Текст книги "Цивилизация классического Китая"

Автор книги: Вадим Елисеев

Соавторы: Даниэль (Даниель) Елисеефф (Елисеев)
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 41 страниц)

Самое лучшее запретить это. Я предлагаю сжечь все книги, хранящиеся в императорских архивах, кроме „Записок о Цинь”. Я предлагаю изъять тексты „Ши цзина”, „Шу цзина”, книги ста школ и сжечь их без разбора. Надо казнить любого, кто осмелиться говорить о „Ши цзине” и „Шу цзине”, а их тела помещать на торговых площадях. Надо казнить любого вместе со всей семьей, кто будет критиковать настоящее, ссылаясь на прошлое. Надо наказывать таким же образом любого чиновника, который пренебрежет подобным случаем в своем ведомстве. Надо приказать подвергнуть клеймению и отправить на принудительные работы по постройке крепостных стен тех, кто в течение тридцати дней не сдаст всего этого. Не подлежат изъятию только книги по медицине, лекарства, по гаданию на черепашьем панцире и тысячелистнике, по земледелию и разведению деревьев. Тот же, кто пожелает учиться, пусть берет в наставники чиновников». [34]34
  Это обращение Ли Сы к императору авторы цитируют по «Историческим запискам» Сыма Цяня (Гл. 87. Жизнеописание Ли Сы)


[Закрыть]

Таким образом, образованные люди больше не могли возвыситься над другими сословиями, извлекая пользу из своих знаний. Так же, как были снесены стены древних княжеств, уничтожены феодальные привилегии и иерархия, переселены целые общины недовольных крестьян, должны были исчезнуть и образованные люди со всеми своими знаниями. В глазах императора, который в этом следовал легистам, не должно было быть никаких исключений из общего правила единообразия и покорности.

Очень трудно оценить a posterioriту реальную цену, считая и людей, и уничтоженные богатства, которая была заплачена за подобное решение. Без сомнения, общая численность реальных потерь была намного меньшей, чем те данные, на которых позже настаивали в своих работах историки, сторонники конфуцианства. Однако этот выразительный вызов, который император бросил своим противникам, прежде всего стремясь к достижению психологического, а не материального эффекта, вызвал к нему ненависть и стойкое презрение последующих поколений, которые видели в нем скандальную и смешную карикатуру на образ идеального правителя. Впрочем, идея единства на всем протяжении истории Китая торжествовала над многочисленными центробежными тенденциями.

* * *

Идея единства основывалась на величественном восстановлении древних сельскохозяйственных культов: реставрация их значения влекла за собой оправдание всех авторитарных мер, которые, как мы считаем, были всего лишь плодом административной мудрости правительства. Первый император хорошо позаботился о том, чтобы жертвы приносились не только Небу и Земле, но и величественным горам, и могущественным рекам, а если обобщить, то всем божествам, которые почитались в прошлом. Горы и реки, у которых совершались ритуалы, выбирались очень внимательно. Правитель приказал построить сотню храмов, посвященных солнцу, луне, звездам, каждой из известных планет, божествам дорог и полей, владыке ветра, хозяину дождей, четырем морям, которые окружали мир. В каждом из этих храмов со строгой периодичностью проводились службы.

Значение космических культов в эту эпоху позволяет точно определить глубинные основы легизма. На первый взгляд, если обратить внимание на термин «закон» (фа)в названии и на строгость уголовных постановлений, легизм кажется юридической школой, однако, на самом деле, под видом исповедования принципа «недеяния» он базировался на уважении к древним пантеонам.

* * *

Герой и основатель новой эпохи Цинь Шихуанди стремился великолепием свиты и двора показать блеск своей славы. В Сяньяне, на северном берегу Вэйхэ, он построил пышную резиденцию, которая, отражаясь в реке, как будто удваивалась магией воды. Знать, придворные дамы, шуты и певички толпились в этих огромных дворцах. Правитель входил в свою резиденцию, используя собственную дорогу, построенную по его замыслу и окаймленную высокими земляными насыпями, чтобы никто не мог видеть, как идет Сын Неба.

Когда в 212 г. до н. э. строений, расположенных на северном берегу реки, стало мало для императорского двора, их начали строить и на южном берегу. Там, посреди парка Шаньлин-юань, раскинулись роскошные дворцы, точно повторяющие резиденции каждого из древних гегемонов. Самым красивым из них был императорский дворец А-фан, длина которого с востока на запад составляла 700 м, а ширина с севера на юг – около 120 м. В нем могли спокойно жить, не стесняя друг друга, 10 тыс. человек. Его крыши поднимались на головокружительную высоту. В гигантском зале первого этажа в торжественных случаях возвышалось знамя высотой около 18 м. Парк, который окружал галерею дворца, южной частью выходил к окрестным горам.

Последнее пристанище императора также было создано в соответствии с его амбициями и делами. Его громадная гробница и сегодня существует в Линтуне, в провинции Шэньси, к востоку от Сиани. Квадратный курган, сторона которого равна примерно 500 м, окружен двумя прямоугольными поясами укреплений. Длина одного из них достигает двух километров. Кроме тайных разграблений могил, которые когда-то имели место, здесь не проводились никакие раскопки, поэтому до последнего времени невозможно было определить точные параметры захоронения. Находка нескольких обожженных кусочков земли (терракота), которые совершенно точно были частью погребальной ограды, позволяет определить уровень развития мышления и ремесла этого общества, находящегося в процессе коренных перемен. Еще большую роль сыграли найденные в 1974 г. знаменитые терракотовые воины, в натуральную величину и с настоящим оружием. К ним нужно добавить найденные в 1981 г. две бронзовые колесницы, инкрустированные золотом и серебром (уменьшенные модели тех, которые использовал император). Все это позволило по-новому оценить роскошь могилы Первого императора. В свете этих чудесных находок записи Сыма Цяня, казавшиеся столь неправдоподобными, вдруг оказались истиной. Он сообщает, что внутри могилы, под землей, было скрыто целое государство, созданное по образу царства живых. Все это соответствовало погребальной традиции, существовавшей в Китае на протяжении тысячелетий. Здесь были даже солнце, луна и звезды, которые были просто нарисованы на вращающемся подобии небесного свода. На земле, покрытой бронзовыми плитками, реки и ручейки из ртути рисовали плетеные узоры, впадая во внутреннее море. Здесь постоянно горели лампы, заправленные специальным маслом. Растения, вырезанные из нефрита, золотые и серебряные животные, дворцы, чиновники, глиняные слуги дополняют эту удивительную копию, созданную в подземном мире. Ее, как и египетские пирамиды, удалось сохранить благодаря непрерывному ряду ловушек, автоматически бросавших камни и стрелы в тех, кто отваживался прийти сюда. На самом деле, опыт показывает, что расхитители гробниц использовали специальные уловки, рыли подкопы и колодцы, для того чтобы избежать этих опасностей.

Император не замедлил присоединиться к этому подземному фантастическому миру. В 210 г. до н. э. во время путешествия он тяжело заболел и умер. Любопытные события, последовавшие за его смертью, показали, что на протяжении десяти лет тайная власть была сосредоточена в руках нескольких людей. Ли Сы, с помощью могущественного евнуха Чжао Гао, попытался скрыть смерть императора. Этот альянс мог некоторое время осуществлять правление от его имени. Однако авантюра закончилась одной из грязных дворцовых драм, которые так часто пятнали историю императорского Китая.

Когда уловка была раскрыта, Чжао Гао удалось казнить Ли Сы вместе со всей его семьей. Молодой сын Цинь Шихуанди оказался всего лишь игрушкой в руках одной из дворцовых группировок, которая довела его до самоубийства. Чжао Гао также заплатил жизнью за свои интриги и преступления.

В стране снова начались войны и волнения. Народ все меньше терпел строгие законы режима, который ставил норму выше человека, а безопасность и обустройство огромной территории считал более важным, чем непосредственное существование ее обитателей: «Когда мир был, наконец, объединен под властью Цинь, Первый император начал вести внутри страны гигантские общественные работы, а на границах попытался отгородиться от варваров. Он собирал налоги, которые составляли больше половины дохода, и отправил охранять границы половину населения каждой из деревень. Несмотря на свое трудолюбие, крестьяне не могли вырастить достаточно зерна, чтобы прокормиться. Хотя крестьяне пряли и ткали, они не могли обеспечить себя одеждой. Император исчерпал ресурсы Поднебесной, чтобы обеспечить свое правительство, и часто им еще не хватало этого для исполнения своих желаний. Вся земля между морями пришла в опустошение, крестьяне были в таком гневе, что либо бежали, либо восставали».

Именно в это время появился Сян Юй (232–202 до н. э.), житель благородного царства Чу, образец военного героя, трагическая фигура которого на протяжении последующих веков приобрела символическое значение.

* * *

Образу Первого императора, которого так хулили и боялись, противостоят личности двух великих мятежников, Сян Юя и Лю Бана. История, при поддержке литературы, превратила их в два архетипа: мужественный, но непоследовательный солдат и бунтовщик с добрым сердцем, находящийся вне закона защитник бедных, настоящий хранитель «Мандата Неба», в то время когда носящий титул правителя предавался заблуждениям тирании или распутству.

Как сообщает легенда, Сян Юй, прекрасно разбирающийся во всех тонкостях стратегии, был очень крупного размера и таким сильным, что мог в одиночку поднять тяжелый бронзовый котел. Когда страны юга, находящиеся далеко от центральной власти, хранители самобытной культуры, которую они не теряли никогда, восстали против тирании императора, Сян Юй служил у их предводителя, своего дяди Сян Ляна. Он талантливо руководил восставшими, вплоть до самого уничтожения войск Цинь. В 207 г. до н. э. он разграбил столицу и осквернил могилу Первого императора. Эти надругательства принесли ему робкое обожание толпы, которая считала, что это указывает на него как на основателя новой династии. Друзья уговаривали его взять власть над огромными владениями Первого императора. Однако он отказался, считая, что «стать богатым и знаменитым, но не переделать себя, то же самое, что надеть вышитую одежду, чтобы идти ночью». Советчик дерзнул ответить: «Теперь я понимаю, почему люди говорят, что жители Чу – это всего лишь обезьяны, которые носят головные уборы». Это кончилось для советчика плохо, Сян Юй приказал сварить его живьем для того, чтобы отучить его и ему подобных от непозволительной дерзости.

Сян Юя начали все опасаться, и хотя он богато наградил своих товарищей по оружию, раздав земли и знатные титулы, все же, как и все великие завоеватели, он стал жертвой предательства. Его совершил Лю Бан, которого Сян Юй сделал князем Ханя. Лю Бану удалось настроить против своего лидера его вчерашних друзей. После нескольких героических сражений военная удача покинула Сян Юя. Будучи весьма незаурядной личностью, он перерезал себе горло на глазах у вражеского полководца, которому сказал перед смертью следующие слова: «Я знаю, что Хань назначил цену за мою голову в тысячу золотых монет и селения с десятью тысячами дворов. Я окажу вам эту милость».

Этой могущественной, но жестокой и тиранической личности героя Сыма Цянь противопоставляет его добродетельного победителя Лю Бана, – весьма сомнительная добродетель, основывающаяся на предательстве собственного благодетеля. Однако во все последующие века в Лю Бане (202–195 до н. э.) видели или желали видеть только человека, который восстановил империю и вернул Китаю его величие. После победы, которую больше никто не осмеливался оспаривать, Лю Бан стал основателем новой династии – Хань, названной так в честь того маленького государства, которое обеспечило его триумф. Церемония восшествия на престол была проведена в феврале 202 г. до н. э. в западной части провинции Шаньдун, к северу от реки Хань. Так, императором стал мятежник, когдато бывший хозяином трактира, о котором говорили, что в молодости он не чурался ни выпивки, ни женщин, и который, когда стал старостой деревни, принял сторону угнетенных, восстав против тирании династии Цинь.

