Текст книги "Шахматист"

Автор книги: Вальдемар Лысяк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Резким движением девица откинула за спину гриву своих черных волос и расхохоталась:

– Ха-ха-ха!!! Полиция! Полиция! Сударь, здесь даже крысы знают, что Док с полицией живет по-свойски! Полиция, ха-ха-ха!!!

Тут Батхерст подумал, что этот таинственный Док для него словно подарок с неба, даже если бы он год ломал голову, то не придумал бы более подходящего случая для проверочного экзамена, без которого в предстоящем деле обойтись было невозможно.

– Те, что били тебя, это люди Дока? – спросил он.

– Да, сударь.

– Где я смогу их найти?… Ну, чего ты делаешь такие глаза? Спрашиваю: где?

– Неподалеку отсюда, сударь, в закоулке, который люди называют Лоу Лейн, в пивной «Слепой кот». Но туда лучше не заходить, сударь.

– А вы где живете?

– В «Задних слумсах» [67]67
  «Задние слумсы» («back slums»), называемые еще «Святой землей», в квартале Сен-Жиль. В 1806 году это уже были лишь остатки одного из главных мест проживания лондонских проституток, нищих, бродяг и других отбросов общества.


[Закрыть].

– Уматывайте домой.

Только сейчас он вспомнил, что оставил свою приятельницу одну. Уже уходящего его задержал шепот девушки:

– Ничего я сегодня не наторговала, малыш останется голодным.

– У тебя есть ребенок?

– Да, сударь, сыночек.

Бенджамен сунул руку в карман и подал ей монету.

– Сударь, но ведь это же золото!

– Знаю. Тебе хватит на несколько дней. Все это время сиди дома. Из Лондона уезжать не придется. До конца месяца ни Дока, ни его банды уже не будет. Я тебе обещаю.

И вновь, как только он хотел уйти, его задержали. На этот раз нищий, который сказал:

– Мистер, не знаю, кто вы такой, и почему делаете так, как делаете, но знаю, что за всю свою жизнь еще не видел подобного вам человека. Я знаю, что мои слова для вас ничего не значат, но я уже стар и знаю этот район с детства, так что послушайте меня. Здесь королевской власти никогда не было, вообще никакой власти, кроме власти таких, как Док. До него, еще при жизни моего родителя, здесь правил «Арфист», перед ним – Вайлд [68]68
  Джонатан Вайлд (Jonathan Wild). Поставлял на суда схваченных им самим бандитов (он называл себя генеральным охотником за ворами Великобритании и Ирландии), но только тех, кто ему не подчинялся, в действительности же стоял во главе крупной преступной организации в Лондоне. Казнен в 1725 году, когда был уже очень знаменит. По «Арфисту» мне не удалось найти никаких сведений.


[Закрыть], а перед Вайлдом наверняка был кто-то другой, такой же. Даже целая армия, если бы вы, сударь, привели ее сюда, не справилась бы, поскольку здесь гораздо больше подземных проходов и подвалов, чем улиц. Так что не лезьте на них, сударь, ведь вы только начинаете жить.

– Закончил? – спросил у него Бенджамен.

– Да, сударь, только…

– Хватит, у меня нет времени. Я сказал – через десять дней.

Из темноты появился силуэт его приятельницы-актрисы.

– Бенджамен! Долго ты будешь тут торчать? Я замерзла! О Боже, твое пальто!

Пальто с пелериной, которое свалилось с плеч во время схватки, уже успело напитаться водой в луже и сделаться похожим на мокрую тряпку. Бенджамен махнул рукой, взял спутницу под руку, и они ушли, не обращая больше внимания на девушку и старика.

Девица, сжимая в пальцах золотую монету, глядела им вслед, на кружевное платье и золотистые, мастерски уложенные локоны актрисы, на ее блестящие ботиночки и деликатный профиль, обращенный к лицу мужчины, слышала ее щебечущий голосок, пока оба не исчезли за углом театра. Из глаз проститутки лились слезы, проделывая две тонкие канавки в толстом слое румян.

После этих, уходящих на несколько часов назад ретроспекций, мы можем вернуться к утру 22 октября 1806 года, когда Бенджамен Батхерст маршировал к своей цели с живой тенью за спиной, не избавленной и от собственной тени. На Адельфи Террас, проходя мимо дома, обозначенного номером 5, он уважительно приподнял шляпу, что – принимая во внимание, что никто мимо не проходил, и никого не было в окнах – наверняка бы удивило человека, прибывшего с континента. Но отнюдь не лондонца, ведь им было известно, что именно в этом доме умер великий Гаррик [69]69
  Дэвид Гаррик (1717–1779), один из величайших актеров в истории английской сцены, несравненно игравший шекспировские роли, знаменитость и владелец театра Друри Лейн, а так же автор комедийных пьес. Оба его дома, лондонский и загородный (Хэмптон Хаус), много лет почитались любителями театра и это почитание доходило до культового.


