Текст книги "Завещание Императора"

Автор книги: Вадим Сухачевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава 27
Трубы Господни

Ибо прежде дней тех не было возмездия для человека

Захария (8:10)

…Ибо!.. – Маленький Иван Иваныч понемногу снова впадал в привычную для него ажиотацию. – Близок, ибо, очень близок может быть час расплаты! – возгласил он, восставая с табурета, и, несмотря на свой округлый горб и трогательно маленький рост, поистине грозен он был в этот миг. – И в ужасе ниц падут те, кто увидит, как на глазах рушится сотворенный ими рай – ибо прежде явятся в мир посланцы Лукавого и возвестят вместо небесного рая ложный рай земной! И пышущие здоровьем тогда позавидуют последнему прокаженному из лепрозория! И вострубят в тот час трубы!.. Имеющий уши – да прислушается! Ибо, возможно, близок уже, ох, как близок их приводящий в трепет глас!..

– Ближе уж, кажется, и некуда, – продолжая хрумкать яблоком, куда менее торжественно подтвердил большой Иван Иванович.

– И грянет гром, и займется полымя над страной… – все более грозно вещал маленький Иван Иваныч, – над тою страной, которая будет ближе к тем неумолимым трубам в сей страшный миг!..

– И охота вам, сударь, жуть эдакую… – не выдержав, наконец встрял Бурмасов. – Так хорошо сидели… Коньяк вот еще не кончился…

Но Маленький не унимался:

– …И воспылает страна, – продолжал он стращать, – и перекинет смертное пламя свое на иные страны, проспавшие сей роковой час!..

Теперь уже вмешался фон Штраубе:

– Позвольте, уж не эту ли страну и не этот ли, нынешний час вы случаем имеете в виду?

– И снова не могу не отметить вашу проницательность, – мигом успокоившись, сказал маленький Иван Иванович.

– Это уж да: что дано – то дано, – согласился другой Иван Иванович и дожевал остатки яблока вместе с огрызком и даже черенком.

* * *

Теперь уже, стоило прикрыть глаза, вставало неотвязно: черная, как деготь, вода в проруби и огромная синяя звезда вдали…

* * *

Бурмасов некоторое время сидел, задумчивый. Наконец произнес:

– Чем же вам все-таки, господа (уж не знаю, что вы за такие провидцы), чем, не пойму, вам отечество-то наше эдак не угодило?

– Нам?! – удивился Большой.

– Будь я проклят, если что-нибудь подобное говорил! – возмутился Маленький.

– Ну, там, разве что какими-то мелочами, – а чтобы так, вообще… О, нет!.. – проговорил большой Иван Иванович.

– И в конце концов, не по мелочам же судить!.. – добавил маленький Иван Иванович. – Хотя кое-что, соглашусь, порой, конечно, и вызывает… Но право же, право – сущие мелочи!

– Ну, это вы даже, пожалуй, чересчур деликатно, – признал Бурмасов. – Преизрядно сидит в нас всяческой дряни, слов нет. Ленивы, нерасторопны, тут никак не возразишь. До Бахуса весьма охочи…

– А кто, скажите, кто без греха?! – вставил маленький Иван Иванович.

Бурмасов, однако, перейдя к самообличительству, уже не унимался:

– На чужое заримся – в этом наш брат, поди, любого в мире обскочет… Вечно прем куда-то, разуму вопреки. Петру бы, императору нашему, к примеру, не со шведом, а с туркой бы воевать – может, грелись бы сейчас где-нибудь в Царьграде, на берегу Босфора; нет же, нелегкая понесла чуть не в Лапландию! Драпать – так до Полтавы, строить – так на болоте, – другого, что ли, места не было? На болоте да на костях!.. И покуда пинка не дадут – ни на что не подвигнемся: вон, Москву православную только что ленивый дотла не сжигал (так что полымем нас тоже не шибко-то напугаешь)… Ну, понятно, дороги – это уж само собой… И подлецов, если по правде, хватает… Да вот хоть бы, к примеру…

– Панасёнков… – с готовностью подсказал большой Иван Иванович.

Василий заморгал удивленно:

– Как?..

– Панасёнков, – повторил на сей раз Маленький. – Слыхивали как-то, что большо-о-ой подлец.

– Уж и по фамилии видно, что шельма, – согласно кивнул Бурмасов.

– Часом не знакомы?

– Не имел удовольствия, – буркнул он. – Уж не полагаете ли вы, сударь, что я со всеми подлецами России знаюсь? Сотню-другую, коль поднатужусь, наверно, назову, а ежели вы вдруг захотели бы всех поименно – то, полагаю, и до второго пришествия не пересчитали бы… Только назовите мне, судари, хоть одну страну, где все живут по-херувимски! Руку даю на отсечение – не найдете такой!

– О, безусловно! – согласился большой Иван Иванович.

– Не подлежит ни малейшему сомнению! – с жаром подтвердил маленький Иван Иванович.

– И подлецов повсюду несчитанно! – продолжил Бурмасов.

– Всецело разделяю!

– Как тут возразишь?!

– И мерзости во всяком народе столько при желании можно наковырять! – принялся рассуждать уже в обратную сторону Василий. – Французишки-лягушатники – скупы, за последний свой сантим удавиться готовы. Англичане чванливы; даже тем, что овсяную кашу по утрам лопают, которой у меня бы и лакей погнушался, и тем чванятся. Итальяшки – те лентяи похуже нашего брата, только еще по амурной части блудливые. Немчура… – Он взглянул на фон Штраубе. – Ладно, ладно, что мы всё, вправду, по Европам? Если взять тех же цыган или жидов… А китайцы! У живого человека жилы вытягивают! А что уж едят!.. Саранчу да жареных червей! Мы при кругосветном походе к ним в Шанхай заходили, так я своими глазами, ей-Богу, наблюдал; право, чуть не стошнило. А в Австралии аборигены – так те вообще друг друга уплетают за милую душу, для них же мозги соседа на ужин – что для нас какой-нибудь жюльен. Как, хорошенькие порядочки?

– Хорошего чуть, – кивнул большой Иван Иванович, а Маленький философически заметил:

– Да уж, сколько стран – столько обычаев, что тут еще возразишь?

Теперь глаза Бурмасова смотрели на них сурово, налитые правотой.

– Так что ж вы, господа, – спросил он, – одну Русь-матушку геенной огненной стращаете? За какие такие особые, позвольте спросить, грехи?

– О, нет, вы не поняли!

– Право же, совершенно не так истолковали! – взвились Иван Иванычи, при этом Маленький смотрел на фон Штраубе, словно призывая его в судьи.

Лейтенант счел себя вправе вмешаться.

– Очевидно, господа имели в виду, – сказал он, – по крайней мере, я так понял, – вовсе не кару за какие-либо грехи, а, что ли, некую нашу особую миссию.

– Вот!

– Zwar so! [93]93
  Именно так! (нем.)


[Закрыть] .

– Je suis ravi! [94]94
  Я восхищен! (фр.)


[Закрыть] .

– Лучше, клянусь, не скажешь!

– Да, да, именно – миссию! – наперебой загомонили Иван Иванычи.

– Полымем зайтись под фанфары – хорошенькая, нечего сказать, миссия! – пробурчал Василий.

– А как быть с теми же святыми? – запальчиво спросил маленький Иван Иваныч. – Кара им такая, по-вашему – теснить душу свою в изнывающей от тления плоти? Никак нет-с! Именно что она самая – миссия! И высочайшая из всех мыслимых, к тому же!

– Что еще, ежели не миссия? – подтвердил Большой.

– Миссия, заключающаяся в том, чтобы предуготовить других… Впрочем, стоит ли повторяться – мы, собственно, с этого и начали разговор. Но для того, чтобы предуготовить весь мир – тут мало одного или нескольких подвижников! Тут нужен по меньшей мере целый народ! Тяжела и велика в этом случае миссия, выпавшая на его долю!..

