Текст книги "Герои нашего племени. Трилогия"

Автор книги: Вадим Денисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 88 страниц)

Глава третья
PARABELLUM‑1

Квест стоял на берегу озера Аян в позе сочинского курортника на второй неделе отдыха, уперев правую руку в бок и гордо вздернув к равнодушному небу подбородок.

Он изучал пейзаж.

Пейзаж изучал туриста.

Картина маслом…

От того места, где они сейчас находились, до Норильска было километров триста пятьдесят. Цивилизацией здесь и не пахло, ибо ее здесь никогда и не было… Безумно красивая дикая природа.

Но Димка Квест отнюдь не отдыхал, он работал: вес тела он полностью перенес на левую ногу, а правой, не очень артистично демонстрируя непринужденное изящество движений, нажимал на педальку ножного насоса. Гофрированный шланг соединял этот предмет, напоминающий экзотическую амазонскую лягушку (но зато – легкий и компактный агрегат) с аморфно лежащей на берегу надувной пластиковой лодкой «Фишхантер».

Зеленая гордость экспедиции не торопилась насыщаться чистейшим воздухом и приобретать пышные формы киношной красотки. И Квест не торопился. Он тихо пел в такт движениям им же сочиненную походную песню, исполнять которую публично стыдился.

За горами солнышко садится.

На вершине снега серебро

На привале дым костров клубится,

И на сердце тихо и тепло.

Пусть совсем истоптаны вибрамы,

Плечи стонут с лямок рюкзака…

Не такими нас рожали мамы,

Но мы не сваляли дурака!

Мы пройдем нехоженой тропинкой,

Мы откроем новые места.

Нас с тобой не вылечить дубинкой,

Мы с тобой такие неспроста.

По херам компьютеры и кресла,

Наступает странствия пора.

Оторвали от диванов чресла,

Мы идем в поход. Ура! Ура!

Лодку известной фирмы «Зодиак» приобрели за немалую сумму только в этом году и уже успели убедиться, что не ошиблись. Пять автономных отсеков, высокая прочность материала, широкие борта и прекрасная грузоподъемность разительно отличали ее от убогих отечественных уродцев мышиного цвета, покупаемых в основном самоубийцами.

Четыре весла, предусмотренные места для установки паруса и подвесного электрического мотора (!) – мечта туриста‑рыболова.

Квест вспомнил знаменательный процесс покупки этой лодки. Самоуверенная продавщица долго и красочно (если это возможно проделать полуплачущим голоском молоденькой протеже концлагерной конституции) объясняла им достоинства и преимущества надувных отсеков:

– Эта модель усовершенствована по опыту эксплуатации старых. Когда вы случайно напоретесь на корягу и начнете тонуть, то даже четверых вот этот отсек выдержит, а когда он совсем порвется, то вот этот, – свои речи она сопровождала изящными движениями рук, как в пародиях на телепрогнозы погоды. – Ну, а в последний момент, вас будет удерживать это чудесное надувное дно…

Сопевший всю демонстрацию Сержант заметил:

– Рябята, вам не кажется, что мы покупаем себе надувной «Титаник». Про него примерно то же говорили… И отсеков у него тоже было много…

Но ее купили. Мужчины, как всегда, клюнули на самое главное – она была просто красивая. Лодка.

Лодка воспитывала в хозяевах поклонение принципам туристической эстетики, требовала уважения к себе, наличие чистой обуви и собственного имени. Ребята ласково и нежно называли ее Девочкой. Настоящие девочки не возражали…

Квест только начинал накачивать внешний, самый ёмкий и голодный отсек и с интересом осматривал грандиозную картину под названием «Горное озеро на Таймыре».

С тех пор, как они добрались из Форта сюда, на Аян, прошло два дня. Первый день пути оказался просто кошмарным. Дробно тарахтящий и периодически выплевывающий сизые клубы дыма трубчато‑надувной трехколесный «луноход» оказался не таким простым в управлении и эксплуатации. Хотя свою задачу выполнил.