[Закрыть], так что перед Адельфи Террас, 5 приподнималась не одна шляпа.

Со Стренда Бенджамен свернул на Саутхемптон Стрит, а затем – через Ковент Гарден, Джеймс Стрит, Лонг Акр и Друри Лейн добрался до Хай Холборн. Здесь следовало бы вспомнить, что по дороге он несколько сошел с курса, чтобы отыскать тот закоулок без названия, который люди называли Лоу Лейн. На это понадобилось какое-то время. Но в тот самый момент, когда он постучал в двери дома миссис Джибсон, часы на какой-то башне как раз заканчивали отбивать девять часов.

– Невероятно! – подумал Кэстлри, видя входящего Батхерста.

Невероятным его лордству казалось то, что блондин с лицом ребенка, с румянцем, словно у стыдливой девушки, с небольшими ярко-красными губками и локонами, которые рисуют амурчикам на французском фарфоре, стройненький маменькин сынок, десять часов назад решительно расправился с опытными бандитами. Даже пяти минут разговора хватило Кэстлри, чтобы его удивление сменилось уважением, а потом – чем-то вроде страха перед этим мальчишкой, говорившим исключительно коротко, не говорившим ни единого лишнего слова, не улыбавшимся, от глаз, которого невозможно было отвести взгляд, совершенно не соответствующих умилительно красивой оправе – холодных и казавшихся мертвыми, как глазницы черепа. Хозяин приветствовал гостя улыбкой.

– Весьма рад, Бенджамен, присаживайся.

– Приветствую вас, милорд.

Это «приветствую» прозвучало как «не желаю какой-либо фамильярности», но было уже поздно, и Кэстлри, не имея возможности сменить тон, начал объясняться:

– Я помню тебя еще ребенком, кажется, это было лет восемь назад, в Оксфорде… или, погоди… в Дурхаме?

– Не знаю.

– Не помнишь? Это было, когда твой отец…

– Не помню!

Кэстлри услышал в ответе злую нотку.

– Ты не облегчаешь нашей беседы, Бенджамен.

– Я пришел сюда не для того, чтобы вспоминать о детстве.

– Ладно, давай перейдем к делу. Ты принял решение?

– Да.

– Как тебе известно, до тебя мы обратились к Уилсону, но он, к сожалению, отказался. Не стану скрывать, что меня это обеспокоило, потому что Уилсон – это мастер.

– Я лучше Уилсона.

– Ты всего лишь зазнайка, и я уже начинаю сомневаться, не следовало ли…

– Обдумайте сами свои сомнения, милорд, и если вам удастся развеять их еще сегодня, дайте мне знать, – сказал Батхерст, поднимаясь со стула. – Завтра меня в Лондоне может не быть. Прощайте, сэр.

Кэстлри почувствовал желание угостить наглеца розгами, но по некоторым причинам этого не сделал. Во-первых, розг у него под рукой не было, во-вторых, ему уже было известно, что человек, собравшийся поднять руку на этого юношу, должен перед тем написать завещание, а кроме того, ему срочно требовался некто, способный реализовать его план, человек настолько же дерзкий. Он взял себя в руки, заставил улыбнуться и задержал Батхерста возле самой двери:

– Погоди, Бенджамен, присядь, пожалуйста! Присядь, присядь. Ты и вправду слишком горяч. Я не хотел тебя оскорбить и имел в виду лишь то, что ты еще не слишком опытен, в то время как за Уилсоном уже несколько кампаний и разведывательных миссий. Он бы не позволил, как это сделал ты, безнаказанно следить за собой несколько часов. Еще со вчерашнего дня мне известно о каждом твоем шаге…

Кэстлри снизил голос, ожидая изумления, вопросов, гнева. Но ничего такого не дождался. Батхерст даже не дрогнул; он сидел, всматриваясь в своего собеседника взглядом, в котором безразличие смешивалась со скукой.

– Естественно, Бенджамен, ты понимаешь, что речь здесь не об отсутствии доверия, и, собственно говоря, это была даже не слежка, но охрана. Со вчерашнего дня ты сделался для нас весьма ценным и, поскольку шатаешься по местам, где очень легко получить нож под ребро, я послал одного из своих людей, чтобы он тебя охранял. Ночью он дал отчет о твоем благородном поступке на Март Стрит и возвратился к дому той миленькой комедианточки, чтобы утром сопровождать тебя сюда… Поверь мне, это хороший специалист, и он тебе пригодится…

– Нет.

– Почему нет? Сам же ты задания не выполнишь, тебе понадобятся хорошие люди.

