Текст книги "Выстрел в водопад [СИ]"

Автор книги: Вадим Леднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Глава вторая

Дневник Майи

17.03.200... года

"Сижу буквально на чемоданах. С минуты на минуту приедет такси, и я прямиком отправлюсь на вокзал! Проводила тетку в ночную. Перед ее уходом на работу мы сидели на кухне, наверное, часа два, все чаек пили, болтали – пару чайников точно опустошили. Тетка напекла мне в дорогу пирогов, но дегустировать мы их начали уже сейчас. Тетя Галя очень переживала, что смена у нее выпала так неудачно – не сможет она проводить меня на вокзал. Я, наверное, раз сто повторила, что доберусь сама, уж машину вызвать и успеть к поезду много ума не нужно. Но тетя все равно переживала, твердила, что у нее сердце не на месте, плохо молодой девушке болтаться одной ночью по вокзалу. Я ее успокаивала, как могла. Во-первых, не такая уж я и молодая девушка – мне не шестнадцать, и даже не двадцать. Двадцать три уже! Закончила учиться, устроилась на работу. И по вокзалу я "болтаться" не собираюсь. Сяду в ночной поезд, и до дома уж он меня довезет, мимо не проскочит. Мы расцеловались, я пообещала позвонить, как только доберусь, но она все топталась в коридоре, снова и снова спрашивала: поняла ли я, кому оставить ключи; не забыла ли билет; все ли вещи собрала? Короче квохтала надо мной, как наседка. Конечно, я ее понимаю, она живет одна, и к сестре – моей маме ездит редко. И со мной виделась два года назад. Соскучилась. Летом нужно будет приехать к ней в гости, хоть на пару недель. Все. Звонит сотовый. Наверняка это пришло такси. Точно! Любезная тетка-диспетчер сообщает: белая "Волга"; номерочек: сто сорок один. Домой, домой, домой. Ужасно соскучилась по маме, отцу и братьям"

Майя захлопнула дневник, прицепила сверху на обложку ручку и, засунув тетрадь во внешний карман дорожной сумки, выскочила из квартиры. Заперла за собой железную дверь. Позвонила в соседнюю, семьдесят третью, отдала ключи соседке-пенсионерке. Тетя придет с работы завтра, заберет. Лифта ждать не стала – быстрее пешком.

Машина ждала у подъезда – видавшая виды, когда-то белая "Волга" с плафоном на крыше. Водитель покуривал в приоткрытую форточку – в темно-синее вечернее небо вилась струйка дыма. Покосился на Майю, затем оценивающе, на ее сумку, и кивнул в сторону заднего сидения, бросай, мол, туда. Идти открывать багажник ему, похоже, было лень.

Майя, как ей и было предложено, сунула сумку на заднее сиденье, сама села впереди. Пару раз хлопнула дверкой – та все никак не закрывалась. Оказалось – мешал пояс от зимней куртки – свесился вниз и попадал в проем. Пояс подобрала, и дверка, наконец, закрылась. Водитель, недовольно наблюдавший за суетливой девчонкой, врубил первую передачу и машина, вихляясь в серо-белых бурунах снежной каши, тронулась, поехала неспешно ускоряясь. С неба опять начал сыпаться редкий снежок. Бестолковая круговерть снежинок, точно рой мошкары, толклась в свете уличных фонарей.

– На вокзал? – уточнил водитель, выворачивая на главную улицу.

– Да, на Главный, – Майя постаралась улыбнуться как можно приветливей, не сидеть же всю дорогу букой.

Она еще раз похлопала себя по карманам куртки – все вроде на месте. Шапка в кармане, даже одевать не стала, выскочила так. Да и в машине тепло. Дворники лениво елозили по ветровому стеклу, сгребая в стороны маленькие сугробики налипших снежинок. Водительская рация время от времени напоминала о своем существовании голосом неведомого диспетчера. "Кто на линии – Речной вокзал.... от Аэропорта, к Комсомольской, кто?" – прорывался сквозь хрипящий эфир бодрый девичий голосок. От нечего делать, Майя принялась смотреть в окно. Дорога шла под уклон и направо. В сгущающихся сумерках мелькнули корпуса института, с левой стороны появился призрак какого-то долгостроя. Здесь они нагнали маршрутный автобус. Мигая левым поворотником, "ПАЗик" потихоньку выруливал из выемки между двумя сугробами, означающей остановку общественного транспорта. В ярко освещенном салоне сидели редкие пассажиры. Кондукторша возвышалась монументальной статуей на высоком сиденье.