Еще на стадии карандашного проектирования, при определении технического задания, было решено, что сия самоходная машина будет предназначена для перевозки груза и личной поклажи членов небольшой группы. Но не самих членов. Однако, небольшое сиденье для водителя и одного пассажира в ней все же было предусмотрено. Конструкторы (в частности, Донцов) понимали, что создать кустарным методом полноценное транспортное средство для перевозки людей по летней тундре технически сложно, если вообще возможно.

Технику нужно применять для обеспечения более благостных условий похода! Медленно кативший «луноход» должен был тащить на себе весь груз. Ну а люди, случись чего, прекрасно пройдутся пешком. Чай, не баре… Оказалось – бурлаки…

Приноровиться к движению машины было не просто. Управление через четыре часа движения свелось к тому, что «эта подлюка» неторопливо тащилась сама по себе, а Игорь, наиболее легкий из «механиков», систематически вспрыгивал на нее, как голливудский ковбой, и судорожными движениями корректировал курс.

Поначалу приходилось часто останавливаться, особенно на подъемах. Путь все же был известен только по самодельным крокам. Боялись каменных осыпей, а особенно прокола огромных дутых колес, сделанных из автокамер, армированных ремнями и листовой резиной. Но давление колес‑пневматиков на грунт было настолько маленьким, что страхи вскоре прошли и, после недолгой ночевки на плато, дела пошли несравненно лучше.

В целом, шли быстро – т. е. рассчитанным темпом.

Сама дорога никакой особенной радости искателям приключений не доставила. Димка безуспешно пытался на коротких, в основном технических, остановках подцепить на волосатую мормышку хариуса. Да еще неугомонный Сержант попытался открыть охоту со своим недоразвитым ружьем на одинокого канюка. Этот небесный король Заполярья со снисходительным любопытством следил с небес за беспокойными человечками, бредущими непонятно куда и зачем по его исконным владениям, среди древних красных скал Путоранских гор.

После второй стоянки в маленьком распадке они пересекли свежий медвежий след. Размером с хорошую тарелку. Когти сантиметров на восемь, хоть слепок делай! По глубокой осени вокруг брусничников медвежьих следов хватает, но это осенью… Для чего зверь забрел на плато? В каком он настроении, да еще и голодный? Вообще‑то медведь животное осторожное. Но кто знает…

Честно сказать, пробираться к заветной цели нехоженными тропами не было никакой необходимости.

Ведь был, был опыт людской! Основная масса туристов в свое время добиралась до Аяна, сплавляясь по горной реке Большой Хонна‑Макит.

Ох, эти времена повальной моды семидесятых‑восьмидесятых годов на спортивный туризм, когда настоящим категорийным туризмом занимались единицы (имеющие целые сонмы обезьянничающих друзей‑приятелей), самодельные огромные рюкзаки и анораки стираных цветов!

Для человека интеллигентного непреложным признаком хорошего тона было присутствие, а лучше – личное участие на всевозможных слетах, открытиях сезонов. А уж тем более – на вечерах туристической, позже самодеятельной, а еще позже авторской песни. Весь этот околотуристический антураж КСП с фатальным гнусавым песнопением в конце любого мероприятия: «Изгиб гитары желтой…»!

Но на таймырской земле еще осталось достаточно настоящих «ходячих» туристов, так и не выучившихся сносно играть на гитаре, несмотря на исправное посещение всех мероприятий клубов самодеятельной песни. Но зато без лишней рекламной болтовни, на своих двоих обошедших многие уголки Путоранского плато. При желании можно было найти такого прожженного консультанта и даже срисовать у него схемы и кроки. Или взять его в проводники. И знакомые были. Один чудак прошел в свое время к заветному озеру по плато. Не взяли его. Чужой человек, пусть даже трижды опытный, в группе был не нужен. Зачем взрослым людям объяснять кому‑то мотивы своих неординарных поступков? Не надо мешать большим делать маленькие глупости, к тому же безобидные. Особенно, когда эти поступки не мешают никому жить…

Стремление человека сделать что‑либо полностью самостоятельно интересно само по себе, оно пригодится ему потом. Ему самому и его детям, когда он в старости лет гордо скажет им:

– А я вот, помню, в ваши молодые годы не водку, блин, пьянствовал и дисциплину хулиганил, а в такие маршруты хаживал с ребятами в двух тысяча лохматом…

Экспедиция «снизошла» только до рисованной от руки карты.