– Мне нужны очень хорошие. А этот даже наполовину не хорош, совсем плохой. Позовите его, милорд.

Кэстлри подошел к окну, открыл его и глянул вниз. В редеющем тумане у основания лестницы, под оградой маячил силуэт стоящего человека.

– Степлтон!

Голова стоящего дрогнула, но тут же застыла.

– Степлтон, ко мне! – уже громче повторил Кэстлри.

Снаружи ему ответило молчание, а изнутри – голос Батхерста:

– Он не сдвинется с места, милорд.

– Почему это, черт побери?

– Он не хочет, чтобы его плечо выбили из сустава. Тот второй, что стоит за ним, вывернул ему руку.

– Второй? В этом тумане я ничего не вижу. Кто же этот второй?

– Азиат, наполовину китаец, наполовину Господь знает кто. Несколько лет назад его привез из Китая Берроу, секретарь посольства Макартни [70]70
  Имеется в виду неудачная миссия британского посланника Макартни в Пекин, в 1793 году.


[Закрыть]. Когда он начал стареть, его выбросили на улицу, а я его приютил. Он немой, японские пираты вырвали ему язык где-то в Корее; к тому же он не молод, но до сих пор способен справиться с десятком, а то и более таких молодцов, как тот, которого вы, милорд, назначили для моей охраны. Он способен делать такие вещи, которые не снились никаким Уилсонам и им подобным, к примеру, ребром ладони перебить пару кирпичей, фрамугу окна или позвоночник. Он и меня научил немного. По-китайски это называется как-то на к… [71]71
  Батхерст имеет в виду либо изобретенное в Индии три тысячи лет назад и перенесенное в Китай буддийскими монахами кемпо, либо (что более вероятно) кунг-фу, наиболее жестокий и эффективный метод боя с помощью рук и ног, который в Японии сделался мягче и принял название «карате».


[Закрыть]

Говоря это, Батхерст подошел к окну и крикнул:

– Сий!.. Отпусти его и иди сюда.

Кэстлри упал в кресло. Он чувствовал себя униженным. Юнец, которого он собирался поучать, постепенно завоевывал перевес над ним.

Через мгновение в комнату бесшумно вошел смуглокожий, низкий мужчина с морщинистым, словно сушеная слива лицом. За ним можно было заметить перепуганное лицо миссис Джибсон. Кэстлри отослал ее движением руки.

– Вольно, – приказал Батхерст слуге. Метис уселся на корточках возле камина и, прикрыв глаза, застыл сложив руки, будто собирался молиться. Кэстлри с ужасом отметил, что ребра ладоней на этих руках неестественно большие, синие и опухшие, кожа на них напоминала ороговевший гнойник. Он перевел взгляд на руки Бенджамена и лишь сейчас заметил, что его деликатные, чуть ли не женские ладони тоже носят на ребрах зачатки подобных наростов.

– Милорд, – отозвался Батхерст, – советую вам больше не присылать ко мне шпиков, разве что вы желаете навечно избавиться от кого-нибудь из них. Могу ли я увидеть «Шахматиста»?

Кэстлри открыл тайник в пианофорте и молча положил на стол гравюру, изображавшую автомат фон Кемпелена. Через какое-то время, в течение которого Бенджамен молча изучал рисунок, он спросил:

– Как ты оцениваешь мой план, Бенджамен? Мне кажется, я предусмотрел все возможности и все принял во внимание, понятное дело, в самом общем смысле. Мелочи будешь решать сам, на месте, здесь я даю тебе полнейшую свободу.

– Прежде всего, мне нужен код Наполеона, милорд. Я имею в виду его характерные движения, высказывания, привычки, любимые блюда, возможно – действия. Все это я должен иметь перед отъездом. Ваше дело, милорд, каким образом вы это добудете, но достать это нужно обязательно, поскольку я не уверен, удастся ли мне провести этого польского монаха ко двору императора, а ведь он обязан изображать Наполеона достоверно, даже если это ему придется делать всего пару часов. Одного лица, похожей фигуры и одежды здесь недостаточно. И опять же, вы не все предусмотрели, ведь если у монаха будет какое-то родимое пятно или болячка на лице или на руках, вся операция лопнет!

И снова Кэстлри онемел. Естественно, об этом они не подумали. Этот мальчишка импонировал ему все сильнее, но все больше пугал, как пугает человека безошибочная машина, принципы функционирования которой кажутся ему непостижимыми.

– Все будет в порядке, Бенджамен. Здесь пятнадцать тысяч фунтов на первые расходы. Отчитываться будешь передо мной. Если этого не хватит, получишь еще. Сколько времени понадобиться тебе на то, чтобы собрать группу?