Фон Штраубе вдруг заметил, что глаза Бурмасова наполнились ужасом, и причиной этому были явно не слова Маленького Иваныча, а нечто иное – то, что Василий узрел позади Иваныча Большого. Лейтенант проследил за его взглядом и на миг обмер. Из горба верзилы, прорвав простыню, торчало наружу огромное перо цвета воронова крыла.

Тот, не сразу сообразив, куда они смотрят, наконец потянул руку за спину, нащупал там перо и проговорил несколько смущенно:

– М-да, господа, тесновато, право… И крайне, скажу вам, неудобно… – С этими словами, более не таясь, он повел могучими плечами, простыня сползла к пояснице, обнажив атлетический торс, а на спине, там, где лишь только что был уродливый горб, обнаружились помятые, казалось, изломанные черные крылья, но, обретя свободу, они тут же стали расправляться, пока не разметнулись во всю ширь и не заполонили пространство от стены до стены. Разминая крылья, гигант взмахнул ими несколько раз, и порывы ветра, несущего какую-то не мирскую прохладу, на минуту разогнали клубившийся по кабинету пар. Затем он сложил крылья, которые оказались настолько больше даже их гиганта обладателя, что добрая половина каждого крыла теперь возлежала на мраморном полу, и по-прежнему оправдывающимся голосом произнес: – Пардон, господа. Коли все равно – то я уж эдак, если позволите.

Маленький, поначалу взиравший на действия своего сотоварища с легкой досадой, в конце концов, смирившись, махнул коротенькой ручкой.

– Ладно, господа, – вздохнул он. – Уж ежели так, ежели на то пошло… – Вслед за тем тоже пошевелил плечиками, избавляясь от простыни, и за спиной у него затрепетали небольшие белоснежные крылышки. На лице коротышки отобразилось облегчение. – Да, – после того, как немного размялся и сложил за спиной крылышки, удовлетворенно сказал он, – так оно гораздо привычнее… Вы нас, надеюсь, простите за такую вольность, господа…

Как это ни странно, фон Штраубе удивился меньше, чем, вероятно, должно было бы – нечто подобное он давно уже себе предполагал. Бурмасов, однако, взирал на окрылившихся Иванычей безумными глазами.

– Так вы!.. – нашел наконец силы выговорить он. – Выходит, что вы!..

– Ну вот! – поморщился Маленький. – Этого-то мы и опасались! Простите великодушно за этот маскарад, но для того и был весь камуфляж, дабы вы лишний раз не отвлекались по нестоящим того пустякам.

Некоторое время Бурмасов разевал рот, как рыба, выдернутая из воды. После нескольких бесплодных попыток заговорить, сопровождаемых стоном, – так с мукой глотает воздух поперхнувшийся человек, – в конце концов, он все же сумел вымолвить более или менее членораздельно:

– И это… Господи!.. Это, вы говорите, пустяки!.. Да вы ж… Вы ж, если я, в самом деле, еще что-то понимаю… Вы – никто иные как…

– Начинается… – с неудовольствием проговорил крылатый гигант.

– …Никто иные как архангелы небесные! – не слушая, закончил Бурмасов.

– Эко вы загнули! Архангелы! – со вздохом покачал головой большекрылый, а крылатенький коротышка мученически закатил глаза.

– Эх, натворили вы, право… – пробурчал он в сторону гиганта. И, вновь повернувшись к Бурмасову, сказал: – И охота вам… Не зря же речено было (при куда более, кстати, значимых обстоятельствах): "Что в имени тебе моем?" Но уж коли на то пошло, придется, видно, разъяснить, сколь сильно вы заблуждаетесь. Архангелы и прочие чины – все это из области ваших здешних понятий, крайне, кстати, неточных, а большей частью вовсе надуманных. Не мудрено: ваш язык создан для описания материй совершенно иного порядка. Но, даже пользуясь этим языком, вы изволили допустить, поверьте, колоссальную неточность.

– Не то слово! – подтвердил Большой.

– Да, да! Один из ваших мыслителей, – имя ему было Псевдо-Дионисий Ареопагит, – имел дерзновение распределить духов неземных по ступеням, наподобие тому, как людей разделяли по сословиям в современной ему Византии. Он насчитал (уж не ведаю, каким таким образом!) девять подобных чинов. Живи он, добавлю, в нынешней России – так насчитал бы их, небось, четырнадцать, как значится у вас в Табели о рангах, и величали бы сих духов титулярными, коллежскими, статскими, и так далее.

– Благородиями! – хмыкнул Большой.

– Однако, – продолжал Маленький, – некое зерно в его построении имеется. Духи, действительно, имеют разный, если можно так выразиться, вес, разную степень близости к Незримому. Архангелы, коими вы имели любезность нас назвать, – суть, по тому же Псевдо-Дионисию, духи, находящиеся на весьма, весьма высокой ступени, и власть их порою несказанно огромна. Одни ведают всеми тайнами этого и прочих миров, как, например…

"Джехути…" – мысленно произнес фон Штраубе, но мысль его была услышана.

– Да, да, – кивнул ему Маленький, – когда-то, в древности его называли так… А иные называли его Тот…

– Или Гермес, – подсказал Большой.

– Или, – продолжил Маленький, – как нынче более принято меж людьми, – Уриил. Какая, в сущности, разница? Все это равным образом ничего не обозначает. Вы, милостивый государь, надеюсь, уже прониклись тем, что ощущение тайны гораздо важнее ее наименования… А есть… Ладно, пускай архангел, если вам любо именно это слово, – архангел-повелитель того мира, в котором рано или поздно неминуемо окажется всякая душа…

– Саб, – тихо проговорил фон Штраубе – на сей раз уже вслух.

– Ну, если угодно… – согласился Маленький. – Или Анубис. Или, наконец, Регуил. Вынужден повториться: "Что в имени тебе?.." А есть и вовсе Величайшие – те, кому дано зрить самого Незримого. Их у вас принято столь же произвольно именовать серафимами или херувимами. О них, впрочем, вовсе не берусь судить, ибо величие и могущество их выше любого, в том числе и моего сирого разумения. – Он опять взглянул на Бурмасова, уже понемногу, кажется, приходившего в себя. – Вернемся, однако, к архангелам. Называть нас столь высоким титулом – это все равно что назвать…

– Все равно что дьячка – архиереем, – помог ему крыластый гигант.

– Вот-вот! Или, – если из оных сфер опуститься до ваших понятий, – то же, что назвать, скажем, губернского секретаря – высокопревосходительством.

По мере этих объяснений лицо Бурмасова менялось. Уже не ошеломление было в его глазах, а лишь выражение некоторой неловкости. Фон Штраубе поразило, с какою быстротой и Василий, и он сам начали воспринимать нечто очевидно запредельное как просто диковинное, не более того, вроде самодвижущейся коляски или выставленного в Кунсткамере дитяти о двух головах. Впрочем, с того мгновения, как впервые встретился с птицеподобным Джехути, он обнаруживал за собой подобное уже не раз, удивляло только, то, что и с Бурмасовым, очевидно, менее привычным к такого рода вещам, оказывается, происходило то же самое. Видимо, таково уж свойство человеческого разума – не уметь слишком долго удивляться сверх меры.

– И как же вас, в таком случае, величать? – угрюмо спросил Василий, уже, кажется, не замечая крыльев за спинами у странных собеседников и лишь, пожалуй, слегка досадуя на себя за допущенную оплошность.

Маленький пожал плечами.

– Ангелами, вероятно, – довольно просто ответил он. – Если следовать вашей принятой номинации, то так оно, пожалуй, будет всего точнее.

– А по мне, – сказал гигант, – и Иван Иваныча вполне было бы довольно. Оно даже и лучше – уже свыклись как-то. – И вовсе уж простецки прибавил: – Хотя – все едино. Как у вас говорят: называй хоть горшком…

– Да, разумеется, не в том суть! – подхватил белокрылый ангел. – Вернемся же все-таки к нашему разговору! На чем бишь мы там остановились?

– На миссии, – подсказал Чернокрылый.

– Именно так! На великой миссии, суть коей – предуготовить по-детски беспечный мир к неизбежному! Миссия, трагичнее которой, но вместе с тем и величественнее, трудно себе и помыслить!

Теперь, зная, с кем он говорит, Василий при этих словах закручинился окончательно.

– Если уж сами ангелы небесные такое пророчествуют, – проговорил он, – стало быть, в самом деле, всё. Спеклась православная Россия-матушка. Finita! Так что теперь – за помин ее души? – Он налил всем коньяку и сам, смахнув со щеки слезу, выпил, ни с кем не чокаясь.

– Ну, до этого еще… – подбодрил его Белокрылый. – Не эдак сразу… – Рюмку, однако, невзирая на чин свой ангельский, осушил.

– Так и не бывает – чтобы вот эдак, вмиг, – подтвердил Чернокрылый, тоже выпивая.

– А долго ль еще? – спросил удрученно Василий, даже безо всякого как-то интереса.

– Это уж – смотря по каким меркам измерять, – сказал белокрылый ангел, а чернокрылый, явно жалея Бурмасова в его тоске, добавил сочувственно:

– Если по вашим меркам – то и не так оно, может, близко. Что для Незримого миг – то для вас о-го-го сколько! Так что, голубчик, еще, глядишь, и не на вашем веку.

Но ни этими посулами, ни "голубчиком" Бурмасова было не пронять. Слезы росой поблескивали у него на многодневной щетине.

– Да когда бы то ни было! – скорбно сказал он. – Главное – все предрешено; верно я вас, судари (уж не знаю, как вас величать), понял?

– Сие не подлежит ни малейшему сомнению, – вздохнул маленький ангел.

– Да уж, что решено – то решено. И не нами, – еще горше вздохнул чернокрылый гигант. – Но, повторяю, это может растянуться надолго. Даже если начнется вот прямо сейчас…

– Даже и в этом случае, – подхватил Маленький, – вы, господа, ввиду крайней непродолжительности человеческой жизни, застанете в наихудшем случае лишь самое начало.

– Может быть, просто самое чуть! Да и то еще – когда! – вставил Чернокрылый.

Однако Бурмасова в эту минуту даже сочувствие ангелов ничуть не грело.

– Ах, да какая разница! – размазывал он слезы. – Жалеете вот! Ваську Бурмасова жалеете! А что такое один Васька Бурмасов? Тьфу! Русь-матушку кто пожалеет?.. И что ж, некому за нее заступиться там у вас на небеси?

Ангелы долго переглядывались, будто бы мысленно переговариваясь между собой. Наконец – возможно, достигнув какого-то взаимосогласия в ходе этой безмолвной беседы – Чернокрылый сказал:

– Коли так уж хотите знать – кое-что вам, пожалуй, скажу… Хотя это…

– Хотя это совершенно вопреки! – изрек Маленький. – Вопреки всему установленному! Тем самым, знайте, возможно, мы совершаем проступок, за который…

– М-да, за который… Возможно, вполне возможно… Но – как бы то ни было!.. – сказал настроенный более решительно гигант. – Возьму на себя смелость кое-что на сей счет вам открыть. Право, не знаю, как и начать… В общем, один из Великих, некоторые из имен коего мы здесь уже поминали всуе и предпочтем более этого не делать, по какой-то неведомой нам причине пожелал сделать попытку – нет-нет, не отменить, даже он не решился бы на такое, – но, во всяком случае, несколько смягчить предначертанное. Что им двигало – на сей счет я, право же…

– О! – воскликнул Белокрылый. – О мотивах, им двигавших, мы не осмелимся даже гадать – они едва ли постижимы для столь малых, как мы…

– Так или иначе, – вклинился чернокрылый ангел, – он попытался произвести некоторые манипуляции, дабы исключить кое-какие роковые звенья из всей предвечно составленной цепи, именно те звенья, кои как раз и вели вашу землю, страну вашу к неотвратимому.

