобрительно заявил Гимель.

– Гораздо меньшая, господин граф, чем таскать столько золота в одиночку, – ответил Батхерст.

Гимель заулыбался.

– О-о-о!!! Все-таки, О'Лири, вы человек разумный! Это свидетельствует о вас с лучшей стороны.

Бенджамен вынул из сумки кошельки с золотом и положил их на стол. Гимель развязал каждый из них, заглянул в средину, сунул руку вовнутрь и какое-то время перебирал золотые монеты с выражением блаженства на лице.

– Сейчас, О'Лири, вы сами убедитесь в том, что заключили превосходную сделку. Давайте присядем… А теперь прошу внимания. Как уже было договорено, паспорта вы заполните ирландскими фамилиями и будете выдавать себя за беженцев, которые с некоторого времени ездят с театрально-цирковой труппой Миреля. Для этого понадобятся печати, идентичные тем, что имеются в паспортах Миреля и его людей, по крайней мере, за последние пару месяцев. Это я беру на себя, у меня тут имеется специалист по таким делам…

– Кто такой Мирель? – спросил Батхерст.

– Итальянец, два года назад приехал из Тосканы в Вену. В течение этих двух лет он вояжировал по Австрии, Пруссии и по германским княжествам. В Гамбург прибыл из Ганновера в начале октября этого года. Здесь его задержали военные действия, и здесь же я заприметил его, что дало мне идею. Это старая лиса. Развлечение черни, все эти комедиантские штучки служат ему ширмой. Подозреваю, что он занимается контрабандой, причем, в крупных масштабах. У него есть четыре повозки, добавим ему пятую – для вас и для автомата. Повозку вам я устрою завтра же. Как сами видите, я несу расходы… Мирелю вы заплатите сам, и советую быть щедрым. Правда, в последнее время труппе его особо не везло, но за пару грошей для дальней и опасной дороги вы его никак не наймете. Ожидайте завтра на судне, Мирель должен там появиться не позднее, чем к десяти.

– Он будет знать, что за судно? Ах, правда, вы же за мной следили…

– А как иначе! С того момента, как вы постучали в дверь дома Траутмана… Ну ладно, когда вы договоритесь с Мирелем, прошу вас прибыть к часу дня в Оттензее. Оговорим последние детали, заполним паспорта и попрощаемся. В это время Мирель заберет ваших людей в Альтону, откуда уже мой человек перебросит их в Гамбург и устроит в «Баумхаузе». В дорогу выступите с этого постоялого двора.

– И это все, что вы желали сегодня сказать? – спросил Батхерст. – Если так, тогда прошу вернуть один кошелек.

– Ох! Прошу прощения, совершенно забыл. – Гимель чарующе улыбнулся. – И в самом деле, старею, старею! Прав был старик Ларошфуко: «La vieillesse est un tyran» [146]146
  Старость – это тиран.


[Закрыть]. Это из его «Максим». Так вот, в Берлине по моему приказу действует «Жан-Барт» [147]147
  Псевдоним взят от имени знаменитого французского адмирала XVII века. Человека, который скрывался под этим псевдонимом, и настоящее имя которого так никогда и не было установлено, императорская полиция называла в своих рапортах «опаснейшим авантюристом Европы». Предполагают, что это был бывший офицер инженерных войск, который во времена Революции действовал в эмигрантской армии принца де Конде, а после – поступил на службу к англичанам и в качестве тайного агента действовал в Германии и Австрии.


[Закрыть]. Не знаю, как он это сделает, тем не менее, он заверил меня, что автомат из дворца достанет. Наверняка посредством бывшего сотрудника фон Кемпелена, это ясно, но этого было бы мало. У «Жан-Барта» имеются свои контакты и возможности, о которых нам ничего не известно, но, прошу мне верить, они огромны, иначе французы не охотились бы на него так настойчиво. По его словам, техническая сторона дела никаких трудностей не представляет. Вся штука в том, что нужно подождать, пока Бонапарт насытится «Турком».

– Именно это и должен был устроить шахматист, который сотрудничал с фон Кемпеленом.