– Этот вопрос должен звучать по-другому, милорд. Сколько очень хороших людей удастся собрать за имеющееся в моем распоряжении время, то есть, где-то за неделю? Ответ такой: не знаю. Все будет зависеть от удачи. Пока что нас двое – я и Сий.

– Еще сегодня, самое позднее, завтра, вас будет пятеро. Не забывай, Бенджамен, что троих я уже нанял.

– Не забывайте, милорд, что это не вы, а я буду рисковать жизнью, поэтому я, и только я, буду решать, кто со мной отправится. Меня не волнует, что поляк разговаривает по-польски, а у Робертсона имеются контакты с шотландцами в Шамотулах. Если у меня должно быть десять человек, это должно быть десять моих пальцев. Предпочту иметь на три пальца меньше, чем десяток с одним искусственным, поскольку в решающий момент протез может подвести. Недели хватит, чтобы найти несколько людей, но недели весьма мало, чтобы убедиться, чего они стоят. Поэтому перед отъездом я устрою им экзамен в Сторгейте и его окрестностях – те, кто этот экзамен выдержат, будут достойны любого доверия.

– Ты что еще придумал, Бенджамен? Если какую-то авантюру, то не советую. После приключений в Сторгейте выходят либо на четвереньках, либо вообще не выходят. Ты что, собираешься брать на корабль калек?

– Калек и трупы оставлю, зато буду уверен, в тех, кого возьму, что это везунчики, а такие будут нужны мне более всего. Ибо, вопреки тому, что вы, милорд, предполагаете, а ваша идея, не спорю, весьма хитроумная, но обычные счастье и удача тоже может быть козырем в этой игре. Если же их не будет, даже сотня гениальных планов не помогут нам изменить ход истории, ведь как еще назвать похищение императора?

– Императора, императора!.. – процедил Кэстлри. – Это самозванец, корсиканский парвеню! А ты говоришь о нем тоном какого-нибудь француза.

– Я всегда, милорд, говорю таким тоном, каким желаю говорить, и если кому-нибудь этот тон не нравится, тогда этот человек и не должен со мной разговаривать. Буду откровенен и прошу правильно понять то, что я скажу. Во мне нет ненависти к Наполеону. В отличие от всех вас – я его уважаю. Если бы он не был таким, то сейчас разводил бы караулы в каком-нибудь провинциальном гарнизоне, а не потрясал половиной Европы. Вы считаете его дешевым негодяем – дело ваше. Если бы он был таким, вы не покупали бы меня за миллион фунтом для схватки с ним. Не ваши мотивы меня интересуют, но сама игра, поскольку обещает быть интересной. Думаю, на сегодня это уже все. Зайду завтра, чтобы увидеть ваших орлов, милорд. Да, еще одно. Где я должен размещать людей, которых найду?

– В этом доме. Пропуском будет пароль «шах королю». Я приготовил одну комнату для тебя, для остальных же несколько спальных мест в большом зале. Они могут здесь спать, есть, всего будет достаточно. Обслуживать их будет Степлтон.

– Прекрасно, в лакеи он годится. До свидания, милорд. Пошли, Сий!

Он и его слуга, поднялись, и в тот же момент встал с места и Кэстлри, со словами:

– Я проведу тебя, Бенджамен. Признаюсь, я не очень тебя понимаю. Ладно, в тебе нет ненависти к Бонапарту, но ведь эта шахматная партия тесно связана с политикой. Ведь ты же не скажешь, что и политика тебя не интересует.

– В данное время – она мне совершенно безразлична.

– А Англия?

– Англия у каждого своя. Для вас, милорд, Англия – это ваше министерское кресло, ради которого вы все это выдумали. А без него Англия интересует вас так же, как бедняка, который Англию видит в куске говядины. И что остается? Слова.

– Давай не будем дразнить друг друга, Бенджамен, так будет лучше для нас обоих. Если я спрашиваю это, то потому, что не понимаю твоих побуждений. И, наконец, говоря откровенно, шансы в этой игре – один к ста. Так ради чего? Ради денег? Или тебя привлекает интеллектуальная игра, или может, слава и ты мечтаешь о пьедестале? Скажи мне правду, пожалуйста, мне хотелось бы знать.

