Текст книги "Завещание Императора"

Автор книги: Вадим Сухачевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Валленрод, не спускавший с лейтенанта проницательного взгляда, кажется, разгадал его мысли и спросил:

– "Но он-то еще жив!" – об этом, я так полагаю, думаете вы, глядя на меня?

– Не лишено здравого смысла, – вынужден был согласиться фон Штраубе. – Вы живы, сей факт очевиден, и это, по-моему, разрушает выстроенную вами концепцию, смысла которой я, впрочем, пока не могу уловить.

– Во-первых – пока что жив, всего лишь пока что, мой друг! Всегда в таких случаях добавляю. Ибо нет в мире ничего более переменчивого, нежели это "пока что", если речь идет о таком почти невесомом пустяке, как человеческая жизнь, тут уж вы поверьте моему богатому опыту. Ну, а во-вторых – заметьте, лейтенант, я ведь и не пытаюсь извлечь из вас какую бы то ни было информацию. Если бы захотел, то, не сомневайтесь, изыскал бы необходимые средства ее из вас вытащить, таких средств, причем абсолютно действенных, у нашей службы существует превеликое множество. Однако, хоть я и далеко не трус (вы, надеюсь, поверите), но здоровый инстинкт самосохранения все же присутствует и во мне, он не однажды выручал меня в самых пиковых ситуациях, поэтому и на сей раз, хоть и слабо, но надеюсь… Кстати, вы, должно быть, голодны? Перейдем же, поэтому, к столу и продолжим наш разговор за трапезой. Ввиду его особости, как-нибудь обойдемся, я полагаю, без лакеев.

После того, как пересели к накрытому столу и генерал-майор, сам разлив вино, без тоста пригубил из своего бокала, фон Штраубе первым нарушил тишину.

– И все-таки, ваше превосходительство… – тоже пригубливая, сказал он,

…и вдруг, сказав это, отметил, как необычно быстро смеркается за окнами. По его представлению о времени, еще не настал и полдень (побег они совершили до больничного завтрака, то есть никак не позже девяти часов утра), а в кабинете сделалось уже совсем темно.

Снова почудилось, что кричат где-то за окнами: "Звезда! Звезда!" Впрочем, голубое только что небо и впрямь было усыпано звездами.

И еще: "Квирл, квирл!" – верещал невесть откуда взявшийся в зимнем Петербурге неутомимый сверчок.

На миг появившийся безмолвный, высоченный лакей зажег электричество, задев при этом головой низ люстры. Тронутые им хрустальные подвески отозвались перезвоном: "Квирл, квирл!" – "Квирл, квирл!"

Заливший комнату свет тотчас отсек проступившее звездами небо.

А может быть, вовсе и не "Звезда!" там, за окном, кричали. Может быть, там кричали…

Глава 20
Без названия

Баден-Баден

Великой герцогине E.-V.

[74]74
  В переводе с французского


[Закрыть]

Мой милый, мой единственный друг!

Движимый раскаянием за то, что воспоследует скоро, начну, тем не менее, с ответов на Ваши вопросы, реестр которых, начертанный Вашим драгоценным для меня игольчатым почерком, держу перед глазами. Итак…

1) Да, все обстоит именно таким образом: письмо, спустя сто лет полученное нашим Государем от императора Павла, бесследно исчезло в огне.

2) Никто из хранителей Тайной Канцелярии (я нашел возможность с пристрастием их расспросить) не имеет ни малейшего понятия о его содержании.

3) Государь хранит по сему поводу безмолвие и печален.

4) Мнения российских ученых по сему поводу разноречивы и сбивчивы.

Видит Бог, дабы хоть как-то исполнить Ваше поручение, я не нашел ничего лучшего, нежели прибегнуть к тому, над чем посмеялся бы и сам в иную пору. Рискую тем самым вызвать и Вашу ироническую усмешку, вполне справедливую, но куда для меня печальнее было бы навлечь на себя Ваш упрек в недостаточной радивости.