– Возможно – просто досужее баловство Великого, – добавил Белокрылый, – опыты демиурга… Впрочем, тут не берусь судить: кто я, в конечном счете, такой, чтобы оценивать действия Великих?

– Но, – продолжал ангел-гигант, – даже Великим такое не всегда под силу. Казалось бы – самое малое. Например – предупредить о Неизбежном кого-то из сильных мира сего…

– Государя… – скорее самому себе сказал фон Штраубе.

– Вот, вы, вижу, понимаете… Или кое-что малозначительное на первый взгляд переиначить в исторических свидетельствах…

Тут уже не утерпел Бурмасов.

– Хлюст!.. – вырвалось у него.

– Конечно, руками людей, – подтвердил ангел. – Одни действовали по неведению, другие, как этот, о котором вы изволили сказать, – по жадности… Однако, вы, смотрю, господа, сами многое знаете… Или, там, произвести что-нибудь новомодное – к примеру, подправить котировки акций… Но все, клянусь вам, все старания Демиурга сразу же натыкались на противоборство! Страна ваша сама всеми силами противоборствовала тому, чтобы ее приостановили перед бездной. И бумага с предупреждением тут же летела в камин. А наши добровольные помощники вдруг сворачивали себе шею, как, например, тот же самый…

– …мерзавец Хлюст, – за него окончил Бурмасов. – Так что же, выходит – приговорили сами себя?

– Самомнение, молодой человек! – воскликнул белокрылый ангел. – Извечное ваше самомнение! Кто вы такие, чтобы вершить суд и выносить приговор? Отвергнуть помилование – это еще куда ни шло, это вполне даже привилегия приговоренного. Если он, конечно, решит этой привилегией воспользоваться, если он настолько не в своем уме…

– Но в нашем случае, конечно, не о безумии речь, – вмешался Чернокрылый.

– О, в данном случае – разумеется! – согласился маленький ангел. – В данном случае, как мы уже и говорили, такова, очевидно, ваша…

– Миссия, – печально завершил ангел-гигант.

– Да, миссия, – подтвердил Маленький, и под мраморными сводами повисла тишина, в которой слышалось только тяжелое дыхание Бурмасова и шелест ангельских крыл.

Наконец, после надолго установившейся тишины фон Штраубе сказал:

– Однако, мне кажется, миссия тем и отличается от кары, что она всегда добровольна.

– Без сомнения! – встрепенулся маленький ангел.

– Кто станет возражать? – проговорил Гигант. – Тех же, к примеру, взять мучеников…

– Или то же сошествие Богородицы в ад, – подсказал Маленький. – Как иначе, если не добровольно? А вы неужто впрямь полагали, что – какое-нибудь извержение, вроде Везувия, или, там, звезда рухнет?

– Но про эту звезду даже писали, – напомнил лейтенант.

– Ах, да чего у вас только не понапишут! – отмахнулся маленький ангел. – Вы, что ли, этого Мышлеевича не знаете?

– И не такое их брат напишет, – кивнул Чернокрылый. – Только заплати!

– Так что же, вовсе никакой звезды?

– Да будет, будет вам звезда! – пообещал Белокрылый. – Увидите еще – и не возрадуетесь. Только она, извольте понять, у каждого своя. Звезда Полынь ей имя. Знак, не более! А вы полагали – кара небесная? Нет-нет, все произойдет исключительно добровольно! Иначе бы – о какой миссии речь?

Бурмасов, все это время угрюмо молчавший, решился подать голос.

– И что ж, по-вашему, Русь-матушка, наподобие Богородицы, вот так вот добровольно в Преисподнюю и сойдет?