Они находились уже на половине лестницы. Батхерст остановился и, повернув лицо, поглядел хозяину дома прямо в глаза. И ответил тоном, совершенно иным, чем до тех пор. Если бы Кэстлри не был столь шокирован впечатлением, которое осталось от встречи с этим молодым человеком, он обязательно почувствовал бы певучую, меланхолическую нотку:

– Милорд, я уже сказал вам правду, только вы пропустили ее. Игра, со своим непостоянством, сердечной дрожью, напряжением и безошибочным расчетом, без которой теряется смысл существования. Меня возбуждает сама игра. В ней имеется все самое прекрасное, что можно взять от жизни. Потому я и хочу сыграть эту шахматную партию живыми фигурами. Вы понимаете меня, милорд? Это как религия. Можно проводить жизнь за письменным столом, в собственном доме, на корабле, в кузнице или на троне, но все это тюремные камеры, если в них нет радости жизни, которая существует внутри человека, а не только лишь во внешних проявлениях. Суп и бифштекс можно съесть и без соли. Политика, мудрость, доводы, причины, следствия… Милорд, да что все это стоит? Пламя свечи, тепло женского тела, моя рука на прикладе и мысль: успею или не успею, собачья преданность Сия – благодаря им жизнь стоит жизни. Политика и ваши всемирные замыслы – это пустыня, в которой песчинка ощущает рядом с собой такие же песчинки, сухие и обожженные. Меня среди них нет и не будет… Вот вам вся правда, милорд. Прошу не опасаться. Не знаю, удастся или нет, но я сделаю все, что только смогу, чтобы выиграть и привезти его вам. До свидания.

Двери закрылись, и Кэстлри остался один. Сквозь окна пробивались лучи солнца, побеждавшего туман и холл сделался светлее, но он этого не замечал – слепой с открытыми глазами. То, что он сейчас испытывал, было странной смесью ненависти и радости. Он понял, что нашелся человек, который, как никто другой на свете годится для реализации его планов. И радуясь этому, одновременно он ненавидел и завидовал, как тот, кто не верит в Бога, завидует верующим потому, что у них в душе имеются алтари.

Тем временем, Бенджамен Батхерст направлялся к дому, в котором намеревался застать Роберта Уилсона [72]72
  Адрес этого дома в Мемориалене сообщается, но там написано: «очень близко», так что, возможно, речь шла о доме семьи Уилсона, стоявшем на Грейт Рассел Стрит, действительно очень близко от резиденции миссис Джибсон.


[Закрыть]. Он встретился с ним, и после краткого обмена мнениями открыл коварство своего родственника. Тогда он подумал, что следует быть осторожнее в этой стае лис, которые обманывают друг друга, поскольку не исключено, что кто-нибудь из них может оказаться провокатором, шпионом или еще Бог знает кем, но желающим, чтобы операция закончилась фиаско.

– Знаете ли вы, – спросил он Уилсона, – какое задание хотел вам доверить сэр Персеваль?

– Мне известно лишь то, что речь идет о какой-то направленной против французов акции на территории Пруссии, – ответил на это Уилсон.

– Для выполнения этой задачи, – продолжал Бенджамен, – нужно несколько опытных людей. У меня всего лишь неделя на то, чтобы их найти. Я занял место, которое было предназначено для вас, сэр.

Уилсон совсем не удивился тому, что настолько важное задание, что сам Спенсер Персеваль исполнял роль вербовщика, было доверено юноше, похожему на воспитанную девушку из хорошего дома. Сам Уилсон был всего на шесть лет старше Батхерста. Он родился в 1777 году, и играть с жизнью в азартные игры начал с 16 лет и многократные возможности заглянуть смерти в глаза научили его читать в глазах других людей. В глазах сидящего напротив него денди Уилсон отметил нечто, что даже самых больших забияк (если только у них достаточно ума) заставляет избегать задираться с подобного рода людьми, чтобы не тратить средства на очень длительное лечение. В одно мгновение между ними образовался тот магический, инстинктивный флюид, который сближает две подобные натуры, словно зверей одной породы, встретившихся в джунглях, переполненных заурядными представителями фауны. Собственно говоря, их отличали только две вещи: Уилсон был классическим пассионарием типа «a foolish Englishman» [73]73
  Англосаксонская поговорка, дословно: сумасшедший англичанин.


[Закрыть]и страстно интересовался политикой. Если же не считать этого, они были идентичными: тонированная экстравагантность, головокружительная бравада, не лишенная хладнокровия в самом жарком огне, откровенные реакции сердца, виртуозное владение оружием. Каждый из них принадлежал к семейству появлявшихся в любую эпоху Божьих Безумцев, наследующих или же прививающих себе гены Сирано де Бержерака и д'Артаньяна, Баярда и Дюгесклена, Кортеса и Кука – и всех им подобных с самого сотворения мира.

– Где конкретно должна состояться операция, и в чем ее цель? – спросил Уилсон.

– В чем состоит цель, вы могли узнать, если бы приняли предложение. Где конкретно, я и сам точно не знаю, это будет зависеть от развития военной ситуации. Как вы считаете, дойдут французы до Вислы?

– Легко, как если бы маршировали по Елисейским Полям. Русские не станут оказывать сопротивления, разве что уже за Вислой. А пруссаки? Даже если они создадут новую армию, в чем я сомневаюсь, то лишь затем, чтобы отметиться в истории еще одной Йеной.