Вы не поверите, мой друг, но я обратился к ворожее! Поясню лишь в свое оправдание, что ворожея эта, девица Владова, вероятно, не вполне шарлатанка. Во всяком случае, наша криминальная полиция не раз прибегала к ее услугам, меня же с нею свел сам граф Плеве (во многом обязанный мне своим блистательным продвижением). Сия девица, по его словам, обладает даром в минуты мистической экзальтации восстанавливать любые уничтоженные письмена, кое умение уже неоднократно на деле доказывала, помогая изобличить происки анархистов и прочей так расплодившейся в моем бедном отечестве нечисти. (Замечу к слову: поистине ужасны времена, когда подобные методы сыска – последняя надежда тех, кому поручено охранять отечество и престол!)

Не стану мучить Вас описанием того, как девица погружалась в магнетический транс, дабы не снискать Вашего упрека в дурновкусии, ограничусь скупым отчетом о нашей, если так можно выразиться, беседе.

Ваш Покорный Слуга. Как вам, возможно, известно, меня, мадам, интересует вопрос…

Девица (замутненными глазами глядя на магический шар, нещадно, как в провинциальном театре, завывая). О, ты, отважившийся нарушить многовековой покой тех тайн, которые…

В.П.С. (довольно строго). Не угодно ли, мадам, прекратить комедиантство и говорить по существу? Соблаговолите сказать, что вам известно про…

Девица (мелодраматично выдыхает)…письмо… (Вдруг – мужским голосом; уж не самого ли Павла, иди знай).… Ты, мой далекий потомок, знай же открывшееся мне и сим распорядись по своему усмотрению. Тяжкая ноша возлежит на державных плечах твоих. Вскоре великая смута настанет в стране, Богом отданной тебе во власть…

С этой минуты Ваш Покорный Слуга благоразумно удалил из комнаты всех свидетелей данной сцены.

…огненные смерчи пройдут по лону ее, будут повержены во прах ее святыни и безумие овладеет на время душами подданных ее. И Лжехристос снизойдет на твою землю, и, отрицая царствие небесное, призовет боготворить одно лишь царствие земное…

Довольно, мой друг, огражу Вас от дальнейшего описания сих апокалипсических картин, тем паче, что наш печальный век и без того пресыщен ими. Дословно все изложено в моем подробном меморандуме [75]75
  О судьбе упомянутого меморандума спустя 100 лет см. в книге В. Сухачевского «Доктор F. и другие» из серии «Тайна»


[Закрыть], адресованном на Ваше имя. Содержание таково, что я не посчитал возможным поручить его почте и оставил запечатанный пакет у своего доверителя, у графа L.F., которого Вы хорошо знаете. При желании, мой друг, сможете у него это послание получить. Покуда же ограничусь лишь еще одним пассажем из того же монолога вышепомянутой одержимой девицы.

Якобы, мой романтический предок Павел Петрович уяснил тайну своего (а стало быть, отчасти и моего) происхождения, а также предназначения всего нашего рода (к коему относятся не одни только Романовы) в этом скорбном мире. До сей поры я полагал, что лишь кичливый род Стюартов, утратив земной престол, претендует по праву наследования на престол небесный (о еретической деспозинской идее, касающейся их происхождения непосредственно от самого Спасителя, Вы, я полагаю, наслышаны); так вот, если верить все той же девице, мой досточтимый предок Павел, как я смутно понял, вознамерился оспорить у Стюартов их право первородства. Но, будучи все-таки на некую долю русским, привнес сюда наше природное мессианство. Де, кровные деспозины должны стать агнцами для заклания, искупительными жертвами для спасения этого (перефразирую вольтеровского учителя Панглоса) отнюдь не лучшего из миров.

Верю ль я в это все? Ах, не знаю, не знаю, мой друг! Уже не ведаю, во что вообще я верю. Настоятельно рекомендую прочесть все в моем меморандуме и вынести на сей счет свое собственное мнение.

В добавление скажу лишь одно. Государь наш отнесся ко всему этому Апокалипсису более чем серьезно. О том (при всей его прижимистости) свидетельствуют счета, открытые им в банках Европы. Они также были (уж не знаю, с какой долей достоверности) раскрыты мне в мистическом откровении все той же бесноватой девицей. Суммы, ей-ей, впечатляют! Что замыслил наш Государь? А не спасти ли когда-нибудь в будущем этот протекающий со всез бортов Ковчег под именем «Россия»?