– Все так, майн герр, но вот удастся ли ему это и когда? Корсиканец не выполняет его приказов. Возможно, это ему уже удалось, и, возможно, «Жан-Барт» уже вывез автомат из дворца, в чем я сомневаюсь, поскольку это стало бы мне известно. Для вас, О'Лири, существенным является то, что вы получите автомат в руки, ничего не платя дающему, поскольку только что вы заплатили мне, а я – раньше – другим. Не удивляйтесь тому, что я вложил средства заранее. Я знал, что они ко мне вернутся. Умение предусмотреть является основой в любой игре, и особенно – в шахматах, разве не так?

– Какой контакт имеется с «Жан-Бартом»? – спросил Бенджамен.

– Пивная «Португальский Король», Бургштрассе, 12. Владельцем является герр Кох. Попросите его подать жаркое из совы. Только не делайте таких глаз, О'Лири, сова на вертеле – это специальность некоторых рестораций в Пруссии. Кох должен выразить сожаление, что в данный момент не располагает данным блюдом, и предложить взамен жаркое из лебедя. После этого он направит вас в нужное место. На сегодня, кажется, все?

Но это было еще не все. Через полчаса после ухода Батхерста, Гимель покинул дом и направился в сторону побережья. Проходя мимо двух пьяных, хрипло поющих бродяг, он никак не мог предусмотреть, что те, потеряв равновесие, свалятся прямо на него. Упали все трое. Гимель вскочил на ноги первым, ругаясь про себя. Пьяницы поднимались неуклюже, помогая друг другу. Один из них, грязное, словно свинья, создание с кроличьими глазами, извиняясь, прошептал:

– Вввы уж… ик… простите… увважжаемый госпдин… капитан… ик!.. мы тут с… товварищем… ик!..

Граф с отвращением отвернулся и зашагал дальше. Только в Альтоне он заметил, что при нем остался только один кошелек.

Через час после описанных событий второй кошелек оказался в руках Батхерста.

– И что, искушение тебя не посетило? – спросил он у Диаса.

– Нет, сеньор, клянусь, что нет! – Мануэль грохнул себя кулаком в грудь. – Второй я ему, согласно приказу, оставил, а из этого не взял и монетки, можете проверить, сеньор!

На следующий день (4 ноября 1806 года), сразу же после десяти на борту «Чайки» появился человек-великан. Гигантом он был не столько ввысь, сколько вширь. Настолько толстого типа, со столькими подбородками, с руками толщиной в бедро и с пальцами толщиной с женскую руку, никто из коммандос никогда еще не видел. Это и был Мирель. Черт подери, одна повозка только под него! – подумал Батхерст. – Тут, еще следи, чтобы наше корыто не пошло на дно… Корыто на дно не пошло, но они уселись на палубе, поскольку о том, чтобы Мирель протиснулся в люк, нельзя было и мечтать.

У Миреля был тоненький, пискливый голосок кастрата.

– Я Мирель, синьоре, а на самом деле – Мирелли, поскольку так звали мой папаша, но во время турне бывает по разному, per esempio Mirellus! Adesso sono Mirel [148]148
  Например, Миреллюс. Сейчас же меня зовут Мирель.


[Закрыть]…

– Господин Мирель, – перебил его Батхерст, – перестаньте разговаривать на своем родном языке, поскольку язык этот для меня столь же понятен, как и кошачий.

– Va bene, Herr O'Leary, si capisce! [149]149
  Хорошо, господин О'Лири, я понял.


[Закрыть]Я разговариваю на больше чем десять языках так хорошо, что в Германии меня принимают за немец, во Франции – за француз, повсюду. Всякий язык у меня владею бегло! Вы моя труппа хотел хорошо иметь? Я согласиться, если вы дать хороший деньги.

– Сколько?

– Не знаю я, синьоре. Мирель не знает, что вы желать хотели.

– Возьмешь в Берлин меня и девять моих людей. Оттуда мы возьмем груз, который необходимо будет перевезти довольно далеко, еще столько же пути.

– Сколько миль… немецкая миль, синьоре?

– Немецких? – Бенджамен быстро пересчитал про себя. – Около семидесяти, возможно, и больше, зависит от обстоятельств. Может даже и сто.

– E, va bene! Повозки, лошадь я иметь хороший. Мирель знает, что этот груз он есть тайный, и вы, синьоре, и ваши рагацци [150]150
  Парни.


[Закрыть]скрываться должны. Тогда за это укрытие и опасная путешествие три флорина одна миля за одна человек, и еще четыре флорина одна миля за груз. Va bene?

– Что?! – крикнул Батхерст. – Столько я не заплачу! Это разбой!

Толстяк скорчил мину обиженного ребенка, покрутил пальцами и спросил:

– Сколько это господин захотеть заплатить?

– За всю дорогу из Гамбурга в Берлин дилижансом платят восемь флоринов, а это неполных сорок немецких миль! Даю половину флорина за каждую милю с головы и от груза вместе! Это или ничего!

– Это мало есть, мало деньги… Но у меня сердце к вас, синьоре. Я говорю десять флоринов один миля вместе, все голова и груз! Va bene, signore? Восемь?

Конечно, это была ужасная обдираловка. За одну только дорогу в Берлин больше трехсот флоринов, не считая расходов на содержание (это Мирель посчитал отдельно), плюс приличная сумма золотом за невозможность зарабатывать представлениями. Правда, повозки комедиантов и правда были звездой с неба. Да и сам Мирель сильно рисковал, если они попадутся. Батхерст согласился.

Через полчаса он остался на борту с Сием и Томасом. Остальных коммандос Мирель забрал в город, откуда их должны были переправить в Гамбург. Прощаясь со Сторманом, Бенджамен вручил ему зашифрованное письмо Кэстлри, в котором просил заняться «Швейцарцем» [151]151
  Судя по всему, «Швейцарца» так и не выявили, во всяком случае, в Мемориалео нем больше не упоминается. Не исключено, что Парвис солгал, выдумав в последнюю минуту имя своего начальника. Нам не известно о каком-либо французском шпионе, носившем такой псевдоним. Здесь можно выставить несколько гипотез относительно агентов Фуше, действовавших в Лондоне. «Швейцарцем» могли быть: Баярд, поначалу британский шпион, затем французский и вновь британский; Леклерк де Нуази, секретарь одного из английских министров; Ривуар, бывший шуан, высланный Фуше на «чернила и две бутылочки берега Темзы», или же, что более вероятно, Дюбушет, который, проживая в Лондоне, выдал множество роялистов, и который – как сообщает замечательный биограф Фуше, Людовик Мадлен – «погорев в Лондоне, стал служить полиции Германии и Польши».


[Закрыть]с Чейн Уок. В этом письме он нарисовал улицу и обозначил территорию, на которой следовало искать (в радиусе нескольких десятков ярдов от места, где сам он услышал мелодию, которую насвистывал Парвис). В третий раз он спросил у Стормана одно и то же:

– Можно ли доверять капитану, который повезет письмо в Лондон?

– Ведь я уже говорил вам, что это мой приятель. Ему можете доверять так же, как и мне. Его лайба выходит отсюда послезавтра. Письмо я передам ему еще сегодня.

– Хорошо. Помни, Сторман, самое позднее, через месяц ты должен быть в Кольберге. Там пристроишься и будешь ждать меня. В случае неприятностей со стоянкой, поставкой провианта или чем-то другим, обратишься к пивовару Неттельбеку. Пароль: «Черный», отзыв: «Как орел», отзыв на отзыв: «И как крест». Запомнишь? Если я не появлюсь до первого февраля, можешь возвращаться.

В час дня произошла последняя встреча с Гимелем. С ним был тот самый старичок, который дал Батхерсту газету в доме Траутмана, и который оказался замечательным специалистом по подделке документов; с ним был целый арсенал печатей, помещающийся в чемоданчике. Втроем, в течение нескольких часов они работали над паспортами, и за это время старичок очень понравился Бенджамену своим умением искусственно старить документы специальной жидкостью, а так же выводить надписи с помощью другой жидкости.

В шесть вечера специалист по подделкам собрал свои приспособления и без слов исчез. Батхерсту он оставил несколько печатей, чернила и две бутылочки с чудесными составами. После этого Гимель дал англичанину лекцию относительно прусских и германских обычаев, предписаний, законодательства и способов устраивать множество дел. Мина у него была кислая, он не спешил с шутками, не угощал вином и не цитировал древних мудрецов.

– Что-то неприятное случилось? – спросил под конец Батхерст.

– Случилось, – буркнул Гимель, – но не беспокойтесь, к вам это не относится. Обворовали меня вчера.

– В дом вломились?

– Да нет, карманники. Здесь, в Оттензее. Вся Альтона и округа забиты босяками, бегущими из Пруссии. Но я как-то не остерегся, так что сам виноват.

– Неприятно. И много у вас украли?

– Много.

– Сочувствую и от всего сердца хотел бы вам помочь. Так сложилось, что со мной несколько золотых монет…

Глаза Гимеля оживились. Он повнимательнее поглядел в лицо Батхерста – агент был удивлен, но держался настороже.

– И что вы хотите купить О'Лири?

– Совершеннейшую мелочь, несколько имен. А конкретно: имена агентов, которые работали по этому делу на вас, д'Антрагю и на моих работодателей.

– Вы с ума сошли, О'Лири! Или вы надо мной смеетесь?

– Да что вы, я не осмелился бы насмехаться над послом Его Королевского величества Людовика XVIII. По соверену за фамилию, но предупреждаю, кое-что я и так знаю, и если замечу, что вы имена придумываете, не заплачу ни пфеннига!

– Вы оскорбляете меня, О'Лири! Это… это просто недопустимо!

– Абсолютно с вами согласен, господин граф. По два соверена за имя.

Воцарилось молчание, но оно было кратким, как и румянец на лице Гимеля, когда граф мягко начал:

– Впрочем… Я могу это сделать, дело их, совершенно третьеплановое, уже завершено. Большинство из них покинуло Пруссию перед вторжением французов. Правда, я не всех и знаю. Д'Антрагю ориентировался лучше, это он держал все нити…

– К делу, господин граф, к делу, – подогнал его Батхерст.

– Вы сказали, О'Лири, по пять соверенов за имя?…

– Я сказал: три.

– Excuse-mui, видимо, я ослышался. Так вот… Товене [152]152
  Товене (Thauvenay), бывший генеральный откупщик финансов. В 1790 году эмигрировал в Гамбург, где в течение пятнадцати лет исполнял функции шефа шпионской сети графа Прованского (Людовика XVIII).


[Закрыть], через которого д'Антрагю установил контакт со мной, потом де Тилли [153]153
  Александр де Тилли (de Tilly), один из самых циничных и аморальных авантюристов эпохи, страстных бабник (из-за него несколько женщин покончили самоубийством), шантажист, автор пьес, которые ставились в «Комеди Франсез», и роялистский агент. Неоднократно проводил деловые операции в Гамбурге.


[Закрыть], который, являясь камергером Фридриха-Вильгельма и его придворным куплетистом, обнаружил автомат. Де Тилли покинул Берлин перед самым приходом французов. Потом… де Мартанже [154]154
  Боннет де Мартанже (Bonnet de Martanges), бывший профессор философии в Сорбонне, перед революцией – служил в саксонской армии, впоследствии шпион графа д'Артуа и агент роялистов в Лондоне.


[Закрыть], через которого, если я не ошибаюсь, д'Антрагю контактировал с Питтом и вашим начальником в Лондоне. Фоше-Борель [155]155
  Людовик Фоше-Борель (Fauche-Borel) (1762–1829), швейцарский книготорговец, многолетний агент Бурбонов, связанный с многими аферами того времени.


[Закрыть], берлинская книжная лавка которого была контактным ящиком; потом его кузен Витель [156]156
  Эдуард или Карл (источники расходятся) Витель, благодаря которому Фоше-Борелю удалось в эпоху Консульства сбежать из парижской тюрьмы Темпль (в восковой маске, изображавшей лицо Вителя).


[Закрыть]и несколько давних партизан Агентства [157]157
  Имеется в виду так называемое Agence de Souabe, шпионский центр Людовика XVIII на территории Германии, который полиция Фуше разгромила в самом начале Консульства.


[Закрыть]: Ферроне, Мартиньи, Пескатино [158]158
  Август Феррон, граф де ля Ферроней (1777–1842), адъютант герцога Беррийского, впоследствии (с 1827 года) министр иностранных дел Франции. Остальные имена неизвестны. Скорее всего, в этот момент Гимель начал фантазировать, чтобы вытащить побольше денег, и что Батхерст сразу же понял.


[Закрыть]…

– Хватит! – воскликнул Батхерст, – в противном случае, я выйду отсюда без гроша. Ладно, вот деньги. Еще меня интересует, кто из них знал об автомате и о проекте выкрасть его.

– Об автомате – де Тилли, о нашем плане – никто. Возможно, Фоше-Борель о чем-то догадывался, опять же, не забывайте о «Жан-Барте» и его людях.

– Пора прощаться, господин Гимель!

– Так, но я выйду отсюда первым. Вы подождите здесь до темноты, а потом мой человек переправит вас в Гамбург.

Он встал из-за стола, собрал соверены со стола и впервые за этот день улыбнулся.

–  Et quelle affaire ne fait point ce bienheureux metal, makre du monde, la clef des coeurs? [159]159
  Чего только не делает этот благословенный металл, повелитель мира, ключ к сердцам? (Лафонтен Новые басни, книга III).


[Закрыть]… Это из Лафонтена, дорогой мой О'Лири. Прощайте, и не думайте обо мне плохо.

– Ты слишком грязен, чтоб я плевал на тебя! Это из Шекспира, – ответил Бенджамен, но стоящий уже в двери Гимель его, видимо, уже не услышал.

После наступления темноты проводник перевел их через границу и по тайному проходу завел в стены Гамбурга. Разместились они на постоялом дворе «Баумхауз» и договорились с Мирелем, что выступят в дорогу рано утром.

Проснулся Батхерст очень рано. Из окна своей комнаты он наблюдал приятный вид на спящий порт, настолько забитый судами, что казалось, будто все корпуса, мачты и реи сплелись в одну паутину, которую никакому Нептуну уже никогда не распутать. Чуть поближе были видны шпили церковных колоколен, а по бокам – царящие над городом ветряные мельницы. Солнце еще не взошло, когда все уселись в две повозки Миреля, украшенные цветастыми надписями, эмблемами, плакатами, шарфами и увешанные всяческими кухонными принадлежностями. Сам Мирель ехал в первой повозке со своей половиной, которая немногим уступала ему телом (черт подери, как они занимаются любовью?! – подумал Бенджамен), с двумя детьми и двумя членами труппы, канатоходцами. Остальные повозки должны были ожидать возле Ленцена, за Гамбургом.

Из города выехали без трудностей. Поначалу продвигались вдоль заполненной островками и рыбацкими лодками Эльбы, оставляя за собой городской пейзаж, разве что башни церкви святого Михаила еще спорили с расстоянием, но вот и они исчезли из виду. Река все больше удалялась и все реже отблескивала между холмами, а после полудня и она скрылась с глаз.

В тот день они доехали до Ешебурга и остановились в придорожной харчевне, заполненной усталыми и ранеными солдатами непонятно каких соединений, пьющих и проклинающих судьбу, как только могут проклинать ее разгромленные солдаты и банкроты. Вслух говорили, будто пруссаки, которым удалось уйти целыми из под Иены, желают занять Любек, и что на Гамбург идет сильный прусский корпус, чтобы закрыться в городе и защищаться от идущих за ними французов. Батхерст вспомнил, что об этом же говорили и в Гамбурге, и что много спорили о том, нарушат ли пруссаки нейтралитет города. Все это не придавало оптимизма, поскольку, хотя нараставший хаос теоретически был ему союзником, точно так же он мог оказаться в результате губительным. В отличие от своих компаньонов, в особенности же Робертсона, Миреля и его жены, Бенджамен ел немного и без аппетита, вызывая тем самым озабоченную заинтересованность хозяина харчевни.