– Выходит, вам уже известно о поражении пруссаков? – удивился Бенджамен.

– Я узнал об этом от сэра Персеваля, но никому не скажу и вместе с другими стану вежливо ждать официальных известий. То, что я связан с иной, чем вы, политической группировкой, еще не лишило меня таланта хранить доверенные мне секреты, мистер Батхерст.

– Если бы я в этом сомневался, мистер Уилсон, я бы не пришел сюда и не разговаривал бы с вами о своих секретах. То есть, вы утверждаете, что пруссаки вылетели из игры, даже если бы им удалось собрать еще одну армию?

– Да. Армия, в которой семидесяти процентам офицеров, даже низшего ранга, уже больше, чем по пятьдесят лет; генералы наследуют посты вместе с имениями и где половина солдат – это чужеземные отбросы, а вторая половина – это крестьяне, над которыми во время муштры издеваются словно над животными во время полевых работ; такая армия не способна выиграть у стаи голодных волков, которых ведет за собой гениальный оборотень. Так что нечего питать надежды, Пруссия долго не выдержит.

– Сколько времени понадобится французам, чтобы дойти до Вислы?

– Кто же может это знать? Месяц, два, может и три, но наверняка не больше. Сейчас они какое-то время потратят на захват крепостей, чтобы очистить себе тылы, и только это задержит их марш. Но с несколькими людьми их не задержать, мистер Батхерст.

– Это мы еще посмотрим.

– Отлично, наконец-то ответ у меня в кармане. Вы хотите убить «малыша Бони» [74]74
  Little Boney – насмешливое прозвище Бонапарта, присвоенное ему англичанами.


[Закрыть], потому что, только таким образом несколько человек способны остановить его армию. Я бы за это не взялся.

– Я тоже, по тем же самым причинам, мистер Уилсон. Я не наемный убийца.

– Это меня радует.

– Как сами видите, мистер Уилсон, не каждый ответ, основанный на логических предпосылках, должен обязательно быть верным. Ладно, не будем об этом, я не могу раскрыть тайны. Теперь к делу. Я пришел к вам затем, что мне нужно несколько молодцов. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь? Какой-нибудь контакт, адрес…

Уилсон помолчал, размышляя. Наконец ответил:

– Знаю одного моряка. С корабля он смылся [75]75
  В то время на улицах регулярно хватали мужчин, чтобы пополнить флотские экипажи. Дезертирство было широко распространено, хотя за это грозила смерть.


[Закрыть]. Сейчас скрывается в Блекволле [76]76
  Сейчас Блекволл – часть Лондона возле впадения реки Лиа в Темзу. В начале XIX века здесь еще находились лондонские корабельные пристани, впоследствии замененные доками.


[Закрыть]. На судно возвращаться не желает, поскольку там его угостили «кошкой» [77]77
  «Кошка», «кошка с пятью хвостами» – на морском жаргоне, 5-хвостая плетка, которой производили наказания на кораблях английского военного флота.


[Закрыть]. Сейчас чем-то занимается с речными бандитами [78]78
  Речные пираты, которых еще называли ночными грабителями, были истинной казнью египетской для Темзы. Они грабили товары с судов, стоявших на якоре в Блекволле.


[Закрыть]или с ламперами [79]79
  Ламперы (the lumpers) – докеры, занимающиеся грабежом товаров.


[Закрыть], толком не знаю, но сам он мечтает о чем-нибудь другом. Если вам удастся купить его, он вам весьма пригодится.

– Что он умеет?

– Убивать, ведь вы ищете таких. К тому же, умеет спасать жизнь, как мне на Ла Плате [80]80
  В 1806 году Уилсон принял участие в экспедиции коммодора Попхема на Ла Плату (цель состояла в захвате Буэнос-Айреса). Там он командовал кавалерией. Возможно, что упомянутое им спасение было связано со случаем, который произошел с ним в июне, когда он уже отплывал в Англию. Переходя с судна на судно, он упал в море, и чуть не погиб.


[Закрыть]. Стреляет он неважно, паршиво держится в седле, хорошо метает нож, очень хорошо плавает, фантастически пользуется веревкой и гениально пьет.

– Относительно веревки, что это означает?

– Это означает, что из веревки он может сделать все, что угодно. Петлю, которую закинет вам на шею быстрее, чем вы нажмете на курок; веревочную лестницу, сеть; ему известны тысячи узлов. И его невозможно споить, даже если, не знаю, сколько в него влить. Я подумал о нем, поскольку он знает немецкий язык…

– Где я его могу найти?

– В Блекволле. Каждый вечер он выпивает в пабе на берегу Темзы. Достаточно войти и крикнуть: Том «Веревка» [81]81
  Rope – по-английски, веревка, шнурок.