Коды счетов, кстати, содержатся в моем меморандуме к тому же упомянутому L.F.

…Пишу обо всем этом, уже мало меня интересующем, лишь потому, что за минувшие тридцать лет ни единой Вашей просьбы не оставлял без исполнения. Но – Боже! – как далеко все это нынче от меня!

Ибо с момента знакомства с Вами мой удел был – надеяться и ждать. Ваши многочисленные браки только укрепляли мой стоицизм, поскольку это все равно оставалось при мне: надежда и ожидание.

Увы, нынешний прогрессирующий недуг первой отнял благость ожидания. Мгновения мои скупо отмерены, как медяки в горсти у дающего подаяние скряги. Что же до надежды… Давно уже ее способен мне дарить полною мерой один лишь морфин в нарастающих изо дня в день дозах. (Замечу в скобках: как недостает подобного снадобья всему нашему измученному миру, ожидания коего, если верить той бесноватой ворожее, крайне сумрачны. Назовите этот элексир наукой или социальной революцией – суть одна. Да и результат, боюсь, тоже.)

Сейчас… Один лишь миг… Заветный флакон… И вот уже ни боли, ни душевной муки. И вот уже мы с Вами, как тогда, тридцать лет назад, на яхте великого герцога D.U. плывем по Адриатике, мы юны, мы в накрахмаленных матросках, я счастлив, ибо влюблен, я надеюсь, я живу…

Боже, я еще живу… Для чего, за что?..

Благо – не долго уже. Самое чуть…

Ваш G.R.

P.S. Простите, мой друг, простите, простите…

* * *

Его высокопревосходительству

графу Плеве

(Секретно)

Сим доношу, что причиной смерти его высочества великого князя Г.Р. явилось, как показало вскрытие, чрезмерное принятие морфина, что также косвенно подтверждено его письмом, адресованным в Баден-Баден и своевременно нами перехваченным. Учитывая сверхвысокое положение адресата, были предприняты все меры, дабы сам факт отправки письма не стал известен. Сии меры, впрочем, оказались избыточными, поскольку адресат (так же особа королевской крови) скончался день спустя после кончины великого князя. Причина смерти всячески замалчивается, но существуют веские основания предполагать, что тут приложила руку английская разведка.

Что касается поручения Вашего высокопревосходительства выявить доверителя великого князя, упомянутого в его письме как граф L.F., то выявить это лицо ни в России, ни за ее пределами покамест не удалось. Таким образом, memorandum покойного великого князя пребывает в неизвестном месте.

Осознавая чрезвычайную важность и секретность сего документа, дал поручение своему отделу предпринять…

…ввиду нехватки финансирования, в связи с чем прошу у Вашего высокопревосходительства…

…за сим остаюсь…

Начальник 4-го отдела

полковник Аскольдов

* * *

Полковнику Аскольдову

(секретно)

Найти memorandum великого князя – задача крайне важная. Отныне всему вверенному Вам отделу надлежит заниматься только этим. Недостаток рвения в поисках буду считать Вашей личной нерадивостью со всеми вытекающими последствиями.

Хоть через год, хоть через десять лет, – но Вы обязаны его отыскать! Сей документ и через век может сыграть свою роль.

С Богом, полковник.

Добавочное финансирование обещаю.

Плеве

* * *

И искать, разумеется, будут. Поначалу, как это у нас водится, весьма рьяно, через пару лет, когда снова убавять финансирование – с некоторой прохладцей, а после страшной гибели графа Плеве в 1904 году, с накоплением более неотложных дел, розыск будет перепоручен низким чинам, кои, в свою очередь, уверят, в конце концов, полковника: не было никакого такого меморандума, что-то там напутал перед кончиной великий князь.

И даже в июле 1918 года, стоя лицом к стене в ожидании пули в затылок, бывший жандармский полковник Аскольдов, озирая напоследок свою уже избытую до последней точки жизнь и сильно сомневаясь в ее целесообразности, в одном лишь не усомнится: не было великокняжеского меморандума, перемудрил покойный Плеве.

Глава 21
Граф Валленрод (окончание)

…этот век Всевышний сотворил для многих, а будущий для немногих.

3-я книга Ездры (8:1)

…Таким образом, господин генерал, – закончил фон Штраубе свою мысль (Боже, какую?! Покуда говорил – кажется, вечность прошла, и он успел позабыть ее начало…) —…хотя вы и о многом осведомлены, ваша осведомленность не столь велика, сколь вам это, вероятно, видится.

– Нет, это невероятно! – едва не вскочив с места, вскричал атташе. – Мы вели за вами наблюдение Бог… черт знает, сколько времени, проследили все контакты, вы почти ни разу не выпадали из поля нашего зрения; – и вот теперь вы говорите о связи с каким-то… как вы его изволили назвать?.. Дже…

– Джехути, – машинально подсказал фон Штраубе, хотя все еще не понимал, о чем речь.

– Да, именно! Вы хотите сказать, что имели связь с таковым? Но – когда?

Фон Штраубе ответил словами, близкими к тем, которыми говорил усекновенный Иоанн:

– В зависимости от того, что мы понимаем под течением времени.

– Хорошо! – вскипел граф. – Желаете заниматься софистикой – на здоровье! Может, хотя бы соизволите сказать, кто он, чем занимается, из какой, в конце концов, страны? Судя по имени, итальянец, – так?

Впервые на протяжении их разговора фон Штраубе улыбнулся, ощущая некое свое превосходство:

– Не думаю.

– Ладно! – Генерал вскочил со своего места. – Коли не выдумываете, я сам найду. – Он открыл ящик с картотекой и принялся перебирать карточки, приговаривая: – Джехути… Джехути… Нет, никого с таким именем нет! Притом – что-то знакомое… Признайтесь – вы придумали это сейчас?

– А вы еще поищите кого-нибудь по имени Саб, – предложил фон Штраубе.

– Как вы сказали? – Валленрод снова протянул руку к своей картотеке.

– Саб. Он же Инпу. Он же… ну, неважно. Что, никак, тоже нету среди ваших карточек?

Через минуту-другую генерал отчаялся что-либо там найти, снова уселся за стол и взглянул на фон Штраубе теперь уже нехорошими глазами.

– Уверяю вас, лейтенант, – сказал он, – если вы шутите, то вы играете с огнем.

– И в мыслях не имею шутить, – отозвался фон Штраубе весело. – Слово дворянина… Хорошо, если с Инпу не выходит – может быть, соизволите найти у себя Иван Иванычей?

Больше генерал не лез в свою картотеку.

– Иван Иванычей? – саркастически спросил он. – Здесь, в России?

– К сожалению – да, – сохраняя свой несколько игривый тон, сказал фон Штраубе. – Понимаю, что найти их в Японии было бы, наверно, легче.

– Вам всех в России Иван Иванычей, или как?

– Нет, всего лишь двоих.

– Это значительно упрощает дело, – продолжал пикировку Валленрод. – Всего каких-нибудь двух Иван Иванычей в России, думаю, отыскать можно. Позвольте спросить, вам любых двоих или же каких-то конкретных? Возможно, у них имеются какие-либо приметы отличительные?

– Да, да, безусловно. Один из них маленький, а другой, напротив, большой.

– О, существеннейшая деталь! С каждой минутой наша задача упрощается!

– И еще…

– Я весь внимание.

– Оба постоянно ходят в котелках.

– И вы об этом молчали?! Теперь-то уж и делать нечего! Всего-то и надобно: в России отыскать двух людей, носящих редчайшее для этой страны имя Иван Иваныч, по таким уникальным деталям, что оба носят на голове котелки и один выше другого ростом! По простоте выполнения задача сравнима только с такой: отыскать на петербургских помойках ровно двух требуемых нам котов, по тем отличительным признакам, что оба серы в полосочку, а также (самое существенное!) у обоих наличествует хвост и усы!.. – Вид у генерала снова стал серьезен. – Чего стоил бы военный атташе великой державы, руководствуйся он когда-либо подобными приметами? Путь для такого один: в соответствующую "Тихую обитель", кои не только у вас, в России, имеются. И я, мой друг, признаться, уже начинаю сожалеть, что к вашему вызволению из подобной "обители" приложил руку… Но, тем не менее, что-то заставляет меня думать, что вы искренни со мной. Насколько я понял, ваши Иван Иванычи, коли они не плод вашего воображения, также причастны к некоей тайне. Что ж, лейтенант, попытайтесь, в таком случае, убедить меня, что они не миф. Когда вы виделись с ними? Имейте, однако, в виду, что почти все ваши передвижения по городу нам известны и если вы хоть на миг отступите от правды, то будете немедленно изобличены, а в этом случае, ей-Богу, я вам не завидую.

Несмотря на все угрозы, по неуверенности, сквозившей в глазах у генерала, фон Штраубе чувствовал себя в этом разговоре сильнее собеседника.

– Нет ничего проще, – сказал он. – Если я верно понял, вы вели неусыпное наблюдение за мною?

– В какой-то мере.

– Стало быть, и в тот день, когда государь вскрывал конверт в Зимнем дворце?

– В самом дворце – безусловно. Там вполне хватало наших людей.

– Предположим… А по выходе из дворца – куда я, в таком случае, направился?

Валленрод снова перешел к письменному столу и стал рыться в каких-то записях.

– Да, – озадаченно произнес он наконец, – по выходе из дворца ваши следы, в самом деле, на какое-то время теряются. Обычная нерадивость сыщиков. Можете поверить, за это они получили свое… И вы хотите сказать, что в это самое время были в компании упомянутых вами Иван Иванычей?.. Хорошо, допустим, я вам поверю… Но вы там еще упоминали какого-то Джехути. Окажите уж заодно любезность – поясните, коли не трудно, когда и где вы могли видеться с этим господином.

– Тоже не составляет труда, – сказал фон Штраубе. – Посмотрите-ка в ваших донесениях – что я делал…го числа декабря месяца, после службы в Адмиралтействе, то есть примерно с семи часов вечера до полуночи.

Генерал надолго погрузился в записи.

– Тут все в порядке, – наконец сообщил он. – В шесть часов двадцать восемь минут вечера вы купили газету у мальчишки-разносчика на Аничковом мосту. Пока верно?

– Без сомнения.

– Далее, в шесть сорок три вы вошли в подъезд дома, в котором проживает… точнее – проживал… действительный тайный советник граф Хлюстов.

– Ну-ну, дальше!

– А дальше (здесь вынужден довольствоваться лишь результатами внешнего наблюдения), судя по свету, горевшему в кабинете его высокопревосходительства, вплоть до полуночи вели некую беседу с оным графом.

– А за передвижениями самого графа вы при этом не потрудились пронаблюдать? – спросил фон Штраубе. – Ваше превосходительство, я уже начинаю разочаровываться в хваленом германском педантизме.

– Постойте, постойте… Эти наблюдения вел совсем другой агент… – Валленрод принялся быстро листать страницы с донесениями. – Вот!.. – Вдруг наметившаяся было уверенность в себе покинула его. – Боже мой! – проговорил он. – Как я не обратил внимания?! Да, в самом деле, действительный тайный советник Хлюстов покинул свой дом за пятнадцать минут до вашего там появления, затем до глубокой ночи, никуда не отлучаясь, пробыл в гостях у генерала от инфантерии князя Извицкого, с коим все время провел за игрой в карты; оттуда воротился домой спустя полтора часа после вашего ухода… – Впервые выдержка изменила хладнокровному на вид атташе. – Позор! – воскликнул он. – Совершенно непростительная небрежность! – С этими словами сорвал трубку висевшего над письменным столом телефонного аппарата, крутанул ручку и заорал на кого-то: – Herr der Oberst! Ihr Agent, der fur "von Nummer sechs" aufpasste, hat mich in die dumme Lage geliefert. Als Sie beschaftigen sich dort?! Ich gebe Sie in Berlin mit dem entsprechenden Rapport zuruck. Mit dem Agenten werden geordnet Sie. Ich hoffe mich, dass ich ihn mehr nicht sehen werde… Ja, zwar es habe ich in der Art! Ich will nicht Ihre Rechtfertigungen horen! Das Gesprach ist beendet! [76]76
  Полковник! Ваш агент, следивший за «номером шесть», поставил меня в глупое положение. Чем вы там занимаетесь?! Я возвращаю вас в Берлин с соответствующим рапортом. С агентом разбирайтесь сами. Надеюсь, что больше не увижу его… Да, именно это я имею в виду! Не хочу больше слушать ваши оправдания! Разговор окончен! (нем.)