Впереди слева вспыхнули и погасли фары. Еще раз и еще. Тяжелый "Вольво" с длинным прицепом неуклюже пытался развернуться, и забраться на горку. Колеса скользили по укатанному снегу, машину стягивало назад. Водитель фуры приоткрыл дверь кабины, посмотрел вниз. Машина тяжело вздохнула какой-то пневматикой, взревел двигатель и "Вольво" попыталась еще раз осилить этот подъем. "Черт, не вовремя принесло его... – проворчал себе под нос таксист, – раскорячился... жди теперь, пока он задницу с дороги уберет!"

Фура, повздыхав и поотфыркиваясь, наконец, осилила подъем, и медленно развернувшись, освободила дорогу. Майя сквозь боковое стекло наблюдала, как мимо медленно проплывает темно-синий тент с белыми буквами по борту.

Почти следом за фурой рванул здоровенный темный джип. Лихо обогнул фургон и проскочил под самым носом у "Волги".

Водитель резко затормозил и выматерился, от избытка чувств забыв про свою пассажирку. Майя покосилась на него – седоватый дядька лет пятидесяти с небольшим. Коротко стриженые волосы, глубоко посаженные глаза, лоб с заметными залысинами, кустистые брови. Дернул рычаг переключения передач, нажал на газ, машина вновь тронулась. Пока стояли, ждали фуру, их успели нагнать автобус и еще пара легковушек.

"Волга", медленно набирая скорость, поехала вперед. Странно. Когда отъезжали от теткиного дома, свет на улицах горел. А сейчас фонари вдоль проспекта стояли мертвые, погасшие. Да и в оставшихся позади институтских корпусах не светилось ни одного окошка. Они миновали еще один лесок, подобрались к железнодорожному переезду, "Волга" осторожно перевалилась через рельсы. "Что-то медленно ползем, – подумала Майя и озабоченно посмотрела на часы, – так недолго и опоздать!" Водитель, словно вняв ее опасениям, наконец, прибавил скорость. Но не успела девушка обрадоваться, как впереди замаячили габаритные огни скопивших на дороге машин. "Блин!.. ну что за невезуха? – Майя пристально вглядывалась сквозь лобовое стекло. – Что там на этот раз? Пробка? В такое время просто смешно. На аварию вроде не похоже..."

Поперек всей улицы как будто натянули белесую штору. Она колыхалась, клубилась, перекатывалась неспешными волнами. Такси притормозило, а потом и вовсе остановилось.

– Что за хрень? – пробормотал водитель. – Я ж полчаса назад тут проезжал...

– Мне до одиннадцати успеть нужно! – взмолилась Майя, заискивающе глядя на него. – У меня же билеты на поезд! Ну что там может быть, туман и туман. Что вы, тумана никогда не видели. Может, поедем как-нибудь потихонечку? А?

– Потихо-о-нечку... – протянул таксист. – Ага, потихонечку! – он приоткрыл дверцу, выглянул наружу: "Эй, мужики, что за митинг? Чего стоим?". На его оклик оглянулось несколько человек, но никто не подошел и не ответил, все продолжали стоять и напряженно смотреть на эту стену тумана. Сзади подходили и подъезжали еще какие-то люди.