На плато они намучились изрядно, несколько раз меняли направление движения, возвращались назад, упирались в каменные преграды. Не всегда и не везде хорошо читались набитые оленьи тропы. Комаров водилось в достатке. Но и люди здесь бывали. И места для остановок выбирали практически те же. Вот здесь чинили изодранный катамаран, вот здесь…

Не все находки излучали позитивную энергию. Вот табличка с надписью: «…Иванов В. Л. Последний поход. Трагически погиб на работе. 1974 год».

Покуда шли вдоль русла горной речки, им еще хватало сил умиляться красотами плато. Потом возникла потребность поддерживать высокий моральный дух искусственно. На ровном участке русла Андрей Донцов вдруг вспомнил студенческие времена и завыл (голос у него был специфичный) в ритм строевого шага не совсем безопасную в далекие коммунистические времена песенку, которую они орали в стройотрядах.

Мы идем тропинкой очень узкой,

КГБ не сможет нас догнать…

Сэр Антонио, ну как это по‑русски?

«Сэнкью вери мать…»

Спутники сразу вспомнили бурную молодость и с приличным драйвом подхватили:

Мы идем – лишь хлюпает трясина…

Самолетом выброшен десант.

И ведет нас рыжая скотина,

Этот старый белорусский эмигрант.

Он, подлец, посадит нас в кутузку,

Вместе с ним мы попадем в тюрьму.

Сэр Антонио, ну как это по‑русски?

«Хауду ю ду»! Ну, так что ж…

Покажем «трясогузкам»,

Как американцы умеют умирать!

Сэр Антоиио, ну как это по‑русски?

«Сэнкью вери мать!»

После трудного и не сразу удавшегося подъема на плато все четверо дико устали и окружающих красот как‑то не замечали, хотя панорамы здесь открывались просто великолепные…

Ночью удалось чуток отдохнуть. И солнечным утром второго дня открылся вид на темно‑синее зеркало горного красавца – заповедного озера Аян. Сердце каждого из членов экспедиции замерло от восторга!

Аян лежит гораздо выше над уровнем моря, чем озеро Лама, и воздух здесь прозрачней, и вода еще чище, если такое вообще возможно. Вид водной глади сверху сразу убил в путешественниках долго созревавшую эмоцию «какого черта мы сюда приперлись». Правда, им пришлось круто забирать вправо, чтобы спуститься непосредственно к озеру, а не к разливам вытекающей реки.

Согласно плана, «луноход» оставили наверху – пусть живет тут, до возвращения в Форт. Вниз спускались торопливо, но осторожно, по большой дуге совершая траверс к намеченному еще сверху месту – правее от того участка берега, где когда‑то стояла база Института сельского хозяйства Крайнего Севера. Ныне от избы и бани ничего не осталось, и на эту, некогда обжитую и удобную площадку, вставать не захотели. Пошли дальше, предвкушая долгожданный отдых в обустроенном лагере на берегу, недалеко от устья небольшого ручья, тихо впадавшего в озеро.

К будущему лагерю подбирались очень тихо – но не из соображений безопасности. Просто сил уже не оставалось.

Квест остановился, попробовал рукой уже тугой борт, подкачал еще немножко, для верности, и уже спокойно, без прежнего понта приступил к заполнению двух продольных плавников‑стабилизаторов, в просторечьи называемых «сиськами».

Скрежещущий звук за его спиной заставил обернуться. К нему подходил пыхтящий Сержант, тащивший по галечному пляжу проверенным бурлацким методом две высохшие лиственницы. Сержанту, как опытному пиротехнику, было доверено разведение костра и обустройство очага. Дойдя до Квеста, он бросил веревку, присел на камень и достал из кармана антикомариную мазь в черном продолговатом тюбике с умирающим комаром на этикетке. Посмотрел на Квестовы сапоги, улыбнулся одними глазами:

– Да хватит уже дуть… Сейчас костер воспламеню и поедем сетку ставить. Ты воды в ведро набери для чая, как раз к возвращению закипит, – поправил тыльной стороной руки зеленую эластичную повязку на лбу и улыбнулся в полный рот. Ему здесь нравилось.

– Пожить бы с месяцок тут…

– Но с телевизором, – съехидничал Димка.

– А погода‑то какая… Как говориться, даже теща из земли вылезет!

Андрей с Игорем лениво переругивались из‑за «синдрома колышек», ставшего классическим еще с легкой руки Дж. К. Джерома. Они ставили среди густой прибрежной растительности темно‑зеленую капроновую палатку. Двухместное (так было написано в прилагаемой инструкции) детище туристической индустрии Италии почему‑то легко вмещало четырех, отнюдь не миниатюрных путешественников. Вот что значит разница подходов к уровню полевого комфорта!

Закончив обустройство жилья, тоже подошли на берег.

– Я вот что подумал… Вы тут пока с сеткой будете возиться, я сбегаю на гору, попробую связаться с девчонками, – Игорь заботливо отбросил ногой острый камень в сторону, подальше от нежного тела Девочки – спаси господи, поранится! Повернулся к Майеру: – Сержант, тюбик не прячь – тоже нажусь…

У Квеста сама мысль о процедуре изнурительного карабкания по скалам – то, что Игорь называл «сбегаю», – приводила в трепет. Поэтому он робко спросил:

– А может, отсюда возьмет? Может, сигнал и здесь обо что отразиться, да и пройдет…

– Здесь только морды наши могут отразиться. От Аяна… Да я быстро. Вы меня все время видеть будете.

– Все правильно. Пусть сходит. Девчата уже волнуются, – Донцов не торопясь достал из кармана часы‑луковицу еще старосоветских времен. – Как раз пора…

– Ракетницу не забудь! – Сержант бдительно следил за режимом безопасности каждого.

– Да на кой она мне! В скалах медведей не бывает.

– Бывают. А еще в скалах травмы бывают. Открытый перелом – и кровью истечешь раньше, чем я к тебе приду, – при обсуждении аварийных медицинских тем Сержант говорил резко, без малейшей доли такта. Не то чтобы запугивая, но прямо обозначая опасность момента. Никаких споров и возражений на эти темы он не принимал.

Игорь тихо вздохнул, подумал про себя, что прекрасно мог бы в таком случае просто крикнуть – эхо в горах, как студийный ревербератор, но не стал спорить, а снял с передней стойки палатки ремень с ракетницей и грустно сказал Сержанту:

– Умеешь ты, Сережа, настроить на победу…

На лодке поплыли вдвоем. Вест сидел на носовых веслах и медленно двигал зеркальную воду пластиком лопастей, а Сержант осторожно опускал в озеро тонкую самодельную светло‑лазурную сеть из дорогушей японской лески. Мудрить не стали. Снасть решили приспособить прямо напротив палатки, рассудив, что в этом пустынном заповедном озере рыба есть везде. Полотно сети не было слишком длинным или мелким, но она была много раз проверена на аналогичных водоемах. Сеть почти сразу уходила в глубину, выстраиваясь в темных загадочных водах непривычного к такой браконьерской наглости Аяна кривой линией крохотных пенопластовых поплавков.

Сама же процедура выглядела неэстетичной. Сержант стоял на четвереньках – на корме лодки, своей же кормой – к Димке и, как говорящая коробка передач, сообщал ему требуемые режимы движения – потише… побыстрее… вперед‑назад…

Закончив установку сети, друзья развалились на мягком и просторном надувном дне, положили головы на широкие бедра Девочки и закурили. Для таких моментов в кармане у Квеста был припасен стильный кожаный футляр с обоймой маленьких ароматных сигар «Упман». И крепких настолько, что друзья их называли «СС‑20». Лодку время от времени мягко покачивало легкими пологими волнами, рожденными холодным восточным ветром. Он падал на воду из ущелья напротив через неровные промежутки времени.