– А разве она уже не начала этот скорбный путь? – вопросом же ответил маленький ангел. – Вы прислушайтесь, прислушайтесь к самому воздуху вашего времени! К настроениям вашей черни, вашей знати, ваших мыслителей. Я уж не говорю о ваших поэтах – тех, что есть, и тех, что грядут. Все сами призывают эту, как вы изволили выразиться, Преисподнюю!

– Ну, так на то они поэты… – поморщился Василий. – Неужели из-за каких-то стишат…

– О! – перебил его Белокрылый. – Поэты как раз должны быть особенно осторожны!

– Как никто другой, – подтвердил гигант.

– Ибо они-то и видят порой то, что другим не дано, – продолжил Маленький. – Прислушайтесь – и услышите те самые трубы Господни, кои уже…

– О, да, уже!..

– Уже предвещают неизбежное!

Бурмасов задумался. Вид у него был такой, словно он впрямь вслушивается в неясный и страшный глас каких-то неведомых труб.

– И это уже окончательное сошествие? – тихо спросил фон Штраубе. – Не может быть никакого возврата?

Ангелы молча переглядывались.

– Во всяком случае, сошествие будет, – сказал наконец Маленький, – этого уже нельзя отменить. А вот что касается возврата… Никому не дано знать последнюю волю Незримого…

– Если вдруг – чья-то достойная искупительная жертва… – прибавил Чернокрылый.

– Но именно достойная! – подчеркнул Маленький. – Как это было всего дважды в истории! – Он пристально взглянул на фон Штраубе: – Я знаю, вы уже подобрались к некоей Тайне, поэтому, наверняка, догадываетесь, по крайней мере об одном из тех, кого я имею в виду.

Теперь Бурмасов смотрел на лейтенанта с некоторой мерцающей во взоре надеждой. Фон Штраубе снова увидел ту прорубь с черной водой. Он не знал, к чему это видение, но чувствовал, что оно сейчас каким-то образом неотрывно связано с нынешним разговором. И, словно ступая к этой проруби, проговорил:

– Что ж, я готов.

Ангелы, однако, переглянулись несколько недоуменно.

– Вы?.. – спросил гигант. – Но, право же…

– О, конечно, на вашу долю тоже выпадет… – скорбно сказал Маленький (а Большой в подтверждение скорбно кивнул). – Но в целом, боюсь, вы не до конца поняли весь смысл того, во что проникли.

– Так что же?! Мое происхождение – это выдумка?! Опять шутка кого-то из ваших Великих?

– Нет! Клянусь крыльями! – воскликнул Маленький.

– Как можно?! Как о подобном помыслить вы могли?! – воскликнул гигант.

– Происхождение ваше никаким сомнениям не подлежит, – продолжил Белокрылый. – Уже без малого сотня поколений ваших предков несет в себе эту кровь, кровь деспозинов. Но, увы, не каждому из них было дано… Зато дано иное – передавать истину…

– …Возможно, тайную, еще не осознанную вами…

– …И передавать ее. И – видеть. И – увы! – подчас ужасаться увиденному.

– Увы… – печально подтвердил Чернокрылый.

– Так кто же тогда?! – не выдержал фон Штраубе.

– А вы не поняли еще? – удивился гигант.

– Он еще не понял, – вздохнул Маленький. – Что ж, пусть это будет еще одна Тайна, которую мы на свой риск откроем вам. Поистине Великая Тайна!

– Кто?! – вскричал фон Штраубе.

– Ваш потомок, – спокойно сказал Чернокрылый.

– Один из ваших потомков, – почему-то печально подтвердил маленький ангел. – Нет, не сейчас. Но, боюсь, уже скоро. Даже по вашим меркам – увы, слишком скоро. – И добавил со вздохом: – Бедный малыш…

– Бедный малыш… – еще горче вздохнул ангел-гигант, и в наступившей тишине оба они медленно начали таять, пока не растворились вовсе.

Лишь где-то над головами еще некоторое время слышались затихающие хлопки ангельских крыл…