Получив «Мандат Неба», он основал столицу на западе Китая, в Чанъяни, около современного города Сианьфу. Как и первый император, Лю Бан, без сомнения, опасался грозных замыслов сверхъестественных сил. Ему казалось, что жрецы, находящиеся на службе у государства, не обладают достаточным могуществом, для того чтобы укрепить положение династии. Сыма Цянь сообщает, что новый император созвал всех колдунов, всех женщин-шаманов, магические знания которых позволяли общаться с богами: «Шаманы из провинции Лян почитали Небо и Землю, Небесный Алтарь и Небесную Воду, Дом и Залы. Шаманы из провинции Цинь почитали Пять Императоров, Повелителя Востока, Хозяина Туч, Судью Судьбы, Алтарь Шаманов, Предков Шаманов и того, кто приносит огонь. Кроме того, они почитали Повелителя Алтаря, Защитника Шаманов, Заточенную Семью. Шаманы Цин почитали божеств Нижнего Мира, Предка Шаманов, Судью Судьбы и Дарующего Крупу. Другие шаманы, которые были специально приглашены для проведения обрядов, почитали Девять Небес…Все жертвоприношения совершались в предназначенные для них сезоны и месяцы».

Таким образом, каждый регион империи способствовал достижению равновесия мира. Это равновесие было тем более необходимо, когда на границах Поднебесной кочевники становились все более опасными.

Варвары: отторжение или ассимиляция

Безусловно, политика Первого императора, породившая множество потрясений, окончательно направила развитие Китая по новому пути. Однако Цинь Шихуанди не хватило времени для того, чтобы решить действительно важные проблемы, самой насущной из которых являлась проблема варваров.

Впрочем, он предпринял весьма зрелищные меры, приказав достроить и объединить отдельные участки крепостных стен, которые начали создавать в царствах Янь, Чжао и в самом царстве Цинь, чтобы отгородиться от степи и обеспечить собственную защиту. Именно так появилась знаменитая Великая Китайская стена (ваньли чанчэн),ломаная линия которой почти точно повторяла близлежащие горные цепи. Стена, которая длинной лентой тянулась по огромным пространствам с очень сложным рельефом, выступала, причем довольно эффективно, в роли своеобразной плотины. Но подобное решение не затрагивало корня проблемы варваров, защищая только от ее последствий. Польза, которую приносила эта стена, была оплачена страданиями. Представители низших сословий, насильно пригнанные работники и различные преступники были в массовом порядке отправлены к границам страны. Большинство их умерли во время строительства, некоторыебыли замурованы в стену. Их принесли в жертву, чтобы, согласно древним верованиям, передать стене их жизненную силу. На протяжении веков хранилась память о страданиях первых строителей и копилась усталость, вызванная тем, что стене требовался постоянный ремонт:

 
Как велика стена!
Она протянулась на три тысячи ли.
На многочисленные границы пришли молодые и выносливые люди.
Как много вдов осталось по домам.
Не нужно больше растить сыновей, а только дочерей кормить.
Ты видишь там, у подножья Стены, все копятся трупы и кости мертвецов.
 

Работы по строительству стены, которые проводила власть, продвигались достаточно быстро. Уже в 214 г. н. э. Великая стена простиралась от Ляодуна, на востоке, до Линьтао в провинции Ганьсу, на западе, при этом она находилась несколько севернее, чем сегодня. Ее обслуживала сеть военных дорог, а регионы рядом со стеной населяли гарнизоны солдатземледельцев, поскольку население этих районов в ужасе бежало.

Примерно в эту эпоху сюнну, победив другие, менее сильные варварские племена, создали и возглавили конфедерацию, которая стала страшной угрозой для Китая. После нескольких лет существования и целой серии более или менее быстрых захватов соседних земледельческих сообществ, которые в итоге встали на их сторону, сюнну неожиданно показали себя весьма организованной и опасной силой. Глава этой конфедерации, шаньюй,вознесенный на вершины власти по единственному критерию – обладание качествами делового человека, возглавлял пирамиду из 24 военных или гражданских правителей, разделенных на две иерархии. Только представители трех кланов, из которых состояла аристократия сюнну, могли занимать эти высокие должности, со временем ставшие наследственными. Влияние соседнего Китая проявлялось в системе общественного устройства, которое соответствовало космогоническим принципам, характерным для Поднебесной. Резиденция шаньюярасполагалась в северных регионах, а сам он сидел, повернувшись лицом к югу. Иерархию левой руки, относительно правителя, занимал восточный округ, состоящий из покоренных стран, иерархию правой руки – западный округ.

На рассвете щаньюйпочитал солнце, а на закате – поклонялся луне. Сюнну очень внимательно следили за движением планет, от положения которых зависело принятие самых важных решений. В первый месяц года все высшие чиновники приезжали ко двору, чтобы там совершить жертвоприношения. В пятом месяце они собирались в Лунчэне, для того чтобы почтить предков, божеств, Небо и Землю. Осенью, когда лошади были откормлены, все население собиралось в лесу Дай, где проводился учет всех людей и животных. Когда правитель умирал, его министры и наложницы должны были последовать за ним. Их тела клали посреди могилы вместе спредметами из золота и серебра, мехами, одеждами, просто погребая их в отдельных ямах, поскольку у сюнну еще не было обычая ставить надгробные знаки.

Правосудие сюнну было быстрым и эффективным: ни один обвиняемый не ждал приговора больше десяти дней. Наказание, согласно правонарушению, выражалось либо в порке разной степени тяжести, либо в казни.

В этом обществе, основанном на материальном успехе, намного более важными были возрастные, а не социальные слои. Молодые и сильные люди брали себе лучшее из питания и одежды. Старым и слабым приходилось довольствоваться тем, что осталось. Однако сила, которая давала определенные преимущества, налагала и определенные обязательства: так сын должен был жить в том же жилище, что и отец, а после его смерти обязан был взять на свое содержание тещу и своячениц, после того как они вдовели.

Таким образом, очевидно, что сюнну были цивилизованными, однако, если они оказались очень восприимчивыми к блеску и роскоши китайских соседей, это не означает, что их культура не поддается восстановлению. Со своей стороны Китай не понимал этих странных людей, никогда не стремившихся к переходу на оседлый образ жизни, не знавших письменности: все понятия, на которых базировалось аграрное общество, например собственность, оказывались для сюнну пустым звуком. Одних приемов ведения военных действий, которыми пользовались сюнну, было достаточно, чтобы повергнуть китайцев в растерянность. Например, у сюнну бегство с поля боя считалось стратегическим уклонением, а не чем-то постыдным. Привыкшие к тяжелым сражениям на колесницах, к тому, что основная нагрузка в бою ложилась на плечи пехоты, к штурму укрепленных городов, китайцы слабо понимали тактику кочевников. У сюнну был обычай начинать атаку в период полной луны и отступать, когда она уменьшалась. Они уводили с собой пленных, которые становились рабами тех, кто их захватил. Страх перед этим неуловимым врагом был у китайцев постоянным: «Они прекрасно владеют искусством обманывать противника, заманивая его в западню. Как только они замечают врага, они набрасываются на него, как стая птиц, жадных до добычи. Однако, когда они сами разбиты и их преследуют, они рассеиваются и исчезают как туман».

Императору-воину У из династии Хань (141—87 до н. э.) принадлежит создание новой системы отношений между Китаем и варварами. Ему удалось раздвинуть границы известного китайцам мира. В начале его долгого правления китайские войска привели во дворец императора нескольких пленных сюнну, которые безудержно восхваляли могущество своего народа. Они рассказывали, как был побежден правитель юэчжи,индоскифского народа, жившего в Центральной Азии. Издеваясь над побежденным правителем, победители сделали из его черепа чашу. Они открыто высмеивали растерянное бегство несчастных проигравших, которые затем начали искать себе союзника, способного отомстить за них. Поиски их оказались тщетными, так как сюнну господствовали над всей степью, и среди кочевников никто не осмеливался восстать против них. Получив подобную информацию, император попытался установить контакт с юэ-чжи, чтобы этот народ, усилившись благодаря китайской поддержке, мог напасть на сюнну с тыла. Для этого нужно было отправить к ним посла, который был бы достаточно ловок, чтобы пересечь без помех территорию, контролируемую врагом. На эту роль был выбран молодой дворцовый чиновник Чжан Цянь, который отправился в путь в сопровождении охраны и раба-варвара. Однако этому посольству не удалось уехать далеко, кочевники захватили его и привезли его к шаньюю,который не позволил им продолжать свой путь.

Китайская экспансия в правление императора У из династии Хань (141—87 до н. э.)

Чжан Цянь остался пленником на десять лет. Впрочем, кочевники обращались с ним хорошо, сюнну даже подобрали ему жену, от которой у него родился сын. К концу десятого года своего плена Чжан Цянь воспользовался тем, что надзор за ним и его спутниками ослаб, и они с бежали, чтобы продолжить свой путь к далекой стране юэ-чжи.После двадцати – тридцати дней пути они прибыли к правителю Даюаня (Фергана), который принял их с почестями и предоставил Чжан Цяню проводников и переводчиков, которые провели его в Трансоксиан (Канцзюй), а затем в Бактрию (Дася). Наконец ему удалось найти юэ-чжи. Однако этот народ жил счастливо, в относительной безопасности. Так Чжан Цянь, достигнув своей цели, вынужден был отказаться от выполнения своей миссии. Юэ-чжи совершенно не прельстили ни мечты о реванше, ни предложения, которыми соблазнял их китайский посол.

По истечении года Чжан Цянь начал свое возвращение в Китай по южной дороге Наньшаня. Однако на обратном пути он снова попал в руки сюнну. Прошел еще год, и только внезапная смерть шаньюяи последовавшие за ней беспорядки позволили ему бежать вторично. Чжан Цяню удалось увезти с собой супругу-сюнну и раба, и после примерно двадцати лет отсутствия он вернулся в Китай, где его торжественно встретил сам император.

По возвращении Чжан Цянь составил описание своего удивительного путешествия через горы и высокие плато. Там, за землями варваров-кочевников, он нашел новые страны и процветающие культуры. Дипломат сообщил императору, что Фергана – это сельскохозяйственная страна, в которой выращивают рис и пшеницу, что она богата породистыми лошадьми, которые «потеют кровью». Там он пил вино, которое было выжато из плода, неизвестного в Китае, – из винограда. Население этой страны, численность которой составляла несколько сотен тысяччеловек, жило в укрепленных городах. Трансоксиан, маленькая область, населенная кочевниками, по праву гордилась прекрасными лучниками. Бактрия, которая, напротив, была страной полей и поселков, располагалась к югу от Ферганы. Чжан Цянь также рассказывал об усунях, варварах с голубыми глазами и рыжей бородой, которые кочевали в районе реки Или. Они называли себя «спустившиеся с птицами» и разводили великолепных лошадей. Чжан Цяню удалось пригнать нескольких лошадей этой породы, причем император У был настолько ими восхищен, что назвал их «небесными лошадьми» ( тяньма). Помимо всего прочего китайский дипломат открыл горные цепи Куньлуня, где берут свое начало две основные транспортные артерии Китая – Хуанхэ и Янцзыцзян.

Эти открытия очень сильно изменили представления китайцев о мире. Они узнали, что цивилизация может возрождаться, как это произошло с малыми народами Центральной Азии, которым были известны чудеса ближневосточного мира и которые одновременно восприняли и некоторые элементы греческой культуры, когда-то привнесенные сюда походами Александра Македонского. Кроме того, Китай мало-помалу открывал для себя новые богатства.

Это были ковры, драгоценные камни, позднее животные, например лошади благородных пород, ослы, распространенные на Западе, которых сюнну ввезли в Китай, и даже верблюды из Бактрии. Была заимствована техника верховой езды и система упряжи, а также использование подгрудного ремня для лошади. Также в Китае появились новые виды растений, такие как люцерна и клевер, которые использовали, чтобы кормить стада, новые виды фруктов – виноград и гранат, орехи. Чжан Цянь – дипломат, солдат, путешественник, именно он впервые вывел Китай к знаменитому Шелковому пути. Более точным было бы называть его «Путь лошадей», так как именно благодаря этой транспортной артерии, добывая драгоценных боевых скакунов, китайское правительство заполнило страну сюнну шелковыми и железными изделиями. В итоге это позволило сюнну лучше вооружиться, а значит, усилило их могущество.