Сержант достал бинокль из пятнистого футляра и навел его на горы. У него‑то бинокль был получше Донцовского – залитая в камуфляжную резину «Минолта» с дальномером и повышенной светосилой. Он отлично видел Игоря, уже успевшего подняться на склон, и в очередной раз подивился той легкости, с которой Лапин одолевал сложный, почти вертикальный маршрут. А ведь уже не юноша… Вот что значит школа альплагерей Таджикистана! Потом Сержант обратил свой взор на берег и пристально, изучающе начал осмотр береговой линии.

Их палатка, которую было совершенно не видно среди кустарника, располагалась не так далеко от северной оконечности Аяна, в довольно обширной бухте. Южный мыс был еле заметен. Зато северный, холмистый и поросший лиственницами, довольно далеко вдавался в озеро. Можно было различить вход в залив Капчуг, где в былые годы стоял кордон российского заповедника.

В бинокль было видно, как Андрей Донцов, сев на лесину, достал свой любимый охотничий нож и вскрывал консервные банки. Сержант сглотнул слюну. Донцов на берегу поднес кончик ножа ко рту и неторопливо, как большой старый кот, слизнул с него приличный кусок такой вкусной тушеной говядины. Вот ведь паразит… Сержант тихо застонал, заглушая утробные звуки в животе. Физические упражнения на природе пробудили зверский аппетит.

Внезапно боковым зрением он заметил какое‑то движение на северном мысу, отделяющем их бухту от соседней. Движение…

Движения в тундре бывают разные. Неожиданно выйдет из зарослей олень, отбившийся от стада, а то и лось, который временами заходит в эти края из эвенкийской тайги. С писком сорвется с места симпатичный лемминг. Бело‑серый камень на берегу вдруг превратится в напуганного зайчишку. Выскочит из‑за мыса, нервно вздрагивая на волне, давно некрашеная моторка одинокого рыбака‑фанатика. Общеизвестный Хозяин тайги – господин Топтыгин неторопливо подойдет к речке попробовать себя в рыбалке. Коварная росомаха на мгновение покажется в тылу идущей группы, ожидая желанной ошибки до смерти уставших людей. В небе может появиться размытый след пассажирского самолета «Москва‑Певек». В последнее время уже и американские, и китайские авиамаршруты, согласно новым контрактам Республики Таймыр, оставляют следы в голубом северном небе.

Так или иначе, все движения в тундре предсказуемы, а по вектору – горизонтальны.

Сержант заметил движение, которого не должно быть среди безлюдной красоты озера. Движение снизу‑вверх. Моментально переведя бинокль чуть вправо, он к своему изумлению обнаружил, что из‑за деревьев медленно поднимается длинный шест на растяжках с прикрепленной наверху странной веернотарельчатой конструкцией, которую он сразу определил как антенну направленного действия. И антенну мощную, крепкую, скорее всего – спутниковую, предназначенную для устойчивой и надежной связи. И не с соседним озером – с «материком».

Зрелище напомнило ему фрагмент из фильма «Лангольеры» по роману Кинга: на фоне вполне безмятежного лесного пейзажа вдруг начинают двигаться, как живые, неуместные здесь и потому чужие, техногенные конструкции.

Такой «фильм» требовал озвучивания, и Сержант его озвучил сакраментальным:

– Трахома…

До антенны, по дальномеру его «Минолты», было тысяча пятьдесят метров. И ничего не было слышно. Может быть, мыс своим лесистым холмом глушил звуки.

Посмотрев на вершину горы и вниз по склону Сержант увидел, что Игорь с пугающей быстротой спускается по расщелине, тем не менее стараясь обходить опасные участки – чтобы не вызвать камнепада и совершенно лишнего сейчас шума.

За несколько секунд Сержант испытал целую гамму чувств. Было чертовски обидно узнать, что пройденные по воде и суше немалые расстояния так и не избавили их от соседства с себе подобными. Было и мгновенное озарение, что таинственный вертолет летел‑таки именно на Аян. Но самое главное – все его выращиваемые и лелеянные многие годы инстинкты, инстинкты человека, готового к развертыванию полномасштабных боевых действий в любой момент, помогли Сержанту с полной внутренней убежденностью, пока еще не объяснимой, осознать, что спокойная их жизнь подходит к концу и вскоре случится что‑то нехорошее. Он молча положил бинокль на дно, тихо и спокойно сказал Квесту:

– Дима, быстро и без разговоров, давай жми к берегу. Полным ходом. Громко не разговаривай, вопросы потом. И постарайся не плескать веслами, я тебя умоляю.

– Что случилось?

Но Сержант продолжал пристально осматривать берег.

– Что там случилось‑то, Сережа? – Квест не смог не переспросить, но уже скинул весла в воду и торопливо стал поправлять резиновые уключины.

– Ну чего ты там увидел?

– Соседи… И что‑то мне не нравится. А что – не знаю… Игорь вон скачет по склону, как снежный баран. Давай греби. Зря мы вторую пару весел‑то не взяли…

Андрей Донцов не любил огнестрельное оружие. Даже по молодости лет, когда он только начинал свою службу в органах, он не понимал коллег‑сверстников, постоянно ноющих из‑за того, что им еще не разрешено носить вожделенный «макаров». Даже работая в уголовном розыске, в «криминально сложном» городе Самара, старался не носить с собой боевой пистолет лишний раз, предпочитая ему газовый аналог. И уж тем более, никогда не вытаскивал его из оперативки без крайней необходимости. Хотя уж чего‑чего, а оружия через его руки прошло немало. За время его нелегкой и неблагодарной службы старшим оперуполномоченным уголовного розыска бывало всякое. Плюс – несколько командировок в горячие точки.

После перевода в Норильск, куда затащила его первая, неудавшаяся и, по его тогдашнему мнению, последняя жена, оружие ему не пришлось применять ни разу. Норильск был не в пример спокойнее «материковских» городов, что всегда очень ценилось местными жителями.

А вот к холодному оружию, а именно – к ножам, Донцов испытывал давнюю и непреходящую любовь. Тут у них с Сержантом всегда было полное взаимопонимание. Дома у Андрея хранилась довольно обширная коллекция различных ножей, преимущественно скандинавского типа, развешанная по всей стене. Коллекцию эту он собирал много лет, причем далеко не всегда – законными способами. В походах носил с собой нож с хищной формой лезвия кизлярского типа, названный изготовителями почему‑то «Викингом» – со светло‑коричневой теплой рукоятью из наборной кожи. С этим «Викингом» был связан забавный эпизод. Когда Донцов привез его из очередной командировки на Кавказ, то долго рассказывал друзьям, какова твердость клинка по Роквеллу и как талантливый деревенский кузнец, потомственный кустарь‑производитель, его создавал. Сержант все время рассказа крутивший дорогой (для Донцова) ножик в руках и внимательно его рассматривающий, до поры до времени молчал. Но когда воодушевленный Донцов дошел в рассказе до того места, как дед зарывал чудо‑клинок в свежий навоз, чтобы подвергнуть его «природному азотированию», не выдержал:

– Путь неплохой, если бы он его еще и не вырыл…

Именно этим «Викингом» он сноровисто открывал банки с тушенкой, рассчитывая к моменту возвращения ребят сварить стандартный и всегда вкусный на свежем воздухе походный суп. Андрей работал и изредка посматривал на «Зодиак», с которого мужики мастерски ставили сеть – снасть, которая гарантированно даст им возможность спокойным вечерком запечь в фольге душистую рыбку и сделать желанный сугудай…

Открыв последнюю банку, Донцов сполоснул руки, встал и мощно, с хрустом потянулся. Раньше, в более молодые годы, его сильное тело постоянно требовало соответствующей нагрузки, и молодой опер много времени проводил в спортзалах – на тренажерах. Традиционно любимыми в ментовке околовосточными драками, правда, не увлекался. Андрей почему‑то любил ручной мяч, про который сейчас практически забыли.

За последние годы сытый бывший милиционер разленился. И немножко распустился телом, позволив высококачественному жирку северного жителя закрыть когда‑то весьма рельефные мышцы.

Вид гор на противоположной стороне озера впечатлял. Горный массив Камня – конечная цель их маршрута – громоздился на юго‑востоке. Хотя Ковчег (явно «липовый» по твердому убеждению Донцова) находился с другой, невидимой отсюда стороны высоченных гор. До него от их лагеря было километров шестьдесят по прямой линии. Хотя, что такое «прямые линии» среди гор и озер? Так, геодезия…

Донцов смотрел на лодку, в которой Сержант, привстав на колени, разглядывал берег. Про себя профессионально подумал, что такой человек, как Сергей Майер, может стать чрезвычайно опасным для общества, если в один прекрасный день решит вдруг пойти по криминальному пути обустройства собственной жизни. Андрей неоднократно спорил с ним на эту тему, но оппонент уверенно отбивал все атаки противника. Майер даже придумал и обосновал собственную теорию «джигитизма», одним из постулатов которой являлась простая и известная истина: «Vis pasem – para bellum» – «Хочешь мира – готовься к войне».

С Сержантом по поводу его «воинственности» спорили все, кроме Квеста. Димка раз и навсегда объявил себя полным пацифистом. И в милитарных спорах никогда не участвовал.

Вдруг Сержант резким движением опустил бинокль и что‑то быстро сказал развалившемуся в томной неге Квесту. Тот суетно заработал веслами, и «Зодиак» с приличной скоростью пошел к берегу. Донцов сразу же понял, что «главный боец» экспедиции увидел что‑то необычное, более того – опасное… Не тот человек был Сержант, чтобы с такой скоростью драпануть с акватории при виде, к примеру, рыбацкой моторной лодки. Но пока Андрей почувствовал легкое беспокойство – не более. Ну что там могло такого случиться? Не пришельцы же…

Тут он увидел, как Сержант привстал и поднял левую руку вверх, а правую вытянул строго параллельно поверхности воды. Знак общепринятой внутри группы азбуки Морзе – «тире‑точка‑тире‑точка‑тире» – а точнее, его вариант при сигнализации руками: «Осмотритесь и прислушайтесь по указанному мной направлению».

* * *

Наверх Игорь шел легко. Руки и ноги ничего не забыли. Местные горы, старые и коварные, он знал хорошо и чувствовал себя уверенно. Это тебе не ледники Тянь‑Шаня, где он поставил по молодости лет все свои возможные рекорды.

Начитавшись в юности воспоминаний Абалакова и Хиллари, он серьезно заболел альпинизмом и достиг на этом поприще, как считали все, определенных успехов. Большое влияние на него оказало в свое время и мимолетное знакомство со знаменитым горовосходителем – легендарным Балыбердиным – героем первой советской экспедиции на Эверест в 1982 году, которого он считал величайшим альпинистом всех времен и народов.

В альплагерях Таджикистана Лапин узнал, что такое настоящие горы, истинную и вечную цель всех альпинистов. На Таймыре горы не такие. Хотя и здесь требовалась определенная осторожность – осыпи были возможны где угодно. Но зато, в большинстве случаев, здесь вполне можно было обходиться без альпинистского снаряжения.

Маршрута, по которому они утром спускались с плато, Игорь повторять не стал по двум причинам. Во‑первых, долго, а во‑вторых, ему нужна была более высокая точка установки антенны – для уверенной связи.

Игорь всегда ходил в гору легко. В начале подъема его мозг, параллельно с оперативным «сканированием» маршрута, включался в сложные философско‑этические размышления, которыми Лапин мало с кем мог поделиться. Для себя он называл их «рабочими отвлекалками».

У подножия плато он наткнулся на скелет снежного барана. Заповедный краснокнижный зверь не был убит заезжим валютным браконьером: главный трофей Путоран – красивые и уже испорченные рога – не унесли.