[Закрыть] – Он швырнул трубку на крючок, затем, умерив свой гнев, внимательно посмотрел на фон Штраубе. Теперь он был снова лощеным, нордически хладнокровным аристократом. – Мне, право, стыдно за нашу разведку, – сказал он. – Итак, лейтенант, надо понимать, никакой беседы с графом Хлюстовым у вас в означенное время, действительно, не было. Тем не менее, около шести часов в его кабинете вы провели и с кем-то, в самом деле, все это время там беседовали. Остается лишь выяснить – с кем?

Фон Штраубе пожал плечами.

– Вас интересует имя? Я вам уже называл.

– Да, – задумчиво кивнул Валленрод. – Да, да, некий загадочный Джехути, – так вы, кажется, изволили его назвать?.. Если я вас правильно понимаю, оный господин Джехути, так же, как эти Иван Иванычи в котелках, был причастен к вашей тайне – и тем не менее, пока что…

– Оставьте свои "пока что", ваше превосходительство, – вмешался фон Штраубе. – В данном случае, уверяю вас, это совершенно неуместно… Однако, я же чувствую, господин генерал, что вы сами не хотите, страшитесь этого разговора. Тогда объясните – зачем я, тем не менее, здесь, перед вами, для чего было устраивать мне побег?

– Вполне уместный вопрос, – согласился Валленрод. – Признаюсь вам, я все время ощущаю какую-то прежде не знакомую мне внутреннюю борьбу – борьбу между долгом и смутными предостережениями, то и дело звучащими у меня в душе. Да, я устроил вам побег, ибо обязан был это сделать – таково желание кайзера. Наш кайзер великий человек, он желает тысячелетнего благоденствия своей империи, посему иной раз пытается заглянуть на десяток веков вперед. Сиюминутные военные и политические секреты, которые поставляют ему службы наподобие моей, при всей их кратковременной полезности, не так чтобы слишком интересуют его. Тут он, пожалуй, прав: сегодняшняя мощь нашей империи несомненна, и едва ли что-то всерьез может ее поколебать. Иное дело – что там будет через многие века. Первыми, кстати, о существовании некоей великой Тайны прознали англичане, но в Букингемском дворце мало этим озаботились. Альбионские политические мужи всегда слишком прагматичны, их взгляд в будущее редко простирается за пределы ближайших биржевых торгов; так мартышка видит не дальше ближайшего банана, висящего на ветке. В этом отношении кайзер Вильгельм проявил гораздо большую государственную мудрость. В самом деле, представьте себе, что, скажем, в Древнеримской империи проведали бы, что – ну, например, где-нибудь в Китае – изобрели, допустим, динамит, который здесь будет изобретен лишь через две тысячи лет. Они, конечно, еще не знают о великом движении варваров, которое вскоре сметет их империю с лица земли, собственное могущество кажется им непреложной данностью мира; но будь они способны заглядывать на века вперед – все силы следовало бы приложить к тому, чтобы некая служба, наподобие моей (а такие были, уж поверьте мне, всегда и везде) непременно проникла в сию Великую Китайскую Тайну; тогда, возможно, их империя просуществовала бы еще тысячелетия… Но ваша Тайна, я так понимаю, все-таки некоторого иного свойства?

– Тут вы, пожалуй что, правы, – согласился фон Штраубе.

– Я и не сомневался, – кивнул атташе. – Ну, неважно! Тут, гадая, можно припомнить много. Скажем, все тем же римлянам предоставляется возможность узнать, что грядет эра всемирного могущества Веры Христовой; тоже уверен – и в этом случае что-либо можно было бы предпринять… Не хочу, впрочем, отвлекаться столь далеко; начали-то мы, если вы помните, с другого…

– С противоречий между долгом и вашими предчувствиями, – подсказал лейтенант.

– Именно! – подхватил Валленрод. – К чему обязывает меня долг перед кайзером – вполне понятно. Что же касается предчувствий… Казалось бы, в профессии, подобной моей, могут преуспеть лишь самые истовые и закаленные материалисты. Так вот, скажу вам, это не совсем не так! Даже напротив – как раз в этой профессии по-настоящему преуспевает только тот, кто способен обращать внимание на смутное, подчас иррациональное, что ему подсказывает душа. Прочих давно уже похоронили. Большинство – в безвестии, некоторых – с почетом, под залпы салюта, что, впрочем, я тоже не считаю таким уж чрезмерным преуспеянием. Расскажу вам в этой связи об одном случае, бывшем со мной. Это случилось в самом начале моей карьеры, я тогда носил чин лейтенанта и был послан в одно из индийских княжеств с секретной миссией, в суть которой мы сейчас вдаваться не станем. Выполнил я ее, как потом сочли в Берлине, блестяще, я был сразу повышен в чине, получил свой первый орден; но было одно обстоятельство, о котором до сих пор не знает никто. Требовалось добыть некие сверхважные документы, касавшиеся права на наследование престола в княжестве… в общем, не суть важно. За ними тогда шла настоящая охота, были затронуты интересы и Великобритании, и России, и еще ряда стран. В особенности – после того, как сам раджа почил в бозе (про скорпиона в его сандалии я уже вам, помнится, говорил). Покойный не доверял никому из своего окружения, поэтому запрятал документы так, что сам черт не найдет. Мне, однако, посчастливилось. Проделав колоссальную работу, не однажды рискуя жизнью, в конце концов, я узнал, что документы спрятаны в тайнике, находившемся под статуей Будды в саду его дворца. Казалось бы, дальше – чего уж проще! И вот тут я вдруг понял, что не могу переступить через себя. То был какой-то необъяснимый с точки зрения разума, всепоглощающий страх!.. Короче говоря, я вынужден был преступить через все правила своей профессии, посвятить в суть дела совершенно постороннего человека и взять его с собой. Тайник я открыл сам, но запустил туда его. Документы он мне подать успел, а потом… Боже, слышали бы вы, мой друг, как он тогда кричал! До последнего часа буду помнить!.. Тайник оказался полон кобр, наверно, их там было с тысячу. Адские создания облепили беднягу так, что, сплошь покрытый ими, он сам казался гигантской рептилией, вздрагивающей в последних судорогах… – Генерал выпил вина и лишь затем, несколько остыв, продолжил: – И вот после этого случая мне уже представлялся нелепым вопрос – надо ли доверяться своим предчувствиям? Я доверялся им всецело и безоглядно, доверялся больше, чем донесениям самых проверенных агентов, чем сводкам генерального штаба, чем любым, самым надежным источникам. Именно это более, чем все прочие умения и навыки, потом не однажды спасало меня от верной смерти! Именно поэтому я дослужился до своего чина и сейчас имею удовольствие беседовать с вами, а не гнию в земле, как все, кто начинал службу вместе со мной. – Атташе в упор посмотрел на лейтенанта: – Надеюсь, я не произвожу впечатление человека, склонного к излишней откровенности? В таком случае – как вы полагаете, мой друг, зачем я вам все это рассказал?

– В самом деле, – полюбопытствовал фон Штраубе.

Выдержка наконец изменила Валленроду. Лицо из приветливого стало раздраженным. Он вскочил с места и швырнул на стол скомканную салфетку.

– А затем, молодой человек, – сверля фон Штраубе взглядом, проговорил он, – затем, что никогда, слышите, никогда до сих пор это предчувствие смертельной опасности не было во мне так отчетливо и сильно, как сейчас! Сам не знаю, в чем тут дело – но, клянусь вам, всех кобр индийского раджи я бы предпочел поручению, которое на меня взвалили сейчас. Каждый миг я ощущаю холод какой-то непонятной, но неотвратимой, убийственной опасности, исходящей от вас, от этой вашей тайны. В особенности – после шлейфа смертей, который вдруг за всем этим потянулся. Ведь все, буквально все, кто пытался приблизиться, кто так или иначе принимал участие… Позвольте! – внезапно встрепенулся он. – Однако же, вы тут говорили про какого-то Джехути, про каких-то неведомых мне Иван Иванычей! Если только они, в самом деле, живы… Но это надобно сперва проверить! Задействовать всех агентов, хоть весь Петербург перетряхнуть!.. – Он снова устремился к телефонному аппарату.