Майе надоело сидеть и просто так ждать – она выскочила из машины и аж задохнулась от морозного воздуха. "Ну, ничего себе! Убиться веником! Так и простыть не долго!" – она судорожно вытащила шапку из кармана, застегнула молнию на куртке, замоталась шарфом. Все равно холод пробирал до костей. Попрыгала на месте – под ботинками яростно заскрипел снег. "Градусов тридцать пять мороза, если не больше. И ветер. Черт, черт, черт. Не опоздаю, так околею!". Она вернулась в машину и захлопнула дверцу. Несколько минут просто сидела и, стуча зубами, оттаивала в тепле салона. Потом открыла глаза. Что-то явно изменилось. Что? Водитель, вылез из машины, отскабливал заиндевевшее лобовое стекло. Шик-шик-шик – скреб пластмассовый скребок. Нет, это не то. Что-то еще. Тихо ворчит на холостых оборотах двигатель. Не хватает чего-то! Чего? Рация молчит! Вместо бодрого скрежета и перекличек водителей и диспетчеров – монотонное шуршание. "Сериал "Серые мурашки". Но это если по телевизору, когда все программы заканчиваются. А тут, что радиопостановка "Серые мурашки"? Майя вытащила из-за пазухи шнурок с мобильным – "Поиск сети" – здрасти, приехали! А этот-то, куда сеть потерял? Она еще раз чертыхнулась и тревожно завозилась на сидении. Приоткрыв дверцу, окликнула шофера:

– Ну, поедем, может быть? А? А то я опоздаю! Ну, ей-богу, ну, что там такого?!

Таксист хмуро глянул на нее, молча показал рукой на стену тумана.

– Я доплачу! – использовала Майя свой последний аргумент. – Хорошо доплачу!

– Эх! – водитель плюнул на замерзший снег и забрался в салон, очевидно торчание на пустыре перед неведомым препятствием не входило и в его планы. – Ладно... попробуем. Не ной только!

Двигатель взвыл на первой передаче и "Волга", медленно объезжая впередистоящие машины, плавно въехала в колышущуюся пелену.

*****

Илья вернулся в вестибюль первым, Марека еще не было. Народ потихоньку разбрелся, некоторые, кто уже был одет, вышли на улицу и стояли на крыльце, тревожно вглядываясь в ночь. Илья присоединился к ним. Лунный свет почти не пробивался сквозь плотную муть закрывшую небо. Стало заметно холоднее. Вечером, когда Илья шёл на работу, температура была не ниже десяти градусов мороза. Теперь же, как показывал термометр у дверей института, все минус двадцать пять. Наконец появился Марек, с портфелем под мышкой и облезлой кроличьей шапкой в руке.

– Здесь-то, чуток посветлее будет, – сказал он, озираясь, – а то я в темноте чуть с лестницы не навернулся! Слушай, холодно, блин!

– Да уж, – согласился Илья. – Ты шапку-то одевай, а то плешь простудишь.

– О своей плеши позаботься! – огрызнулся Марек.

Они неторопливо спустились с высокого крыльца, стараясь не поскользнуться на обледеневших ступенях. Прошли по пологой горке сто метров отделяющие институт от проспекта, и двинулись по тротуару направо.

На остановке, в ожидании автобуса, зябко переминались с ноги на ногу Борис с Егором.

– Мне почему-то кажется, – пробормотал Марек, помахав им рукой, – что автобуса ждать нам не стоит. Не будет его ни хрена. Ты как думаешь, молодой человек, – повернулся он к Илье, – пехом придется?

Тот в ответ молча пожал плечами. Придет или не придет автобус, ему было безразлично, так как, в отличие, от ленивого Марека, домой он всегда ходил пешком. Чего там идти-то? Минут двадцать пять быстрым шагом.

От института до жилых кварталов – километра два. Сперва вдоль проспекта с погасшими фонарями, затем через лесок, а потом по улице, которую Илья называл "Дорогой скорби" из-за ее безрадостного вида – по обеим сторонам тянулись, окружённые покосившимися заборами, грязно-серые бетонные коробки складов. Далее путь пролегал через железнодорожный переезд со шлагбаумом, потом ещё немного по пустырю, после которого тянулись ряды частных гаражей, а за ними уже начинались кварталы девятиэтажек.

На подходе к этому самому пустырю, друзей и поджидал сюрприз – поперёк дороги, в обе стороны, на сколько было видно в полумгле, возвышалась колыхающаяся плотная завеса, то ли тумана, то ли дыма. Впрочем, дымом не пахло.

На дороге, не доезжая до стены тумана, запрудив собой неширокую проезжую часть и даже залезая на тротуар, скопилось с десяток легковых автомобилей, среди которых, грязной канарейкой, желтел милицейский уазик ППС. Между машинами стояли люди, горячо обсуждая происходящее.

– Я же тебе объясняю, командир, – доказывал толстому милиционеру в форменной куртке с погонами прапорщика, мужик в расстегнутой короткой дубленке и меховой кепке, – я здесь полтора часа назад проезжал, не было никакого тумана! Вот треснуть мне, на этом самом месте! Снежок шёл... пушистый такой!

– Да какая разница... пушистый... – басисто вступил в разговор водитель другой машины. – Я вот пробовал пешком туда пройти... ну... внутрь, – он тыкал рукой в сторону колышущейся стены. – Так там, на полметра ни хрена не видно. Через пять шагов направление потерял и вернулся только на голоса.

– Да где вы вообще, у нас зимой туман видели? Может дымовая завеса?

– Дак дымом-то не пахнет!

– А может, какую-нить трубу прорвало от мороза? – задался вопросом, какой-то бывалый гражданин. – Помнится, как-то раз прорвало горячую воду прямо на перекрестке, возле рынка... хлестало по всей улице. Так там такой же туман стоял!

– Где ты воду видишь, умник? – резонно возразили бывалому. Тот не нашел, что ответить и умолк. Друзья подошли поближе к толковищу.

– Слушай, – пробормотал Марек, пряча нос в воротник пальто, – а здесь-то вообще дубак!

Действительно, стало еще холоднее, к тому же зарядил обжигающий ветерок. По стене тумана пошли волны. Все присутствующие обернулись к ней, настороженно наблюдая за непонятным атмосферным явлением. Илья следом за Мареком, постарался, как можно плотнее, запахнуть, вдруг переставший греть пуховик.

– Ну, и что обо всём этом думаешь? – пробормотал он, кося на приятеля, слезящимися от холода и ветра глаза. Но тот лишь сосредоточенно сопел, стараясь согреть дыханием замерзший нос.

– Так что, командир? – вновь подал голос "меховая кепка". – Что делать-то будем? Прапорщик стоял возле своего "уазика", нервно отбивая дробь на его капоте, пальцами, затянутой в перчатку, правой руки. Он был явно смущён происходящим и очевидно не знал, что именно надлежит делать в таких случаях. Его растерянный взгляд блуждал по лицам окружающих, словно пытаясь найти кого-нибудь, на кого можно свалить ответственность за происходящее.

– Что нам делать-то? – продолжали интересоваться вокруг. – Говори! Чего тянешь? Не стой столбом, узнай, может, по рации чего передали?

Прапорщик постучал согнутым пальцем в стекло своей машины. Оно со скрипом, приспустилось, выпустив в щель облако пара.

– Ну?.. – поинтересовался он у своего, невидимого в темноте салона, напарника. – Не восстановилась связь?

Из щели что-то забубнили в ответ.

– Так и нет? – голос прапорщика стал безнадежным. – Шумит и все? С-сука, бля!

– Полчаса тут уже паримся! – глухо роптала, окружившая "уазик", маленькой толпа. – Объяснил бы кто!.. Что за хреновина?.. Как холодно-то стало!..

– Короче... – неопределённо начал прапорщик, – связи никакой, рация не работает! Мне, как и вам... в общем, хрен его знает! – неожиданно закончил он выражать свою мысль.

– Туман это! – упрямо и не к месту встрял бас. – Я в нём был. Мокрый весь вышел! Точно вам говорю: труба лопнула!

– Короче!.. – повысил голос прапорщик. – Туман это... дым ли... или ещё чего... Не исключена возможность аварии на газораспределительной станции! Утечки газа там раньше бывали... это точно. В общем, просьба ко всем присутствующим... Садитесь в свои машины... и давайте отъезжайте отсюда подальше... лучше, не меньше, чем на полкилометра!

– Какая ещё авария, понимаешь? – начали возмущаться вокруг. – Придумали, тут!.. Понастроили химии!.. Говорили, до добра не доведёт! Учёные, мать их!.. Научили на свою голову!..

– Куда нам отъезжать? Мне домой надо! Меня дома ждут!

– Как хотите! – отрезал прапор. – Мне неизвестно, что за этой херней кроется...