Игорь отчего‑то вспомнил, как в одном пешем походе они увидели на окраине леса необычную картину. На довольно большом и лысом холме сидел на задних лапах заяц, который не торопился убегать при приближении туристов. Когда они подошли поближе, то увидели, что заяц очень старый и… мертвый. Неизвестно, сколько он находился в такой позе, но довольно долго, так как успел превратиться в маленькую трогательную мумию. Все, кто увидел эту картину, находились какое‑то время в странном оцепенении. Самое поразительное, что местные хищники не тревожили его! Игорь тогда представил, как одинокий старый заяц решил, что ему уже пора. Спокойно выбрал место, с трудом взобрался повыше, сел, посмотрел в последний раз старческими глазами на остающуюся жить землю – и тихо умер.

С тех пор эта сцена не раз всплывала в памяти. Игорь чувствовал, что она чему‑то учит его, но точно сформулировать не мог. А этой зимой взял из обширной библиотеки Фариды в кои веки отдельно изданный вечный Екклесиаст. И первое что прочитал, пролистывая на пробу страницы со странными столбцами по‑мудрому скупого, но великого текста: «…Суета сует и всяческая суета…»

На спине у восходителя висел маленький горный рюкзак с лейбачком «Баск», плотно пристегнутый к телу мягким толстым поясом на тефлоновой пряжке. Там находилась переносная радиостанция‑сканер «Иесу», небольшой моток медной проволоки и четыре маленьких и легких телескопических удочки – будущая антенна. Туда же Игорь кинул и ненавистную ракетницу в матерчатой кобуре. Поднявшись на понравившуюся скалу, он спрятался от ветра за спину небольшого «жандарма» – одинокого фигурного каменного столба, созданного многовековой северной эрозией. Чуть отдышавшись и глянув на часы, увидел, что время контрольной связи наступило. В эти часы Фарида с его Ленкой должны были обязательно сидеть в Форте, возле трансивера, ожидая возможного выхода ребят в эфир.

Антенну направленного действия – «двойной квадрат» – он ставил торопливо, растягивая скрутившуюся проволоку и сдвигая на нужное место тяжелые камни. Тихо матерился и нервничал из‑за того, что не удосужился взять с собой несколько готовых растяжек.

Наконец все было готово для работы. Игорь накинул поверх вязаной шапочки наушники, набрал частоту и разборчиво сказал в эфир:

– «Берег», ответь «Группе», прием, – он повторил несколько раз и подумал: «Лишь бы девчата не сбили настройки».

Тишина в эфире. Ничего, поговорим еще…

– «Берег», «Берег»…

Инструкцию на двух листках картона он самолично повесил на гвоздь, прямо перед носом начинающих радисток Кэт, но надежды питал на нее слабые.

Тишина в наушниках раскололась нервным голосом Фариды, которую ребята назначили «старшей по общежитию»:

– «Группа», я – «Берег», слышим тебя на… – Игорь представил, как девчата смотрят на индикатор трансивера, впопыхах пытаясь оценить в баллах качество принимаемого сигнала, – …в общем, нормально слышу.

Пауза, шепот, тычки, щипки…

– Прием!

– Девчата, у нас все идет хорошо, – первым делом Игорь решил их успокоить. – Встали в намеченной точке, все здоровы, лагерь готов. Как у вас дела, прием.

– Все в норме, работаем по хозяйству, ждем вас!

– Хорошо. Завтра в это же время, на этой же частоте. Как поняли?

– Все поняли, прием. Мы все соскучились уже… А у нас тут олень был, хотел озеро переплыть, но передумал.

Игорь захотел попросить Фариду передать микрофон своей Маленькой, но почему‑то растерялся – не знал, как можно говорить с любимой в открытом эфире. И вместо этого сказал:

– Вот и хорошо… Прием.

Но зато Ленка знала. Вырвала микрофон у Фариды и быстро и громко прокричала:

– Игорек, миленький, я тебя люблю! Жду не дождусь!