– Постойте, граф, – остановил его фон Штраубе. – Все не так просто, как вы полагаете. Не думаю, что ваши поиски смогут увенчаться успехом.

– Вы плохо знаете наши возможности, – бросил было Валленрод и вдруг осекся. В глазах его заиграл ничем не прикрытый гнев: – Или… Или вы хотите сказать, что все они – лишь плод вашего воображения?.. Вы изволите насмехаться надо мной?! Берегитесь, лейтенант. Моя недавняя откровенность с вами вовсе не означает, что со мной можно вот так вот бесцеремонно шутить!

– Перестаньте, генерал, – спокойно отозвался фон Штраубе. Он уже ничуть не робел перед этим испуганным человеком, чувствуя теперь свою большую силу. – В мыслях не имел над вами шутить. Просто – не допускаете ли вы, что между миром чисто воображаемым и миром материальным существует еще некий мир, недоступный даже для вашей, – в возможностях которой ничуть не сомневаюсь, – агентурной сети? Боюсь, вы слишком уверовали в то, что ваша (в самом деле, немалая) власть распространяется на все миры, а это, я полагаю, далеко не так. Только что вы сами изволили говорить про ваши иррациональные предчувствия; но ведь откуда-то же они, согласитесь, исходят! Не из того ли мира, который неподвластен вам? Если вы все-таки ощущаете это – значит, вы не так уж безнадежны, генерал.

Лицо Валленрода из свирепого снова превратилось в задумчивое.

– Черт бы вас побрал со всеми вашими тайнами, – несколько устало проговорил он, – но какой-то смысл в ваших словах, допускаю, есть… Так вы полагаете, все эти ваши Джехути, все эти ваши "котелки" – они из некоего иного?.. Нет! – оборвал он сам себя. – Бред какой-то! Уж не в Тихой ли обители вы набрались? Некоторые, конечно, странности в мире существуют. Просто мы слишком мало знаем, но, думаю, в конце концов, когда-нибудь всему можно будет найти рациональное объяснение. А что касается странностей… Нет и еще раз нет! Все эти ваши рассуждения о мирах… вдобавок, не подкрепленные никакими доказательствами…

– Доказательства? Что ж… – сказал фон Штраубе. – В таком случае, господин генерал, не могли бы вы мне сказать, который теперь час?

– Ну, если это все, что вас интересует!.. – Валленрод снова перешел на иронический тон. – Удовлетворю ваше любопытство. – Он взглянул на стенные часы, затем сверился со своими карманными, в золотом корпусе: – Все точно: без пяти минут одиннадцать вечера. Еще какие – нибудь столь же трудно разрешимые вопросы?

– Да. Не изволите ли еще сказать, в котором приблизительно часу мы с вами начали наш разговор?

– Без труда. Я все хронометрирую: привычка, выработанная годами. Извольте тогда уж полный хронометраж. Вы с покойным полковником Шварцкопфом явились в мою резиденцию в девять часов сорок восемь минут утра. В десять ноль семь мне доложили о смерти бедного полковника. А в десять пятьдесят две вы вошли в этот кабинет и мы, если помните, сразу приступили к разговору.

– Таким образом, согласитесь, никак не позже одиннадцати утра?

– Таким образом! – снова начал сердиться Валленрод. – Вы можете, наконец?!..

– Неужто не достаточно? Еще не догадались? Ну же, ну! Давайте! – подзуживал фон Штраубе. – Ваши аналитические способности, господин генерал!

Валленрод вдруг подскочил, как с гвоздя, вид у него стал потерянный.

– Черт! – прошептал он. – Вы хотите сказать?.. То есть – по всему получается… что мы с вами тут разговариваем двенадцать часов?!.. Но этого же не может быть!..

Фон Штраубе улыбнулся:

– Мне вы можете не доверять сколь вам угодно, но своим часам, надеюсь, вы доверяете?

Стенные часы как раз уже приготовились бить время, даже на слух было различимо, – "Квирл, квирл!" – как сжалась для этого бойная пружина. Наконец раздался и первый удар. Граф, словно не веря показанию стрелок, кивая головой, отсчитал все одиннадцать.