[Закрыть]! Его так зовут.

– А как называется это заведение?

– А никак не называется. Вы найдете его без труда, потому что передняя стена служит для наклеивания объявлений о наборе в Ройял Нэви [82]82
  Королевский Военно-Морской Флот.


[Закрыть]. Том, это единственный парень, которого могу вам рекомендовать. Будучи на вашем месте, я бы его взял… Еще могу посоветовать переговорить с одним известным мне гонцом с Боу Стрит. Очень способный тип, и наверняка у него есть несколько тузов в рукаве, вот только продаст ли он их? Понятия не имею. Во всяком случае, можете сослаться на меня.

Около часу дня Бенджамен Батхерст уже третий раз в течение дня прошел мимо театра Ковент Гарден. Так уж складывалось, что здание театра соседствовало с улицей Боу, на которой размещалось управление полиции тогдашнего Лондона. Впрочем, вся лондонская полиция, созданная в середине XVIII века мировым судьей Джонатаном Филдингом, носила свое название по этой улице, а ее служащие – достойное хвалы наименование «Боу Стрит раннерз» [83]83
  Гонцы (или курьеры) с Боу Стрит. Скотланд Ярд (название так же было взято от улицы) был создан только в 1829 году.


[Закрыть].

Полицейский, которого порекомендовал Уилсон, принял Бенджамена в ободранной и мрачной комнате с голыми стенами, единственным украшением которых было грубо намалеванное изображение какой-то битвы. Стол, за которым сидел хозяин, был засыпан кучей бумаг, множество которых валялось и на полу. Там даже не было второго стула, поэтому Батхерст вынужден был стоять, в то время как лежащий у двери бульдог не спускал внимательных глаз с его фигуры. Выслушав просьбу, полицейский лишь развел руками и сказал:

– Дорогой! У меня самого людей не хватает. Если бы у меня были средства, то я нанял бы пару сотен, вышколил и очистил от бандитов Сторгейт, Сен-Жиль и другие гнойные ямы. В Ньюгейте [84]84
  Олд Ньюгейт Прайсон, лондонская тюрьма, в которой исполнялись смертные приговоры.


[Закрыть]не хватило бы места. Но нас мало, слишком мало, а самое паршивое что всего лишь некоторые, как Таусенд [85]85
  Знаменитый гонец с Боу Стрит, Питер Таусенд, впоследствии – охранник короля Георга IV.


[Закрыть]или Бирни [86]86
  Еще один знаменитый «гонец с Боу Стрит» того времени, Ричард Бирни (около 1760–1832).


[Закрыть], разбираются в деле. Черт подери, ведь преступники, имен которых мы не знаем, правят целыми районами, потому что у меня нет людей для расследования и даже просто для того, чтобы дать им по морде, а вы тут приходите, словно на рынок, чтобы прикупить несколько ребят, причем – самых лучших! Идите к черту, у Уилсона с головой не в порядке, зачем он мне крутит мозги. Самых лучших! Я только что потерял самого лучшего стрелка, сержанта, за сотню ярдов попадавшего человеку туда, куда вам только будет угодно: в голову, так в голову, в ногу, так в ногу, то ли в левую, то ли в правую, захотели бы в жопу, тоже бы не промахнулся. И вот, неделю назад он тоже не промахнулся, но был вечер, видно плохо, я ошибся и указал ему не того, кого хотел. Он пришил ни в чем не виновного лавочника. И ничего ему не объяснишь. Мы уже все его уговаривали, что, мол, не его вина, а моя, но все напрасно. Что-то в голове перевернулось, службу бросил, теперь молится целыми днями, поет псалмы и даже моет полы перед мессами, кретин! Еще в монахи запишется! Я тут голову ломаю, кем бы его заменить, а вы тут…

– Где я его смогу найти?

– У Святой Марии на Стренде. Только поверьте, вам будет жаль потраченного времени. Я был там уже пару раз, и только зря бил ноги.

Бенджамен узнал про снайпера все, что хотел, отложил эти сведения в памяти и перебил полицейского вопросом:

– Вы слышали о Доке?

– Ну, слышал, и что с того?

– Знаю, что он доставляет вам неприятности, и я, если бы вы продали мне пару хороших людей, мог бы…

– Я уже сказал: не дам ни одного! Док меня не касается, это не наше дело, а людей из речной полиции [87]87
  Имеется в виду созданная в 1798 году Патриком Колхауном Marino Police (в настоящее время – Thames Division) – Полиция Темзы, следившая за порядком на реке и берегах.


[Закрыть]. Дока разрабатывает Литтлфорд. У них есть свое бюро на Уоппинг Нью Стейрз, но вам лучше было бы зайти к нему домой, на Петтикоат Лейн. Номера не знаю, но это точно напротив вылета маленькой такой улочки, что идет от Уэнтворт Стрит. Идите, только ставлю пять гиней против одной, что ничего не устроите.