Может и утечка, какая-нибудь... Короче, я поехал. Ну-ка, живенько дорогу дали!

Все вокруг загалдели:

– Да ты офанарел что ли, командир? Утечка! У нас же там дома... семьи! Куда мы?

– Если утечка, почему вони нет?

Поднялся невообразимый галдеж. В одной из машин заплакал ребёнок. Прапорщик, более не вступая в дискуссию, обошел капот "уазика" и, открыв дверку, сел на место рядом с водителем. Дверка глухо захлопнулась и машина, выбросив струю выхлопа, заворочалась в снегу, заставив обступивших ее людей, попятиться.

– Ни хрена не ясно! Блин, дожили!.. Власть, тоже мне... – граждане, глухо ропща, стали рассаживаться по своим машинам.

Легковушки начали, одна за другой, выруливать и отъезжать. Илья заметил, что в одной из машин целая семья – женщина и двое детей.

Ветер, меж тем, продолжал усиливаться. Стало ещё холодней. От стены тумана стали отрываться клочья, она волновалась, словно готовясь разорваться.

– Дела!.. – уныло бормотал Марек. – Чёрт меня дёрнул запереться сегодня в институт! Ведь с утра ещё, позвонил начальнику, сказал, что не приду, заболел, мол. Всё жадность проклятая!.. Сидел бы сейчас дома, похмелялся, как все нормальные люди! Ты глянь, ветер-то, какой поднимается. И холодно, блин! Все!.. ты как хочешь, а я, назад, в институт.

Никита, собственно, не возражал, деваться-то все равно было некуда, и они пошли обратно, невольно все ускоряя шаг – мороз пробирал до костей.

Когда добрались до перекрёстка перед леском, все машины уже скопились там. К ним добавились новые, очевидно, за счёт тех, что стояли возле института. Люди не выходили из автомобилей и не выключали двигателей. Некоторые, несмотря на холод, опустили стекла и напряжённо вглядывались в ту сторону, откуда они только что приехали. Рваные клочья выхлопов, почти осязаемые в морозном воздухе, затянули весь перекресток

– Интересно, – сказал Илья, когда они проходили мимо, – этот туман, нас со всех сторон окружает, по окружности?

– Да какая разница, – отозвался Марек, стуча зубами от холода, – по окружности, или по периметру?! Ты мне лучше скажи, что это за хрень такая тут творится, и откуда она взялась на нашу голову? И почему такой мороз?

Ветер, меж тем, продолжал усиливаться и стал дуть как-то странно, порывами, налетая то спереди, то сзади. Деревья под его ударами раскачивались, с них сыпался снег.

Снежная пыль, всё сильней крутилась в лучах автомобильных фар, завивалась в вихри, а у Ильи, с каждой секундой крепло ощущение, какой-то нарочитой неправдоподобности, нереальности происходящих событий. Это было непонятно, неприятно и тревожило. Что-то новое, неизвестное, ворвалось в их жизнь, сломав привычный её ход, изменив порядок вещей.

Быстрым шагом, почти бегом, друзья домчались до института. Замерзшие до костей, они на негнущихся ногах с трудом поднялись по ступенькам. Стеклянная дверь, оказалась запертой. Они принялись трясти ее и стучать в стекло, громко при этом крича и ругаясь. Прибежала испуганная вахтёрша. Она долго вглядывалась, сквозь дверь, пытаясь понять, что за неведомые супостаты ломятся к ней среди ночи.

– Открывай тетя! – орал Марек. – Не видишь что ли?.. Свои! – и совал к её глазам, отделенным от них заиндевевшим стеклом, институтское удостоверение. Наконец, она узнала их и открыла дверь. Друзья ввалились в тамбур. Стеклянные двери на глазах зарастали льдом.

– Ну что уставилась, родная? – спросил, грубый с мороза, Марек. – Не видишь, люди чуть не замерзли на хрен?! Там на градуснике столбика не видно, минусов не хватило!

– О господи боже! – женщина вдруг начала крестится. – О господи, светопреставление, какое! О господи, боже ты мой!

– Не проснулась, что ли? – поинтересовался Марек, проходя мимо нее и открывая внутреннюю дверь стеклянного тамбура. Стуча замерзшими, до деревянного состояния, подошвами, они вошли в вестибюль. Поднялись на третий этаж, к Илье в комнату, не раздеваясь, уселись за стол.

– Батареи-суки, чуть теплые, – говорил Марек, прижимая к чугунным гармошкам замерзшие руки. – Слушай! – вдруг встрепенулся он. – У тебя ж спирт есть. Давай-ка разведём. Согреться надо, зубы аж стучат! И пожрать, что-нибудь надо... хаванины, какой-нибудь! Есть?

– Пожрать? – удивился Илья, его быстро растущим потребностям. – Может тебе ещё и женщину привести?

–Ха! – Не стал возражать Марек. – Можно и женщину... Требование одно, чтоб была горячая, как батарея! Не как эта батарея! Давай спирт скорей, а то ва-аще замёрзну, на хрен!

Илья открыл заветный сейф и извлек оттуда пятилитровую бутыль, почти доверху заполненную спиртом. Также достал мерный цилиндр, а Мареку вручил стеклянную воронку:

– Держи, я буду наливать.

Жидкость, весело журча, полилась в цилиндр.

– Больше, больше лей! – приговаривал Марек, контролируя процесс. – Этим, и кошку не согреешь!

Наконец, спирт был разведён. Илья достал из тумбочки заветные сухари, налил дистиллированной воды для запивания.

– Как древние греки! – с восторгом сообщил Марек. – Ну, за что пьём, друг Илюха?

– Тост сейчас у нас один: чтоб чертовщина эта поскорей закончилась!

– Да! За это стоит! Ну, давай! – Марек, первым ахнул свой стакан. Передернулся, захрустел сухарём.

Илья вертел стакан в руках – всё ни как не мог решиться:

– Тёплый... собака!

– Ничего, ничего, – подбадривал его Марек, – зато сразу согреешься!

Наконец Илья выпил. Скривился от гадкого вкуса свежеразведенного спирта и сразу же припал к стакану с водой.

– Первый надо без воды, – поучал Марек, – чтоб до костей продрало!

Некоторое время, они молча жевали сухари.

– Я тебе вот что скажу... – начал, наконец, Марек, но тут в дверь постучали – Кого там ещё, черти?!.. Собрались, называется, друзья в кои веки, чайку попить.

Илья, открыл дверь и обалдел. На пороге стояла Анюта, собственной персоной. В ватной фуфайке поверх белого халата. В правой руке она держала маленький, электрический фонарик. Илья с удивлением сообразил, что за всеми перипетиями последнего часа, он совсем забыл о своей несчастной любви. Анюта смерила его настороженным взглядом (Илья все еще был в застегнутом на все пуговицы пуховике, только шапку и перчатки снял), затем спросила:

– Можно войти?

– О! – заорал за спиной Ильи, Марек. – А вот и женщина! Я не разочарован. Какими судьбами к нам, Анна Ивановна? Садитесь к столу. Откушайте, чем бог послал, – он потряс мешком с сухарями. – Отпейте также...

– Надо же! – удивилась Анюта – И этот здесь. Сладкая парочка! Что бы ни случилось, они будут сидеть и пить!.. Алкаши!

– Да, действительно, что же мы сидим? – сказал Марек – Теперь, в присутствии дамы, мы будем пить только стоя!

– Трепло! – с выражением сказала она.

– Ой-ой! Фу ты-ну ты! – сделал вид, что обиделся, Марек. – А чего пришла-то к трепачам и алкашам?

– А я не к тебе пришла.

– Ну ладно всё, – вмешался, дотоле молчавший, Илья,– хватит пикироваться!

– Она первая начала обзываться! – пожаловался Марек, делая обиженную рожу.

Анюта пожала плечами и, повернувшись к Илье, спросила

– Ты хоть, можешь объяснить, что здесь происходит?

– Не только здесь! – сказал Илья, чрезвычайно довольный, что за объяснениями обратились именно к нему. Кратко, путано, неоднократно перебиваемый Мареком, он сообщил Анюте всё, что ему было известно. Впрочем, сведений этих только на краткий рассказ и хватало. Выслушав его, Анюта опустилась на стул и уронила лицо в ладони. Илье стало так жалко её, что захотелось обнять за плечи, погладить по голове, сказать на ушко какие-то ободряющие слова, способные хоть как-то утешить, успокоить...

– Вот беда-то, какая! – сказала она, совершенно убитым голосом – А я на завтра, на стрижку записалась... в три часа... Что уставились? Лучший мастер в городе. К нему фиг пробьешься! А вечером в сауну собирались. Теперь, наверное, никто работать не будет...

"Тьфу ты!... – удивленно подумал Илья, – кругом непонятно что творится, а она о причёске! И с кем это, интересно, она в сауну собралась?"

– Сочувствуем! – влез из своего угла Марек. – Мне вот завтра, к зубному назначено. К девяти. Между прочим, лучший стоматолог района! – причём по его тону невозможно было понять, серьёзно он говорит, или издевается. – Талончик могу показать, – добавил он, увидев сомнение на лицах слушающих. И даже пошарился в карманах своего чёрного пальто.

– Как вы думаете, завтра это закончится? – спросила Анюта, словно речь шла о внеплановом отключении горячей воды.

– А тебе во сколько к парикмахеру? – участливо спросил Илья.

– Я же сказала, в три, – недоверчиво ответила она.

– Как думаешь, – обратился Илья к Мареку, – к трем закончится?

– Обязательно! – без тени сомнения отозвался тот. – Я даже думаю, к двум тридцати им надо управиться, чтоб кое-кому успеть до парикмахерской добежать.

– Дурак! – констатировала Анюта, хотя уже с трудом скрывала улыбку. – Оба дураки!

– Правильно, – согласился Марек, – зато веселые! Веселые юродивые, всяко лучше мрачных. Ребята!.. предлагаю выпить! Чтоб не раскисать!

– Давайте, – поддержал его Илья – Аня, ты будешь?

– Не знаю... – Анюта с сомнением покосилась на стаканы и цилиндр с характерно пахнувшей жидкостью, – а что вы пьёте? Спирт?

– Естественно спирт! – хихикнул Марек. – Спиритус вини! Что тут ещё можно пить? Мы же в химическом институте работаем, как-никак.

– Фу, гадость! Ну, каплю, если только, чтоб нервы успокоить.

Достали ещё один стакан. Марек быстренько разлил. Чокнулись молча. Выпили.

– Какая гадость! – отдышавшись, повторила Анюта. – Ф-ф-у, как вы её пьёте?

– Так же как и ты, – пожал плечами Илья, – морщимся и пьём.

– А едите что? – она взяла двумя пальцами со стола сухарь, оглядела его со всех сторон и брезгливо положила на место. – Он же мышами объеден!

– Сама ты, мышами... – возразил Илья. – Это, наверное, Степановские дети ели.

Просто все белые сухари уже кончились, остались только чёрные.

– Ладно... – она встала, слегка покачнувшись, – подождите, сейчас что-нибудь принесу поесть.

Когда она вышла, Марек тут же пристал к Илье:

– Давай, пока её нет, выпьем ещё по одной. Да обсудим, что делать-то будем.

Они выпили.

–Ну? – спросил Марек. – Пойдём ещё раз до дому?

– Ты как хочешь... – сказал Илья, хрустя сухарём, – а я в гробу видал, ночью, по такой погоде шастать! Дождёмся утра... рассветет, тогда и пойдём.

– Ладно! – с готовностью согласился Марек. – С утра, так с утра. А сейчас-то, что будем делать? Кстати... – выпучил он, вдруг глаза, – ты такой фильм помнишь... "Послезавтра", кажется, называется. Там тоже, все раз и замерзло... мож и у нас так... холодный воздух спустился со стратосферы.

– Ладно, синоптик-кинолюбитель, – усмехнулся Илья, – завтра разберемся, что там "послезавтра". А сейчас, спать, наверное, ложится, надо... что ещё делать-то. Слушай, ты рядом сидишь, посмотри там, на термометре, сколько градусов? Что-то вроде, как, теплее стало.

Марек, взяв свечу, долго вглядывался в шкалу висевшего за окном термометра:

– Ни хрена не пойму...

– Давай я посмотрю, – вызвался Илья.

– Знаешь сколько?.. – тон у Марека был обескураженным. – Я оказывается, просто не там смотрел! Я смотрел снизу, а надо было сверху.... Пятнадцать градусов выше нуля! Прикинь!

– Да ну! – усомнился Илья. – Быть того не может! Такой дубак был! Ты, наверное, зенки-то уже залил! Протри их, как следует!

– Пошёл ты!.. – сказал Марек, вставая со стула и уступая ему место. – Иди, сам смотри!

Илья, упершись лбом в стекло, стал вглядываться в показания градусника, а Марек, стоял рядом и тыкал пальцем.

– Вот здесь смотри. Вот!

В мерцающем свете свечи, Илья, наконец, разглядел, что конец красного столбика термометра и впрямь находится, между четырнадцати и пятнадцатиградусной отметкой.

– Ни хрена себе!

– Ага! Убедился! – торжествовал Марек.

– Быть того не может! – упрямо повторил Илья. – У этого градусника, просто крыша съехала, как у тебя, и у меня... И вообще всего вокруг!

– Да ты, я смотрю, совсем отупел, мой бедный, учёный друг! Ну, хочешь, давай окно откроем. Убедимся. Оно у тебя не запечатано?

– С ума сошел? Ну, если форточку только...

– Ты глянь, – тыкал Марек пальцем в стекло, – туман-то, какой! И дождь, по-моему, пошел.

После недолгой борьбы с запечатанной форточкой, она, наконец, была открыта, при помощи длинной палки с крюком на конце. Сразу стал слышен шум дождя. Странный, незнакомый запах ворвался в комнату, ударил в ноздри. Влажный, насыщенный, он напомнил Илье летние вечера после дождя, где-то на юге, возле Чёрного моря, где он давным-давно, ещё в студенчестве, работал на уборке фруктов. Но в отличие от того, этот казался значительно сильнее и экзотичней, к нему одновременно примешивались ароматы, каких-то невероятных цветов и прелой листвы.

– Ой! – сказала, незаметно вошедшая Анюта. – Чем это у вас так пахнет?

– Оттепелью, – повернулся к ней Илья.

– Да, запашок ещё тот! – констатировал Марек. – Как плесень, обрызганная духами.

Было все ж таки ещё прохладно, тянуло сыростью, и форточку решили закрыть. Потом посидели ещё некоторое время, обсуждая произошедшее, в сотый раз, вспоминая все детали нынешнего вечера и гадая, к чему бы это и чем это, может для них обернуться. Допили спирт. Съели все принесённые Анютой пирожки, с капустой и картошкой. Разговор, как-то сам собой зашёл в тупик. Фактического материала катастрофически не хватало. Каждый думал о своем, и говорить больше не хотелось. Тогда решено было идти спать. Так как утро вечера, естественно, мудренее. Спать пошли к Мареку, так как у него в комнате стоял, каким-то образом попавший туда, ещё до появления самого Марека, невероятно старый, скрипучий диван. Хозяину комнаты, постелили в углу шикарное ложе, из фуфаек, халатов и старых штор. А Илья с Анютой, устроились на диване, укрывшись, невесть откуда взявшейся, большой белой скатертью и старым одеялом. Анюта, сразу так крепко прижалась к Илье, как будто год его не видала.

– А где же женишок-то твой? – шёпотом, с нескрываемым торжеством, спросил её Илья.

– Какой такой? – кротко, как она умела это делать, спросила Анюта, ласкаясь, как кошка. – А-а, вот ты о чём. Повесился, наверно, от горя.

– Я бы тоже повесился... – вздохнул Марек, из своего угла.

– А ты не подслушивай!

– Нужны вы мне больно! – он перевернулся на другой бок и через несколько минут, оттуда доносилось только его ровное сопение. А Илья с Анютой, задув свечку, ещё долго шептались в темноте, потом полюбили друг друга. Тихо, тихо. Когда Анюта, не смогла сдержать стона, Илья закрыл ей рот поцелуем. Чтобы Марек не слышал. А он и не слышал ничего, дрых, как суслик.