– А я ставлю пятьсот, – ответил Батхерст.

При этих словах полицейский вскочил со стула.

– Что?! Вы сказали: пятьсот?

– Нет, я сказал: тысяча. Тысяча гиней, выплачивается в течение недели за каждого парня, у которого за спиной несколько лет практики, которому в этой жизни нечего терять и которого я мог бы взять с собой, скажем, в Канаду.

Сейчас они оба стояли, один неподвижный как камень, а второй дрожащий от возбуждения.

– Вы это серьезно? – выдавил из себя полицейский.

– Абсолютно. Но заплачу я, понятное дело, исключительно за первый сорт.

– Так, так, вот только… Те, которые у меня сейчас, не подходят. Имеется несколько даже неплохих, но у них семьи, к тому же вы ищете лучших… Погодите! Кое-что у меня имеется. Пару месяцев назад я прищучил Руфуса Брауна. Слыхали о нем?

– Нет.

– Старый солдат, был в Сирии со Смитом [88]88
  Уильям Сидней-Смит (1764–1840), впоследствии адмирал. В 1799 году не дал Наполеону возможности захватить Акку.


[Закрыть]. Только не в армии, а в специальном диверсионном отряде. В 1804 году отрубил голову своему начальнику, какому-то капитану, который соблазнил его дочь. Девушка покончила с собой. Мы гонялись за ним два года, и в конце концов, по чистой случайности, он попался. На дилижанс, в котором он ехал, напали бандиты, а он перестрелял их словно уток. Потом появились солдаты, стали его благодарить. Он даже чуть не получил награду, но кто-то его узнал, тут вызвали меня, и вот теперь парень проживает на Ньюгейт Стрит [89]89
  То есть, в тюрьме Ньюгейт.


[Закрыть]. За дополнительную тысячу я могу сделать так, что он сбежит. Я знаю, с кем все это можно устроить, только этот кто-то даром ничего не делает. Так как?

– Нет.

– Браун – это настоящее сокровище! Ему грозит пеньковый галстук, так что он с охотой смоется с вами с Острова. Восемьсот гиней, согласны?

– Пятьсот, если это и вправду сокровище, и ни фартингом [90]90
  Самая мелкая монета, ходившая в то время в Англии.


[Закрыть]больше. Когда и где я его получу?

– У меня, здесь, через две недели.

– Через пять дней, или никогда. Я зайду за этим человеком в понедельник.

Батхерст покидал дом на Боу Стрит, еще сильнее укрепившись в уверенности, что полиция состоит из людей, которых всегда можно купить, и что это ее свойство может быть весьма полезным [91]91
  Один из самых знаменитых «Гонцов с Боу Стрит» накопил почти двадцать тысяч фунтов стерлингов, и все прекрасно знали, что не из жалования.


[Закрыть].

Боу Стрит вела прямо к Стренду, но в третий раз штука не удалась. В этот раз Батхерст не застал человека, которого желал увидеть. Собор Святой Марии не был пустым, но никто из находившихся в нем никак не походил на кающегося, тем более, что это были одни женщины.

До вечера Бенджамен устроил еще одно дело: чтобы не пользоваться каретой «стейдж коч» [92]92
  Дилижансы на шесть человек, обслуживающие центр Лондона и связывающие его с предместьями.


[Закрыть], он нанял небольшую одноконную повозку того типа, который станет популярным лишь с 1814 года. На основном сидении помещалось два человека, третий сидел на козлах. Первым хозяином вожжей сделался Сий.

На следующий день (это был четверг, 23 октября 1806 года) Бенджамен перед полуднем появился в доме миссис Джибсон, где застал Кэстлри, поляка и Хейтера. Кэстлри так представил его:

– Это ваш командир. Вы должны слепо подчиняться ему.

– Ваши имена? – спросил Батхерст.

– Юзеф.

– Брайан.

Бенджамен подошел к поляку.

– Оружие при себе имеется?

– Да.

– Да, сэр.

– Да, сэр, имею. Два пистолета.

– Дай.

Батхерст взял их в руку, какое-то время примерялся, потом подал Хейтеру.

– Ты механик и оружейник, так?

– Так, сэр.

– Пистолеты плохие. Можешь сказать, почему?

Тот повертел оружием, несколько раз меняя захват.

– Они слишком тяжелые, сэр. Рукоять слишком широкая. Я бы передвинул центр тяжести на дюйм вперед.

– Хорошо. Верни их мне.

Батхерст вложил один пистолет себе за пазуху, второй положил на крышке пиано-форте, после чего встал в трех шагах от поляка и сказал: